Страница:
На втором этаже размещался музей. Выставленные экспонаты едва различались за запыленными мутными витринами. Здесь же, видимо, находились административные учреждения. Двери большинства комнат были закрыты. Они не пытались их открыть. Комнаты, которые были открыты, тоже переоборудованы под жилье. Сделав необходимые зарисовки и набросав предварительные планы, чтобы в будущем приступить к более детальному обследованию, они двинулись в обратный путь.
Был уже полдень, когда они добрались до седьмого этажа.
Селима фон Олмхорста они нашли в большой комнате в северной части здания, где он занимался зарисовкой и фиксацией расположения отдельных вещей перед их упаковкой. Он велел мелом разделить пол на квадраты и пронумеровать их.
— Мы все уже сфотографировали на этом этаже, — сказал он. — У меня три группы, по количеству фонарей. Они делают обмеры и зарисовки. Мы надеемся все закончить к четырем часам, но, конечно, без завтрака.
— Вы быстро управились. Очевидно, сказывается руководство опытного археолога, — заметил Пенроуз.
— Это же ребячество! — почти с раздражением ответил старый ученый. — Ваши офицеры не такие уж неучи. Все они были в школах разведчиков или в училище по Уголовным расследованиям. Самые дотошные из археологов-любителей, которых мне когда-либо доводилось знать, были в прошлом либо военными, либо полицейскими. Но здесь не так уж много работы. Большинство комнат пустые или вот как эта: здесь немного мебели, битая посуда, обрывки бумаги. А вы нашли что-нибудь на нижних этажах?
— О да, — сказал Пенроуз, — загадочно улыбаясь.
— А как по-вашему. Марта?
Она начала рассказывать Селиму об их открытии. Остальные, будучи не в состоянии сдержать свое возбуждение, то и дело прерывали ее рассказ, фон Олмхорст слушал ее в немом изумлении.
— Но ведь этот этаж был почти полностью разграблен, как и здания, которые мы видели раньше, — произнес он, наконец.
— Те, кто разграбил это здание, здесь и жили, — ответил Пенроуз. — Они до самого конца пользовались электроэнергией. Мы нашли рефрижераторы, набитые едой, и плиты с обедом. Они, видимо, на лифтах спускали все необходимое с верхних этажей. Весь первый этаж превращен ими в мастерские и лаборатории. Мне кажется, что здесь было что-то вроде монастыря, как в средние века в Европе, вернее, такими могли бы быть монастыри, если бы те, что известны нам по средневековью, появились в результате гибели высокоразвитой в научном отношении культуры. Мы нашли большое количество пулеметов и легких самострельных пушек на первом этаже. Все двери там забаррикадированы. Люди, которые здесь жили, очевидно, пытались сохранить цивилизацию уже после того, как остальная часть планеты впала в состояние дикости. Я думаю, что время от времени им приходилось отражать набеги варваров.
— Вы, надеюсь, не собираетесь превратить это здание в квартиры для экспедиции, полковник? — обеспокоенно спросил Селим фон Олмхорст.
— Нет, что вы. Это здание — настоящая археологическая сокровищница. И более. Судя по тому, что я видел, здесь много нового и интересного для наших ученых-техников. Но вы постарайтесь поскорее все здесь закончить. Тогда я велю продуть сжатым воздухом нижние помещения, начиная с седьмого этажа. Мы поставим кислородные генераторы и электроустановки и пустим пару лифтов. Верхние этажи мы будем продувать постепенно, этаж за этажом, при помощи портативных установок и когда создадим нужную атмосферу, все проветрим и прожжем, вы, Марта и Тони Латтимер сможете приступить к систематической работе уже в спокойной обстановке. Я вам буду помогать все свободное время. Ведь это, пожалуй, самое важное событие в жизни нашей экспедиции.
Вскоре на седьмом этаже появился и Тони Латтимер со своей группой.
— Мне не все здесь ясно, — сказал он, подойдя. — Это здание было опустошено каким-то особым образом, не так, как другие. Ведь казалось бы, что вещи всегда начинают выносить с первого этажа, а потом уже принимаются за верхние. А здесь все наоборот. Они начали с верхних этажей. Оттуда все вывезено, но самый верх не тронут. Кстати, теперь я выяснил, для чего наверху конус. Это ветряная турбина, а под ней электрогенератор. Здание питалось собственной электроэнергией.
— А в каком состоянии генераторы? — спросил Пенроуз.
— Как обычно, всюду полно пыли, которая, конечно, набилась и под турбину, но мне кажется, что сама турбина в исправности. У них была энергия, и они могли пользоваться лифтом для переброски людей и вещей вниз. Я уверен, что так все и было, но некоторые этажи они не тронули. Тони замолчал и, казалось, усмехнулся под своей кислородной маской.
— Не знаю, должен ли я говорить об этом в присутствии Марты, но двумя этажами ниже мы наткнулись на комнату, где, по-видимому, находился справочный отдел библиотеки одного из факультетов. Там около пятисот книг. — В ответ раздался звук, напоминающий крик попугая. Это смеялся под шлемом своего скафандра Айвн Фитцджеральд.
Завтракали наскоро в библиотеке. За столом все время слышались возбужденные голоса. Хаберт Пенроуз и несколько офицеров, быстро покончив с едой, занялись обсуждением плана дальнейших работ. Около пятидесяти участников экспедиции были временно освобождены от работы на своих участках и направлены в университет. К вечеру обследование седьмого этажа было закончено; сделаны все необходимые обмеры, снимки и зарисовки. Росписи в центральном зале были покрыты специальным защитным брезентом. После этого группа Лорента Джиквелла принялась за работу. Решили герметически закупорить центральный зал. Инженер, молодой француз из Канады, весь вечер только тем и занимался, что разыскивал и заделывал вентиляционные отверстия. Было обнаружено, что клеть лифта в северной части здания шла до двадцать пятого этажа. Второй лифт центрального зала вел вниз. Таким образом соединились все этажи. Никто не решался испробовать древний лифт. Только к вечеру на следующий день специально спущенная ракета доставила лифтовую кабину и все необходимое оборудование, изготовленное в мастерских на корабле. К этому времени закончили продувание комнат сжатым воздухом. Были установлены электроатомные трансформаторы и включены кислородные генераторы.
Как-то утром, двумя днями позже. Марта работала в нижнем подвале, когда дверь кабины лифта открылась и из нее вышли два офицера Космической службы, они принесли дополнительные фонари. Марта не сразу поняла, что на пришедших не было кислородных масок и один из них даже курил. Она сняла шлем и маску, отстегнула коробку и осторожно вздохнула. Воздух был прохладным; пахло чем-то заплесневелым. Запах древности — первый запах Марса, который она почувствовала. Она зажгла сигарету. Легкое пламя горело спокойно, но табак попал в горло и сильно жег его.
В этот вечер пришло много народу: археологи, штатские научные сотрудники экспедиции, несколько офицеров, Сид Чемберлен и Глория Стэндиш.
Они уселись в пустых комнатах на складных стульях, которые принесли с собой. Офицеры установили электрические плитки и холодильник в старом читальном зале и оборудовали стойку и столы для завтрака. В течение нескольких дней в древнем здании было людно и шумно, но постепенно офицеры Космической службы, а вскоре и все остальные вернулись к своей прерванной работе. Нужно было продуть сжатым воздухом те из обследованных раньше зданий, в которых можно разместить пятьсот членов новой экспедиции. Прибытие ее ожидалось через полтора года. Еще не были закончены работы по расширению посадочной площадки для ракетных кораблей и сооружению резервуаров для технического топлива. Решили очистить древние городские водохранилища до того, как новое весеннее таяние снегов принесет воды в подземные акведуки, которые неправильно на Земле называли каналами.
Древние строители каналов, должно быть, предвидели, что наступит время, когда их потомки уже не будут в состоянии вести работы по очистке наземных каналов, и заранее позаботились об этом. Университет был почти полностью обитаемым, когда Марта, Селим и Тони с помощью нескольких офицеров Космической службы — большей частью девушек — и четырех штатских закончили основные работы.
Они начали с нижних этажей. Разделив весь пол на квадраты, целыми днями делали записи, зарисовки, снимки. Все образцы органических пород отправлялись в лабораторию на корабль для радиокарбонного анализа и датировки. Они открывали банки, кувшины и бутылки и всегда сталкивались с одним и тем же явлением: содержащаяся в них жидкость испарялась сквозь пористые стенки сосудов, если не было других отверстий. Повсюду, куда бы они ни заглядывали, встречали следы сознательной деятельности, неожиданно оборвавшейся и уже никогда не возобновившейся: тиски с зажатым в них куском железа, наполовину перерезанным; горшки и сковородки с окаменелыми остатками пищи; тонкий лист железа на столе, а рядом, под руками — ножи, предметы туалета и умывальники, незастеленные кровати, на которых лежало постельное белье, рассыпавшееся от прикосновения, но все еще сохранявшее очертания тела спящего; бумага и письменные принадлежности на столах создавали впечатление, что писавший вот-вот войдет и продолжит работу, прерванную на пятьдесят тысяч лет.
Все эти вещи как-то странно действовали на Марту. Ей казалось, что марсиане никогда не умирали, что они ходят вокруг и незаметно следят за каждым ее шагом, с неодобрением смотрят на то, как она трогает оставленные ими вещи. Они являлись к ней во сне вместо своих загадочных надписей. Сначала все работающие в здании университета заняли по отдельной комнате. Все были рады избавиться от излишнего шума, всегда царившего в лагере. Но Марта была рада, когда к ней через несколько дней вечером заглянула Глория Стэндиш, которая, извинившись, сказала, что ей очень тоскливо оттого, что не с кем даже перекинуться словом перед сном. На следующий вечер к ним присоединилась Сахико Коремитцу, а затем зашла девушка-офицер, чтобы почистить и смазать перед сном свой пистолет.
Остальные тоже почувствовали одиночество. У Селима фон Олмхорста появилась манера быстро и неожиданно оборачиваться, как будто он хотел увидеть кого-то, стоящего сзади. Как-то раз Тони Латтимер взял стакан со стойки, в которую превратили конторку библиотекаря в читальном зале, залпом выпил его и выругался.
— Знаете, как называется этот пункт? — спросил он. — Это археологическая <Мария Целеста [7]>. Это здание былообитаемо до самого конца, но какой был конец? Что с ними произошло? Куда они делись, черт возьми?!
— Я надеюсь, вы не ожидали, что они выстроятся на красном ковре и со знаменем в руках будут приветствовать нас криками: <Добро пожаловать, люди Земли>? — спросила Глория Стэндиш.
— Нет, конечно. Они умерли пятьдесят тысяч лет назад. Но если они были последними марсианами, почему мы не находим их тел? Кто похоронил их? — Он посмотрел на свой стакан из тонкого пористого стекла, взятый среди сотни таких же в шкафу наверху. Затем протянул руку к бутылке с коктейлем. — И все двери на уровне древней поверхности либо заколочены, либо забаррикадированы изнутри. Как же они выходили? И почему они ушли?
На следующий день за завтраком Сахико неожиданно нашла ответ на второй вопрос. Пять инженеров-электриков спустились с корабля на ракете, и Сахико провела с ними утро в верхнем этаже здания.
— Тони, я слышала, как вы утверждали, что генераторы были целыми, — начала она, бросив взгляд на Латтимера. — Вы ошиблись. Они в ужасном состоянии. И вот что произошло: подпорки ветряного двигателя подкосились, он рухнул и все там разрушил.
— Все могло случиться за пятьдесят тысяч лет, — ответил Латтимер. — Когда археолог говорит, что что-то в хорошей сохранности, это не обязательно означает, что остается только нажать кнопку — и все начнет действовать.
— Но вы не заметили, что катастрофа произошла, когда было включено электричество? — спросил один из инженеров, задетый высокомерным тоном Латтимера. — Там все сожжено, смещено и разорвано. Жаль, что мы не всегда находим вещи в хорошем состоянии даже с археологической точки зрения. Я видел на Марсе очень много интересных вещей, вещей, которые для нас дело будущего. Но все же понадобится не меньше двух лет, чтобы разобраться и восстановить в первоначальном виде все там, наверху.
— А не кажется ли вам, что кто-то уже пытался навести там порядок? — спросила Марта.
Сахико покачала головой.
— Достаточно только взглянуть на турбину, чтобы отказаться от этой попытки. Я не верю, что там возможно хоть что-нибудь восстановить.
— Но теперь понятно, почему они ушли. Им нужно было электричество для освещения и отопления. Ведь все их производство работало на электричестве. Они могли жить здесь только при наличии энергии. Без нее это здание, конечно, не могло быть обитаемым.
— Да, но для чего они забаррикадировали двери изнутри? И как они выходили? — снова спросил Латтимер.
— Для того, чтобы кто-то не ворвался и не разграбил весь дом. А тот, очевидно, запер последнюю дверь и по верёвке спустился вниз, — предположил Селим фон Олмхорст.
— Эта загадка меня как-то не очень волнует. Мы непременно что-нибудь обнаружим, что даст нам ответ на этот вопрос.
— Как раз тогда, когда Марта начнет читать по-марсиански, — усмехнулся Тони.
— Да, вот тогда мы и сможем все узнать, — серьезно ответил фон Олмхорст. И я не удивлюсь, если окажется, что они оставили записи, когда покидали здание.
— Вы серьезно начинаете думать о ее бесплодных мечтах как о реальной возможности. Селим? — спросил Тони. — Я понимаю, что это чудесная вещь, но ведь чудеса не случаются только потому, что мы ждем их. Разрешите мне процитировать слова знаменитого хеттолога Иоганна Фридриха: «Ничто не может быть переведено из ничего» или не менее знаменитого, но жившего позже Селима фон Олмхорста: <Где вы собираетесь достать двуязычную надпись?>.
— Да, но Фридрих дожил до того времени, когда был прочитан и дешифрован хеттский, — напомнил ему фон Олмхорст.
— И лишь после того, как была найдена хетто-ассирийская двуязычная надпись. — Латтимер всыпал в чашку кофе и добавил кипятку. — Марта, вы должны знать лучше, чем кто-нибудь другой, как мало у вас шансов. Вы несколько лет работали в долине Инда. А сколько слов из хараппы вы смогли прочесть?
— Но ни в Хараппе, ни в Мохенджо-Даро мы не находили университета с полумиллионной библиотекой.
— Ив первый же день, когда мы вошли в здание, мы установили значение нескольких слов, — добавил Селим.
— Но с тех пор вы больше не нашли ни одного слова. Вы с уверенностью можете сказать, что знаете общее значение отдельных слов, но ведь у вас несколько различных интерпретаций для каждого элемента слова.
— Но это только начало, — не сдавался фон Олмхорст. — У нас есть первое слово, как слово «царь» у Гротефенда. Я собираюсь прочитать хотя бы часть этих книг, если даже мне придется посвятить этому весь остаток своей жизни. И скорее всего так оно и будет.
— Как я понимаю, вы отказались от мысли уехать на «Сирано»? — спросила Марта. — Вы остаетесь здесь?
Старик кивнул головой.
— Я не могу уехать. Впереди слишком много открытий. Старому псу придется выучить много новых хитрых вещей, но отныне моя работа здесь-.
Латтимер был изумлен.
— Как, такой знаток, такой специалист, как вы! — воскликнул он. — Неужели вы хотите зачеркнуть все, чего достигли в хеттологии, и начать все снова здесь, на Марсе? Марта, если вы подбили его на это безумное решение, то вы просто преступница!
— Никто меня ни на что не подбивал, — резко сказал фон Олмхорст. — Не знаю, какого черта вы здесь говорите об отказе от всех достижений в хеттологии. Все, что я знаю об империи хеттов, было опубликовано и доступно каждому. Хеттологию постигла та же участь, что и египтологию: она перестала быть исследовательской, превратившись в кабинетную науку и чистую историю, а не археологию. Я же не кабинетный ученый и не историк. Я раскопщик, полевой исследователь, высококвалифицированный и искусный гробокопатель. А на этой планете столько раскопочной работы, что не хватит и сотни жизней. Глупо было бы думать, что я могу повернуться спиной ко всему этому и продолжать царапать примечания к книгам о хеттских царях.
— Но как хеттолог, вы могли бы на Земле получить все, что вы хотите. Ведь десятки университетов скорее согласились бы иметь вас, чем прославленную победоносную футбольную команду. Но нет! Вам этого мало, вы должны быть главным действующим лицом и в марсологии тоже, вы, конечно, не можете упустить такую возможность! — Латтимер с грохотом отодвинул стул, резко поднялся и почти выбежал из-за стола.
Марта сидела, не смея поднять глаз на товарищей. У нее было такое чувство, что на них вылили ушат грязи. Тони Латтимер, конечно, мечтал, чтобы Селим уехал на «Сирано». Марсология новая наука. И если Селим войдет в нее с самого начала, он принесет с собой славу знаменитого ученого. Главная роль, которую Латтимер уготовил себе, механически перейдет Олмхорсту. Слова Айвна Фитцджеральда звучали в ушах Марты: <Тони хочет стать крупной фигурой, а когда ты рассчитываешь на это, трудно примириться с мыслью, что кто-то может быть крупнее>. Теперь ей стало понятно презрительное отношение Латтимера к ее работе. Он не был убежден, что она никогда не сможет прочитать марсианской письменности. Напротив, он боялся, что она прочтет их в один прекрасный день.
Айвну Фитцджеральду, наконец, удалось выявить бактерию, которая вызвала заболевание девушки по имени Финчли. Он легко смог поставить диагноз. После тяжелой лихорадки больная начала медленно поправляться. Никто больше не заболел. Но Фитцджеральд так и не мог понять, откуда взялась бактерия.
В университете нашли глобус, сделанный, по-видимому, в то время, когда город был морским портом. Они установили, что город назывался Кукан или как-то иначе — словом, с тем же соотношением гласных и согласных.
Сразу же после этого открытия Сид Чемберлен и Глория Стэндиш начали давать телепередачи из Кукана, а Хаберт Пенроуз включил это название в свои официальные отчеты. Они нашли, кроме того, марсианский календарь. Год делился на более или менее равные месяцы, и один из них назывался Дома. Еще один месяц назывался Нор. Это слово входило в заглавие найденного Мартой научного журнала.
Зоолог Билл Чандлер все глубже и глубже забирался на морское дно Сиртиса. В четырехстах милях от Кукана и на пятнадцать тысяч футов ниже его уровня он подстрелил птицу, вернее, нечто, напоминающее нашу птицу. Она была с крыльями, но почти совсем без перьев. Это существо было скорее ползающим, чем летающим, если судить по общепринятой классификации. Билл с Фитцджеральдом очистили ее от редких перьев, сняли кожу, а затем расчленили туловище, отделяя мышцу за мышцей. Около трех четвертей тела занимали легкие. «Птица», несомненно, дышала воздухом, содержащим по крайней мере половину количества кислорода, необходимого для поддержания человеческой жизни, и раз в пять больше, чем его было в атмосфере вокруг Кукана.
Это открытие несколько ослабило интерес к археологии, но вызвало новый взрыв энтузиазма. Вся наличная авиация, состоящая из четырех геликоптеров и трех бескрылых разведывательных истребителей, была брошена на тщательное обследование бывшего глубокого морского дна.
«Биологическая» молодежь находилась все время в состоянии крайнего возбуждения и делала все новые и новые открытия во время каждого полета.
Университет был предоставлен археологам — Селиму, Марте и Тони. Последний совсем замкнулся и работал один. Научные сотрудники и военные из Космической службы, которые вначале помогали им, теперь совершали полеты на дно Сиртиса, чтобы выяснить, сколько там скопилось кислорода и какая жизнь там могла сохраниться.
Иногда заглядывала Сахико. Большую часть времени она помогала Фитцджеральду препарировать образцы. У них уже было пять или шесть экземпляров птиц и несколько рептилий. Еще раньше на дне Сиртиса Билл Чандлер нашел плотоядное млекопитающее с птичьими когтями размером с кошку. Самыми крупными образцами оказались животные, очень похожие на «кабана» со стенных росписей в большой Дарнхульве, и олень с рогом посреди лба, по виду близкий к газели.
Сенсацию вызвала находка одним из отрядов в морской впадине, лежащей на тридцать тысяч футов ниже Кукана, вполне пригодного для жизни человека воздуха. Все сняли маски. У одного из участников появились признаки легкой одышки, и его на руках с криками «ура» отнесли к врачу. Остальные же чувствовали себя превосходно. Теперь все заговорили о планете как о возможном месте обитания человечества. Но вскоре Тони Латтимер неожиданно вновь возродил интерес к прошлому Марса как среди членов экспедиции, так и у населения Земли.
Марта и Селим работали в музее на втором этаже, они стирали въевшуюся пыль со стеклянных ящиков, витрин, экспонатов и рельефных надписей. Тони обследовал так называемые административные помещения в другом крыле здания. Вдруг из мезонина ворвался в комнату молодой лейтенант и, почти задыхаясь от возбуждения, крикнул:
— Марта! Доктор Олмхорст! Где вы? Тони нашел марсиан.
Селим уронил в ведро тряпку, которую держал в руке. Марта опустила клещи на стеклянную витрину.
— Где? — спросили они разом.
— Там, в северной части. — Лейтенант уже пришел в себя и говорил спокойнее. — В маленькой комнате за «конференц-залом» дверь была заперта изнутри. Пришлось открывать ее резаком. Там и нашли. Восемнадцать человек. Все сидят вокруг круглого стола.
Глория Стэндиш, заглянувшая к ним во время второго завтрака, узнав новость, тотчас отправилась в галерею, где находился радиофон, и вскоре они услышали ее голос.
— …восемнадцать человек! Конечно, мертвые. Что за вопрос! Скелеты, обтянутые кожей. Нет. Я не знаю, отчего они умерли. Меня теперь совершенно не волнует, нашел ли Билл гиппопотама о трех головах. Сид? Как, вы еще не знаете? Мы нашли марсиан!
Она повесила трубку и бросилась вперед, Селим и Марта последовали за ней.
Марта хорошо помнила запертую дверь. Дри первоначальном осмотре здания они даже не сделали попытки открыть ее. Теперь дверь, обугленная с обеих сторон, лежала на полу в большом зале, фонарь стоял в задней комнате, освещая фигуры Латтимера и офицера Космической службы, стоящего у входа. Большую часть комнаты занимал стол, вокруг которого в креслах разместились восемнадцать мужчин и женщин — бессменных обитателей этой комнаты в течение пятидесяти тысячелетий. На столе стояли бутылки и стаканы. Если бы не яркий свет. Марта решила бы, что они просто задремали над своими бокалами. Один закинул ногу за ручку кресла и заснул вечным сном.
— Ну что вы на это скажете? — торжествующе воскликнул Тони Латтимер. Налицо массовое самоубийство. Заметили, что там в углах?
Тони осветил фонарем жаровни, сделанные из двух металлических коробок с отверстиями. Белая стена над ними совсем почернела от дыма.
— Это уголь. Я видел его следы и раньше вокруг горна в мастерской на первом этаже. Они закрылись изнутри, поэтому мы с таким трудом взломали дверь. — Он прошелся по комнате и заглянул в вентилятор.
— Забит тряпками, как и следовало ожидать. Должно быть, это все люди, которые здесь оставались. У них не было сил бороться. Они чувствовали себя старыми и усталыми. Привычный мир вокруг них умирал. И они собрались здесь, зажгли жаровню и пили до тех пор, пока не заснули навсегда. Теперь мы хоть знаем, что с ними произошло.
Сид и Глория постарались сделать все для создания шумихи. Население Земли жаждало новостей о марсианах. Находка комнаты, наполненной древними покойниками, примирила их с отсутствием живых марсиан. В этом даже было преимущество, так как у всех на Земле еще жила в памяти паника, которую вызвало нашествие Орсона Веллиса шестьдесят лет назад.
Герой дня Тони Латтимер пожинал плоды своей предусмотрительной дружбы с Глорией. Он без конца выступал по телевидению, принимая передачи с Земли. За один день, он стал самым знаменитым археологом в истории.
— Это мне нужно не для себя лично, — повторял он. — Это величайшее открытие для марсианской археологии. Нужно привлечь к нашему открытию интерес широкой общественности. Подать все в ярком свете. Селим, вы помните, в каком году лорд Кэрнарвон и Говард Картер нашли гробницу Тутанхамона? [8]
— Кажется, в двадцать третьем. Мне тогда было два года, — усмехнулся Селим. — Я как-то до сих пор не могу понять, что дало человечеству познание египтологии. Музеи расщедрились и отвели больше места для выставки египетских вещей, а Музейное управление выделило несколько дополнительных витрин. Очевидно, некоторое время было легче и с финансированием раскопок. Но не знаю, принесет ли в конечном итоге пользу весь этот ажиотаж.
Был уже полдень, когда они добрались до седьмого этажа.
Селима фон Олмхорста они нашли в большой комнате в северной части здания, где он занимался зарисовкой и фиксацией расположения отдельных вещей перед их упаковкой. Он велел мелом разделить пол на квадраты и пронумеровать их.
— Мы все уже сфотографировали на этом этаже, — сказал он. — У меня три группы, по количеству фонарей. Они делают обмеры и зарисовки. Мы надеемся все закончить к четырем часам, но, конечно, без завтрака.
— Вы быстро управились. Очевидно, сказывается руководство опытного археолога, — заметил Пенроуз.
— Это же ребячество! — почти с раздражением ответил старый ученый. — Ваши офицеры не такие уж неучи. Все они были в школах разведчиков или в училище по Уголовным расследованиям. Самые дотошные из археологов-любителей, которых мне когда-либо доводилось знать, были в прошлом либо военными, либо полицейскими. Но здесь не так уж много работы. Большинство комнат пустые или вот как эта: здесь немного мебели, битая посуда, обрывки бумаги. А вы нашли что-нибудь на нижних этажах?
— О да, — сказал Пенроуз, — загадочно улыбаясь.
— А как по-вашему. Марта?
Она начала рассказывать Селиму об их открытии. Остальные, будучи не в состоянии сдержать свое возбуждение, то и дело прерывали ее рассказ, фон Олмхорст слушал ее в немом изумлении.
— Но ведь этот этаж был почти полностью разграблен, как и здания, которые мы видели раньше, — произнес он, наконец.
— Те, кто разграбил это здание, здесь и жили, — ответил Пенроуз. — Они до самого конца пользовались электроэнергией. Мы нашли рефрижераторы, набитые едой, и плиты с обедом. Они, видимо, на лифтах спускали все необходимое с верхних этажей. Весь первый этаж превращен ими в мастерские и лаборатории. Мне кажется, что здесь было что-то вроде монастыря, как в средние века в Европе, вернее, такими могли бы быть монастыри, если бы те, что известны нам по средневековью, появились в результате гибели высокоразвитой в научном отношении культуры. Мы нашли большое количество пулеметов и легких самострельных пушек на первом этаже. Все двери там забаррикадированы. Люди, которые здесь жили, очевидно, пытались сохранить цивилизацию уже после того, как остальная часть планеты впала в состояние дикости. Я думаю, что время от времени им приходилось отражать набеги варваров.
— Вы, надеюсь, не собираетесь превратить это здание в квартиры для экспедиции, полковник? — обеспокоенно спросил Селим фон Олмхорст.
— Нет, что вы. Это здание — настоящая археологическая сокровищница. И более. Судя по тому, что я видел, здесь много нового и интересного для наших ученых-техников. Но вы постарайтесь поскорее все здесь закончить. Тогда я велю продуть сжатым воздухом нижние помещения, начиная с седьмого этажа. Мы поставим кислородные генераторы и электроустановки и пустим пару лифтов. Верхние этажи мы будем продувать постепенно, этаж за этажом, при помощи портативных установок и когда создадим нужную атмосферу, все проветрим и прожжем, вы, Марта и Тони Латтимер сможете приступить к систематической работе уже в спокойной обстановке. Я вам буду помогать все свободное время. Ведь это, пожалуй, самое важное событие в жизни нашей экспедиции.
Вскоре на седьмом этаже появился и Тони Латтимер со своей группой.
— Мне не все здесь ясно, — сказал он, подойдя. — Это здание было опустошено каким-то особым образом, не так, как другие. Ведь казалось бы, что вещи всегда начинают выносить с первого этажа, а потом уже принимаются за верхние. А здесь все наоборот. Они начали с верхних этажей. Оттуда все вывезено, но самый верх не тронут. Кстати, теперь я выяснил, для чего наверху конус. Это ветряная турбина, а под ней электрогенератор. Здание питалось собственной электроэнергией.
— А в каком состоянии генераторы? — спросил Пенроуз.
— Как обычно, всюду полно пыли, которая, конечно, набилась и под турбину, но мне кажется, что сама турбина в исправности. У них была энергия, и они могли пользоваться лифтом для переброски людей и вещей вниз. Я уверен, что так все и было, но некоторые этажи они не тронули. Тони замолчал и, казалось, усмехнулся под своей кислородной маской.
— Не знаю, должен ли я говорить об этом в присутствии Марты, но двумя этажами ниже мы наткнулись на комнату, где, по-видимому, находился справочный отдел библиотеки одного из факультетов. Там около пятисот книг. — В ответ раздался звук, напоминающий крик попугая. Это смеялся под шлемом своего скафандра Айвн Фитцджеральд.
Завтракали наскоро в библиотеке. За столом все время слышались возбужденные голоса. Хаберт Пенроуз и несколько офицеров, быстро покончив с едой, занялись обсуждением плана дальнейших работ. Около пятидесяти участников экспедиции были временно освобождены от работы на своих участках и направлены в университет. К вечеру обследование седьмого этажа было закончено; сделаны все необходимые обмеры, снимки и зарисовки. Росписи в центральном зале были покрыты специальным защитным брезентом. После этого группа Лорента Джиквелла принялась за работу. Решили герметически закупорить центральный зал. Инженер, молодой француз из Канады, весь вечер только тем и занимался, что разыскивал и заделывал вентиляционные отверстия. Было обнаружено, что клеть лифта в северной части здания шла до двадцать пятого этажа. Второй лифт центрального зала вел вниз. Таким образом соединились все этажи. Никто не решался испробовать древний лифт. Только к вечеру на следующий день специально спущенная ракета доставила лифтовую кабину и все необходимое оборудование, изготовленное в мастерских на корабле. К этому времени закончили продувание комнат сжатым воздухом. Были установлены электроатомные трансформаторы и включены кислородные генераторы.
Как-то утром, двумя днями позже. Марта работала в нижнем подвале, когда дверь кабины лифта открылась и из нее вышли два офицера Космической службы, они принесли дополнительные фонари. Марта не сразу поняла, что на пришедших не было кислородных масок и один из них даже курил. Она сняла шлем и маску, отстегнула коробку и осторожно вздохнула. Воздух был прохладным; пахло чем-то заплесневелым. Запах древности — первый запах Марса, который она почувствовала. Она зажгла сигарету. Легкое пламя горело спокойно, но табак попал в горло и сильно жег его.
В этот вечер пришло много народу: археологи, штатские научные сотрудники экспедиции, несколько офицеров, Сид Чемберлен и Глория Стэндиш.
Они уселись в пустых комнатах на складных стульях, которые принесли с собой. Офицеры установили электрические плитки и холодильник в старом читальном зале и оборудовали стойку и столы для завтрака. В течение нескольких дней в древнем здании было людно и шумно, но постепенно офицеры Космической службы, а вскоре и все остальные вернулись к своей прерванной работе. Нужно было продуть сжатым воздухом те из обследованных раньше зданий, в которых можно разместить пятьсот членов новой экспедиции. Прибытие ее ожидалось через полтора года. Еще не были закончены работы по расширению посадочной площадки для ракетных кораблей и сооружению резервуаров для технического топлива. Решили очистить древние городские водохранилища до того, как новое весеннее таяние снегов принесет воды в подземные акведуки, которые неправильно на Земле называли каналами.
Древние строители каналов, должно быть, предвидели, что наступит время, когда их потомки уже не будут в состоянии вести работы по очистке наземных каналов, и заранее позаботились об этом. Университет был почти полностью обитаемым, когда Марта, Селим и Тони с помощью нескольких офицеров Космической службы — большей частью девушек — и четырех штатских закончили основные работы.
Они начали с нижних этажей. Разделив весь пол на квадраты, целыми днями делали записи, зарисовки, снимки. Все образцы органических пород отправлялись в лабораторию на корабль для радиокарбонного анализа и датировки. Они открывали банки, кувшины и бутылки и всегда сталкивались с одним и тем же явлением: содержащаяся в них жидкость испарялась сквозь пористые стенки сосудов, если не было других отверстий. Повсюду, куда бы они ни заглядывали, встречали следы сознательной деятельности, неожиданно оборвавшейся и уже никогда не возобновившейся: тиски с зажатым в них куском железа, наполовину перерезанным; горшки и сковородки с окаменелыми остатками пищи; тонкий лист железа на столе, а рядом, под руками — ножи, предметы туалета и умывальники, незастеленные кровати, на которых лежало постельное белье, рассыпавшееся от прикосновения, но все еще сохранявшее очертания тела спящего; бумага и письменные принадлежности на столах создавали впечатление, что писавший вот-вот войдет и продолжит работу, прерванную на пятьдесят тысяч лет.
Все эти вещи как-то странно действовали на Марту. Ей казалось, что марсиане никогда не умирали, что они ходят вокруг и незаметно следят за каждым ее шагом, с неодобрением смотрят на то, как она трогает оставленные ими вещи. Они являлись к ней во сне вместо своих загадочных надписей. Сначала все работающие в здании университета заняли по отдельной комнате. Все были рады избавиться от излишнего шума, всегда царившего в лагере. Но Марта была рада, когда к ней через несколько дней вечером заглянула Глория Стэндиш, которая, извинившись, сказала, что ей очень тоскливо оттого, что не с кем даже перекинуться словом перед сном. На следующий вечер к ним присоединилась Сахико Коремитцу, а затем зашла девушка-офицер, чтобы почистить и смазать перед сном свой пистолет.
Остальные тоже почувствовали одиночество. У Селима фон Олмхорста появилась манера быстро и неожиданно оборачиваться, как будто он хотел увидеть кого-то, стоящего сзади. Как-то раз Тони Латтимер взял стакан со стойки, в которую превратили конторку библиотекаря в читальном зале, залпом выпил его и выругался.
— Знаете, как называется этот пункт? — спросил он. — Это археологическая <Мария Целеста [7]>. Это здание былообитаемо до самого конца, но какой был конец? Что с ними произошло? Куда они делись, черт возьми?!
— Я надеюсь, вы не ожидали, что они выстроятся на красном ковре и со знаменем в руках будут приветствовать нас криками: <Добро пожаловать, люди Земли>? — спросила Глория Стэндиш.
— Нет, конечно. Они умерли пятьдесят тысяч лет назад. Но если они были последними марсианами, почему мы не находим их тел? Кто похоронил их? — Он посмотрел на свой стакан из тонкого пористого стекла, взятый среди сотни таких же в шкафу наверху. Затем протянул руку к бутылке с коктейлем. — И все двери на уровне древней поверхности либо заколочены, либо забаррикадированы изнутри. Как же они выходили? И почему они ушли?
На следующий день за завтраком Сахико неожиданно нашла ответ на второй вопрос. Пять инженеров-электриков спустились с корабля на ракете, и Сахико провела с ними утро в верхнем этаже здания.
— Тони, я слышала, как вы утверждали, что генераторы были целыми, — начала она, бросив взгляд на Латтимера. — Вы ошиблись. Они в ужасном состоянии. И вот что произошло: подпорки ветряного двигателя подкосились, он рухнул и все там разрушил.
— Все могло случиться за пятьдесят тысяч лет, — ответил Латтимер. — Когда археолог говорит, что что-то в хорошей сохранности, это не обязательно означает, что остается только нажать кнопку — и все начнет действовать.
— Но вы не заметили, что катастрофа произошла, когда было включено электричество? — спросил один из инженеров, задетый высокомерным тоном Латтимера. — Там все сожжено, смещено и разорвано. Жаль, что мы не всегда находим вещи в хорошем состоянии даже с археологической точки зрения. Я видел на Марсе очень много интересных вещей, вещей, которые для нас дело будущего. Но все же понадобится не меньше двух лет, чтобы разобраться и восстановить в первоначальном виде все там, наверху.
— А не кажется ли вам, что кто-то уже пытался навести там порядок? — спросила Марта.
Сахико покачала головой.
— Достаточно только взглянуть на турбину, чтобы отказаться от этой попытки. Я не верю, что там возможно хоть что-нибудь восстановить.
— Но теперь понятно, почему они ушли. Им нужно было электричество для освещения и отопления. Ведь все их производство работало на электричестве. Они могли жить здесь только при наличии энергии. Без нее это здание, конечно, не могло быть обитаемым.
— Да, но для чего они забаррикадировали двери изнутри? И как они выходили? — снова спросил Латтимер.
— Для того, чтобы кто-то не ворвался и не разграбил весь дом. А тот, очевидно, запер последнюю дверь и по верёвке спустился вниз, — предположил Селим фон Олмхорст.
— Эта загадка меня как-то не очень волнует. Мы непременно что-нибудь обнаружим, что даст нам ответ на этот вопрос.
— Как раз тогда, когда Марта начнет читать по-марсиански, — усмехнулся Тони.
— Да, вот тогда мы и сможем все узнать, — серьезно ответил фон Олмхорст. И я не удивлюсь, если окажется, что они оставили записи, когда покидали здание.
— Вы серьезно начинаете думать о ее бесплодных мечтах как о реальной возможности. Селим? — спросил Тони. — Я понимаю, что это чудесная вещь, но ведь чудеса не случаются только потому, что мы ждем их. Разрешите мне процитировать слова знаменитого хеттолога Иоганна Фридриха: «Ничто не может быть переведено из ничего» или не менее знаменитого, но жившего позже Селима фон Олмхорста: <Где вы собираетесь достать двуязычную надпись?>.
— Да, но Фридрих дожил до того времени, когда был прочитан и дешифрован хеттский, — напомнил ему фон Олмхорст.
— И лишь после того, как была найдена хетто-ассирийская двуязычная надпись. — Латтимер всыпал в чашку кофе и добавил кипятку. — Марта, вы должны знать лучше, чем кто-нибудь другой, как мало у вас шансов. Вы несколько лет работали в долине Инда. А сколько слов из хараппы вы смогли прочесть?
— Но ни в Хараппе, ни в Мохенджо-Даро мы не находили университета с полумиллионной библиотекой.
— Ив первый же день, когда мы вошли в здание, мы установили значение нескольких слов, — добавил Селим.
— Но с тех пор вы больше не нашли ни одного слова. Вы с уверенностью можете сказать, что знаете общее значение отдельных слов, но ведь у вас несколько различных интерпретаций для каждого элемента слова.
— Но это только начало, — не сдавался фон Олмхорст. — У нас есть первое слово, как слово «царь» у Гротефенда. Я собираюсь прочитать хотя бы часть этих книг, если даже мне придется посвятить этому весь остаток своей жизни. И скорее всего так оно и будет.
— Как я понимаю, вы отказались от мысли уехать на «Сирано»? — спросила Марта. — Вы остаетесь здесь?
Старик кивнул головой.
— Я не могу уехать. Впереди слишком много открытий. Старому псу придется выучить много новых хитрых вещей, но отныне моя работа здесь-.
Латтимер был изумлен.
— Как, такой знаток, такой специалист, как вы! — воскликнул он. — Неужели вы хотите зачеркнуть все, чего достигли в хеттологии, и начать все снова здесь, на Марсе? Марта, если вы подбили его на это безумное решение, то вы просто преступница!
— Никто меня ни на что не подбивал, — резко сказал фон Олмхорст. — Не знаю, какого черта вы здесь говорите об отказе от всех достижений в хеттологии. Все, что я знаю об империи хеттов, было опубликовано и доступно каждому. Хеттологию постигла та же участь, что и египтологию: она перестала быть исследовательской, превратившись в кабинетную науку и чистую историю, а не археологию. Я же не кабинетный ученый и не историк. Я раскопщик, полевой исследователь, высококвалифицированный и искусный гробокопатель. А на этой планете столько раскопочной работы, что не хватит и сотни жизней. Глупо было бы думать, что я могу повернуться спиной ко всему этому и продолжать царапать примечания к книгам о хеттских царях.
— Но как хеттолог, вы могли бы на Земле получить все, что вы хотите. Ведь десятки университетов скорее согласились бы иметь вас, чем прославленную победоносную футбольную команду. Но нет! Вам этого мало, вы должны быть главным действующим лицом и в марсологии тоже, вы, конечно, не можете упустить такую возможность! — Латтимер с грохотом отодвинул стул, резко поднялся и почти выбежал из-за стола.
Марта сидела, не смея поднять глаз на товарищей. У нее было такое чувство, что на них вылили ушат грязи. Тони Латтимер, конечно, мечтал, чтобы Селим уехал на «Сирано». Марсология новая наука. И если Селим войдет в нее с самого начала, он принесет с собой славу знаменитого ученого. Главная роль, которую Латтимер уготовил себе, механически перейдет Олмхорсту. Слова Айвна Фитцджеральда звучали в ушах Марты: <Тони хочет стать крупной фигурой, а когда ты рассчитываешь на это, трудно примириться с мыслью, что кто-то может быть крупнее>. Теперь ей стало понятно презрительное отношение Латтимера к ее работе. Он не был убежден, что она никогда не сможет прочитать марсианской письменности. Напротив, он боялся, что она прочтет их в один прекрасный день.
Айвну Фитцджеральду, наконец, удалось выявить бактерию, которая вызвала заболевание девушки по имени Финчли. Он легко смог поставить диагноз. После тяжелой лихорадки больная начала медленно поправляться. Никто больше не заболел. Но Фитцджеральд так и не мог понять, откуда взялась бактерия.
В университете нашли глобус, сделанный, по-видимому, в то время, когда город был морским портом. Они установили, что город назывался Кукан или как-то иначе — словом, с тем же соотношением гласных и согласных.
Сразу же после этого открытия Сид Чемберлен и Глория Стэндиш начали давать телепередачи из Кукана, а Хаберт Пенроуз включил это название в свои официальные отчеты. Они нашли, кроме того, марсианский календарь. Год делился на более или менее равные месяцы, и один из них назывался Дома. Еще один месяц назывался Нор. Это слово входило в заглавие найденного Мартой научного журнала.
Зоолог Билл Чандлер все глубже и глубже забирался на морское дно Сиртиса. В четырехстах милях от Кукана и на пятнадцать тысяч футов ниже его уровня он подстрелил птицу, вернее, нечто, напоминающее нашу птицу. Она была с крыльями, но почти совсем без перьев. Это существо было скорее ползающим, чем летающим, если судить по общепринятой классификации. Билл с Фитцджеральдом очистили ее от редких перьев, сняли кожу, а затем расчленили туловище, отделяя мышцу за мышцей. Около трех четвертей тела занимали легкие. «Птица», несомненно, дышала воздухом, содержащим по крайней мере половину количества кислорода, необходимого для поддержания человеческой жизни, и раз в пять больше, чем его было в атмосфере вокруг Кукана.
Это открытие несколько ослабило интерес к археологии, но вызвало новый взрыв энтузиазма. Вся наличная авиация, состоящая из четырех геликоптеров и трех бескрылых разведывательных истребителей, была брошена на тщательное обследование бывшего глубокого морского дна.
«Биологическая» молодежь находилась все время в состоянии крайнего возбуждения и делала все новые и новые открытия во время каждого полета.
Университет был предоставлен археологам — Селиму, Марте и Тони. Последний совсем замкнулся и работал один. Научные сотрудники и военные из Космической службы, которые вначале помогали им, теперь совершали полеты на дно Сиртиса, чтобы выяснить, сколько там скопилось кислорода и какая жизнь там могла сохраниться.
Иногда заглядывала Сахико. Большую часть времени она помогала Фитцджеральду препарировать образцы. У них уже было пять или шесть экземпляров птиц и несколько рептилий. Еще раньше на дне Сиртиса Билл Чандлер нашел плотоядное млекопитающее с птичьими когтями размером с кошку. Самыми крупными образцами оказались животные, очень похожие на «кабана» со стенных росписей в большой Дарнхульве, и олень с рогом посреди лба, по виду близкий к газели.
Сенсацию вызвала находка одним из отрядов в морской впадине, лежащей на тридцать тысяч футов ниже Кукана, вполне пригодного для жизни человека воздуха. Все сняли маски. У одного из участников появились признаки легкой одышки, и его на руках с криками «ура» отнесли к врачу. Остальные же чувствовали себя превосходно. Теперь все заговорили о планете как о возможном месте обитания человечества. Но вскоре Тони Латтимер неожиданно вновь возродил интерес к прошлому Марса как среди членов экспедиции, так и у населения Земли.
Марта и Селим работали в музее на втором этаже, они стирали въевшуюся пыль со стеклянных ящиков, витрин, экспонатов и рельефных надписей. Тони обследовал так называемые административные помещения в другом крыле здания. Вдруг из мезонина ворвался в комнату молодой лейтенант и, почти задыхаясь от возбуждения, крикнул:
— Марта! Доктор Олмхорст! Где вы? Тони нашел марсиан.
Селим уронил в ведро тряпку, которую держал в руке. Марта опустила клещи на стеклянную витрину.
— Где? — спросили они разом.
— Там, в северной части. — Лейтенант уже пришел в себя и говорил спокойнее. — В маленькой комнате за «конференц-залом» дверь была заперта изнутри. Пришлось открывать ее резаком. Там и нашли. Восемнадцать человек. Все сидят вокруг круглого стола.
Глория Стэндиш, заглянувшая к ним во время второго завтрака, узнав новость, тотчас отправилась в галерею, где находился радиофон, и вскоре они услышали ее голос.
— …восемнадцать человек! Конечно, мертвые. Что за вопрос! Скелеты, обтянутые кожей. Нет. Я не знаю, отчего они умерли. Меня теперь совершенно не волнует, нашел ли Билл гиппопотама о трех головах. Сид? Как, вы еще не знаете? Мы нашли марсиан!
Она повесила трубку и бросилась вперед, Селим и Марта последовали за ней.
Марта хорошо помнила запертую дверь. Дри первоначальном осмотре здания они даже не сделали попытки открыть ее. Теперь дверь, обугленная с обеих сторон, лежала на полу в большом зале, фонарь стоял в задней комнате, освещая фигуры Латтимера и офицера Космической службы, стоящего у входа. Большую часть комнаты занимал стол, вокруг которого в креслах разместились восемнадцать мужчин и женщин — бессменных обитателей этой комнаты в течение пятидесяти тысячелетий. На столе стояли бутылки и стаканы. Если бы не яркий свет. Марта решила бы, что они просто задремали над своими бокалами. Один закинул ногу за ручку кресла и заснул вечным сном.
— Ну что вы на это скажете? — торжествующе воскликнул Тони Латтимер. Налицо массовое самоубийство. Заметили, что там в углах?
Тони осветил фонарем жаровни, сделанные из двух металлических коробок с отверстиями. Белая стена над ними совсем почернела от дыма.
— Это уголь. Я видел его следы и раньше вокруг горна в мастерской на первом этаже. Они закрылись изнутри, поэтому мы с таким трудом взломали дверь. — Он прошелся по комнате и заглянул в вентилятор.
— Забит тряпками, как и следовало ожидать. Должно быть, это все люди, которые здесь оставались. У них не было сил бороться. Они чувствовали себя старыми и усталыми. Привычный мир вокруг них умирал. И они собрались здесь, зажгли жаровню и пили до тех пор, пока не заснули навсегда. Теперь мы хоть знаем, что с ними произошло.
Сид и Глория постарались сделать все для создания шумихи. Население Земли жаждало новостей о марсианах. Находка комнаты, наполненной древними покойниками, примирила их с отсутствием живых марсиан. В этом даже было преимущество, так как у всех на Земле еще жила в памяти паника, которую вызвало нашествие Орсона Веллиса шестьдесят лет назад.
Герой дня Тони Латтимер пожинал плоды своей предусмотрительной дружбы с Глорией. Он без конца выступал по телевидению, принимая передачи с Земли. За один день, он стал самым знаменитым археологом в истории.
— Это мне нужно не для себя лично, — повторял он. — Это величайшее открытие для марсианской археологии. Нужно привлечь к нашему открытию интерес широкой общественности. Подать все в ярком свете. Селим, вы помните, в каком году лорд Кэрнарвон и Говард Картер нашли гробницу Тутанхамона? [8]
— Кажется, в двадцать третьем. Мне тогда было два года, — усмехнулся Селим. — Я как-то до сих пор не могу понять, что дало человечеству познание египтологии. Музеи расщедрились и отвели больше места для выставки египетских вещей, а Музейное управление выделило несколько дополнительных витрин. Очевидно, некоторое время было легче и с финансированием раскопок. Но не знаю, принесет ли в конечном итоге пользу весь этот ажиотаж.