Страница:
— О, — глубокомысленно изрек я и уставился на ближайший подснежник, словно в нем были заключены все тайны вселенной.
— Одной из претендующих на кресло Матери — не стало. И Цейра Асани взяла Синее пламя в руки… Она была нашим заказчиком, Нэсс.
Я кивнул. Попробовал на вкус это знание так и эдак. Повертел на языке. Не вкусно. Горько. Жжется. А еще — крепко разит падалью. Приехали, забери нас Бездна!
— Ты знала это еще до того, как мы все провернули? Поэтому и не горела желанием лезть в барсучью нору?
— Нет. Я не знала. Что до норы, то до того времени мое правило было простым — держаться от Ходящих как можно дальше. Ты должен понимать, что у меня были причины не связываться с ними.
— И все же ты пошла на это. Я ведь так и не спросил, почему ты тогда решила мне помочь и осталась? Ведь все, что я сделал — было глупо. Меня подвела банальная жадность и желание завязать с прошлым.
Ее синие глаза внезапно сверкнули бешенством:
— Не будь дураком, Серый! Ты знаешь ответ на свой вопрос! Мы вместе до конца. И, побери Бездна твою ухмыляющуюся рожу, я тебя люблю! Или ты предпочел бы услышать что-нибудь другое?!
— Прости, — кротко сказал я. — Это, и вправду, был глупый вопрос. Так когда ты поняла, что за заказом стоит Цейра Асани?
Лаэн, все еще раздраженная, смерила меня неласковым взглядом и пробурчала:
— Все встало на свои места где-то через год после дела. В Альсе до меня случайно дошли некоторые разрозненные слухи. Но я с самого начала знала, что руку на Ходящую мог осмелиться поднять лишь кто-то очень влиятельный. В тот момент на подобное была способна только Башня. К тому же, у обычных пивоваров, пекарей и вельмож в сундуках не лежат стрелы с наконечниками, убивающими саму суть души и Дара. Все до банального просто — нашими руками убрали конкурента. Ходящие тоже люди. Им присуще то же, что и нам. Желание залезть повыше, где солнышко сияет поярче и греет потеплее, чем внизу.
— Выходит, кто-то получил в костлявые лапы синее пламя, а всех собак повесили на нас. Заказчик вышел чистеньким.
— Да. Помнишь Огоньков, которые шли рядом с жертвой? Потом они подтвердили, что использованная против них магия была несколько иной, чем та, которой обучают в Радужной долине. К тому же, выпущенная тобой стрела — плод сдисской школы, да еще и выращенный в незапамятном прошлом. Редкая вещица. Очень редкая. Сейчас подобное можно найти только в Кругах Сдиса, а это сразу же отводило все подозрения от главного конкурента погибшей. Цейра позаботилась о том, чтобы ее никто не вычислил.
— Она стала Матерью, но мы ушли из ее рук, и нас начали искать. Так?
— И да, и нет, дорогой. Нас искали не только из-за убийства, не только, чтобы узнать, кто заказчик, но и из-за моей «искры». В том деле я раскрыла себя перед Башней.
— Оставлять нас в живых… — протянул я, — на мой взгляд, очень опрометчивый поступок для Матери. Не говоря уже о том, что нас притащили туда, где есть сторонники ее мертвой конкурентки. Нас могут расспросить…
— И что мы им скажем? — поинтересовалась она. — Мы ничего не знаем. Никого не видели. Все наши подозрения — только подозрения. Никаких доказательств. Но даже если бы у нас на руках и были какие-нибудь факты, кто поверит двум гийянам, когда на другой чаше весов слово Матери Ходящих?
Это верно. Даже начни я орать на весь зал, кто выдал нам за голову волшебницы десять тысяч соренов, слушать нас не станут.
— Судя по тому количеству времени, что мы провели в Башне, никто, кроме Матери, не жаждет с нами общаться. Война пришлась очень кстати. Все слишком заняты магами Сдиса. Ну, а с другой стороны, кому теперь есть дело до умершей семь лет назад неудачницы?
Я поразмыслил над этим и решил, что в ее словах есть доля правды. В течение почти двух недель нашего заключения никто не спешил устраивать допрос.
— Спорю на все наши деньги, что семь лет назад эта ведьма вышла на нас не без помощи Молса.
— Ты прав. Катрин знала о моих способностях. Я не удивлюсь, если она еще тогда продала нас и получила за это приличные деньги. А Цейра Асани воспользовалась такой оказией, когда пришло надлежащее время. Мы оказались идеальным шансом замести следы. Привлечь чужую магию… Шикарный подарок преподнес ей Молс.
— Рано или поздно ведьма нас убьет. Теперь в этом у меня нет никаких сомнений.
— Я предпочитаю поздно. А ты?
— Я тоже. Думаю, длина наших жизней будет зависеть от того, что услышит Мать, — невесело усмехнулся я.
— Очень тебя прошу, что бы там со мной не сделали, не бросайся на них с кулаками.
— Конечно. — Соврал я, глядя ей в глаза, но она слишком давно была рядом со мной, чтобы не понять, что я лгу.
— Предупреждаю серьезно, Нэсс! Ни к чему хорошему это не приведет.
— Не говори со мной как с маленьким ребенком! — возмутился я. — Я не собираюсь стоять и смотреть, как ведьма пьет из тебя кровь.
Она поняла, что я уперся рогом, и замолчала.
Какое-то время мы просто сидели, ничего не говоря, друг другу. Я прожигал глазами подснежники, словно они были моими самыми ненавистными врагами. Затем припомнился Молс, и я с огромным удовольствием стал мысленно подбирать Катрин кару, которая бы как можно лучше показала ей, что нельзя предавать старых друзей. Я тешил себя надеждой, что разговор с главой гильдии наемных убийц Альсгары рано или поздно все-таки состоится, и тогда мы решим все возникшие разногласия. И с Молсом, и с Пнем.
Мое внимание привлекло изображение на стене. Оно находилось совсем недалеко от того места, где стояла скамейка.
— Ты куда? — удивилась Лаэн, когда я встал.
— Увидел кое-что любопытное. Не волнуйся.
Пройдя с десяток шагов по желтой дорожке, я остановился напротив картины. Конечно же и здесь были изображены подснежники. Среди них застыла вскинувшая руки, облаченные в перчатки, женщина в белом. На ее ладонях плясало синее пламя. Несомненно, художник показал одну из Матерей Ходящих. Вот только которую из многих, что сидели в Башне за последнюю тысячу лет?
Лицо дамочки мне не понравилось сразу. Уж слишком благочестивым и покорным его изобразил художник. Парень явно польстил заказчику и намалевал чуть ли не святую сподвижницу Мелота.
Кроме Матери здесь были изображены еще две женщины и мужчина. Эту троицу маляр одел в черное. Одна из баб, сжавшись от ужаса, лежала у ног Ходящей, готовой вот-вот обрушить заклинание на противницу. У незнакомки оказались длинные, почти до колен, распущенные волосы цвета воронова крыла, полностью скрывавшие ее лицо. Зато прекрасно было видно личико второй женщины. Желтое. Морщинистое. Искаженное злобой. Почти гротескное. Если Ходящая была слишком светлой, то эта неизвестная казалась слишком уж темной. И в той, и в другой я не находил ничего человеческого.
«Злая» стояла за спиной ничего не подозревающей Матери. Та была слишком занята черноволосой, и желтолицая в точности копировала жест светлой волшебницы, но, в отличие от синего пламени, на ее ладонях стыл дымчатый череп.
Умная девочка. Решила воспользоваться ситуацией и ударить в спину.
Про лицо мужчины я ничего не мог сказать, его скрывала густая тень. Были видны лишь два горящих алым глаза. Они неотрывно наблюдали за разворачивающимся магическим боем.
— Любопытно стало? — рядом со мной раздался насмешливый голос Шена. — Знаешь, кто это?
— Нет.
— Сорита.
М-да. Мог бы и сам догадаться, кого нарисуют в зале с таким названием.
— А эти? — я кивнул на двух женщин и мужчину.
— Ретар Ней, Тиа ал’Ланкарра и Митифа Данами. В просторечии Лихорадка, Тиф и Корь.
— Ясно. Это Митифа? — я указал на желтолицую.
— Нет. Митифа та, что у ног Матери. А это — Убийца Сориты.
Как я и думал, изображенная художником Тиф совсем не походила на ту девчонку, что мы с Лаэн встретили в Песьей Травке. Совершенно ничего общего, кроме двух толстых кос, перекинутых на плечи.
— Как говорят, Корь подкараулила Мать, когда та ухаживала за цветами, — продолжил Шен. — Но сил, чтобы справиться с главой Совета у Проклятой не хватило. И если бы не подлый удар Тиф в спину главы Башни, все могло бы закончиться по-другому. Кто знает, ушли бы тогда отступники из Альсгары целыми и невредимыми?
— Сорите не повезло.
— Да. Она слишком доверяла любимой ученице. А та ее предала.
— Вся жизнь состоит из предательств, — изрек я «философскую» мысль, тут же вспомнив Молса. — А что делал Ретар?
— Благодаря ему ал’Ланкарра выбрала тьму.
— Наверное, это того стоило, — ухмыльнулся я. — Хотя, признаюсь честно, в данный момент не сочувствую ни одной из сторон. Дрязги магов — это дрязги магов. И совершенно нечего лезть в них по своей воле.
Мальчишка презрительно фыркнул:
— Мне знакомо твое негласное правило — собственная шкура всех милее.
Я вежливо улыбнулся и ничего не сказал в ответ. Щенок не прав. Но знать ему об этом совершенно не обязательно.
— Значит, самую известную из Матерей прихлопнули здесь? — изрек я.
— Да, — ответил он. — Если ты обернешься, то увидишь, где это произошло.
После недолгого раздумья я подобрал соответствующее слово:
— Впечатляет.
Участок противоположной стены был обуглен, и на ней ярко-белым пятном отпечатался женский силуэт с поднятыми руками — все, что осталось от Сориты после того, как Тиф ее основательно прожарила. Не сомневаюсь, что попади мы с Лаэн в руки к Проклятой, и нас бы ожидал точно такой же «теплый» прием. Особенно после того, как нам удалось лишить ее тела.
— А что с цветами? — я кивнул на подснежники, которые в одном месте почему-то были алыми и образовывали круглое пятно.
— Не знаю. Со времен Темного мятежа в этом месте они красные. Некоторые говорят, что они впитали кровь Сориты.
Ничего не скажешь. Очень романтично. Все так любят легенды о мучениках и их крови. Ходящие, как оказалось — не исключение. Осталось только паломников водить.
Подошла Лаэн:
— С каких это пор вы интересуетесь живописью? Да еще столь корявой?
На рисунок она бросила всего лишь мимолетный взгляд.
— Идемте, — неожиданно сухо бросил Шен. — Вас не собираются ждать вечность.
Он развернулся и поспешил к выходу из утопающего в подснежниках зала.
Глава 3
— Одной из претендующих на кресло Матери — не стало. И Цейра Асани взяла Синее пламя в руки… Она была нашим заказчиком, Нэсс.
Я кивнул. Попробовал на вкус это знание так и эдак. Повертел на языке. Не вкусно. Горько. Жжется. А еще — крепко разит падалью. Приехали, забери нас Бездна!
— Ты знала это еще до того, как мы все провернули? Поэтому и не горела желанием лезть в барсучью нору?
— Нет. Я не знала. Что до норы, то до того времени мое правило было простым — держаться от Ходящих как можно дальше. Ты должен понимать, что у меня были причины не связываться с ними.
— И все же ты пошла на это. Я ведь так и не спросил, почему ты тогда решила мне помочь и осталась? Ведь все, что я сделал — было глупо. Меня подвела банальная жадность и желание завязать с прошлым.
Ее синие глаза внезапно сверкнули бешенством:
— Не будь дураком, Серый! Ты знаешь ответ на свой вопрос! Мы вместе до конца. И, побери Бездна твою ухмыляющуюся рожу, я тебя люблю! Или ты предпочел бы услышать что-нибудь другое?!
— Прости, — кротко сказал я. — Это, и вправду, был глупый вопрос. Так когда ты поняла, что за заказом стоит Цейра Асани?
Лаэн, все еще раздраженная, смерила меня неласковым взглядом и пробурчала:
— Все встало на свои места где-то через год после дела. В Альсе до меня случайно дошли некоторые разрозненные слухи. Но я с самого начала знала, что руку на Ходящую мог осмелиться поднять лишь кто-то очень влиятельный. В тот момент на подобное была способна только Башня. К тому же, у обычных пивоваров, пекарей и вельмож в сундуках не лежат стрелы с наконечниками, убивающими саму суть души и Дара. Все до банального просто — нашими руками убрали конкурента. Ходящие тоже люди. Им присуще то же, что и нам. Желание залезть повыше, где солнышко сияет поярче и греет потеплее, чем внизу.
— Выходит, кто-то получил в костлявые лапы синее пламя, а всех собак повесили на нас. Заказчик вышел чистеньким.
— Да. Помнишь Огоньков, которые шли рядом с жертвой? Потом они подтвердили, что использованная против них магия была несколько иной, чем та, которой обучают в Радужной долине. К тому же, выпущенная тобой стрела — плод сдисской школы, да еще и выращенный в незапамятном прошлом. Редкая вещица. Очень редкая. Сейчас подобное можно найти только в Кругах Сдиса, а это сразу же отводило все подозрения от главного конкурента погибшей. Цейра позаботилась о том, чтобы ее никто не вычислил.
— Она стала Матерью, но мы ушли из ее рук, и нас начали искать. Так?
— И да, и нет, дорогой. Нас искали не только из-за убийства, не только, чтобы узнать, кто заказчик, но и из-за моей «искры». В том деле я раскрыла себя перед Башней.
— Оставлять нас в живых… — протянул я, — на мой взгляд, очень опрометчивый поступок для Матери. Не говоря уже о том, что нас притащили туда, где есть сторонники ее мертвой конкурентки. Нас могут расспросить…
— И что мы им скажем? — поинтересовалась она. — Мы ничего не знаем. Никого не видели. Все наши подозрения — только подозрения. Никаких доказательств. Но даже если бы у нас на руках и были какие-нибудь факты, кто поверит двум гийянам, когда на другой чаше весов слово Матери Ходящих?
Это верно. Даже начни я орать на весь зал, кто выдал нам за голову волшебницы десять тысяч соренов, слушать нас не станут.
— Судя по тому количеству времени, что мы провели в Башне, никто, кроме Матери, не жаждет с нами общаться. Война пришлась очень кстати. Все слишком заняты магами Сдиса. Ну, а с другой стороны, кому теперь есть дело до умершей семь лет назад неудачницы?
Я поразмыслил над этим и решил, что в ее словах есть доля правды. В течение почти двух недель нашего заключения никто не спешил устраивать допрос.
— Спорю на все наши деньги, что семь лет назад эта ведьма вышла на нас не без помощи Молса.
— Ты прав. Катрин знала о моих способностях. Я не удивлюсь, если она еще тогда продала нас и получила за это приличные деньги. А Цейра Асани воспользовалась такой оказией, когда пришло надлежащее время. Мы оказались идеальным шансом замести следы. Привлечь чужую магию… Шикарный подарок преподнес ей Молс.
— Рано или поздно ведьма нас убьет. Теперь в этом у меня нет никаких сомнений.
— Я предпочитаю поздно. А ты?
— Я тоже. Думаю, длина наших жизней будет зависеть от того, что услышит Мать, — невесело усмехнулся я.
— Очень тебя прошу, что бы там со мной не сделали, не бросайся на них с кулаками.
— Конечно. — Соврал я, глядя ей в глаза, но она слишком давно была рядом со мной, чтобы не понять, что я лгу.
— Предупреждаю серьезно, Нэсс! Ни к чему хорошему это не приведет.
— Не говори со мной как с маленьким ребенком! — возмутился я. — Я не собираюсь стоять и смотреть, как ведьма пьет из тебя кровь.
Она поняла, что я уперся рогом, и замолчала.
Какое-то время мы просто сидели, ничего не говоря, друг другу. Я прожигал глазами подснежники, словно они были моими самыми ненавистными врагами. Затем припомнился Молс, и я с огромным удовольствием стал мысленно подбирать Катрин кару, которая бы как можно лучше показала ей, что нельзя предавать старых друзей. Я тешил себя надеждой, что разговор с главой гильдии наемных убийц Альсгары рано или поздно все-таки состоится, и тогда мы решим все возникшие разногласия. И с Молсом, и с Пнем.
Мое внимание привлекло изображение на стене. Оно находилось совсем недалеко от того места, где стояла скамейка.
— Ты куда? — удивилась Лаэн, когда я встал.
— Увидел кое-что любопытное. Не волнуйся.
Пройдя с десяток шагов по желтой дорожке, я остановился напротив картины. Конечно же и здесь были изображены подснежники. Среди них застыла вскинувшая руки, облаченные в перчатки, женщина в белом. На ее ладонях плясало синее пламя. Несомненно, художник показал одну из Матерей Ходящих. Вот только которую из многих, что сидели в Башне за последнюю тысячу лет?
Лицо дамочки мне не понравилось сразу. Уж слишком благочестивым и покорным его изобразил художник. Парень явно польстил заказчику и намалевал чуть ли не святую сподвижницу Мелота.
Кроме Матери здесь были изображены еще две женщины и мужчина. Эту троицу маляр одел в черное. Одна из баб, сжавшись от ужаса, лежала у ног Ходящей, готовой вот-вот обрушить заклинание на противницу. У незнакомки оказались длинные, почти до колен, распущенные волосы цвета воронова крыла, полностью скрывавшие ее лицо. Зато прекрасно было видно личико второй женщины. Желтое. Морщинистое. Искаженное злобой. Почти гротескное. Если Ходящая была слишком светлой, то эта неизвестная казалась слишком уж темной. И в той, и в другой я не находил ничего человеческого.
«Злая» стояла за спиной ничего не подозревающей Матери. Та была слишком занята черноволосой, и желтолицая в точности копировала жест светлой волшебницы, но, в отличие от синего пламени, на ее ладонях стыл дымчатый череп.
Умная девочка. Решила воспользоваться ситуацией и ударить в спину.
Про лицо мужчины я ничего не мог сказать, его скрывала густая тень. Были видны лишь два горящих алым глаза. Они неотрывно наблюдали за разворачивающимся магическим боем.
— Любопытно стало? — рядом со мной раздался насмешливый голос Шена. — Знаешь, кто это?
— Нет.
— Сорита.
М-да. Мог бы и сам догадаться, кого нарисуют в зале с таким названием.
— А эти? — я кивнул на двух женщин и мужчину.
— Ретар Ней, Тиа ал’Ланкарра и Митифа Данами. В просторечии Лихорадка, Тиф и Корь.
— Ясно. Это Митифа? — я указал на желтолицую.
— Нет. Митифа та, что у ног Матери. А это — Убийца Сориты.
Как я и думал, изображенная художником Тиф совсем не походила на ту девчонку, что мы с Лаэн встретили в Песьей Травке. Совершенно ничего общего, кроме двух толстых кос, перекинутых на плечи.
— Как говорят, Корь подкараулила Мать, когда та ухаживала за цветами, — продолжил Шен. — Но сил, чтобы справиться с главой Совета у Проклятой не хватило. И если бы не подлый удар Тиф в спину главы Башни, все могло бы закончиться по-другому. Кто знает, ушли бы тогда отступники из Альсгары целыми и невредимыми?
— Сорите не повезло.
— Да. Она слишком доверяла любимой ученице. А та ее предала.
— Вся жизнь состоит из предательств, — изрек я «философскую» мысль, тут же вспомнив Молса. — А что делал Ретар?
— Благодаря ему ал’Ланкарра выбрала тьму.
— Наверное, это того стоило, — ухмыльнулся я. — Хотя, признаюсь честно, в данный момент не сочувствую ни одной из сторон. Дрязги магов — это дрязги магов. И совершенно нечего лезть в них по своей воле.
Мальчишка презрительно фыркнул:
— Мне знакомо твое негласное правило — собственная шкура всех милее.
Я вежливо улыбнулся и ничего не сказал в ответ. Щенок не прав. Но знать ему об этом совершенно не обязательно.
— Значит, самую известную из Матерей прихлопнули здесь? — изрек я.
— Да, — ответил он. — Если ты обернешься, то увидишь, где это произошло.
После недолгого раздумья я подобрал соответствующее слово:
— Впечатляет.
Участок противоположной стены был обуглен, и на ней ярко-белым пятном отпечатался женский силуэт с поднятыми руками — все, что осталось от Сориты после того, как Тиф ее основательно прожарила. Не сомневаюсь, что попади мы с Лаэн в руки к Проклятой, и нас бы ожидал точно такой же «теплый» прием. Особенно после того, как нам удалось лишить ее тела.
— А что с цветами? — я кивнул на подснежники, которые в одном месте почему-то были алыми и образовывали круглое пятно.
— Не знаю. Со времен Темного мятежа в этом месте они красные. Некоторые говорят, что они впитали кровь Сориты.
Ничего не скажешь. Очень романтично. Все так любят легенды о мучениках и их крови. Ходящие, как оказалось — не исключение. Осталось только паломников водить.
Подошла Лаэн:
— С каких это пор вы интересуетесь живописью? Да еще столь корявой?
На рисунок она бросила всего лишь мимолетный взгляд.
— Идемте, — неожиданно сухо бросил Шен. — Вас не собираются ждать вечность.
Он развернулся и поспешил к выходу из утопающего в подснежниках зала.
Глава 3
Пробраться в Высокий город оказалось невозможно. В старую часть Альсгары вели единственные ворота, которые охраняли гораздо бдительнее, чем другие. У врат, помимо закованных в панцирную броню гвардейцев и обычной городской стражи, несли караул Ходящие и Огоньки. Если бы возле створок находился только один маг, можно было рискнуть попробовать отвести ему глаза. Но когда их не меньше шести, а то и все десять — любая попытка обречена на провал.
Эта неприятность заставила Тиа рвать и метать. В сложившихся обстоятельствах такой барьер ей было не взять. Как бы она ни пряталась, кто-нибудь из выкормышей Башни обязательно почувствует отголосок ее «искры», а также плетение, удерживающее в подчинении тело и дух Порка. Тогда все мечты Проклятой о том, чтобы добраться до мальчишки-Целителя и той неуловимой парочки, точно останутся неосуществимыми. Итак, придется хорошенько поломать голову, чтобы понять, как можно дотянуться до девки и парня, которые дали себя поймать и, словно тупые мухи, влетели в ловко расставленную паутину Башни.
Положение почти безвыходное, но она — Дочь Ночи — не станет терять голову даже сейчас. Только идиотки, вроде Митифы, начинают паниковать, визжать и тянуть руки к небу, моля Мелота о снисхождении. Тиа была слеплена из несколько иной глины и оттого ненавидела недалекую тихоню-Корь всей душой. Если бы только Тальки не прикрывала бывшую воспитанницу, Тиф давно бы поговорила с Митифой по душам. Последние столетия она утешала себя только тем, что ничто не вечно. Рано или поздно Проказе надоест нянчиться с дурехой, и тогда придет время Тиа. Сейчас же у нее главное дело — приволочь Целителя к старой карге и получить нормальное тело. Такое, где она будет полноправной хозяйкой и вновь обретет все грани своего потерянного Дара.
Но, чтобы притащить Целителя, требуется оказаться рядом со светловолосым лучником, уничтожившим ее настоящую оболочку. У Проклятой была необъяснимая уверенность, что именно он обязательно приведет ее к мальчишке. «Метка» никуда не исчезла, и все еще висела над стрелком, несмотря на то, что тот попал в плен к Ходящим. Оказалось, нынешние маги еще большие неумехи, чем она думала. Пять веков передышки, последовавшие за Войной Некромантов, не пошли им на пользу и ничему не научили Башню. Произошло то, чего так боялись выступившие против Совета мятежники — искусство не получило «вливания свежей крови» в виде темной «искры» и с каждым поколением угасало все больше и больше. Ничего хорошего в этом не было, и лишь еще раз доказывало, что мятеж вспыхнул не зря. Но сейчас беспомощность Ходящих играла Тиа на руку. Пока «метка» у человека, Проклятая знает, где он, а значит, рано или поздно — найдет. Теперь же хватит и того, что стрелок, как прежде, в Альсгаре, на Скале.
Исходя из ситуации, Проклятая поступила самым разумным образом — решила ждать столько, сколько потребуется. Следует проявить терпение, и рано или поздно удача улыбнется. Целителя и девчонку самородка она доставит Тальки. А вот судьба лучника сложится не столь удачно. Он уходил уже дважды, третьего раза Тиф не допустит и поквитается за все «хорошее». Но сначала спросит о том человеке, что встретила тогда с ним у пирсов.
Тиа периодически вспоминала его. Насмешливый, проницательный взгляд и излучающий неведомую мощь клубок теней, что жил в груди незнакомца. Неприятный тип. И он может помешать ей.
Хотя…
Если бы тот хотел причинить вред, то давно бы сделал это. Сопротивляться его Дару не смогла бы даже Гинора, которую Тиа считала самой сильной из Восьми (сильнее Тальки!). Против него любой маг — словно полудохлая мышь против саблезубого барса. Впрочем, на схватку между Гинорой и тем неизвестным парнем Тиф посмотрела бы с удовольствием. Возможно, бывшая наставница Ретара смогла бы удивить незнакомца. Холера всегда всех удивляла. Рыжая бестия была умна и изворотлива, словно тысяча кошек, хотя ее всегда считали слабее Тальки, Черканы и Осо. [5]Кстати, Гинора никогда не возражала против этого. Может, Сорита с Черканой и превосходили ее мощью, а Тальки — целительством, но никто лучше Лисички не умел создавать новые, эффективные и ни на что не похожие плетения силы. В этом она была настоящим виртуозом.
Но и на Бич Войны, в конце концов, нашлась управа. После великой битвы Проклятых и Ходящих, превративших цветущий Брагун-Зан в мертвые каменистые пустоши, на которых полегли тысячи людей обеих армий, Семеро дрогнули и, огрызаясь, начали отступать к Лестнице Висельника. Пытаясь прорваться на юг. За ними по пятам гналась армия Империи, и никто из Проклятых не ушел бы, если б не Гинора.
Тиф навсегда запомнила веселую беззаботную улыбку Холеры в тот день, когда та сделала выбор, который не осмелился сделать никто из них. Они трусливо спрятались за ее спиной, а Лисичка, вместе с уцелевшими полками, маршем выступила к Рейнварру, где в то время было множество поселений, и противнику ничего не оставалось, как забыть о Лестнице Висельника, бросившись на восток, спасать мирные города. Холера увела смерть Проклятых за собой. И в итоге то, что осталось от ее армии, загнали в болота Эрлики. Эти гиблые места стали для всех, кто воевал под зелено-красными знаменами, [6]братской могилой.
Рыжая Гинора сгинула в топях без следа.
Так их осталось Шестеро, а Война Некромантов была проиграна, хотя и длилась еще долгих четыре года.
Забавно…
Тиф никогда не желала смерти ни Холере, ни Лихорадке. Первую она уважала и ценила: Гинора была неплохим человеком и никогда не делала ей зла. К тому же, именно Лисичка протянула Тиа руку помощи, когда погиб Ретар.
Ретара Тиф любила, как никого в этом мире и ради него ушла в Бездну, предала заветы Башни, вкусила плоды темной «искры», выйдя с другими отступниками против части Совета, не пожелавшей прозреть и обрекающей Башню на упадок.
Но теперь именно Гинора и Ретар мертвы, а оставшиеся пятеро больше похожи на подколодных змеюк, огненных скорпионов и могильных червей. Каждую уну приходиться ждать, что они предадут, укусят или сожрут.
Жаль!
Право, жаль, что самая близкая подруга Сориты мертва. Она-то нашла бы способ пробраться в Высокий город. Рыжая бестия знала все тайные входы и выходы в Альсгаре. А Тиф остается лишь наблюдать за ведущими на Скалу воротами. Это не сложно: в тридцати ярдах от них располагается большой трактир, окнами выходящий как раз туда, куда нужно.
Денег у Проклятой было достаточно, так что она без труда сняла комнату с надлежащим видом, и стала ждать.
Но на исходе второй недели терпение Скачущей на Урагане подошло к концу.
Неизвестность выводила ее из себя, а руки так и чесались свернуть кому-нибудь шею вместе с пустой головой, благо с последним не было никаких проблем — пустых голов в трактире хватало. Все, начиная с мелкого мальчишки-полотера и заканчивая пронырливым трактирщиком, явно желали испытать ее доброту на прочность, которая того и гляди, пойдет трещинами и лопнет, словно одно из «любимых» зеркал Аленари.
К тому же, Порк вновь решил отвоевать свое тело и, несмотря на суровые наказания, дважды «взбрыкивал», причем в не самые подходящие моменты — когда поблизости оказывались чужие глаза и уши. Вне всякого сомнения, дурак делал это ей назло, и лишь опыт Тиф позволял ей вырывать у духа пастуха, оказавшегося таким сильным, вожжи по управлению плотью. Но, несмотря на то, что Тиа каждый раз обретала контроль над оболочкой, слуги все-таки заметили странное поведение постояльца. И если бы не полновесные сорены, перекочевавшие в карман жадного трактирщика, Проклятую, как жалкого котенка, выставили бы на улицу.
С каждым днем ожидания Дочь Ночи все больше ненавидела тех, кто лишил ее тела и превратил в жалкое подобие живого человека. Ее дух требовал мести. Хотелось плюнуть на недвусмысленный приказ Тальки и убить всю троицу. Еще сильнее было желание, забыв об осторожности, пройти через ворота, ведущие в Высокий город.
Если потребуется — с боем.
Она понимала, насколько это глупо, но ничего не могла с собой поделать. Постоянное сидение в четырех стенах приводило Проклятую в состояние бешеного безумия. Еще пару дней — и она вылезет из берлоги, чтобы всеми правдами и неправдами добраться до Целителя и тех, кого он поймал.
Призыв настиг ее как нельзя вовремя. В тот самый момент, когда Тиф собиралась устроить головомойку трактирщику, подавшему к обеду непрожаренную говядину. Она с яростью захлопнула дверь перед мордой пронырливого хорька и подлетела к столу, ощущая, как по позвоночнику разливается болезненное жжение.
Рован, перемели его Бездна! Его Призыв ни с каким другим не спутаешь!
Она не желала вести беседу с братцем Ретара, но знала Чахотку не первый год и понимала, что тот не успокоится до тех пор, пока не получит желаемое. Поэтому решила не упрямиться. В нынешнем состоянии Тиа не могла разорвать плетение вызова и отмахнуться от Рована, точно от назойливой навозной мухи. Пока придется играть по чужим правилам.
Тиф пришлось рисковать, открывая «серебряное окно» в непосредственной близости от Ходящих. Единственная надежда была на то, что заклинание требовало на удивление мало жара «искры», и с улицы его было тяжело заметить. К тому же, удерживать плетение будет тот, кто послал призыв. То есть — не она. А почувствовать находящегося за десятки лиг от Альсгары Чахотку с теми возможностями, которые есть у местных магов, сложно.
Тиа взяла со стола стакан, плеснула на стену вином, и оно повисло в воздухе, превратившись в тонкое, немного подрагивающее по краям зеркало. Через несколько ун его поверхность помутнела, и появилось изображение.
Рован Ней — Владыка Смерча, Сын Вечера, Топор Запада — по прозвищу Чахотка. На этот раз он был облачен в начищенные до блеска, сверкающие на солнце доспехи. В них, точно в зеркале, отражался кусочек неба с облаками и усеянное трупами поле битвы. Тиф разглядела, что за спиной Проклятого, на утесе, возвышается крепость. Две из трех ее башен оказались разрушены и горели, отравляя безупречную голубизну неба черными столбами густого дыма.
— Делаешь успехи, — сухо сказала Тиа устами Порка, наблюдая за пожаром. — Твоя идея — все сжечь?
— Ну что ты! Я бы никогда на такое не решился. Все-таки работа Скульптора. Памятник старины. Достояние страны. Это, так сказать, каприз войны, и ничего более. Моей вины в этом нет. Здравствуй, Тиа.
— Ты, по-прежнему, изворотлив, — она пропустила его приветствие мимо ушей.
— А ты, как я посмотрю, по-прежнему, неприветлива с друзьями, — не остался он в долгу и нехорошо ухмыльнулся в светлую бороду. — Но, тем не менее, позволь сообщить тебе, что Воронье Гнездо пало.
— Представь себе, я не слепая и прекрасно вижу, что происходит. Несмотря на славу этой крепости, я не сомневалась, что ты найдешь ключик к ее воротам. Всегда держишь обещания, да? Достойная победа.
Чахотка отвесил безупречный полупоклон:
— Услышать от тебя комплимент — не меньшая победа, Дочь Ночи, — он был очень доволен собой.
— Интересно, — продолжила Тиа. — Как ты это провернул? Подсыпал в кашу гарнизона яду или подкупил кого-то из тех бедолаг, что сейчас вешают на стенах? Я не сомневаюсь в твоих полководческих талантах, но даже ты никогда бы не расщелкал такой орешек столь быстро, если бы штурмовал цитадель в лоб. В чем заключалась хитрость, скорпион?
Теперь Рован улыбался не столь приветливо.
— С чего это ты так решила?
— Дай подумать… — Проклятая состроила задумчивую физиономию. — Э-э-э… Ну, например с того, что Воронье Гнездо создавал Скульптор, а он никогда ничего не строил спустя рукава. А также потому, что наши армии и союзнички-набаторцы не пошли мимо Орлиного Гнезда и Кабана, братьев этой цитадели, а отчего-то решили добраться до Лестницы Висельника через Перешейки Лины, потеряв в боях несколько тысяч солдат и четыре десятка избранных. Большая плата, не находишь? Ну и, наконец, потому, что только благодаря хитрости Тальки и расторопности Митифы удалось взять Врата Шести Башен. Так что позволь повторить вопрос — в чем хитрость?
— Пусть это останется моей маленькой тайной, — процедил Чахотка, и его пальцы сжали рукоять меча — первый признак начинавшегося гнева. — Я не за этим вызвал тебя.
— Как тебе будет угодно. Тайна, так тайна, — пожала плечами Тиа, решившая, что не стоит выводить его из себя. — Только если ты не ждал, что я разделю с тобой радость от победы, то к чему затеял сегодняшний разговор, Рован? Неужели еще что-то заботит твои думы, кроме нашей маленькой победоносной войны? Разве не ради этого ты пришел в Империю?
Он нахмурил светлые брови, и карие глаза почернели. Тиф видела, что собеседник сдерживается с трудом. Больше пяти сотен лет они были врагами, не ладя с тех самых пор, как веселый и улыбчивый Ретар подарил Тиа свою любовь. Рован этого ей не простил, но угроза ссоры с братом заставила его молчать и ненавидеть тихо. Когда Лихорадка погиб, спасая Тиф от смерти, Чахотка счел, что больше не стоит скрывать свою ненависть. Она сжигала его, превращая в выжженную злобную пустышку, но он так и не решился бросить вызов — Тальки и Гинора были против этого поединка. К тому же, даже такой урод, как Рован не мог не понимать, что с Тиф так просто не справиться.
— Сбавь тон, Тиа! — Грозно рявкнул Рован. — Иначе мы зайдем слишком далеко, и один из нас может не вернуться. — А затем продолжил спокойнее. — Нет нужды ссориться. Я просто, по-дружески, решил предупредить тебя о своем грядущем приходе. Моя армия на марше. Если все будет хорошо, через два дня я буду под стенами Альсгары.
— Жду тебя с нетерпением.
— Ты не будешь рада меня видеть? — насмешливо спросил он.
— А ты помнишь такое время, когда я была рада? — холодно осведомилась она. — Давай оставим игры в кошки-мышки для возни с Митифой. Мы друг друга не любим, это знают все, включая тебя и меня.
— Как скажешь, — он вытащил из ножен окровавленный кинжал. — Видишь, что на клинке?
— Кровь. За оружием нужно ухаживать.
— Тебя не спросил! Это кровь Ходящей.
— Великое достижение, — фыркнула Тиа. — Ты убивал их и раньше. Что с того?
— Я убью их еще больше, если ты мне поможешь. И очищу Башню. Мы вновь войдем в нее, как в стародавние времена. Плечом к плечу. Ты ведь еще в Альсгаре? Жду, что ты откроешь мне ворота внешней стены.
— Я не вижу, почему мы должны впустую молоть уже перемолотую муку. Ведь этот вопрос мы давно обсудили. Я сделаю все, что смогу.
— Чудесно, — он сверкнул ослепительной улыбкой и убрал оружие в ножны, перед этим хорошо протерев. — Не смею больше тебя задерживать. Ах, да! — он сделал вид, будто только что вспомнил о чем-то незначительном. — Как на счет другого нашего соглашения?
— Никак.
Его глаза нехорошо прищурились, и Тиф испытала удовольствие оттого, что Чахотка пытается скрыть раздражение.
— Совсем? — все еще сдерживаясь, спросил он.
— Ага.
— Не играй со мной, Тиа! — он больше не улыбался, на скулах выступили бордовые пятна.
— Наконец-то передо мной настоящий Рован, а не его маска, — понимающе усмехнулась Проклятая. — Такой ты куда привычнее. Право жаль, что поблизости нет какой-нибудь йе-арре, и тебе не на ком выместить зло. Ты бы отрубил ей голову и перестал дуться.
Эта неприятность заставила Тиа рвать и метать. В сложившихся обстоятельствах такой барьер ей было не взять. Как бы она ни пряталась, кто-нибудь из выкормышей Башни обязательно почувствует отголосок ее «искры», а также плетение, удерживающее в подчинении тело и дух Порка. Тогда все мечты Проклятой о том, чтобы добраться до мальчишки-Целителя и той неуловимой парочки, точно останутся неосуществимыми. Итак, придется хорошенько поломать голову, чтобы понять, как можно дотянуться до девки и парня, которые дали себя поймать и, словно тупые мухи, влетели в ловко расставленную паутину Башни.
Положение почти безвыходное, но она — Дочь Ночи — не станет терять голову даже сейчас. Только идиотки, вроде Митифы, начинают паниковать, визжать и тянуть руки к небу, моля Мелота о снисхождении. Тиа была слеплена из несколько иной глины и оттого ненавидела недалекую тихоню-Корь всей душой. Если бы только Тальки не прикрывала бывшую воспитанницу, Тиф давно бы поговорила с Митифой по душам. Последние столетия она утешала себя только тем, что ничто не вечно. Рано или поздно Проказе надоест нянчиться с дурехой, и тогда придет время Тиа. Сейчас же у нее главное дело — приволочь Целителя к старой карге и получить нормальное тело. Такое, где она будет полноправной хозяйкой и вновь обретет все грани своего потерянного Дара.
Но, чтобы притащить Целителя, требуется оказаться рядом со светловолосым лучником, уничтожившим ее настоящую оболочку. У Проклятой была необъяснимая уверенность, что именно он обязательно приведет ее к мальчишке. «Метка» никуда не исчезла, и все еще висела над стрелком, несмотря на то, что тот попал в плен к Ходящим. Оказалось, нынешние маги еще большие неумехи, чем она думала. Пять веков передышки, последовавшие за Войной Некромантов, не пошли им на пользу и ничему не научили Башню. Произошло то, чего так боялись выступившие против Совета мятежники — искусство не получило «вливания свежей крови» в виде темной «искры» и с каждым поколением угасало все больше и больше. Ничего хорошего в этом не было, и лишь еще раз доказывало, что мятеж вспыхнул не зря. Но сейчас беспомощность Ходящих играла Тиа на руку. Пока «метка» у человека, Проклятая знает, где он, а значит, рано или поздно — найдет. Теперь же хватит и того, что стрелок, как прежде, в Альсгаре, на Скале.
Исходя из ситуации, Проклятая поступила самым разумным образом — решила ждать столько, сколько потребуется. Следует проявить терпение, и рано или поздно удача улыбнется. Целителя и девчонку самородка она доставит Тальки. А вот судьба лучника сложится не столь удачно. Он уходил уже дважды, третьего раза Тиф не допустит и поквитается за все «хорошее». Но сначала спросит о том человеке, что встретила тогда с ним у пирсов.
Тиа периодически вспоминала его. Насмешливый, проницательный взгляд и излучающий неведомую мощь клубок теней, что жил в груди незнакомца. Неприятный тип. И он может помешать ей.
Хотя…
Если бы тот хотел причинить вред, то давно бы сделал это. Сопротивляться его Дару не смогла бы даже Гинора, которую Тиа считала самой сильной из Восьми (сильнее Тальки!). Против него любой маг — словно полудохлая мышь против саблезубого барса. Впрочем, на схватку между Гинорой и тем неизвестным парнем Тиф посмотрела бы с удовольствием. Возможно, бывшая наставница Ретара смогла бы удивить незнакомца. Холера всегда всех удивляла. Рыжая бестия была умна и изворотлива, словно тысяча кошек, хотя ее всегда считали слабее Тальки, Черканы и Осо. [5]Кстати, Гинора никогда не возражала против этого. Может, Сорита с Черканой и превосходили ее мощью, а Тальки — целительством, но никто лучше Лисички не умел создавать новые, эффективные и ни на что не похожие плетения силы. В этом она была настоящим виртуозом.
Но и на Бич Войны, в конце концов, нашлась управа. После великой битвы Проклятых и Ходящих, превративших цветущий Брагун-Зан в мертвые каменистые пустоши, на которых полегли тысячи людей обеих армий, Семеро дрогнули и, огрызаясь, начали отступать к Лестнице Висельника. Пытаясь прорваться на юг. За ними по пятам гналась армия Империи, и никто из Проклятых не ушел бы, если б не Гинора.
Тиф навсегда запомнила веселую беззаботную улыбку Холеры в тот день, когда та сделала выбор, который не осмелился сделать никто из них. Они трусливо спрятались за ее спиной, а Лисичка, вместе с уцелевшими полками, маршем выступила к Рейнварру, где в то время было множество поселений, и противнику ничего не оставалось, как забыть о Лестнице Висельника, бросившись на восток, спасать мирные города. Холера увела смерть Проклятых за собой. И в итоге то, что осталось от ее армии, загнали в болота Эрлики. Эти гиблые места стали для всех, кто воевал под зелено-красными знаменами, [6]братской могилой.
Рыжая Гинора сгинула в топях без следа.
Так их осталось Шестеро, а Война Некромантов была проиграна, хотя и длилась еще долгих четыре года.
Забавно…
Тиф никогда не желала смерти ни Холере, ни Лихорадке. Первую она уважала и ценила: Гинора была неплохим человеком и никогда не делала ей зла. К тому же, именно Лисичка протянула Тиа руку помощи, когда погиб Ретар.
Ретара Тиф любила, как никого в этом мире и ради него ушла в Бездну, предала заветы Башни, вкусила плоды темной «искры», выйдя с другими отступниками против части Совета, не пожелавшей прозреть и обрекающей Башню на упадок.
Но теперь именно Гинора и Ретар мертвы, а оставшиеся пятеро больше похожи на подколодных змеюк, огненных скорпионов и могильных червей. Каждую уну приходиться ждать, что они предадут, укусят или сожрут.
Жаль!
Право, жаль, что самая близкая подруга Сориты мертва. Она-то нашла бы способ пробраться в Высокий город. Рыжая бестия знала все тайные входы и выходы в Альсгаре. А Тиф остается лишь наблюдать за ведущими на Скалу воротами. Это не сложно: в тридцати ярдах от них располагается большой трактир, окнами выходящий как раз туда, куда нужно.
Денег у Проклятой было достаточно, так что она без труда сняла комнату с надлежащим видом, и стала ждать.
Но на исходе второй недели терпение Скачущей на Урагане подошло к концу.
Неизвестность выводила ее из себя, а руки так и чесались свернуть кому-нибудь шею вместе с пустой головой, благо с последним не было никаких проблем — пустых голов в трактире хватало. Все, начиная с мелкого мальчишки-полотера и заканчивая пронырливым трактирщиком, явно желали испытать ее доброту на прочность, которая того и гляди, пойдет трещинами и лопнет, словно одно из «любимых» зеркал Аленари.
К тому же, Порк вновь решил отвоевать свое тело и, несмотря на суровые наказания, дважды «взбрыкивал», причем в не самые подходящие моменты — когда поблизости оказывались чужие глаза и уши. Вне всякого сомнения, дурак делал это ей назло, и лишь опыт Тиф позволял ей вырывать у духа пастуха, оказавшегося таким сильным, вожжи по управлению плотью. Но, несмотря на то, что Тиа каждый раз обретала контроль над оболочкой, слуги все-таки заметили странное поведение постояльца. И если бы не полновесные сорены, перекочевавшие в карман жадного трактирщика, Проклятую, как жалкого котенка, выставили бы на улицу.
С каждым днем ожидания Дочь Ночи все больше ненавидела тех, кто лишил ее тела и превратил в жалкое подобие живого человека. Ее дух требовал мести. Хотелось плюнуть на недвусмысленный приказ Тальки и убить всю троицу. Еще сильнее было желание, забыв об осторожности, пройти через ворота, ведущие в Высокий город.
Если потребуется — с боем.
Она понимала, насколько это глупо, но ничего не могла с собой поделать. Постоянное сидение в четырех стенах приводило Проклятую в состояние бешеного безумия. Еще пару дней — и она вылезет из берлоги, чтобы всеми правдами и неправдами добраться до Целителя и тех, кого он поймал.
Призыв настиг ее как нельзя вовремя. В тот самый момент, когда Тиф собиралась устроить головомойку трактирщику, подавшему к обеду непрожаренную говядину. Она с яростью захлопнула дверь перед мордой пронырливого хорька и подлетела к столу, ощущая, как по позвоночнику разливается болезненное жжение.
Рован, перемели его Бездна! Его Призыв ни с каким другим не спутаешь!
Она не желала вести беседу с братцем Ретара, но знала Чахотку не первый год и понимала, что тот не успокоится до тех пор, пока не получит желаемое. Поэтому решила не упрямиться. В нынешнем состоянии Тиа не могла разорвать плетение вызова и отмахнуться от Рована, точно от назойливой навозной мухи. Пока придется играть по чужим правилам.
Тиф пришлось рисковать, открывая «серебряное окно» в непосредственной близости от Ходящих. Единственная надежда была на то, что заклинание требовало на удивление мало жара «искры», и с улицы его было тяжело заметить. К тому же, удерживать плетение будет тот, кто послал призыв. То есть — не она. А почувствовать находящегося за десятки лиг от Альсгары Чахотку с теми возможностями, которые есть у местных магов, сложно.
Тиа взяла со стола стакан, плеснула на стену вином, и оно повисло в воздухе, превратившись в тонкое, немного подрагивающее по краям зеркало. Через несколько ун его поверхность помутнела, и появилось изображение.
Рован Ней — Владыка Смерча, Сын Вечера, Топор Запада — по прозвищу Чахотка. На этот раз он был облачен в начищенные до блеска, сверкающие на солнце доспехи. В них, точно в зеркале, отражался кусочек неба с облаками и усеянное трупами поле битвы. Тиф разглядела, что за спиной Проклятого, на утесе, возвышается крепость. Две из трех ее башен оказались разрушены и горели, отравляя безупречную голубизну неба черными столбами густого дыма.
— Делаешь успехи, — сухо сказала Тиа устами Порка, наблюдая за пожаром. — Твоя идея — все сжечь?
— Ну что ты! Я бы никогда на такое не решился. Все-таки работа Скульптора. Памятник старины. Достояние страны. Это, так сказать, каприз войны, и ничего более. Моей вины в этом нет. Здравствуй, Тиа.
— Ты, по-прежнему, изворотлив, — она пропустила его приветствие мимо ушей.
— А ты, как я посмотрю, по-прежнему, неприветлива с друзьями, — не остался он в долгу и нехорошо ухмыльнулся в светлую бороду. — Но, тем не менее, позволь сообщить тебе, что Воронье Гнездо пало.
— Представь себе, я не слепая и прекрасно вижу, что происходит. Несмотря на славу этой крепости, я не сомневалась, что ты найдешь ключик к ее воротам. Всегда держишь обещания, да? Достойная победа.
Чахотка отвесил безупречный полупоклон:
— Услышать от тебя комплимент — не меньшая победа, Дочь Ночи, — он был очень доволен собой.
— Интересно, — продолжила Тиа. — Как ты это провернул? Подсыпал в кашу гарнизона яду или подкупил кого-то из тех бедолаг, что сейчас вешают на стенах? Я не сомневаюсь в твоих полководческих талантах, но даже ты никогда бы не расщелкал такой орешек столь быстро, если бы штурмовал цитадель в лоб. В чем заключалась хитрость, скорпион?
Теперь Рован улыбался не столь приветливо.
— С чего это ты так решила?
— Дай подумать… — Проклятая состроила задумчивую физиономию. — Э-э-э… Ну, например с того, что Воронье Гнездо создавал Скульптор, а он никогда ничего не строил спустя рукава. А также потому, что наши армии и союзнички-набаторцы не пошли мимо Орлиного Гнезда и Кабана, братьев этой цитадели, а отчего-то решили добраться до Лестницы Висельника через Перешейки Лины, потеряв в боях несколько тысяч солдат и четыре десятка избранных. Большая плата, не находишь? Ну и, наконец, потому, что только благодаря хитрости Тальки и расторопности Митифы удалось взять Врата Шести Башен. Так что позволь повторить вопрос — в чем хитрость?
— Пусть это останется моей маленькой тайной, — процедил Чахотка, и его пальцы сжали рукоять меча — первый признак начинавшегося гнева. — Я не за этим вызвал тебя.
— Как тебе будет угодно. Тайна, так тайна, — пожала плечами Тиа, решившая, что не стоит выводить его из себя. — Только если ты не ждал, что я разделю с тобой радость от победы, то к чему затеял сегодняшний разговор, Рован? Неужели еще что-то заботит твои думы, кроме нашей маленькой победоносной войны? Разве не ради этого ты пришел в Империю?
Он нахмурил светлые брови, и карие глаза почернели. Тиф видела, что собеседник сдерживается с трудом. Больше пяти сотен лет они были врагами, не ладя с тех самых пор, как веселый и улыбчивый Ретар подарил Тиа свою любовь. Рован этого ей не простил, но угроза ссоры с братом заставила его молчать и ненавидеть тихо. Когда Лихорадка погиб, спасая Тиф от смерти, Чахотка счел, что больше не стоит скрывать свою ненависть. Она сжигала его, превращая в выжженную злобную пустышку, но он так и не решился бросить вызов — Тальки и Гинора были против этого поединка. К тому же, даже такой урод, как Рован не мог не понимать, что с Тиф так просто не справиться.
— Сбавь тон, Тиа! — Грозно рявкнул Рован. — Иначе мы зайдем слишком далеко, и один из нас может не вернуться. — А затем продолжил спокойнее. — Нет нужды ссориться. Я просто, по-дружески, решил предупредить тебя о своем грядущем приходе. Моя армия на марше. Если все будет хорошо, через два дня я буду под стенами Альсгары.
— Жду тебя с нетерпением.
— Ты не будешь рада меня видеть? — насмешливо спросил он.
— А ты помнишь такое время, когда я была рада? — холодно осведомилась она. — Давай оставим игры в кошки-мышки для возни с Митифой. Мы друг друга не любим, это знают все, включая тебя и меня.
— Как скажешь, — он вытащил из ножен окровавленный кинжал. — Видишь, что на клинке?
— Кровь. За оружием нужно ухаживать.
— Тебя не спросил! Это кровь Ходящей.
— Великое достижение, — фыркнула Тиа. — Ты убивал их и раньше. Что с того?
— Я убью их еще больше, если ты мне поможешь. И очищу Башню. Мы вновь войдем в нее, как в стародавние времена. Плечом к плечу. Ты ведь еще в Альсгаре? Жду, что ты откроешь мне ворота внешней стены.
— Я не вижу, почему мы должны впустую молоть уже перемолотую муку. Ведь этот вопрос мы давно обсудили. Я сделаю все, что смогу.
— Чудесно, — он сверкнул ослепительной улыбкой и убрал оружие в ножны, перед этим хорошо протерев. — Не смею больше тебя задерживать. Ах, да! — он сделал вид, будто только что вспомнил о чем-то незначительном. — Как на счет другого нашего соглашения?
— Никак.
Его глаза нехорошо прищурились, и Тиф испытала удовольствие оттого, что Чахотка пытается скрыть раздражение.
— Совсем? — все еще сдерживаясь, спросил он.
— Ага.
— Не играй со мной, Тиа! — он больше не улыбался, на скулах выступили бордовые пятна.
— Наконец-то передо мной настоящий Рован, а не его маска, — понимающе усмехнулась Проклятая. — Такой ты куда привычнее. Право жаль, что поблизости нет какой-нибудь йе-арре, и тебе не на ком выместить зло. Ты бы отрубил ей голову и перестал дуться.