Страница:
Пелам Гренвилл Вудхаус
Лорд Эмсворт и другие
Волна преступлений в Бландингском замке
© Перевод. Н. Трауберг, наследники, 2012.День, когда беззаконие подняло свою мерзкую голову, отличался особой красотой. Солнце сверкало на васильковом небе, а человека так и тянуло медленно и подробно описать древние башни, мягкие газоны, величавые деревья, нарядных пчел и учтивых птиц, освещенных летними лучами.
Но любители детективов не отличаются терпением. Минуя частности, они ищут сути. «Когда началось это темное дело?» – спрашивают они. – «Кто замешан в него?» «Пролилась ли кровь, а если да, то сколько?» Наконец, «Кто где был в то или иное время?» Умелый летописец должен сообщить все это как можно раньше.
Поэтому я скажу, что волна преступлений, едва не разрушившая один из славнейших замков Шропшира, началась под вечер, летом, а участники располагались следующим образом:
Кларенс, девятый граф Эмсвортский, владелец упомянутого замка, беседовал с главным садовником о зеленом горошке;
Сестра его, леди Констанс, ходила по уступу с молодым человеком в очках, Рупертом Бакстером, который некоторое время был секретарем у лорда;
Бидж, дворецкий, сидел в шезлонге за домом, курил сигару и читал шестнадцатую главу детектива под названием «Человек без пальца»;
Джордж, внук девятого графа, шнырял в кустах с духовым ружьем, своим любимым другом;
Джейн, племянница того же графа, смотрела из беседки на озеро;
Солнце спокойно освещало газоны, башни, деревья, пчел и отборных птиц.
Граф вышел из теплицы и направился к дому. Он был очень счастлив. Еще с утра он испытывал радость и покой, которые устояли перед беседой с садовником. Обычно этот мул в человеческом облике отвечал на все доводы: «Ф-ф-фы-ф!..» и «Гр-р-р…», потом теребил подбородок, не отвечая ничего и раздражая тем самым чувствительного хозяина. Но сегодня он превзошел голливудского поддакивателя, и у графа не было неприятного чувства, что, только он повернется, все его здоровые советы мгновенно исчезнут.
Приближаясь к террасе, он мурлыкал несложную мелодию. Дальнейшие действия были ему ясны. Часик-другой, пока жара не спадет, он почитает книгу о свиньях. Потом понюхает розу или несколько роз, а может быть – покопается в земле. Душа его жаждала только таких невинных наслаждений, тихой и мирной жизни, когда никто к тебе не лезет.
Слава Богу, теперь, без Бакстера, никто к нему и не лез. Правда, не так давно было что-то такое – Джейн хотела выйти замуж, Констанс ей не разрешала – но вроде бы все уладилось. Да и тогда, когда женский визг оглашал округу, а Конни постоянно повторяла: «Кларенс, ты не слушаешь!», его утешала мысль о том, что Бакстера больше нет.
Гранитный бизнесмен с могучей челюстью не понял бы этих чувств. Для всяких титанов секретарь – просто мальчишка на посылках. Однако в данном случае главенствовал наемный работник. Они с графом напоминали кроткого короля и наглого премьер-министра с замашками диктатора. Пока Бакстер не ушел к американцу по фамилии Джевонс, он помыкал злосчастным лордом, мучил его, терзал, вечно чего-то требовал. То надо было что-то запомнить, то что-то подписать… Ни минуты покоя. И вот, он ушел; единственный змей исчез из райского сада. Какое счастье!
Все еще мурлыкая, граф подошел к террасе – и несложный напев замер на его устах.
– О Господи! – воскликнул он.
Как всегда в минуты волненья, пенсне упало, он поймал его и побыстрее надел, чтобы убедиться, что все это – обман зрения. Но нет. Перед ним, беседуя с леди Констанс, стоял сам Руперт Бакстер.
Леди приятно улыбалась, как улыбаются женщины, когда наносят удар родным и близким.
– Кларенс, – сообщила она, – вот мистер Бакстер.
– А, – сказал граф.
– Он путешествует на мотоцикле и заглянул к нам.
– А, – снова сказал хозяин замка.
Голос его был глух, ибо душа страдала. Граф знал свою сестру. Путешествует, видите ли! Так она и отпустит своего любимца. Надо воспротивиться; и граф глухо сказал: «А».
Леди Констанс поджала губы. Слово «а» вкупе с блеском глаз и отвисшей челюстью не предвещало ничего хорошего.
– Кларенс! – сказала сестра голосом укротительницы, и прибавила, уже Бакстеру: – Простите, пожалуйста! Мне надо поговорить с братом.
После чего отвела в сторонку побледневшего пэра и сказала:
– Ну ты свинья!
Заветное слово вернуло графа к действительности.
– Свинья? – спросил он. – Что с ней?
– Ты, ты свинья, – пояснила леди. – Мог бы спросить Бакстера, как он поживает.
– Я и так вижу. А почему он здесь?
– Заехал по пути.
– А почему он ездит? Я думал, он служит у этого самого.
– От мистера Джевонса он ушел.
– Что?
– У-шел. Не хотел покидать Англию.
Граф зашатался. Он никогда не видел чикагскую акулу, но очень любил, как любят врача, которому удалось справиться с опасной болезнью.
– Значит, он свободен? – вскричал несчастный лорд.
– Да. И очень кстати. Надо что-то делать с Джорджем.
– А кто такой Джордж?
– Твой внук, – ответила леди с тем холодным терпением, которое часто помогало ей беседовать с братом. – У твоего наследника, Бошема, есть два сына, Джеймс и Джордж. Младший из них проводит здесь лето. Возможно, ты его заметил. Такой темно-рыжий, с веснушками.
– Ах, Джордж! Так бы и сказала. Конечно, я его знаю. Он мой внук. А что с ним случилось?
– Отбился от рук. Вчера, к примеру, разбил окно. Он вечно стреляет из духового ружья.
– Ему не хватает материнской заботы? – спросил лорд, смутно припомнив, что именно это говорят в подобных случаях.
– Ему не хватает воспитателя. К счастью, Бакстер согласился занять это место.
– Что?
– То. Мы обо всем договорились. Сейчас я пошлю в «Герб Эмсвортов» за его вещами.
Перепуганный граф лихорадочно искал доводов, которые сорвали бы этот ужасный план.
– Какое место? Он же путешествует.
– Не беспокойся. Он задержится здесь.
– Но…
– Это просто чудо! Бакстер быстро справится с Джорджем. У него твердая рука.
Сказав так, леди отвернулась, а лорд пошел в библиотеку.
Он очень страдал. Как-то, в Лондоне, ему довелось услышать такое выражение. В клубе, после ленча, за кофе шел разговор о политике, и кто-то упомянул эту самую твердую руку. Судя по всему, она исключительно неприятна.
Близорукий человек без очков, но в расстроенных чувствах может на что-то налететь. В данном случае налетел он на темно-рыжего мальчика с веснушками, выскочившего из кустов.
– Ой, дед, прости! – воскликнул тот.
Граф надел пенсне и сказал:
– Джордж! Ты хоть смотришь, куда идешь?
– Прости, дед!
– Ты мог меня сильно ударить.
– Прости, дед.
– Смотри себе под ноги.
– Ладно, дедуля.
– Не называй меня «дедуля»!
– Ну ладно, дед. А что за хмырь с тетей Конни? Воспитатель поправил бы этот вульгаризм, равно как и то, что юный Джордж показал на Бакстера пальцем. Граф посмотрел на секретаря (в душе он уже опустил слово «бывший»), и ему показалось, что у того какой-то хозяйский вид. Так оглядывает монарх завоеванные земли.
– Это мистер Бакстер, – отвечал он.
– Рожа – будь здоров, – заметил Джордж.
Граф не совсем его понял, но ощутил правду и до того растрогался, что мог бы дать внуку сикспенс.
– Ты так думаешь? – проверил он.
– А что ему тут нужно? – ответил внук вопросом.
Граф загрустил. Ему не хотелось огорчать этого прекрасного мальчика. Но кто-то все равно скажет…
– Он будет твоим воспитателем.
– Кем-кем? – в полном ужасе вскричал Джордж. – Воспитателем? То есть вос-пи-та-те-лем? Да сейчас каникулы! Зачем он мне нужен? Лето сейчас, лето. На что он мне дался? Это надо же, на каникулах…
Он говорил бы и дальше, ему было что сказать, но тут раздался красивый и властный голос:
– Джо-ордж!
– Нет, я говорю, летом…
– Иди сюда. Познакомься с мистером Бакстером.
– У-ух! – сказало бедное дитя и мрачно направилось к террасе. Граф пошел в библиотеку, остро жалея того, кто оказался столь близким по духу. Он-то знал, каково Джорджу. При всем своем тугодумии, он понял жалобы внука. И впрямь, кому нужен воспитатель на каникулах?
Тихо вздохнув, пэр Англии достиг библиотеки и нашел книгу.
Далеко не всякая книга отвлекла бы его в такое время, но эта – отвлекла. «Уход за свиньей» поглотил его. Славная глава о болтанке увела от мирских забот, и настолько, что минут через двадцать он резко вздрогнул, услышав скрип двери. Пенсне упало, как обычно, однако чутье поведало, что пришла сестра.
– Господи, Конни! – начал он, но она прервала его.
– Кларенс, – сказала она трагическим голосом, – случилось самое страшное.
– Э-э?..
– Он здесь.
– Кто?
– Ну, я тебе говорила.
– О ком?
Долгое общение с братом приучило леди Констанс освежать его память, и она произнесла, как учительница, обращающаяся к самому тупому ученику:
– Я тебе говорила – не менее ста раз, – что Джейн познакомилась в Девоншире – с одним субъектом. Он ей понравился, – и, конечно, – она называет это любовью. Видимо, они обручились. Денег у него нет. Перспектив – тоже. Что там, Джейн говорит, что у него нет профессии.
– Кто такая Джейн? – вежливо спросил граф.
– О, Кларенс! – сказала леди. – Это твоя племянница.
– А, моя племянница! Да. Да, конечно. Ее зовут Джейн. Значит, моя…
– Кла-а-аренс! Ради Бога! Не бормочи. Хоть раз в жизни прояви твердость.
– Что проявить?
– Твердость. Топни ногой.
– То есть как?
– Так. Я надеялась, что она забыла эту чушь. Вроде бы не грустила. Я думаю, они переписывались. Теперь он приехал.
– Кто?
– Он!
– Куда?
– В деревню, вчера вечером. Я об этом узнала совершенно случайно. Спросила Джорджа, не видел ли он Джейн, а он говорит, видел, она пошла к озеру. Пошла и я, а там молодой человек в бриджах. Они целовались под навесом.
Граф пощелкал языком.
– На солнце лучше, – заметил он.
Леди подняла ногу, но удержалась и топнула по ковру. Знатность – это знатность.
– Джейн не в себе. Она просто обнаглела. Говорит, что они поженятся. А у него нет ни денег, ни работы!
– Какой работы?
– Никакой. А вообще, в Девоншире он хотел стать управляющим.
– А, да! – сказал граф. – Помню. Она мне о нем говорила. Просит взять его на место Симмонса, тот скоро уходит. Хороший человек, – расчувствовался пэр, – сколько лет тут работал… Прямо не знаю, как мы без него обойдемся. Но, – он повеселел, – можно взять твоего субъекта. Джейн его очень хвалит.
Леди Констанс медленно встала.
– Кларенс, – в ужасе спросила она, – ты ничего не обещал?
– Как же, обещал.
– Какой кошмар! Они немедленно поженятся.
– И прекрасно. Она хорошая девушка. Будет ему верной женой.
– Кларенс, – не сразу выговорила леди, – я найду ее и скажу, что ты передумал. Изменил мнение.
– Какое?
– Такое. Не дашь ему места.
– Я же дам!
– Нет.
Увидев ее взгляд, граф понял, что она не ошиблась. Так часто бывало. Но что с того?
– Конни, – начал он, – ты подумай…
– Хватит, – отвечала она. – Все решено.
И, бросив последний взгляд, она ушла.
Лорд Эмсворт взял свою книгу, надеясь, что та утешит его смятенный дух. Она бы и утешила, но дверь скрипнула снова, и вошла Джейн.
Племянница пэра была третьей в ряду шропширских красавиц. Обычно она походила на утреннюю розу, и вы бы могли подумать, что пылкий любитель роз обрадуется.
Но не думайте. Граф огорчился. Он предпочитал, чтобы розы были помягче, тем более – не хотел, что они глядели на него, как на мокрицу.
Ему удалось припомнить, что Джейн – дочь его сестры Шарлотты, которую сведущие люди считали еще вреднее, чем леди Констанс или леди Джулия. Граф до сих пор вздрагивал от ее давних реплик, а сейчас, посмотрев на племянницу, подметил явное сходство.
Как и мать, она перешла прямо к делу.
– Дядя Кларенс, – сказала она, – что вы натворили?
Граф откашлялся.
– Кто, я?
– Вы.
– Натворил?
– Вот именно.
– А, натворил. Да, да… Ты о чем?
– Вы прекрасно знаете. Тетя Конни говорит, что вы передумали.
– Я? Э-э-э… Мня-а…
– Так передумали или нет?
– Мня-э… Д-да. П-п-передумал.
– Нет, надо быть такой мокрицей! – вскричала Джейн. – Склизкой, мерзкой, гадкой, бесхребетной мокри…
Граф многого ожидал, но все-таки затрясся.
– Разве можно так говорить с дядей? – спросил он, стараясь изобразить достоинство.
– Знали бы вы, как я хочу говорить! – воскликнула Джейн. – Передумали… А где же честь? Где милосердие? Нет, каков мерзавец!
– Я не мерзавец.
– Мерзавец, мерзавец. Губите мне жизнь. Ну, ничего! Я все равно выйду за Джорджа.
Граф искренне удивился:
– За Джорджа? Конни говорила, что ты любишь девонширского субъекта.
– Его зовут Джордж Аберкромби.
– Вот как? – Граф успокоился. – А я-то подумал, что ты про Джорджа. За него ты не можешь выйти, он маленький. Сколько ему? Десять? Одиннадцать?
– Дя-дя!
– Да, моя дорогая?
– Не говорите глупостей.
– Моя дорогая!
– А что же это? Я тут гибну, а вы, чем понять и пожалеть, болбочете что-то про Джорджа.
– Да я только…
– Спасибо, я слышала. Вот уж от кого не ожидала! Я думала, вы меня любите.
– Я и люблю.
– Что-то непохоже. Сговорились с тетей, губите мою жизнь…
Граф вспомнил хорошую фразу.
– Я забочусь о твоих интересах.
Вышло не очень хорошо. Джейн изрыгнула пламя.
– Каких еще интересах? Послушать тетю Конни, я подобрала какое-то пугало. Аберкромби – одна из лучших фамилий Девоншира. Восходят к Вильгельму Завоевателю. О крестовых походах и не говорю. Когда ваши предки трудились в тылу ради великой Англии, Аберкромби бились с неверными.
– Со мной учился один Аберкромби, – сообщил граф.
– Надеюсь, он вас бил. Нет, нет, простите! Я очень хочу воздержаться от… как же это?
Лорд Эмсворт сказал, что не знает.
– А, вот! От язвительности. Надо сохранять спокойствие и разум. Дядя Кларенс, честное слово, Джордж вам понравится. Он просто замечательный. Представьте, в Уимблдоне он попал в первую восьмерку.
– Да? А что это?
– Он прекрасно разбирается в хозяйстве. Здесь сразу сказал, что деревья подзапустили.
– Какая наглость! – возмутился лорд. – Они в идеальном состоянии.
– Джорджу виднее. Он в них разбирается.
– И я разбираюсь.
– Хуже, чем он. Ну ладно. Вернемся к тому, что вы меня губите. Побойтесь Бога, дядя Кларенс, примите мою сторону. Это очень важно. Вы что, никого не любили?
– Конечно, любил. Десятки раз. Вот я тебе расскажу, очень забавно…
– Не хочу ничего слышать.
– Нет, правда, очень…
– Лучше скажите, что берете Джорджа на место Симмонса.
– Тетя, знаешь ли, сердится…
– Знаю. Она хочет, чтобы я вышла за этого кретина.
– Какого?
– Берти Регета. А я не выйду, хоть бы все другие перемерли.
– Есть такая песенка. Только там «Если б все другие умерли…». Какже дальше? А, вот! «И остались только мы с тобой…»
– Дядя!
– Да, моя дорогая?
– Пожалуйста, не пойте. Вы не в трактире.
– В жизни не был в трактире.
– И не на концерте. У меня же гибнет жизнь! А вы сперва гадаете, сколько лет этой малявке, потом предлагаете какие-то забавные истории, потом поете шансонетки…
– Это не шансонетка.
– Странно. Очень похоже.
– Да?
– Вы скажите, что будете делать.
– С чем?
Джейн помолчала и была так похожа на мать, что граф задрожал.
– Дядя, – сказала она низким дрожащим голосом, – вы что, не поняли, о чем мы беседуем? Дадите вы Джорджу работу или нет?
– Ну…
– Ну?
– Ну-у…
– Сколько можно повторять это дурацкое слово! Дадите или нет?
– Моя дорогая, что я могу? Твоя тетя так сердится…
Он приостановился, и тут раздались разные звуки. Высокий голос леди Констанс прерывали вскрики Джорджа, но все перекрывал баритон Руперта Бакстера. Граф обрадовался, что можно переменить тему.
– О Господи! – воскликнул он. – Что там такое?
Подбежав к окну, он увидел только Бакстера, курившего сигарету. Обернувшись, он с облегчением вздохнул, поскольку Джейн исчезла. Собираясь погрузиться в главу о болтанке, он услышал скрип двери. На пороге стояла Джейн, холодно глядя на него.
– Читаете, дядя Кларенс?
– А? Э? О да, читаю! «Уход», знаешь ли, «за свиньей».
– Где ваша совесть? Кстати, вы любите романы из жизни ковбоев?
– Ковбоев? Нет. Я их не читал.
– А я вот читала. Думала вас спросить, что значит одна фраза. Ковбой говорит другому ковбою…
– Да?
– Да. Говорит. Значит, первый ковбой сказал второму: «Ну, Хэнк Спиви, ты гад, мордоворот, мозгляк, слизняк, вонючка!» Я не совсем поняла.
– Я тоже, моя дорогая.
– Вот как? А казалось бы…
– Что-что?
– Ничего.
Джейн вышла, граф вернулся к «Свинье». Но читал он недолго. При всей своей рассеянности он догадывался, что вел себя не лучшим образом.
Мы не знаем, долго ли он размышлял, но не очень мало, поскольку тени на террасе заметно удлинились. Собравшись было поискать утешения среди цветов, он снова услышал скрип (нет, сколько можно!) и увидел Биджа, дворецкого. В одной руке тот держал духовое ружье, в другой – серебряное блюдце, на котором стояла коробочка.
Бидж делал все, что делал, с величием жреца, совершающего службу у священного жертвенника. Нелегко быть величавым, когда ты несешь духовое ружье и блюдечко с коробочкой, но ему это удалось. Он приблизился к лорду Эмсворту и положил перед ним свои дары, словно они – священная жертва, а граф – племенной бог.
Надо заметить, что тот принял их как бог, которому не угодили.
– Что тут еще? – спросил он.
– Духовое ружье, милорд.
– Вижу. А зачем оно мне?
– Миледи приказала отнести его, насколько я понял, – для сохранности. Оружие изъяли у мастера Джорджа.
– Как можно обижать мальчика? – возмутился пэр, воспылавший любовью к внуку с тех пор, как тот назвал Бакстера рожей.
– Миледи не сказала мне об этом, милорд, – отвечал дворецкий. – Она велела отнести оружие.
В эту минуту вошла леди Констанс и пролила свет на тайну.
– А, Бидж его принес! Запри его куда-нибудь. Джорджу нельзя им пользоваться.
– Почему?
– Потому что он выстрелил в Бакстера.
– Что?
– Да, выстрелил. Я заметила, что он мрачен, и сказала: «Вот твой воспитатель». Он юркнул в кусты, а сейчас из них вылетела пуля.
– Ура! – воскликнул граф. – То есть «увы».
Они помолчали. Пэр Англии с любопытством рассматривал ружье.
– Пиф-паф! – сказал он, прицеливаясь в бюст Аристотеля.
– Осторожно, Кларенс! – вскричала сестра. – А вдруг оно заряжено?
– Ты же сама говоришь, «вылетела пуля». – Граф подергал курок. – Да, не заряжено.
Странное, печальное чувство овладело им. Забытые мелочи детства шевелились в его голове.
– Ах, Господи! – сказал он. – Сто лет их не держал. У вас было такое ружье, Бидж?
– Да, милорд, в далеком отрочестве.
– Помню, Джулия взяла его, чтобы подстрелить гувернантку. А ты помнишь, Конни?
– Не говори глупостей.
– Это не глупости. Она ее подстрелила. К счастью, тогда носили корсеты. Помните, Бидж, как Джулия стреляла в гувернантку?
– По-видимому, милорд, я еще не служил в вашем доме.
– Хватит, – сказала леди Констанс. – Вы свободны, Бидж.
И прибавила, когда он ушел:
– Кларенс, как можно говорить такое при слугах!
– А что? Она подстрелила…
– Предположим. Но зачем открывать это дворецкому?
– Как же ее звали? Вроде начиналось с…
– Не важно. Расскажи мне про Джейн. Ты с ней беседовал?
– Да. О да, беседовал!
– Надеюсь, ты был тверд.
– Еще бы! Я сказал: «Вот что, милая…» Слушай, Конни, зачем мы ее мучаем? Губим ей жизнь…
– Так я и знала, она тебя обойдет! Нет, как ты можешь…
– Он же приличный человек. Как-никак Аберкромби. Еще при крестоносцах…
– Я не позволю своей племяннице выйти за нищего.
– Знаешь, за Регета она не выйдет. Так прямо и сказала: «даже если все перемрут»…
– Мне не интересно, что она сказала. И вообще, хватит. Сейчас я пришлю к тебе Джорджа, чтобы ты с ним поговорил.
– Я занят.
– Нет. Ты не занят.
– Мне надо посмотреть на цветы.
– Нет, не надо. Ты поговоришь с Джорджем. Объясни ему, что он натворил. Бакстер страшно расстроен.
– А! – вскричал граф. – Вспомнил! Мисс Мейплтон.
– Что? Кто это?
– Гувернантка Джулии.
– При чем она тут? Ты должен побеседовать с Джорджем.
– Хорошо, хорошо, хорошо.
– Значит, я его к тебе посылаю.
Вскоре вошел Джордж, слишком веселый для преступника.
– Привет, – сказал он.
– Здравствуй, мой мальчик.
– Тетя говорит, ты хочешь меня видеть.
– А? Да, да, да. Хочу. Именно, хочу. Как не хотеть! Что это значит, а?
– Ты о чем?
– Стреляешь в людей. Ну, в Бакстера. Это нехорошо. Это… э-э… плохо. Опасно. Можно выбить им глаз.
– Я стрелял не в глаз. Он наклонился, завязывал шнурки. Лорд буквально ожил.
– Что? Ты попал прямо… э… в это?
– Да. Прямо.
– Хо-хо-хо! То есть какой ужас. А он… э-э… подскочил?
– Еще как!
– Ха-ха!
– Ха-ха-ха!
– Ха-ха-ха-ххх… м-дэ… Ну, словом… В общем, Джордж, я заберу это… хм…
– Ладно, дед, – ответил внук с легкостью человека, у которого есть две рогатки.
– Нельзя подстреливать… э-э… людей.
– Ладно, шеф.
Лорд Эмсворт погладил ружье, все больше тоскуя.
– Знаешь, мой дорогой, – признался он, – у меня такое было.
– Попал в кого-нибудь?
– Конечно, – не без надменности ответил граф. – Во всяких зверьков… э… птичек. Я был очень метким. А сейчас забыл, как его заряжают…
– Вот так, дед. Так – так – и так.
– Да? Прекрасно. Превосходно. Собственно, я и сам вспомнил.
– Убить не убьешь, – продолжил отрок с некоторой печалью, – а подскочить – подскочат. Даже корова.
– И Бакстер.
– Ха-ха-ха!
– Ха-ха-ха…
Лорд снова одернул себя.
– Нехорошо над этим смеяться, мой мальчик, – сказал он. – Это не шутки. Людей подстреливать… э… нельзя.
– Так он же рожа.
– Рожа, конечно, – согласился граф. – Однако… он твой воспитатель.
– А зачем меня летом воспитывать? Целый год пашешь, только дождешься, – голос его задрожал, – и на тебе, воспитатель! Нехорошо. Да, нехорошо.
Граф мог сказать, что в замке творятся дела и похуже, но удержался и кротко отпустил внука, поглаживая ружье. Когда тот ушел, он стал вспоминать детство.
Счастливые дни, да, счастливые дни. Он точно помнил, под каким углом Джулия держала ружье. Помнил он и светлое, радостное утро, когда он сам выходил на охоту. Странно, что с течением лет тяга эта исчезает.
Или нет?
Граф вздрогнул, пенсне повисло на шнурке. Конечно, нет! Тяга просто притихла лет на сорок с лишним, ну – на пятьдесят. Она уснула, но вот, зашевелилась. Сидя с ружьем, он снова становился заправским охотником.
В этот самый миг оружие выстрелило в бюст Аристотеля, окончательно пробудив долго дремавший инстинкт. Граф подошел к окну, еще не понимая, кто падет его жертвой. Вот Джордж говорил о коровах… Правда, их тут нет, но могут и зайти, кто их знает.
Коров не было. Зато был Руперт Бакстер. Он докуривал сигарету.
Обычно люди бросают окурок кое-как; весь мир – их пепельница. Но Руперт Бакстер был аккуратен. Да, он попустил окурку упасть на землю, однако тут же проснулось супер-эго. Секретарь наклонился, и соблазн был слишком большим и для более сильных людей, чем лорд Эмсворт.
Он выстрелил. Бакстер подпрыгнул, издав пронзительный крик. Теперь можно было заняться и книгой о свиньях.
В наши дни только ленивый не интересуется психологией преступника. Поэтому летописец может спокойно отвлечься, чтобы проследить и истолковать чувства и мысли беззаконного графа после того, как тот совершил злодеяние.
Сперва, листая книгу, он ощущал лишь тихую радость и тот благородный трепет, какой испытал бы, получив от своей страны заслуженную награду.
Дело не в том, что былой мучитель подскочил. Граф гордился выстрелом. Он был нежен душой и, хотя, беседуя с внуком, поневоле носил личину, все-таки обиделся, что тот сомневался в его меткости.
«Подстрелил кого-нибудь, дед?» Юнцы не хотят обидеть, но могут, могут… «Подстрелил, а?» Черт знает что! Пусть сам попробует через полвека, без всякой тренировки, поразить некрупного секретаря на таком расстоянии, да еще в сумерках.
Через некоторое время чувства его изменились. Так бывает всегда – рано или поздно злодей вспоминает о возмездии. Граф внезапно услышал шепот совести:
– А если Конни узнает?
Он оледенел. Улыбка исчезла, словно ее смахнули бритвой, сменившись гримасой тревоги.
Нельзя сказать, что тревога была пустой. Припомнив, как восприняла сестра простую замену запонки медной скрепкой, он побоялся и представить, что сделает она сейчас. «Уход за свиньей» соскользнул с его колен. Сходство с умирающей уткой резко усилилось. Входя, леди Констанс заметила это и спросила:
– Что с тобой, Кларенс?
– Со мной?
– Почему ты похож на дохлую утку?
– На утку? Нет, на какую утку? – как можно бодрее воскликнул граф.
– Та-ак, – заметила леди, – ты беседовал с Джорджем?
– Конечно. Что за вопрос! Конечно, беседовал. Он только что был здесь, и я с ним… э-э… беседовал.
– Что ты ему сказал?