- Хорошо. Лету здесь всего час. Буду у него во второй половине дня. Мне нужно справиться с расписанием самолетов.
- Мистер Диксон ждет вас. В любое время. Ведь он никуда не выходит и почти не спит.
- Я прилечу сегодня же.
Повесив трубку, я сразу же перезвонил в аэропорт и заказал билет на послеобеденное время. Потом позвонил Сюзан Сильверман, но дома никого не оказалось. Вскоре вернулись Хоук и Кэти. У них было четыре или пять пакетов. Хоук нес что-то длинное, завернутое в коричневую бумагу.
- Прикупил новое ружье в магазине спорттоваров, - объяснил он. - После обеда займусь модернизацией этой штуковины.
Кэти поднялась наверх, забрав пакеты. Я объявил Хоуку:
- Вылетаю в Бостон после обеда. Вернусь завтра утром.
- Передай привет Сюз от меня лично, - сказал Хоук.
- Если увижу, - пообещал я.
- Что ты имеешь в виду? Ты разве не к ней летишь?
- Я должен переговорить с Диксоном. Он не решает дела по телефону.
- В конце концов, ты ешь его хлеб, - заметил Хоук. - Надеюсь, тебе не придется делать то, что тебе не по душе.
- Вы с Кэти могли бы смотаться на стадион. Если удастся найти какого-нибудь спекулянта, то купите билеты и пройдите на стадион. Мне кажется, это то самое место, где может объявиться Пауль.
- А зачем мне Кэти?
- Возможно, вместо Пауля придет Закари. Или еще кто-нибудь из тех, кого она знает. Кроме того, я не хотел бы, чтобы она оставалась одна.
- Что-то не похоже, что утром у тебя было такое же мнение.
- Ты знаешь, о чем я говорю.
Хоук хмыкнул.
- Что ты хочешь от Диксона?
- Мне необходим его авторитет. Нам нужны билеты на стадион. Нужно заручиться его поддержкой на тот случай, если нам придется, что называется, переступить грань законности. В конце концов, я обязан поставить его в известность о том, чем мы занимаемся. Это ведь его впрямую касается. Хотя заказ уже выполнен.
- Ты всегда ищешь приключений на свою голову, парень.
- Я силен как десяток молодцов, - заметил я. - Потому что мои помыслы чисты.
- Если мне попадутся Пауль, Закари или еще какая-нибудь сволочь, что мне делать?
- Попробуй задержать их.
- А если они начнут сопротивляться? Ведь я не гражданин Канады, могут возникнуть проблемы.
- Надеюсь, ты все сделаешь как надо, Хоук.
- По когтям узнают льва, шеф. Благодарю за доверие.
- Машину я не возьму, - сказал я. - Доеду до аэропорта на такси.
Пистолет я тоже оставил. Багажа со мной не было, и я не хотел терять времени на таможне. Было два пополудни, когда я вылетел из Уинтропа в направлении родного аэропорта Логан.
Прямо оттуда я взял такси до Бостона, и уже в три двадцать моя рука жала кнопку звонка у дверей знакомого дома, который я посетил месяц назад. Тот же восточного вида человек, открыв дверь, с поклоном сказал: "Прошу вас, мистер Спенсер". Неплохо, ведь он видел меня всего только раз, к тому же прошло довольно много времени. Хотя меня ждали.
Диксон сидел на прежнем месте, обозревая холмы. Кот тоже был при нем, - как всегда, спал. Такое же чувство, наверное, бывает у тех, кто возвращается с войны. Видит лужайку перед домом, людей, которые готовят ужин, и осознает, что все это происходило даже тогда, когда его не было.
Диксон только взглянул на меня, не промолвив ни слова.
- Я нашел нужных вам людей, мистер Диксон, - нарушил я молчание.
- Знаю. В пяти я абсолютно уверен. Мне достаточно вашего подтверждения в отношении остальных. Кэролл тоже следит за этим. Хотите получить деньги за первую пятерку? Кэролл рассчитается с вами.
- Это мы уладим позже, - сказал я. - Я бы хотел продолжить начатое.
- Плачу я?
- Нет.
- Тогда что привело вас сюда?
- Нужна ваша помощь.
- Кэролл сообщил, что вы нашли себе помощника. Какого-то негра.
- Мне нужна помощь другого рода.
- Что вы намерены делать? Почему вас интересует это дело? И чем я могу помочь?
- Я рассчитался с теми людьми, которые вас интересовали. Но, разобравшись, я понял, что они - только верхушка айсберга. Понял, где собака зарыта. Я нашел ядовитый зуб и хотел бы вырвать его.
- Это тоже участник убийства?
- Нет, сэр. По крайней мере, в вашем деле он не участвовал.
- Тогда мне нет до него дела.
- Но ведь он замешан в других убийствах. И возможно, его следующей жертвой станет чья-нибудь семья, а потом еще и еще.
- Чего же вы добиваетесь?
- Я хочу, чтобы вы достали мне билеты на Олимпийские игры. На все соревнования по легкой атлетике на центральном стадионе. А если я попаду в историю с официальными властями, то хотел бы сослаться на то, что работаю на вас.
- Расскажите подробнее. Не опускайте ни малейшей подробности.
- Хорошо. Существует человек по имени Пауль, фамилии я не знаю, и еще одна личность, известная мне как Закари. Именно они являются руководителями террористической организации под названием "Свобода". По моему мнению, сейчас они находятся в Монреале. И, судя по всему, готовят очередную акцию на Олимпиаде.
- Начните с самого начала.
Я рассказал все. Взгляд Диксона был неподвижен. Не двигаясь и не прерывая, он выслушал про все мои похождения в Лондоне и Копенгагене, Амстердаме и Монреале.
Когда я замолчал, Диксон нажал кнопку на подлокотнике кресла и вызвал своего восточного джина.
Затем приказал:
- Лин, принеси мне пять тысяч долларов.
Слуга молча поклонился и вышел.
Диксон обратился ко мне:
- Я заплачу и за них.
- Зачем? - возразил я. - Это мое личное дело.
- Нет, - Диксон покачал головой. - У меня много денег. Для этой цели их не жалко. Я заплачу. Если возникнут проблемы с полицией, по мере возможности я их улажу. Думаю, у нас не будет сложностей и с билетами на Олимпиаду. Когда будете уходить, оставьте Лину свой монреальский адрес. Я прикажу, чтобы билеты доставили туда.
- Мне нужно три билета на каждый день соревнований.
- Понятно.
Лин вернулся с пятьюдесятью стодолларовыми банкнотами.
- Отдай деньги Спенсеру, - приказал Диксон.
Лин протянул мне купюры. Я запросто сложил их в свой бумажник.
- Когда закончите дела, приезжайте рассказать мне подробности, попросил Диксон. Если случится так, что вы погибнете, пусть это сделает ваш черный напарник.
- Непременно, сэр.
- Надеюсь, вы приедете сами, - проговорил Диксон.
- Я и сам на это надеюсь, - заметил я. - До свидания.
Лин проводил меня до выхода. Я спросил, не вызовет ли он мне такси. Он тут же согласился. И вызвал.
Расположившись на скамье в выложенном белым камнем фойе, я ожидал машину. Когда она подошла, Лин проводил меня до такси. Я занял место рядом с водителем и сказал:
- Приятель, отвези-ка меня в Смитфилд.
- Такая поездка обойдется в кругленькую сумму.
- У меня в кармане звенит кое-какая мелочь.
- Договорились.
По извивающемуся серпантину мы спустились к шоссе номер 128. До Смитфилд а было не менее получаса езды. Часы на панели автомобиля живо тикали. Без четверти пять. Скоро она должна вернуться со своих курсов, если она их еще посещает. "Ах, Сусанна, не горюй обо мне, я вернулся домой из Канады..."
Таксист переспросил:
- Я что-то не расслышал.
- Да я так, просто напеваю, - буркнул я.
- О! Мне показалось, вы говорите что-то. Пожалуйста, не стесняйтесь, пойте себе на здоровье.
Глава 23
Я попросил таксиста подъехать к магазину "Карл Сосидж Китчен", хотя это было и не по дороге (там торговали разными мясными деликатесами из Германии), а затем к "Доннован Пэкедж Стор", чтобы взять четыре бутылки шампанского "Дом Периньон". Это серьезно уменьшило гонорар, полученный от Диксона.
Такси, мчало меня по шоссе №1 к центру города, нырнув под шатер зеленых деревьев, что служили прикрытием от горячего июльского солнца. Мимо мелькали политые водой лужайки, прогуливаемые собачки, велосипедисты на своем незамысловатом транспорте, люди, готовящие еду на свежем воздухе, бассейны, полные купающихся, утоляющие жажду и играющие в теннис. Предместья чувствовали себя вольготно. На нашем пути встречались площадки для пикников. Дым от вагончиков, где готовилось мясо, зависал над раскладными столиками, аппетитный аромат приятно щекотал ноздри. Вокруг суетились дети, собаки и продавцы воздушных шариков. Я не слышал их свистулек. Если они и насвистывали, то не для меня.
Деревянная обшивка маленького домика Сюзан выгорела до приятного серебристо-серого цвела. Перед домом цвела белая сирень. Я уплатил таксисту по счетчику и дал очень приличные чаевые. Он уехал, оставив меня на зеленой лужайке перед домом Сюзан с пакетиками, наполненными копченостями домашнего приготовления и шампанским. Медленно наплывал тихий вечер. Ее маленькой голубой "новы" не оказалось на привычном месте. Сосед с ближнего участка занимался своей лужайкой, поливая из шланга траву. Пуская воду длинной свободной струёй, он доставал серебристой дугой до самых дальних углов. Конечно, разбрызгивающая головка более удобна, но разве может она доставить столько удовольствия. Мне был симпатичен человек, который пренебрегает техническими новшествами. Он кивнул мне, когда я подошел к крыльцу. Она никогда не запирала дверь. Войдя, я обнаружил, что в доме тихо и пусто. Оказавшись в спальне, я включил кондиционер. Судя по часам, висящим над плитой в кухне, было начало седьмого.
Разбираясь с едой на кухне, я обнаружил баночку "Ютика Клаб" и с удовольствием выпил. Я привез телячий рулет, рулет с перцем, колбасу к пиву, а кроме того, ливерную колбасу по рецепту Карла, которую можно было резать или намазывать на хлеб. Думая об этих вкусностях, я чувствовал, как кровь моя течет быстрее.
Кроме того, я купил две упаковки немецкого картофельного салата, маринованных огурчиков, вестфальский ржаной хлеб и банку дюссельдорфской горчицы. Я достал китайский фарфор Сюзан и накрыл стол на кухне. У нее был фарфоровый сервиз с синими фигурками на тарелках, и мне он очень нравился. Я порезал ливерную колбасу и разложил все остальные деликатесы на подносе в произвольном порядке. В хлебнице разместились кусочки ржаного хлеба, а маринованные огурцы - в стеклянной посудине с низким зубчатым краем. Картофельный салат я выложил в миску с синим рисунком, которая, скорее всего, предназначалась для супа. Потом я отправился в комнату, где стояла посуда для торжественных случаев, и взял два фужера для шампанского, которые подарил ей на день рождения. Я поставил их в холодильник, чтобы они охладились. Помню, заплатил за пару 49 долларов. В магазине мне сказали, что делать на них гравировку "Для него" и "Для нее" считается дурным тоном. Поэтому фужеры выглядели просто. Но это были наши бокалы, и мы пили из них шампанское по особо знаменательным случаям. По крайней мере, мне так хотелось думать. Я всегда опасался, что однажды приду и увижу, как она наливает туда сок какого-нибудь авокадо.
Расхаживая по такой знакомой кухне, по дому, который, казалось, хранил тончайший аромат ее духов, я почувствовал намек на перемены и отстраненность. Пикники, ухоженные лужайки, вечер уик-энда, в который погружался пригород, усиливали этот эффект. К тому же дом, где она купалась в ванне, спала, смотрела ежедневные новости, где она ела и читала, был так реален, что все, чем я занимался, показалось мне противоестественным и противоречащим человеческой натуре. Не так давно я убил в лондонской гостинице двоих парней. Об этом было тяжело вспоминать. Пулевое ранение зажило. А вот те двое - давно в земле. Здесь эта мысль не столь тягостна. Человеку, который поливает свою лужайку длинными перекрещивающимися струями, вряд ли знакомо такое чувство.
Я открыл еще одну банку пива и пошел в ванную принять душ. Мне пришлось сдвинуть две пары колготок, которые сушились на штанге, державшей занавеску. Она пользовалась мылом "Айвори". У нее был флакон изысканного шампуня, похожего на взбитые сливки, но с нежным запахом. Пришлось и мне вымыться им. Просто Фердинанд Великолепный.
Отыскались пара кроссовок "Пума" голубого цвета с белыми полосками и мои спортивные белые брюки, которые Сюз выстирала и, погладив, повесила в один из шкафов в спальне, отведя мне отдельную половинку. Все эти вещи были здесь на тот случай, если я проводил уик-энд у Сюз. Полшкафа считались в этом доме моими. Я натянул штаны и влез в кроссовки прямо без носков. Так можно ходить, если у вас красивые лодыжки. Я уже причесывался перед зеркалом в ее спальне, когда услышал скрип покрышек приближающейся машины. Выглянул в окно. Это была ее машина. Так, она пройдет через заднюю дверь. Я прыжком занял боевую позицию в кровати, устроившись на левом боку, подперев голову рукой и уперев одну ногу в другую. Весьма соблазнительно. Левая нога вытянута, носки оттянуты. Дверь спальни приоткрыта. Сердце мое рвалось наружу. "Господи, - подумал я. - Неужели я так сентиментален? Сердце стучит, как сумасшедшее, во рту пересохло, дыхание прерывается. А ведь я только раз взглянул на тебя. И все". Услышал, как открылась дверь. Секундная тишина. Дверь закрылась. У меня заныло под ложечкой. По звуку шагов я понял, что она идет из кухни в комнату. И сразу же - в спальню. Жужжит кондиционер. И вот, наконец, она. В платье для тенниса, с ракеткой в руках, черные волосы схвачены широкой белой лентой. На губах - очень яркая помада. Ноги тронуты загаром. Кондиционер зажужжал громче. Ее лицо порозовело от игры, а на лбу еще виднелись капельки пота. Это был самый долгий период разлуки за все время нашего знакомства.
Я сообщил:
- Охотник, возвратись из джунглей, спешит под свой родимый кров.
- Судя по накрытому в кухне столу, - начала она, - ты охотился в заповедниках Германии. - Потом она бросила ракетку на прикроватную тумбочку и прыгнула на меня верхом. Обвив руками мою шею, она прильнула к моим губам и замерла. Когда она оторвалась, я лишь заметил:
- Хорошие девочки не целуются взасос.
- Тебе что, сделали операцию в Дании? От тебя пахнет парфюмерией, удивилась она.
- Да нет же. Просто я помылся твоим шампунем.
Она обрадовалась:
- О! А я-то думала! - и снова поцеловала меня.
Я скользнул рукой по ее спине, пытаясь пробраться под теннисное платье. У меня не было опыта общения с такой одеждой, и я мало в чем преуспел.
Сью приподнялась надо мной и сказала:
- Я вся потная.
- Даже если бы ты и не была потной, - прервал ее я, - то через некоторое время я бы исправил эту ошибку.
- Нет, - настаивала Сюз, - я должна принять ванну.
- Господи Боже мой, - взмолился я.
- Я этого не люблю, - твердила она свое. - Я... мне нужно.
Ее голос стал глуше.
- Господи, ну прими душ. Не обязательно ведь ванну. Иначе я могу изнасиловать твою стереоаппаратуру, пока ты будешь мыться.
- В душе испортится прическа.
- А ты представляешь, что я могу испортить за то время, пока тебя не будет?
- Я быстро, - сказала она. - Я ведь тоже давно тебя не видела.
Она выпорхнула из кровати и, включив воду, стала заполнять ванну, ту, что рядом со спальней. Потом она вернулась, задернула шторы и стала раздеваться. Я молча наблюдал. Теннисное платье оказалось сшито с трусиками.
- Ага, - воскликнул я. - Вот почему мне так не повезло, а я-то думал!
- Бедняга, - засмеялась она. - Ты имел дело с контингентом низкого уровня. При лучшем воспитании ты бы давным-давно знал, как управляться с теннисными платьями. - Под платьицем на ней были белый бюстгальтер и трусики. Она бросила на меня свой привычный взгляд; который таил девять частей из десяти невинности и одну часть чертовского лукавства, и сообщила: - Все мужчины в нашем клубе умеют это.
- А знают ли они, что делать после того, как справишься с платьем? парировал я. - И почему ты носишь сразу двое трусиков?
- Только дешевые девицы играют в теннис без нижнего белья.
Она сняла бюстгальтер.
- Или целуются взасос, - сказал я.
- О нет, - она сняла трусики. - Все в клубе так делают.
Я видел ее обнаженной бессчетное количество раз. Но никогда не терял интереса. Она не была хрупкой. Ее тело выглядело крепким - живот подтянут, а грудь не обвисла. Она смотрелась прекрасно, но всегда чувствовала себя неуютно, когда была раздета, как будто кто-то мог вломиться и поддеть ее: "Ага!"
- Сюз, иди мойся, - попросил я. - А завтра, возможно, я разнесу ваш клуб в щепки.
Она закрылась в ванной, и я услышал, как она плещется в воде.
- Если ты играешь с резиновым утенком, я утоплю тебя.
- Терпение, - крикнула она. - Я принимаю ванну с травяной пенкой, этот запах сведет тебя с ума.
- Я уже и так достаточно на взводе, - сказал я, снимая кроссовки и брюки.
Она вышла из ванной, придерживая подбородком полотенце. Оно спускалось до колен. Правой рукой Сюз отбросила полотенце в сторону, как будто открывала занавес, и сказала:
- Вот и я.
- Неплохо, - выдохнул я. - Мне нравятся люди, которые умеют сохранять форму.
Полотенце полетело в сторону, а Сюз оказалась в постели рядом со мной. Я раскрыл ей свои объятия, и она нырнула в них. Я крепко сжал руки.
- Я рада, что ты вернулся целым и невредимым, - произнесла она, приблизив свои губы к моим.
- Я тоже, - ответил я. - Ты можешь в этом убедиться...
- Итак, - поддразнивала меня Сюз, - что-то я еще не вспотела.
Я поцеловал ее. Она еще крепче прильнула ко мне, и я слышал, как она глубоко втягивает воздух и медленно выдыхает. Ее рука гладила мое бедро, а потом скользнула к спине. Пальцы замерли на моей ягодице, когда наткнулась на шрам от пулевого ранения.
Чуть оторвавшись от моих губ, Сюз спросила:
- Это что такое?
- Шрам от пули.
- Я надеялась, что тебя никто не тронет.
- Зато меня сейчас трогают, - шепнул я.
Больше мы не разговаривали.
Глава 24
- Прямо в зад? - спросила Сюз.
- Мне больше нравится называть это ранением в бедро, - ответил я.
- Еще бы, - поняла она. - Было больно?
- Очень неудобно, но не слишком серьезно, - пояснил я.
Сидя на кухне, мы ели деликатесы и запивали их шампанским. Я приоделся в кроссовки и спортивные брюки. Она надела купальный халат. На улице уже стемнело. Звуки пригорода долетали через приоткрытую заднюю дверь. Ночные бабочки бились в сетку.
- Расскажи мне. Все с самого начала.
Я положил на ломоть ржаного хлеба два куска телячьего рулета, намазал дюссельдорфской горчицей, прикрыл все это еще одним куском хлеба и откусил. Тщательно пережевал и проглотил.
- Два выстрела в зад, и я отправился в самое большое приключение в своей жизни, - расписывал я. Откусил половинку маринованного огурца. Он, конечно, плохо сочетается с шампанским, но жизнь так непредсказуема.
- Будь серьезнее, - запротестовала Сюзан. - Я хочу все знать. Тебе было трудно? Ты выглядишь усталым.
- Да, я устал, - сказал я. - Просто мозги набекрень.
- Правда?
- Конечно, правда, - подтвердил я. - Представь только все мои ахи и охи.
- Тоска, - сказала она. - А может, это были не тяжелые вздохи, а глубокая зевота?
- Вот и посочувствовала раненому человеку.
- Ладно, - примирительно сказала она. - Я рада, что рана оказалась сквозной.
Я наполнил бокалы шампанским. Поставив бутылку, поднял бокал и произнес:
- За тебя, малышка.
Она улыбнулась. Эта улыбка почти заставила меня застонать "о-о!", но я ведь достаточно приземлен, чтобы громко выражать свои чувства.
- Начинай с начала! - попросила она. - Мы расстались с тобой в аэропорту, и ты сел на самолет...
- И через восемь часов приземлился в Лондоне. Уезжать от тебя мне страшно не хотелось.
- Знаю, - сказала Сюз.
- В аэропорту меня встретил мистер Флендерс, который работает на Хью Диксона... - И я поведал ей все, что со мной произошло, о людях, которые пытались меня убить, о тех, кого убил я, и о том, что случилось дальше.
- Не удивительно, что ты так плохо выглядишь, - заключила Сюз, когда рассказ мой подошел к концу. Мы допивали последнюю бутылку шампанского, и наших деликатесов заметно поубавилось. С ней было удивительно легко разговаривать. Она схватывала все на лету, восстанавливала пропущенные места, не задавая вопросов, и, главное, была заинтересована. Она желала слушать.
- Что ты думаешь относительно Кэти? - спросил я ее.
- Ей нужен хозяин. Нужна опора. Когда ты разрушил ее опору и хозяин ее предал, она кинулась к тебе. Но когда она захотела закрепить ваши отношения, показав полное подчинение, ты оттолкнул ее. К сожалению, для нее это подчинение выражается только в сексуальных отношениях. Мне кажется, она подчинится Хоуку и будет предана ему столько, сколько будут продолжаться их личные отношения. Правда, это лишь поверхностный психоанализ. Допьем лучше шампанское и закроем этот вопрос.
- Тут, я думаю, ты права.
- Если ты рассказал все подробно и точно, то кое в чем ты верно разобрался, - размышляла Сюзан. - Конечно, она сильная, но в чем-то зажатая личность. Простота ее комнаты, бесцветная одежда и яркое белье, беззаветная преданность нацистскому абсолютизму...
- Да, она вся в этом. Своего рода мазохистка. Может, это не совсем подходящий термин. Но когда она связанная валялась на кровати с кляпом во рту, ей это доставляло удовольствие. По крайней мере, возбуждало ее, наше присутствие щекотало ей нервы. Она чуть не рехнулась, когда Хоук начал ее обыскивать, а она была беспомощна.
- Мне тоже кажется, что мазохизм - неподходящий для этого случая термин. Но она явно находит некоторую связь между сексом и беспомощностью, между беспомощностью и унижением, между унижением и удовольствием. Многие из нас имеют противоречивые наклонности к агрессии и пассивности. Если у людей нормальное детство, если они без проблем проходят юношеский период, то вырабатывают правильное отношение к этим вещам. Если же нет, происходит путаница и появляются такие вот Кэти, которые не могут разобраться в своих понятиях о пассивности. - Сюз улыбнулась. - Или такие, как ты, - довольно агрессивные.
- Но ведь галантные.
- Как ты думаешь, Хоук поддастся ей? - Сюз посмотрела на меня.
- У Хоука нет чувств, - ответил я ей. - Но у него есть правила. Если она впишется хоть в одно из них, он будет относиться к ней очень хорошо. Если же нет, будет поступать по настроению.
- Ты всерьез считаешь, что у него нет особых чувств?
- Я никогда не видел их проявления. Он всегда прекрасно выполняет порученное ему дело. Но я не помню, чтобы видел его счастливым или печальным, испуганным или ликующим. За те двадцать лет, что я знаю его, он ни разу не выразил ни малейшего признака любви или приязни. Он никогда не нервничает. Никогда не поступает опрометчиво.
- Он такой же хороший, как и ты? - Сюзан положила подбородок на сложенные руки и пристально посмотрела на меня.
- Возможно, - ответил я. - А может, даже и лучше.
- Он не убил тебя в прошлом году на мысе Код, хотя и имел такое намерение. Наверное, тогда в нем что-то шевельнулось?
- Мне кажется, он испытывает ко мне такую же любовь, как к вину, хотя не любит джин. Он отдал предпочтение мне, а не тому парню, на которого работал. Хоук рассматривает меня как вариант собственной личности. И где-то в глубине приказ убить меня по чьей-то указке противоречит его правилам. Не знаю. Но я бы тоже не смог его убить.
- Ты тоже считаешь себя в чем-то с ним схожим?
- У меня ведь есть чувства, - сказал я. - Я люблю.
- Да, это верно, - откликнулась Сюзан. - И делаешь это с большим успехом. Давай вернемся в спальню и там допьем последнюю бутылку шампанского. Продолжим наш разговор о любви, и, может, как говорят наши студенты, тебе еще раз захочется заняться этим самым.
- Сюз, - заметил я. - Я ведь не так молод, как они.
- Знаю, - ответила Сюзан. - Я воспринимаю это как вызов.
Мы вернулись в спальню, легли на кровать, тесно прижавшись друг к другу, пили шампанское и смотрели какой-то фильм по ночному каналу в темноте комнаты, овеваемой воздухом кондиционера. Жизнь, может, и переменчива, но иногда все идет как надо. Фильм по ночному каналу оказался "Великолепной семеркой". Когда Стив Маккуин, глядя на Эли Уоллака, сказал: "Мы прорвемся, дружище", - я повторил это вместе с ним.
- Сколько раз ты смотрел этот фильм? - спросила меня Сюзан.
- Не знаю. Раз шесть или семь, я думаю. Его часто показывают на последних сеансах в гостиницах.
- И как ты можешь смотреть это снова и снова!
- Я смотрю его так же, как смотрят танцы или слушают музыку. Это не просто сценарий, это жизненная позиция.
Она засмеялась в темноте.
- Не сомневаюсь, - сказала она. - Это история твоей жизни. Что там происходит, не имеет значения. Важно то, как ты смотришь на происходящее.
- Не только, - возразил я.
- Понимаю, - ответила Сюз. - У меня кончилось шампанское. Как полагаешь, ты готов, прости фривольность моего вопроса, к следующему доказательству своей любви?
Я допил шампанское.
- С маленькой помощью моих друзей.
Ее рука легко коснулась моего живота.
- Я - единственный твой друг на данный момент, дорогой мой.
- Это все, что мне нужно, - ответил я.
Глава 25
На следующее утро Сюзан отвезла меня в аэропорт. По дороге мы остановились в кафе "Данкин" и попили кофе с пирожками. Утро было ярким и теплым.
- Ночь любви сменилась утром земных радостей, - заметил я, поедая пирожки.
- А Уильям Пауэл водит Мирну Лой в "Данкин-шоп" есть пирожки?
- Что он понимает! - ответил я и поднял свою чашку с кофе, изображая тост.
Она подхватила:
- За тебя, приятель!
Я спросил:
- Откуда ты знаешь, что я собирался сказать?
- Случайно догадалась, - засмеялась она.
В машине мы почти все время молчали. Сюзан - ужасный водитель. На поворотах я постоянно упирался ногами в пол.
Когда мы остановились у аэровокзала, она произнесла:
- Боже, как мне надоело! На этот раз надолго?
- Ненадолго, - пообещал я. - Может быть, на неделю. Вернусь не позднее закрытия Олимпийских игр.
- Мистер Диксон ждет вас. В любое время. Ведь он никуда не выходит и почти не спит.
- Я прилечу сегодня же.
Повесив трубку, я сразу же перезвонил в аэропорт и заказал билет на послеобеденное время. Потом позвонил Сюзан Сильверман, но дома никого не оказалось. Вскоре вернулись Хоук и Кэти. У них было четыре или пять пакетов. Хоук нес что-то длинное, завернутое в коричневую бумагу.
- Прикупил новое ружье в магазине спорттоваров, - объяснил он. - После обеда займусь модернизацией этой штуковины.
Кэти поднялась наверх, забрав пакеты. Я объявил Хоуку:
- Вылетаю в Бостон после обеда. Вернусь завтра утром.
- Передай привет Сюз от меня лично, - сказал Хоук.
- Если увижу, - пообещал я.
- Что ты имеешь в виду? Ты разве не к ней летишь?
- Я должен переговорить с Диксоном. Он не решает дела по телефону.
- В конце концов, ты ешь его хлеб, - заметил Хоук. - Надеюсь, тебе не придется делать то, что тебе не по душе.
- Вы с Кэти могли бы смотаться на стадион. Если удастся найти какого-нибудь спекулянта, то купите билеты и пройдите на стадион. Мне кажется, это то самое место, где может объявиться Пауль.
- А зачем мне Кэти?
- Возможно, вместо Пауля придет Закари. Или еще кто-нибудь из тех, кого она знает. Кроме того, я не хотел бы, чтобы она оставалась одна.
- Что-то не похоже, что утром у тебя было такое же мнение.
- Ты знаешь, о чем я говорю.
Хоук хмыкнул.
- Что ты хочешь от Диксона?
- Мне необходим его авторитет. Нам нужны билеты на стадион. Нужно заручиться его поддержкой на тот случай, если нам придется, что называется, переступить грань законности. В конце концов, я обязан поставить его в известность о том, чем мы занимаемся. Это ведь его впрямую касается. Хотя заказ уже выполнен.
- Ты всегда ищешь приключений на свою голову, парень.
- Я силен как десяток молодцов, - заметил я. - Потому что мои помыслы чисты.
- Если мне попадутся Пауль, Закари или еще какая-нибудь сволочь, что мне делать?
- Попробуй задержать их.
- А если они начнут сопротивляться? Ведь я не гражданин Канады, могут возникнуть проблемы.
- Надеюсь, ты все сделаешь как надо, Хоук.
- По когтям узнают льва, шеф. Благодарю за доверие.
- Машину я не возьму, - сказал я. - Доеду до аэропорта на такси.
Пистолет я тоже оставил. Багажа со мной не было, и я не хотел терять времени на таможне. Было два пополудни, когда я вылетел из Уинтропа в направлении родного аэропорта Логан.
Прямо оттуда я взял такси до Бостона, и уже в три двадцать моя рука жала кнопку звонка у дверей знакомого дома, который я посетил месяц назад. Тот же восточного вида человек, открыв дверь, с поклоном сказал: "Прошу вас, мистер Спенсер". Неплохо, ведь он видел меня всего только раз, к тому же прошло довольно много времени. Хотя меня ждали.
Диксон сидел на прежнем месте, обозревая холмы. Кот тоже был при нем, - как всегда, спал. Такое же чувство, наверное, бывает у тех, кто возвращается с войны. Видит лужайку перед домом, людей, которые готовят ужин, и осознает, что все это происходило даже тогда, когда его не было.
Диксон только взглянул на меня, не промолвив ни слова.
- Я нашел нужных вам людей, мистер Диксон, - нарушил я молчание.
- Знаю. В пяти я абсолютно уверен. Мне достаточно вашего подтверждения в отношении остальных. Кэролл тоже следит за этим. Хотите получить деньги за первую пятерку? Кэролл рассчитается с вами.
- Это мы уладим позже, - сказал я. - Я бы хотел продолжить начатое.
- Плачу я?
- Нет.
- Тогда что привело вас сюда?
- Нужна ваша помощь.
- Кэролл сообщил, что вы нашли себе помощника. Какого-то негра.
- Мне нужна помощь другого рода.
- Что вы намерены делать? Почему вас интересует это дело? И чем я могу помочь?
- Я рассчитался с теми людьми, которые вас интересовали. Но, разобравшись, я понял, что они - только верхушка айсберга. Понял, где собака зарыта. Я нашел ядовитый зуб и хотел бы вырвать его.
- Это тоже участник убийства?
- Нет, сэр. По крайней мере, в вашем деле он не участвовал.
- Тогда мне нет до него дела.
- Но ведь он замешан в других убийствах. И возможно, его следующей жертвой станет чья-нибудь семья, а потом еще и еще.
- Чего же вы добиваетесь?
- Я хочу, чтобы вы достали мне билеты на Олимпийские игры. На все соревнования по легкой атлетике на центральном стадионе. А если я попаду в историю с официальными властями, то хотел бы сослаться на то, что работаю на вас.
- Расскажите подробнее. Не опускайте ни малейшей подробности.
- Хорошо. Существует человек по имени Пауль, фамилии я не знаю, и еще одна личность, известная мне как Закари. Именно они являются руководителями террористической организации под названием "Свобода". По моему мнению, сейчас они находятся в Монреале. И, судя по всему, готовят очередную акцию на Олимпиаде.
- Начните с самого начала.
Я рассказал все. Взгляд Диксона был неподвижен. Не двигаясь и не прерывая, он выслушал про все мои похождения в Лондоне и Копенгагене, Амстердаме и Монреале.
Когда я замолчал, Диксон нажал кнопку на подлокотнике кресла и вызвал своего восточного джина.
Затем приказал:
- Лин, принеси мне пять тысяч долларов.
Слуга молча поклонился и вышел.
Диксон обратился ко мне:
- Я заплачу и за них.
- Зачем? - возразил я. - Это мое личное дело.
- Нет, - Диксон покачал головой. - У меня много денег. Для этой цели их не жалко. Я заплачу. Если возникнут проблемы с полицией, по мере возможности я их улажу. Думаю, у нас не будет сложностей и с билетами на Олимпиаду. Когда будете уходить, оставьте Лину свой монреальский адрес. Я прикажу, чтобы билеты доставили туда.
- Мне нужно три билета на каждый день соревнований.
- Понятно.
Лин вернулся с пятьюдесятью стодолларовыми банкнотами.
- Отдай деньги Спенсеру, - приказал Диксон.
Лин протянул мне купюры. Я запросто сложил их в свой бумажник.
- Когда закончите дела, приезжайте рассказать мне подробности, попросил Диксон. Если случится так, что вы погибнете, пусть это сделает ваш черный напарник.
- Непременно, сэр.
- Надеюсь, вы приедете сами, - проговорил Диксон.
- Я и сам на это надеюсь, - заметил я. - До свидания.
Лин проводил меня до выхода. Я спросил, не вызовет ли он мне такси. Он тут же согласился. И вызвал.
Расположившись на скамье в выложенном белым камнем фойе, я ожидал машину. Когда она подошла, Лин проводил меня до такси. Я занял место рядом с водителем и сказал:
- Приятель, отвези-ка меня в Смитфилд.
- Такая поездка обойдется в кругленькую сумму.
- У меня в кармане звенит кое-какая мелочь.
- Договорились.
По извивающемуся серпантину мы спустились к шоссе номер 128. До Смитфилд а было не менее получаса езды. Часы на панели автомобиля живо тикали. Без четверти пять. Скоро она должна вернуться со своих курсов, если она их еще посещает. "Ах, Сусанна, не горюй обо мне, я вернулся домой из Канады..."
Таксист переспросил:
- Я что-то не расслышал.
- Да я так, просто напеваю, - буркнул я.
- О! Мне показалось, вы говорите что-то. Пожалуйста, не стесняйтесь, пойте себе на здоровье.
Глава 23
Я попросил таксиста подъехать к магазину "Карл Сосидж Китчен", хотя это было и не по дороге (там торговали разными мясными деликатесами из Германии), а затем к "Доннован Пэкедж Стор", чтобы взять четыре бутылки шампанского "Дом Периньон". Это серьезно уменьшило гонорар, полученный от Диксона.
Такси, мчало меня по шоссе №1 к центру города, нырнув под шатер зеленых деревьев, что служили прикрытием от горячего июльского солнца. Мимо мелькали политые водой лужайки, прогуливаемые собачки, велосипедисты на своем незамысловатом транспорте, люди, готовящие еду на свежем воздухе, бассейны, полные купающихся, утоляющие жажду и играющие в теннис. Предместья чувствовали себя вольготно. На нашем пути встречались площадки для пикников. Дым от вагончиков, где готовилось мясо, зависал над раскладными столиками, аппетитный аромат приятно щекотал ноздри. Вокруг суетились дети, собаки и продавцы воздушных шариков. Я не слышал их свистулек. Если они и насвистывали, то не для меня.
Деревянная обшивка маленького домика Сюзан выгорела до приятного серебристо-серого цвела. Перед домом цвела белая сирень. Я уплатил таксисту по счетчику и дал очень приличные чаевые. Он уехал, оставив меня на зеленой лужайке перед домом Сюзан с пакетиками, наполненными копченостями домашнего приготовления и шампанским. Медленно наплывал тихий вечер. Ее маленькой голубой "новы" не оказалось на привычном месте. Сосед с ближнего участка занимался своей лужайкой, поливая из шланга траву. Пуская воду длинной свободной струёй, он доставал серебристой дугой до самых дальних углов. Конечно, разбрызгивающая головка более удобна, но разве может она доставить столько удовольствия. Мне был симпатичен человек, который пренебрегает техническими новшествами. Он кивнул мне, когда я подошел к крыльцу. Она никогда не запирала дверь. Войдя, я обнаружил, что в доме тихо и пусто. Оказавшись в спальне, я включил кондиционер. Судя по часам, висящим над плитой в кухне, было начало седьмого.
Разбираясь с едой на кухне, я обнаружил баночку "Ютика Клаб" и с удовольствием выпил. Я привез телячий рулет, рулет с перцем, колбасу к пиву, а кроме того, ливерную колбасу по рецепту Карла, которую можно было резать или намазывать на хлеб. Думая об этих вкусностях, я чувствовал, как кровь моя течет быстрее.
Кроме того, я купил две упаковки немецкого картофельного салата, маринованных огурчиков, вестфальский ржаной хлеб и банку дюссельдорфской горчицы. Я достал китайский фарфор Сюзан и накрыл стол на кухне. У нее был фарфоровый сервиз с синими фигурками на тарелках, и мне он очень нравился. Я порезал ливерную колбасу и разложил все остальные деликатесы на подносе в произвольном порядке. В хлебнице разместились кусочки ржаного хлеба, а маринованные огурцы - в стеклянной посудине с низким зубчатым краем. Картофельный салат я выложил в миску с синим рисунком, которая, скорее всего, предназначалась для супа. Потом я отправился в комнату, где стояла посуда для торжественных случаев, и взял два фужера для шампанского, которые подарил ей на день рождения. Я поставил их в холодильник, чтобы они охладились. Помню, заплатил за пару 49 долларов. В магазине мне сказали, что делать на них гравировку "Для него" и "Для нее" считается дурным тоном. Поэтому фужеры выглядели просто. Но это были наши бокалы, и мы пили из них шампанское по особо знаменательным случаям. По крайней мере, мне так хотелось думать. Я всегда опасался, что однажды приду и увижу, как она наливает туда сок какого-нибудь авокадо.
Расхаживая по такой знакомой кухне, по дому, который, казалось, хранил тончайший аромат ее духов, я почувствовал намек на перемены и отстраненность. Пикники, ухоженные лужайки, вечер уик-энда, в который погружался пригород, усиливали этот эффект. К тому же дом, где она купалась в ванне, спала, смотрела ежедневные новости, где она ела и читала, был так реален, что все, чем я занимался, показалось мне противоестественным и противоречащим человеческой натуре. Не так давно я убил в лондонской гостинице двоих парней. Об этом было тяжело вспоминать. Пулевое ранение зажило. А вот те двое - давно в земле. Здесь эта мысль не столь тягостна. Человеку, который поливает свою лужайку длинными перекрещивающимися струями, вряд ли знакомо такое чувство.
Я открыл еще одну банку пива и пошел в ванную принять душ. Мне пришлось сдвинуть две пары колготок, которые сушились на штанге, державшей занавеску. Она пользовалась мылом "Айвори". У нее был флакон изысканного шампуня, похожего на взбитые сливки, но с нежным запахом. Пришлось и мне вымыться им. Просто Фердинанд Великолепный.
Отыскались пара кроссовок "Пума" голубого цвета с белыми полосками и мои спортивные белые брюки, которые Сюз выстирала и, погладив, повесила в один из шкафов в спальне, отведя мне отдельную половинку. Все эти вещи были здесь на тот случай, если я проводил уик-энд у Сюз. Полшкафа считались в этом доме моими. Я натянул штаны и влез в кроссовки прямо без носков. Так можно ходить, если у вас красивые лодыжки. Я уже причесывался перед зеркалом в ее спальне, когда услышал скрип покрышек приближающейся машины. Выглянул в окно. Это была ее машина. Так, она пройдет через заднюю дверь. Я прыжком занял боевую позицию в кровати, устроившись на левом боку, подперев голову рукой и уперев одну ногу в другую. Весьма соблазнительно. Левая нога вытянута, носки оттянуты. Дверь спальни приоткрыта. Сердце мое рвалось наружу. "Господи, - подумал я. - Неужели я так сентиментален? Сердце стучит, как сумасшедшее, во рту пересохло, дыхание прерывается. А ведь я только раз взглянул на тебя. И все". Услышал, как открылась дверь. Секундная тишина. Дверь закрылась. У меня заныло под ложечкой. По звуку шагов я понял, что она идет из кухни в комнату. И сразу же - в спальню. Жужжит кондиционер. И вот, наконец, она. В платье для тенниса, с ракеткой в руках, черные волосы схвачены широкой белой лентой. На губах - очень яркая помада. Ноги тронуты загаром. Кондиционер зажужжал громче. Ее лицо порозовело от игры, а на лбу еще виднелись капельки пота. Это был самый долгий период разлуки за все время нашего знакомства.
Я сообщил:
- Охотник, возвратись из джунглей, спешит под свой родимый кров.
- Судя по накрытому в кухне столу, - начала она, - ты охотился в заповедниках Германии. - Потом она бросила ракетку на прикроватную тумбочку и прыгнула на меня верхом. Обвив руками мою шею, она прильнула к моим губам и замерла. Когда она оторвалась, я лишь заметил:
- Хорошие девочки не целуются взасос.
- Тебе что, сделали операцию в Дании? От тебя пахнет парфюмерией, удивилась она.
- Да нет же. Просто я помылся твоим шампунем.
Она обрадовалась:
- О! А я-то думала! - и снова поцеловала меня.
Я скользнул рукой по ее спине, пытаясь пробраться под теннисное платье. У меня не было опыта общения с такой одеждой, и я мало в чем преуспел.
Сью приподнялась надо мной и сказала:
- Я вся потная.
- Даже если бы ты и не была потной, - прервал ее я, - то через некоторое время я бы исправил эту ошибку.
- Нет, - настаивала Сюз, - я должна принять ванну.
- Господи Боже мой, - взмолился я.
- Я этого не люблю, - твердила она свое. - Я... мне нужно.
Ее голос стал глуше.
- Господи, ну прими душ. Не обязательно ведь ванну. Иначе я могу изнасиловать твою стереоаппаратуру, пока ты будешь мыться.
- В душе испортится прическа.
- А ты представляешь, что я могу испортить за то время, пока тебя не будет?
- Я быстро, - сказала она. - Я ведь тоже давно тебя не видела.
Она выпорхнула из кровати и, включив воду, стала заполнять ванну, ту, что рядом со спальней. Потом она вернулась, задернула шторы и стала раздеваться. Я молча наблюдал. Теннисное платье оказалось сшито с трусиками.
- Ага, - воскликнул я. - Вот почему мне так не повезло, а я-то думал!
- Бедняга, - засмеялась она. - Ты имел дело с контингентом низкого уровня. При лучшем воспитании ты бы давным-давно знал, как управляться с теннисными платьями. - Под платьицем на ней были белый бюстгальтер и трусики. Она бросила на меня свой привычный взгляд; который таил девять частей из десяти невинности и одну часть чертовского лукавства, и сообщила: - Все мужчины в нашем клубе умеют это.
- А знают ли они, что делать после того, как справишься с платьем? парировал я. - И почему ты носишь сразу двое трусиков?
- Только дешевые девицы играют в теннис без нижнего белья.
Она сняла бюстгальтер.
- Или целуются взасос, - сказал я.
- О нет, - она сняла трусики. - Все в клубе так делают.
Я видел ее обнаженной бессчетное количество раз. Но никогда не терял интереса. Она не была хрупкой. Ее тело выглядело крепким - живот подтянут, а грудь не обвисла. Она смотрелась прекрасно, но всегда чувствовала себя неуютно, когда была раздета, как будто кто-то мог вломиться и поддеть ее: "Ага!"
- Сюз, иди мойся, - попросил я. - А завтра, возможно, я разнесу ваш клуб в щепки.
Она закрылась в ванной, и я услышал, как она плещется в воде.
- Если ты играешь с резиновым утенком, я утоплю тебя.
- Терпение, - крикнула она. - Я принимаю ванну с травяной пенкой, этот запах сведет тебя с ума.
- Я уже и так достаточно на взводе, - сказал я, снимая кроссовки и брюки.
Она вышла из ванной, придерживая подбородком полотенце. Оно спускалось до колен. Правой рукой Сюз отбросила полотенце в сторону, как будто открывала занавес, и сказала:
- Вот и я.
- Неплохо, - выдохнул я. - Мне нравятся люди, которые умеют сохранять форму.
Полотенце полетело в сторону, а Сюз оказалась в постели рядом со мной. Я раскрыл ей свои объятия, и она нырнула в них. Я крепко сжал руки.
- Я рада, что ты вернулся целым и невредимым, - произнесла она, приблизив свои губы к моим.
- Я тоже, - ответил я. - Ты можешь в этом убедиться...
- Итак, - поддразнивала меня Сюз, - что-то я еще не вспотела.
Я поцеловал ее. Она еще крепче прильнула ко мне, и я слышал, как она глубоко втягивает воздух и медленно выдыхает. Ее рука гладила мое бедро, а потом скользнула к спине. Пальцы замерли на моей ягодице, когда наткнулась на шрам от пулевого ранения.
Чуть оторвавшись от моих губ, Сюз спросила:
- Это что такое?
- Шрам от пули.
- Я надеялась, что тебя никто не тронет.
- Зато меня сейчас трогают, - шепнул я.
Больше мы не разговаривали.
Глава 24
- Прямо в зад? - спросила Сюз.
- Мне больше нравится называть это ранением в бедро, - ответил я.
- Еще бы, - поняла она. - Было больно?
- Очень неудобно, но не слишком серьезно, - пояснил я.
Сидя на кухне, мы ели деликатесы и запивали их шампанским. Я приоделся в кроссовки и спортивные брюки. Она надела купальный халат. На улице уже стемнело. Звуки пригорода долетали через приоткрытую заднюю дверь. Ночные бабочки бились в сетку.
- Расскажи мне. Все с самого начала.
Я положил на ломоть ржаного хлеба два куска телячьего рулета, намазал дюссельдорфской горчицей, прикрыл все это еще одним куском хлеба и откусил. Тщательно пережевал и проглотил.
- Два выстрела в зад, и я отправился в самое большое приключение в своей жизни, - расписывал я. Откусил половинку маринованного огурца. Он, конечно, плохо сочетается с шампанским, но жизнь так непредсказуема.
- Будь серьезнее, - запротестовала Сюзан. - Я хочу все знать. Тебе было трудно? Ты выглядишь усталым.
- Да, я устал, - сказал я. - Просто мозги набекрень.
- Правда?
- Конечно, правда, - подтвердил я. - Представь только все мои ахи и охи.
- Тоска, - сказала она. - А может, это были не тяжелые вздохи, а глубокая зевота?
- Вот и посочувствовала раненому человеку.
- Ладно, - примирительно сказала она. - Я рада, что рана оказалась сквозной.
Я наполнил бокалы шампанским. Поставив бутылку, поднял бокал и произнес:
- За тебя, малышка.
Она улыбнулась. Эта улыбка почти заставила меня застонать "о-о!", но я ведь достаточно приземлен, чтобы громко выражать свои чувства.
- Начинай с начала! - попросила она. - Мы расстались с тобой в аэропорту, и ты сел на самолет...
- И через восемь часов приземлился в Лондоне. Уезжать от тебя мне страшно не хотелось.
- Знаю, - сказала Сюз.
- В аэропорту меня встретил мистер Флендерс, который работает на Хью Диксона... - И я поведал ей все, что со мной произошло, о людях, которые пытались меня убить, о тех, кого убил я, и о том, что случилось дальше.
- Не удивительно, что ты так плохо выглядишь, - заключила Сюз, когда рассказ мой подошел к концу. Мы допивали последнюю бутылку шампанского, и наших деликатесов заметно поубавилось. С ней было удивительно легко разговаривать. Она схватывала все на лету, восстанавливала пропущенные места, не задавая вопросов, и, главное, была заинтересована. Она желала слушать.
- Что ты думаешь относительно Кэти? - спросил я ее.
- Ей нужен хозяин. Нужна опора. Когда ты разрушил ее опору и хозяин ее предал, она кинулась к тебе. Но когда она захотела закрепить ваши отношения, показав полное подчинение, ты оттолкнул ее. К сожалению, для нее это подчинение выражается только в сексуальных отношениях. Мне кажется, она подчинится Хоуку и будет предана ему столько, сколько будут продолжаться их личные отношения. Правда, это лишь поверхностный психоанализ. Допьем лучше шампанское и закроем этот вопрос.
- Тут, я думаю, ты права.
- Если ты рассказал все подробно и точно, то кое в чем ты верно разобрался, - размышляла Сюзан. - Конечно, она сильная, но в чем-то зажатая личность. Простота ее комнаты, бесцветная одежда и яркое белье, беззаветная преданность нацистскому абсолютизму...
- Да, она вся в этом. Своего рода мазохистка. Может, это не совсем подходящий термин. Но когда она связанная валялась на кровати с кляпом во рту, ей это доставляло удовольствие. По крайней мере, возбуждало ее, наше присутствие щекотало ей нервы. Она чуть не рехнулась, когда Хоук начал ее обыскивать, а она была беспомощна.
- Мне тоже кажется, что мазохизм - неподходящий для этого случая термин. Но она явно находит некоторую связь между сексом и беспомощностью, между беспомощностью и унижением, между унижением и удовольствием. Многие из нас имеют противоречивые наклонности к агрессии и пассивности. Если у людей нормальное детство, если они без проблем проходят юношеский период, то вырабатывают правильное отношение к этим вещам. Если же нет, происходит путаница и появляются такие вот Кэти, которые не могут разобраться в своих понятиях о пассивности. - Сюз улыбнулась. - Или такие, как ты, - довольно агрессивные.
- Но ведь галантные.
- Как ты думаешь, Хоук поддастся ей? - Сюз посмотрела на меня.
- У Хоука нет чувств, - ответил я ей. - Но у него есть правила. Если она впишется хоть в одно из них, он будет относиться к ней очень хорошо. Если же нет, будет поступать по настроению.
- Ты всерьез считаешь, что у него нет особых чувств?
- Я никогда не видел их проявления. Он всегда прекрасно выполняет порученное ему дело. Но я не помню, чтобы видел его счастливым или печальным, испуганным или ликующим. За те двадцать лет, что я знаю его, он ни разу не выразил ни малейшего признака любви или приязни. Он никогда не нервничает. Никогда не поступает опрометчиво.
- Он такой же хороший, как и ты? - Сюзан положила подбородок на сложенные руки и пристально посмотрела на меня.
- Возможно, - ответил я. - А может, даже и лучше.
- Он не убил тебя в прошлом году на мысе Код, хотя и имел такое намерение. Наверное, тогда в нем что-то шевельнулось?
- Мне кажется, он испытывает ко мне такую же любовь, как к вину, хотя не любит джин. Он отдал предпочтение мне, а не тому парню, на которого работал. Хоук рассматривает меня как вариант собственной личности. И где-то в глубине приказ убить меня по чьей-то указке противоречит его правилам. Не знаю. Но я бы тоже не смог его убить.
- Ты тоже считаешь себя в чем-то с ним схожим?
- У меня ведь есть чувства, - сказал я. - Я люблю.
- Да, это верно, - откликнулась Сюзан. - И делаешь это с большим успехом. Давай вернемся в спальню и там допьем последнюю бутылку шампанского. Продолжим наш разговор о любви, и, может, как говорят наши студенты, тебе еще раз захочется заняться этим самым.
- Сюз, - заметил я. - Я ведь не так молод, как они.
- Знаю, - ответила Сюзан. - Я воспринимаю это как вызов.
Мы вернулись в спальню, легли на кровать, тесно прижавшись друг к другу, пили шампанское и смотрели какой-то фильм по ночному каналу в темноте комнаты, овеваемой воздухом кондиционера. Жизнь, может, и переменчива, но иногда все идет как надо. Фильм по ночному каналу оказался "Великолепной семеркой". Когда Стив Маккуин, глядя на Эли Уоллака, сказал: "Мы прорвемся, дружище", - я повторил это вместе с ним.
- Сколько раз ты смотрел этот фильм? - спросила меня Сюзан.
- Не знаю. Раз шесть или семь, я думаю. Его часто показывают на последних сеансах в гостиницах.
- И как ты можешь смотреть это снова и снова!
- Я смотрю его так же, как смотрят танцы или слушают музыку. Это не просто сценарий, это жизненная позиция.
Она засмеялась в темноте.
- Не сомневаюсь, - сказала она. - Это история твоей жизни. Что там происходит, не имеет значения. Важно то, как ты смотришь на происходящее.
- Не только, - возразил я.
- Понимаю, - ответила Сюз. - У меня кончилось шампанское. Как полагаешь, ты готов, прости фривольность моего вопроса, к следующему доказательству своей любви?
Я допил шампанское.
- С маленькой помощью моих друзей.
Ее рука легко коснулась моего живота.
- Я - единственный твой друг на данный момент, дорогой мой.
- Это все, что мне нужно, - ответил я.
Глава 25
На следующее утро Сюзан отвезла меня в аэропорт. По дороге мы остановились в кафе "Данкин" и попили кофе с пирожками. Утро было ярким и теплым.
- Ночь любви сменилась утром земных радостей, - заметил я, поедая пирожки.
- А Уильям Пауэл водит Мирну Лой в "Данкин-шоп" есть пирожки?
- Что он понимает! - ответил я и поднял свою чашку с кофе, изображая тост.
Она подхватила:
- За тебя, приятель!
Я спросил:
- Откуда ты знаешь, что я собирался сказать?
- Случайно догадалась, - засмеялась она.
В машине мы почти все время молчали. Сюзан - ужасный водитель. На поворотах я постоянно упирался ногами в пол.
Когда мы остановились у аэровокзала, она произнесла:
- Боже, как мне надоело! На этот раз надолго?
- Ненадолго, - пообещал я. - Может быть, на неделю. Вернусь не позднее закрытия Олимпийских игр.