Пелам Вудхаус. Сердце обалдуя

   Повторив про себя эти правила, Бредбери приготовился нанести по мячу удар, какому позавидовал бы сам Эдвард Блэквелл^[7] в расцвете сил. Он вдохнул и, набрав полные легкие воздуха, откинулся назад на своей мощной правой ноге. Затем стиснул зубы и вложил в удар всю душу.
   Когда Бредбери открыл глаза, его взгляду представилась страшная картина. То ли он слишком рано зажмурился, то ли выдохнул слишком резко, но мяч, который должен был лететь точно на юг, со страшной скоростью направлялся на юго-юго-восток к самым неприглядным зарослям кустарника из тех, что когда-либо попадались Бредбери Фишеру, а уж их-то он в своей жизни повидал немало.
 
   Оставив Глэдстона Ботта изображать восьмидесятилетнего калеку, катающего орехи зубочисткой, Бредбери Фишер в сопровождении кэдди отправился в джунгли на поиски мяча.
   Надежда не вполне оставила его. Несмотря на неверное направление, удар был вовсе не так уж плох, ведь при удачном раскладе на грин все же можно будет выбраться одним ударом. И только когда Бредбери добрался до места, его сердце екнуло. Мяч лежал глубоко в траве. Над ним – густой кустарник, за ним – камень, за камнем – дерево – и никакой возможности как следует замахнуться. Бредбери горько улыбнулся. По иронии судьбы чуть поодаль находился прекрасный островок гладкого дерна, откуда он с удовольствием выполнил бы второй удар.
   Бредбери кинул печальный взгляд в сторону Ботта. Однако того не было видно за кустами. И тут ему в голову пришла шальная мысль. «А что, если?..» – подумал он.
   Недаром Бредбери Фишер тридцать лет провел на Уоллстрит.
   В этот миг он вспомнил, что не один. Рядом стоял кэдди.
   Бредбери пригляделся к своему помощнику, на которого до этой минуты не обращал внимания. Кустистые брови, усы, как у моржа, немолод, лет за сорок. Чутье подсказывало Бредбери, что кэдди – свой человек. Он немного походил на Спайка Хаггинса, вора-медвежатника, с которым Бредбери сидел в Синг-Синг. Ему подумалось, что кэдди умеет держать язык за зубами и на него можно положиться. Будь кэдди каким-нибудь болтливым мальчишкой, риск был бы слишком велик.
   – Кэдди, – окликнул Бредбери Фишер.
   – Да, сэр? – отозвался кэдди.
   – Платят-то здесь небось мало?
   – Верно, сэр.
   – Хочешь пятьдесят долларов?
   – Я предпочел бы сотню, сэр.
   – Да, конечно, сотню.
   Бредбери вытащил из кармана пачку банкнот и выбрал сто долларов. Затем, наклонившись, поднял мяч и поместил его на благословенный островок. Кэдди понимающе склонил голову.
   – Неужели ты выбрался оттуда одним ударом? – воскликнул Глэдстон Ботт несколькими мгновениями позже. – Одним?!
   – Очень удачный удар получился.
   – Точно не шесть очень удачных ударов?
   – Мяч хорошо упал, прямо на открытое место.
   – Ну-ну! – покачал головой Глэдстон Ботт.
   – Что ж, у меня всего четыре удара.
   – Четыре – пять, – буркнул Глэдстон Ботт.
   – Осталось две лунки, – бодро сказал Бредбери.
   Бредбери Фишер с легким сердцем приготовился к первому удару на семнадцатом поле. Матч практически выигран, думал он. Секрет гольфа в том, чтобы преодолевать препятствия без лишних ударов. Оказалось, что главное в этом деле – найти благоразумного, придерживающегося самых широких взглядов кэдди. Бредбери ничуть не расстроился, когда мяч после его удара ушел в густую траву, но для виду выругался:
   – Ах, чтоб тебя!
   – Не переживай, – сказал Глэдстон Ботт, – наверняка кто-нибудь обронил там резиновый коврик, и мяч, конечно же, угодил прямо на него.
   В словах Ботта послышались язвительные нотки, и это не понравилось Бредбери. С другой стороны, Глэдстон Ботт ему вообще не нравился, и что с того? Он отправился к мячу и обнаружил его под кустом.
   – Кэдди, – окликнул Бредбери Фишер.
   – Сэр? – отозвался кэдди.
   – Сотня?
   – Сто пятьдесят, сэр.
   – Сто пятьдесят, – согласился Бредбери Фишер.
   Глэдстон Ботт еще возился на фервее, а Бредбери уже выбрался на грин.
   – Сколько? – спросил Ботт, добравшись наконец до грина.
   – Пока два, а у тебя?
   – Бью седьмой.
   – Так. Допустим, ты уложишься в два удара, что маловероятно, тогда у меня в запасе шесть, чтобы выиграть лунку и матч.
   Минуту спустя Бредбери Фишер достал свой мяч из лунки. Он нежился на солнце, и душа его пела от счастья. Все вокруг сверкало новыми красками. Никогда еще птичьи трели не звучали так чудесно. Деревья и поля исполнились очарования, какого он прежде не встречал. Даже Глэдстон Ботт выглядел почти сносно.
   – Отличный матч, – довольно сказал Бредбери, – выигранный в честной борьбе. Поначалу я даже думал, что ты победишь. Но, сам понимаешь, класс есть класс.
   – Прошу принять отчет, – сказал вдруг кэдди с моржовыми усами.
   – Приступайте, – коротко бросил Ботт.
   Побледнев, Бредбери Фишер уставился на кэдди. Солнце перестало сиять, птицы смолкли. На деревья стало противно смотреть, а уж на Глэдстона Ботта и подавно. Сердце Бредбери сжалось от ужаса.
   – Отчет? Какой отчет? Что значит – отчет?
   – Ты же не думаешь, что я стану играть с тобой важный матч, не наняв детективов? Этот джентльмен – из агентства «Скорая помощь». Так, что там у нас? – обратился Ботт к кэдди.
   Первым делом кэдди снял кустистые брови и легким движением руки избавился от моржовых усов.
   – Двенадцатого числа сего месяца, – начал он монотонным певучим голосом, – действуя в соответствии с полученными инструкциями, я отправился в гольф-клуб Голденвиля, чтобы установить наблюдение за объектом по имени Фишер. Во время операции мной был использован маскировочный комплект номер три…
   – Ясно, ясно, – нетерпеливо перебил Ботт. – Все это не важно. Перейдем к тому, что случилось на шестнадцатой лунке.
   Профессиональная гордость кэдди явно была задета, но он почтительно склонил голову.
   – При розыгрыше шестнадцатой лунки объект передвинул мяч, как можно было судить по его действиям и скрытной манере, на более благоприятную позицию.
   – Ага! – сказал Глэдстон Ботт.
   – При розыгрыше семнадцатой лунки объект поднял мяч и рукой бросил его на грин.
   – Это ложь! Грязная, наглая ложь! – выкрикнул Бредбери Фишер.
   – Предвидя подобную реакцию объекта, я принял соответствующие меры и сделал моментальные снимки при помощи встроенной в часы фотокамеры.
   Бредбери Фишер закрыл лицо руками и застонал.
   – Мой матч, – с мстительным восторгом сказал Ботт, – попрошу доставить дворецкого в мою резиденцию не позже завтрашнего дня. Ах да, чуть не забыл, ты должен мне три железных дороги.
 
   Близзард с достоинством и теплотой встретил Бредбери в византийской гостиной.
   – Надеюсь, матч закончился удачно, сэр? – спросил дворецкий.
   Почти невыносимая боль пронзила Бредбери.
   – Нет, Близзард, нет. Мне не повезло.
   – Очень жаль, сэр, – сочувственно ответил Близзард, – надеюсь, ставка была не очень высока?
   – Э-э, весьма высока. Именно об этом нам надо поговорить чуть погодя.
   – Как вам угодно, сэр. Пошлите за мной лакея, когда пожелаете поговорить, – я буду у себя. Да, сэр, вам телеграмма. Пришла совсем недавно.
   Бредбери равнодушно взял конверт. Он ожидал новостей от своих лондонских агентов. Перед отъездом он велел им купить Кент и Сассекс. Очевидно, телеграмма сообщала об успешном завершении сделки.
   Он вскрыл конверт и отпрянул, словно увидев скорпиона. Телеграмма была от жены.
 
   Возвращаюсь немедленно. Прибываю «Аквитании» пятницу вечером. Непременно встречай.
 
   Бредбери в оцепенении уставился на телеграмму. Хоть он и был сам не свой от пережитого на семнадцатом поле кошмара, его неутомимый мозг не прекращал действовать. По дороге домой он в общих чертах придумал, как справиться с ситуацией. Если предположить, что миссис Фишер пробудет в Англии еще месяц, он мог бы купить газету, поместить на первой странице некролог о Близзарде, отправить вырезку жене, продать дом и переехать в другое место. Таким образом, она никогда и не узнала бы о том, что произошло.
   Но если миссис Фишер вернется на следующей неделе, план неосуществим и разоблачения не избежать.
   Он с горечью раздумывал о том, почему она изменила планы, и пришел к выводу, что какое-то женское шестое чувство предупредило ее об опасности, угрожающей Близзарду. С раздражением Бредбери подумал о том, что Провидению совершенно незачем было наделять женщин шестым чувством. С ними и при пяти-то сладу нет.
   – Да что же это такое! – простонал он.
   – Сэр? – поинтересовался Близзард.
   – Нет, ничего, – ответил Бредбери.
   – Хорошо, сэр.
 
   Портовая таможня Нью-Йорка – едва ли подходящее место для человека с нечистой совестью и расшатанными нервами. Сквозняки так и свищут. Повсюду слышатся странные звуки. Мрачные таможенники жуют жвачку и скрываются в тени, будто тигры в ожидании обеденного гонга. Неудивительно, что настроение Бредбери Фишера окончательно испортилось еще до того, как пассажиры начали выходить на берег.
   Жена сошла с трапа одной из первых. Как она прекрасна, подумал Бредбери, глядя на нее. И, о ужас, как грозна. Ему всегда нравились волевые женщины. У первой жены была сильная воля. Впрочем, у второй, третьей и четвертой тоже.
   Но теперешняя жена могла дать им сто очков вперед. В ожидании встречи Бредбери Фишер впервые пожалел, что не женился на кроткой мягкой девушке из тех, что безропотно страдают под властью мужа в дамских романах. Сейчас ему вполне подошла бы жена, счастливая уже тем, что законный супруг не таскает ее за волосы по бильярдной, пиная при этом ногами.
   Направляясь к ней, он перебирал в уме три фразы, с которых можно было бы начать разговор.
   – Дорогая, я должен рассказать тебе…
   – Любимая, мне нужно кое в чем признаться…
   – Солнышко, ты, случайно, не помнишь нашего дворецкого, Близзарда? Видишь ли…
   Однако первой заговорила жена.
   – О, Бредбери, – воскликнула она, бросившись в его объятья, – я совершила ужасную глупость, ты должен простить меня!
   Бредбери захлопал глазами. Никогда еще он не видел ее в таком странном настроении. Прижимаясь к нему, она казалась застенчивой, робкой и почти хрупкой, если так можно сказать о женщине весом за семьдесят килограмм.
   – Ну, что случилось? – нежно спросил он. – У тебя украли драгоценности?
   – Нет, нет.
   – Много проиграла в бридж?
   – О нет, нет. Гораздо хуже.
   Бредбери напрягся.
   – Только не говори мне, что ты пела «Мой домик на Диком Западе» на корабельном концерте? – спросил он, вглядываясь в ее лицо.
   – Да нет! Как же тебе сказать? Взгляни, Бредбери! Видишь вон того мужчину?
   Бредбери посмотрел в указанном направлении. Под буквой «В» рядом с горой чемоданов стоял высокий, тучный человек, исполненный отрешенного достоинства и похожий на полномочного посла. С первого взгляда, даже издали, Бредбери Фишер странным образом почувствовал собственную неполноценность. Внушительные формы, глаза навыкате, каскад подбородков в обрамлении нависающих щек – все это напомнило Бредбери о том, как чувствуешь себя в присутствии сильных мира сего. Такое бывает при встрече с чемпионами по гольфу, метрдотелями шикарных заведений или дорожной полицией. Он заподозрил неладное.
   – Так, – прохрипел он, – и кто это?
   – Бредбери, не суди меня слишком строго. Судьба свела нас, искушение было слишком велико…
   – О, женщина, – заревел Бредбери, – кто этот человек?
   – Его зовут Воспер.
   – Что произошло между вами? Когда это началось? И почему? И как? И где?
   Миссис Фишер промокнула глаза платочком.
   – Все случилось у герцога Бутля, Бредбери. Меня пригласили на уик-энд.
   – Там вы и встретились?
   – Да.
   – Ха! Что дальше?
   – Едва я увидала его, меня будто подменили.
   – Ах вот как!
   – Ах, как он выглядел. Всю жизнь я мечтала о таком. Я поняла вдруг, что все эти годы мне приходилось довольствоваться вторым сортом.
   – Вторым, значит? Даже так? В самом деле? Значит, довольствоваться? – процедил Бредбери Фишер.
   – Я ничего не могла поделать, Бредбери. Конечно, я всегда была горой за Близзарда. Но, откровенно говоря, их и сравнить-то нельзя, ей-богу. Видел бы ты, как Воспер стоит за креслом герцога. Словно верховный жрец во время священного религиозного обряда. А какой у него голос! Он спрашивает, будешь ты херес или рейнвейн, а голос льется, точно волшебные звуки органа. Я не могла устоять. Я заговорила с ним, и выяснилось, что он не прочь уехать в Америку. Воспер прослужил у герцога восемнадцать лет, и ему до смерти надоело разглядывать его затылок. Вот я…
   В глазах у Бредбери Фишера потемнело.
   – Этот человек, Воспер. Кто он?
   – Да я же говорю тебе, милый. Он был дворецким у герцога, а теперь он наш. О, ты же знаешь, как я импульсивна. Сказать по правде, только на полпути домой, посередине Атлантического океана, я вдруг вспомнила о Близзарде. Как же быть, Бредбери? У меня не хватит духу уволить Близзарда. А что будет, когда он войдет в свою комнату и обнаружит там Воспера? Подумать только, Бредбери!
   Бредбери Фишер как раз думал – впервые за неделю не терзаясь душевными муками.
   – Евангелина, – мрачно изрек он, – это неприятно.
   – Знаю.
   – Крайне неприятно.
   – Да. Знаю. Но ведь ты что-нибудь придумаешь, правда?
   – Может быть. Обещать не буду, но может быть.
   Он глубоко задумался.
   – Ха! Идея! – воскликнул он. – Возможно, мне удастся всучить Близзарда Глэд стону Ботту.
   – А он возьмет?
   – Может быть, если правильно подойти к делу. В общем, попытаюсь его уговорить. Вам с Воспером пока лучше побыть в Нью-Йорке, а я поеду домой и начну переговоры. В случае успеха дам знать.