— Когда-нибудь тебя точно пришьют, малыш.
— И все равно мы поступим так, как я считаю нужным, Хоук.
— Ты платишь деньги, следовательно, ты заказываешь музыку. — Он натянул рубашку.
Мы доели остатки затянувшегося за полночь ужина в полной тишине.
— Итак, Кэти. Кстати, это твое настоящее имя?
— Одно из имен.
— Знаешь, я привык думать о тебе, называя именно этим именем, поэтому оставим его.
Она согласилась. Глаза ее покраснели, но слезы уже высохли. Она резко отбросила напряженность и обмякла и внешне, и внутренне.
— Расскажи мне о себе и своей группе, Кэти.
— Я вам ничего не скажу.
— Почему? Перед кем ты должна сохранять тайну? Кому ты так верна?
Она упрямо смотрела вниз.
— Расскажи мне о себе и членах своей группы.
— Это группа Пауля.
— С какой целью она была создана?
— С целью оставить Африку континентом для белой расы.
Хоук фыркнул.
— Оставить, — повторил я.
— Белые должны держать власть в своих руках. Нельзя позволить черным уничтожить достижения цивилизации, которых добились там белые, — она не смотрела на Хоука.
— И каким же образом эти цели связаны со взрывом и убийством людей в лондонском ресторане?
— Британцы вели неправильную политику в отношении Родезии и Южной Африки. Это им в наказание.
Хоук встал и подошел к окну. Он смотрел на улицу и насвистывал один из своих любимых блюзов.
— Чем вы занимались в Англии?
— Формированием английской организации. Меня Пауль послал туда.
— Какая-нибудь связь с ирландскими группировками?
— Нет.
— А попытки были?
— Да.
— Я знаю, что они занимаются только проблемами, касающимися Ирландии. Лелеют свою ненависть к Англии и не тратятся попусту. Сколько членов вашей организации осталось в Англии? — был мой следующий вопрос.
— Нисколько. Вы ликвидировали там всех наших.
— И собираемся отправить туда же всех остальных, — раздался голос Хоука, стоявшего у окна.
Кэти посмотрела в его сторону.
— Зачем слиняла в Копенгаген?
— Не понимаю.
— Почему ты отправилась из Лондона именно в Данию?
— Пауль был там в тот момент.
— Чем же он занимался?
— Иногда он там просто живет. У него много адресов, и это один из них.
— Имеешь в виду квартиру на Калверстраат?
— Да.
— Это ты заметила слежку?
— Нет. Пауль. Он очень осторожен.
Я посмотрел на Хоука. Тот понял немой вопрос:
— Мастер. Я его не заметил.
— Ну и?..
— Он позвонил мне и приказал никуда не выходить. А сам следил за вами, пока вы следили за мной. Когда вы ушли вечером к себе, он пришел на квартиру.
— Когда это было?
— Вчера.
— И вы покинули эту квартиру?
— Да, отправились к Паулю.
— А сегодня, пока мы крутились около пустого дома, он привез тебя и двух смертников сюда?
— Да, Мило и Энтони. Они думали, что мы готовим новую засаду. Вообще-то и я так думала.
— Но когда вы пришли, Пауль пустил Мило и Энтони в расход?
— Что? Я не поняла...
— Пауль застрелил этих двоих?
— Пауль и еще один человек по имени Закари. Пауль сказал, что пришло время для искупительной жертвы. После этого он связал меня, заклеил мне рот лентой и оставил вам на расправу. При этом добавил, что сожалеет.
— Какой у него адрес?
— Это уже не имеет никакого значения. Их там нет.
— Говори.
— Квартира на Принпенграхт. — Она назвала нам номер дома. Я взглянул на Хоука.
Он все понял, сунул обрез в наплечную кобуру, надел пиджак и вышел. Вообще-то Хоуку обрез требовался гораздо меньше, чем большинству людей.
— Каковы планы Пауля?
— Не знаю.
— Ну хоть что-то ты должна знать. Еще до вчерашнего дня ты была его возлюбленной.
Ее глаза наполнились слезами.
— Теперь ты должна привыкнуть к мысли, что любовь кончилась.
Она со вздохом кивнула.
— Итак, неужели, будучи до вчерашнего дня его любовницей, ты не была посвящена в его планы?
— Он заранее ни о чем не рассказывал. Как только дело было подготовлено, он сообщал нам, что каждый должен делать, но не более того.
— Значит, вы были не в курсе, что произойдет завтра?
— Я не совсем понимаю.
— Вы не знали, что вам предстоит на следующий день?
— Да.
— А почему ты думаешь, что его сейчас нет на Принценграхт?
— Когда твой черный напарник явится туда, там будет пусто.
— Его имя Хоук, — напомнил я ей.
Она понимающе кивнула.
— Если бы полиция выследила вашу организацию или накрыла квартиру на Принценграхт, куда бы отправились уцелевшие?
— У нас существует система оповещения. Каждый член связан с двумя другими.
— Кому могла позвонить ты?
— Мило и Энтони.
— Хреново.
— Ничем не могу помочь.
— Наверное, — задумчиво произнес я. Скорее всего, она говорила правду. Я выжал из нее все, что можно.
Глава 20
Глава 21
Глава 22
— И все равно мы поступим так, как я считаю нужным, Хоук.
— Ты платишь деньги, следовательно, ты заказываешь музыку. — Он натянул рубашку.
Мы доели остатки затянувшегося за полночь ужина в полной тишине.
— Итак, Кэти. Кстати, это твое настоящее имя?
— Одно из имен.
— Знаешь, я привык думать о тебе, называя именно этим именем, поэтому оставим его.
Она согласилась. Глаза ее покраснели, но слезы уже высохли. Она резко отбросила напряженность и обмякла и внешне, и внутренне.
— Расскажи мне о себе и своей группе, Кэти.
— Я вам ничего не скажу.
— Почему? Перед кем ты должна сохранять тайну? Кому ты так верна?
Она упрямо смотрела вниз.
— Расскажи мне о себе и членах своей группы.
— Это группа Пауля.
— С какой целью она была создана?
— С целью оставить Африку континентом для белой расы.
Хоук фыркнул.
— Оставить, — повторил я.
— Белые должны держать власть в своих руках. Нельзя позволить черным уничтожить достижения цивилизации, которых добились там белые, — она не смотрела на Хоука.
— И каким же образом эти цели связаны со взрывом и убийством людей в лондонском ресторане?
— Британцы вели неправильную политику в отношении Родезии и Южной Африки. Это им в наказание.
Хоук встал и подошел к окну. Он смотрел на улицу и насвистывал один из своих любимых блюзов.
— Чем вы занимались в Англии?
— Формированием английской организации. Меня Пауль послал туда.
— Какая-нибудь связь с ирландскими группировками?
— Нет.
— А попытки были?
— Да.
— Я знаю, что они занимаются только проблемами, касающимися Ирландии. Лелеют свою ненависть к Англии и не тратятся попусту. Сколько членов вашей организации осталось в Англии? — был мой следующий вопрос.
— Нисколько. Вы ликвидировали там всех наших.
— И собираемся отправить туда же всех остальных, — раздался голос Хоука, стоявшего у окна.
Кэти посмотрела в его сторону.
— Зачем слиняла в Копенгаген?
— Не понимаю.
— Почему ты отправилась из Лондона именно в Данию?
— Пауль был там в тот момент.
— Чем же он занимался?
— Иногда он там просто живет. У него много адресов, и это один из них.
— Имеешь в виду квартиру на Калверстраат?
— Да.
— Это ты заметила слежку?
— Нет. Пауль. Он очень осторожен.
Я посмотрел на Хоука. Тот понял немой вопрос:
— Мастер. Я его не заметил.
— Ну и?..
— Он позвонил мне и приказал никуда не выходить. А сам следил за вами, пока вы следили за мной. Когда вы ушли вечером к себе, он пришел на квартиру.
— Когда это было?
— Вчера.
— И вы покинули эту квартиру?
— Да, отправились к Паулю.
— А сегодня, пока мы крутились около пустого дома, он привез тебя и двух смертников сюда?
— Да, Мило и Энтони. Они думали, что мы готовим новую засаду. Вообще-то и я так думала.
— Но когда вы пришли, Пауль пустил Мило и Энтони в расход?
— Что? Я не поняла...
— Пауль застрелил этих двоих?
— Пауль и еще один человек по имени Закари. Пауль сказал, что пришло время для искупительной жертвы. После этого он связал меня, заклеил мне рот лентой и оставил вам на расправу. При этом добавил, что сожалеет.
— Какой у него адрес?
— Это уже не имеет никакого значения. Их там нет.
— Говори.
— Квартира на Принпенграхт. — Она назвала нам номер дома. Я взглянул на Хоука.
Он все понял, сунул обрез в наплечную кобуру, надел пиджак и вышел. Вообще-то Хоуку обрез требовался гораздо меньше, чем большинству людей.
— Каковы планы Пауля?
— Не знаю.
— Ну хоть что-то ты должна знать. Еще до вчерашнего дня ты была его возлюбленной.
Ее глаза наполнились слезами.
— Теперь ты должна привыкнуть к мысли, что любовь кончилась.
Она со вздохом кивнула.
— Итак, неужели, будучи до вчерашнего дня его любовницей, ты не была посвящена в его планы?
— Он заранее ни о чем не рассказывал. Как только дело было подготовлено, он сообщал нам, что каждый должен делать, но не более того.
— Значит, вы были не в курсе, что произойдет завтра?
— Я не совсем понимаю.
— Вы не знали, что вам предстоит на следующий день?
— Да.
— А почему ты думаешь, что его сейчас нет на Принценграхт?
— Когда твой черный напарник явится туда, там будет пусто.
— Его имя Хоук, — напомнил я ей.
Она понимающе кивнула.
— Если бы полиция выследила вашу организацию или накрыла квартиру на Принценграхт, куда бы отправились уцелевшие?
— У нас существует система оповещения. Каждый член связан с двумя другими.
— Кому могла позвонить ты?
— Мило и Энтони.
— Хреново.
— Ничем не могу помочь.
— Наверное, — задумчиво произнес я. Скорее всего, она говорила правду. Я выжал из нее все, что можно.
Глава 20
Хоук вернулся менее чем через полчаса. Войдя, он сразу же отрицательно качнул головой.
— Смылись? — спросил я.
— Ага.
— Улики?
Хоук удивился:
— Улики?
— Ну да. Например, расписание самолетов с подчеркнутым рейсом на Бейрут. Подтверждение брони из парижского «Хилтона». Несколько рекламных проспектов из Калифорнии, графства Орандж. И звучащие аккорды пианино в соседней комнате. Улики, Хоук.
— Улик никаких, шеф.
— Кто-нибудь видел, как они уходили?
— Никто.
— Единственное, что нам точно известно, это то, что на Принценграхт его явно нет. Следов присутствия Пауля в нашем номере тоже не заметно.
— Его не было, когда я проверял тот адрес. Она сказала тебе что-нибудь стоящее?
— Все, что ей было известно.
— Может, тебе просто хочется в это верить, а? Я бы ей не доверял.
— Мы сделали все что смогли. Хочешь еще вина? Я заказал, пока тебя не было.
— С удовольствием.
Я налил в стакан Хоку и немного Кэти.
— Хорошо, малышка, — обратился я к Кэти. — Твой приятель смылся и оставил нам тебя в подарок. Где же он может быть?
— Где угодно, — сказала она. Лицо ее раскраснелось. Явно перебрала лишнего. — Он может быть в любой точке мира.
— Фальшивые паспорта?
— Да. Я не знаю, сколько их у него. Но думаю, что много.
Хоук снял пиджак и повесил кобуру на спинку стула, потом откинулся назад и, вытянув ноги, положил их на тумбочку. Стакан с вином он осторожно установил на груди. Глаза его слипались.
— А куда он явно не поедет? Можно исключить эти места.
— Не понимаю.
— Я слишком быстро говорю? Так ты внимательнее следи за моими губами. Куда он не поедет? В какое место?
Кэти отпила немного вина. Она смотрела на Хоука взглядом, каким, очевидно, кролик смотрит на удава. Взгляд лишенного воли и завороженного животного.
— Не знаю.
— Ишь ты. Она не знает, — передразнил Хоук. — Ты чувствуешь удовлетворение победителя?
— Что ты намерен делать, Хоук? Намерен перебирать все места, куда Пауль не отправится? Вычеркнуть все, оставить одно-единственное?
— У тебя есть идеи получше, шеф?
— Нет. Кэти, послушай. Ну куда, вероятнее всего, он бы мог поехать?
— Я не знаю, что сказать.
— Подумай. Может, в Россию?
— Нет-нет.
— В коммунистический Китай?
— Ни в коем случае. Коммунистические страны исключаются.
Хоук победно воздел руки:
— Вот видишь, малышка, таким образом мы исключили полмира.
— Отлично, — подтвердил я. — Вы похожи на телевизионных комиков.
Хоук спросил:
— Ты играла в такую интересную игру раньше?
— Олимпиада началась? — вдруг встрепенулась Кэти.
Хоук и я взглянули на нее в недоумении.
— Олимпийские игры?
— Ну да.
— Уже идут.
— В прошлом году он посылал кого-то за билетами на Олимпиаду. Где она проходит?
Хоук и я ответили одновременно:
— В Монреале.
Кэти отхлебнула изрядно из своего стакана и хихикнула:
— Скорее всего это и есть место их пребывания.
Я разозлился:
— Какого же черта ты сразу не сказала?
— Я об этом и не подумала. Мало интересуюсь спортом. Я даже не знала, где и когда проводятся игры. Единственное, что мне известно, так это то, что у Пауля есть билеты на Олимпиаду.
— Старик, так это же у нас под боком, — обрадовался Хоук.
— В Монреале есть ресторанчик под названием «Бакко», который в свое время мне очень нравился.
— А что же мы будем делать с замечательными французскими трусиками? — спросил Хоук.
— Угомонись, ради Бога.
Белое платье Кэти было очень простого фасона, с вырезом каре, и напоминало рубашку. На шее висела толстая серебряная цепочка, на ногах надеты узкие туфли на высоких каблуках, чулок на ней не было. Запястья и щиколотки сохраняли красные следы от веревок. Губы и глаза распухли и покраснели. Волосы приняли неопрятный вид после долгой борьбы с веревками.
— Не знаю, — размышлял я. — Она единственный наш свидетель.
— Я поеду с вами, — вдруг заявила она. Голос ее был почти неслышен, когда она произносила эти слова. Совсем не так она вопила, что убьет нас, лишь представится случай. Это не означало, что она изменила своим убеждениям. Но это и не означало, что она этого не сделала. Я подумал, что, если она будет с нами, это лишит ее возможности угробить нас.
— Слишком быстро меняет партнеров, — заметил Хоук.
— Это они слишком быстро от нее отказались, — поправил я его. — Мы забираем ее с собой. Может, она нам пригодится.
— Она подложит нам хорошую свинью, когда мы потеряем бдительность.
— Один из нас всегда будет настороже, — предложил я. — Только она знает этого Закари в лицо. А мы — нет. Если он — глава этой организации, то, вероятнее всего, он там. Вполне вероятно, что там и все остальные. Она у нас единственная ниточка, ведущая к Паулю. Мы берем ее с собой.
Хоук пожал плечами и стал пить вино.
— Завтра утром мы выписываемся из гостиницы и первым же рейсом летим в Монреаль.
— А как быть с теми двумя, что у нас под кроватями?
— Надеюсь, что они не начнут разлагаться до нашего отъезда. Мы не сможем от них избавиться. Полицейские торчат тут на всех этажах. Вынести трупы из гостиницы нельзя. Который час?
— Половина четвертого.
— В Бостоне половина десятого. Слишком поздно, чтобы звонить Джейсону Кэроллу. Да и к тому же у меня только его служебный телефон.
— Кто это, Джейсон Кэролл?
— Адвокат мистера Диксона. Он имеет кое-какое отношение к делу. Я бы чувствовал себя увереннее, если бы сообщил Диксону о наших планах.
— Может, и твой кошелек приобрел бы приятную упитанность.
— Нет, это особый разговор. Это касается только меня. Но Диксон имеет право знать, как идут дела.
— А я не имею права поспать. С кем она ляжет?
— Я положу матрас на пол, а она будет спать на кровати.
— У нее разочарованный вид. Полагаю, у нее были другие планы.
Кэти спросила:
— Могу я принять душ?
Я сказал:
— Конечно.
Стащил матрас с кровати и, подтянув его поближе к двери в ванную, положил поперек прохода. Кэти вошла в душевую и закрыла дверь. Звякнула защелка. Мне было слышно, как вода заполняет ванну.
Хоук разделся до трусов и завалился на свою кровать. Обрез он спрятал под одеялом. Я улегся на матрас прямо в брюках. Револьвер сунул под подушку. Мне было не совсем удобно на нем лежать, но я готов был мириться с неудобством, сравнивая его с теми гадостями, которые можно было ожидать от Кэти, если она найдет оружие и использует по назначению.
Мы погасили свет, и только тонкая полоска пробивалась из-под двери ванной. Лежа на животе, я почувствовал запах, совсем слабый, но знакомый. Запах мертвых тел, давно лежащих в тепле. Без кондиционера было бы совсем плохо. Да. А к утру дела пойдут еще хуже.
Несмотря на дикую усталость, я постарался не заснуть, пока Кэти не выбралась из ванной и, переступив через меня, не улеглась на ближайшую кровать, прямо в коробку, лишенную матраса.
— Смылись? — спросил я.
— Ага.
— Улики?
Хоук удивился:
— Улики?
— Ну да. Например, расписание самолетов с подчеркнутым рейсом на Бейрут. Подтверждение брони из парижского «Хилтона». Несколько рекламных проспектов из Калифорнии, графства Орандж. И звучащие аккорды пианино в соседней комнате. Улики, Хоук.
— Улик никаких, шеф.
— Кто-нибудь видел, как они уходили?
— Никто.
— Единственное, что нам точно известно, это то, что на Принценграхт его явно нет. Следов присутствия Пауля в нашем номере тоже не заметно.
— Его не было, когда я проверял тот адрес. Она сказала тебе что-нибудь стоящее?
— Все, что ей было известно.
— Может, тебе просто хочется в это верить, а? Я бы ей не доверял.
— Мы сделали все что смогли. Хочешь еще вина? Я заказал, пока тебя не было.
— С удовольствием.
Я налил в стакан Хоку и немного Кэти.
— Хорошо, малышка, — обратился я к Кэти. — Твой приятель смылся и оставил нам тебя в подарок. Где же он может быть?
— Где угодно, — сказала она. Лицо ее раскраснелось. Явно перебрала лишнего. — Он может быть в любой точке мира.
— Фальшивые паспорта?
— Да. Я не знаю, сколько их у него. Но думаю, что много.
Хоук снял пиджак и повесил кобуру на спинку стула, потом откинулся назад и, вытянув ноги, положил их на тумбочку. Стакан с вином он осторожно установил на груди. Глаза его слипались.
— А куда он явно не поедет? Можно исключить эти места.
— Не понимаю.
— Я слишком быстро говорю? Так ты внимательнее следи за моими губами. Куда он не поедет? В какое место?
Кэти отпила немного вина. Она смотрела на Хоука взглядом, каким, очевидно, кролик смотрит на удава. Взгляд лишенного воли и завороженного животного.
— Не знаю.
— Ишь ты. Она не знает, — передразнил Хоук. — Ты чувствуешь удовлетворение победителя?
— Что ты намерен делать, Хоук? Намерен перебирать все места, куда Пауль не отправится? Вычеркнуть все, оставить одно-единственное?
— У тебя есть идеи получше, шеф?
— Нет. Кэти, послушай. Ну куда, вероятнее всего, он бы мог поехать?
— Я не знаю, что сказать.
— Подумай. Может, в Россию?
— Нет-нет.
— В коммунистический Китай?
— Ни в коем случае. Коммунистические страны исключаются.
Хоук победно воздел руки:
— Вот видишь, малышка, таким образом мы исключили полмира.
— Отлично, — подтвердил я. — Вы похожи на телевизионных комиков.
Хоук спросил:
— Ты играла в такую интересную игру раньше?
— Олимпиада началась? — вдруг встрепенулась Кэти.
Хоук и я взглянули на нее в недоумении.
— Олимпийские игры?
— Ну да.
— Уже идут.
— В прошлом году он посылал кого-то за билетами на Олимпиаду. Где она проходит?
Хоук и я ответили одновременно:
— В Монреале.
Кэти отхлебнула изрядно из своего стакана и хихикнула:
— Скорее всего это и есть место их пребывания.
Я разозлился:
— Какого же черта ты сразу не сказала?
— Я об этом и не подумала. Мало интересуюсь спортом. Я даже не знала, где и когда проводятся игры. Единственное, что мне известно, так это то, что у Пауля есть билеты на Олимпиаду.
— Старик, так это же у нас под боком, — обрадовался Хоук.
— В Монреале есть ресторанчик под названием «Бакко», который в свое время мне очень нравился.
— А что же мы будем делать с замечательными французскими трусиками? — спросил Хоук.
— Угомонись, ради Бога.
Белое платье Кэти было очень простого фасона, с вырезом каре, и напоминало рубашку. На шее висела толстая серебряная цепочка, на ногах надеты узкие туфли на высоких каблуках, чулок на ней не было. Запястья и щиколотки сохраняли красные следы от веревок. Губы и глаза распухли и покраснели. Волосы приняли неопрятный вид после долгой борьбы с веревками.
— Не знаю, — размышлял я. — Она единственный наш свидетель.
— Я поеду с вами, — вдруг заявила она. Голос ее был почти неслышен, когда она произносила эти слова. Совсем не так она вопила, что убьет нас, лишь представится случай. Это не означало, что она изменила своим убеждениям. Но это и не означало, что она этого не сделала. Я подумал, что, если она будет с нами, это лишит ее возможности угробить нас.
— Слишком быстро меняет партнеров, — заметил Хоук.
— Это они слишком быстро от нее отказались, — поправил я его. — Мы забираем ее с собой. Может, она нам пригодится.
— Она подложит нам хорошую свинью, когда мы потеряем бдительность.
— Один из нас всегда будет настороже, — предложил я. — Только она знает этого Закари в лицо. А мы — нет. Если он — глава этой организации, то, вероятнее всего, он там. Вполне вероятно, что там и все остальные. Она у нас единственная ниточка, ведущая к Паулю. Мы берем ее с собой.
Хоук пожал плечами и стал пить вино.
— Завтра утром мы выписываемся из гостиницы и первым же рейсом летим в Монреаль.
— А как быть с теми двумя, что у нас под кроватями?
— Надеюсь, что они не начнут разлагаться до нашего отъезда. Мы не сможем от них избавиться. Полицейские торчат тут на всех этажах. Вынести трупы из гостиницы нельзя. Который час?
— Половина четвертого.
— В Бостоне половина десятого. Слишком поздно, чтобы звонить Джейсону Кэроллу. Да и к тому же у меня только его служебный телефон.
— Кто это, Джейсон Кэролл?
— Адвокат мистера Диксона. Он имеет кое-какое отношение к делу. Я бы чувствовал себя увереннее, если бы сообщил Диксону о наших планах.
— Может, и твой кошелек приобрел бы приятную упитанность.
— Нет, это особый разговор. Это касается только меня. Но Диксон имеет право знать, как идут дела.
— А я не имею права поспать. С кем она ляжет?
— Я положу матрас на пол, а она будет спать на кровати.
— У нее разочарованный вид. Полагаю, у нее были другие планы.
Кэти спросила:
— Могу я принять душ?
Я сказал:
— Конечно.
Стащил матрас с кровати и, подтянув его поближе к двери в ванную, положил поперек прохода. Кэти вошла в душевую и закрыла дверь. Звякнула защелка. Мне было слышно, как вода заполняет ванну.
Хоук разделся до трусов и завалился на свою кровать. Обрез он спрятал под одеялом. Я улегся на матрас прямо в брюках. Револьвер сунул под подушку. Мне было не совсем удобно на нем лежать, но я готов был мириться с неудобством, сравнивая его с теми гадостями, которые можно было ожидать от Кэти, если она найдет оружие и использует по назначению.
Мы погасили свет, и только тонкая полоска пробивалась из-под двери ванной. Лежа на животе, я почувствовал запах, совсем слабый, но знакомый. Запах мертвых тел, давно лежащих в тепле. Без кондиционера было бы совсем плохо. Да. А к утру дела пойдут еще хуже.
Несмотря на дикую усталость, я постарался не заснуть, пока Кэти не выбралась из ванной и, переступив через меня, не улеглась на ближайшую кровать, прямо в коробку, лишенную матраса.
Глава 21
Утром, когда мы рассчитались за номер, Хоук стащил корзину для белья, обнаруженную в специальном шкафу, замок которого мне удалось вскрыть отмычкой. Мы погрузили оба трупа в тележку, прикрыв их грязным бельем, втолкнули ее в свободный лифт и отправили его на самый последний этаж. Проделывая все эти манипуляции, мы не спускали глаз с Кэти, которая не выказала ни малейшего желания дать деру. Или отправить нас на тот свет. Казалось, наше желание оставаться вместе было обоюдным. Я очень хотел, чтобы она была с нами. Думаю, будь на то воля Хоука, он просто сбросил бы ее в какой-нибудь канал.
Мы сели на автобус, который доставлял пассажиров от представительства голландской авиакомпании на Музеумплайн в аэропорт, и вылетели в Лондон в девять пятьдесят пять. У нас уже были заказаны билеты на полуденный рейс до Монреаля. В час пятнадцать по лондонскому времени я расположился в крайнем у прохода кресле, Хоук смотрел в иллюминатор, а Кэти спокойно сидела между нами. Попивая английский эль, мы ждали, когда нам подадут обед. Шесть часов спустя, когда по монреальскому времени день только перевалил на свою вторую половину, мы приземлились в аэропорту Монреаля, поменяли деньги, получили багаж, а к трем часам уже стояли в очереди перед олимпийским бюро по расселению в надежде получить пристанище. В начале пятого мы, наконец, подошли к служащему, сидящему за конторкой, и через полчаса мчались в арендованном «форде» по бульвару Сент-Лоран в направлений бульвара Генри Борасса. Я был измотан так, как будто провел пятнадцать раундов с Дино, боксирующим носорогом. Даже Хоук выглядел чуть устало, что же касается Кэти, так та просто засыпала на заднем сиденье машины.
По адресу, указанному в бюро, мы обнаружили небольшой дом на две семьи, который уютно примостился на примыкающей к бульвару Генри Борасса улочке. Фамилия хозяев была Ваучер. Муж говорил по-английски, а жена и дочь — только по-французски. Они собирались пару недель пожить в загородном доме у озера и поэтому решили подзаработать, сдавая свою половину дома Олимпийскому комитету по проведению игр для размещения там гостей Олимпиады. Я протянул квитанцию, выданную мне в олимпийском бюро по представлению жилья. Хозяйка обратилась к Кэти по-французски, показывая ей, где можно стирать, где готовить, где находится посуда. Кэти безразлично внимала. Хоук, напротив, очень вежливо пообщался с хозяйкой на французском языке.
Когда они уехали, оставив нам ключи, я спросил Хоука:
— Где ты так хорошо навострился во французском?
— Видишь ли, когда меня сильно припекло в Бостоне, я удрал оттуда прямо в Иностранный Легион. Усекаешь?
— Хоук, ты удивляешь меня. Ты был во Вьетнаме?
— Да, и в Алжире тоже, да и еще кое-где.
— Боже правый! — воскликнул я.
— Хозяйка решила, что Кэти твоя жена, — сообщил Хоук. Лицо его осветилось улыбкой. — А я сказал ей, что она — твоя дочь и ничего не соображает в кулинарии и домашнем хозяйстве.
— А я пояснил хозяину, что в обычное время ты носишь жокейский костюм и держишь для меня лошадей.
— Надо было сказать, что лучше всего я умею петь негритянские блюзы, сидя на мешке с хлопком.
Кэти примостилась в уголке маленькой кухни и наблюдала за нами, не вникая в наш разговор.
Дом был невелик, но ухожен. Стены кухни приятно пахли свежей сосной, все шкафчики были новыми. Примыкающая к кухне столовая украшена большим старинным обеденным столом, а на стене висели оленьи рога — очевидно, семейная реликвия. В гостиной мебели было немного, на полу лежал потертый ковер. Все чистенько и аккуратно. В углу стоял старый телевизор, экран которого был обрамлен белым пластиком, что зрительно увеличивало его размеры. Наверху мы обнаружили три маленькие спальни и ванную комнату. Одна из комнат явно предназначалась для парней: двухъярусная кровать, два письменных стола, стены украшены картинками дикой природы, кроме того, там же находились чучела животных. Ванная комната была выполнена в розовом цвете.
По всему чувствовалось, что этот дом хозяева очень любят. У меня стало нехорошо на душе, что мы вторглись в эту жизнь. Наша с Хоуком деятельность, а тем более дела Кэти, не вязались с духом этого дома.
Хоук принес из магазинчика пива и вина, сыра и французский батон, и мы поели почти в полной тишине. После ужина Кэти отправилась в одну из спален, заполненную куклами и запылившимися игрушками, и свалилась на кровать прямо в платье. На ней все еще оставалось то самое мятое белое платье. Вид у нее был ужасный, но другой одежды мы не купили. Хоук и я посмотрели по Си-Би-Си олимпийскую программу. Домик располагался на склоне горы, которая не позволяла принимать американские программы, поэтому нам пришлось в большинстве своем следить за канадскими спортсменами, чьи шансы на медали были невелики.
Мы допили пиво и вино и, вымотанные путешествием, сраженные неожиданной тишиной почти деревенской жизни, отправились спать, еще и одиннадцати не пробило.
Мне досталась спальня мальчиков, а Хоук развалился на хозяйской кровати. За окном уже раздавалось раннее пение птиц, но в комнате царила темнота, когда я очнулся и увидел стоящую у моей кровати Кэти. Дверь в комнату она плотно закрыла. Потом включила свет. Ее дыхание в тишине звучало тяжело и прерывисто. Кэти предстала предо мной абсолютно обнаженной. Она была из тех женщин, которым костюм Евы крайне идет. Надо признать, что в нем она выглядела гораздо эффектнее, так как одежда скрывала ее правильные пропорции. Оружия, кажется, она нигде не прятала. Из-за летней жары я спал без всего, да к тому же отбросив покрывало. Это привело меня в легкое замешательство. Я натянул на себя простыню, прикрывшись по пояс, да еще подоткнув край под бедро.
— Что, не спится в такую жаркую ночь? — брякнул я некстати.
Она молча пересекла комнату и, подойдя к кровати, опустилась на колени, затем, как бы отдыхая, села ягодицами на пятки.
— Может, горячего молока? — спросил я, делая вид, что не понимаю ситуации.
Она взяла мою левую руку, которой я держал простыню, потянула к себе и положила между своих грудей.
— От бессонницы помогает считать овец. — Этот совет не затронул ее сознания, зато мой голос, насколько я мог судить, сделался хриплым.
Ее дыхание было отрывистым, как будто она бежала спринтерскую дистанцию, а ложбинка между грудей повлажнела от пота. Наконец она заговорила:
— Делай со мной что хочешь.
— Это что, название книги? — прикинулся я полным идиотом.
— Я сделаю все что угодно, — продолжала она. — Ты можешь спать со мной. Я буду твоей рабыней. Или кем угодно.
Она наклонилась ко мне, продолжая прижимать мою руку к своему телу, и стала целовать мою грудь. От ее волос исходил нежный аромат шампуня, а тело благоухало каким-то редким запахом экзотического мыла. Вероятно, прежде чем отправиться ко мне, она приняла ванну.
— Я не рабовладелец, Кэти, — уговаривал я ее.
Ее поцелуи опускались все ниже к моему животу. Я чувствовал себя как молодой козел-производитель.
— Кэти, — увещевал я девушку, — я едва тебя знаю. То есть мы могли бы быть друзьями...
Ее поцелуи становились все настойчивее. Я сел на кровати и наконец оторвал руку от ее груди. Как только образовалось свободное место, она скользнула на кровать, прижалась ко мне всем телом, а ее левая рука принялась нежно гладить мою спину.
— Сильный, — выдохнула она. — Какой ты сильный. Задуши меня в объятиях, сделай мне больно.
Я взял ее за оба запястья и сильно встряхнул. Кэти перевернулась и хлопнулась на спину, широко раскинув ноги. Ее рот приоткрылся, из горла вырывались какие-то нечленораздельные звуки. Но тут дверь спальни распахнулась, и на пороге возник Хоук в своих замечательных трусах. В ожидании худшего он был напряжен, ноги полусогнуты для прыжка. При виде постельной сцены лицо его расслабилось и отобразило удовлетворение.
— Черт меня подери, — проворчал он.
— Все нормально, Хоук, — сказал я. — Не беспокойся. — Голос у меня совершенно охрип.
— Могу догадаться, — согласился со мной Хоук. Он закрыл дверь с обратной стороны, и до меня донесся его низкий густой гогот. — Эй, Спенсер! — крикнул он через закрытую дверь. — Может, ты хочешь, чтобы я покараулил под дверью и спел пару песенок, пока ты снимаешь дознание с подозреваемой?
Я пропустил это мимо ушей. Кэти появление Хоука не остудило.
— Пусть и он присоединится, — простонала она. — Возьмите меня вместе, если хотите.
Ее тело казалось лишенным костей, она разметалась по кровати, раскинув ноги и руки, кожа атласно блестела от пота.
— Кэти, ты должна научиться находить контакт с людьми каким-то другим способом. Убийство и секс, это тоже, конечно, имеет место, но ведь есть и другое. Ищи альтернативу.
Голос мой был скрипуч до противности. Я прокашлялся. Мне казалось, что каждая клетка моего тела переполнена кровью. От переизбытка жизненных сил я готов был бить копытом и ржать.
— Пожалуйста, — ее голос едва колебал воздух, — прошу.
— Не сердись, милая, но я не могу.
— Я хочу, — прошептала она, вывернувшись при этом всем телом. Она приподнялась и подалась вперед точно так же, как и тогда, когда Хоук обыскивал ее в Амстердаме. — Ну давай.
Я все еще держал ее за руки.
Чем дольше я держал ее и отказывал в ее просьбе, тем больше она распалялась. Это тоже была форма насилия, и она приводила Кэти в возбуждение. Хотите верьте, хотите нет, но я вынужден был покинуть поле боя. Я выбрался из-под простыни и вскочил с кровати, причем мне пришлось перебираться через ее ноги. Она тут же оккупировала оставленные мною позиции, чтобы раскинуться вольготнее. По мнению специалистов по поведению животных, она представляла собой пример абсолютного подчинения сильнейшему. Я же схватил свои джинсы «Ливайз», висевшие на спинке стула, и натянул их на себя. Самым тщательным образом застегнул молнию. Под их защитой я чувствовал себя гораздо увереннее.
Вряд ли Кэти осознавала, что осталась одна. Дыхание с присвистом вырывалось сквозь стиснутые зубы. Она извивалась и выгибалась на кровати, сбивая простыни во влажный комок. Я в растерянности не знал, что делать. Уже готов был задумчиво сунуть палец в рот, но в комнату мог снова ввалиться Хоук и застать меня за этим занятием. Как жаль, что это не Сюзан. Вот дела, черт возьми. Я сел на соседнюю кровать и приготовился к отступлению, если она опять кинется ко мне. Я только наблюдал.
Окно в комнате посветлело, а потом наполнилось розовым светом. Пение птиц усилилось, проехали несколько грузовых машин, звуки были нерезки и нечасты. Солнце поднималось. Ожила соседняя половина дома, зажурчала вода. Кэти прекратила бессмысленные метания. Я слышал, как в соседней спальне поднялся Хоук, зашумел душ. Дыхание Кэти было ровным и тихим. Подойдя к чемодану, я вытащил одну из своих рубашек и протянул Кэти.
— Вот, — сказал я ей, — платья, к сожалению, у меня нет, но и это пока сойдет. Потом мы купим тебе что-нибудь из одежды.
— Почему? — Голос ее стал обычным, но обессиленным и вялым.
— Потому что тебе кое-что пригодится. Ты носишь платье уже несколько дней.
— Почему ты отверг меня?
— Я очень несговорчив.
— Ты не хочешь меня?
— Я бы так не сказал. У меня нормальная реакция, и мне пришлось довольно туго. Но это не мой стиль. Я считаю, что все должно происходить по любви. А... э... у тебя оказался другой подход к этому вопросу.
— Ты думаешь, я — развратная девка.
— Я думаю, что у тебя нервное потрясение.
— Ты — паршивая сволочь.
— Это неправильная тачка зрения, — заметил я, — хотя в своем мнении ты неодинока.
Теперь она была совершенно спокойна, и только легкий румянец оживлял ее щеки.
Шум воды прекратился, и я понял, что Хоук вышел из душа.
— Пожалуй, я тоже приму душ, — обратился я к Кэти. — Тебе лучше пойти к себе и что-нибудь надеть. Потом мы вместе позавтракаем и обсудим наши планы на сегодня.
Мы сели на автобус, который доставлял пассажиров от представительства голландской авиакомпании на Музеумплайн в аэропорт, и вылетели в Лондон в девять пятьдесят пять. У нас уже были заказаны билеты на полуденный рейс до Монреаля. В час пятнадцать по лондонскому времени я расположился в крайнем у прохода кресле, Хоук смотрел в иллюминатор, а Кэти спокойно сидела между нами. Попивая английский эль, мы ждали, когда нам подадут обед. Шесть часов спустя, когда по монреальскому времени день только перевалил на свою вторую половину, мы приземлились в аэропорту Монреаля, поменяли деньги, получили багаж, а к трем часам уже стояли в очереди перед олимпийским бюро по расселению в надежде получить пристанище. В начале пятого мы, наконец, подошли к служащему, сидящему за конторкой, и через полчаса мчались в арендованном «форде» по бульвару Сент-Лоран в направлений бульвара Генри Борасса. Я был измотан так, как будто провел пятнадцать раундов с Дино, боксирующим носорогом. Даже Хоук выглядел чуть устало, что же касается Кэти, так та просто засыпала на заднем сиденье машины.
По адресу, указанному в бюро, мы обнаружили небольшой дом на две семьи, который уютно примостился на примыкающей к бульвару Генри Борасса улочке. Фамилия хозяев была Ваучер. Муж говорил по-английски, а жена и дочь — только по-французски. Они собирались пару недель пожить в загородном доме у озера и поэтому решили подзаработать, сдавая свою половину дома Олимпийскому комитету по проведению игр для размещения там гостей Олимпиады. Я протянул квитанцию, выданную мне в олимпийском бюро по представлению жилья. Хозяйка обратилась к Кэти по-французски, показывая ей, где можно стирать, где готовить, где находится посуда. Кэти безразлично внимала. Хоук, напротив, очень вежливо пообщался с хозяйкой на французском языке.
Когда они уехали, оставив нам ключи, я спросил Хоука:
— Где ты так хорошо навострился во французском?
— Видишь ли, когда меня сильно припекло в Бостоне, я удрал оттуда прямо в Иностранный Легион. Усекаешь?
— Хоук, ты удивляешь меня. Ты был во Вьетнаме?
— Да, и в Алжире тоже, да и еще кое-где.
— Боже правый! — воскликнул я.
— Хозяйка решила, что Кэти твоя жена, — сообщил Хоук. Лицо его осветилось улыбкой. — А я сказал ей, что она — твоя дочь и ничего не соображает в кулинарии и домашнем хозяйстве.
— А я пояснил хозяину, что в обычное время ты носишь жокейский костюм и держишь для меня лошадей.
— Надо было сказать, что лучше всего я умею петь негритянские блюзы, сидя на мешке с хлопком.
Кэти примостилась в уголке маленькой кухни и наблюдала за нами, не вникая в наш разговор.
Дом был невелик, но ухожен. Стены кухни приятно пахли свежей сосной, все шкафчики были новыми. Примыкающая к кухне столовая украшена большим старинным обеденным столом, а на стене висели оленьи рога — очевидно, семейная реликвия. В гостиной мебели было немного, на полу лежал потертый ковер. Все чистенько и аккуратно. В углу стоял старый телевизор, экран которого был обрамлен белым пластиком, что зрительно увеличивало его размеры. Наверху мы обнаружили три маленькие спальни и ванную комнату. Одна из комнат явно предназначалась для парней: двухъярусная кровать, два письменных стола, стены украшены картинками дикой природы, кроме того, там же находились чучела животных. Ванная комната была выполнена в розовом цвете.
По всему чувствовалось, что этот дом хозяева очень любят. У меня стало нехорошо на душе, что мы вторглись в эту жизнь. Наша с Хоуком деятельность, а тем более дела Кэти, не вязались с духом этого дома.
Хоук принес из магазинчика пива и вина, сыра и французский батон, и мы поели почти в полной тишине. После ужина Кэти отправилась в одну из спален, заполненную куклами и запылившимися игрушками, и свалилась на кровать прямо в платье. На ней все еще оставалось то самое мятое белое платье. Вид у нее был ужасный, но другой одежды мы не купили. Хоук и я посмотрели по Си-Би-Си олимпийскую программу. Домик располагался на склоне горы, которая не позволяла принимать американские программы, поэтому нам пришлось в большинстве своем следить за канадскими спортсменами, чьи шансы на медали были невелики.
Мы допили пиво и вино и, вымотанные путешествием, сраженные неожиданной тишиной почти деревенской жизни, отправились спать, еще и одиннадцати не пробило.
Мне досталась спальня мальчиков, а Хоук развалился на хозяйской кровати. За окном уже раздавалось раннее пение птиц, но в комнате царила темнота, когда я очнулся и увидел стоящую у моей кровати Кэти. Дверь в комнату она плотно закрыла. Потом включила свет. Ее дыхание в тишине звучало тяжело и прерывисто. Кэти предстала предо мной абсолютно обнаженной. Она была из тех женщин, которым костюм Евы крайне идет. Надо признать, что в нем она выглядела гораздо эффектнее, так как одежда скрывала ее правильные пропорции. Оружия, кажется, она нигде не прятала. Из-за летней жары я спал без всего, да к тому же отбросив покрывало. Это привело меня в легкое замешательство. Я натянул на себя простыню, прикрывшись по пояс, да еще подоткнув край под бедро.
— Что, не спится в такую жаркую ночь? — брякнул я некстати.
Она молча пересекла комнату и, подойдя к кровати, опустилась на колени, затем, как бы отдыхая, села ягодицами на пятки.
— Может, горячего молока? — спросил я, делая вид, что не понимаю ситуации.
Она взяла мою левую руку, которой я держал простыню, потянула к себе и положила между своих грудей.
— От бессонницы помогает считать овец. — Этот совет не затронул ее сознания, зато мой голос, насколько я мог судить, сделался хриплым.
Ее дыхание было отрывистым, как будто она бежала спринтерскую дистанцию, а ложбинка между грудей повлажнела от пота. Наконец она заговорила:
— Делай со мной что хочешь.
— Это что, название книги? — прикинулся я полным идиотом.
— Я сделаю все что угодно, — продолжала она. — Ты можешь спать со мной. Я буду твоей рабыней. Или кем угодно.
Она наклонилась ко мне, продолжая прижимать мою руку к своему телу, и стала целовать мою грудь. От ее волос исходил нежный аромат шампуня, а тело благоухало каким-то редким запахом экзотического мыла. Вероятно, прежде чем отправиться ко мне, она приняла ванну.
— Я не рабовладелец, Кэти, — уговаривал я ее.
Ее поцелуи опускались все ниже к моему животу. Я чувствовал себя как молодой козел-производитель.
— Кэти, — увещевал я девушку, — я едва тебя знаю. То есть мы могли бы быть друзьями...
Ее поцелуи становились все настойчивее. Я сел на кровати и наконец оторвал руку от ее груди. Как только образовалось свободное место, она скользнула на кровать, прижалась ко мне всем телом, а ее левая рука принялась нежно гладить мою спину.
— Сильный, — выдохнула она. — Какой ты сильный. Задуши меня в объятиях, сделай мне больно.
Я взял ее за оба запястья и сильно встряхнул. Кэти перевернулась и хлопнулась на спину, широко раскинув ноги. Ее рот приоткрылся, из горла вырывались какие-то нечленораздельные звуки. Но тут дверь спальни распахнулась, и на пороге возник Хоук в своих замечательных трусах. В ожидании худшего он был напряжен, ноги полусогнуты для прыжка. При виде постельной сцены лицо его расслабилось и отобразило удовлетворение.
— Черт меня подери, — проворчал он.
— Все нормально, Хоук, — сказал я. — Не беспокойся. — Голос у меня совершенно охрип.
— Могу догадаться, — согласился со мной Хоук. Он закрыл дверь с обратной стороны, и до меня донесся его низкий густой гогот. — Эй, Спенсер! — крикнул он через закрытую дверь. — Может, ты хочешь, чтобы я покараулил под дверью и спел пару песенок, пока ты снимаешь дознание с подозреваемой?
Я пропустил это мимо ушей. Кэти появление Хоука не остудило.
— Пусть и он присоединится, — простонала она. — Возьмите меня вместе, если хотите.
Ее тело казалось лишенным костей, она разметалась по кровати, раскинув ноги и руки, кожа атласно блестела от пота.
— Кэти, ты должна научиться находить контакт с людьми каким-то другим способом. Убийство и секс, это тоже, конечно, имеет место, но ведь есть и другое. Ищи альтернативу.
Голос мой был скрипуч до противности. Я прокашлялся. Мне казалось, что каждая клетка моего тела переполнена кровью. От переизбытка жизненных сил я готов был бить копытом и ржать.
— Пожалуйста, — ее голос едва колебал воздух, — прошу.
— Не сердись, милая, но я не могу.
— Я хочу, — прошептала она, вывернувшись при этом всем телом. Она приподнялась и подалась вперед точно так же, как и тогда, когда Хоук обыскивал ее в Амстердаме. — Ну давай.
Я все еще держал ее за руки.
Чем дольше я держал ее и отказывал в ее просьбе, тем больше она распалялась. Это тоже была форма насилия, и она приводила Кэти в возбуждение. Хотите верьте, хотите нет, но я вынужден был покинуть поле боя. Я выбрался из-под простыни и вскочил с кровати, причем мне пришлось перебираться через ее ноги. Она тут же оккупировала оставленные мною позиции, чтобы раскинуться вольготнее. По мнению специалистов по поведению животных, она представляла собой пример абсолютного подчинения сильнейшему. Я же схватил свои джинсы «Ливайз», висевшие на спинке стула, и натянул их на себя. Самым тщательным образом застегнул молнию. Под их защитой я чувствовал себя гораздо увереннее.
Вряд ли Кэти осознавала, что осталась одна. Дыхание с присвистом вырывалось сквозь стиснутые зубы. Она извивалась и выгибалась на кровати, сбивая простыни во влажный комок. Я в растерянности не знал, что делать. Уже готов был задумчиво сунуть палец в рот, но в комнату мог снова ввалиться Хоук и застать меня за этим занятием. Как жаль, что это не Сюзан. Вот дела, черт возьми. Я сел на соседнюю кровать и приготовился к отступлению, если она опять кинется ко мне. Я только наблюдал.
Окно в комнате посветлело, а потом наполнилось розовым светом. Пение птиц усилилось, проехали несколько грузовых машин, звуки были нерезки и нечасты. Солнце поднималось. Ожила соседняя половина дома, зажурчала вода. Кэти прекратила бессмысленные метания. Я слышал, как в соседней спальне поднялся Хоук, зашумел душ. Дыхание Кэти было ровным и тихим. Подойдя к чемодану, я вытащил одну из своих рубашек и протянул Кэти.
— Вот, — сказал я ей, — платья, к сожалению, у меня нет, но и это пока сойдет. Потом мы купим тебе что-нибудь из одежды.
— Почему? — Голос ее стал обычным, но обессиленным и вялым.
— Потому что тебе кое-что пригодится. Ты носишь платье уже несколько дней.
— Почему ты отверг меня?
— Я очень несговорчив.
— Ты не хочешь меня?
— Я бы так не сказал. У меня нормальная реакция, и мне пришлось довольно туго. Но это не мой стиль. Я считаю, что все должно происходить по любви. А... э... у тебя оказался другой подход к этому вопросу.
— Ты думаешь, я — развратная девка.
— Я думаю, что у тебя нервное потрясение.
— Ты — паршивая сволочь.
— Это неправильная тачка зрения, — заметил я, — хотя в своем мнении ты неодинока.
Теперь она была совершенно спокойна, и только легкий румянец оживлял ее щеки.
Шум воды прекратился, и я понял, что Хоук вышел из душа.
— Пожалуй, я тоже приму душ, — обратился я к Кэти. — Тебе лучше пойти к себе и что-нибудь надеть. Потом мы вместе позавтракаем и обсудим наши планы на сегодня.
Глава 22
Кэти вышла к завтраку в моей рубашке, которая доходила ей почти до колен. Она молча подсела к столу, плотно сжав колени. Хоук занял место напротив. Он прекрасно смотрелся в белой рубашке с короткими рукавами. В правом ухе у него красовалась небольшая золотая серьга, а шею обвивала тонкая плотно прилегавшая золотая цепочка. Хозяева оставили в холодильнике несколько яиц и белый хлеб. Я приготовил из яиц омлет с белым вином и дополнил завтрак тостами с яблочным джемом.
Хоук ел с удовольствием. Его движения были выверены и ловки, как у хирурга. По крайней мере, я считал, что хирурги должны действовать именно так.
Кэти ела без аппетита, оставив большую часть омлета на тарелке. Тост тоже не вызвал особого восторга.
Я заметил:
— На бульваре Сент-Лоран я видел магазин готовой одежды. Он бросился мне в глаза вчера вечером, когда мы ехали сюда. Хоук, почему бы тебе не составить Кэти компанию и не сводить ее в магазин, чтобы купить что-нибудь из одежды?
— Может, она предпочтет пойти с тобой, малыш?
Голосом, лишенным всяких эмоций Кэти произнесла:
— Я предпочитаю Хоука в качестве сопровождающего. — Насколько я помню, она впервые назвала Хоука по имени.
— Крошка, ты случаем не собираешься напасть на меня в машине?
Она опустила голову.
— Давайте-ка, — сказал я. — А я здесь уберу и подумаю в одиночестве.
— Смотри не утомляй себя, — отечески посоветовал Хоук.
Я обратился к Кэти:
— Ты бы надела что-нибудь для приличия.
Она не двигалась и не смотрела в мою сторону.
Хоук ел с удовольствием. Его движения были выверены и ловки, как у хирурга. По крайней мере, я считал, что хирурги должны действовать именно так.
Кэти ела без аппетита, оставив большую часть омлета на тарелке. Тост тоже не вызвал особого восторга.
Я заметил:
— На бульваре Сент-Лоран я видел магазин готовой одежды. Он бросился мне в глаза вчера вечером, когда мы ехали сюда. Хоук, почему бы тебе не составить Кэти компанию и не сводить ее в магазин, чтобы купить что-нибудь из одежды?
— Может, она предпочтет пойти с тобой, малыш?
Голосом, лишенным всяких эмоций Кэти произнесла:
— Я предпочитаю Хоука в качестве сопровождающего. — Насколько я помню, она впервые назвала Хоука по имени.
— Крошка, ты случаем не собираешься напасть на меня в машине?
Она опустила голову.
— Давайте-ка, — сказал я. — А я здесь уберу и подумаю в одиночестве.
— Смотри не утомляй себя, — отечески посоветовал Хоук.
Я обратился к Кэти:
— Ты бы надела что-нибудь для приличия.
Она не двигалась и не смотрела в мою сторону.