Страница:
— Запомни эти зеленые линии, — сказала она. — А теперь смотри.
Она нажала другую кнопку, подхватила выползшую из щели фотографию и прикрепила ее рядом с экраном. Затем взяла микрофон и произнесла в него «фвонк». На слух слово прозвучало очень похоже, но на экране заплясали линии с совершенной иной структурой — на месте зеленых оказались бледно-голубые. Лилиан продемонстрировала и три других туземных голоса, произносящих предположительно слово «я». Одно было по большей части синим, в других примешано немало желтого и оранжевого, но у всех трех имелся зеленый всплеск.
— Похоже, это и есть информация, — предположил Марк. — А остальное просто шум.
— А может, один из них говорит: «Это я, Мумбо Юмбо, сын Мумбо Джумбо», а другой — «Это я, крепкий парень, побью любого в деревне»?
— И все это в одном слове? — не поверил Марк, потом пожал плечами. Откуда ему было знать, сколько информации туземцы могут втиснуть в одно слово? Он взял микрофон и произнес: «фвонк». Анализатор выдал структуру сказанного им слова — чуть более насыщенную по цвету и с более длинными линиями, чем у Лилиан, но почти совпадающую с ее структурой, зато совершенно не похожую на структуру любого из свантов.
Поодиночке, по двое и трое стали собираться остальные. Они вглядывались в танец цветных линий на экране, отображающий четыре свантских слова, возможно, означающих «я». Все по очереди пытались их воспроизвести. Лучше всех получилось у Луиса Гофредо и Вилли Чалленмахера. Беннет Фэйон продолжал настаивать, что у свантов нормальный и понятный — для других свантов — язык. Анна начала понемногу сомневаться в гипотезе Дорвера и признала, что есть разница между звуком на уровне события, то есть проносящейся в воздухе звуковой волной, и звуком на уровне объекта, то есть его восприятием нервной системой. Скорее всего, разгадка таилась именно здесь: слуховое восприятие туземцев устроено именно так, что для них «фвонк», «пвинк», «твилт» и «круш» слышатся одинаково.
К тому времени эти четыре слова стали для членов группы контакта ругательными.
— Но если я слышу два одинаковых звука, то почему анализатор слышит их разными? — потребовал ответа Карл Дорвер.
— Его уши получше твоих, Карл. Посмотри, как много в этом слове звуков различной частоты и как они перемешаны, — пояснила Лилиан. — И все равно этот анализатор недостаточно чувствителен и селективен. Спрошу Айишу Кейтли, не сможет ли она собрать мне прибор получше.
Айиша служила на корабле офицером по сигналам и детекторам. Дэйв Квестелл заметил, что для нее выдался тяжелый день и она наверняка сейчас спит. До всех только сейчас дошло, насколько уже поздно.
— Ладно, я вызову корабль и оставлю ей сообщение. Прочтет, когда проснется. Но пока у нас не появится прибор, способный отыскать смысл в этой мешанине звуков, я в тупике.
— Ты в тупике, и точка, Лилиан, — заявил ей Дорвер. — В том, что туземцы бормочут, смысла не больше, чем в той чепухе о мюмзиках. А реальная информация передается с помощью телепатии.
Лейтенант Айиша Кейтли появилась на экране утром, когда группа контакта завтракала. Как и Лилиан, она была блондинкой.
— Я получила ваше сообщение. Похоже, у вас проблемы?
— Это еще мягко сказано. Ты поняла, с чем мы столкнулись?
— Вы не знаете, как устроены их голосовые органы? — спросила Айиша.
Лилиан покачала головой:
— Беннет надеется, что разразится война или эпидемия и у него появится парочка трупов для вскрытия.
— И он обнаружит, что их «уши» очень сложные. Я распознала в записях звуки, которые возникают при постукивании, трении и звоне натянутой струны, плюс обычные шипящие и жужжащие звуки. Изготовить вокодер для воспроизведения такой речи станет еще той проблемкой. Каким оборудованием ты пользуешься?
Лилиан еще продолжала объяснения, когда показались два посадочных модуля. Чарли Лоугран и Вилли Чалленмахер, которым предстояло вернуться на корабль и перебраться во второй лагерь, принялись собирать вещи. Остальные вышли из домика, Хоуэлл вместе с ними.
Мамаша и сынок наблюдали за садящимися модулями, держась поближе к группе терран. Сынок возбужденно озирался, а мамаша крепко держала его за руку, напоминая наседку возле цыпленка-переростка. Ее логика была ясна — эти люди знали все о спускающихся с неба больших штуковинах и не боялись их, поэтому надо держаться к ним поближе, и тогда все кончится хорошо. Сынок увидел выходящую из домика группу контакта, дернул мать за руку и ткнул пальцем в терран. Парочка просияла; теперь, когда все знали, что означает их мимика, выражение их лиц совершенно не казалось печальным. Сынок отвратительно загруухал, мамаша заставила его заткнуться, прикрыв рот ладонью, и парочка принялась изображать едоков, удовлетворенно потирать животы и указывать в сторону столовой. Беннет Фэйон перепугался и чуть ли не бегом припустился к повару, стоявшему в дверях, что-то выкрикивая по дороге.
Повар ответил Фэйону, тот остановился.
— Нечестивый святой Вельзевул, нет! — воскликнул он. Повар снова что-то сказал и пожал плечами. Фэйон зашагал обратно, бормоча себе под нос.
— Терранская свинина, — сообщил он остальным, вернувшись. — Фрукты с Заратустры. Блинчики из картофельно-пшеничной муки, мед с Балдура и джем из огненных ягод с Одина. И по две больших чашки кофе. Просто чудо, что они еще живы. И если не помрут до ланча, можно уже не беспокоиться, опасно ли им есть то же, что и нам. Но я просто счастлив, что моральную ответственность за этот эксперимент несет кто-то другой.
Из штабного домика вышла Лилиан.
— Айиша прилетит сегодня днем и привезет много оборудования, — сказал она. — Молекулы в звуковых волнах мы пересчитывать не станем, но это единственное, чем мы не будем заниматься. Нам нужна лаборатория побольше, и тоже звукоизолированная.
— Скажи Дэйву, чего ты хочешь, — усомнился Мейллард. — Ты и правда веришь, что вдвоем вы сможете что-то раскопать? Лилиан пожала плечами:
— Если там есть что раскапывать. Но сколько на это уйдет времени — уже другой вопрос.
Две шестидесятифутовые черепахи, покрытые броней из коллапсиума, коснулись земли и выключили антигравитацию. Распахнулись люки, началась выгрузка каркаса для водонапорной башни и гнутых титановых листов для водяного бака. Анна пробормотала что-то насчет горячего душа и о том, как ей надоело обтираться губкой. Хоуэлл наблюдал за тем, что сгружают с другого модуля. Две дюжины четырехфутовых колес для фургонов в комплекте с осями. Связки мотыг. Лезвия серпов. Кузнечный горн, снабженный рычажными мехами, и наковальня весом в полторы сотни фунтов. Молоты, щипцы, кусачки и плоскогубцы.
Все были заняты, а мамаша и сынок прохлаждались. Они принялись просить работу, демонстрируя пустые ладони. «Эй, босс, чего делать-то?» Марк похлопал их по плечам.
— Не волнуйтесь, — сказал он, надеясь, что они догадаются по его тону, что спешить некуда. — Подыщем и вам какую-нибудь работенку.
Ему не очень-то понравилось увиденное. Свантам подарили инструменты — прекрасно. Но куда важнее научить их технологиям. Люди на корабле об этом не подумали. Возьмем, к примеру, эти колеса. Выточенные на станке стальные ступицы, стальные ободья, трубчатые спицы, кованые и обработанные на станке оси. Сванты и через тысячу лет не сумеют такое воспроизвести. Ну, через сотню, если им кто-нибудь покажет, как добывать железную руду, выплавлять металл и обрабатывать его. И как построить паровую машину.
Он подошел и вытянул из связки мотыгу. Лезвие отштамповано прессом и приварено к трубчатой стальной рукоятке. Что ж, дерево для рукояток на космическом корабле отыскать трудно, даже на крейсере диаметром почти в полмили, и это придется признать. И эффективность у такой мотыги на две тысячи процентов больше, чем у туземных бронзовых царапалок. Однако идея не в этом. Даже если предположить, что первая волна колонистов прибудет сюда через полтора года, лишь лет через двадцать доставленные терранами фабрики смогут развернуть массовое производство товаров для торговли с туземцами. Идея состояла в том, чтобы научить их самих изготовлять вещи лучшего качества, дать им опору и подтолкнуть вперед, и тогда следующее поколение будет готово к антигравитации, атомной и электрической энергии.
Мамаша и понятия не имела, на что все эти железяки годятся. Однако сынок догадался — он возбужденно схватил Хоуэлла за рукав и, груухая, принялся тыкать пальцем в колеса и изображать, как он что-то копает, поднимает и толкает. Как тачку?
— Правильно. — Марк кивнул, гадая, поймет ли сынок этот жест как согласие. — Словно большая тачка.
Однако кое-что сынка озадачило. Колесо у тачки маленькое — он показал руками размер, — и одно. А эти большие и двойные.
— Давай-ка я тебе покажу, сынок.
Марк присел на корточки, вытащил из кармана блокнот и карандаш и нарисовал две пары колес, добавил сверху коробку фургона, потом запряженное четвероногое животное и идущего рядом сванта с палкой в руке. Сынок долго разглядывал картинку — похоже, сванты способны понимать рисунки, — потом подергал мать за рукав и показал рисунок ей. Мать ничего не поняла. Сынок взял у Марка карандаш и нарисовал другое животное, запряженное в волокушу. Затем принялся жестикулировать. Волокуша ползет по земле и движется медленно. У фургона есть колеса, они крутятся, и фургон едет быстро.
А Лилиан и Анна решили, что он деревенский дурачок! Скорее, местный гений. Крестьяне его просто-напросто не понимали и опасались его умственного превосходства.
Парочка приблизилась к колесам, рассмотрела их получше, потолкала. Сынок едва не приплясывал от возбуждения. Мамаша выглядела озадаченной, но колеса ей явно понравились.
Потом они посмотрели на кузнечный инструмент. Щипцы. Сынок никогда не видел ничего подобного. Хоуэлл давно гадал, как сванты обращаются с горячим металлом — наверное, с помощью большого пинцета, связанного из двух зеленых палок. Есть старинная арабская легенда о том, как аллах сделал первые щипцы и подарил их первому кузнецу, потому что никто не мог отковать щипцы, не имея под руками уже готовых.
Сынок не понимал принципа действия мехов, пока их не разобрали. А потом он совершил великое открытие. Колеса, меха и щипцы объединял один и тот же принцип — тот, который его народ, очевидно, еще не знал. Казалось, перед ним простерся целый мир, где он постоянно обнаруживал все новые предметы, движущиеся части которых проворачивались на оси.
К тому времени мамаша вновь проявила беспокойство — ведь ей надо заняться чем-то полезным, чтобы оправдать свое присутствие в лагере. Марк ломал голову над тем, какую работу ей подобрать, когда из дверей штабного домика его окликнул Карл.
— Марк, можешь нам одолжить ненадолго мамашу? — спросил он. — Хотим, чтобы она взглянула на фотографии и показала, какие из животных являются мясным скотом и какие растения уже созрели.
— Думаешь, из нее можно что-то вытянуть?
— Конечно — на языке жестов. Может, и пару слов узнаем.
Сперва мамаше не хотелось расставаться с сынком, но в конце концов она решила, что в лагере ему ничто не грозит, и вошла вместе с Дорвером в домик.
Строительная бригада Дэйва Квестелла уже принялась за котлован под фундамент для водонапорной башни. Воду для замешивания бетона им пришлось доставлять в баках из реки за четверть мили. Сынок с интересом наблюдал за их работой, и не только он — постепенно в отдалении собралась небольшая толпа его соплеменников. Они заметили сынка среди терран и принялись друг другу на него показывать. Тогда сынок скромно поднял внушительный топор и примерил его по руке.
Он и мамаша обедали в полдень с группой контакта. Поскольку завтрак их здоровью не повредил, Фэйон решил, что они могут спокойно есть и пить вместе с терранами. Туземцам понравилось вино. Они и прежде знали, что это такое, но новое вызвало их восхищение. Попробовали они и курить, но после первых же затяжек раскашлялись и решили, что курить им не нравится.
— Мамаша дала нам немало информации о растениях и животных. Большие зверюги, размером с носорога — чисто тягловый скот, их не едят, — сказал Дорвер. — Не знаю, то ли мясо у них плохое, то ли это табу, то ли они слишком ценные, чтобы их есть. Три остальных вида едят, а два из них доят. Насколько я понял, зерно здесь растирают в муку в больших каменных ступах.
Верно, Марк видел в деревне такие штуковины.
— Вилли, когда будешь в горах, поищи подходящий материал для мельничных жерновов. Мы им придадим форму ультразвуковыми резаками, туземцы же, когда поймут идею, сумеют обтесать камни и вручную. А вращать жернова смогут те большие животные. Узнал от нее хоть какие-то слова?
Мейллард угрюмо покачал головой:
— Ничего определенного. То же, что и вчера в деревне. Она что-то произносит, я повторяю, а она заявляет, что это неправильно, и повторяет то же слово. Лилиан делала записи, но получила такие же результаты, что и вчера. Спроси ее потом сам.
— А на мамашу она произвела тот же эффект, что и на остальных?
— Да. Мамаша вела себя очень вежливо и старалась этого не показывать, но…
После ланча Лилиан отвела Марка в сторонку, где их не могли услышать сванты. Она была почти в отчаянии.
— Марк, просто не знаю, что и делать. Она совсем как остальные. Стоит мне слово произнести рядом с ней, как ее чуть ли не в ужас бросает. Впечатление такое, что мой голос вызывает у нее очень неприятные ощущения. А ведь именно мне поручено разобраться с их языком.
— Что ж, кто умеет — делает, а кто не умеет — учит других. Ты ведь можешь изучать записи, говорить нам, какие слова что означают, и учить их распознавать и произносить. Ты же у нас единственный лингвист.
Кажется, эти слова немного утешили Лилиан — во всяком случае, Марк на это надеялся. Если они научатся общаться со свантами и оставят здесь группу для подготовки первой колонизации, он примкнет к ней, чтобы обучать туземцев терранским технологиям и изучать местные. Марк ожидал, что Лилиан тоже останется — она ведь лингвист. Но если теперь выяснится, что она не помощница, а обуза, то ей придется вернуться на корабль. Пол не станет держать на планете специалиста по языку, от которого туземцы шарахаются после каждого слова. А Марк не хотел расставаться с Лилиан. Они слишком много друг для друга значили.
В тот день мамаша доставила Полу Мейлларду и Карлу Дорверу немало хлопот. Они хотели, чтобы она отправилась с ними и помогла с покупкой скота. Перепуганная мамаша лететь не желала, и пришлось разыграть целый спектакль — полдюжины солдат изображали, как они будут ее охранять. Наконец до нее дошло, и все облегченно вздохнули, но тут ей стало страшно садиться в грузовик, куда погрузили мотыги и колеса для фургонов. Сынок сумел успокоить мать, но настоял на том, чтобы отправиться с ними, прихватив топор. Это означало, что охрану придется удвоить, дабы сынок держал себя в руках и не изрубил в капусту своих бывших обидчиков.
Все прошло гораздо лучше, чем ожидалось. Справившись с первым потрясением после взлета, мамаша пришла к выводу, что летать на грузовике ей очень нравится; сынок же с самого начала был в полном восторге. Туземцы в деревне никакой враждебности к парочке не проявляли. Купальный халат мамаши, зеленый комбинезон сынка и его большой топор стали символами их нового повышенного статуса. Даже лорд-мэр был с ними чрезвычайно учтив.
Мэра и нескольких жителей деревни взяли с собой на поля отбирать скот. В лагерь доставили десяток животных, включая пару двухтонных тягловых зверюг. Чуть позже к ним добавились два полных грузовика всевозможных овощей. Все оказались очень довольны сделкой, особенно Беннет Фэйон, которому не терпелось немедленно забить небольшое мясо-молочное животное размером с овцу и взяться за работу. Гофредо посоветовал подождать до завтра — ему хотелось, чтобы возможно большее количество свантов увидели, как животное застрелят из винтовки.
Водонапорную башню уже завершили, а на ее верхушке закрепили большую сферическую цистерну. Подключили насос и систему для фильтрования воды, однако на горячий душ вечером пока нечего было рассчитывать. Придется еще прокладывать трубопровод к реке и, следовательно, копать канаву, пересекающую несколько возделанных полей, а это, в свою очередь, могло спровоцировать недовольство или бунт. Полу Мейлларду не хотелось, чтобы такое произошло до покупки скота.
Чарли Лоугран и Вилли Чалленмахер вернулись на корабль — они присоединятся к партии, отправляющейся в горы. В конце дня прибыла Айиша Кейтли и привезла с собой пять или шесть тонн приборов, блоков и оборудования, а в помощники — младшего офицера с корабля. Прибывшие осмотрели лабораторию Лилиан в штабном домике.
— Не годится, — сказала Айиша. — Нам и четверти аппаратуры сюда не впихнуть. Придется что-то построить.
В дискуссию вовлекли Дэйва. Да, он может построить достаточно большое здание для приборов и звукоизолировать его. Лучше всего бетонное, решил он, однако придется подождать, пока не протянут трубопровод и не заработает насос.
На следующее утро на полях вокруг лагеря собралась толпа зевак, и Гофредо решил убить животное. Ему еще не успели придумать имя и пока называли «домашнее, тип С». Его вывели туда, где всем было хорошо видно, солдат снял с плеча автомат, опустился на колено и прицелился. До животного было полторы сотни ярдов. Мамаша отправилась посмотреть, что происходит, а сынок и Хоуэлл стояли рядом, консультируя на языке жестов сооружение фургона. Солдат нажал на курок. Автомат плюнул огнем, и «домашнее-С» подпрыгнуло, рухнуло, дрыгнуло пару раз ногами и затихло. Туземцы, однако, этого не увидели, потому что жалобно выли и терли себе головы. Все, кроме сынка. Он лишь слегка удивился, увидев, что стало с «дом. С».
Сынок, как выяснилось, был глух как пробка.
Как и предвиделось, в то же утро, когда машина, копающая канаву, двинулась на север через поля, начались неприятности. Толпа свантов, увидев ее неумолимое продвижение через поле, где росло нечто вроде турнепса, преградила машине путь, что-то вереща и размахивая инструментами, многие из которых были изготовлены терранами.
Пол Мейллард был к такому готов. Из лагеря вылетели два грузовика. Один доставил солдат, выскочивших с ружьями на изготовку. К тому времени все сванты уже знали, что автоматы способны производить не только грохот. Мейллард, Дорвер, Гофредо и несколько помощников вышли из другого грузовика и выгрузили подарки. Переговоры вел Гофредо. Понять его сванты не могли, но им нравился его голос. Еще больше им понравились подарки, включающие полдюжины пустых полугаллонных бутылей из-под рома, брезент и множество разной мелочи. Машина двинулась дальше к реке.
Марк и сынок развернули кузницу, но для нее не было топлива. Группа солдат отправилась в лес за дровами. Когда они вернутся, дерево пережгут на уголь в выкопанной неподалеку от лагеря яме. Тем временем Марк и сынок занялись чертежами деревянного колеса с металлическим ободом. Из штабного домика вышла Лилиан с папкой под мышкой и поманила Марка.
— Иди сюда, — отозвался он. — Можешь говорить при сынке, он возражать не станет. Потому что ничего не слышит.
— Не слышит? Так ты хочешь сказать…
— Правильно. Сынок совершенно глух. Он не услышал даже выстрел. Представляешь, он единственный, у кого хватает мозгов вытряхивать песок из ботинка по направлению к пятке, и он же полная потеря для лингвистики.
— Выходит, никакой он не дурачок?
— Отнюдь нет. Вот, полюбуйся: вчера он впервые в жизни увидел колесо, а сегодня уже создает новую конструкцию. Глаза Лилиан распахнулись.
— Так вот почему мамаша настолько ловко общается на языке жестов — она с ним так разговаривала всю жизнь. — Тут Лилиан вспомнила, что хотела показать Марку, и протянула ему папку. — Помнишь, как работал мой анализатор? Так вот, здесь схема того, что намерена сделать Айиша. Звуки будут разбиваться на фрагменты по частоте, но не фотографироваться и проецироваться, а направляться на другие анализаторы — по каждому на свой диапазон частот — и проецироваться на отдельный экран. Их будет сорок, по одному на частотную полосу шириной в сто герц, от нуля до четырех тысяч. Это звуковой диапазон речи свантов.
Когда все тянули коктейль перед обедом, схема стала переходить из рук в руки. Беннет Фэйон целый день препарировал убитое животное, превратившееся просто в «домси». Беннет без интереса взглянул на схему, потом посмотрел вновь, уже пристальнее, поставил стакан, который держал в другой руке, и впился в схему глазами.
— Знаете, что тут изображено? — спросил он. — Это весьма близкая аналогия слуховых органов того животного. Гребень, как мы и предполагали, оказался наружным слуховым органом. Он испещрен мелкими выступами и бороздками. От каждой бороздки отходит длинная узкая мембрана. Они парные, по одной на каждой из сторон гребня, а от них тянутся нервы к скоплениям маленьких круглых мембран. От тех нервы ведут к сложному нерву-кабелю под гребнем и далее в мозг у основания черепа. Я не мог понять, как такая система работает, но теперь вижу. Каждая из крупных наружных мембран резонирует на звук в определенной полосе частот, а маленькие внутренние мембраны разбивают эти полосы на индивидуальные частоты.
— А сколько внутри этих маленьких мембран? — спросила Айиша.
— Тысячи. Внутренность гребня ими просто забита. Погодите, сейчас покажу.
Он вышел и вернулся с пачкой увеличенных фотографий и стопкой пластинок люцита, между которыми были зафиксированы образцы. Все принялись их рассматривать. Анна де Джонг, будучи практикующим психологом, имела и степень доктора медицины, а потому была обязана знать анатомию. Фотографии ее озадачили.
— Не могу представить, как они вообще слышат такими штуковинами. То, что мембраны улавливают звуки, я еще понимаю, но как они его передают дальше?
— Но то, что они способны слышать, несомненно, — заключил Мейллард. — Их музыкальные инструменты, реакция на наши голоса, то, как на них действуют громкие звуки вроде выстрела…
— Слышать-то они слышат, но не то, что слышим мы, — уточнил Фэйон. — Если ничто иное вас не убедит, то взгляните на эти образцы и сравните их со структурой человеческого уха или уха представителя любой известной нам разумной расы. Вот о чем я твердил с самого начала.
— Восприятие звуков у них развито до такого совершенства, что наш слух показался бы им глухотой, — сказала Айиша. — Я была бы счастлива создать детектор звука, хотя бы на одну десятую сравнимый по селективности с их слуховым аппаратом.
Вот, значит, как. То, как произносит «фвонк» лорд-мэр, и то, как произносит Мейллард, звучит для туземцев совершенно по-разному. Разумеется, «фвонк», «пвинк», «твилт» и «круш» звучит для них одинаково, но не будем слишком придираться к мелочам.
В тот вечер горячего душа так и не дождались: у бригады Дэйва Квестелла возникли проблемы с насосом, и в мастерской на корабле потребовалось заказать несколько сменных деталей. К следующему утру насос еще не был готов. Марк собирался показать сынку азы кузнечного искусства, но Лилиан и Анна решили научить мамашу нефонетическому идеографическому алфавиту и утром прихватили сынка в помощники. Лишившись ученика, Марк отправился взглянуть, как продвигается починка насоса. Десятка два свантов собрались с полей и тоже наблюдали за рабочими, сидя на лужайке.
Через некоторое время работа была завершена. Техник нажал кнопку, и насос заработал — пока всухую, издавая резкое потрескивание. Туземцы удивленно зачирикали. Затем по трубе пришла вода, и насос принялся издавать размеренное «чух-чух, чух-чух».
Похоже, новый звук свантам понравился: они загримасничали от удовольствия и придвинулись ближе. Подойдя футов на сорок — пятьдесят, они присели на корточки и застыли, точно погрузившись в транс. С полей потянулись и другие, привлеченные звуками насоса. Они тоже подходили и садились на корточки, пока рядом с насосом не образовался полукруг. Цистерна водонапорной башни заполнялась медленно, и все это время очарованные сванты сидели совершенно неподвижно. Даже когда насос смолк, многие остались, надеясь, что он заработает вновь. У Пола Мейлларда зародилось нехорошее предчувствие, что подобное станет происходить всякий раз, когда будут включать насос.
— Они явно получают от этого удовольствие. И этот звук действует на них так же, как голос Луиса.
— Хочешь сказать, что я чухаю, как насос? — обиделся Гофредо.
— Я это выясню, — пообещала Айиша. — Когда насос снова включат, я запишу этот звук и сравню его с тембром твоего голоса. Ставлю пять к одному, что сходство отыщется.
Люди Квестелла подготовили фундамент звуковой лаборатории и начали заливать его бетоном. Для этого потребовалась вода, и в тот день насос работал до вечера. На следующий день для замешивания бетона потребовалось еще больше воды, и к полудню все население деревни завороженно припало к насосной. Мамашу звук насоса тоже заманил, и лишь на сынка никак не подействовал. Лилиан и Айиша сравнили записи голосов людей с записью звука работающего насоса. В голосе Гофредо отыскалась совпадающая частотная структура.
Она нажала другую кнопку, подхватила выползшую из щели фотографию и прикрепила ее рядом с экраном. Затем взяла микрофон и произнесла в него «фвонк». На слух слово прозвучало очень похоже, но на экране заплясали линии с совершенной иной структурой — на месте зеленых оказались бледно-голубые. Лилиан продемонстрировала и три других туземных голоса, произносящих предположительно слово «я». Одно было по большей части синим, в других примешано немало желтого и оранжевого, но у всех трех имелся зеленый всплеск.
— Похоже, это и есть информация, — предположил Марк. — А остальное просто шум.
— А может, один из них говорит: «Это я, Мумбо Юмбо, сын Мумбо Джумбо», а другой — «Это я, крепкий парень, побью любого в деревне»?
— И все это в одном слове? — не поверил Марк, потом пожал плечами. Откуда ему было знать, сколько информации туземцы могут втиснуть в одно слово? Он взял микрофон и произнес: «фвонк». Анализатор выдал структуру сказанного им слова — чуть более насыщенную по цвету и с более длинными линиями, чем у Лилиан, но почти совпадающую с ее структурой, зато совершенно не похожую на структуру любого из свантов.
Поодиночке, по двое и трое стали собираться остальные. Они вглядывались в танец цветных линий на экране, отображающий четыре свантских слова, возможно, означающих «я». Все по очереди пытались их воспроизвести. Лучше всех получилось у Луиса Гофредо и Вилли Чалленмахера. Беннет Фэйон продолжал настаивать, что у свантов нормальный и понятный — для других свантов — язык. Анна начала понемногу сомневаться в гипотезе Дорвера и признала, что есть разница между звуком на уровне события, то есть проносящейся в воздухе звуковой волной, и звуком на уровне объекта, то есть его восприятием нервной системой. Скорее всего, разгадка таилась именно здесь: слуховое восприятие туземцев устроено именно так, что для них «фвонк», «пвинк», «твилт» и «круш» слышатся одинаково.
К тому времени эти четыре слова стали для членов группы контакта ругательными.
— Но если я слышу два одинаковых звука, то почему анализатор слышит их разными? — потребовал ответа Карл Дорвер.
— Его уши получше твоих, Карл. Посмотри, как много в этом слове звуков различной частоты и как они перемешаны, — пояснила Лилиан. — И все равно этот анализатор недостаточно чувствителен и селективен. Спрошу Айишу Кейтли, не сможет ли она собрать мне прибор получше.
Айиша служила на корабле офицером по сигналам и детекторам. Дэйв Квестелл заметил, что для нее выдался тяжелый день и она наверняка сейчас спит. До всех только сейчас дошло, насколько уже поздно.
— Ладно, я вызову корабль и оставлю ей сообщение. Прочтет, когда проснется. Но пока у нас не появится прибор, способный отыскать смысл в этой мешанине звуков, я в тупике.
— Ты в тупике, и точка, Лилиан, — заявил ей Дорвер. — В том, что туземцы бормочут, смысла не больше, чем в той чепухе о мюмзиках. А реальная информация передается с помощью телепатии.
Лейтенант Айиша Кейтли появилась на экране утром, когда группа контакта завтракала. Как и Лилиан, она была блондинкой.
— Я получила ваше сообщение. Похоже, у вас проблемы?
— Это еще мягко сказано. Ты поняла, с чем мы столкнулись?
— Вы не знаете, как устроены их голосовые органы? — спросила Айиша.
Лилиан покачала головой:
— Беннет надеется, что разразится война или эпидемия и у него появится парочка трупов для вскрытия.
— И он обнаружит, что их «уши» очень сложные. Я распознала в записях звуки, которые возникают при постукивании, трении и звоне натянутой струны, плюс обычные шипящие и жужжащие звуки. Изготовить вокодер для воспроизведения такой речи станет еще той проблемкой. Каким оборудованием ты пользуешься?
Лилиан еще продолжала объяснения, когда показались два посадочных модуля. Чарли Лоугран и Вилли Чалленмахер, которым предстояло вернуться на корабль и перебраться во второй лагерь, принялись собирать вещи. Остальные вышли из домика, Хоуэлл вместе с ними.
Мамаша и сынок наблюдали за садящимися модулями, держась поближе к группе терран. Сынок возбужденно озирался, а мамаша крепко держала его за руку, напоминая наседку возле цыпленка-переростка. Ее логика была ясна — эти люди знали все о спускающихся с неба больших штуковинах и не боялись их, поэтому надо держаться к ним поближе, и тогда все кончится хорошо. Сынок увидел выходящую из домика группу контакта, дернул мать за руку и ткнул пальцем в терран. Парочка просияла; теперь, когда все знали, что означает их мимика, выражение их лиц совершенно не казалось печальным. Сынок отвратительно загруухал, мамаша заставила его заткнуться, прикрыв рот ладонью, и парочка принялась изображать едоков, удовлетворенно потирать животы и указывать в сторону столовой. Беннет Фэйон перепугался и чуть ли не бегом припустился к повару, стоявшему в дверях, что-то выкрикивая по дороге.
Повар ответил Фэйону, тот остановился.
— Нечестивый святой Вельзевул, нет! — воскликнул он. Повар снова что-то сказал и пожал плечами. Фэйон зашагал обратно, бормоча себе под нос.
— Терранская свинина, — сообщил он остальным, вернувшись. — Фрукты с Заратустры. Блинчики из картофельно-пшеничной муки, мед с Балдура и джем из огненных ягод с Одина. И по две больших чашки кофе. Просто чудо, что они еще живы. И если не помрут до ланча, можно уже не беспокоиться, опасно ли им есть то же, что и нам. Но я просто счастлив, что моральную ответственность за этот эксперимент несет кто-то другой.
Из штабного домика вышла Лилиан.
— Айиша прилетит сегодня днем и привезет много оборудования, — сказал она. — Молекулы в звуковых волнах мы пересчитывать не станем, но это единственное, чем мы не будем заниматься. Нам нужна лаборатория побольше, и тоже звукоизолированная.
— Скажи Дэйву, чего ты хочешь, — усомнился Мейллард. — Ты и правда веришь, что вдвоем вы сможете что-то раскопать? Лилиан пожала плечами:
— Если там есть что раскапывать. Но сколько на это уйдет времени — уже другой вопрос.
Две шестидесятифутовые черепахи, покрытые броней из коллапсиума, коснулись земли и выключили антигравитацию. Распахнулись люки, началась выгрузка каркаса для водонапорной башни и гнутых титановых листов для водяного бака. Анна пробормотала что-то насчет горячего душа и о том, как ей надоело обтираться губкой. Хоуэлл наблюдал за тем, что сгружают с другого модуля. Две дюжины четырехфутовых колес для фургонов в комплекте с осями. Связки мотыг. Лезвия серпов. Кузнечный горн, снабженный рычажными мехами, и наковальня весом в полторы сотни фунтов. Молоты, щипцы, кусачки и плоскогубцы.
Все были заняты, а мамаша и сынок прохлаждались. Они принялись просить работу, демонстрируя пустые ладони. «Эй, босс, чего делать-то?» Марк похлопал их по плечам.
— Не волнуйтесь, — сказал он, надеясь, что они догадаются по его тону, что спешить некуда. — Подыщем и вам какую-нибудь работенку.
Ему не очень-то понравилось увиденное. Свантам подарили инструменты — прекрасно. Но куда важнее научить их технологиям. Люди на корабле об этом не подумали. Возьмем, к примеру, эти колеса. Выточенные на станке стальные ступицы, стальные ободья, трубчатые спицы, кованые и обработанные на станке оси. Сванты и через тысячу лет не сумеют такое воспроизвести. Ну, через сотню, если им кто-нибудь покажет, как добывать железную руду, выплавлять металл и обрабатывать его. И как построить паровую машину.
Он подошел и вытянул из связки мотыгу. Лезвие отштамповано прессом и приварено к трубчатой стальной рукоятке. Что ж, дерево для рукояток на космическом корабле отыскать трудно, даже на крейсере диаметром почти в полмили, и это придется признать. И эффективность у такой мотыги на две тысячи процентов больше, чем у туземных бронзовых царапалок. Однако идея не в этом. Даже если предположить, что первая волна колонистов прибудет сюда через полтора года, лишь лет через двадцать доставленные терранами фабрики смогут развернуть массовое производство товаров для торговли с туземцами. Идея состояла в том, чтобы научить их самих изготовлять вещи лучшего качества, дать им опору и подтолкнуть вперед, и тогда следующее поколение будет готово к антигравитации, атомной и электрической энергии.
Мамаша и понятия не имела, на что все эти железяки годятся. Однако сынок догадался — он возбужденно схватил Хоуэлла за рукав и, груухая, принялся тыкать пальцем в колеса и изображать, как он что-то копает, поднимает и толкает. Как тачку?
— Правильно. — Марк кивнул, гадая, поймет ли сынок этот жест как согласие. — Словно большая тачка.
Однако кое-что сынка озадачило. Колесо у тачки маленькое — он показал руками размер, — и одно. А эти большие и двойные.
— Давай-ка я тебе покажу, сынок.
Марк присел на корточки, вытащил из кармана блокнот и карандаш и нарисовал две пары колес, добавил сверху коробку фургона, потом запряженное четвероногое животное и идущего рядом сванта с палкой в руке. Сынок долго разглядывал картинку — похоже, сванты способны понимать рисунки, — потом подергал мать за рукав и показал рисунок ей. Мать ничего не поняла. Сынок взял у Марка карандаш и нарисовал другое животное, запряженное в волокушу. Затем принялся жестикулировать. Волокуша ползет по земле и движется медленно. У фургона есть колеса, они крутятся, и фургон едет быстро.
А Лилиан и Анна решили, что он деревенский дурачок! Скорее, местный гений. Крестьяне его просто-напросто не понимали и опасались его умственного превосходства.
Парочка приблизилась к колесам, рассмотрела их получше, потолкала. Сынок едва не приплясывал от возбуждения. Мамаша выглядела озадаченной, но колеса ей явно понравились.
Потом они посмотрели на кузнечный инструмент. Щипцы. Сынок никогда не видел ничего подобного. Хоуэлл давно гадал, как сванты обращаются с горячим металлом — наверное, с помощью большого пинцета, связанного из двух зеленых палок. Есть старинная арабская легенда о том, как аллах сделал первые щипцы и подарил их первому кузнецу, потому что никто не мог отковать щипцы, не имея под руками уже готовых.
Сынок не понимал принципа действия мехов, пока их не разобрали. А потом он совершил великое открытие. Колеса, меха и щипцы объединял один и тот же принцип — тот, который его народ, очевидно, еще не знал. Казалось, перед ним простерся целый мир, где он постоянно обнаруживал все новые предметы, движущиеся части которых проворачивались на оси.
К тому времени мамаша вновь проявила беспокойство — ведь ей надо заняться чем-то полезным, чтобы оправдать свое присутствие в лагере. Марк ломал голову над тем, какую работу ей подобрать, когда из дверей штабного домика его окликнул Карл.
— Марк, можешь нам одолжить ненадолго мамашу? — спросил он. — Хотим, чтобы она взглянула на фотографии и показала, какие из животных являются мясным скотом и какие растения уже созрели.
— Думаешь, из нее можно что-то вытянуть?
— Конечно — на языке жестов. Может, и пару слов узнаем.
Сперва мамаше не хотелось расставаться с сынком, но в конце концов она решила, что в лагере ему ничто не грозит, и вошла вместе с Дорвером в домик.
Строительная бригада Дэйва Квестелла уже принялась за котлован под фундамент для водонапорной башни. Воду для замешивания бетона им пришлось доставлять в баках из реки за четверть мили. Сынок с интересом наблюдал за их работой, и не только он — постепенно в отдалении собралась небольшая толпа его соплеменников. Они заметили сынка среди терран и принялись друг другу на него показывать. Тогда сынок скромно поднял внушительный топор и примерил его по руке.
Он и мамаша обедали в полдень с группой контакта. Поскольку завтрак их здоровью не повредил, Фэйон решил, что они могут спокойно есть и пить вместе с терранами. Туземцам понравилось вино. Они и прежде знали, что это такое, но новое вызвало их восхищение. Попробовали они и курить, но после первых же затяжек раскашлялись и решили, что курить им не нравится.
— Мамаша дала нам немало информации о растениях и животных. Большие зверюги, размером с носорога — чисто тягловый скот, их не едят, — сказал Дорвер. — Не знаю, то ли мясо у них плохое, то ли это табу, то ли они слишком ценные, чтобы их есть. Три остальных вида едят, а два из них доят. Насколько я понял, зерно здесь растирают в муку в больших каменных ступах.
Верно, Марк видел в деревне такие штуковины.
— Вилли, когда будешь в горах, поищи подходящий материал для мельничных жерновов. Мы им придадим форму ультразвуковыми резаками, туземцы же, когда поймут идею, сумеют обтесать камни и вручную. А вращать жернова смогут те большие животные. Узнал от нее хоть какие-то слова?
Мейллард угрюмо покачал головой:
— Ничего определенного. То же, что и вчера в деревне. Она что-то произносит, я повторяю, а она заявляет, что это неправильно, и повторяет то же слово. Лилиан делала записи, но получила такие же результаты, что и вчера. Спроси ее потом сам.
— А на мамашу она произвела тот же эффект, что и на остальных?
— Да. Мамаша вела себя очень вежливо и старалась этого не показывать, но…
После ланча Лилиан отвела Марка в сторонку, где их не могли услышать сванты. Она была почти в отчаянии.
— Марк, просто не знаю, что и делать. Она совсем как остальные. Стоит мне слово произнести рядом с ней, как ее чуть ли не в ужас бросает. Впечатление такое, что мой голос вызывает у нее очень неприятные ощущения. А ведь именно мне поручено разобраться с их языком.
— Что ж, кто умеет — делает, а кто не умеет — учит других. Ты ведь можешь изучать записи, говорить нам, какие слова что означают, и учить их распознавать и произносить. Ты же у нас единственный лингвист.
Кажется, эти слова немного утешили Лилиан — во всяком случае, Марк на это надеялся. Если они научатся общаться со свантами и оставят здесь группу для подготовки первой колонизации, он примкнет к ней, чтобы обучать туземцев терранским технологиям и изучать местные. Марк ожидал, что Лилиан тоже останется — она ведь лингвист. Но если теперь выяснится, что она не помощница, а обуза, то ей придется вернуться на корабль. Пол не станет держать на планете специалиста по языку, от которого туземцы шарахаются после каждого слова. А Марк не хотел расставаться с Лилиан. Они слишком много друг для друга значили.
В тот день мамаша доставила Полу Мейлларду и Карлу Дорверу немало хлопот. Они хотели, чтобы она отправилась с ними и помогла с покупкой скота. Перепуганная мамаша лететь не желала, и пришлось разыграть целый спектакль — полдюжины солдат изображали, как они будут ее охранять. Наконец до нее дошло, и все облегченно вздохнули, но тут ей стало страшно садиться в грузовик, куда погрузили мотыги и колеса для фургонов. Сынок сумел успокоить мать, но настоял на том, чтобы отправиться с ними, прихватив топор. Это означало, что охрану придется удвоить, дабы сынок держал себя в руках и не изрубил в капусту своих бывших обидчиков.
Все прошло гораздо лучше, чем ожидалось. Справившись с первым потрясением после взлета, мамаша пришла к выводу, что летать на грузовике ей очень нравится; сынок же с самого начала был в полном восторге. Туземцы в деревне никакой враждебности к парочке не проявляли. Купальный халат мамаши, зеленый комбинезон сынка и его большой топор стали символами их нового повышенного статуса. Даже лорд-мэр был с ними чрезвычайно учтив.
Мэра и нескольких жителей деревни взяли с собой на поля отбирать скот. В лагерь доставили десяток животных, включая пару двухтонных тягловых зверюг. Чуть позже к ним добавились два полных грузовика всевозможных овощей. Все оказались очень довольны сделкой, особенно Беннет Фэйон, которому не терпелось немедленно забить небольшое мясо-молочное животное размером с овцу и взяться за работу. Гофредо посоветовал подождать до завтра — ему хотелось, чтобы возможно большее количество свантов увидели, как животное застрелят из винтовки.
Водонапорную башню уже завершили, а на ее верхушке закрепили большую сферическую цистерну. Подключили насос и систему для фильтрования воды, однако на горячий душ вечером пока нечего было рассчитывать. Придется еще прокладывать трубопровод к реке и, следовательно, копать канаву, пересекающую несколько возделанных полей, а это, в свою очередь, могло спровоцировать недовольство или бунт. Полу Мейлларду не хотелось, чтобы такое произошло до покупки скота.
Чарли Лоугран и Вилли Чалленмахер вернулись на корабль — они присоединятся к партии, отправляющейся в горы. В конце дня прибыла Айиша Кейтли и привезла с собой пять или шесть тонн приборов, блоков и оборудования, а в помощники — младшего офицера с корабля. Прибывшие осмотрели лабораторию Лилиан в штабном домике.
— Не годится, — сказала Айиша. — Нам и четверти аппаратуры сюда не впихнуть. Придется что-то построить.
В дискуссию вовлекли Дэйва. Да, он может построить достаточно большое здание для приборов и звукоизолировать его. Лучше всего бетонное, решил он, однако придется подождать, пока не протянут трубопровод и не заработает насос.
На следующее утро на полях вокруг лагеря собралась толпа зевак, и Гофредо решил убить животное. Ему еще не успели придумать имя и пока называли «домашнее, тип С». Его вывели туда, где всем было хорошо видно, солдат снял с плеча автомат, опустился на колено и прицелился. До животного было полторы сотни ярдов. Мамаша отправилась посмотреть, что происходит, а сынок и Хоуэлл стояли рядом, консультируя на языке жестов сооружение фургона. Солдат нажал на курок. Автомат плюнул огнем, и «домашнее-С» подпрыгнуло, рухнуло, дрыгнуло пару раз ногами и затихло. Туземцы, однако, этого не увидели, потому что жалобно выли и терли себе головы. Все, кроме сынка. Он лишь слегка удивился, увидев, что стало с «дом. С».
Сынок, как выяснилось, был глух как пробка.
Как и предвиделось, в то же утро, когда машина, копающая канаву, двинулась на север через поля, начались неприятности. Толпа свантов, увидев ее неумолимое продвижение через поле, где росло нечто вроде турнепса, преградила машине путь, что-то вереща и размахивая инструментами, многие из которых были изготовлены терранами.
Пол Мейллард был к такому готов. Из лагеря вылетели два грузовика. Один доставил солдат, выскочивших с ружьями на изготовку. К тому времени все сванты уже знали, что автоматы способны производить не только грохот. Мейллард, Дорвер, Гофредо и несколько помощников вышли из другого грузовика и выгрузили подарки. Переговоры вел Гофредо. Понять его сванты не могли, но им нравился его голос. Еще больше им понравились подарки, включающие полдюжины пустых полугаллонных бутылей из-под рома, брезент и множество разной мелочи. Машина двинулась дальше к реке.
Марк и сынок развернули кузницу, но для нее не было топлива. Группа солдат отправилась в лес за дровами. Когда они вернутся, дерево пережгут на уголь в выкопанной неподалеку от лагеря яме. Тем временем Марк и сынок занялись чертежами деревянного колеса с металлическим ободом. Из штабного домика вышла Лилиан с папкой под мышкой и поманила Марка.
— Иди сюда, — отозвался он. — Можешь говорить при сынке, он возражать не станет. Потому что ничего не слышит.
— Не слышит? Так ты хочешь сказать…
— Правильно. Сынок совершенно глух. Он не услышал даже выстрел. Представляешь, он единственный, у кого хватает мозгов вытряхивать песок из ботинка по направлению к пятке, и он же полная потеря для лингвистики.
— Выходит, никакой он не дурачок?
— Отнюдь нет. Вот, полюбуйся: вчера он впервые в жизни увидел колесо, а сегодня уже создает новую конструкцию. Глаза Лилиан распахнулись.
— Так вот почему мамаша настолько ловко общается на языке жестов — она с ним так разговаривала всю жизнь. — Тут Лилиан вспомнила, что хотела показать Марку, и протянула ему папку. — Помнишь, как работал мой анализатор? Так вот, здесь схема того, что намерена сделать Айиша. Звуки будут разбиваться на фрагменты по частоте, но не фотографироваться и проецироваться, а направляться на другие анализаторы — по каждому на свой диапазон частот — и проецироваться на отдельный экран. Их будет сорок, по одному на частотную полосу шириной в сто герц, от нуля до четырех тысяч. Это звуковой диапазон речи свантов.
Когда все тянули коктейль перед обедом, схема стала переходить из рук в руки. Беннет Фэйон целый день препарировал убитое животное, превратившееся просто в «домси». Беннет без интереса взглянул на схему, потом посмотрел вновь, уже пристальнее, поставил стакан, который держал в другой руке, и впился в схему глазами.
— Знаете, что тут изображено? — спросил он. — Это весьма близкая аналогия слуховых органов того животного. Гребень, как мы и предполагали, оказался наружным слуховым органом. Он испещрен мелкими выступами и бороздками. От каждой бороздки отходит длинная узкая мембрана. Они парные, по одной на каждой из сторон гребня, а от них тянутся нервы к скоплениям маленьких круглых мембран. От тех нервы ведут к сложному нерву-кабелю под гребнем и далее в мозг у основания черепа. Я не мог понять, как такая система работает, но теперь вижу. Каждая из крупных наружных мембран резонирует на звук в определенной полосе частот, а маленькие внутренние мембраны разбивают эти полосы на индивидуальные частоты.
— А сколько внутри этих маленьких мембран? — спросила Айиша.
— Тысячи. Внутренность гребня ими просто забита. Погодите, сейчас покажу.
Он вышел и вернулся с пачкой увеличенных фотографий и стопкой пластинок люцита, между которыми были зафиксированы образцы. Все принялись их рассматривать. Анна де Джонг, будучи практикующим психологом, имела и степень доктора медицины, а потому была обязана знать анатомию. Фотографии ее озадачили.
— Не могу представить, как они вообще слышат такими штуковинами. То, что мембраны улавливают звуки, я еще понимаю, но как они его передают дальше?
— Но то, что они способны слышать, несомненно, — заключил Мейллард. — Их музыкальные инструменты, реакция на наши голоса, то, как на них действуют громкие звуки вроде выстрела…
— Слышать-то они слышат, но не то, что слышим мы, — уточнил Фэйон. — Если ничто иное вас не убедит, то взгляните на эти образцы и сравните их со структурой человеческого уха или уха представителя любой известной нам разумной расы. Вот о чем я твердил с самого начала.
— Восприятие звуков у них развито до такого совершенства, что наш слух показался бы им глухотой, — сказала Айиша. — Я была бы счастлива создать детектор звука, хотя бы на одну десятую сравнимый по селективности с их слуховым аппаратом.
Вот, значит, как. То, как произносит «фвонк» лорд-мэр, и то, как произносит Мейллард, звучит для туземцев совершенно по-разному. Разумеется, «фвонк», «пвинк», «твилт» и «круш» звучит для них одинаково, но не будем слишком придираться к мелочам.
В тот вечер горячего душа так и не дождались: у бригады Дэйва Квестелла возникли проблемы с насосом, и в мастерской на корабле потребовалось заказать несколько сменных деталей. К следующему утру насос еще не был готов. Марк собирался показать сынку азы кузнечного искусства, но Лилиан и Анна решили научить мамашу нефонетическому идеографическому алфавиту и утром прихватили сынка в помощники. Лишившись ученика, Марк отправился взглянуть, как продвигается починка насоса. Десятка два свантов собрались с полей и тоже наблюдали за рабочими, сидя на лужайке.
Через некоторое время работа была завершена. Техник нажал кнопку, и насос заработал — пока всухую, издавая резкое потрескивание. Туземцы удивленно зачирикали. Затем по трубе пришла вода, и насос принялся издавать размеренное «чух-чух, чух-чух».
Похоже, новый звук свантам понравился: они загримасничали от удовольствия и придвинулись ближе. Подойдя футов на сорок — пятьдесят, они присели на корточки и застыли, точно погрузившись в транс. С полей потянулись и другие, привлеченные звуками насоса. Они тоже подходили и садились на корточки, пока рядом с насосом не образовался полукруг. Цистерна водонапорной башни заполнялась медленно, и все это время очарованные сванты сидели совершенно неподвижно. Даже когда насос смолк, многие остались, надеясь, что он заработает вновь. У Пола Мейлларда зародилось нехорошее предчувствие, что подобное станет происходить всякий раз, когда будут включать насос.
— Они явно получают от этого удовольствие. И этот звук действует на них так же, как голос Луиса.
— Хочешь сказать, что я чухаю, как насос? — обиделся Гофредо.
— Я это выясню, — пообещала Айиша. — Когда насос снова включат, я запишу этот звук и сравню его с тембром твоего голоса. Ставлю пять к одному, что сходство отыщется.
Люди Квестелла подготовили фундамент звуковой лаборатории и начали заливать его бетоном. Для этого потребовалась вода, и в тот день насос работал до вечера. На следующий день для замешивания бетона потребовалось еще больше воды, и к полудню все население деревни завороженно припало к насосной. Мамашу звук насоса тоже заманил, и лишь на сынка никак не подействовал. Лилиан и Айиша сравнили записи голосов людей с записью звука работающего насоса. В голосе Гофредо отыскалась совпадающая частотная структура.