...Скоро я получу крупную сумму за патент "Вериты"-это расчет за предательство Хосе.
...Я женюсь на Аните, мы поедем в Европу-каждая минута нашего счастья будет оплачена кровью Хосе и его товарищей.
...Я должен буду всегда молчать об этом--ведь Анита знала Хосе и не подозревает во мне предателя.
...Что из того, что имена и адреса произнесли окровавленные губы незнакомого мне человека! Седой смельчак молчал, когда его били, но выдал всех под действием невидимых импульсов, добытых мной из "Вериты". Погибнут в застенках те, кто посвятил жизнь борьбе за правду. Погибнут из-за меня, мирного инженера, который хотел подарить человечеству правду!
Флетчер пришел спустя полчаса, когда я немного успокоился и смог обдумать положение. Он вошел без стука и сказал как ни в чем ни бывало;
- Что это с вами, мой милый Богроуф?
В голосе чуть-чуть слышалась тревога, но вид у него был такой же жизнерадостный, как всегда.
Внутри у меня захолонуло, словно к моим ногам подползла кобра. Я не ответил- и старался не смотреть на Флетчера, чтобы не наделать глупостей.
- Простите, Богроуф, что я не предупредил вас об этом допросе. Они приехали так внезапно, и я не хотел вас отвлекать. Ну-ну, успокойтесь, ничего ведь страшного не случилось. Просто очередной эксперимент, и "Верита" еще раз прекрасно оправдала наши надежды, Впрочем, готов поклясться, что ничего подобного в дальнейшем...
- Дальнейшего не будет.
- Что вы хотите этим сказать? Ведь ваши импульсы...
- Мои "импульсы правды" предназначались для всех слоев общества, равно для президента и для нищего, но не для полиции только.
- Не все сразу, мой дорогой Богроуф!
- Я понял, Флетчер! Понял, хотя и поздно, что "Верита" не должна попасть в руки именно таких, как вы. И постараюсь исправить то, что сделано.
Я обошел его, замкнул дверь и положил ключ в карман.
- И еще я понял, Флетчер, что "импульсы правды" должны быть направлены против таких, как вы.
Я отходил от двери, а он шаг за шагом пятился к окну. Дрожь у меня прокатилась, голова работала четко и ясно. По его лицу было видно, что он меня понял,
- Очень жаль, Богроуф, но придется...
Его правая рука украдкой поползла к заднему карману брюк.
Ну все! Больше я не мог и не хотел сдерживаться.
Я не бог весть какой спортсмен, да и, сколько помню, мне никогда не приходилось драться. Но теперь во мне проснулся зверь, которому грозит гибель. Я схватил табурет и бросил ему под ноги.
Все-таки он никак не ждал от меня такого начала и, упав, не сразу сообразил, что произошло. Его промедление решило дело в мою пользу. Я навалился на Флетчера и хорошенько ударил его головой о пол. Верно, он потерял сознание, во всяком случае, я успел скрутить ему руки обрывком провода, пока он набрался сил боднуть меня в грудь.
- Лежите спокойно, Флетчер, Давайте-ка поговорим,-сказал я, подбирая оброненный им пистолет. И включил "Вериту".-Не барахтайтесь, или придется вас опять стукнуть. Побеседуем по душам, мне ведь пока так и не удалось испытать на вас импульсы,
- Опасно играете, Богроуф!-что было сил завопил Флетчер.-Сюда придут с минуты на минуту, и вы будете.убиты, вы, проклятый русский идиот!
- Буду убит, но только после вас. И не орите так, в ваших лабораториях прекрасная звукоизоляция. Ведь вы производите здесь опыты над людьми, не так ли?
- Да...-простонал он. "Импульсы правды" действовали равно на нас обоих. Но допрашивал-то я!
- Кстати, какие работы ведутся в других отделах лаборатории?
Он извивался на линолеуме, пытаясь освободить руки.
Но мой дебют в связывании оказался удачным, со злости я так затянул узел, что и сам не смог бы развязать быстро.
- Отвечайте, Флетчер,- я видел, как сходятся полоски индикатора и торопил его с ответом.
- Ведутся работы... по массовой стерилизации животных при помощи гамма-лучей...
- Животных?
- Да, пока животных.
- А потом?
Он притих. На бледном, сразу осунувшемся лице глаза метались как крысы в клетке. Но импульсы усилились опять и...
- ...В случае надобности массовая стерилизация будет... при... применена к неже... нежелательным членам общества...
- Себя-то, конечно, вы считаете желательным?
- Я делец! А деловые люди всегда необходимы для прогресса! Без них остановилась бы история!
- Без вас? Не думаю. Но продолжим беседу. Что еще?
- В лаборатории "Флокс" разрабатывается аппаратура для сверхдальней радиации гамма-лучей... Ну да, с целью вызвать лучевую болезнь в армии противника. Заинтересован Пентагон!
Тут Флетчера всего перекосило от злобы, но он говорил правду. Зрачки его горели диким зеленым огнем, точно у волка в капкане. Но он говорил все как есть...
- В какой стадии сейчас эти опыты?
- Фирма ухлопала уйму денег, но все что-то не клеится. Если бы там были инженеры вроде вас, Богроуф!
- Ого! Вы начинаете льстить, Флетчер?
- Какая к черту лесть! Нам нужны талантливые инженеры, только без ваших идиотских выходок.
- Что вы собирались делать с "Веритой"?
- Вы уже видели что...
- Но ведь, начиная работу в фирме, я высказал свои намерения, ничего общего не имеющие с этими гнуснымидопросами!
- Я был уверен, Богроуф, что вы образумитесь, открыв хороший счет в банке. Так всегда было и будет. Дайте мне воды.
Я подал ему стакан с водой. Стуча зубами, он выпил, передохнул и продолжал;
- Я не разгадал вас сразу, Богроуф. Да и правы те, кто уверяет, что русских никогда не разгадаешь, что русский может подложить свинью в самый неожиданный момент. Вы казались талантливым ученым дураком, не желающим ничего знать, кроме разных там волн и импульсов, ничего не смыслящим в политике. И вот теперь, когда у вас почти в руках сотни и тысячи долларов, вы устраиваете сцену благородного негодования!
- Может, я и дурак, но не подлец.
- Черт вас возьми, да какое вам дело до вечно недовольных оборванцев, страдающих только от своей нeполноценности! Вы талантливый ученый, вы из числа избранных! Мы, люди делового мира, предлагаем вам деньги-часть своей власти! Но взамен должны получить ваши знания... и лояльность. Да-да, лояльность!..
- Вот как!
- Но так было всегда! Ученый изобретает, делец использует его изобретение на пользу себе, другим дельцам. А вы... Я купил ваши мозги! Этот товар покупается, к сожалению, только в упаковке, а она, как показала практика, не всегда удобна покупателю. Но все же я купил! И упаковка не должна портить сам товар. Ваше место с нами. Что у вас общего с нищими? С этими вот... "борцами за справедливость"?!
- Есть общее-порядочность. Вы сильны пока, Флетчер, спору нет. Но вы подлец. И ваша гибель в конце концов неизбежна.
Он поднял голову.
- Уж не собираетесь ли вы пристрелить меня?
- А почему бы и нет?
Он захохотал. Нельзя сказать, чтобы это был веселый смех. Но-смех. Под "импульсами правды".
- Да ведь у вас не хватит духу! Ставлю тысячу против одного, как только вы возьмете меня на мушку, так у вас в мозгах зашевелится что-нибудь детское, какой-нибудь принцип вроде "лежачего не бьют".
Он был прав, будь он проклят! Все время, пока мы этак беседовали, я мечтал всадить пулю в его злобную морду. Мечтал - и оттягивал этот момент, не понимая почему. Он объяснил мне-почему! А между тем мое пребывание здесь становилось все опаснее. Стоило комунибудь явиться сюда... Сказал об этом сам Флетчер:
- Вы неисправимы, Богроуф. Вам надо как-то выходить из этой заварухи, а вы вот философствуете. Что же вы намерены делать дальше? А?
- Довольно, Флетчер,-сказал я и взял короткий тяжелый ломик, которым пользовался иногда при монтаже.
- Хотите пристукнуть меня ломиком? Логично-без шума. Но на это у вас совсем уж не хватит духу. Постойте, Богроуф! Что вы хотите делать?! Стойте же, черт вас!..
Я отключил главный рубильник аппарата.
- Хочу исправить собственный просчет, Флетчер.
- Нет, вы не сделаете этого! Остановитесь!!!
Он забился так, словно это я его хотел ударить.
Брызнули осколки стекла. Со всей яростью, сколько у меня накопилось, я бил по своему детищу, аппарату правды, я убивал свою "Вериту". Флетчер верещал, как поросенок на бойне, а я калечил шасси, бил лампы, выворачивал пучки проводов, молотил сплеча по проклятому аппарату. Когда от него осталась груда хлама, подбежал к столу, собрал бумаги, чертежи, расчёты и поджег. "Вериты" больше не было.
- Вы дурак, Богроуф. Боже мой, какой вы дурак.
- Это я уже слышал,-сказал я,- Прощайте, Флетчер. Убить вас я так и не смог. Я ухожу. Если сумею уйти. И будьте вы прокляты!
Я вышел, закрыл дверь на ключ и направился по коридору к выходу. Пока еще кругом было спокойно, На лестнице встретился кто-то из сотрудников.
- Вы не видели шефа, мистер Богроуф? Его здесь спрашивают.
- Кажется, он собирался в Санта-Дору,- соврал я спокойно.
После схватки с Флетчером и уничтожения "Вериты" я, как ни странно, почувствовал себя спокойнее, только где-то в глубине болела раной мысль о Хосе Бланке.
Была уже ночь. Двор, парк и бетонный гребень стены освещали мощные прожекторы. Уходить через ворота не следовало-в такое позднее время выход инженера за пределы лаборатории вызвал бы подозрение у охраны, Скорее всего, меня просто не выпустили бы. Пятиметровая ограда казалась препятствием, для меня неодолимым. Даже если удастся взобраться по отвесной стене, охрана сразу заметит человека на хорошо освещенном гребне. И все-таки стена-единственное, что мне оставалось. Не спеша, как бы гуляя, свернул я в аллею маленького парка, пролез через кустарник и вышел к ограде. Да, похоже было, что мне не вырваться. Между кустарником парка и стеной оставлено свободное пространство метра в три шириной. Еще на подступах к стене увидят.
Тихо шел я меж кустов вдоль ограды, высматривая какую-нибудь доску или ящик, может быть, лестницу, оставленную садовником. Но парк содержался в образцовом порядке-ничего лишнего. От корпусов донеслись громкие голоса; искали пока не меня, искали Флетчера. Охрана-то знала, что он не уехал в Санта-Дору. Может быть, ему удалось освободить руки от провода, и он сейчас бьет в дверь табуретом, призывая помощь. Интересно, что он сделает со мной? Уничтожит сразу? Или попытается заставить восстановить чертеж "Вериты"? Черта с два! Хватит ли у меня мужества держаться, как тот седоволосый революционер?
Вдруг в темноте акаций послышался не то глухой стон, не то вздох. Я замер. Все тихо, только голоса там, у корпусов, звучали тревожнее и стало их больше.
- Кто здесь?-прошептал я.
Темнота молчала. Потом прошуршали кусты, обозначилась высокая фигура. Я вынул из кармана пистолет Флетчера. Но по сутулости, по вялости движений узнал инженера Шпеера и спрятал оружие.
- Герр Шпеер? Что вы здесь делаете?
- А, это вы, мистер Богроуф. Я гулял. Я здесь часто гуляю. Потому что здесь тишина, да...
Немец подошел и остановился, всматриваясь, склонив .голову набок. Что ж, он все-таки единственный человек здесь, который мне сочувствует...
- Слушайте, герр Шпеер,- зашептал я.- Помогите перебраться через стену.
- Что? Как вы сказали? Через стену? Но это невозможно! Выходить надо через ворота...
- Туда мне нельзя, мне надо бежать, сейчас, сию минуту! Иначе Флетчер и этот... бывший гестаповец... Вы поможете мне, Шпеер? Ну! Да или нет?!
- Боже мой, мистер Богроуф! Я не знаю... Я боюсь...
Вся его длинная фигура выражала полнейшую растерянность,
- Боитесь! Ну и черт с вами!-мне некогда было уговаривать и я шагнул прочь.
- Боже мой!.. Подождите, мистер Богроуф, я только... Что я должен делать?
- Мы подбежим к стене, и я встану вам на плечи. Как только взберусь наверх, бегите к себе в комнату или в бар.
- Ну да, ну да... О, я всегда думал, что вы не... Но я хотел только тишины! Боже мой! Железный канцлер Отто фон Бисмарк говорил: "Если вы не касаетесь политики, не воображайте, что и политика не коснется вас..."
- Aх, да бросьте вы философию! Скорее, герр Шпеер!
Я схватил его за рукав.
Высокий рост немца очень пригодился. Он только
успел прохныкать свое "боже мой", как я уже ухватился за бетонный гребень и, напрягшись, подтянулся.
- Удирайте, Шпеер!
Но его уже не было внизу. Наверное, внимание охраны привлекла суета у корпусов, потому что я успел сесть на гребне, когда ночь перехлестнул выстрел.
Спрыгнул я удачно, сразу поднялся и побежал. Длинная пулеметная очередь просвистела над головой. Скатился кубарем под уклон и пополз к реке под прикрытием песчаной гряды. Автоматы застрочили вперебой, зацокало впереди и рядом. У ворот лаборатории взвыли мотоциклетные моторы. Не веря еще в спасение, я окунулся в прохладную воду реки.
Спасла ночь и былое увлечение плаванием. Правда, сказывались долгие месяцы без физической нагрузки, я задыхался, но все же мог держаться под водой, когда луч прожектора падал на реку. Течение уносило меня быстрей, чем рассчитывала погоня. Через полчаса фары мотоциклов, выстрелы, собачий лай, рычание моторов остались позади. Одежда намокла, я устал, плыть становилось все труднее. Надо было на всякий случай держаться поближе к берегу, не выходя, однако, на сушу- ведь у них собаки.
И здесь, под берегом, передо мной возникла лодка. Я немедленно погрузился в воду, но силы и дыхание были на исходе. Чуть не захлебнулся и вынырнул, хватая ртом воздух. Меня заметили с лодки, но ни окрика, ни выстрела не последовало.
- Эй, это ты, Ужик?-спросили из лодки. Я промолчал.-Давай сюда,-буркнул хриплый голос, чья-то рука сгребла меня за шиворот. Втащили в лодку. Я лег на дно, еле переводя дух. Часто захлюпали весла. Мы плыли вниз по реке, быстро удаляясь от погони.
- Мы уж думали, тебя замели,-сказал тот же хриплый голос.-Как ты на них нарвался, а, Ужик?
Я не ответил.
- Э, да ты совсем выдохся. Ну лежи, лежи.
Во мне все устало, каждый мускул, каждый нерв.
Слушая мерный всплеск весел, я уснул...
Когда проснулся, брезжил рассвет. Лодка все плыла ло течению. Река стала шире, горы отступили, по берегам тянулись чайные плантации. Надо мной склонились двое. Один в сомбреро, с узкой черной бородкой-эспаньолкой. Второй бритый, кажется метис, худощавый узколобый парень.
- Ты кто?-спросил тот, что в сомбреро.
- Доброе утро, ребята,- приветствовал я их. Сон освежил, но очень хотелось есть.- Вы здорово выручили меня вчера.
- Так это за тобой гнались ищейки? А мы думали... Ну а кто ты такой все-таки?
- Какая вам разница, ребята? Спасибо вам, вот и все.
- Хм... На нашего ты не похож... Ну да ладно, не продашь, если сам бегаешь от синих мундиров, А Ужикто, видно, сгинул,-обратился он к метису. Тот пожал плечами.
- А знаешь, паренек,-сказал опять тот, что в сомбреро,- худа мы тебе не хотим, только сматывайся-ка ты на берег. Кто тебя знает, что ты за птица. Нам и своих хлопот по горло.
Они высадили меня у кокосовой рощи. Я помахал им рукой, и лодка уплыла по течению.
Глава 12.
Уйти удалось, но положение было незавидное. Флетчер выболтал кое-что под действием "импульсов правды" и не успокоится, пока не заполучит меня обратно, живого или мертвого. Деньги, заработанные в лаборатории, теперь погибли-за банком в Санта-Доре, конечно же, следят люди Мануэля, Да и плевать на эти проклятые деньги! По всей стране в полицейские управления наверняка разосланы мои фотографии; сеньор Мануэль-детектив с гестаповским опытом. В кармане у меня пистолет Флетчера и немного денег, сумма, которую я оставлял на мелкие расходы. Имущество скудное...
Отойдя подальше в горы, я высушил одежду, привел себя в относительный порядок. Вид все равно потрепанный и подозрительный. Но рискнул зайти в деревушку.
Первым делом плотно поел в грязной харчевенке, сбрил усы и бороду в придорожной цирюльне. Купленные в лавке подержанных вещей пиджак и шляпа несколько изменили мою внешность, но ненадежный это был маскарад.
С попутными машинами добрался до столицы. Собственно, делать тут мне было нечего. Хотелось только, пусть издалека, взглянуть на мою Аниту. Против этого неотступного желания не мог устоять, хотя и пытался внушить себе, как никчемно и опасно подобное безрассудство. Я видел ее. Два раза. Скрываясь в толпе от нее, от полиции, от переодетых шпиков, рискуя каждую минуту быть схваченным или убитым.
Она шла по людной улице, и лицо у нее было такое, что сердце у меня разрывалось...
Потом, сидя в углу захудалой харчевни, я написал Аните последнее письмо-приговор нашей любви, нашему будущему. Написал, что она может считать себя свободной от всего, что между нами было. Что меня больше нет.
Слейн энергично замотал головой,
- Я думаю, ты напрасно это сделал, Гарри. Ведь она в самом деле любила тебя, и Анита не такая женщина, чтобы испугаться несчастья. Она пошла бы за тобой.
- Куда?! Все было сделано правильно. Я не имел права связывать ее судьбу с судьбой бродяги. Что ждало меня? В лучшем случае выстрел из-за угла или "случайный" наезд автомобиля, когда ищейки Мануэля нападут на след. И если уж очень повезет, тогда бегство за границу, долгие скитания без крова и имени. Нет, я сделал правильно, Джо.
Доктор задумался. Слейн кашлянул виновато и сказал:
- Извини, может быть, тебе не следовало бы сейчас говорить... Анита ведь вышла замуж. Это я к тому, чтобы ты знал...
- Я знаю. Не извиняйся, Джо. Она вышла за преуспевающего дельца, почти миллионера. Узнал об этом из газет и не утерпел, приехал взглянуть на нее. Видел из окна такси, как они выходили из церкви. Что ж, он красивый малый, ее муж. Отправив письмо, покинул столицу. Что больше мне там делать?
Не стоит рассказывать, как я прожил следующий год.
В трущобах города Сан-Гвидо есть место для бедняг всякого рода, и полиция не рискует совать туда нос. В нищих лачугах, собранных из разного хлама, живут мелкие воры и налетчики, разорившиеся лавочники и фермеры, сутенеры, попрошайки, алкоголики и наркоманы. Жил и я, если можно считать это жизнью. Зарабатывал на хлеб как придется. И все чего-то ждал. Может, революции. Может, войны. Чего-нибудь, лишь бы всколыхнулось сравнительное благополучие дворцов и трущоб. Я не пьянствовал, не искал счастья в наркотиках, не расходовал сил с полунищими проститутками. Берег себя неизвестно для чего. Но оказалось, что беречь себя всегда стоит. Произошла трагическая история, которыми так богаты трущобы.
Моим соседом по "бидонвилю" оказался еще не старый, но до невозможности потрепанный человек по прозвищу Эдди Ящерица. Наверное, так прозвали его за лицо-с выпученными глазами, вытянутыми вперед широкими губами, маленьким безвольным подбородком и странно желтым цветом кожи. Я герпёть не могу всяких пресмыкающихся. Но этот Ящерица вызывал у меня симпатию, он право же был неплохим парнем. Бывало, всегда готов поделиться всем, что у него имелось. Всем, кроме героина, Вот героин и загнал его в трущобы. Поговаривали, что прежде Эдди был врачом и будто бы неплохим. В самом деле, он ловко справлялся с переломами, вывихами, ножевыми и огнестрельными ранами-такое постоянно случалось среди буйного населения "бидонвиля". Но все, что удавалось заработать правдами и неправдами, он тратил на наркотики. Подкрепившись хорошей дозой, обычно приходил ко мне, если я бывал дома, И мы беседовали о самых разнообразных предметах. О космосе, о раке, о краже каменного угля с соседнего склада, о последнем мордобое в кабачке и музыке Бетховена. Но проходило действие наркотика, и Ящерица увядал, становился безразличным ко всему.
И шел добывать новую дозу. Жаль было человека. Да он и сам понимал, что его дело дрянь.
Как-то хмурым зимним вечером Ящерица пришел ко мне не по погоде бодрый и вроде бы даже веселый,
На ящик из-под макарон, заменявший мне стол, он выставил большую бутылку дорогого вина и коробку консервов.
- У вас какое-то торжество сегодня, Эдди?-спросил я сквозь зубы (я чинил ботинок и держал в зубах иглу).
- Вот именно. Торжество. Хоть и плачевное. У вас здесь так уютно,-он оглядел стены, украшенные полустертыми клеймами всевозможных фирм.
- Такой же уют, как и у вас,-усмехнулся я.
- "У меня"-такого понятия уже нет. Ибо я презрел всяческую собственность и сегодня богат, как Рокфеллер.
- То есть?
- Во-первых, у меня день рождения. Сегодня исполнилось тридцать пять лет,- он вынул из кармана пластмассовый стаканчик, вытер его полой пиджака и налил вино.
- Поздравляю вас, Эдди,- я выплюнул иглу на койку и пододвинул свой стакан,-За ваше здоровье, сосед.
- За мое здоровье? Это очень кстати. Мерси. Ну вот... А во-вторых, два часа назад я продал свою "квартиру" и всё имущество в придачу.
- О! И нашелся покупатель?
- Да, какой-то чудак, скатившийся к нам на дно с последней ступеньки общественной лестницы. И знаете, за сколько я продал? За тридцать серебряных монеток. Иудина цена за последний призрак благополучия. Право, это удачнейшая коммерция за всю мою жизнь. Теперь я гуляю...
Он один из немногих знал мое настоящее имя и был настолько деликатен, что никогда не произносил его вслух.
- За эти деньги я приобрел вот что; вино и...-он повертел перед глазами флакончик с белым порошком.-Кокаин! До утра мне хватит. Не хотите ли?
Я удивился. Такая щедрость, даже расточительность в отношении наркотика для него необычна.
- Надо бы вам бросить это дело,-сказал я и отвел его руку.
- Напротив! Сейчас по всем статьям, моральным и медицинским, я имею право нюхать сколько влезет. Не спорьте. Сейчас объясню. Видите ли, я по профессии врач. Ну, да вы знаете. Говорят, был способным лекарем когда-то. Пока не завербовался в армию Соединенных Штатов и не уехал во Вьетнам. Там тоже лечил. Но больше лечился сам-от собственной совести. Если бы я не научился успокаиваться наркотиками, то пустил бы себе пулю в лоб там, во Вьетнаме. Очень уж все это было мерзко и грязно... Ну ладно, наплевать. Так вот, я врач. И полгода назад совершил важное медицинское открытие-обнаружил у себя рак печени.
- Ну, знаете, Эдди!.. Слишком мрачная шутка для дня рождения. Стоило нюхать кокаин, чтобы потом так шутить!
При свете керосиновой лампы Эдди казался мертвецки желтым, и мне стало не по себе.
- Какие там шутки, сеньор мой приятель! Это трезвый взгляд на вещи, хотя я и под хмельком, Я ведь не трус и умею смотреть правде в глаза. Словом, опухоль уже дала метастазы. Еще какой-нибудь месяц, ну два от силы-и я не смогу выползать из берлоги на поиски героина. А вот это будет уже настоящая трагедия. Увезут в больницу для бедняков... Нет, такой оборот мне не подходит. Если мы не можем умереть на чьих-то любящих руках, мы должны погибать на ногах. По крайней мере, как двуногое разумное существо, а не как пресмыкающееся...
Он бережно насыпал порошок на кисть левой руки у большого пальца, втянул ноздрями и блаженно зажмурился.
- Вот я и продал свое имущество - на черта мне оно? И теперь богат! И даже намерен сделать вам, Гарри, ценный подарок. Нет, я серьезно. Ведь вы хороший парень и были мне ближайшим соседом, территориально и по духу. Вот только вы не нюхаете... Ну и правильно. Так выпейте хоть,
Мы выпили. Я смотрел на Ящерицу с уважением.
Передо мной сидел слабый, но по-своему мужественный и гордый человек.
- Знаете что,-сказал он.-Я заметил, конечно, что вы не в ладах с полицией. Недаром вы шарахаетесь, если сюда забредет синий мундир. Не знаю, на какой почве вы с ними разошлись, И знать не хочу, любопытство не входит в список моих пороков. Так вот. У вас есть какие-нибудь документы? Паспорт или что-нибудь в этом роде?
У меня сохранились паспорт и диплом, хотя и сильно подмоченные водой во время бегства из лаборатории.
Я вынул их и показал Ящерице-ему можно было.
-Отлично!-похвалил Эдди.-Предлагаю поменяться. Вот мой паспорт, а вот и врачебный диплом. Обратите внимание, они ничем не подмочены. Документы чистые, как у настоящего человека. Хотите? Я даже ничего не прошу в придачу.
- Но зачем?
- Как зачем? Если не ошибаюсь, вы что-то смыслите в медицине? Ну вот вы и станете доктором Эдвардом Беллингемом, к которому полиция не имеет никаких претензий. А некий...-он заглянул в мои документы,-некий инженер Георгий Багрово, так вы русский!-этот неугодный полиции инженер умирает... от рака или от чего другого.
Только теперь до меня дошло, какую великодушную мену он предлагает. Флетчер не может найти меня живого, и это его, вероятно, очень беспокоит. Флетчер будет рад, узнав о смерти бывшего сотрудника, и мне это развяжет руки. Вернувшийся из Вьетнама американский врач может жить без опасений-конечно, не в столице и не в Санта-Доре. Я говорю, что этот Эдди Ящерица был замечательным парнем. Впрочем, тогда я его еще не до конца понимал.
- Фотографии надо поменять,-деловито бормотал Эдди, рассматривая документы.-Это пустяки, здесь есть хорошие специалисты, они могли бы служить даже в тайной полиции, если бы небыли порядочными людьми. Вы доверяете мне эти бумаги? Тогда выпьем еще.
- Ничего не выйдет, Эдди,-сказал я и выпил.- Я против. Вам будет плохо с моими бумагами.
- Вот уж это не ваше дело. Да пейте еще, вино хорошее.
Он принялся болтать о пустяках, возбужденный кокаином, был оживлен и остроумен. Я смотрел и раздумывал, шутил он насчет болезни или нет. Смертельно больному так шутить вряд ли под силу.
А он скоро собрался уходить.
- Куда вы пойдете ночью, в дождь! Нет, не отпущу!-возразил я.-Ночуйте у меня, устроимся какнибудь.
- Мне все равно не уснуть, только вас буду беспокоить,-он показал флакончик.-Дождь стихает. Пойду поброжу у реки. Я всегда любил реку. Мудрая и веселая штука-как жизнь. Прощайте, Гарри... пока вы Гарри, ха! Утром забегу с документами.
Я загасил лампу и лег, все думая об Эдди. Уснул лишь под утро.
А когда проснулся, мв моей соломенной подушке лежали документы врача Эдварда Беллингема. С моей фотографией.
...Я женюсь на Аните, мы поедем в Европу-каждая минута нашего счастья будет оплачена кровью Хосе и его товарищей.
...Я должен буду всегда молчать об этом--ведь Анита знала Хосе и не подозревает во мне предателя.
...Что из того, что имена и адреса произнесли окровавленные губы незнакомого мне человека! Седой смельчак молчал, когда его били, но выдал всех под действием невидимых импульсов, добытых мной из "Вериты". Погибнут в застенках те, кто посвятил жизнь борьбе за правду. Погибнут из-за меня, мирного инженера, который хотел подарить человечеству правду!
Флетчер пришел спустя полчаса, когда я немного успокоился и смог обдумать положение. Он вошел без стука и сказал как ни в чем ни бывало;
- Что это с вами, мой милый Богроуф?
В голосе чуть-чуть слышалась тревога, но вид у него был такой же жизнерадостный, как всегда.
Внутри у меня захолонуло, словно к моим ногам подползла кобра. Я не ответил- и старался не смотреть на Флетчера, чтобы не наделать глупостей.
- Простите, Богроуф, что я не предупредил вас об этом допросе. Они приехали так внезапно, и я не хотел вас отвлекать. Ну-ну, успокойтесь, ничего ведь страшного не случилось. Просто очередной эксперимент, и "Верита" еще раз прекрасно оправдала наши надежды, Впрочем, готов поклясться, что ничего подобного в дальнейшем...
- Дальнейшего не будет.
- Что вы хотите этим сказать? Ведь ваши импульсы...
- Мои "импульсы правды" предназначались для всех слоев общества, равно для президента и для нищего, но не для полиции только.
- Не все сразу, мой дорогой Богроуф!
- Я понял, Флетчер! Понял, хотя и поздно, что "Верита" не должна попасть в руки именно таких, как вы. И постараюсь исправить то, что сделано.
Я обошел его, замкнул дверь и положил ключ в карман.
- И еще я понял, Флетчер, что "импульсы правды" должны быть направлены против таких, как вы.
Я отходил от двери, а он шаг за шагом пятился к окну. Дрожь у меня прокатилась, голова работала четко и ясно. По его лицу было видно, что он меня понял,
- Очень жаль, Богроуф, но придется...
Его правая рука украдкой поползла к заднему карману брюк.
Ну все! Больше я не мог и не хотел сдерживаться.
Я не бог весть какой спортсмен, да и, сколько помню, мне никогда не приходилось драться. Но теперь во мне проснулся зверь, которому грозит гибель. Я схватил табурет и бросил ему под ноги.
Все-таки он никак не ждал от меня такого начала и, упав, не сразу сообразил, что произошло. Его промедление решило дело в мою пользу. Я навалился на Флетчера и хорошенько ударил его головой о пол. Верно, он потерял сознание, во всяком случае, я успел скрутить ему руки обрывком провода, пока он набрался сил боднуть меня в грудь.
- Лежите спокойно, Флетчер, Давайте-ка поговорим,-сказал я, подбирая оброненный им пистолет. И включил "Вериту".-Не барахтайтесь, или придется вас опять стукнуть. Побеседуем по душам, мне ведь пока так и не удалось испытать на вас импульсы,
- Опасно играете, Богроуф!-что было сил завопил Флетчер.-Сюда придут с минуты на минуту, и вы будете.убиты, вы, проклятый русский идиот!
- Буду убит, но только после вас. И не орите так, в ваших лабораториях прекрасная звукоизоляция. Ведь вы производите здесь опыты над людьми, не так ли?
- Да...-простонал он. "Импульсы правды" действовали равно на нас обоих. Но допрашивал-то я!
- Кстати, какие работы ведутся в других отделах лаборатории?
Он извивался на линолеуме, пытаясь освободить руки.
Но мой дебют в связывании оказался удачным, со злости я так затянул узел, что и сам не смог бы развязать быстро.
- Отвечайте, Флетчер,- я видел, как сходятся полоски индикатора и торопил его с ответом.
- Ведутся работы... по массовой стерилизации животных при помощи гамма-лучей...
- Животных?
- Да, пока животных.
- А потом?
Он притих. На бледном, сразу осунувшемся лице глаза метались как крысы в клетке. Но импульсы усилились опять и...
- ...В случае надобности массовая стерилизация будет... при... применена к неже... нежелательным членам общества...
- Себя-то, конечно, вы считаете желательным?
- Я делец! А деловые люди всегда необходимы для прогресса! Без них остановилась бы история!
- Без вас? Не думаю. Но продолжим беседу. Что еще?
- В лаборатории "Флокс" разрабатывается аппаратура для сверхдальней радиации гамма-лучей... Ну да, с целью вызвать лучевую болезнь в армии противника. Заинтересован Пентагон!
Тут Флетчера всего перекосило от злобы, но он говорил правду. Зрачки его горели диким зеленым огнем, точно у волка в капкане. Но он говорил все как есть...
- В какой стадии сейчас эти опыты?
- Фирма ухлопала уйму денег, но все что-то не клеится. Если бы там были инженеры вроде вас, Богроуф!
- Ого! Вы начинаете льстить, Флетчер?
- Какая к черту лесть! Нам нужны талантливые инженеры, только без ваших идиотских выходок.
- Что вы собирались делать с "Веритой"?
- Вы уже видели что...
- Но ведь, начиная работу в фирме, я высказал свои намерения, ничего общего не имеющие с этими гнуснымидопросами!
- Я был уверен, Богроуф, что вы образумитесь, открыв хороший счет в банке. Так всегда было и будет. Дайте мне воды.
Я подал ему стакан с водой. Стуча зубами, он выпил, передохнул и продолжал;
- Я не разгадал вас сразу, Богроуф. Да и правы те, кто уверяет, что русских никогда не разгадаешь, что русский может подложить свинью в самый неожиданный момент. Вы казались талантливым ученым дураком, не желающим ничего знать, кроме разных там волн и импульсов, ничего не смыслящим в политике. И вот теперь, когда у вас почти в руках сотни и тысячи долларов, вы устраиваете сцену благородного негодования!
- Может, я и дурак, но не подлец.
- Черт вас возьми, да какое вам дело до вечно недовольных оборванцев, страдающих только от своей нeполноценности! Вы талантливый ученый, вы из числа избранных! Мы, люди делового мира, предлагаем вам деньги-часть своей власти! Но взамен должны получить ваши знания... и лояльность. Да-да, лояльность!..
- Вот как!
- Но так было всегда! Ученый изобретает, делец использует его изобретение на пользу себе, другим дельцам. А вы... Я купил ваши мозги! Этот товар покупается, к сожалению, только в упаковке, а она, как показала практика, не всегда удобна покупателю. Но все же я купил! И упаковка не должна портить сам товар. Ваше место с нами. Что у вас общего с нищими? С этими вот... "борцами за справедливость"?!
- Есть общее-порядочность. Вы сильны пока, Флетчер, спору нет. Но вы подлец. И ваша гибель в конце концов неизбежна.
Он поднял голову.
- Уж не собираетесь ли вы пристрелить меня?
- А почему бы и нет?
Он захохотал. Нельзя сказать, чтобы это был веселый смех. Но-смех. Под "импульсами правды".
- Да ведь у вас не хватит духу! Ставлю тысячу против одного, как только вы возьмете меня на мушку, так у вас в мозгах зашевелится что-нибудь детское, какой-нибудь принцип вроде "лежачего не бьют".
Он был прав, будь он проклят! Все время, пока мы этак беседовали, я мечтал всадить пулю в его злобную морду. Мечтал - и оттягивал этот момент, не понимая почему. Он объяснил мне-почему! А между тем мое пребывание здесь становилось все опаснее. Стоило комунибудь явиться сюда... Сказал об этом сам Флетчер:
- Вы неисправимы, Богроуф. Вам надо как-то выходить из этой заварухи, а вы вот философствуете. Что же вы намерены делать дальше? А?
- Довольно, Флетчер,-сказал я и взял короткий тяжелый ломик, которым пользовался иногда при монтаже.
- Хотите пристукнуть меня ломиком? Логично-без шума. Но на это у вас совсем уж не хватит духу. Постойте, Богроуф! Что вы хотите делать?! Стойте же, черт вас!..
Я отключил главный рубильник аппарата.
- Хочу исправить собственный просчет, Флетчер.
- Нет, вы не сделаете этого! Остановитесь!!!
Он забился так, словно это я его хотел ударить.
Брызнули осколки стекла. Со всей яростью, сколько у меня накопилось, я бил по своему детищу, аппарату правды, я убивал свою "Вериту". Флетчер верещал, как поросенок на бойне, а я калечил шасси, бил лампы, выворачивал пучки проводов, молотил сплеча по проклятому аппарату. Когда от него осталась груда хлама, подбежал к столу, собрал бумаги, чертежи, расчёты и поджег. "Вериты" больше не было.
- Вы дурак, Богроуф. Боже мой, какой вы дурак.
- Это я уже слышал,-сказал я,- Прощайте, Флетчер. Убить вас я так и не смог. Я ухожу. Если сумею уйти. И будьте вы прокляты!
Я вышел, закрыл дверь на ключ и направился по коридору к выходу. Пока еще кругом было спокойно, На лестнице встретился кто-то из сотрудников.
- Вы не видели шефа, мистер Богроуф? Его здесь спрашивают.
- Кажется, он собирался в Санта-Дору,- соврал я спокойно.
После схватки с Флетчером и уничтожения "Вериты" я, как ни странно, почувствовал себя спокойнее, только где-то в глубине болела раной мысль о Хосе Бланке.
Была уже ночь. Двор, парк и бетонный гребень стены освещали мощные прожекторы. Уходить через ворота не следовало-в такое позднее время выход инженера за пределы лаборатории вызвал бы подозрение у охраны, Скорее всего, меня просто не выпустили бы. Пятиметровая ограда казалась препятствием, для меня неодолимым. Даже если удастся взобраться по отвесной стене, охрана сразу заметит человека на хорошо освещенном гребне. И все-таки стена-единственное, что мне оставалось. Не спеша, как бы гуляя, свернул я в аллею маленького парка, пролез через кустарник и вышел к ограде. Да, похоже было, что мне не вырваться. Между кустарником парка и стеной оставлено свободное пространство метра в три шириной. Еще на подступах к стене увидят.
Тихо шел я меж кустов вдоль ограды, высматривая какую-нибудь доску или ящик, может быть, лестницу, оставленную садовником. Но парк содержался в образцовом порядке-ничего лишнего. От корпусов донеслись громкие голоса; искали пока не меня, искали Флетчера. Охрана-то знала, что он не уехал в Санта-Дору. Может быть, ему удалось освободить руки от провода, и он сейчас бьет в дверь табуретом, призывая помощь. Интересно, что он сделает со мной? Уничтожит сразу? Или попытается заставить восстановить чертеж "Вериты"? Черта с два! Хватит ли у меня мужества держаться, как тот седоволосый революционер?
Вдруг в темноте акаций послышался не то глухой стон, не то вздох. Я замер. Все тихо, только голоса там, у корпусов, звучали тревожнее и стало их больше.
- Кто здесь?-прошептал я.
Темнота молчала. Потом прошуршали кусты, обозначилась высокая фигура. Я вынул из кармана пистолет Флетчера. Но по сутулости, по вялости движений узнал инженера Шпеера и спрятал оружие.
- Герр Шпеер? Что вы здесь делаете?
- А, это вы, мистер Богроуф. Я гулял. Я здесь часто гуляю. Потому что здесь тишина, да...
Немец подошел и остановился, всматриваясь, склонив .голову набок. Что ж, он все-таки единственный человек здесь, который мне сочувствует...
- Слушайте, герр Шпеер,- зашептал я.- Помогите перебраться через стену.
- Что? Как вы сказали? Через стену? Но это невозможно! Выходить надо через ворота...
- Туда мне нельзя, мне надо бежать, сейчас, сию минуту! Иначе Флетчер и этот... бывший гестаповец... Вы поможете мне, Шпеер? Ну! Да или нет?!
- Боже мой, мистер Богроуф! Я не знаю... Я боюсь...
Вся его длинная фигура выражала полнейшую растерянность,
- Боитесь! Ну и черт с вами!-мне некогда было уговаривать и я шагнул прочь.
- Боже мой!.. Подождите, мистер Богроуф, я только... Что я должен делать?
- Мы подбежим к стене, и я встану вам на плечи. Как только взберусь наверх, бегите к себе в комнату или в бар.
- Ну да, ну да... О, я всегда думал, что вы не... Но я хотел только тишины! Боже мой! Железный канцлер Отто фон Бисмарк говорил: "Если вы не касаетесь политики, не воображайте, что и политика не коснется вас..."
- Aх, да бросьте вы философию! Скорее, герр Шпеер!
Я схватил его за рукав.
Высокий рост немца очень пригодился. Он только
успел прохныкать свое "боже мой", как я уже ухватился за бетонный гребень и, напрягшись, подтянулся.
- Удирайте, Шпеер!
Но его уже не было внизу. Наверное, внимание охраны привлекла суета у корпусов, потому что я успел сесть на гребне, когда ночь перехлестнул выстрел.
Спрыгнул я удачно, сразу поднялся и побежал. Длинная пулеметная очередь просвистела над головой. Скатился кубарем под уклон и пополз к реке под прикрытием песчаной гряды. Автоматы застрочили вперебой, зацокало впереди и рядом. У ворот лаборатории взвыли мотоциклетные моторы. Не веря еще в спасение, я окунулся в прохладную воду реки.
Спасла ночь и былое увлечение плаванием. Правда, сказывались долгие месяцы без физической нагрузки, я задыхался, но все же мог держаться под водой, когда луч прожектора падал на реку. Течение уносило меня быстрей, чем рассчитывала погоня. Через полчаса фары мотоциклов, выстрелы, собачий лай, рычание моторов остались позади. Одежда намокла, я устал, плыть становилось все труднее. Надо было на всякий случай держаться поближе к берегу, не выходя, однако, на сушу- ведь у них собаки.
И здесь, под берегом, передо мной возникла лодка. Я немедленно погрузился в воду, но силы и дыхание были на исходе. Чуть не захлебнулся и вынырнул, хватая ртом воздух. Меня заметили с лодки, но ни окрика, ни выстрела не последовало.
- Эй, это ты, Ужик?-спросили из лодки. Я промолчал.-Давай сюда,-буркнул хриплый голос, чья-то рука сгребла меня за шиворот. Втащили в лодку. Я лег на дно, еле переводя дух. Часто захлюпали весла. Мы плыли вниз по реке, быстро удаляясь от погони.
- Мы уж думали, тебя замели,-сказал тот же хриплый голос.-Как ты на них нарвался, а, Ужик?
Я не ответил.
- Э, да ты совсем выдохся. Ну лежи, лежи.
Во мне все устало, каждый мускул, каждый нерв.
Слушая мерный всплеск весел, я уснул...
Когда проснулся, брезжил рассвет. Лодка все плыла ло течению. Река стала шире, горы отступили, по берегам тянулись чайные плантации. Надо мной склонились двое. Один в сомбреро, с узкой черной бородкой-эспаньолкой. Второй бритый, кажется метис, худощавый узколобый парень.
- Ты кто?-спросил тот, что в сомбреро.
- Доброе утро, ребята,- приветствовал я их. Сон освежил, но очень хотелось есть.- Вы здорово выручили меня вчера.
- Так это за тобой гнались ищейки? А мы думали... Ну а кто ты такой все-таки?
- Какая вам разница, ребята? Спасибо вам, вот и все.
- Хм... На нашего ты не похож... Ну да ладно, не продашь, если сам бегаешь от синих мундиров, А Ужикто, видно, сгинул,-обратился он к метису. Тот пожал плечами.
- А знаешь, паренек,-сказал опять тот, что в сомбреро,- худа мы тебе не хотим, только сматывайся-ка ты на берег. Кто тебя знает, что ты за птица. Нам и своих хлопот по горло.
Они высадили меня у кокосовой рощи. Я помахал им рукой, и лодка уплыла по течению.
Глава 12.
Уйти удалось, но положение было незавидное. Флетчер выболтал кое-что под действием "импульсов правды" и не успокоится, пока не заполучит меня обратно, живого или мертвого. Деньги, заработанные в лаборатории, теперь погибли-за банком в Санта-Доре, конечно же, следят люди Мануэля, Да и плевать на эти проклятые деньги! По всей стране в полицейские управления наверняка разосланы мои фотографии; сеньор Мануэль-детектив с гестаповским опытом. В кармане у меня пистолет Флетчера и немного денег, сумма, которую я оставлял на мелкие расходы. Имущество скудное...
Отойдя подальше в горы, я высушил одежду, привел себя в относительный порядок. Вид все равно потрепанный и подозрительный. Но рискнул зайти в деревушку.
Первым делом плотно поел в грязной харчевенке, сбрил усы и бороду в придорожной цирюльне. Купленные в лавке подержанных вещей пиджак и шляпа несколько изменили мою внешность, но ненадежный это был маскарад.
С попутными машинами добрался до столицы. Собственно, делать тут мне было нечего. Хотелось только, пусть издалека, взглянуть на мою Аниту. Против этого неотступного желания не мог устоять, хотя и пытался внушить себе, как никчемно и опасно подобное безрассудство. Я видел ее. Два раза. Скрываясь в толпе от нее, от полиции, от переодетых шпиков, рискуя каждую минуту быть схваченным или убитым.
Она шла по людной улице, и лицо у нее было такое, что сердце у меня разрывалось...
Потом, сидя в углу захудалой харчевни, я написал Аните последнее письмо-приговор нашей любви, нашему будущему. Написал, что она может считать себя свободной от всего, что между нами было. Что меня больше нет.
Слейн энергично замотал головой,
- Я думаю, ты напрасно это сделал, Гарри. Ведь она в самом деле любила тебя, и Анита не такая женщина, чтобы испугаться несчастья. Она пошла бы за тобой.
- Куда?! Все было сделано правильно. Я не имел права связывать ее судьбу с судьбой бродяги. Что ждало меня? В лучшем случае выстрел из-за угла или "случайный" наезд автомобиля, когда ищейки Мануэля нападут на след. И если уж очень повезет, тогда бегство за границу, долгие скитания без крова и имени. Нет, я сделал правильно, Джо.
Доктор задумался. Слейн кашлянул виновато и сказал:
- Извини, может быть, тебе не следовало бы сейчас говорить... Анита ведь вышла замуж. Это я к тому, чтобы ты знал...
- Я знаю. Не извиняйся, Джо. Она вышла за преуспевающего дельца, почти миллионера. Узнал об этом из газет и не утерпел, приехал взглянуть на нее. Видел из окна такси, как они выходили из церкви. Что ж, он красивый малый, ее муж. Отправив письмо, покинул столицу. Что больше мне там делать?
Не стоит рассказывать, как я прожил следующий год.
В трущобах города Сан-Гвидо есть место для бедняг всякого рода, и полиция не рискует совать туда нос. В нищих лачугах, собранных из разного хлама, живут мелкие воры и налетчики, разорившиеся лавочники и фермеры, сутенеры, попрошайки, алкоголики и наркоманы. Жил и я, если можно считать это жизнью. Зарабатывал на хлеб как придется. И все чего-то ждал. Может, революции. Может, войны. Чего-нибудь, лишь бы всколыхнулось сравнительное благополучие дворцов и трущоб. Я не пьянствовал, не искал счастья в наркотиках, не расходовал сил с полунищими проститутками. Берег себя неизвестно для чего. Но оказалось, что беречь себя всегда стоит. Произошла трагическая история, которыми так богаты трущобы.
Моим соседом по "бидонвилю" оказался еще не старый, но до невозможности потрепанный человек по прозвищу Эдди Ящерица. Наверное, так прозвали его за лицо-с выпученными глазами, вытянутыми вперед широкими губами, маленьким безвольным подбородком и странно желтым цветом кожи. Я герпёть не могу всяких пресмыкающихся. Но этот Ящерица вызывал у меня симпатию, он право же был неплохим парнем. Бывало, всегда готов поделиться всем, что у него имелось. Всем, кроме героина, Вот героин и загнал его в трущобы. Поговаривали, что прежде Эдди был врачом и будто бы неплохим. В самом деле, он ловко справлялся с переломами, вывихами, ножевыми и огнестрельными ранами-такое постоянно случалось среди буйного населения "бидонвиля". Но все, что удавалось заработать правдами и неправдами, он тратил на наркотики. Подкрепившись хорошей дозой, обычно приходил ко мне, если я бывал дома, И мы беседовали о самых разнообразных предметах. О космосе, о раке, о краже каменного угля с соседнего склада, о последнем мордобое в кабачке и музыке Бетховена. Но проходило действие наркотика, и Ящерица увядал, становился безразличным ко всему.
И шел добывать новую дозу. Жаль было человека. Да он и сам понимал, что его дело дрянь.
Как-то хмурым зимним вечером Ящерица пришел ко мне не по погоде бодрый и вроде бы даже веселый,
На ящик из-под макарон, заменявший мне стол, он выставил большую бутылку дорогого вина и коробку консервов.
- У вас какое-то торжество сегодня, Эдди?-спросил я сквозь зубы (я чинил ботинок и держал в зубах иглу).
- Вот именно. Торжество. Хоть и плачевное. У вас здесь так уютно,-он оглядел стены, украшенные полустертыми клеймами всевозможных фирм.
- Такой же уют, как и у вас,-усмехнулся я.
- "У меня"-такого понятия уже нет. Ибо я презрел всяческую собственность и сегодня богат, как Рокфеллер.
- То есть?
- Во-первых, у меня день рождения. Сегодня исполнилось тридцать пять лет,- он вынул из кармана пластмассовый стаканчик, вытер его полой пиджака и налил вино.
- Поздравляю вас, Эдди,- я выплюнул иглу на койку и пододвинул свой стакан,-За ваше здоровье, сосед.
- За мое здоровье? Это очень кстати. Мерси. Ну вот... А во-вторых, два часа назад я продал свою "квартиру" и всё имущество в придачу.
- О! И нашелся покупатель?
- Да, какой-то чудак, скатившийся к нам на дно с последней ступеньки общественной лестницы. И знаете, за сколько я продал? За тридцать серебряных монеток. Иудина цена за последний призрак благополучия. Право, это удачнейшая коммерция за всю мою жизнь. Теперь я гуляю...
Он один из немногих знал мое настоящее имя и был настолько деликатен, что никогда не произносил его вслух.
- За эти деньги я приобрел вот что; вино и...-он повертел перед глазами флакончик с белым порошком.-Кокаин! До утра мне хватит. Не хотите ли?
Я удивился. Такая щедрость, даже расточительность в отношении наркотика для него необычна.
- Надо бы вам бросить это дело,-сказал я и отвел его руку.
- Напротив! Сейчас по всем статьям, моральным и медицинским, я имею право нюхать сколько влезет. Не спорьте. Сейчас объясню. Видите ли, я по профессии врач. Ну, да вы знаете. Говорят, был способным лекарем когда-то. Пока не завербовался в армию Соединенных Штатов и не уехал во Вьетнам. Там тоже лечил. Но больше лечился сам-от собственной совести. Если бы я не научился успокаиваться наркотиками, то пустил бы себе пулю в лоб там, во Вьетнаме. Очень уж все это было мерзко и грязно... Ну ладно, наплевать. Так вот, я врач. И полгода назад совершил важное медицинское открытие-обнаружил у себя рак печени.
- Ну, знаете, Эдди!.. Слишком мрачная шутка для дня рождения. Стоило нюхать кокаин, чтобы потом так шутить!
При свете керосиновой лампы Эдди казался мертвецки желтым, и мне стало не по себе.
- Какие там шутки, сеньор мой приятель! Это трезвый взгляд на вещи, хотя я и под хмельком, Я ведь не трус и умею смотреть правде в глаза. Словом, опухоль уже дала метастазы. Еще какой-нибудь месяц, ну два от силы-и я не смогу выползать из берлоги на поиски героина. А вот это будет уже настоящая трагедия. Увезут в больницу для бедняков... Нет, такой оборот мне не подходит. Если мы не можем умереть на чьих-то любящих руках, мы должны погибать на ногах. По крайней мере, как двуногое разумное существо, а не как пресмыкающееся...
Он бережно насыпал порошок на кисть левой руки у большого пальца, втянул ноздрями и блаженно зажмурился.
- Вот я и продал свое имущество - на черта мне оно? И теперь богат! И даже намерен сделать вам, Гарри, ценный подарок. Нет, я серьезно. Ведь вы хороший парень и были мне ближайшим соседом, территориально и по духу. Вот только вы не нюхаете... Ну и правильно. Так выпейте хоть,
Мы выпили. Я смотрел на Ящерицу с уважением.
Передо мной сидел слабый, но по-своему мужественный и гордый человек.
- Знаете что,-сказал он.-Я заметил, конечно, что вы не в ладах с полицией. Недаром вы шарахаетесь, если сюда забредет синий мундир. Не знаю, на какой почве вы с ними разошлись, И знать не хочу, любопытство не входит в список моих пороков. Так вот. У вас есть какие-нибудь документы? Паспорт или что-нибудь в этом роде?
У меня сохранились паспорт и диплом, хотя и сильно подмоченные водой во время бегства из лаборатории.
Я вынул их и показал Ящерице-ему можно было.
-Отлично!-похвалил Эдди.-Предлагаю поменяться. Вот мой паспорт, а вот и врачебный диплом. Обратите внимание, они ничем не подмочены. Документы чистые, как у настоящего человека. Хотите? Я даже ничего не прошу в придачу.
- Но зачем?
- Как зачем? Если не ошибаюсь, вы что-то смыслите в медицине? Ну вот вы и станете доктором Эдвардом Беллингемом, к которому полиция не имеет никаких претензий. А некий...-он заглянул в мои документы,-некий инженер Георгий Багрово, так вы русский!-этот неугодный полиции инженер умирает... от рака или от чего другого.
Только теперь до меня дошло, какую великодушную мену он предлагает. Флетчер не может найти меня живого, и это его, вероятно, очень беспокоит. Флетчер будет рад, узнав о смерти бывшего сотрудника, и мне это развяжет руки. Вернувшийся из Вьетнама американский врач может жить без опасений-конечно, не в столице и не в Санта-Доре. Я говорю, что этот Эдди Ящерица был замечательным парнем. Впрочем, тогда я его еще не до конца понимал.
- Фотографии надо поменять,-деловито бормотал Эдди, рассматривая документы.-Это пустяки, здесь есть хорошие специалисты, они могли бы служить даже в тайной полиции, если бы небыли порядочными людьми. Вы доверяете мне эти бумаги? Тогда выпьем еще.
- Ничего не выйдет, Эдди,-сказал я и выпил.- Я против. Вам будет плохо с моими бумагами.
- Вот уж это не ваше дело. Да пейте еще, вино хорошее.
Он принялся болтать о пустяках, возбужденный кокаином, был оживлен и остроумен. Я смотрел и раздумывал, шутил он насчет болезни или нет. Смертельно больному так шутить вряд ли под силу.
А он скоро собрался уходить.
- Куда вы пойдете ночью, в дождь! Нет, не отпущу!-возразил я.-Ночуйте у меня, устроимся какнибудь.
- Мне все равно не уснуть, только вас буду беспокоить,-он показал флакончик.-Дождь стихает. Пойду поброжу у реки. Я всегда любил реку. Мудрая и веселая штука-как жизнь. Прощайте, Гарри... пока вы Гарри, ха! Утром забегу с документами.
Я загасил лампу и лег, все думая об Эдди. Уснул лишь под утро.
А когда проснулся, мв моей соломенной подушке лежали документы врача Эдварда Беллингема. С моей фотографией.