Страница:
Давид ел молча, слушая лепет сестры. Он тосковал по брату. Они не увидятся год, а это целая вечность. Да еще эта больная девочка, до которой никому нет дела. Но самой большой тяжестью на душе была его тайна о краденном винограде, тайна, о которой он никому не мог рассказать. Может, это случилось не в последний раз, потому что Ваффи нравилось это делать, и он назовет его трусом, если Давид не будет воровать вместе с ним, да еще высмеет его перед другими мальчиками. Давид резким движением отодвинул от себя тарелку.
– Я не хочу есть, – пробурчал он. – Мне кажется, я заболел.
Как только он произнес эти слова, вошел отец.
– Ну, – сказал папа, – как проводили Мюррея? Сейчас он, должно быть, уже летит над Францией.
Джоана болтала свое, а они опять поговорили о Мюррее. Давид прильнул к плечу матери. Никто не удивлялся тому, что ему тоскливо. Мюррей уехал, а потому каждый из них имел право немножко погрустить.
– Кстати, – заговорила мама, – Давид рассказал мне о больной девочке. Как она себя чувствует?
– Еще не ясно, – ответил папа. – Ее отвели в палату, и я собираюсь навестить ее после обеда. Признаки болезни налицо, да к тому же девочка истощена, видно, долгое время о ней никто не заботился. Сможем ли мы ей помочь – не знаю, но самое печальное то, что у нее нет никаких родственников, никого, кто мог бы приютить ее.
Предусмотрительный Ваффи не показывал носа до самого вечера следующего дня, и Давид, испытывая некоторое облегчение от этого, все же немного беспокоился о товарище. Ему не слишком-то нравился Ваффи: он не только крал виноград, но и сбежал, оставив Давида одного наедине с суровым хозяином. А все-таки без него, как и без Мюррея, жизнь казалось скучной. Друзья брата не звали его играть, а Джоана думала только о своих куклах, да о кошке с котятами. В саду Давид построил себе шалаш из бамбуковых прутьев, но одному там было совсем невесело; и когда вечером в ворота просунулась хитрая мордашка Ваффи, Давид уже не помнил о своей обиде и был готов все простить.
– Я не могу остаться с тобой, – признался Ваффи, хотя никто и не предлагал ему остаться. Отец послал меня в магазин, и он меня точно вздует, если я не скоро вернусь. Кстати, сегодня на рассвете я ходил на берег: лодки там уже не было. А ведь никто не мог уплыть на ней вчера днем, потому что я до самого вечера наблюдал за скалой с вершины утеса. Она исчезла ночью, в полной темноте.
– Откуда ты знаешь? – спросил Давид. – Ты что, не спал всю ночь?
– Ха, я просыпался несколько раз и выглядывал в окно, – солгал Ваффи. – Я рассказал своему отцу об этой лодке, и он велел мне быть начеку. Так что, Давид, теперь мы должны следить за ней. Попроси свою маму сходить с нами завтра на гору, нарезать прутья для удочек. Если мы будем торчать на берегу с удочками и притворяться, что ловим рыбу, никто и в жизнь не догадается, что мы выслеживаем бандитов.
Давиду понравился план Ваффи. Это было настоящим приключением, и сердце его смягчилось.
– Здорово, – сказал он. – Я уговорю маму, а ты приходи завтра пораньше.
– Приду, будь спокоен, – обещал Ваффи и юркнул за ворота.
Давид сидел перед входом в свой шалаш. Рядом лежал пес, уткнувшись ему в колени. Давид смотрел на море. Слева от него, там, где берег узкой косой уходил в море, небо было объято пламенем заходящего солнца. Постепенно розовые облака становились фиолетовыми, сгущались сумерки. Одна яркая звезда взошла над мысом. Совсем одна! Чем темнее становилось небо, тем ярче светила звезда. Скоро появятся и другие звезды. «Если бы Ваффи не был таким плохим мальчиком!» – с грустью думал Давид. Ему самому хотелось быть хорошим, но так трудно посметь отличаться от других – сиять, как чада Божьи, как светила в мире. Мальчик поднялся и направился к дому. Выпала роса, и длинные белые цветки табачного дерева, издававшие запах только ночью, уже начали наполнять сумерки своим ароматом.
– Иди домой, Давид, – позвала его мама. – Пора спать. Раздевайся и не забудь вымыть коленки. Они у тебя все черные от грязи.
– Хорошо, – ответил Давид, – а ты почитаешь мне стих, который учил Мюррей, о чадах Божьих и «развращенном» народе? Я его почти совсем не помню.
– Ладно, мы найдем его, когда ты будешь готов ко сну, – ответила мама. – Джоана уже умылась. Поскорее забирайся в кровать, я скоро приду.
– Как это понимать? – спросил Давид маму, когда она уже закончила чтение.
– Я думаю, – ответила мама, – что ты можешь быть хорошим и добрым и поступать справедливо, если будешь чадом Божьим, как Иисус, чтобы никто ни в чем не мог упрекнуть тебя. Даже когда вокруг тебя будут плохие люди – ты будешь сиять, как яркий огонь в темноте.
– Что значит быть чадом Божьим? – поинтересовался Давид.
– Ты – наш сын, мы с папой – твои родители, и ты живешь с нами. А чадо Божье всем сердцем признает Иисуса своим Спасителем и живет так, как учит его Бог. В Библии есть слова об этом: «А тем, которые приняли Его [то есть Иисуса], Он дал власть быть чадами Божиими». Хорошо быть чадом Божьим, Его собственным ребенком, стараясь быть похожим на Иисуса, следовать его жизни, которая подобна светильнику, горящему ночью. Только так можно стать светилом в мире.
Некоторое время мама молчала. Давид потерся головой о ее плечо, как он поступал всегда, когда хотел сказать ей что-то, что тревожило его. Но он еще не был готов делать признание, да к тому же очень хотел спать. Мама помолилась вместе с ним, поцеловала его, поправила одеяло, потом обернулась и посмотрела на стоящую рядом пустую кровать. Мюррей, должно быть, уже спал в какой-то другой постели за тысячи миль отсюда. Наверное, он одет в пижаму с голубыми полосками, которую сам себе выбрал накануне отъезда.
– Мама, – послышался сонный голос сына, – ты не могла бы завтра утром пойти с нами на гору за прутьями для удочек? Мы с Ваффи нашли странную лодку, она уплыла ночью в полной темноте – и, знаешь, я очень хочу стать чадом Божьим…
Не договорив, Давид заснул.
Глава третья
– Я не хочу есть, – пробурчал он. – Мне кажется, я заболел.
Как только он произнес эти слова, вошел отец.
– Ну, – сказал папа, – как проводили Мюррея? Сейчас он, должно быть, уже летит над Францией.
Джоана болтала свое, а они опять поговорили о Мюррее. Давид прильнул к плечу матери. Никто не удивлялся тому, что ему тоскливо. Мюррей уехал, а потому каждый из них имел право немножко погрустить.
– Кстати, – заговорила мама, – Давид рассказал мне о больной девочке. Как она себя чувствует?
– Еще не ясно, – ответил папа. – Ее отвели в палату, и я собираюсь навестить ее после обеда. Признаки болезни налицо, да к тому же девочка истощена, видно, долгое время о ней никто не заботился. Сможем ли мы ей помочь – не знаю, но самое печальное то, что у нее нет никаких родственников, никого, кто мог бы приютить ее.
Предусмотрительный Ваффи не показывал носа до самого вечера следующего дня, и Давид, испытывая некоторое облегчение от этого, все же немного беспокоился о товарище. Ему не слишком-то нравился Ваффи: он не только крал виноград, но и сбежал, оставив Давида одного наедине с суровым хозяином. А все-таки без него, как и без Мюррея, жизнь казалось скучной. Друзья брата не звали его играть, а Джоана думала только о своих куклах, да о кошке с котятами. В саду Давид построил себе шалаш из бамбуковых прутьев, но одному там было совсем невесело; и когда вечером в ворота просунулась хитрая мордашка Ваффи, Давид уже не помнил о своей обиде и был готов все простить.
– Я не могу остаться с тобой, – признался Ваффи, хотя никто и не предлагал ему остаться. Отец послал меня в магазин, и он меня точно вздует, если я не скоро вернусь. Кстати, сегодня на рассвете я ходил на берег: лодки там уже не было. А ведь никто не мог уплыть на ней вчера днем, потому что я до самого вечера наблюдал за скалой с вершины утеса. Она исчезла ночью, в полной темноте.
– Откуда ты знаешь? – спросил Давид. – Ты что, не спал всю ночь?
– Ха, я просыпался несколько раз и выглядывал в окно, – солгал Ваффи. – Я рассказал своему отцу об этой лодке, и он велел мне быть начеку. Так что, Давид, теперь мы должны следить за ней. Попроси свою маму сходить с нами завтра на гору, нарезать прутья для удочек. Если мы будем торчать на берегу с удочками и притворяться, что ловим рыбу, никто и в жизнь не догадается, что мы выслеживаем бандитов.
Давиду понравился план Ваффи. Это было настоящим приключением, и сердце его смягчилось.
– Здорово, – сказал он. – Я уговорю маму, а ты приходи завтра пораньше.
– Приду, будь спокоен, – обещал Ваффи и юркнул за ворота.
Давид сидел перед входом в свой шалаш. Рядом лежал пес, уткнувшись ему в колени. Давид смотрел на море. Слева от него, там, где берег узкой косой уходил в море, небо было объято пламенем заходящего солнца. Постепенно розовые облака становились фиолетовыми, сгущались сумерки. Одна яркая звезда взошла над мысом. Совсем одна! Чем темнее становилось небо, тем ярче светила звезда. Скоро появятся и другие звезды. «Если бы Ваффи не был таким плохим мальчиком!» – с грустью думал Давид. Ему самому хотелось быть хорошим, но так трудно посметь отличаться от других – сиять, как чада Божьи, как светила в мире. Мальчик поднялся и направился к дому. Выпала роса, и длинные белые цветки табачного дерева, издававшие запах только ночью, уже начали наполнять сумерки своим ароматом.
– Иди домой, Давид, – позвала его мама. – Пора спать. Раздевайся и не забудь вымыть коленки. Они у тебя все черные от грязи.
– Хорошо, – ответил Давид, – а ты почитаешь мне стих, который учил Мюррей, о чадах Божьих и «развращенном» народе? Я его почти совсем не помню.
– Ладно, мы найдем его, когда ты будешь готов ко сну, – ответила мама. – Джоана уже умылась. Поскорее забирайся в кровать, я скоро приду.
– Как это понимать? – спросил Давид маму, когда она уже закончила чтение.
– Я думаю, – ответила мама, – что ты можешь быть хорошим и добрым и поступать справедливо, если будешь чадом Божьим, как Иисус, чтобы никто ни в чем не мог упрекнуть тебя. Даже когда вокруг тебя будут плохие люди – ты будешь сиять, как яркий огонь в темноте.
– Что значит быть чадом Божьим? – поинтересовался Давид.
– Ты – наш сын, мы с папой – твои родители, и ты живешь с нами. А чадо Божье всем сердцем признает Иисуса своим Спасителем и живет так, как учит его Бог. В Библии есть слова об этом: «А тем, которые приняли Его [то есть Иисуса], Он дал власть быть чадами Божиими». Хорошо быть чадом Божьим, Его собственным ребенком, стараясь быть похожим на Иисуса, следовать его жизни, которая подобна светильнику, горящему ночью. Только так можно стать светилом в мире.
Некоторое время мама молчала. Давид потерся головой о ее плечо, как он поступал всегда, когда хотел сказать ей что-то, что тревожило его. Но он еще не был готов делать признание, да к тому же очень хотел спать. Мама помолилась вместе с ним, поцеловала его, поправила одеяло, потом обернулась и посмотрела на стоящую рядом пустую кровать. Мюррей, должно быть, уже спал в какой-то другой постели за тысячи миль отсюда. Наверное, он одет в пижаму с голубыми полосками, которую сам себе выбрал накануне отъезда.
– Мама, – послышался сонный голос сына, – ты не могла бы завтра утром пойти с нами на гору за прутьями для удочек? Мы с Ваффи нашли странную лодку, она уплыла ночью в полной темноте – и, знаешь, я очень хочу стать чадом Божьим…
Не договорив, Давид заснул.
Глава третья
Они мои
Для прогулки на гору утро выдалось чудесное. Ваффи то и дело заглядывал за ограду, пока семья Давида завтракала. Конечно, все знали, где прячется Ваффи, но для него, обожавшего всякие тайны и загадки, открыто войти в ворота означало бы испортить всю радость предстоящего дня.
Выйти немедленно не получалось: маме пришлось дождаться Мариану и дать ей поручения относительно обеда и покупок. Мариана была доброй женщиной с выражением грустного терпения на лице. Уже двенадцать лет каждое утро она приходила к ним, чтобы помогать по дому. Она носила на спине Мюррея, Давида и Джоану, когда те были совсем маленькими, и любила их, как своих собственных детей, которые, к сожалению, умерли. Мариана была готова отдать свою жизнь за них, но при этом считала, что совсем не обязательно приходить на работу вовремя. Так что, когда они – мама, Давид, Ваффи, Джоана с куклой, Ералаш, с корзиной, наполненной печеньем и бутылками с лимонадом, – выехали за ворота, шел уже одиннадцатый час.
Давид любил поездки по горным маршрутам. Дорога петляла между склонов, и поминутно можно было видеть ее змеевидные изгибы. Справа от них возвышался отвесный склон, а слева внизу раскинулась долина, окруженная хребтами, чьи силуэты чернели на горизонте. Мама вела машину осторожно, особенно на поворотах: то и дело на пути возникали пестрые козы со своими козлятами и каким-нибудь замечтавшимся пастушком. Их единственная на дороге машина двигалась к любимому месту на полпути от вершины, куда их семья время от времени выезжала на пикник.
Весной все здесь напоминало сад, но сейчас, в жаркое время, виднелось лишь несколько цветущих растений. Заросли серых эвкалиптовых деревьев образовывали тенистые оазисы и шуршали на ветру, а поросшие низким кустарником склоны источали приятный сладковатый аромат. Молодые деревца с тонкими ветками покрывали крутые спуски. Путешественники перекусили, выпив газировки с печеньем, и прогнали козочку, которая явно намеревалась полакомиться вместе с ними. После этого мама принялась что-то чинить в двигателе машины, а Джоана – строить домик для куклы. Давид, Ваффи и Ералаш втроем полезли на холм в поисках прутьев для удочек.
На холме было тихо. Мальчики пробирались от дерева к дереву, ища подходящие ветки. Внезапно до них донеслось пение – странный хор голосов местных жителей, который то затихал, то вновь усиливался, наполняя округу монотонным, ровным ритмом. Мечтательный пастушок, уже встреченный ими, в грязной, холщовой одежде, сидел на каменной глыбе в окружении коз и смотрел на Давида и Ваффи широко открытыми немигающими глазами. Обычно за целый день ему не доводилось видеть ничего, кроме склонов гор и стада. А эти два мальчика внесли приятное разнообразие в знакомый пейзаж.
Давид и Ваффи каждый день встречали множество мальчиков, поэтому они больше заботились о том, чтобы сдерживать Ералаша, который так и рвался погоняться за козами. Два козленка дрались, бодая друг друга короткими рожками. Один из них казался заметно сильнее другого, и вдруг тот, что был поменьше и послабее, рванулся назад и выпрыгнул на середину дороги. Неожиданно из-за поворота вылетел груженый камнями грузовик и, натужно гудя, стал быстро приближаться к ним.
Маленький пастушок тотчас вскочил на ноги. Он стремглав бросился к козленку, схватил его поперек туловища и перекувырнулся вместе с ним на обочину. Раздался скрежет тормозов, грузовик рывком остановился, так что в его кузове загрохотали камни. Водитель сердито прокричал что-то, после чего огромная машина, взревев, скрылась из вида, растворившись в облаке пыли и выхлопных газов.
Несколько секунд, крепко держа козленка, который все время норовил вырваться из рук, пастушок неподвижно лежал в придорожной канаве. Он оцарапал себе колени в кровь, но серьезно не пострадал. Потом он поднялся, подтолкнул козленка в направлении холма и, смачно выругавшись в сторону умчавшейся машины, стал скликать свое стадо. Он издал гортанный звук, и дюжина коз тут же сгрудилась и побежала за пастухом вдоль дороги. Он прыгнул на обочину, и стадо как по команде – за ним.
– С меня хватит! Уведу их подальше от этого места, – сказал мальчик, обращаясь к Давиду и Ваффи, не сводившим с него глаз. – Там, на вершине горы, нет этих ужасных грузовиков.
Он быстрыми шагами пошел прочь, перескакивая через камни, и козы, толкая друг дружку, засеменили следом.
– Эй, там остались еще козы, – крикнул ему Давид. – Одна из них идет по дороге в противоположную сторону.
Пастушок оглянулся.
– Это не мои, – сказал он. – Я отвечаю только за своих двенадцать. Мне и с ними забот хватает. А те козы другого пастуха. Пусть идут к нему!
В следующие мгновение, словно услышав и поняв мальчика, животные скрылись в зарослях мимозы, и стук их маленьких копыт о растрескавшуюся землю затих вдали.
Давид и Ваффи срезали себе удочки и спустились с холма, с удовольствием съехав по крутому песчаному спуску и перепачкав штаны. Мама и Джоана вышли на дорогу позвать их обедать, когда мальчики лихо и шумно скатились с горки прямо к их ногам.
У них появились удочки, это было здорово, оставалось найти червей. Но до первого дождя об этом мечтать не приходилось…
Оставалась неделя до начала занятий в школе. Именно в это время берег моря особенно манил и притягивал мальчиков своей таинственностью. Спустя день или два после исчезновения лодки Давид и Ваффи рано утром пришли на берег и обнаружили ее на прежнем месте. Загадочная лодка стояла там, покачиваясь на волнах в бухте, как будто и не исчезала никогда.
– Она вернулась ночью, – заявил Ваффи. – Еще вчера вечером ее не было. Мы должны продолжать наблюдать за ней. Будем прятаться за валунами с нашими удочками и однажды узнаем все.
– Что узнаем? – спросил Давид, цепляясь за выступ скалы и в волнении переминаясь с ноги на ногу. Но Ваффи лишь многозначительно покачал головой. «Может быть, – думал Давид, – он знает какой-нибудь ужасный секрет, но, вероятнее всего, ничегошеньки не знает». Было бесполезно что-либо выпытывать у Ваффи.
Так ребята ничего и не узнали. Все неделю они упорно ходили на берег ловить рыбу в своем укромном месте; как-то им посчастливилось поймать жирную сардину, зажарить ее на углях и съесть за ужином. А странная лодка продолжала исчезать и появляться под покровом ночи. Следов ее обнаружить не удалось ни на рассвете, ни в закатных сумерках, хотя каждый вечер дети взбирались на ограду и смотрели на море до тех пор, пока не становилось совсем темно и горизонта нельзя было разглядеть.
История с лодкой отвлекла Давида от других мыслей. Найденная им девочка медленно поправлялась, поэтому он перестал о ней беспокоиться, тем более мама пообещала, что скоро он сможет увидеть ее. Давид уже почти не вспоминал неприятную историю с виноградом – только изредка перед сном, но он твердо решил больше не слушать Ваффи и быть хорошим мальчиком, ему даже казалось, что он действительно стал таким. В конце концов, надо только научиться говорить Ваффи «нет», когда тот захочет, чтобы Давид совершил что-нибудь предосудительное, а это казалось таким легким. Несмотря на благие размышления мальчика, то, что произошло день или два спустя, шло вразрез с его планами.
Они с Ваффи лазали по скалам на дальнем конце берега, как вдруг Ваффи сказал:
– Помнишь тот глубокий залив сразу за скалой? Я нырял в него. Спорим, ты никогда не смог бы этого сделать.
– Смог бы! – вспыхнул Давид. – Я умею нырять не хуже тебя. Мы с папой однажды плавали на плавучей вышке, и я нырял с нее.
– Врешь, – сказал Ваффи.
– А вот и не вру, – настаивал Давид.
– Ладно, – примирительно сказал Ваффи, – тогда нырни вон с той скалы, и я поверю тебе.
– Сейчас не могу, – понурив голову, ответил Давид. – Мама разрешает мне плавать только с этой стороны бухты, где она может видеть меня из окна.
Ваффи злорадно усмехнулся.
– Я так и знал, что ты струсишь, – высокомерно проговорил он. – Где тебе рисковать. Рискуют только храбрые люди. Твоя мама не увидела бы, как ты прыгаешь, а через пять минут ты был бы сухим.
Он начал насвистывать, всем своим видом давая понять, что считает Давида никчемным парнем. Щеки Давида запылали от злости. Он мог запросто нырнуть в этот залив, но не мог стерпеть того, что Ваффи считает его трусом. С другой стороны, он обещал маме быть всегда у нее на виду. Ох, что же ему делать?
– Сразу видно, что ты опытный ныряльщик, – ледяным тоном произнес Ваффи.
– Ах так! – закричал Давид. – Смотри!
В следующее мгновение он сорвал с себя рубашку и прыгнул вниз головой в залив, который на самом деле оказался не таким уж глубоким. К счастью, он успел вытянуть вперед руки, и они немного смягчили удар о дно, но все же мальчик больно ударился головой об острый камень. Когда Давид вынырнул, его руки ныли от боли, а на лбу набухала здоровенная синяя шишка. Он здорово перепугался и дрожал всем телом, а когда выбрался на берег, сел и заплакал.
– Ты, ты во всем виноват! – рассвирепев крикнул он Ваффи. – Я иду домой, к маме. Она, конечно, станет меня ругать, но я скажу, что во всем виноват ты!
– Лучше скажи ей, что ты поскользнулся и упал, тогда она никого не будет ругать, – спокойно возразил приятель. Но Давид уже шел по направлению к дому так быстро, как только позволяли валявшиеся тут и там камни.
Легко взобраться на утес не удалось, потому что кружилась голова, и он все еще не мог перестать плакать, а от этого перехватывалось дыхание. В голове звенело, ноги были как ватные, и когда Давид, шатаясь, вошел в дом, он совсем не был похож на того веселого и энергичного мальчика, каким его все привыкли видеть. У него не хватило сил даже на то, чтобы объяснить, что с ним случилось.
Мама, заметив большую пунцовую шишку на лбу сына, помогла ему раздеться и лечь в кровать, не задавая слишком много вопросов. Солнце начало клониться к закату, когда она закончила смазывать йодом его руки и приложила к шишке медную монету. Мама оставила его в тишине и покое, а сама отправилась готовить ужин.
Лоб Давида болел, но он уже не чувствовал тошноты от головокружения и слез. Мальчик лежал на своей кровати в сгущавшихся сумерках и думал о том, что произошло, но он не находил ответов на вопросы, роем проносившиеся в его голове. Почему каждый день, когда он решает стать хорошим и даже молится об этом, прося у Бога помощи, кто-то словно толкает его делать то, что велит Ваффи? Почему так трудно сказать ему «нет»? Почему Давид не может стать светилом в мире, честным и послушным, не похожим на других? Он не знал. Вероятно, придется спросить у мамы…
Давид не чувствовал голода, он просто лежал и думал, и ждал, пока мама закончит укладывать Джоану в постель и уберет со стола. Наконец она вошла и присела рядом с ним на кровати. Давид пододвинулся к ней поближе и вдруг все ей рассказал – и о винограде, и о прыжке со скалы, и о том, как трудно говорить «нет» Ваффи.
Когда он закончил, наступила тишина. Потом мама сказала, покачав головой:
– В таком случае тебе больше нельзя играть с Ваффи. Я думала, ты поможешь ему стать лучше, но он заставляет тебя подчиняться ему, поэтому ты больше не должен никуда ходить с ним. Теперь ты будешь играть возле дома, где я всегда смогу видеть и слышать тебя.
– Но, мама, – чуть не плача, сказал Давид, – мне будет неинтересно играть только возле дома. Я больше никогда не сделаю ничего плохого. При случае я обязательно скажу Ваффи «нет», даю слово.
– То же самое ты обещал в прошлый раз, – вздохнула мама. – Если сам по себе ты не можешь вести себя хорошо, Давид, существует только один способ избегать неприятностей. Помнишь ли ты, о чем мы говорили вчера вечером?
– О чадах Божьих.
– Правильно. Скорее всего, ты никогда по-настоящему не хотел стать одним из них. Конечно, некоторым образом Бог постоянно присматривает за тобой и охраняет тебя от окружающего зла. Но иногда грех оказывается в тебе самом! Только тогда, когда Господь Иисус простит тебя и изгонит грех из твоего сердца, наполняя его Духом Святым, ты научишься говорить «нет» людям вроде Ваффи. Сам по себе ты слишком слаб, чтобы запирать дверь своего сердца перед всяким искушением; зато Бог обладает достаточной силой.
Давид, затаив дыхание, слушал маму. Теплый ветер, влетевший в комнату через открытое окно, пахнул морем, над мысом всходила полная луна. Казалось, весь мир притих в эту особенную минуту.
– Помнишь ли ты, как мы впервые оказались в этом доме? – спросила мама. – Неопрятные, грязные люди жили здесь, и они ни за что не хотели уходить, пока папа не выгнал их. Потом мы долго чистили, мыли, скребли полы и стены и только после этого стали тут жить. Теперь этот дом наш. Но, представь, что однажды мы бы все уехали и оставили в доме тебя одного, а те люди захотели бы вернуться, и перевернули бы все здесь вверх дном. Смог бы ты один остановить их?
– Наверное, смог, – ответил Давид. – Вместе с Ералашем.
– О нет, не смог бы, – ласково сказала мама. – У них была огромная собака. Но если бы они попытались приблизиться к дому сейчас, папа вышел бы им навстречу и сказал, что это наш дом, и им бы ничего не оставалось, как убираться восвояси. Так же и с грехом. Ты сам не можешь прогнать грех, ты не в силах затворить дверь перед искушением; но это может Иисус. Ты должен сказать Ему, что твое сердце похоже на заброшенный дом – наполнено греховными мыслями, и попросить Его прогнать грехи, войти в твое сердце, очистить добела и стать в нем хозяином, как папа хозяин в нашем доме. Вот когда ты будешь чадом Божьим, и пребывающий в тебе свет добра Иисуса начнет светить всему миру, так что все мы увидим его. Я бы не запрещала тебе играть с Ваффи, если бы знала, что ты уже стал чадом Божьим и что тебя охраняет Иисус.
– Я могу стать им прямо сейчас? – спросил Давид.
– Конечно, – ответила мама. – Иисус обещал прийти к тебе, простить тебя и поселиться в твоем сердце, как в Своем доме, как только ты попросишь Его об этом. Ты можешь попросить Его прийти в твое сердце сию минуту, Давид. И уже сегодня вечером и навсегда стать чадом Божьим.
Выйти немедленно не получалось: маме пришлось дождаться Мариану и дать ей поручения относительно обеда и покупок. Мариана была доброй женщиной с выражением грустного терпения на лице. Уже двенадцать лет каждое утро она приходила к ним, чтобы помогать по дому. Она носила на спине Мюррея, Давида и Джоану, когда те были совсем маленькими, и любила их, как своих собственных детей, которые, к сожалению, умерли. Мариана была готова отдать свою жизнь за них, но при этом считала, что совсем не обязательно приходить на работу вовремя. Так что, когда они – мама, Давид, Ваффи, Джоана с куклой, Ералаш, с корзиной, наполненной печеньем и бутылками с лимонадом, – выехали за ворота, шел уже одиннадцатый час.
Давид любил поездки по горным маршрутам. Дорога петляла между склонов, и поминутно можно было видеть ее змеевидные изгибы. Справа от них возвышался отвесный склон, а слева внизу раскинулась долина, окруженная хребтами, чьи силуэты чернели на горизонте. Мама вела машину осторожно, особенно на поворотах: то и дело на пути возникали пестрые козы со своими козлятами и каким-нибудь замечтавшимся пастушком. Их единственная на дороге машина двигалась к любимому месту на полпути от вершины, куда их семья время от времени выезжала на пикник.
Весной все здесь напоминало сад, но сейчас, в жаркое время, виднелось лишь несколько цветущих растений. Заросли серых эвкалиптовых деревьев образовывали тенистые оазисы и шуршали на ветру, а поросшие низким кустарником склоны источали приятный сладковатый аромат. Молодые деревца с тонкими ветками покрывали крутые спуски. Путешественники перекусили, выпив газировки с печеньем, и прогнали козочку, которая явно намеревалась полакомиться вместе с ними. После этого мама принялась что-то чинить в двигателе машины, а Джоана – строить домик для куклы. Давид, Ваффи и Ералаш втроем полезли на холм в поисках прутьев для удочек.
На холме было тихо. Мальчики пробирались от дерева к дереву, ища подходящие ветки. Внезапно до них донеслось пение – странный хор голосов местных жителей, который то затихал, то вновь усиливался, наполняя округу монотонным, ровным ритмом. Мечтательный пастушок, уже встреченный ими, в грязной, холщовой одежде, сидел на каменной глыбе в окружении коз и смотрел на Давида и Ваффи широко открытыми немигающими глазами. Обычно за целый день ему не доводилось видеть ничего, кроме склонов гор и стада. А эти два мальчика внесли приятное разнообразие в знакомый пейзаж.
Давид и Ваффи каждый день встречали множество мальчиков, поэтому они больше заботились о том, чтобы сдерживать Ералаша, который так и рвался погоняться за козами. Два козленка дрались, бодая друг друга короткими рожками. Один из них казался заметно сильнее другого, и вдруг тот, что был поменьше и послабее, рванулся назад и выпрыгнул на середину дороги. Неожиданно из-за поворота вылетел груженый камнями грузовик и, натужно гудя, стал быстро приближаться к ним.
Маленький пастушок тотчас вскочил на ноги. Он стремглав бросился к козленку, схватил его поперек туловища и перекувырнулся вместе с ним на обочину. Раздался скрежет тормозов, грузовик рывком остановился, так что в его кузове загрохотали камни. Водитель сердито прокричал что-то, после чего огромная машина, взревев, скрылась из вида, растворившись в облаке пыли и выхлопных газов.
Несколько секунд, крепко держа козленка, который все время норовил вырваться из рук, пастушок неподвижно лежал в придорожной канаве. Он оцарапал себе колени в кровь, но серьезно не пострадал. Потом он поднялся, подтолкнул козленка в направлении холма и, смачно выругавшись в сторону умчавшейся машины, стал скликать свое стадо. Он издал гортанный звук, и дюжина коз тут же сгрудилась и побежала за пастухом вдоль дороги. Он прыгнул на обочину, и стадо как по команде – за ним.
– С меня хватит! Уведу их подальше от этого места, – сказал мальчик, обращаясь к Давиду и Ваффи, не сводившим с него глаз. – Там, на вершине горы, нет этих ужасных грузовиков.
Он быстрыми шагами пошел прочь, перескакивая через камни, и козы, толкая друг дружку, засеменили следом.
– Эй, там остались еще козы, – крикнул ему Давид. – Одна из них идет по дороге в противоположную сторону.
Пастушок оглянулся.
– Это не мои, – сказал он. – Я отвечаю только за своих двенадцать. Мне и с ними забот хватает. А те козы другого пастуха. Пусть идут к нему!
В следующие мгновение, словно услышав и поняв мальчика, животные скрылись в зарослях мимозы, и стук их маленьких копыт о растрескавшуюся землю затих вдали.
Давид и Ваффи срезали себе удочки и спустились с холма, с удовольствием съехав по крутому песчаному спуску и перепачкав штаны. Мама и Джоана вышли на дорогу позвать их обедать, когда мальчики лихо и шумно скатились с горки прямо к их ногам.
У них появились удочки, это было здорово, оставалось найти червей. Но до первого дождя об этом мечтать не приходилось…
Оставалась неделя до начала занятий в школе. Именно в это время берег моря особенно манил и притягивал мальчиков своей таинственностью. Спустя день или два после исчезновения лодки Давид и Ваффи рано утром пришли на берег и обнаружили ее на прежнем месте. Загадочная лодка стояла там, покачиваясь на волнах в бухте, как будто и не исчезала никогда.
– Она вернулась ночью, – заявил Ваффи. – Еще вчера вечером ее не было. Мы должны продолжать наблюдать за ней. Будем прятаться за валунами с нашими удочками и однажды узнаем все.
– Что узнаем? – спросил Давид, цепляясь за выступ скалы и в волнении переминаясь с ноги на ногу. Но Ваффи лишь многозначительно покачал головой. «Может быть, – думал Давид, – он знает какой-нибудь ужасный секрет, но, вероятнее всего, ничегошеньки не знает». Было бесполезно что-либо выпытывать у Ваффи.
Так ребята ничего и не узнали. Все неделю они упорно ходили на берег ловить рыбу в своем укромном месте; как-то им посчастливилось поймать жирную сардину, зажарить ее на углях и съесть за ужином. А странная лодка продолжала исчезать и появляться под покровом ночи. Следов ее обнаружить не удалось ни на рассвете, ни в закатных сумерках, хотя каждый вечер дети взбирались на ограду и смотрели на море до тех пор, пока не становилось совсем темно и горизонта нельзя было разглядеть.
История с лодкой отвлекла Давида от других мыслей. Найденная им девочка медленно поправлялась, поэтому он перестал о ней беспокоиться, тем более мама пообещала, что скоро он сможет увидеть ее. Давид уже почти не вспоминал неприятную историю с виноградом – только изредка перед сном, но он твердо решил больше не слушать Ваффи и быть хорошим мальчиком, ему даже казалось, что он действительно стал таким. В конце концов, надо только научиться говорить Ваффи «нет», когда тот захочет, чтобы Давид совершил что-нибудь предосудительное, а это казалось таким легким. Несмотря на благие размышления мальчика, то, что произошло день или два спустя, шло вразрез с его планами.
Они с Ваффи лазали по скалам на дальнем конце берега, как вдруг Ваффи сказал:
– Помнишь тот глубокий залив сразу за скалой? Я нырял в него. Спорим, ты никогда не смог бы этого сделать.
– Смог бы! – вспыхнул Давид. – Я умею нырять не хуже тебя. Мы с папой однажды плавали на плавучей вышке, и я нырял с нее.
– Врешь, – сказал Ваффи.
– А вот и не вру, – настаивал Давид.
– Ладно, – примирительно сказал Ваффи, – тогда нырни вон с той скалы, и я поверю тебе.
– Сейчас не могу, – понурив голову, ответил Давид. – Мама разрешает мне плавать только с этой стороны бухты, где она может видеть меня из окна.
Ваффи злорадно усмехнулся.
– Я так и знал, что ты струсишь, – высокомерно проговорил он. – Где тебе рисковать. Рискуют только храбрые люди. Твоя мама не увидела бы, как ты прыгаешь, а через пять минут ты был бы сухим.
Он начал насвистывать, всем своим видом давая понять, что считает Давида никчемным парнем. Щеки Давида запылали от злости. Он мог запросто нырнуть в этот залив, но не мог стерпеть того, что Ваффи считает его трусом. С другой стороны, он обещал маме быть всегда у нее на виду. Ох, что же ему делать?
– Сразу видно, что ты опытный ныряльщик, – ледяным тоном произнес Ваффи.
– Ах так! – закричал Давид. – Смотри!
В следующее мгновение он сорвал с себя рубашку и прыгнул вниз головой в залив, который на самом деле оказался не таким уж глубоким. К счастью, он успел вытянуть вперед руки, и они немного смягчили удар о дно, но все же мальчик больно ударился головой об острый камень. Когда Давид вынырнул, его руки ныли от боли, а на лбу набухала здоровенная синяя шишка. Он здорово перепугался и дрожал всем телом, а когда выбрался на берег, сел и заплакал.
– Ты, ты во всем виноват! – рассвирепев крикнул он Ваффи. – Я иду домой, к маме. Она, конечно, станет меня ругать, но я скажу, что во всем виноват ты!
– Лучше скажи ей, что ты поскользнулся и упал, тогда она никого не будет ругать, – спокойно возразил приятель. Но Давид уже шел по направлению к дому так быстро, как только позволяли валявшиеся тут и там камни.
Легко взобраться на утес не удалось, потому что кружилась голова, и он все еще не мог перестать плакать, а от этого перехватывалось дыхание. В голове звенело, ноги были как ватные, и когда Давид, шатаясь, вошел в дом, он совсем не был похож на того веселого и энергичного мальчика, каким его все привыкли видеть. У него не хватило сил даже на то, чтобы объяснить, что с ним случилось.
Мама, заметив большую пунцовую шишку на лбу сына, помогла ему раздеться и лечь в кровать, не задавая слишком много вопросов. Солнце начало клониться к закату, когда она закончила смазывать йодом его руки и приложила к шишке медную монету. Мама оставила его в тишине и покое, а сама отправилась готовить ужин.
Лоб Давида болел, но он уже не чувствовал тошноты от головокружения и слез. Мальчик лежал на своей кровати в сгущавшихся сумерках и думал о том, что произошло, но он не находил ответов на вопросы, роем проносившиеся в его голове. Почему каждый день, когда он решает стать хорошим и даже молится об этом, прося у Бога помощи, кто-то словно толкает его делать то, что велит Ваффи? Почему так трудно сказать ему «нет»? Почему Давид не может стать светилом в мире, честным и послушным, не похожим на других? Он не знал. Вероятно, придется спросить у мамы…
Давид не чувствовал голода, он просто лежал и думал, и ждал, пока мама закончит укладывать Джоану в постель и уберет со стола. Наконец она вошла и присела рядом с ним на кровати. Давид пододвинулся к ней поближе и вдруг все ей рассказал – и о винограде, и о прыжке со скалы, и о том, как трудно говорить «нет» Ваффи.
Когда он закончил, наступила тишина. Потом мама сказала, покачав головой:
– В таком случае тебе больше нельзя играть с Ваффи. Я думала, ты поможешь ему стать лучше, но он заставляет тебя подчиняться ему, поэтому ты больше не должен никуда ходить с ним. Теперь ты будешь играть возле дома, где я всегда смогу видеть и слышать тебя.
– Но, мама, – чуть не плача, сказал Давид, – мне будет неинтересно играть только возле дома. Я больше никогда не сделаю ничего плохого. При случае я обязательно скажу Ваффи «нет», даю слово.
– То же самое ты обещал в прошлый раз, – вздохнула мама. – Если сам по себе ты не можешь вести себя хорошо, Давид, существует только один способ избегать неприятностей. Помнишь ли ты, о чем мы говорили вчера вечером?
– О чадах Божьих.
– Правильно. Скорее всего, ты никогда по-настоящему не хотел стать одним из них. Конечно, некоторым образом Бог постоянно присматривает за тобой и охраняет тебя от окружающего зла. Но иногда грех оказывается в тебе самом! Только тогда, когда Господь Иисус простит тебя и изгонит грех из твоего сердца, наполняя его Духом Святым, ты научишься говорить «нет» людям вроде Ваффи. Сам по себе ты слишком слаб, чтобы запирать дверь своего сердца перед всяким искушением; зато Бог обладает достаточной силой.
Давид, затаив дыхание, слушал маму. Теплый ветер, влетевший в комнату через открытое окно, пахнул морем, над мысом всходила полная луна. Казалось, весь мир притих в эту особенную минуту.
– Помнишь ли ты, как мы впервые оказались в этом доме? – спросила мама. – Неопрятные, грязные люди жили здесь, и они ни за что не хотели уходить, пока папа не выгнал их. Потом мы долго чистили, мыли, скребли полы и стены и только после этого стали тут жить. Теперь этот дом наш. Но, представь, что однажды мы бы все уехали и оставили в доме тебя одного, а те люди захотели бы вернуться, и перевернули бы все здесь вверх дном. Смог бы ты один остановить их?
– Наверное, смог, – ответил Давид. – Вместе с Ералашем.
– О нет, не смог бы, – ласково сказала мама. – У них была огромная собака. Но если бы они попытались приблизиться к дому сейчас, папа вышел бы им навстречу и сказал, что это наш дом, и им бы ничего не оставалось, как убираться восвояси. Так же и с грехом. Ты сам не можешь прогнать грех, ты не в силах затворить дверь перед искушением; но это может Иисус. Ты должен сказать Ему, что твое сердце похоже на заброшенный дом – наполнено греховными мыслями, и попросить Его прогнать грехи, войти в твое сердце, очистить добела и стать в нем хозяином, как папа хозяин в нашем доме. Вот когда ты будешь чадом Божьим, и пребывающий в тебе свет добра Иисуса начнет светить всему миру, так что все мы увидим его. Я бы не запрещала тебе играть с Ваффи, если бы знала, что ты уже стал чадом Божьим и что тебя охраняет Иисус.
– Я могу стать им прямо сейчас? – спросил Давид.
– Конечно, – ответила мама. – Иисус обещал прийти к тебе, простить тебя и поселиться в твоем сердце, как в Своем доме, как только ты попросишь Его об этом. Ты можешь попросить Его прийти в твое сердце сию минуту, Давид. И уже сегодня вечером и навсегда стать чадом Божьим.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента