Страница:
Патрик Карман
Тёмный Эдем. Начало
Посвящается Касси и Сьерре.
Пусть у вас никогда не гаснет свет.
Прибытие
Месторасположение объекта.
Зачем ты спрятался здесь совсем один?
Вопросов будет много: о форте Эдеме, о Семерых, о Рейнсфорде, Дэвисе, миссис Горинг, о процедуре. Но первым делом зададут именно этот, самый простой. Сразу же, как только меня найдут.
Мы задали тебе вопрос, Уилл. Зачем ты тут спрятался?
Я уже думал, как буду отвечать. В угол меня не загонят. Не хочу, чтобы кто-нибудь стоял в дверях, загораживая проход, и добивался от меня признания. Лучше придумать ответ заранее и запомнить его, чтобы вырваться в лес, где я смогу убежать.
Потому что я знал.
Вот что я отвечу, когда меня спросят.
Я знал, и я боялся.
Доктор Синтия Стивенс
12.06.2010
Есть и другие, такие же как ты. Ты не один, Уилл.
Что значит «такие же как я»?
Не один ты испытываешь страх. В твоём возрасте многие боятся самого разного. Когда тебе пятнадцать, мир может показаться жутко страшным местом. Но некоторые, вроде тебя, боятся немного больше, чем следовало бы. Мы с тобой уже говорили об этом. Не нужно замыкаться в себе. Ты не одинок.
Зачем вы мне это говорите?
Перед нашей сегодняшней встречей я просматривала записи. Наши сеансы длятся уже долго. Слишком долго, Уилл.
О чём вы?
Ты доверяешь мне, Уилл? По-настоящему?
Ну… наверное.
Тогда послушай меня. Я не могу ничем тебе помочь. Хотела бы, но не могу. Однако есть и другие… шестеро, если точнее. Шесть человек, которые испытывают страх, как и ты. И есть одно место… я бы хотела, чтобы вы туда отправились.
Значит, шесть человек, с которыми я никогда не встречался? Сколько им лет?
Вы все одного возраста.
Нет, я не согласен. Вы меня не заставите.
А вот твои родители не против. Я уже спросила их. Мне кажется, они просто немного устали от того, что нет никакого прогресса. Сто шестьдесят семь сеансов. Больше двух лет. Ты же сам видишь, Уилл, я не могу помочь тебе. Но знаю того, кто может.
И где же это место, в которое я вообще-то не собираюсь? И кто эти люди, с кем я не хочу встречаться?
Извинившись, доктор Стивенс вышла из комнаты, находившейся на третьем этаже перестроенного таунхауса. Кроме неё, в этом здании вели приём ещё трое консультантов. Дверь она оставила приоткрытой на несколько дюймов; я услышал, как громко скрипнула под её ногой четвёртая ступенька сверху, а потом с тихим стуком закрылась входная дверь. Видимо, она вышла на крыльцо, чтобы с кем-то поговорить. Из соседнего помещения доносилась тихая монотонная речь, похожая на мурлыканье кошки. Я встал с кресла.
Наши сеансы длились уже так долго, что могло создаться впечатление, будто доктор Стивенс мне тётя или старшая сестра. Иногда во время бесед она обедала; иногда выходила в уборную или спускалась на кухню, и я пользовался этими перерывами, чтобы порыться в её вещах. Скрип четвёртой ступеньки служил для меня сигналом тревоги.
Ну что ж, сама виновата – не надо было оставлять меня одного. И запугивать меня тоже не стоило. Шарить на её столе стало для меня чем-то вроде дурной привычки, подобно краже газеты с прилавка в магазине: вроде и не собирался её читать, а потом она вдруг сама обнаруживается в кармане. С тайнами всегда так. Они накапливаются, накапливаются, наваливаются друг на друга, а потом приходится следить, чтобы вся конструкция не разрушилась, как карточный домик.
С тех пор как я заглянул в первый файл на компьютере доктора Стивенс, прошло уже довольно много времени. Если бы я строил карточный домик, то сейчас бы заканчивал уже второй этаж. Из всех наших встреч мне особенно запомнились несколько моментов.
Сеанс 12
Могло показаться, что доктор Стивенс пытается прочитать мою судьбу по чайным листьям в чашке, но она просто торопилась зарядиться кофеином перед очередной получасовой беседой с Уиллом Бестингом. Несколько ударов по клавишам, и вот она уже спускается по лестнице, впервые оставляя меня одного в комнате. Я поднялся, сел в её кресло и посмотрел на экран ноутбука.
Компьютер был заблокирован, но это легко обойти. Доктор Стивенс не очень-то таилась, когда вводила пароль – он был достаточно коротким, а от таких пытливых глаз, как мои, мало что скроется. Пальцами левой руки она ткнула в c и a, указательным пальцем правой – куда-то в середину верхнего ряда буквенных клавиш. А потом, когда я притворился, что изучаю вид из окна, нажала ещё клавиш пять.
Пароль начинался с букв c-a, и, скорее всего, после них следовала буква t.
CAT, то есть «кот».
Нет, я не вру; я действительно сидел за её столом и возбуждённо перебирал возможные варианты: коткоткот, котнакрыше, котикмой, котопёс, котихвост…
Четвёртая ступенька скрипнула, и я мигом вернулся в своё кресло, вцепившись в деревянные ручки. Доктор Стивенс вошла в комнату с заново наполненной чашкой в руках.
Полчаса спустя, когда мы прощались, я пробежался взглядом по полкам и заметил на одной из них четыре книги. В глаза бросилась синяя обложка с довольно улыбающимся котом, приподнимающим полосатую шляпу.
«Кот в шляпе».[1]
catinhat
Пароль, который я запомню надолго.
Сеанс 19
Папка с моими аудиозаписями нашлась сразу. Я знал, что доктор Стивенс записывает наши сеансы – даже давал на это согласие, – но, когда я увидел файлы собственными глазами, мне стало немного не по себе. Как будто она слишком глубоко погрузилась в мою душу и с мясом вырывала оттуда тайны, кусок за куском, складывая их на хранение в свой холодильник.
Заодно выяснилось и то, что родители меня предали. Я несколько лет вёл аудиодневник. Свои монологи я начал записывать ещё в 2005 году, когда мне было девять лет, – да и собственный голос мне всегда нравился. В компьютере доктора Стивенс нашлись все записи, включая и сделанные в то время, когда начались проблемы.
Сеанс 31
С тех пор я всегда носил под рубашкой медальон на цепочке – резное изображение святого Христофора, овальной формы, толщиной с три пластинки жевательной резинки. Если потянуть его за специальный поясок, то он открывается. На самом деле нижняя половина медальона – это флешка, на которую помещается очень много аудиофайлов.
catinhat
Я ухватился стрелкой мыши за папку под названием «Уилл Бестинг», протащил её по экрану и перебросил прямо в медальон святого Христофора.
Сеанс 167
И сейчас, когда доктор Стивенс вышла из комнаты, чтобы поговорить по телефону, я скопировал ещё кое-что, хотя сам обещал себе к нему не притрагиваться.
catinhat
Сердце тревожно колотилось, как это бывало всякий раз, когда я сидел в её кресле. Я знал, где находятся аудиозаписи других пациентов, и мог бы в свободное время прослушать их все, лёжа на кровати и жуя мармеладки. Но пока что не сделал этого, переписав только свои файлы – я чувствовал, что они принадлежат исключительно мне, а не моим родителям и тем более не доктору Стивенс.
В компьютере была ещё одна папка, на содержимое которой я хотел взглянуть. Она манила меня, как манит запах горячего попкорна, распространяющийся по коридору из кухни.
Как она там говорила?
Я не могу ничем тебе помочь. Хотела бы, но не могу. Однако есть и другие… шестеро, если точнее. Шесть человек, которые испытывают страх, как и ты. И есть одно место… я бы хотела, чтобы вы туда отправились.
Я раскрыл медальон и воткнул флешку в USB-разъём ноутбука. Серебряные ноги святого болтались снаружи, а голова, получалось, была внутри, и мне вдруг показалось, что он сейчас засунул голову в компьютер и осматривается по сторонам в поисках таинственных Семерых, как раньше я искал папки, имеющие отношение ко мне.
Я не стал сразу изучать содержимое папки. Просто скопировал её на накопитель и наблюдал, как несколько десятков файлов перелетают из компьютера в мой медальон.
Строго говоря, мне вовсе не обязательно было её открывать – я и так знал, что там увижу. Своё собственное имя. Шестеро других – и я.
Я был одним из Семерых.
– Мы надеемся на положительный результат, – сказал отец, всем видом показывая, как сильно он хочет добиться от меня согласия, и таким тоном, как будто мне десять лет и мы с ним лучшие приятели. —
Доктор Стивенс считает, что всё получится, и мы ей верим. Просто попробуй.
– Расскажи Уиллу про этого Рейнсфорда, о котором она говорила, – добавила мать, беря его за руку.
– Двадцать лет назад доктор Стивенс училась у очень хорошего специалиста, настоящего гения. Он разработал специальную программу, особый курс лечения, и занимается им неподалёку от Лос-Анджелеса. Это очень дорогое лечение. Но благодаря доктору Стивенс тебя возьмут практически даром.
– Вот видишь? Мы желаем тебе только самого лучшего, – добавила мать.
– А почему я не могу поехать один?
– Потому что это особая программа, в ней должны работать вместе сразу несколько человек, – настаивал отец. – Это не как встречаться с доктором Стивенс. Всё по-другому.
– Ну, то есть групповая терапия. Как для сумасшедших.
Отец вырвал у мамы руку и вышел на кухню, но потом вернулся и упёрся руками в стол, за которым сидели мы с мамой.
– Просто подумай об этом, ладно? Мы считаем, что так будет лучше для тебя.
Шли недели, я пытался отговорить родителей, но дней за пять до отъезда понял, что они всё равно не оставят меня дома. Я узнал это от младшего брата – тот обладал настоящим даром чувствовать настроение отца с матерью.
– Ну что, едешь? Уже решено, – сказал он.
Мы сидели на полу в моей комнате и играли в «Берсерка»[2] на старенькой приставке «Атари-2600», которую я купил через eBay. Брат, как обычно, натянул свою светло-зелёную бейсболку на самые уши, так что волосы торчали из-под неё во все стороны. Игра, как многие древние видеоигры, издавала изумительные роботизированные звуки – так бы и слушал её сутки напролёт! Когда роботы обнаруживали героя, они начинали монотонно кричать: «Тревога! Нарушитель! Тревога! Нарушитель!» Звуки были такие, как будто кто-то говорил скрипучим электронным голосом прямо в работающий вентилятор.
Я на столько очков обогнал брата, что уже начинал его немного жалеть – а зря. Никогда не жалейте младших братьев, обыгрывая их, потому что в конце концов они обязательно с вами расквитаются.
– Точно? – переспросил я, не отводя глаз от очередного робота, расхаживающего по экрану.
– Ну, у них такой вид. Наверняка.
Кит был высоким тринадцатилетним подростком, пользующимся заслуженной популярностью среди своих сверстников. Тихий и спокойный, как и я, но более ловкий и сильный, однажды он проиграл мне в аэрохоккей, стоявший у нас в гараже, – если подумать, это не такое уж моё достижение. Следующее, что я помню, – как он прижимает меня лицом к полу баскетбольного зала, а это уже куда обиднее.
– Да ладно, подумаешь, съездить на неделю, – сказал он, вставая, но не отрываясь следя, как я играю, – запоминал мои приёмы, потом с их же помощью меня и обыграет. – От этого не умирают.
Когда я обернулся, он уже вышел – словно призрак, который приносит ужасную весть и тут же исчезает, чтобы его нельзя было переспросить. Иногда мне кажется, что старший брат – это Кит, а не я.
Я сел за стол и уставился в окно, ожидая, пока загрузится ноутбук. Следующие три часа я неотрывно слушал голоса Семерых, включая свой собственный, и играл в «Берсерка». В голове у меня всё путалось, я погружался в море лиловых роботов и страхов, о которых не имел ни малейшего представления.
Её голос, как и голоса остальных, удивил меня, когда я тем утром услышал его вживую. Я думал, каково это – увидеть человека, которому принадлежит голос, ставший знакомым, увидеть, как он выглядит, посмотреть ему в глаза. Голос Марисы Сорренто, кстати, понравился мне больше других и даже показался красивым.
– Вот ты бы мог поверить, что родители подкинут нам такую подлянку? – спросила она.
Но ответить я не успел, меня перебили:
– Да может, там весело, как в лагере.
И этот голос был мне знаком. Алекс Хирш, родители которого явно использовали ту же тактику, что и мои. Учитывая то, что я знал про Алекса, и ещё то, что мы направлялись куда-то в безлюдный лес, казалось удивительным, что он до сих пор не распахнул дверь и в ужасе не выпрыгнул на дорогу.
Сидевшие впереди продолжили разговор, а моё внимание переключилось на Марису. Судя по имени и фамилии, девушка была латиноамериканского происхождения, хотя если бы я не знал этого, то ни за что бы так не подумал. Мягкий, почти совершенный голос, под стать нежной смугловатой коже. Но если внимательно прислушаться, то он всё-таки выдавал в ней человека, который тщательно пытается скрыть следы какого-то акцента. Насколько я знал, Мариса жила с матерью и сестрой, а отец их скончался несколько лет назад при загадочных обстоятельствах. Карие глаза девушки – тёмные бездонные колодцы – смотрели прямо на меня, словно Мариса до сих пор ждала моего ответа. О чём же она меня спрашивала?
Вот ты бы мог поверить, что родители подкинут нам такую подлянку?
Я покачал головой. Нет, я бы не мог в это поверить. Но вопрос прозвучал уже давно, и мой ответ оказался бы совершенно невпопад.
– Всё нормально? – спросила она, прищуриваясь.
– Да, – выдавил я. – Всё нормально. А ты как?
Какой я болван! Кровь бросилась в лицо, а язык еле шевелился, словно рот был наполнен песком.
– Не знаю, – ответила она, слегка мотнув головой; волосы её, собранные в хвост, качнулись взад-вперёд. – Тебе не кажется, что всё это как-то странно? Я ни с кем из них не знакома!
Это оказалось очень мило с её стороны, как если бы мы были уже знакомы. Мы и они. Жаль только, что у меня едва не онемело горло. Такое ощущение, словно я потягиваю холодный шоколадный коктейль через соломинку.
– С тобой точно всё в порядке? – переспросила она, отодвигаясь, словно испугавшись, что меня вот-вот вырвет прямо на её ветровку. В голове у меня вдруг пронеслась мысль, что я, пожалуй, не единственный в этом фургоне, кому что-то известно о происходящем. Почему, когда я пытался перевести дыхание, все вдруг сразу посмотрели на меня? Эти парни и девушки казались больными, больными страхом или даже чем-то похуже.
Что не так с Уиллом Бестингом? Эй, посмотрите на него! Нет, серьёзно, вы только гляньте!
Я приказал себе успокоиться. Я знаю, что всё в порядке, волноваться не о чем. Эти люди видят меня впервые, я ни с кем из них раньше не встречался. Они и друг с другом-то никогда не встречались, так что о заговоре даже речи не идёт. Я знал их лучше, чем они – сами себя. Я знал их тайны и их страхи. У них были такие же проблемы, как и у меня, если не хуже.
Если доктор Стивенс и родители действительно хотя бы на секунду поверили, что я согласился провести неделю с этими людьми, то они ошиблись.
Я скорее согласился бы на пруд с пираньями.
Но и имя КИТ там повторяться не будет. Нет, так просто это не делается. Младшие братья гораздо умнее и хитрее. Все десять строчек будут заполнены примерно следующими словами:
Фургон свернул с шоссе на просёлочную дорогу, и доктор Стивенс с нами заговорила. Сначала она сказала, что мы сейчас направляемся в горы, а потом принялась рассуждать о том, как мы друг с другом познакомимся, как это будет чудесно и всякое такое. Все дружно замолчали и задумались.
– Только представьте, как вы будете себя чувствовать через неделю, – говорила она, сворачивая на гравийную дорогу. – Вы наконец-то сбросите с плеч тяжёлый груз, который так долго несли. Не стесняйтесь обращаться друг к другу за поддержкой, узнайте друг друга получше. И пусть всё идет как должно.
Я впервые внимательно разглядывал тех, чьи голоса слушал вот уже несколько недель. Коннор Блум – высокий крепкий парень, стриженный под «ёжик» и больше всего походящий на спортсмена, для которого главное – сила, а подумать можно и потом. Алекс Хирш, внешне не такой уж типичный ботаник, каким я его себе представлял, – скорее модный мальчик из тех, кого называют «золотой молодёжью», – но мне-то лучше знать. Алекс умнее нас всех вместе взятых, но предпочитает этого не показывать. Бен Дуган – невысокий и худощавый, отчего стесняется всякий раз, когда дело касается девушек. Но мне он понравился сразу: в нём не было той выставляемой напоказ преувеличенной агрессивности, которая обычно наблюдается у коротышек. Темноволосая Эйвери Вароун, довольно симпатичная и тихая; высокомерная красивая блондинка Кейт Холландер – такими я их себе и представлял. И Мариса Сорренто – о такой можно только мечтать: прелестная улыбка, гладкая кожа, немного нервничает, но держит себя под контролем. И, что самое главное, не кажется такой уж недоступной. Если бы у меня хватило смелости пригласить её на свидание, то она, возможно, и не стала бы мне отказывать.
Нам нужно было проехать четыре мили по гравийной дороге, слушая стук камешков под колесами. Я это знал. Я видел карту, которая хранилась в папке под названием Семеро. Потом ещё две мили по грунтовой дороге с многочисленными ответвлениями – на карте она походила на корень огромного сорняка, который я однажды вытащил из земли на заднем дворе. Да, четыре мили по гравийной дороге, две мили по грунтовой, похожей на корень сорняка, а потом ещё пешком. О чём бы я сейчас думал на их месте? Я-то знал, куда нас везут и что нас там ждёт, а они – нет.
Все молчали, пока мы наконец не добрались до закрытых ворот, перегораживающих дорогу. Доктор Стивенс вышла из фургона и открыла их.
– Да, Дороти, мы больше не в Канзасе, – сказала Кейт Холландер, и все нервно рассмеялись.
Девушка сидела на пассажирском сиденье рядом с доктором Стивенс и казалась совершенно недосягаемой для простых смертных. Глядя на неё, можно было бы подумать, что всё, что я о ней знаю, – неправда. Если бы я не слышал её собственных слов, то счёл бы это слухами, которые завистливые подружки распространяют у Кейт за спиной.
Мы проехали ещё полмили, углубляясь в густой лес. Дорога напоминала стиральную доску, и машину трясло так, что стучали зубы. Я посмотрел на Марису. Девушка глядела в окно, как и все остальные. Мне захотелось наклониться и положить руку ей на плечо, чтобы успокоить и сказать, что всё будет в порядке, но я не посмел. Вслед за всеми она уже потеряла ко мне интерес. Для этих людей я был призраком.
Дорога закончилась. Доктор Стивенс развернула фургон и остановилась. Двери автомобиля распахнулись, и все вышли, повесив на плечи рюкзаки с провизией и вещами.
– Вам нужно будет всё время держаться правой стороны, тут идти меньше мили, – сказала доктор Стивенс.
Она стояла перед нами, ухватившись одной рукой за ручку двери, как будто фургон был спасательной лодкой.
Бен Дуган, на голову ниже меня, побледнел.
– А вы что, с нами не идёте?
Я думал, что все рассмеются, и при других обстоятельствах они бы, несомненно, так и сделали, но сейчас мы стояли посреди совершенно незнакомого леса, и никто не хотел идти по тропе без сопровождающего.
– Это начало пути, в конце которого вы избавитесь от своих проблем. Начинать нужно здесь и сейчас, – сказала доктор Стивенс.
Она посмотрела на землю, вздохнула и подняла взгляд на меня. В глазах её блеснули слёзы.
– Вам нужно научиться доверять друг другу.
– Как в «Повелителе мух»[3], – сказала Кейт, обнимая за талию Коннора Блума, самого крупного парня в группе. – Под конец останемся только ты и я.
Я знал, что ничего подобного не будет, но союзы, похоже, уже начали образовываться сами собой. Так бывает всегда, слабых все отталкивают.
Доктор Стивенс села в фургон, бросив через открытое окно последний взгляд на нас.
– Я не смогу вам помочь, но он сможет. В конце этого пути всех вас ждёт исцеление.
А потом она уехала, и мы остались одни.
Бен Дуган держал мобильник высоко над головой, щурясь от солнца и не теряя надежды поймать в этой глухомани хоть слабый сигнал.
– Может, у кого-нибудь оператор не «Спринт»? – спросил Коннор, сжимая телефон и так отчаянно массируя коротко остриженный затылок, словно он пытался намагнитить его и тем самым всё же уловить сигнал (или притянуть молнию, кто его знает).
– Сигнал пропал ещё час назад, где вы были, парни? – отозвалась Мариса.
«Тормозов не любит, – подумал я. – Запомним».
Так как посылать SMSки было бессмысленно, все принялись фотографировать на телефоны окружающую природу, чтобы потом составить отчёт о своих приключениях. Лучше сейчас запастись хоть чем-нибудь, что можно выставить в социальных сетях, раз уж Интернета нам не видать ещё целую неделю. О том, чтобы ничего не делать, и речи не шло: всем обязательно нужно было хоть чем-то заняться, к тому же это место оказалось ужасно интересным.
Пока мы шли, я посматривал на небо, но деревья окружали нас всё плотнее, и вскоре солнце перестало даже просвечивать сквозь их кроны. Мы поворачивали то налево, то направо, а позади нас, держась на безопасном расстоянии, то и дело каркали вороны.
Тропа была такой ширины, что бок о бок по ней могли идти только двое, и мои спутники невольно разделились на пары. Впереди, разумеется, шли Кейт и Коннор; за ними – Бен Дуган с Алексом Хиршем, болтая, словно они были давно знакомы. Мариса выбрала в пару тихоню – ту самую Эйвери, которая показалась мне загадочнее всех. Последние несколько лет она часто переезжала из одного приёмного дома в другой, и везде, включая последний, дела у неё шли далеко не радужно.
Я топал позади всех, наслаждаясь запахом сосен и свежей травы. Мариса замедлила шаг и отстала от своей соседки, приблизившись ко мне.
– Какая же она неразговорчивая, – шепнула девушка. – Прям как ты.
Я представил, как мы с Эйвери оказались совершенно одни в комнате и пытаемся завязать разговор.
– Привет, – говорит она.
– Привет, – отвечаю я.
Потом наступает тишина, и мы внимательно изучаем свои ботинки.
Из-за жары, какая иногда бывает в сентябре, Мариса сняла ветровку.
– Ты тоже ни с кем из них раньше не встречался? – спросила она, когда мы ещё больше отстали от идущих впереди.
Я посмотрел на красную футболку девушки, пытаясь прочесть написанные на ней чёрные слова, но это у меня не получилось. С такого расстояния разглядеть их было сложно, а наклоняться я не хотел.
Зачем ты спрятался здесь совсем один?
Вопросов будет много: о форте Эдеме, о Семерых, о Рейнсфорде, Дэвисе, миссис Горинг, о процедуре. Но первым делом зададут именно этот, самый простой. Сразу же, как только меня найдут.
Мы задали тебе вопрос, Уилл. Зачем ты тут спрятался?
Я уже думал, как буду отвечать. В угол меня не загонят. Не хочу, чтобы кто-нибудь стоял в дверях, загораживая проход, и добивался от меня признания. Лучше придумать ответ заранее и запомнить его, чтобы вырваться в лес, где я смогу убежать.
Потому что я знал.
Вот что я отвечу, когда меня спросят.
Я знал, и я боялся.
* * *
Уильям Бестинг, S167Доктор Синтия Стивенс
12.06.2010
Есть и другие, такие же как ты. Ты не один, Уилл.
Что значит «такие же как я»?
Не один ты испытываешь страх. В твоём возрасте многие боятся самого разного. Когда тебе пятнадцать, мир может показаться жутко страшным местом. Но некоторые, вроде тебя, боятся немного больше, чем следовало бы. Мы с тобой уже говорили об этом. Не нужно замыкаться в себе. Ты не одинок.
Зачем вы мне это говорите?
Перед нашей сегодняшней встречей я просматривала записи. Наши сеансы длятся уже долго. Слишком долго, Уилл.
О чём вы?
Ты доверяешь мне, Уилл? По-настоящему?
Ну… наверное.
Тогда послушай меня. Я не могу ничем тебе помочь. Хотела бы, но не могу. Однако есть и другие… шестеро, если точнее. Шесть человек, которые испытывают страх, как и ты. И есть одно место… я бы хотела, чтобы вы туда отправились.
Значит, шесть человек, с которыми я никогда не встречался? Сколько им лет?
Вы все одного возраста.
Нет, я не согласен. Вы меня не заставите.
А вот твои родители не против. Я уже спросила их. Мне кажется, они просто немного устали от того, что нет никакого прогресса. Сто шестьдесят семь сеансов. Больше двух лет. Ты же сам видишь, Уилл, я не могу помочь тебе. Но знаю того, кто может.
И где же это место, в которое я вообще-то не собираюсь? И кто эти люди, с кем я не хочу встречаться?
* * *
Тут вспыхнул экран её телефона, и доктор Стивенс отвернулась, а я продолжал на неё смотреть. Это была высокая худая женщина лет сорока, довольно приятной внешности. Светлые волосы, очки в оправе, придающие ей умный вид, – есть на что поглядеть. Один зуб слегка выдавался вперёд и немного портил в целом красивое лицо, но от этого оно казалось ещё более естественным. Словно это был последний штрих, завершающий общую картину.Извинившись, доктор Стивенс вышла из комнаты, находившейся на третьем этаже перестроенного таунхауса. Кроме неё, в этом здании вели приём ещё трое консультантов. Дверь она оставила приоткрытой на несколько дюймов; я услышал, как громко скрипнула под её ногой четвёртая ступенька сверху, а потом с тихим стуком закрылась входная дверь. Видимо, она вышла на крыльцо, чтобы с кем-то поговорить. Из соседнего помещения доносилась тихая монотонная речь, похожая на мурлыканье кошки. Я встал с кресла.
Наши сеансы длились уже так долго, что могло создаться впечатление, будто доктор Стивенс мне тётя или старшая сестра. Иногда во время бесед она обедала; иногда выходила в уборную или спускалась на кухню, и я пользовался этими перерывами, чтобы порыться в её вещах. Скрип четвёртой ступеньки служил для меня сигналом тревоги.
Ну что ж, сама виновата – не надо было оставлять меня одного. И запугивать меня тоже не стоило. Шарить на её столе стало для меня чем-то вроде дурной привычки, подобно краже газеты с прилавка в магазине: вроде и не собирался её читать, а потом она вдруг сама обнаруживается в кармане. С тайнами всегда так. Они накапливаются, накапливаются, наваливаются друг на друга, а потом приходится следить, чтобы вся конструкция не разрушилась, как карточный домик.
С тех пор как я заглянул в первый файл на компьютере доктора Стивенс, прошло уже довольно много времени. Если бы я строил карточный домик, то сейчас бы заканчивал уже второй этаж. Из всех наших встреч мне особенно запомнились несколько моментов.
Сеанс 12
Могло показаться, что доктор Стивенс пытается прочитать мою судьбу по чайным листьям в чашке, но она просто торопилась зарядиться кофеином перед очередной получасовой беседой с Уиллом Бестингом. Несколько ударов по клавишам, и вот она уже спускается по лестнице, впервые оставляя меня одного в комнате. Я поднялся, сел в её кресло и посмотрел на экран ноутбука.
Компьютер был заблокирован, но это легко обойти. Доктор Стивенс не очень-то таилась, когда вводила пароль – он был достаточно коротким, а от таких пытливых глаз, как мои, мало что скроется. Пальцами левой руки она ткнула в c и a, указательным пальцем правой – куда-то в середину верхнего ряда буквенных клавиш. А потом, когда я притворился, что изучаю вид из окна, нажала ещё клавиш пять.
Пароль начинался с букв c-a, и, скорее всего, после них следовала буква t.
CAT, то есть «кот».
Нет, я не вру; я действительно сидел за её столом и возбуждённо перебирал возможные варианты: коткоткот, котнакрыше, котикмой, котопёс, котихвост…
Четвёртая ступенька скрипнула, и я мигом вернулся в своё кресло, вцепившись в деревянные ручки. Доктор Стивенс вошла в комнату с заново наполненной чашкой в руках.
Полчаса спустя, когда мы прощались, я пробежался взглядом по полкам и заметил на одной из них четыре книги. В глаза бросилась синяя обложка с довольно улыбающимся котом, приподнимающим полосатую шляпу.
«Кот в шляпе».[1]
catinhat
Пароль, который я запомню надолго.
Сеанс 19
Папка с моими аудиозаписями нашлась сразу. Я знал, что доктор Стивенс записывает наши сеансы – даже давал на это согласие, – но, когда я увидел файлы собственными глазами, мне стало немного не по себе. Как будто она слишком глубоко погрузилась в мою душу и с мясом вырывала оттуда тайны, кусок за куском, складывая их на хранение в свой холодильник.
Заодно выяснилось и то, что родители меня предали. Я несколько лет вёл аудиодневник. Свои монологи я начал записывать ещё в 2005 году, когда мне было девять лет, – да и собственный голос мне всегда нравился. В компьютере доктора Стивенс нашлись все записи, включая и сделанные в то время, когда начались проблемы.
Сеанс 31
С тех пор я всегда носил под рубашкой медальон на цепочке – резное изображение святого Христофора, овальной формы, толщиной с три пластинки жевательной резинки. Если потянуть его за специальный поясок, то он открывается. На самом деле нижняя половина медальона – это флешка, на которую помещается очень много аудиофайлов.
catinhat
Я ухватился стрелкой мыши за папку под названием «Уилл Бестинг», протащил её по экрану и перебросил прямо в медальон святого Христофора.
Сеанс 167
И сейчас, когда доктор Стивенс вышла из комнаты, чтобы поговорить по телефону, я скопировал ещё кое-что, хотя сам обещал себе к нему не притрагиваться.
catinhat
Сердце тревожно колотилось, как это бывало всякий раз, когда я сидел в её кресле. Я знал, где находятся аудиозаписи других пациентов, и мог бы в свободное время прослушать их все, лёжа на кровати и жуя мармеладки. Но пока что не сделал этого, переписав только свои файлы – я чувствовал, что они принадлежат исключительно мне, а не моим родителям и тем более не доктору Стивенс.
В компьютере была ещё одна папка, на содержимое которой я хотел взглянуть. Она манила меня, как манит запах горячего попкорна, распространяющийся по коридору из кухни.
СЕМЕРОВсе остальные папки обозначались именами, датами или какими-то терминами. Но эти Семеро – кто они? Если Стивенс действительно доктор, то, по всей видимости, это её пациенты. Семь пациентов. Чем же они тогда отличаются от остальных? И для чего хранить эту информацию в отдельной папке?
Как она там говорила?
Я не могу ничем тебе помочь. Хотела бы, но не могу. Однако есть и другие… шестеро, если точнее. Шесть человек, которые испытывают страх, как и ты. И есть одно место… я бы хотела, чтобы вы туда отправились.
Я раскрыл медальон и воткнул флешку в USB-разъём ноутбука. Серебряные ноги святого болтались снаружи, а голова, получалось, была внутри, и мне вдруг показалось, что он сейчас засунул голову в компьютер и осматривается по сторонам в поисках таинственных Семерых, как раньше я искал папки, имеющие отношение ко мне.
Я не стал сразу изучать содержимое папки. Просто скопировал её на накопитель и наблюдал, как несколько десятков файлов перелетают из компьютера в мой медальон.
Строго говоря, мне вовсе не обязательно было её открывать – я и так знал, что там увижу. Своё собственное имя. Шестеро других – и я.
Я был одним из Семерых.
* * *
В последующие месяцы доктор Стивенс и родители изо всех сил старались убедить меня, что стоит только уехать из дома на неделю, и проблемы решатся сами собой. Никто не называл это место настоящим именем, все говорили о «лагере» – ага, как будто речь шла об обычном летнем лагере, где можно плавать на каноэ, стрелять из лука и устраивать весёлые потасовки с друзьями. Но я знал, что там не будет никаких каноэ, никаких стрел и никаких друзей. Я понимал, чего они на самом деле хотят и о чём думают. Они считают, что я неизлечим. Им надоело со мной возиться, они решили: будь что будет, уж какое-нибудь крайнее средство должно подействовать.– Мы надеемся на положительный результат, – сказал отец, всем видом показывая, как сильно он хочет добиться от меня согласия, и таким тоном, как будто мне десять лет и мы с ним лучшие приятели. —
Доктор Стивенс считает, что всё получится, и мы ей верим. Просто попробуй.
– Расскажи Уиллу про этого Рейнсфорда, о котором она говорила, – добавила мать, беря его за руку.
– Двадцать лет назад доктор Стивенс училась у очень хорошего специалиста, настоящего гения. Он разработал специальную программу, особый курс лечения, и занимается им неподалёку от Лос-Анджелеса. Это очень дорогое лечение. Но благодаря доктору Стивенс тебя возьмут практически даром.
– Вот видишь? Мы желаем тебе только самого лучшего, – добавила мать.
– А почему я не могу поехать один?
– Потому что это особая программа, в ней должны работать вместе сразу несколько человек, – настаивал отец. – Это не как встречаться с доктором Стивенс. Всё по-другому.
– Ну, то есть групповая терапия. Как для сумасшедших.
Отец вырвал у мамы руку и вышел на кухню, но потом вернулся и упёрся руками в стол, за которым сидели мы с мамой.
– Просто подумай об этом, ладно? Мы считаем, что так будет лучше для тебя.
Шли недели, я пытался отговорить родителей, но дней за пять до отъезда понял, что они всё равно не оставят меня дома. Я узнал это от младшего брата – тот обладал настоящим даром чувствовать настроение отца с матерью.
– Ну что, едешь? Уже решено, – сказал он.
Мы сидели на полу в моей комнате и играли в «Берсерка»[2] на старенькой приставке «Атари-2600», которую я купил через eBay. Брат, как обычно, натянул свою светло-зелёную бейсболку на самые уши, так что волосы торчали из-под неё во все стороны. Игра, как многие древние видеоигры, издавала изумительные роботизированные звуки – так бы и слушал её сутки напролёт! Когда роботы обнаруживали героя, они начинали монотонно кричать: «Тревога! Нарушитель! Тревога! Нарушитель!» Звуки были такие, как будто кто-то говорил скрипучим электронным голосом прямо в работающий вентилятор.
Я на столько очков обогнал брата, что уже начинал его немного жалеть – а зря. Никогда не жалейте младших братьев, обыгрывая их, потому что в конце концов они обязательно с вами расквитаются.
– Точно? – переспросил я, не отводя глаз от очередного робота, расхаживающего по экрану.
– Ну, у них такой вид. Наверняка.
Кит был высоким тринадцатилетним подростком, пользующимся заслуженной популярностью среди своих сверстников. Тихий и спокойный, как и я, но более ловкий и сильный, однажды он проиграл мне в аэрохоккей, стоявший у нас в гараже, – если подумать, это не такое уж моё достижение. Следующее, что я помню, – как он прижимает меня лицом к полу баскетбольного зала, а это уже куда обиднее.
– Да ладно, подумаешь, съездить на неделю, – сказал он, вставая, но не отрываясь следя, как я играю, – запоминал мои приёмы, потом с их же помощью меня и обыграет. – От этого не умирают.
Когда я обернулся, он уже вышел – словно призрак, который приносит ужасную весть и тут же исчезает, чтобы его нельзя было переспросить. Иногда мне кажется, что старший брат – это Кит, а не я.
Я сел за стол и уставился в окно, ожидая, пока загрузится ноутбук. Следующие три часа я неотрывно слушал голоса Семерых, включая свой собственный, и играл в «Берсерка». В голове у меня всё путалось, я погружался в море лиловых роботов и страхов, о которых не имел ни малейшего представления.
* * *
Мариса Сорренто, сидевшая напротив меня на заднем сиденье фургона, в котором мы выезжали из Лос-Анджелеса, конечно же, и не подозревала, что мне многое о ней известно.Её голос, как и голоса остальных, удивил меня, когда я тем утром услышал его вживую. Я думал, каково это – увидеть человека, которому принадлежит голос, ставший знакомым, увидеть, как он выглядит, посмотреть ему в глаза. Голос Марисы Сорренто, кстати, понравился мне больше других и даже показался красивым.
– Вот ты бы мог поверить, что родители подкинут нам такую подлянку? – спросила она.
Но ответить я не успел, меня перебили:
– Да может, там весело, как в лагере.
И этот голос был мне знаком. Алекс Хирш, родители которого явно использовали ту же тактику, что и мои. Учитывая то, что я знал про Алекса, и ещё то, что мы направлялись куда-то в безлюдный лес, казалось удивительным, что он до сих пор не распахнул дверь и в ужасе не выпрыгнул на дорогу.
Сидевшие впереди продолжили разговор, а моё внимание переключилось на Марису. Судя по имени и фамилии, девушка была латиноамериканского происхождения, хотя если бы я не знал этого, то ни за что бы так не подумал. Мягкий, почти совершенный голос, под стать нежной смугловатой коже. Но если внимательно прислушаться, то он всё-таки выдавал в ней человека, который тщательно пытается скрыть следы какого-то акцента. Насколько я знал, Мариса жила с матерью и сестрой, а отец их скончался несколько лет назад при загадочных обстоятельствах. Карие глаза девушки – тёмные бездонные колодцы – смотрели прямо на меня, словно Мариса до сих пор ждала моего ответа. О чём же она меня спрашивала?
Вот ты бы мог поверить, что родители подкинут нам такую подлянку?
Я покачал головой. Нет, я бы не мог в это поверить. Но вопрос прозвучал уже давно, и мой ответ оказался бы совершенно невпопад.
– Всё нормально? – спросила она, прищуриваясь.
– Да, – выдавил я. – Всё нормально. А ты как?
Какой я болван! Кровь бросилась в лицо, а язык еле шевелился, словно рот был наполнен песком.
– Не знаю, – ответила она, слегка мотнув головой; волосы её, собранные в хвост, качнулись взад-вперёд. – Тебе не кажется, что всё это как-то странно? Я ни с кем из них не знакома!
Это оказалось очень мило с её стороны, как если бы мы были уже знакомы. Мы и они. Жаль только, что у меня едва не онемело горло. Такое ощущение, словно я потягиваю холодный шоколадный коктейль через соломинку.
– С тобой точно всё в порядке? – переспросила она, отодвигаясь, словно испугавшись, что меня вот-вот вырвет прямо на её ветровку. В голове у меня вдруг пронеслась мысль, что я, пожалуй, не единственный в этом фургоне, кому что-то известно о происходящем. Почему, когда я пытался перевести дыхание, все вдруг сразу посмотрели на меня? Эти парни и девушки казались больными, больными страхом или даже чем-то похуже.
Что не так с Уиллом Бестингом? Эй, посмотрите на него! Нет, серьёзно, вы только гляньте!
Я приказал себе успокоиться. Я знаю, что всё в порядке, волноваться не о чем. Эти люди видят меня впервые, я ни с кем из них раньше не встречался. Они и друг с другом-то никогда не встречались, так что о заговоре даже речи не идёт. Я знал их лучше, чем они – сами себя. Я знал их тайны и их страхи. У них были такие же проблемы, как и у меня, если не хуже.
Если доктор Стивенс и родители действительно хотя бы на секунду поверили, что я согласился провести неделю с этими людьми, то они ошиблись.
Я скорее согласился бы на пруд с пираньями.
* * *
Я отвернулся и уставился в окно, представляя, как Кит сейчас сидит у меня в комнате и уничтожает роботов. Через неделю, когда я вернусь, длинный список рекордов наверняка будет обновлён, и на экране загрузки игры больше не будет написаноУИЛЛи ещё несколько раз УИЛЛ.
УИЛЛ
УИЛЛ
Но и имя КИТ там повторяться не будет. Нет, так просто это не делается. Младшие братья гораздо умнее и хитрее. Все десять строчек будут заполнены примерно следующими словами:
НУНужно было запереть дверь и вылезти через окно, чтобы он не трогал мои вещи.
ДАВАЙ
ОБГОНИ
МЕНЯ
ТЕПЕРЬ
КИТ!
КИТ!!
КИТ!!!
КИТ!!!!
КИТ!!!!!
Фургон свернул с шоссе на просёлочную дорогу, и доктор Стивенс с нами заговорила. Сначала она сказала, что мы сейчас направляемся в горы, а потом принялась рассуждать о том, как мы друг с другом познакомимся, как это будет чудесно и всякое такое. Все дружно замолчали и задумались.
– Только представьте, как вы будете себя чувствовать через неделю, – говорила она, сворачивая на гравийную дорогу. – Вы наконец-то сбросите с плеч тяжёлый груз, который так долго несли. Не стесняйтесь обращаться друг к другу за поддержкой, узнайте друг друга получше. И пусть всё идет как должно.
Я впервые внимательно разглядывал тех, чьи голоса слушал вот уже несколько недель. Коннор Блум – высокий крепкий парень, стриженный под «ёжик» и больше всего походящий на спортсмена, для которого главное – сила, а подумать можно и потом. Алекс Хирш, внешне не такой уж типичный ботаник, каким я его себе представлял, – скорее модный мальчик из тех, кого называют «золотой молодёжью», – но мне-то лучше знать. Алекс умнее нас всех вместе взятых, но предпочитает этого не показывать. Бен Дуган – невысокий и худощавый, отчего стесняется всякий раз, когда дело касается девушек. Но мне он понравился сразу: в нём не было той выставляемой напоказ преувеличенной агрессивности, которая обычно наблюдается у коротышек. Темноволосая Эйвери Вароун, довольно симпатичная и тихая; высокомерная красивая блондинка Кейт Холландер – такими я их себе и представлял. И Мариса Сорренто – о такой можно только мечтать: прелестная улыбка, гладкая кожа, немного нервничает, но держит себя под контролем. И, что самое главное, не кажется такой уж недоступной. Если бы у меня хватило смелости пригласить её на свидание, то она, возможно, и не стала бы мне отказывать.
Нам нужно было проехать четыре мили по гравийной дороге, слушая стук камешков под колесами. Я это знал. Я видел карту, которая хранилась в папке под названием Семеро. Потом ещё две мили по грунтовой дороге с многочисленными ответвлениями – на карте она походила на корень огромного сорняка, который я однажды вытащил из земли на заднем дворе. Да, четыре мили по гравийной дороге, две мили по грунтовой, похожей на корень сорняка, а потом ещё пешком. О чём бы я сейчас думал на их месте? Я-то знал, куда нас везут и что нас там ждёт, а они – нет.
Все молчали, пока мы наконец не добрались до закрытых ворот, перегораживающих дорогу. Доктор Стивенс вышла из фургона и открыла их.
– Да, Дороти, мы больше не в Канзасе, – сказала Кейт Холландер, и все нервно рассмеялись.
Девушка сидела на пассажирском сиденье рядом с доктором Стивенс и казалась совершенно недосягаемой для простых смертных. Глядя на неё, можно было бы подумать, что всё, что я о ней знаю, – неправда. Если бы я не слышал её собственных слов, то счёл бы это слухами, которые завистливые подружки распространяют у Кейт за спиной.
Мы проехали ещё полмили, углубляясь в густой лес. Дорога напоминала стиральную доску, и машину трясло так, что стучали зубы. Я посмотрел на Марису. Девушка глядела в окно, как и все остальные. Мне захотелось наклониться и положить руку ей на плечо, чтобы успокоить и сказать, что всё будет в порядке, но я не посмел. Вслед за всеми она уже потеряла ко мне интерес. Для этих людей я был призраком.
Дорога закончилась. Доктор Стивенс развернула фургон и остановилась. Двери автомобиля распахнулись, и все вышли, повесив на плечи рюкзаки с провизией и вещами.
– Вам нужно будет всё время держаться правой стороны, тут идти меньше мили, – сказала доктор Стивенс.
Она стояла перед нами, ухватившись одной рукой за ручку двери, как будто фургон был спасательной лодкой.
Бен Дуган, на голову ниже меня, побледнел.
– А вы что, с нами не идёте?
Я думал, что все рассмеются, и при других обстоятельствах они бы, несомненно, так и сделали, но сейчас мы стояли посреди совершенно незнакомого леса, и никто не хотел идти по тропе без сопровождающего.
– Это начало пути, в конце которого вы избавитесь от своих проблем. Начинать нужно здесь и сейчас, – сказала доктор Стивенс.
Она посмотрела на землю, вздохнула и подняла взгляд на меня. В глазах её блеснули слёзы.
– Вам нужно научиться доверять друг другу.
– Как в «Повелителе мух»[3], – сказала Кейт, обнимая за талию Коннора Блума, самого крупного парня в группе. – Под конец останемся только ты и я.
Я знал, что ничего подобного не будет, но союзы, похоже, уже начали образовываться сами собой. Так бывает всегда, слабых все отталкивают.
Доктор Стивенс села в фургон, бросив через открытое окно последний взгляд на нас.
– Я не смогу вам помочь, но он сможет. В конце этого пути всех вас ждёт исцеление.
А потом она уехала, и мы остались одни.
* * *
– Не ловится. Просто супер.Бен Дуган держал мобильник высоко над головой, щурясь от солнца и не теряя надежды поймать в этой глухомани хоть слабый сигнал.
– Может, у кого-нибудь оператор не «Спринт»? – спросил Коннор, сжимая телефон и так отчаянно массируя коротко остриженный затылок, словно он пытался намагнитить его и тем самым всё же уловить сигнал (или притянуть молнию, кто его знает).
– Сигнал пропал ещё час назад, где вы были, парни? – отозвалась Мариса.
«Тормозов не любит, – подумал я. – Запомним».
Так как посылать SMSки было бессмысленно, все принялись фотографировать на телефоны окружающую природу, чтобы потом составить отчёт о своих приключениях. Лучше сейчас запастись хоть чем-нибудь, что можно выставить в социальных сетях, раз уж Интернета нам не видать ещё целую неделю. О том, чтобы ничего не делать, и речи не шло: всем обязательно нужно было хоть чем-то заняться, к тому же это место оказалось ужасно интересным.
Пока мы шли, я посматривал на небо, но деревья окружали нас всё плотнее, и вскоре солнце перестало даже просвечивать сквозь их кроны. Мы поворачивали то налево, то направо, а позади нас, держась на безопасном расстоянии, то и дело каркали вороны.
Тропа была такой ширины, что бок о бок по ней могли идти только двое, и мои спутники невольно разделились на пары. Впереди, разумеется, шли Кейт и Коннор; за ними – Бен Дуган с Алексом Хиршем, болтая, словно они были давно знакомы. Мариса выбрала в пару тихоню – ту самую Эйвери, которая показалась мне загадочнее всех. Последние несколько лет она часто переезжала из одного приёмного дома в другой, и везде, включая последний, дела у неё шли далеко не радужно.
Я топал позади всех, наслаждаясь запахом сосен и свежей травы. Мариса замедлила шаг и отстала от своей соседки, приблизившись ко мне.
– Какая же она неразговорчивая, – шепнула девушка. – Прям как ты.
Я представил, как мы с Эйвери оказались совершенно одни в комнате и пытаемся завязать разговор.
– Привет, – говорит она.
– Привет, – отвечаю я.
Потом наступает тишина, и мы внимательно изучаем свои ботинки.
Из-за жары, какая иногда бывает в сентябре, Мариса сняла ветровку.
– Ты тоже ни с кем из них раньше не встречался? – спросила она, когда мы ещё больше отстали от идущих впереди.
Я посмотрел на красную футболку девушки, пытаясь прочесть написанные на ней чёрные слова, но это у меня не получилось. С такого расстояния разглядеть их было сложно, а наклоняться я не хотел.