Страница:
Он уставился на сгущающиеся сумерки. В окне жилого дома напротив, четко очерченного на фоне темнеющего неба, возник силуэт полной женщины. Она потянулась к бельевой веревке и начала один за другим стаскивать с нее носки и развешивать вместо них застиранные майки. Круглосуточная служба, подумал Клэнси. Вечный двигатель. Где же я был в День Благодарения? А в День Памяти погибших? А Четвертого июля? Безносочный Джонни Росси, водонос специального взвода бестолковых из 52-го участка…
Он похлопал себя по карманам в поисках сигарет и вспомнил, что недавно выкинул пустую пачку. Со вздохом он стал привычно рыскать по всем ящикам, выдвинул центральный ящик письменного стола, наткнулся на большой коричневый конверт, машинально пошарил среди бумаг. Ничего. Негодующе покачав головой, он задвинул ящик и выдвинул верхний правый. Тот, дойдя до середины, застрял, удерживаемый чем-то внутри. Он запустил ладонь в щель – пальцы нащупали тапочек и сильно прижали его ко дну ящика. Ящик дернулся вперед, и Клэнси запустил руку под стопку белой одежды, чтобы убедиться, не оставил ли он там, случаем, пачку сигарет.
У него под рукой зашуршали какие-то клочки бумаги – и больше ничего. Разочарованно тряхнув головой, он уже собрался было задвинуть ящик и позвонить сержанту, чтобы тот послал кого-нибудь за сигаретами, как вдруг замер и похолодел.
Рука его снова юркнула в ящик и выудила оттуда один тапочек. Он стал его разглядывать, потом сунул ладонь внутрь и нащупал скомканный носок. Он машинально бросил взгляд за окно и представил себе батарею носков, раскачивавшихся там весь день. Безносочный Джонни Росси, левый крайний команды… Его рука резко потянулась к телефону.
– Сержант! Барнет здесь?
– По-моему, да, лейтенант.
– Мне надо знать точно, а не по-твоему. Посмотри! А если нет, найди его! И пусть пулей мчится ко мне в кабинет.
Он положил трубку. Глаза его горели. Ну, конечно! Вот что целый день не давало ему покоя – носки! Он прикрыл глаза, мысленно представляя больничный коридор, полумрак в палате, полицейского охранника, клюющего носом перед дверью на стуле. И темную фигуру, уверенно шагающую мимо охранника: открывается дверь, и нож всаживается в грудь лежащего на кровати. А потом фигура так же легко выскальзывает из палаты. Что там говорил Честертон? Да, и бойлерная. Он там не был, но мог себе ее представить: с современным котлом, возвышающимся над полом, и запиханная под котел одежда, которую сразу можно заметить… Одежда, взятая из шкафчика врача, находящегося в отпуске… И открытая все время дверь на задний двор. И кран, который так вовремя сломался, и его потребовалось срочно починить… Разрозненные факты начали наконец складываться в единую мозаику, появляясь из потаенных глубин памяти, куда он их бессознательно складывал. Теперь все эти фактики послушно выстраивались в ряд, точно солдаты в парадных шеренгах.
Осторожное покашливание вернуло его в настоящее. Он открыл глаза. Перед ним стоял навытяжку Барнет, взволнованно глядя на него.
– Вы хотели меня видеть, лейтенант?
– Да. – Клэнси выпрямился. – Барнет, подумай и вспомни. Вчера, вернее сегодня утром, когда ты сидел под дверью палаты. Сколько раз входил врач?
– Два раза. Я же говорил.
– Еще раз скажи. Как он выглядел? Второй. Барнет смутился.
– Я же все рассказал, лейтенант. На нем был обычный костюм врача: белая куртка, белые брюки, белые тапочки. На голове белая шапочка, на лице марлевая маска.
– А ты не рассмотрел его волос? Лица?
– Нет, сэр. Да и, если помните, у них в этой больнице в коридорах такая темень ночью. Они же выключают верхний свет и оставляют только крохотные лампочки на стенах.
Клэнси кивнул.
– А перчатки? У него на руках были перчатки? Барнет наморщил лоб, припоминая.
– Черт, я не помню. А что я утром говорил?
– Ты сказал: были перчатки. Барнет пожал плечами.
– Ну, значит, были. Тогда я все это лучше помнил. Если я сказал, что были перчатки, значит, у него были перчатки.
Клэнси улыбнулся. Это была почти кровожадная улыбка довольного каннибала.
– Хорошо, Барнет. Все. Спасибо.
– Черт, лейтенант, извините, что больше не могу ничего припомнить.
– Ты мне рассказал больше, чем ты думаешь! – ответил Клэнси. Его улыбка увяла. Он уже говорил сам с собой. – Ты мне все это рассказал утром в больнице, но я тебя плохо слушал. Наверное, со мной случился шок. Или приступ идиотизма. – Он вдруг понял, что размышляет вслух, и кинул на патрульного бесстрастный взгляд. – Все, Барнет. Можешь идти.
– Есть, сэр. – Рослый патрульный помялся и поспешно развернулся на каблуках, торопясь уйти. Клэнси уже нащупал телефонную трубку.
– Сержант! Мне нужен док Фримен. Возможно, он еще в лаборатории – проверь там в первую очередь. Я подожду у телефона.
Он откинулся на спинку кресла, держа трубку около уха, снова перебирая в уме цепочку фактов. Оставалось еще множество бессвязных фактов, которые никак не выстраивались в единую цепь, но по крайней мере один элемент этой шарады можно было считать решенным. А за этой разгадкой потянется вся цепь. Может быть… Внезапно его лоб избороздили морщины. «Но ты же понимаешь, старина Клэнси, – сказал он про себя, – что если ты сейчас не ошибаешься, то тогда все дело запутывается еще больше, а?» Он тяжело вздохнул. «Ладно, черт с ним. Давайте-ка по порядку». Он вдруг осознал, что сержант на проводе и уже довольно давно ему что-то говорит.
– Лейтенант? А, лейтенант? Вы меня слышите?
– Я здесь, сержант.
– Я нашел дока Фримена. Сейчас я соединю.
– Замечательно! – Клэнси вернулся из своего мысленного путешествия в «Аптаун прайвит хоспитэл». Когда сержант переключил линию, в трубке раздался отчаянный приступ кашля.
– Док? Это Клэнси. Я хочу, чтобы вы взглянули на одного человека.
Кашель резко прекратился.
– Он мертвый или живой?
Клэнси с улыбкой посмотрел на телефонную трубку.
– В настоящее время он мертв, док. Наступила пауза.
– Что значит: в настоящее время? – Клэнси почти воочию увидел изумленное лицо собеседника. – Это тот же самый, Клэнси?
– Тот же самый, док.
– Вы сообщили в отдел убийств?
– Нет.
Наступила более продолжительная пауза.
– Знаете, Клэнси, – заговорил док таким тоном, точно объяснял элементарную вещь туповатому ребенку, – полицейское управление – это все равно что провинциальный городишко. Все всё друг про друга знают. Особенно, если в дело сует свой нос мистер Чалмерс, который все равно что городской глашатай, так сказать.
– Слушайте, док. Вы можете мне помочь или нет? На том конце провода глубоко вздохнули.
– Да я помогу вам, Клэнси. Вы же знаете, что помогу. Но если парень мертв, он же может подождать пару минут. А то я тут как раз окрашиваю предметные стекла.
– Пусть кто-нибудь другой этим займется, док, – заявил Клэнси твердо. – Он мертв, но ждать не может.
– Он не может ждать или вы не можете ждать, Клэнси? – мягко спросил док Фримен. – Ладно, дайте я только переоденусь. Где встречаемся?
Клэнси бросил взгляд на свои часы.
– «Аптаун прайвит хоспитэл»… – На другом конце провода раздалось удивленное восклицание, но Клэнси не обратил на это внимания. – Нет, погодите. Давайте лучше на углу Девяносто восьмой и Вест-Энд-авеню, в квартале от больницы. – Он замолчал в раздумье. – Капроски и Стэнтон оба на задании. Я бы хотел прийти туда с ними вместе. Попробую перехватить их. Так что давайте встретимся, скажем, через час. В половине седьмого.
– В половине седьмого? – переспросил печально док Фримен. – А сколько, вы думаете, времени занимает окраска стеклышек?
– Не имею ни малейшего понятия. Да мне и наплевать. Если у вас есть время – отлично. Можете красить свои стеклышки. Но только будьте на углу Девяносто восьмой и Вест-Энд в половине седьмого.
– Буду.
– Ну и славно. Да, и кстати – спасибо, док.
Клэнси положил трубку и вернулся к своему многострадальному рапорту. Однако мысли его были далеко. Он ждал телефонного звонка с минуты на минуту – либо от Капроски, либо от Стэнтона, либо от обоих сразу. Прошло пятнадцать минут, и он решил, что его бдение бессмысленно. Он встал, стянул пиджак, выдвинул левый верхний ящик и вытащил оттуда табельный револьвер в кобуре. Он перебросил ремни через плечо, покрепче подтянул, достал из кобуры револьвер и открыл барабан. Потом сунул его обратно в кобуру под мышку, надел пиджак и застегнул нижнюю пуговицу. Он взглянул на выдвинутый правый ящик, откуда торчала врачебная белая одежда, и на его губах снова заиграла кривая усмешка.
Нагнувшись к ящику, он медленно задвинул его, обошел стол и открыл дверь. Внезапно пришедшая в голову мысль остановила его на полпути. Он вернулся к столу и, порывшись в левом верхнем ящике, вынул связку ключей и отмычек. Довольный, что теперь-то он наконец вполне экипирован, Клэнси вышел из кабинета и бодро зашагал по узкому коридору.
Сержант проводил его взглядом.
– Ужинать, лейтенант?
– Просто подышать. Слушай, сержант, у меня для тебя есть задание. Позвони в отель «Пендлтон» и узнай, нет ли там Капроски. У него было достаточно времени найти то, что ему там нужно было найти. Он должен был позвонить. В любом случае я буду ждать его на углу Девяносто восьмой и Вест-Энд-авеню в шесть тридцать. – Он замолчал, обдумывая свои дальнейшие действия. – Если же он все-таки позвонит, передай ему это, но предупреди, чтобы он все в «Пендлтоне» разузнал и только потом уходил.
– Хорошо, – сказал сержант, записав все в дневник. – Но что если я им позвоню, а мне скажут, что он уже ушел?
– Это маловероятно. Он должен был прежде позвонить. А потом позвони в отель «Нью-Йоркер». Свяжись с тамошним детективом. Попроси его найти Стэнтона. Он должен быть где-то там: либо где-то на этаже, либо скорее всего у почтовой стойки. А может, у стойки администратора по брони. – Он задумался. – Или в баре. Передай Стэнтону, чтобы он тоже подходил на угол Девяносто восьмой и Вест-Энд как можно скорее. Если нас там уже не будет, пускай ждет при входе в «Аптаун прайвит хоспитэл». На улице, а не в вестибюле. Ты понял?
– Записал, лейтенант.
– И то же самое скажи Капроски, если мы разминемся на Девяносто восьмой. На улице! Мы с доком Фрименом будем внутри. А потом у меня для них будет дело. Ты все понял?
Сержант кивнул. Клэнси устремился к двери, а сержант потянулся к телефону. Когда раздался звонок, Клэнси замер. Он стал слушать, что говорит сержант.
– Алло? Кто? Нет, мне жаль, мистер Чалмерс. Его сейчас нет на месте. Что? Он не сказал, но, думаю, он ушел ужинать. Да, сэр. Я передал вашу просьбу. Нет, сэр, он обычно ест в разных местах. Да, сэр, я ему обязательно скажу.
Сержант положил трубку, подождал секунду, потом снова поднял трубку и начал крутить диск. Он даже не поднял глаза на лейтенанта, замершего в дверях. Клэнси улыбнулся и, толкнув вращающуюся дверь, вышел на улицу.
Глава седьмая
Со стороны Бродвея показались идущие рядом двое мужчин: док Фримен и Капроски. Приблизившись к лейтенанту, здоровяк-детектив помахал рукой.
– Привет, лейтенант, я встретил дока на углу. Когда сержант позвонил в «Пендлтон», я как раз заканчивал опрашивать портье. Я выяснил все, что только можно, об этом Росси, лейтенант. Он был…
– Потом, – обрезал его Клэнси и, повернувшись к коренастому врачу, произнес извиняющимся тоном: – Здравствуйте, док. Извините, что приходится вечно заставлять вас заниматься этими делами…
– Ну, вы-то не виноваты, – возразил док Фримен. – Это я, дурак старый, позволяю вам вертеть собой как… Так что вы не виноваты. – В руке он держал свой неизменный саквояж. Взяв его в другую руку, он взглянул на часы. – Ну, ладно, давайте-ка двигаться и поскорее закончим с этим делом. Я бы хотел еще сегодня успеть поужинать. Больница на соседней улице, да?
Клэнси тоже бросил взгляд на часы.
– Давайте обождем несколько минут. Может, еще Стэнтон появится.
– Ну тогда слушай про этого Росси, – сказал Капроски, но Клэнси оборвал его взмахом руки. Капроски вытаращил глаза. – Ей-Богу, лейтенант, ты что, не хочешь…
– Потом, – сказал Клэнси. – Может, Стэнтон ушел из отеля до того, как сержант туда позвонил?
Он еще не закончил эту фразу, как подкатило такси – прямо к тому месту, где они стояли. Из такси выскочил Стэнтон и, передавая на ходу деньги водителю, захлопнул дверцу.
– Привет, лейтенант! – сказал он. – Привет, Кап. Привет, док. Ну и что тут у нас? Дружеская встреча? – Он обвел присутствующих взглядом и обратился к Клэнси. – Лейтенант, я узнал все досконально в отеле «Нью-Йоркер»…
– Потом! – сказал Клэнси со сверкающими глазами. – Все в свое время. Сначала покончим с этим. Так вот: мы идем в больницу, но не через главный вход. Мы войдем через дверь бойлерной. – Он повернулся к Капроски. – Ты знаешь, как туда пройти?
– Конечно, – сказал Капроски. – Дверь с обратной стороны. Выходит на бетонную площадку, как раз в двух ярдах от въезда для санитарных фургонов. – Он заколебался. – Лейтенант, а что мы там будем делать?
– Разгоним туман, – сказал Клэнси. – Когда мы войдем… Как пройти в складское помещение, где вы оставили труп?
– Это в подвале. То есть в полуподвальном этаже. На том же этаже, что и бойлерная и гардероб. Если выйти из бойлерной в коридор, надо повернуть сразу направо. Первая дверь – гардероб, где врачи переодеваются, вторая дверь – склад. – Он нахмурился, припоминая. – Потом кафе – ну, кухня, где они готовят для себя еду…
– Стоп, – сказал Клэнси. – Все верно. Это на том же этаже через две двери от бойлерной. Это я и хотел узнать. Вот туда мы и пойдем. Я хочу, чтобы док осмотрел тело.
– Зачем? – изумился Стэнтон. – Что, что-то прояснилось?
– Да, – сказал Клэнси. – В голове у меня прояснилось. Пошли.
Они пошли рядом. Клэнси вдруг остановился.
– Идем по двое. Капроски! Ты и док – идите впереди, мы со Стэнтоном сзади. Нечего нам изображать кордебалет. Или компанию студентов, отправившихся на пирушку.
– Ну, видно, у меня будет долгая жизнь, – сказал док Фримен. – Я не выглядел студентом даже тогда, когда учился в Колумбийском университете. – Но тем не менее он зашагал рядом с рослым Капроски, а Стэнтон и Клэнси чуть отстали.
Они пересекли Девяносто седьмую. Перед ними возвышалось здание больницы, которое отличалось от соседних жилых домов только вывеской, уже подсвеченной в наступающих сумерках. Стрелка на белом столбике у кромки тротуара указывала въезд для санитарных фургонов. Капроски и док Фримен как ни в чем не бывало прошли мимо главного входа. Док размахивал своим саквояжем. Клэнси с озадаченным Стэнтоном прошли следом и не раздумывая свернули на въездную аллею.
Санитарный фургон стоял под навесом на дальнем краю площадки. Ни шофера, ни санитаров не было видно. Капроски, не оборачиваясь, прошел мимо фургона и направился к двери в стене. Подойдя к двери, он ее легко толкнул и вошел. За ним последовали остальные. Клэнси плотно закрыл дверь.
Когда они вошли внутрь, их обдала волна теплого влажного воздуха. Бойлерная была залита отраженным от кафельных стен ярким светом ослепительно-белых лампочек под потолком. Маленький человечек в чистеньком комбинезоне сидел за крошечным столом и читал газету. Он поглядел на вошедших поверх очков и вскочил, удивленный и разгневанный непрошенным вторжением.
– Это что такое!..
Клэнси шагнул вперед, засунул руку в карман, вытащил свой бумажник, раскрыл и показал полицейский значок.
– Полиция, – сказал он спокойно. – Мы хотим осмотреть помещения.
Коротышка смутился при виде значка.
– Вам следовало войти через главный вход, – сердито пробурчал он.
– А нам захотелось войти здесь, – возразил Клэнси, возвращая бумажник в карман. Он стал озираться вокруг, игнорируя коротышку. – Стэн, останься здесь с ним. Пусть он нас не беспокоит, и не надо, чтобы он вообще побеспокоил кого-нибудь в этом славном заведении. Ты меня понял?
– Я понял, лейтенант. – Стэнтон навис над коротышкой в комбинезоне. – Все в порядке, приятель. Садись. Читай свою газету. Можешь даже вслух, если хочешь, только не очень громко.
Человек на секунду задумался и плюхнулся обратно на стул. Стэнтон устроился на углу стола. Клэнси открыл дверь, выглянул в коридор и кивнул. Он вышел в пустынный коридор – за ним док Фримен и Капроски – и двинулся ко второй двери. Она была заперта. Клэнси выудил из кармана связку ключей. Поколдовав несколько минут над замком, он открыл дверь и вошел. За ним последовали остальные. Капроски включил свет и плотно закрыл дверь.
В помещении было прохладно из-за кондиционера, тихо урчащего под потолком. Здесь было прохладно и влажно и ощущался характерный аромат смерти. Труп лежал на железной каталке, стоящей под углом к полкам на стене. Простыня, покрывавшая тело, неровно вздулась в том месте, где торчал нож. Док Фримен поморщился, уловив острый трупный запах, и оглянулся на лейтенанта, но тот уже быстрым шагом приблизился к телу. Он откинул простыню и отошел, бросив на мед-эксперта взгляд с затаенной надеждой.
– Это он, док.
Док Фримен осторожно поставил саквояж на пол и встал рядом с Клэнси. Он дотронулся тыльной стороной ладони до восковой щеки, после чего ущипнул мраморно-холодную кожу двумя пальцами и с отвращением поджал губы.
– Когда он умер, Клэнси?
– Приблизительно двенадцать часов назад.
Док Фримен с удивлением перевел взгляд на лейтенанта.
– Вы хотите сказать, что он умер вскоре после поступления в больницу?
– Именно так.
– И вы только сейчас собрались об этом сообщить?
– Вы не поняли, док, – нетерпеливо сказал Клэнси. – Я не собираюсь ничего сообщать. Официально. – Он отступил назад и, засунув руки в карманы, продолжал смотреть на лежащее на каталке тело со всевозрастающим напряжением. Когда он снова заговорил, было похоже, что он обращается больше к самому себе, чем к присутствующим. – Как только у меня возникает новая догадка, какой-то умник рушит все мои гениальные гипотезы. Поэтому я хочу раз и навсегда убрать его с моего пути.
– Так что же вы от меня хотите? – спросил саркастически док Фримен. – Чтобы я выписал свидетельство о смерти и указал там, что причиной смерти стала коронарная недостаточность?
Клэнси взглянул на него.
– Я хочу, чтобы вы сказали мне, отчего он умер. Док устремил взгляд на нож, вогнанный в грудь по самую рукоятку, и опять взглянул на Клэнси. Капроски, стоящий рядом с лейтенантом, поглядел на своего начальника так, точно тот внезапно лишился рассудка.
– Ага, – сказал док. – Теперь понимаю.
Он снова перевел взгляд на труп, потом со вздохом нагнулся, подхватил с пола пухлый саквояж, поставил его на полку, открыл, достал пару резиновых перчаток и стал их сосредоточенно надевать.
– А как насчет отпечатков пальцев на рукоятке?
– Отпечатков быть не должно, – ответил Клэнси уверенно. – Убийца был в хирургических перчатках. Но если хотите, постарайтесь вытащить нож, не касаясь рукоятки.
– Правильно, – кивнул док Фримен. Он надел перчатки, шагнул к каталке и медленно вытянул нож, ухватившись двумя пальцами за полоску стали между рукояткой и телом. Он пристально осмотрел орудие убийства, потом осторожно отложил его в сторону и, сощурившись, стал изучать рану. Положив ладони на грудь убитого по обеим сторонам от раны, он несколько раз надавил на грудную клетку. Из раны тотчас заструилась кровь. Док кивнул и провел пальцами до края ключицы, прощупывая траекторию проникновения ножа и возможные повреждения внутренних органов. Наконец он надавил на живот и закончил осмотр. Он выпрямился и важно посмотрел на лейтенанта, терпеливо ждущего его вердикта.
– Я, кажется, вас понял, – сказал док Фримен медленно. – Одно можно сказать с уверенностью. Его сердце перестало биться задолго до того, как его ударили этим ножом. Кто бы ни нанес этот удар, нож всадили в мертвого.
Клэнси порывисто выдохнул.
– Так я и думал, – удовлетворенно заметил он. – Именно это я и хотел услышать. А теперь не посмотрите ли вы его огнестрельные ранения, док?
Док Фримен кивнул. Не отрывая взгляда от трупа, он порылся в саквояже, нашел там ножницы и стал аккуратно разрезать бинты на шее и груди. Терпеливыми пальцами он приподнял хирургический пластырь, наложенный в несколько слоев, и медленно снял повязку с затянувшихся ран. Капроски, заглядывавший ему через плечо, отвернулся, ощутив прилив тошноты.
– Неплохая работа, – сказал док Фримен. – Я имею в виду хирурга. Да и стрелок свое дело тоже неплохо сделал.
Он склонился над раной, изучая отчетливые отверстия от дроби и пытаясь вычислить мощность и направление выстрела. Он выпрямился, качая головой.
– Безнадежно. Ни единого шанса. Только чудо могло спасти этого человека. Если могло.
Клэнси торжествующе улыбнулся.
– В таком случае вы согласитесь засвидетельствовать под присягой, что причиной смерти этого человека было проникающее огнестрельное ранение?
Док Фримен воззрился на своего коллегу.
– Странно, что вы меня об этом просите, Клэнси. Я бы не стал свидетельствовать, что моя мама употребляет в пищу только кошерную еду, не имея возможности проверить этот факт более тщательно.
– Док, вы же понимаете, что я имею в виду!
Док Фримен нахмурился, его маленькие глаза приняли задумчивое выражение.
– Не знаю, что у вас на уме, Клэнси, но если это вас несколько успокоит, я вам скажу – строго между нами: у меня не вызывает сомнения факт, что причиной его смерти был этот выстрел. Разумеется, необходимо провести дополнительное вскрытие, чтобы установить точную причину смерти.
– Но это был не нож?
– Это уж точно, – сказал док Фримен. – Это был не нож. – Он задумался и уточнил свое заявление. – Если, конечно, нет других ран. – Он снова посмотрел на труп.
– Нет, – сказал Клэнси.
– Чего-то я не понимаю, – подал голос Капроски. Он ухитрился так встать, чтобы иметь возможность видеть лейтенанта и дока, но не кровавое месиво, обнажившееся после удаления повязок с трупа. – Кому понадобилось всаживать нож в мертвого?
– Молодому практиканту, доктору Уилларду, конечно, – тихо сказал Клэнси.
– Но зачем? Если он уже и так умер?
– Именно потому, что он умер, – сказал Клэнси. – Я совсем недавно это понял. Долгонько мне пришлось ломать голову, чтобы понять, но все же я понял. Пошли – накройте его и пошли. Давайте-ка потолкуем по душам с доктором Уиллардом.
Док Фримен стащил с ладоней перчатки.
– А когда мы отправим труп в лабораторию для полного обследования, Клэнси? Это единственный способ выяснить, отчего же он все-таки умер.
– Скоро, – пообещал Клэнси. – Очень скоро. Пошли.
Он подождал, пока док соберет свой саквояж, после чего все вышли в коридор. Клэнси закрыл дверь, подергал ручку, чтобы удостовериться, что замок защелкнулся, и зашагал к лифту. Проходя мимо двери бойлерной, он вспомнил о Стэнтоне. Он открыл дверь в заглянул внутрь.
– Эй, Стэн! Пошли!
– С удовольствием. Тут такая жара. – Стэнтон направил указательный палец на сантехника в комбинезоне. – А как насчет коротышки?
– Пусть читает свою газетенку.
Все четверо двинулись по коридору гурьбой, потом, похоже, поняли, как чудно они смотрятся со стороны, и в ожидании лифта разбрелись по холлу. Клэнси нажал кнопку, и все молча стали слушать тихое шуршание машины, мягко вознесшей их наверх и с легким толчком остановившейся на пятом этаже. Клэнси бросил взгляд на озабоченное лицо дока Фримена и не смог сдержать ухмылки. Он обратился к Капроски:
– Как будет по-польски «спокойно»? Капроски с недоумением пожал плечами:
– Это ты у меня спрашиваешь?
– Ну извини, – сказал Клэнси и, выйдя из лифта, повел группу к врачебным кабинетам. Он распахнул дверь, полагая, что кабинет окажется пуст, но доктор Уиллард сидел за столом, держа в руке термос. Он поднял взгляд, стараясь ничем не выдать своего волнения, и отставил термос. Он обвел глазами вошедших и остановил взгляд на Клэнси.
– Привет, лейтенант. – Он замялся, дернул рукой, точно собираясь предложить кофе гостям, а потом передумал и откинулся на спинку кресла. Он заговорил, натужно улыбаясь. – Приехали забрать своего клиента?
Клэнси присел на край стола. Капроски и Стэнтон многозначительно встали у двери. Хирург понял, что это значит. На лбу у него выступила испарина. Клэнси сунул руку в карман за сигаретой, но вспомнил, что сигарет нет. Он вытащил руку из кармана и положил ладонь на бедро.
Он похлопал себя по карманам в поисках сигарет и вспомнил, что недавно выкинул пустую пачку. Со вздохом он стал привычно рыскать по всем ящикам, выдвинул центральный ящик письменного стола, наткнулся на большой коричневый конверт, машинально пошарил среди бумаг. Ничего. Негодующе покачав головой, он задвинул ящик и выдвинул верхний правый. Тот, дойдя до середины, застрял, удерживаемый чем-то внутри. Он запустил ладонь в щель – пальцы нащупали тапочек и сильно прижали его ко дну ящика. Ящик дернулся вперед, и Клэнси запустил руку под стопку белой одежды, чтобы убедиться, не оставил ли он там, случаем, пачку сигарет.
У него под рукой зашуршали какие-то клочки бумаги – и больше ничего. Разочарованно тряхнув головой, он уже собрался было задвинуть ящик и позвонить сержанту, чтобы тот послал кого-нибудь за сигаретами, как вдруг замер и похолодел.
Рука его снова юркнула в ящик и выудила оттуда один тапочек. Он стал его разглядывать, потом сунул ладонь внутрь и нащупал скомканный носок. Он машинально бросил взгляд за окно и представил себе батарею носков, раскачивавшихся там весь день. Безносочный Джонни Росси, левый крайний команды… Его рука резко потянулась к телефону.
– Сержант! Барнет здесь?
– По-моему, да, лейтенант.
– Мне надо знать точно, а не по-твоему. Посмотри! А если нет, найди его! И пусть пулей мчится ко мне в кабинет.
Он положил трубку. Глаза его горели. Ну, конечно! Вот что целый день не давало ему покоя – носки! Он прикрыл глаза, мысленно представляя больничный коридор, полумрак в палате, полицейского охранника, клюющего носом перед дверью на стуле. И темную фигуру, уверенно шагающую мимо охранника: открывается дверь, и нож всаживается в грудь лежащего на кровати. А потом фигура так же легко выскальзывает из палаты. Что там говорил Честертон? Да, и бойлерная. Он там не был, но мог себе ее представить: с современным котлом, возвышающимся над полом, и запиханная под котел одежда, которую сразу можно заметить… Одежда, взятая из шкафчика врача, находящегося в отпуске… И открытая все время дверь на задний двор. И кран, который так вовремя сломался, и его потребовалось срочно починить… Разрозненные факты начали наконец складываться в единую мозаику, появляясь из потаенных глубин памяти, куда он их бессознательно складывал. Теперь все эти фактики послушно выстраивались в ряд, точно солдаты в парадных шеренгах.
Осторожное покашливание вернуло его в настоящее. Он открыл глаза. Перед ним стоял навытяжку Барнет, взволнованно глядя на него.
– Вы хотели меня видеть, лейтенант?
– Да. – Клэнси выпрямился. – Барнет, подумай и вспомни. Вчера, вернее сегодня утром, когда ты сидел под дверью палаты. Сколько раз входил врач?
– Два раза. Я же говорил.
– Еще раз скажи. Как он выглядел? Второй. Барнет смутился.
– Я же все рассказал, лейтенант. На нем был обычный костюм врача: белая куртка, белые брюки, белые тапочки. На голове белая шапочка, на лице марлевая маска.
– А ты не рассмотрел его волос? Лица?
– Нет, сэр. Да и, если помните, у них в этой больнице в коридорах такая темень ночью. Они же выключают верхний свет и оставляют только крохотные лампочки на стенах.
Клэнси кивнул.
– А перчатки? У него на руках были перчатки? Барнет наморщил лоб, припоминая.
– Черт, я не помню. А что я утром говорил?
– Ты сказал: были перчатки. Барнет пожал плечами.
– Ну, значит, были. Тогда я все это лучше помнил. Если я сказал, что были перчатки, значит, у него были перчатки.
Клэнси улыбнулся. Это была почти кровожадная улыбка довольного каннибала.
– Хорошо, Барнет. Все. Спасибо.
– Черт, лейтенант, извините, что больше не могу ничего припомнить.
– Ты мне рассказал больше, чем ты думаешь! – ответил Клэнси. Его улыбка увяла. Он уже говорил сам с собой. – Ты мне все это рассказал утром в больнице, но я тебя плохо слушал. Наверное, со мной случился шок. Или приступ идиотизма. – Он вдруг понял, что размышляет вслух, и кинул на патрульного бесстрастный взгляд. – Все, Барнет. Можешь идти.
– Есть, сэр. – Рослый патрульный помялся и поспешно развернулся на каблуках, торопясь уйти. Клэнси уже нащупал телефонную трубку.
– Сержант! Мне нужен док Фримен. Возможно, он еще в лаборатории – проверь там в первую очередь. Я подожду у телефона.
Он откинулся на спинку кресла, держа трубку около уха, снова перебирая в уме цепочку фактов. Оставалось еще множество бессвязных фактов, которые никак не выстраивались в единую цепь, но по крайней мере один элемент этой шарады можно было считать решенным. А за этой разгадкой потянется вся цепь. Может быть… Внезапно его лоб избороздили морщины. «Но ты же понимаешь, старина Клэнси, – сказал он про себя, – что если ты сейчас не ошибаешься, то тогда все дело запутывается еще больше, а?» Он тяжело вздохнул. «Ладно, черт с ним. Давайте-ка по порядку». Он вдруг осознал, что сержант на проводе и уже довольно давно ему что-то говорит.
– Лейтенант? А, лейтенант? Вы меня слышите?
– Я здесь, сержант.
– Я нашел дока Фримена. Сейчас я соединю.
– Замечательно! – Клэнси вернулся из своего мысленного путешествия в «Аптаун прайвит хоспитэл». Когда сержант переключил линию, в трубке раздался отчаянный приступ кашля.
– Док? Это Клэнси. Я хочу, чтобы вы взглянули на одного человека.
Кашель резко прекратился.
– Он мертвый или живой?
Клэнси с улыбкой посмотрел на телефонную трубку.
– В настоящее время он мертв, док. Наступила пауза.
– Что значит: в настоящее время? – Клэнси почти воочию увидел изумленное лицо собеседника. – Это тот же самый, Клэнси?
– Тот же самый, док.
– Вы сообщили в отдел убийств?
– Нет.
Наступила более продолжительная пауза.
– Знаете, Клэнси, – заговорил док таким тоном, точно объяснял элементарную вещь туповатому ребенку, – полицейское управление – это все равно что провинциальный городишко. Все всё друг про друга знают. Особенно, если в дело сует свой нос мистер Чалмерс, который все равно что городской глашатай, так сказать.
– Слушайте, док. Вы можете мне помочь или нет? На том конце провода глубоко вздохнули.
– Да я помогу вам, Клэнси. Вы же знаете, что помогу. Но если парень мертв, он же может подождать пару минут. А то я тут как раз окрашиваю предметные стекла.
– Пусть кто-нибудь другой этим займется, док, – заявил Клэнси твердо. – Он мертв, но ждать не может.
– Он не может ждать или вы не можете ждать, Клэнси? – мягко спросил док Фримен. – Ладно, дайте я только переоденусь. Где встречаемся?
Клэнси бросил взгляд на свои часы.
– «Аптаун прайвит хоспитэл»… – На другом конце провода раздалось удивленное восклицание, но Клэнси не обратил на это внимания. – Нет, погодите. Давайте лучше на углу Девяносто восьмой и Вест-Энд-авеню, в квартале от больницы. – Он замолчал в раздумье. – Капроски и Стэнтон оба на задании. Я бы хотел прийти туда с ними вместе. Попробую перехватить их. Так что давайте встретимся, скажем, через час. В половине седьмого.
– В половине седьмого? – переспросил печально док Фримен. – А сколько, вы думаете, времени занимает окраска стеклышек?
– Не имею ни малейшего понятия. Да мне и наплевать. Если у вас есть время – отлично. Можете красить свои стеклышки. Но только будьте на углу Девяносто восьмой и Вест-Энд в половине седьмого.
– Буду.
– Ну и славно. Да, и кстати – спасибо, док.
Клэнси положил трубку и вернулся к своему многострадальному рапорту. Однако мысли его были далеко. Он ждал телефонного звонка с минуты на минуту – либо от Капроски, либо от Стэнтона, либо от обоих сразу. Прошло пятнадцать минут, и он решил, что его бдение бессмысленно. Он встал, стянул пиджак, выдвинул левый верхний ящик и вытащил оттуда табельный револьвер в кобуре. Он перебросил ремни через плечо, покрепче подтянул, достал из кобуры револьвер и открыл барабан. Потом сунул его обратно в кобуру под мышку, надел пиджак и застегнул нижнюю пуговицу. Он взглянул на выдвинутый правый ящик, откуда торчала врачебная белая одежда, и на его губах снова заиграла кривая усмешка.
Нагнувшись к ящику, он медленно задвинул его, обошел стол и открыл дверь. Внезапно пришедшая в голову мысль остановила его на полпути. Он вернулся к столу и, порывшись в левом верхнем ящике, вынул связку ключей и отмычек. Довольный, что теперь-то он наконец вполне экипирован, Клэнси вышел из кабинета и бодро зашагал по узкому коридору.
Сержант проводил его взглядом.
– Ужинать, лейтенант?
– Просто подышать. Слушай, сержант, у меня для тебя есть задание. Позвони в отель «Пендлтон» и узнай, нет ли там Капроски. У него было достаточно времени найти то, что ему там нужно было найти. Он должен был позвонить. В любом случае я буду ждать его на углу Девяносто восьмой и Вест-Энд-авеню в шесть тридцать. – Он замолчал, обдумывая свои дальнейшие действия. – Если же он все-таки позвонит, передай ему это, но предупреди, чтобы он все в «Пендлтоне» разузнал и только потом уходил.
– Хорошо, – сказал сержант, записав все в дневник. – Но что если я им позвоню, а мне скажут, что он уже ушел?
– Это маловероятно. Он должен был прежде позвонить. А потом позвони в отель «Нью-Йоркер». Свяжись с тамошним детективом. Попроси его найти Стэнтона. Он должен быть где-то там: либо где-то на этаже, либо скорее всего у почтовой стойки. А может, у стойки администратора по брони. – Он задумался. – Или в баре. Передай Стэнтону, чтобы он тоже подходил на угол Девяносто восьмой и Вест-Энд как можно скорее. Если нас там уже не будет, пускай ждет при входе в «Аптаун прайвит хоспитэл». На улице, а не в вестибюле. Ты понял?
– Записал, лейтенант.
– И то же самое скажи Капроски, если мы разминемся на Девяносто восьмой. На улице! Мы с доком Фрименом будем внутри. А потом у меня для них будет дело. Ты все понял?
Сержант кивнул. Клэнси устремился к двери, а сержант потянулся к телефону. Когда раздался звонок, Клэнси замер. Он стал слушать, что говорит сержант.
– Алло? Кто? Нет, мне жаль, мистер Чалмерс. Его сейчас нет на месте. Что? Он не сказал, но, думаю, он ушел ужинать. Да, сэр. Я передал вашу просьбу. Нет, сэр, он обычно ест в разных местах. Да, сэр, я ему обязательно скажу.
Сержант положил трубку, подождал секунду, потом снова поднял трубку и начал крутить диск. Он даже не поднял глаза на лейтенанта, замершего в дверях. Клэнси улыбнулся и, толкнув вращающуюся дверь, вышел на улицу.
Глава седьмая
Суббота. 18.35
Такси, в котором ехал лейтенант Клэнси, резко свернуло к тротуару на углу Девяносто восьмой улицы и Вест-Энд-авеню. Расплатившись с водителем и выйдя из машины, он машинально отметил, что на парковке было свободное пространство по меньшей мере для четырех автомобилей. «Если бы я приехал на своей старушке, – подумал он с горечью, – тут бы яблоку негде было упасть от припаркованных машин». Он отогнал эту мрачную мысль и пересек улицу.Со стороны Бродвея показались идущие рядом двое мужчин: док Фримен и Капроски. Приблизившись к лейтенанту, здоровяк-детектив помахал рукой.
– Привет, лейтенант, я встретил дока на углу. Когда сержант позвонил в «Пендлтон», я как раз заканчивал опрашивать портье. Я выяснил все, что только можно, об этом Росси, лейтенант. Он был…
– Потом, – обрезал его Клэнси и, повернувшись к коренастому врачу, произнес извиняющимся тоном: – Здравствуйте, док. Извините, что приходится вечно заставлять вас заниматься этими делами…
– Ну, вы-то не виноваты, – возразил док Фримен. – Это я, дурак старый, позволяю вам вертеть собой как… Так что вы не виноваты. – В руке он держал свой неизменный саквояж. Взяв его в другую руку, он взглянул на часы. – Ну, ладно, давайте-ка двигаться и поскорее закончим с этим делом. Я бы хотел еще сегодня успеть поужинать. Больница на соседней улице, да?
Клэнси тоже бросил взгляд на часы.
– Давайте обождем несколько минут. Может, еще Стэнтон появится.
– Ну тогда слушай про этого Росси, – сказал Капроски, но Клэнси оборвал его взмахом руки. Капроски вытаращил глаза. – Ей-Богу, лейтенант, ты что, не хочешь…
– Потом, – сказал Клэнси. – Может, Стэнтон ушел из отеля до того, как сержант туда позвонил?
Он еще не закончил эту фразу, как подкатило такси – прямо к тому месту, где они стояли. Из такси выскочил Стэнтон и, передавая на ходу деньги водителю, захлопнул дверцу.
– Привет, лейтенант! – сказал он. – Привет, Кап. Привет, док. Ну и что тут у нас? Дружеская встреча? – Он обвел присутствующих взглядом и обратился к Клэнси. – Лейтенант, я узнал все досконально в отеле «Нью-Йоркер»…
– Потом! – сказал Клэнси со сверкающими глазами. – Все в свое время. Сначала покончим с этим. Так вот: мы идем в больницу, но не через главный вход. Мы войдем через дверь бойлерной. – Он повернулся к Капроски. – Ты знаешь, как туда пройти?
– Конечно, – сказал Капроски. – Дверь с обратной стороны. Выходит на бетонную площадку, как раз в двух ярдах от въезда для санитарных фургонов. – Он заколебался. – Лейтенант, а что мы там будем делать?
– Разгоним туман, – сказал Клэнси. – Когда мы войдем… Как пройти в складское помещение, где вы оставили труп?
– Это в подвале. То есть в полуподвальном этаже. На том же этаже, что и бойлерная и гардероб. Если выйти из бойлерной в коридор, надо повернуть сразу направо. Первая дверь – гардероб, где врачи переодеваются, вторая дверь – склад. – Он нахмурился, припоминая. – Потом кафе – ну, кухня, где они готовят для себя еду…
– Стоп, – сказал Клэнси. – Все верно. Это на том же этаже через две двери от бойлерной. Это я и хотел узнать. Вот туда мы и пойдем. Я хочу, чтобы док осмотрел тело.
– Зачем? – изумился Стэнтон. – Что, что-то прояснилось?
– Да, – сказал Клэнси. – В голове у меня прояснилось. Пошли.
Они пошли рядом. Клэнси вдруг остановился.
– Идем по двое. Капроски! Ты и док – идите впереди, мы со Стэнтоном сзади. Нечего нам изображать кордебалет. Или компанию студентов, отправившихся на пирушку.
– Ну, видно, у меня будет долгая жизнь, – сказал док Фримен. – Я не выглядел студентом даже тогда, когда учился в Колумбийском университете. – Но тем не менее он зашагал рядом с рослым Капроски, а Стэнтон и Клэнси чуть отстали.
Они пересекли Девяносто седьмую. Перед ними возвышалось здание больницы, которое отличалось от соседних жилых домов только вывеской, уже подсвеченной в наступающих сумерках. Стрелка на белом столбике у кромки тротуара указывала въезд для санитарных фургонов. Капроски и док Фримен как ни в чем не бывало прошли мимо главного входа. Док размахивал своим саквояжем. Клэнси с озадаченным Стэнтоном прошли следом и не раздумывая свернули на въездную аллею.
Санитарный фургон стоял под навесом на дальнем краю площадки. Ни шофера, ни санитаров не было видно. Капроски, не оборачиваясь, прошел мимо фургона и направился к двери в стене. Подойдя к двери, он ее легко толкнул и вошел. За ним последовали остальные. Клэнси плотно закрыл дверь.
Когда они вошли внутрь, их обдала волна теплого влажного воздуха. Бойлерная была залита отраженным от кафельных стен ярким светом ослепительно-белых лампочек под потолком. Маленький человечек в чистеньком комбинезоне сидел за крошечным столом и читал газету. Он поглядел на вошедших поверх очков и вскочил, удивленный и разгневанный непрошенным вторжением.
– Это что такое!..
Клэнси шагнул вперед, засунул руку в карман, вытащил свой бумажник, раскрыл и показал полицейский значок.
– Полиция, – сказал он спокойно. – Мы хотим осмотреть помещения.
Коротышка смутился при виде значка.
– Вам следовало войти через главный вход, – сердито пробурчал он.
– А нам захотелось войти здесь, – возразил Клэнси, возвращая бумажник в карман. Он стал озираться вокруг, игнорируя коротышку. – Стэн, останься здесь с ним. Пусть он нас не беспокоит, и не надо, чтобы он вообще побеспокоил кого-нибудь в этом славном заведении. Ты меня понял?
– Я понял, лейтенант. – Стэнтон навис над коротышкой в комбинезоне. – Все в порядке, приятель. Садись. Читай свою газету. Можешь даже вслух, если хочешь, только не очень громко.
Человек на секунду задумался и плюхнулся обратно на стул. Стэнтон устроился на углу стола. Клэнси открыл дверь, выглянул в коридор и кивнул. Он вышел в пустынный коридор – за ним док Фримен и Капроски – и двинулся ко второй двери. Она была заперта. Клэнси выудил из кармана связку ключей. Поколдовав несколько минут над замком, он открыл дверь и вошел. За ним последовали остальные. Капроски включил свет и плотно закрыл дверь.
В помещении было прохладно из-за кондиционера, тихо урчащего под потолком. Здесь было прохладно и влажно и ощущался характерный аромат смерти. Труп лежал на железной каталке, стоящей под углом к полкам на стене. Простыня, покрывавшая тело, неровно вздулась в том месте, где торчал нож. Док Фримен поморщился, уловив острый трупный запах, и оглянулся на лейтенанта, но тот уже быстрым шагом приблизился к телу. Он откинул простыню и отошел, бросив на мед-эксперта взгляд с затаенной надеждой.
– Это он, док.
Док Фримен осторожно поставил саквояж на пол и встал рядом с Клэнси. Он дотронулся тыльной стороной ладони до восковой щеки, после чего ущипнул мраморно-холодную кожу двумя пальцами и с отвращением поджал губы.
– Когда он умер, Клэнси?
– Приблизительно двенадцать часов назад.
Док Фримен с удивлением перевел взгляд на лейтенанта.
– Вы хотите сказать, что он умер вскоре после поступления в больницу?
– Именно так.
– И вы только сейчас собрались об этом сообщить?
– Вы не поняли, док, – нетерпеливо сказал Клэнси. – Я не собираюсь ничего сообщать. Официально. – Он отступил назад и, засунув руки в карманы, продолжал смотреть на лежащее на каталке тело со всевозрастающим напряжением. Когда он снова заговорил, было похоже, что он обращается больше к самому себе, чем к присутствующим. – Как только у меня возникает новая догадка, какой-то умник рушит все мои гениальные гипотезы. Поэтому я хочу раз и навсегда убрать его с моего пути.
– Так что же вы от меня хотите? – спросил саркастически док Фримен. – Чтобы я выписал свидетельство о смерти и указал там, что причиной смерти стала коронарная недостаточность?
Клэнси взглянул на него.
– Я хочу, чтобы вы сказали мне, отчего он умер. Док устремил взгляд на нож, вогнанный в грудь по самую рукоятку, и опять взглянул на Клэнси. Капроски, стоящий рядом с лейтенантом, поглядел на своего начальника так, точно тот внезапно лишился рассудка.
– Ага, – сказал док. – Теперь понимаю.
Он снова перевел взгляд на труп, потом со вздохом нагнулся, подхватил с пола пухлый саквояж, поставил его на полку, открыл, достал пару резиновых перчаток и стал их сосредоточенно надевать.
– А как насчет отпечатков пальцев на рукоятке?
– Отпечатков быть не должно, – ответил Клэнси уверенно. – Убийца был в хирургических перчатках. Но если хотите, постарайтесь вытащить нож, не касаясь рукоятки.
– Правильно, – кивнул док Фримен. Он надел перчатки, шагнул к каталке и медленно вытянул нож, ухватившись двумя пальцами за полоску стали между рукояткой и телом. Он пристально осмотрел орудие убийства, потом осторожно отложил его в сторону и, сощурившись, стал изучать рану. Положив ладони на грудь убитого по обеим сторонам от раны, он несколько раз надавил на грудную клетку. Из раны тотчас заструилась кровь. Док кивнул и провел пальцами до края ключицы, прощупывая траекторию проникновения ножа и возможные повреждения внутренних органов. Наконец он надавил на живот и закончил осмотр. Он выпрямился и важно посмотрел на лейтенанта, терпеливо ждущего его вердикта.
– Я, кажется, вас понял, – сказал док Фримен медленно. – Одно можно сказать с уверенностью. Его сердце перестало биться задолго до того, как его ударили этим ножом. Кто бы ни нанес этот удар, нож всадили в мертвого.
Клэнси порывисто выдохнул.
– Так я и думал, – удовлетворенно заметил он. – Именно это я и хотел услышать. А теперь не посмотрите ли вы его огнестрельные ранения, док?
Док Фримен кивнул. Не отрывая взгляда от трупа, он порылся в саквояже, нашел там ножницы и стал аккуратно разрезать бинты на шее и груди. Терпеливыми пальцами он приподнял хирургический пластырь, наложенный в несколько слоев, и медленно снял повязку с затянувшихся ран. Капроски, заглядывавший ему через плечо, отвернулся, ощутив прилив тошноты.
– Неплохая работа, – сказал док Фримен. – Я имею в виду хирурга. Да и стрелок свое дело тоже неплохо сделал.
Он склонился над раной, изучая отчетливые отверстия от дроби и пытаясь вычислить мощность и направление выстрела. Он выпрямился, качая головой.
– Безнадежно. Ни единого шанса. Только чудо могло спасти этого человека. Если могло.
Клэнси торжествующе улыбнулся.
– В таком случае вы согласитесь засвидетельствовать под присягой, что причиной смерти этого человека было проникающее огнестрельное ранение?
Док Фримен воззрился на своего коллегу.
– Странно, что вы меня об этом просите, Клэнси. Я бы не стал свидетельствовать, что моя мама употребляет в пищу только кошерную еду, не имея возможности проверить этот факт более тщательно.
– Док, вы же понимаете, что я имею в виду!
Док Фримен нахмурился, его маленькие глаза приняли задумчивое выражение.
– Не знаю, что у вас на уме, Клэнси, но если это вас несколько успокоит, я вам скажу – строго между нами: у меня не вызывает сомнения факт, что причиной его смерти был этот выстрел. Разумеется, необходимо провести дополнительное вскрытие, чтобы установить точную причину смерти.
– Но это был не нож?
– Это уж точно, – сказал док Фримен. – Это был не нож. – Он задумался и уточнил свое заявление. – Если, конечно, нет других ран. – Он снова посмотрел на труп.
– Нет, – сказал Клэнси.
– Чего-то я не понимаю, – подал голос Капроски. Он ухитрился так встать, чтобы иметь возможность видеть лейтенанта и дока, но не кровавое месиво, обнажившееся после удаления повязок с трупа. – Кому понадобилось всаживать нож в мертвого?
– Молодому практиканту, доктору Уилларду, конечно, – тихо сказал Клэнси.
– Но зачем? Если он уже и так умер?
– Именно потому, что он умер, – сказал Клэнси. – Я совсем недавно это понял. Долгонько мне пришлось ломать голову, чтобы понять, но все же я понял. Пошли – накройте его и пошли. Давайте-ка потолкуем по душам с доктором Уиллардом.
Док Фримен стащил с ладоней перчатки.
– А когда мы отправим труп в лабораторию для полного обследования, Клэнси? Это единственный способ выяснить, отчего же он все-таки умер.
– Скоро, – пообещал Клэнси. – Очень скоро. Пошли.
Он подождал, пока док соберет свой саквояж, после чего все вышли в коридор. Клэнси закрыл дверь, подергал ручку, чтобы удостовериться, что замок защелкнулся, и зашагал к лифту. Проходя мимо двери бойлерной, он вспомнил о Стэнтоне. Он открыл дверь в заглянул внутрь.
– Эй, Стэн! Пошли!
– С удовольствием. Тут такая жара. – Стэнтон направил указательный палец на сантехника в комбинезоне. – А как насчет коротышки?
– Пусть читает свою газетенку.
Все четверо двинулись по коридору гурьбой, потом, похоже, поняли, как чудно они смотрятся со стороны, и в ожидании лифта разбрелись по холлу. Клэнси нажал кнопку, и все молча стали слушать тихое шуршание машины, мягко вознесшей их наверх и с легким толчком остановившейся на пятом этаже. Клэнси бросил взгляд на озабоченное лицо дока Фримена и не смог сдержать ухмылки. Он обратился к Капроски:
– Как будет по-польски «спокойно»? Капроски с недоумением пожал плечами:
– Это ты у меня спрашиваешь?
– Ну извини, – сказал Клэнси и, выйдя из лифта, повел группу к врачебным кабинетам. Он распахнул дверь, полагая, что кабинет окажется пуст, но доктор Уиллард сидел за столом, держа в руке термос. Он поднял взгляд, стараясь ничем не выдать своего волнения, и отставил термос. Он обвел глазами вошедших и остановил взгляд на Клэнси.
– Привет, лейтенант. – Он замялся, дернул рукой, точно собираясь предложить кофе гостям, а потом передумал и откинулся на спинку кресла. Он заговорил, натужно улыбаясь. – Приехали забрать своего клиента?
Клэнси присел на край стола. Капроски и Стэнтон многозначительно встали у двери. Хирург понял, что это значит. На лбу у него выступила испарина. Клэнси сунул руку в карман за сигаретой, но вспомнил, что сигарет нет. Он вытащил руку из кармана и положил ладонь на бедро.