Одними из первых иностранных инвесторов в России были французские и бельгийские предприниматели, которые вложили значительные средства в создание металлургических и металлообрабатывающих предприятий. Немецкие капиталы концентрировались в горнодобывающей и химической промышленности, а английские предприниматели специализировались на добыче и переработке нефти.
   Иностранный капитал контролировал в России почти 90 % добычи платины; около 80 % добычи руд черных металлов, нефти и угля; 70 % производства чугуна…
   Таким образом, в поиске средств для промышленного развития страны царское правительство пошло по наиболее легкому пути – привлечение иностранных займов и предоставление концессий. Иностранные компании, имевшие ограничения на ввоз товаров в Россию, пользовались достаточно большой свободой при размещении инвестиций внутри страны. Иностранные компании часто злоупотребляли «той свободой, нещадно эксплуатируя природные ресурсы России, не стимулировали, а нередко и тормозили развитие отдельных отраслей, которые могли обеспечить экономическую независимость страны…»
   Вот таков фон, на котором развернулись события начала века. Сначала разорили собственного, выращенного Александром купца и промышленника, а потом скупили сырьевые производства.
   А купец-то был неплохой! Энгельс еще отмечал:
   «после русского купца трем евреям делать нечего».
   Стала ли русская промышленность в иностранных руках работать лучше? Недавно встретилась публикация, в которой сравнивалась выработка на одного работника в электротехнической промышленности России того времени и в сырьевой, в частности, при производстве платины. В электротехнической, полностью тогда иностранной, она была в 10 раз выше, что и дало повод автору поиздеваться над «русским Ванькой». Автор публикации просто оказался не в курсе, что добыча российской платины тогда тоже принадлежала иностранцам, и что выработка на работника – не самый главный критерий эффективности.
   Мало того, что российская промышленность просто эксплуатировалась в пользу иностранных владельцев, разрушаясь при этом – еще и прибыли вывозились в виде купленного за рубли золота из госрезервов. То есть открытость русской экономики сохранялась только за счет госказны, при постоянной подпитке золотого запаса иностранными займами. Но надо сразу оговориться: некоторый реальный подъем в начале века все-таки был, в отличие от 1991—1998 гг., хотя кончилось все равно плохо. Дело в том, что иностранные инвесторы 1896—1914 годов приходили в уже развитую индустриально страну, с готовым и очень дешевым рабочим классом. Тогда в мире не было другой индустриальной страны со столь дешевой рабочей силой. Поэтому и среди так называемых «инвестиций», направленных просто на грабеж природных ресурсов, были и инвестиции в производящие отрасли, но ориентированы они были не на рыночную прибыль, а на выплаты из бюджета. Производились они путем договоренности с кем-то из Великих князей. Именно так крупный акционер фирмы Виккерса международный авантюрист Базиль Захаров пропихнул правительственный заказ на 14– дюймовые пушки Виккерсу, а француз Шнейдер оттягал в свою пользу Пермский завод, что и оставило Путилова, планировавшего создать русскую тяжелую артиллерию своими силами, ни с чем («Русский торговопромышленный мир», М., «Планета», 1993 г.).
   Вот и проанализируйте: когда мы открывались мировой экономике, тут же кризис. Когда закрывались – подъем, и порой рекордный для всего мира. В 1881—1895 – подъем, в 1896—1914– три кризиса. В 1928—1957 – подъем, потом, правда, «застой», но с постоянным ростом. Когда открылись совсем – вообще крах.
   В 1914 году стоимость акций и облигаций иностранных компаний в России достигала 1 миллиарда 960 млн. рублей. И из российских компаний они на 150 млн. рублей получали ежегодно дивидендов (и вывозили их, поменяв на золото). А золотой запас России был около 2 миллиардов! Плюс миллиардные заграничные долги, чтобы «не останавливать размен кредитных билетов на золото»! «Если это мясо – то где же кошка? Если это кошка – то где же мясо?». Ведь к введению «золотого рубля» Россия подошла с солидным золотым запасом. Куда он-то девался?
   Нет, безответственная монархия для нашей страны опасна, а хорошие цари почему-то подолгу не живут. Ведь до Николая II был еще Александр II – «Освободитель». Тоже собирался золотую монету ввести! Не получилось по объективным причинам, так как золотой запас накопил только его сын – Александр III.
   Правление Александра II – тоже типичный пример правления «семьи». Так, продажу Аляски «протолкнули» также Великие князья дяди царя, особенно Константин, а главным связным с американцами выступил какой-то барон, о судьбе которого после сделки даже историки ничего не знают – как испарился. При этом царе и долгов наделали, и частные банки создавали, в общем, все, как у нас. Полной конвертируемости, правда, не достигли.
   А вот Александр III «любил все русское», а «всех членов царской фамилии Великих князей и княгинь держал в надлежащих рамках в соответствии с их положением» («Русский торгово-промышленный мир», М., Планета, 1993 г.).
   В общем, если посмотреть на русскую историю не как на нечто бесформенное, то хорошо видны четкие периоды: когда русская валюта так или иначе конвертировалась (например, когда она ходила в виде серебряной или золотой монеты), а торговые отношения с Западной Европой были облегчены – дело кончалось кризисом, революционной ситуацией и долговой ямой. Если же валюта была неконвертируема, а таможенно-пограничная политика была жесткой – то без всяких иностранных инвестиций промышленность росла и государство усиливалось. Правда, все зависело от личности монарха – он должен был знать буквально все, трезво относиться к Европе (лучше всего знать ее лично), любить Россию и держать «семью» в ежовых рукавицах. Таким монархом и был, кроме Петра I и Екатерины II, также и Александр III.
   Поймет ли это в конце концов «будущая элита»? Прочитает ли она учебники правильно?
   И о «золотом рубле» стоит поговорить подробнее, потому что история конвертируемой русской валюты гораздо старше «виттевского рубля».

ХИМЕРА ЗОЛОТОГО РУБЛЯ

   Деньги – тлен, душа бессмертна
Ю. И. Шунин

   Что такое золотая монета в наше время? В чем ее отличие от бумажной ассигнации, конвертируемой в иностранную валюту? Ее можно носить на проволочке, продетой в нос, и с точки зрения финансовой науки других отличий нет. Уже очень давно не требуется, чтобы деньги делались из дорогого материала – ценность валюте придает устойчивость той экономической системы, которая данную валюту выпускает. Люди с удовольствием отдают золото за бумажные доллары, и никого это не удивляет. Почему? Потому что на доллары можно купить что угодно и где угодно.
   Если говорить конкретнее, то никакая национальная валюта не обеспечивается золотым запасом государства – она обеспечивается массой товаров и услуг, которые за эту валюту можно купить на национальном рынке. Золотой запас – это так, на случай войны.
   Ценность золотой монеты не зависит от того, кто ее выпустил, она не привязана к национальному рынку. Но отсюда следует, что хождение золотой монеты имеет смысл только в мире без государств и банков – бумажные деньги удобнее, и ветхую банкноту можно поменять, а истершуюся монету – нет.
   Уже после появления первых частных банков и купеческих товариществ вместо золота стали ходить векселя. Ценность же векселю (это тоже бумажка, но от имени лица или компании) придает кредитоспособность того, кто этот вексель подписал. Именно он должен выдать в обмен на вексель определенный объем жизненных благ.
   Бумажные же деньги – это вексель от имени национального товарного рынка, представителем которого выступает национальный банк.
   Ценность национальным деньгам (бумажным) дает товарное насыщение национального же рынка. Правительство страны может разрешать иностранцам доступ к этому рынку, а может и запрещать, если по каким-то причинам это стране невыгодно. Допускать их можно, либо разрешая им продавать свои товары на наши деньги, либо напрямую менять их деньги на наши.
   Так зачем Витте попытался вернуть Россию к заре человечества, что это давало? Вряд ли ему так уж нравились желтые кругляшки с портретом Николая II. Но по его глубокому убеждению, «конвертируемая валюта – это мост от богатых стран к бедным». С этой его мыслью еще можно согласиться Но нельзя со второй: «и по этому мосту богатство потечет в Россию». Уж не было ли поведение Витте продиктовано заблуждением? А ведь у него уже были перед глазами исторические примеры!
   Вот типичная ситуация, когда русская валюта сравнительно свободно конвертировалась в зарубежные.
   Так, в период наполеоновских войн и после них мы держали за границей большую армию, и сношения с Европой, в том числе и торговые, сильно упростились. Наша денежная система базировалась тогда на бумажных ассигнациях (введены Екатериной II) и серебряной монете. В результате в стране разразился финансовый кризис, кроме всего прочего, серебро исчезло из обращения, за него давали два номинала ассигнациями. («Серебряная монета, замененная ассигнациями, сделалась в отношении к ним дороже не как монета, предпочтительная бумажным, но как товар» – Н. М. Карамзин.)
   Серебряную монету можно было встретить лишь в портовых и приграничных городах и столицах. Естественно – оттуда она и утекала в Европу.
   Забавно, что понимания причин этого кризиса, как и нынешнего, в обществе не было. Некоторые «исследователи» (духовные предки тех, кто проталкивает идею «золотого рубля») объявляли, что причиной удорожания серебра и, соответственно, удешевления ассигнаций являются сами ассигнации – дескать, бумага полноценными деньгами не является. Эту ситуацию подробно рассматривал Н. М. Карамзин:
   «Обратимся к ассигнациям… Жители Мальдивских островов не знают иной монеты, кроме ничтожных раковин, имея торговлю внутреннюю и внешнюю. Кто дает цену деньгам? Правительство, объявляя, что оно будет принимать их в дань народную вместо таких и таких вещей. Если бы государь дал нам клейменые щепки и велел ходить им вместо рублей, нашедши способ предохранять нас от фальшивых монет деревянных, то мы взяли бы и щепки. Монеты введены не для делания из них сосудов, пуговиц и табакерок, но для оценки вещей и сравнения их между собою…
   …Самое золото имеет гораздо более вообразительного, нежели внутреннего достоинства: кто бы за его блесточку отдал зимою теплую шубу, если бы оно ценилось только по своей собственной пользе? Но отдаю шубу и беру блесточку, когда могу обойтись без первой, а на вторую купить себе кафтан. Если мне дают кафтан и за бумажку, то бумажка и блесточка для меня равно драгоценны. Ассигнации уменьшаются в цене от своею размножения, золото и серебро – также.
   Открытие Америки произвело в оценке европейских товаров действие, подобное тому, что видим ныне в России от ассигнаций. Сей закон соразмерности непреложен. (Имеется в виду, что с притоком американского золота в 16—17 вв. оно подешевело в Европе – или, что то же самое, товары по отношению к золоту подорожали. А «закон соразмерности» – суть уравнение Ньюкомба-Фишера, см. далее – А.П.). От IX до XI У века предки наши не имели собственной металлической монеты, а единственно кожаные, правительством заклейменные лоскутки, называемые кунами, т. е. ассигнациями, и торговали с востоком и западом: с Грецией, с Пруссией, с Немецкой Ганзой; от IX века до 1228 г. лоскутки сии не унижались в цене относительно к серебру: ибо правительство не расточало их; но унизились до крайности, быв после того размножены неумеренно. Достойно примечания, что сии кожаные лоскутки были заменены у нас серебряною и медною монетою в самые мятежные и варварские времена ига ханского, когда баскаки уважались более князей. Татары не хотели брать кун, а требовали серебра. Русский мог откупиться от мук, от смерти, от неволи куском сего металла; отдавал за него все, что имел, и с презрением отвергал куны, так что они сами собою долженствовали исчезнуть…
   …Наконец, Екатерина II изданием ассигнаций сперва изумила, но скоро облегчила народ во всех платежах и торговых сделках. Увидели удобность и пользу. Дотоле знатные купеческие обороты производились у нас векселями, с сего времени ассигнации заступили место векселей и распространили внутреннюю торговлю…
   …Англичанину нет нужды, какие ходят у нас деньги – медные ли, золотые или бумажные. Если он за лоскуток бумаги получает у нас вещь, за которую ему сходно дать свою вещь ценою в гинею, то англ[ийская] гинея будет равняться в курсе с русской бумажкой: ибо торговля государств основана на самом деле на мене вещей».
   В пародийном, уменьшенном виде судьбу золотого рубля повторил советский пятак в наше время. Как только мировая цена на алюминиевую бронзу превысила номинал пятака, он исчез из обращения – возможно, кое-кто еще помнит эту ситуацию. Она больно щелкнула по горожанам, ездившим тогда на метро. А пятаки оказались в мировой экономике, проездом через Эстонию. Впервые ли у нас такая ситуация? Оказывается, нет.
   Вот цитата из того же Карамзина: «Медная монета есть у нас только разменная, в коей мы теперь имеем крайнюю нужду и которая уменьшается от тайного переплавления в вещи, или от вывоза в чужие земли». Проблемы те же, причины те же.
   Сейчас, если курс чуть-чуть тронется – нынешние гривенники и полтинники исчезнут, вот увидите.
   Поэтому-то такой, совсем катастрофический, кризис завершил и эксперимент с «золотым рублем» Витте. А ведь современники в конце 19-го века называли реформу Витте «безрассудной затеей», «потерей золотого запаса». И были правы! Интересно, что Витте все-таки понимал ситуацию, знал, на что шел. Так, ему принадлежит сравнение роли иностранных инвестиций со стимулирующим действием… мышьяка!
   И смотрите – ведь на что сейчас жалуются по всей стране? На недостаток денежной массы. Не золотой, серебряной или медной, а обычной бумажной, даже безналичной. Почему? Потому что она конвертируемая. При Александре I серебряная монета была в дефиците, а ассигнации – нет. Почему? Потому что серебряная была конвертируема, а ассигнации – нет.
   Так что любая возможность ввести свободный, неконтролируемый обмен реальными ценностями с заграницей, будь то золотом, серебром, бронзой или нефтью, приводит к одному и тому же, во все времена реальные ценности вытекают из страны на Запад, и наш рынок разрушается. Совершенно все равно, кто у нас при этом правит – царь, генсек или президент.
   А что бывает, если правительству не удается остановить отток денежных средств за границу? Такая финансовая катастрофа разразилась в Китае в 30—40-х годах 19-го века. Денежная система там была построена на серебре, и оно «утекало» к английским купцам за опиум – именно англичане и создали тогда опиумную зону «Золотого треугольника» в своих владениях в Юго-Восточной Азии, специально для реализации в Китае. Один умный и мужественный китайский чиновник, расследовав по заданию императора эту историю, вышел на причины кризиса и приказал утопить запасы опиума из английских складов в море. Результатом были две «опиумных войны» 1840—42 и 1856—1860 гг. и оккупация Пекина, падение династии и распад страны на изолированные провинции, управляемые воюющими между собой генералами. Англичане отстояли свое право продавать в Китае опиум! То жалкое состояние Китая, которое мы застали в начале 20-го века, было прямым следствием эксплуатации Китая западными производителями наркотиков. Они занимались этим вполне официально вплоть до 30-х годов 20-го века! Тогда финансовая анемия государства длилась более 100 лет… Что-то будет у нас.

А ЧТО ТАКОЕ КАПИТАЛИЗМ?

   Без светильника истории тактика – потемки.
А. В. Суворов

   Так что видите – все, что вы прочитали – не такое уж большое открытие. Все давно было известно. По всем прикидкам получается, что в рамках «мировой экономики» российская экономика нежизнеспособна, а вот ограниченная внутренним рынком – вполне. Значит, в принципе, вполне может оказаться жизнеспособной и сейчас. Конечно, должны отмереть паразитические наросты, сидевшие на экспорте и импорте. И тогда волей-неволей (голод не тетка) потребитель потянется к отечественному производителю, и тот начнет копить столь необходимые ему инвестиции. Останемся ли мы в будущем капиталистическим рыночным государством? Вероятность этого есть. Да рыночным мы всегда были, и при Ленине, и даже при Сталине, а капиталистическим после нынешних пертурбаций можем и остаться, правда, капитализм должен быть ограничен внутренним рынком капитала.
   А давайте-ка разберемся сначала, что такое «капитализм». Если попросить простого гражданина объяснить это понятие, то он скорее всего бодро ответит, что капитализм – это частная собственность на средства производства. Если спросить, что же такое в этом случае «государственный капитализм», то возникает гнетущая пауза, как после вопроса о границе Азии и Европы.
   На самом деле капитализм – это всего лишь направленность человеческой деятельности на сохранение и увеличение производственного капитала. И все! Ни о какой форме собственности в этом определении не говорится.
   Просто очень давно обнаружилось, что если средства производства (капитал – это не только и не столько деньги, а сырье, оборудование и технологии) принадлежат частным лицам, то они естественным образом ведут себя как капиталисты – то есть в процессе производства в первую очередь заботятся о капитале, возмещая из прибыли его убыль, и лишь потом о своих потребностях и потребностях своих рабочих.
   Если же капитал попадал в руки неумелого собственника или дебила, которые расходовали прибыль или даже основной капитал на повышение своего или чужого жизненного уровня, то такие «индивидуи» в процессе конкуренции разорялись, и их капиталом вскоре начинали владеть другие, и они уже начинали его использовать по правилам «капитализма». То есть оказалось, что частная собственность способствовала тому, чтобы процесс производства не останавливался, а расширялся. Так уже давно происходит на Западе.
   И государство может управлять собственностью, исходя из принципа «капитализма», а может, исходя из принципа «социализма». «Социализм» – это деятельность, направленная на удовлетворение потребностей общества, а о судьбе производственного капитала в этом случае заботятся во вторую очередь. И иногда это приводит к тяжелым последствиям – производственный капитал «проедается».
   Так оправдана ли была критика частного капитализма, которой с упоением занимались политэкономы-марксисты советского периода? В чем-то да, и здесь нет противоречия. В нашей стране безраздельное господство частной собственности и рыночных отношений приводит к тяжелым последствиям, и было это уже не один раз.
   Есть в капиталистической экономике, которая не раз за последние два века создавалась в России, один внутренний дефект, который раз за разом приводил ее к гибели. Этот дефект коренится в основной особенности капитализма – стремлении производственного капитала в те области, где капитал получит больше прибыли. Из двух соседних стран с разными условиями от этой особенности при открытии границы одна получит выгоду, а другая – нет. Так получилось, что в любой паре стран мы всегда будем проигравшей стороной, разве что с Монголией останемся при своих.
   Класс капиталистов в капиталистическом обществе, естественно, приобретает и политическую власть. А приложение капитала за пределами России более выгодно капиталистам, но не стране. То есть вообще российский капитал растет… но уже за пределами России. И капиталисты раз за разом принимали на государственном уровне решение об открытии российской экономической границы. Каковы приводные ремни от капитала к власти? В «демократических» условиях приобретаются СМИ, влияющие на избирателя, при монархии – приобретается ближайшее окружение монарха.
   В результате капитал утекал за рубеж, отечественная экономика стагнировала или впадала в глубокий кризис. Это зависело от состояния государственной власти – иногда она спохватывалась относительно своевременно, капиталисты лишались влияния, и граница восстанавливалась, а иногда дело кончалось крахом, как в 1917 или 1998—1999 гг. То есть процесс первоначального накопления, выражаясь на том же марксистском речекряке, раз за разом обрывался на взлете.
   Этот волнообразный процесс происходил в России, как я уже говорил, по крайней мере двести лет, а то и больше, со времен буржуазных революций в Европе, а проследить его стадии легко на примере истории тех государственных механизмов, которые занимаются защитой внутреннего рынка – таможенной и пограничной служб. Их усиление сопровождается экономическим ростом, ослабление – ростом внешней торговли и стагнацией экономики.
   Существование этих циклических процессов было замечено наиболее чуткими исследователями во многих областях – в общественной жизни, в искусстве, культуре, что можно проследить и по объективным данным – например, архитектурным стилям или статистике сферы народного образования. Желающие на эту тему могут понаписать диссертаций, да, наверное, они уже и понаписаны. О причине же циклов спорили – иногда предполагалось, что причины лежат в сфере психологии, так как длительность полупериода в среднем 25 лет – смена поколений. Может, и так. В правительство, ввиду естественной смены поколений, приходила молодежь, которой надоедала закрытость, «двери открывались» и экономика рушилась.
   А ведь, по сути, само существование межгосударственных границ (таможенных барьеров) и обусловлено изначально именно различиями в уровнях производительных сил в соседних областях. Каждый правитель старался избежать ситуации, когда его подданные могли купить товар дешевле… но на рынке соседа. Ведь выигрыш этих неразумных граждан был временным – если цены на соседнем рынке ниже, то и продавать уже свой товар им приходилось по более дешевой цене.
   У кого товар получается дешевым – тем выгоден максимально открытый рынок, у кого издержки высоки – вынужден держать границу на замке – в первую очередь для иностранных товаров и отечественного капитала.
   Помните совпадение климатической карты и схемы, на которой отмечены страны-члены НАТО и Варшавского Договора? Нулевая изотерма практически делит Европу на зону НАТО и зону нейтральных и социалистических стран. Отклонения не слишком значительны: если добавить тогда в НАТО Словению, Хорватию, Албанию, Грузию и Азербайджан, то мозаика практически сложилась бы. Все страны, территории которых не испытывают зимой морозов, были бы членами НАТО, те же, где бывает и ниже нуля, остались бы союзниками СССР или нейтральными странами. Исключение – Исландия (там зимой —1 °C) и Швеция, густонаселенный юг которой, впрочем, лежит в «плюсовой» зоне – но, надо сказать, хоть она и не была членом НАТО в советские времена, но была скорее враждебным нам государством, по крайней мере, более враждебным, чем Финляндия, Австрия или Швейцария.
   Конечно, вы можете сказать, что Норвегия находится в плюсовой зоне лишь частью территории, но дело в том, что на этом клочке и сосредоточено 80 % ее населения. Вообще так называемые «северные европейские страны» напоминают своей формой комету: крошечное населенное «ядро», находящееся в «плюсовой» или умеренной зоне, и огромный малонаселенный «хвост». протянувшийся к северо-востоку. Эти зоны сильно различаются и внутри стран: так, северные и южные районы Норвегии отличаются даже языком – норвежских языков на самом деле два – нюнорск и букмол.
   А что касается тогдашней ФРГ, то небезынтересно, что «суровый юг» этой страны – это горная Бавария, жители которой до сих пор считают себя отдельным, хотя и германским, народом, и в истории это порой чувствовалось.
   Что это значит, спросите вы? Чем объясняется такое распределение? Никакой мистики: «плюсовые» западные страны хорошо чувствуют себя в мировой экономике, уровень производственных издержек в них примерно одинаков, и они вполне могут объединяться в единый рынок. Чем больше рынок, тем больше плюсов для участников – и в приобретении, и в сбыте товаров. Общий рынок увенчивается и военно-политическим союзом. А вот для центрально-европейских стран и Швеции более выгодно некоторое дистанцирование от мировой экономики, хотя, по сравнению с Россией, отличия условий для хозяйственной жизни в них и в Западной Европе совсем невелики. Но и разница в уровнях издержек, измеряющаяся процентами – это много Ну, а для самых восточных стран насущной была значительная изоляция, что выражалось и политически.
   Желающие могут придумать и другое объяснение.
   Итак, из-за наших особых условий издержки любого производства у нас чрезвычайно велики, а компенсировать их нечем. «Низкая зарплата» и «дешевизна сырья» – это мифы.
   Нас давно призывали сломать преграды на пути инвестиций, чтобы они хлынули потоком. И сломали, и хлынули. Только не оттуда, а туда. Каждый доллар, появившийся в нашей стране, выгодней вкладывать не у нас, и это экономический закон.
   Судьба российского частного капитализма в будущем зависит от того, удастся ли государству воспрепятствовать оттоку капитала за рубеж. Причем делать это надо всегда, стоит чуть-чуть ослабить усилия, и капитал перестанет быть российским. В этом отношении для нас представляет интерес опыт не тех западных стран, которые полностью открыты мировому рынку, а тех, которые несколько изолированы – Швеции, Швейцарии, Австрии. Как они препятствуют оттоку капитала в страны с низкими издержками?