Пендлтон Дон. Сицилийский набат

   Шантрапа из Реджо-ди-Калабрия выдавала себя с головой: они явно и откровенно повсюду совали свой нос, шумели, копировали замашки гангстеров из кино, демонстрировали, что у них есть оружие, и пижонились перед девушками.
   Хотя эти сопливые щенки бряцали оружием, Болан был почти уверен, что им дано указание не стрелять. Мафия хотела получить его живьем, поскольку имела к нему свои счеты и именно к живому.
   Сгорбившись, словно больной, с надвинутой на глаза каскеткой, Болан благополучно проезжал мимо всех доморощенных сыщиков. Лошади шли ровным спокойным шагом.
   Когда повозка подъехала к центру города, Болан обратил внимание, что к городским проходимцам добавилась и промафиозная публика: таксисты игнорировали клиентов, продавцы, бармены и официанты прилипли к окнам и так и пялились на прохожих. Трижды Мак заметил, как его внимательно разглядывали, затем отводили взгляд, потом снова таращили на него глаза.
   И тут до Болана дошло, что столь повышенное внимание вызывал его пиджак. День стоял душный, нещадно палило солнце, и все ходили в одних рубашках с короткими рукавами. Так что пиджачок его и был той деталью, которая вызывала к нему повышенный интерес соглядатаев.
   Болан слез с сиденья повозки, присел перед своим ящиком и снял кобуру с «береттой». Стащив с плеч пиджак, он свернул его, а пистолет спрятал между его складками.
   Вернувшись на скамеечку к Альме, Болан жестами и обрывками слов сумел растолковать девушке, что хотел бы угостить ее обедом, дать денег за оказанную помощь и подыскать место, где можно было бы выгрузить ящик и отдохнуть. При слове «отдохнуть» Альма густо покраснела. Болан презирал себя и ненавидел за то, что пользовался услугами и доверием молодой девушки. Это было не в его правилах. Он обнял Альму, рука Мака скользнула по ее талии, поднялась вверх и ощутила упругие полушария высоких грудей. Он поцеловал ее в шею. Альма рассмеялась и ловко высвободилась из его объятий. При этом из уст ее так и сыпались слова, из которых Болан понял лишь одно: «Подождите, подождите!»
   Тем временем повозка подъехала к молочному магазину. Болан помог ей разгрузить фляга и с интересом увидел, как Альма из невинной, простодушной молочницы превратилась в законченную базарную бабу с визгливым, противным голосом. Она быстро поставила на место владельца магазина, который, закатив глаза, вскинул руки к небу, как будто у него отнимали жену и детей, и побежал в конторку. Через минуту-другую он вернулся с пачкой лир, которые Альма тщательно пересчитала и спрятала за пазуху. Владелец магазина масляными глазками следил за каждым ее жестом. Альма пренебрежительно смерила его взглядом с головы до ног, слила молоко в большой чан, сполоснула под краном фляги и поставила их в тележку.

* * *

   Со двора доносился неистребимый запах мочи и навоза. Альма показала Маку три места, где можно было остановиться. Болан выбрал именно это, поскольку здесь легче всего было организовать защиту и отсюда было удобно следить за всем, что происходит вокруг. Тыл был надежно прикрыт: за хлевом и сараем стояла еще одна постройка. Из окна хорошо просматривалась улочка, которая спускалась к причалу, где швартовался самоходный паром. Лошади Альмы вдоволь выкачались в пыли двора, напились и теперь аппетитно поедали предложенную им порцию овса.
   Болан услышал за спиной вздох и отвернулся от окна. Он взглянул на девушку, и его снова стали мучить угрызения совести. Несмотря на физическую силу и развитые формы тела, Альме не было и двадцати. Он переспал с ней, а теперь бичевал себя, словно изнасиловал ребенка. Но он был просто изумлен, с какой страстью она отдалась ему. Болан не был ее первым мужчиной, но сколько невинности и целомудрия было в ней. Во сне Альма снова удовлетворенно вздохнула. Болан удивленно покачал головой и повернулся к окну.
   Он уже насчитал шесть шпиков, четверо из которых ничем не отличались от точно таких же сопляков, как и те, что присматривали за дорогой. Они также выпендривались и копировали киногероев. А вот двое других были профессионалами. Они ни к кому не цеплялись, не шумели, держались скромно и незаметно, сберегая силы для предстоящих дел.
   «Солдаты» оживлялись всякий раз, как только паром, проделав путь в четыре километра через Мессинский пролив, причаливал к берегу. Они не обращали внимание на тех, кто сходил на берег, их интересовали лишь те пассажиры, которые спешили занять места на пароме. Так повторялось из рейса в рейс.
   Обстановка была ясна. Болан наметил план своих дальнейших действий и осторожно, чтобы не разбудить девушку, прилег на кровать. Он приказал себе проснуться в строго определенное время и заснул. Когда он открыл глаза, уже вечерело. Альма сидела на табуретке перед большим фарфоровым тазом. Она обтиралась мокрым полотенцем. Увидев, что он смотрит на нее, девушка улыбнулась и всем телом повернулась, к нему. На ее обнаженном теле, как алмазы, блестели капельки воды. На губах Болана мелькнула улыбка. Альма встала и подошла к нему...
   Уже после всего Болан объяснил, чего он хотел от нее. Он перестал прикидываться заикой и использовал весь свой запас итальянских слов, который, между прочим, был не так уж скуден. Тем более если учесть, что в последний раз был он в Италии довольно давно. Метаморфозы в его поведении напугали девушку, но она была слишком очарована им, чтобы задавать лишние вопросы.
   Альма оделась и ушла. Болан вышел во двор. Уже стемнело. Он заглянул в конюшню, нашел свой ящик и, открыв его, переоделся в черный комбинезон. Мак упаковал в пластиковый мешок «отомаг», «беретту» и несколько запасных обойм. Он хотел вложить туда еще две гранаты, но передумал: на причале толпилось столько народу, зачем невинные жертвы? Гранаты в ящике так и остались.
   Поверх комбинезона Болан натянул свое крестьянское облачение, закрыл ящик и вышел во двор ожидать возвращения Альмы. Долго ждать ее не пришлось. Мак помог девушке запрячь лошадей, затем взял банку с краской, кисть и написал на ящике: И Mago Bohemo — Богемский Чародей, — до востребования. Таким образом, ящик должен оказаться на складе трансагентства в Катании, адрес которого ему дала Альма. Болан улыбнулся при мысли, что можно было еще добавить: Il Boia — Палач, но это было бы ненужной бравадой. Успех сопутствовал Палачу только потому, что он не имел дурной привычки недооценивать соперника, несмотря на то, что многие уже пали от его руки.
   Пока Альма ходила рассчитаться с хозяином фермы, Болан открыл одну из фляг и бросил туда тысячу долларов. Когда девушка вернулась, он попросил ее повторить инструкции.
   Ей следовало отвезти ящик в трансагентство, которое находилось на причале, заплатить за перевозку паромом из Реджо-ди-Калабрия в Мессину, а оттуда автомобилем до Катании. Альма должна была дать хорошую взятку, чтобы ящик отправили в первую очередь...
   Через полчаса Альма вернулась и принесла квитанцию.
   — Мне нужно кое-кого увидеть в городе, — соврал Болан. — Буду примерно в одиннадцать.
   Он взял ее за руку.
   — Послушай меня, девочка! Что бы ты ни делала, не приближайся к грузовику! Ни в коем случае! Не прикасайся к нему. Понятно?
   Болан не сомневался, что мафиози из Реджо-ди-Калабрия осмотрели все прилегающие дороги и, конечно же, нашли брошенный автомобиль. Болану очень хотелось бы вернуться и взорвать все «игрушки», с помощью которых он заминировал этот грузовик, годный лишь для автомузея в качестве экспоната. Но времени на это уже не было. А между тем всего лишь одного выстрела из «отомага» хватило бы, чтобы доисторическая колымага навсегда прекратила свое существование...
   Болан поцеловал Альму в последний раз и исчез в темноте. Горячая слеза покатилась по щеке девушки, и она вдруг поняла, что ни в одиннадцать, ни в двенадцать часов ее великан уже не вернется. Усталая, опечаленная, взобралась она на повозку и хлестнула вожжами по спинам отдохнувших лошадей. Она сможет доехать домой даже раньше одиннадцати. Человек с синими глазами все равно не придет, а на ферме небось ревут бедные коровы, недоенные, не-поенные...
   «Кто же он такой, этот великан?» — думала она.
   Альма передвинулась на скамеечке: что-то кололо ей бедро. Она пошарила пальцами и нашла в карманчике фартука небольшой крест. Она никогда не видела такого, но знала, что это его крестик. И Альма бережно спрятала его на груди.
   Альма уже выезжала из города, когда ее остановили. Два человека схватили лошадей под уздцы, еще двое забрались на тележку сзади. Все были вооружены. Противный тип с лягушачьим лицом приставил ей револьвер к виску. Ни секунды не мешкая, она ответила ударом прямо в лягушачью морду, вложив в этот удар всю силу молодой крепкой фермерши, весившей пятьдесят пять килограммов. Человек-лягушка перевернувшись в воздухе, отлетел в сторону, квакнул и ткнулся головой в придорожную канаву. Грохнувшись о землю, он сжал кулаки, и револьвер, который был у него в правой руке, выстрелил. Пуля пронзила сердце левой лошади. В агонии животное вскинулось на дыбы, из ноздрей хлынула кровь и лошадь рухнула на дорогу. Другая лошадь испуганно заржала и рванула в сторону. Повозка вот-вот должна была перевернуться...
   Один из новоиспеченных «солдат» не выдержал и ударил Альму рукояткой револьвера по голове. Это произошло как раз в тот момент, когда Раньо «Паук» закричал:
   — Не надо!
   Но было слишком поздно. Альма вся обмякла, словно из нее выпустили воздух, и упала со скамеечки.
   Раньо «Паук» подхватил ее на лету, но под весом тела девушки не устоял на ногах и рухнул наземь. Из соседней улочки выехала машина. Из нее выскочили двое парней, схватили Альму и бросили ее в автомобиль. Раньо «Паук» еле поднялся и вылез из канавы. Ему помогли сесть в машину. Водитель озабоченно склонился над человеком-лягушкой, пытаясь найти уже несуществующий пульс. Затем он равнодушно пожал плечами, забрал у покойника пистолет и вернулся к машине.
   Наводчик из местных, который так и остался сидеть на тележке, вдруг заорал:
   — Эй! Погодите! Это же я ее нашел! Кое-что мне причитается.
   Из машины последовал приказ. Водитель повернулся и выстрелил в нахального крикуна.
   — Ну что, доволен? — сострил он и сел за руль.
   Когда машина двинулась с места, он спросил:
   — Она мертвая?
   — Нет. Считай, что нам повезло. Если бы мы ее прикончили, Традиторе вырезал бы нам всем яйца.
   — А ты уверен, что это она?
   — А я почем знаю. Но босс велел найти именно ее. Она живет на той ферме, возле которой нашли грузовик.
   — Понял. Надо поторопиться, — сказал водитель, нажимая на газ. — Босс не любит, когда опаздывают.

Глава 12

   Болан вошел в воду Мессинского пролива примерно в двух километрах от причала. Плыть было тяжело: мешала одежда, боевой комбинезон, оружие. Но время свое он рассчитал точно, а потому плыл спокойно и экономил силы.
   Поначалу паром выглядел лишь маленькой светящейся точкой. Вскоре Болан начал различать огни на капитанском мостике, а затем и очертания палубы. Мак приближался к парому. От берега его отделяли километра два, когда ему пришлось включить всю свою энергию, чтобы проплыть под самым носом судна. Какое-то время он качался в волнах на одном месте, пропуская паром вперед; пеньковый трос, который он видел днем, свисал с кормы парома и тянулся следом. Болан ухватился за него и поудобнее обвязался. Теперь оставалось только ждать.
   Когда машины парома ощутимо сбавили обороты, Болан подтянулся на тросе и добрался до бортового люка. До берега оставалось метров двести. Перехватывая руками трос и упираясь ногами в борт, Мак стал подниматься выше.
   Как и следовало ожидать, все пассажиры находились на носу парома. Все взгляды были устремлены на приближающиеся огни причала: какой интерес смотреть назад, в ночную тьму? Еще несколько секунд — и Болан оказался на палубе.
   Так он очутился на пароме, который вскоре отправится обратно на Сицилию. Этим же рейсом, благодаря стараниям Альмы, туда будет доставлен ящик, адресованный Богемскому Чародею. Болан не собирался торчать на палубе до самого причала. Как только до пристани останется километр-полтора, он нырнет за борт, доплывет до берега, найдет дорогу на Катанию и доедет на попутной машине. В крайнем случае, машину можно будет и похитить. В Катании он получит свой ящик с оружием, пересечет остров, оставляя в стороне Этну и Энну, после Кальтанисетты повернет на юго-запад, проедет Каникатти и Наро и наконец прибудет в...
   Во всяком случае он надеялся добраться туда. Вражеская территория начнется сразу же после Наро, когда он въедет в провинцию Агридженто. Здесь где-то в горах, а может, в укромной долине ему необходимо найти крепость Дона Кафу и его La Scuola degli Assassini — школу убийц.
   Задача казалась настолько простой, что Болан внезапно заволновался. «Все слишком легко», — подумал он...
   Известный и опасный беглец появился на итальянской земле. Он приехал сюда сеять страх и смерть. Враги разыскивают его от самого Неаполя, а он не потерпел еще ни одной неудачи. Болан был ловок, опытен и сам понимал, что только изворотливость, только здравый холодный рассудок спасали его до сих пор. Он был Палачом, человеком дела, всегда доводящим начатое до конца. Мафии это тоже было отлично известно.
   «Я не могу избавиться от предчувствия, — думал Болан, — что скоро все мои планы полетят кувырком».
   Он не питал ни малейшего доверия к мафии, которая, между прочим, когда-то сама обращалась к нему с предложением о сотрудничестве. Его бы сразу уничтожили, так как среди мафиози у Болана было слишком много личных врагов. Никто, никакая официальная организация, ни ФБР, ни Бюро по борьбе с наркотиками, ни таможня, ни Министерство юстиции не нанесли столько вреда мафии, сколько Мак Болан Палач.
   Болан воплощал в себе целую армию, торнадо, цунами, землетрясение. Он напоминал хмельного механика-водителя заминированного танка, который на всей скорости мчался навстречу собственной гибели. И не было способа договориться с этим человеком, не было сил противостоять ему, не было возможности убить его. Болан прошел через Сан-Диего, как нож сквозь масло. Несколько дней спустя он уже громил семейство Анджелетти и сицилийских наемников. Он прикончил самого опытного убийцу в команде Талиферо и занял его место, переночевал в доме старого Анджелетти, после чего ограбил его и наконец взорвал дом. Понять Болана не могли ни мафиози, ни полицейские.
   Лишь один Болан знал логику, которая заставляла его и дальше нести свой крест. Он записал в дневнике:
   "Я уже умер. В скандинавской мифологии говорится, что великие усопшие воины собираются в Валгалле, чтобы поесть, выпить, а затем истребить друг друга. Искалеченные, обезображенные, с выбитыми глазами, отрубленными головами, вскрытыми животами — они умирают. А на следующий день все повторяется сначала.
   Они мертвы, но не знают об этом.
   Я живу в собственной Валгалле.
   Это не имеет никакого значения, ибо я боролся и буду продолжать свою борьбу, пока у меня еще есть силы. Правосудие, отягощенное громоздкими законами и толкованиями, ничего не может сделать с мафией. А я не обременен ничем, я свободен. И я буду сражаться один".
   Взобравшись на палубу, Болан зашел в туалет. Он разделся и отжал промокшую одежду. Проверил оружие и боеприпасы. Они были сухие. Когда он вышел на палубу, паром на малых оборотах причаливал к берегу. Болан прошел немного вперед и начал вглядываться в толпу на пристани, пытаясь увидеть мафиози и вольнонаемных холуев, которые болтались здесь днем. Различить их не составляло большого труда. Особенно бросались в глаза новобранцы. Оружие придавало им чувство уверенности, величия и неуязвимости. Болан забеспокоился: он не находил на пристани мерзкого типа с лягушачьей головой, который весь вчерашний день командовал местным сбродом. Его нигде не было видно.
   И вдруг сердце Палача замерло: он увидел Альму. На щеке у нее синел огромный кровоподтек, на виске засохла струйка крови. Слева от Альмы, держа руку под полой пиджака, стоял худощавый человек, а справа находился сам Астио Традиторе, которого Болан уже видел на фотографиях. Традиторе что-то говорил измученной девушке.
   Альма отрицательно покачала головой.
   Действуя так, словно на причале не было ни пассажиров, ни зевак, ни докеров, Традиторе со всего размаху ударил девушку кулаком в лицо. Болан видел, как она зашаталась от удара и залилась кровью. Но обрела равновесие, подняла голову и, упрямо качнув ею, плюнула кровью прямо в морду Традиторе.
   Болан поклялся, что непременно отомстит Традиторе за этот удар. Придет время... В Альме он находил олицетворение мужества и честности, справедливости и любви.
   Но прежде всего нужно было спасать ей жизнь, ибо этот негодяй не простит ей такого оскорбления.
   Почти с сожалением Болан вытащил из пакета «беретту», быстро навинтил на ствол глушитель и поудобнее расставил локти на выступе вентиляционной трубы. Глаза Болана сузились, указательный палец легко потянул спусковой крючок. «Беретта» чуть слышно кашлянула, и ее смертоносный свинцовый плевок угодил Традиторе прямо в лоб. Чуть переместив ствол пистолета правее, Болан выстрелил еще раз. Вторая пуля попала между глаз тощего типа, имени которого Болан не знал.
   Водитель с пистолетом в руках мгновенно выскочил из автомобиля, растерянно оглядываясь по сторонам... Свою пулю он получил прямо в горло и упал, захлебываясь собственной кровью. Молодые мафиози, жаждущие легкой славы, в нерешительности топтались возле убитого Традиторе, тщетно пытаясь найти мишень.
   Жители Реджо-ди-Калабрия с полнейшим равнодушием взирали на происходящее. Люди убивают друг друга от сотворения мира. Не раз и не два акты насилия совершались на улицах Реджо-ди-Калабрия и Рима, в древнем Вифлееме и на Аппиевой дороге...
   Однако, несмотря на все тяготы и лишения земного бытия, никто из живых не стремится пополнить ряды мертвецов.
   Ибо в Писании говорится о страшных муках и бесконечных страданиях, которые обрушатся на всякого, кто посмеет поднять руку на самого себя...
   Итак, добропорядочные жители Реджо-ди-Калабрия занимались своими делами, делая вид, что происшедшее их никак не касается. Человек слетал на Луну, но и это никак не отразилось на калабрийской действительности. А действительность «итальянского сапога» была кровавая.
   С пустыми бездумными глазами люди шли своей дорогой, абсолютно не интересуясь, что делается справа или слева.
   Казалось, и докеры привыкли к стрельбе и смерти. Устав от болтовни и провокаций профсоюзных лидера — ставленников мафии, они избрали такую линию поведения, которая позволяла им спокойно заниматься своим делом, не замечая ни троих покойников, ни возбужденных вооруженных людей. Болан краем глаза наблюдал за их работой и убедился, что взятка свое дело сделала: его ящик самым первым появился на пароме.
   В определенной мере ему удалось помочь Альме, хотя страсти на пристани накалялись: подонкам, нанятым мафией, уж очень хотелось пострелять.
   Один из них, корча из себя по-настоящему крутого мафиози, уцепился в волосы Альмы и потянул ее голову назад. На шее девушки резко проступили жилы, а грудь, казалось, вот-вот вырвется из-под платья...
   Докеры занесли ящик Болана на паром и спустились по трапу на причал. Мак сунул «беретту» в кобуру и достал внушительных размеров «отомаг». Грянул громоподобный выстрел, утяжеленная пуля угодила сопляку в подбородок и оторвала его голову от туловища. Окровавленная голова покатилась под уклон к набережной и затерялась под ногами безразличных торопящихся пассажиров. Люди шли и шли, с восхитительным стоицизмом отказываясь понять, что они — невольные соучастники войны двух враждующих сил.
   Болан выстрелил еще два раза и выпустил кишки двум ослам, которые пытались было взять Альму в кольцо. Он хотел дать наглядный урок для всех остальных, которые бряцали оружием и выпендривались перед портовыми девицами. Он хотел показать, какая участь ждет мафиози, которые встали на его пути. Нелегко вкалывать на калабрийской ферме, мало удовольствия таскать на спине грузы в порту, но это куда интереснее и перспективнее, чем попасть под пулю сорок четвертого калибра и валяться мертвым с вывороченными внутренностями.
   Болан перестрелял всех подонков на месте...
   Как только смолкли раскаты последнего выстрела, он взлетел на верхнюю палубу и вихрем ворвался в каюту капитана:
   — Отчаливай! — приказал он, направив на моряка «отомаг».
   Не испытывая ни малейшего желания вступать в пререкания, капитан тотчас же скомандовал:
   — Отдать швартовы!
   Он вопросительно посмотрел на нежданного гостя. Болан одобрительно кивнул головой.
   Капитан вызвал машинное отделение и подал команду:
   — Полный вперед!
   Паром резко рванул от берега, словно спортивный «феррари» на гоночной трассе.
   Болан взял у капитана бинокль и посмотрел на набережную. Там среди трупов стояла отважная Альма и махала ему рукой. Боже, как он обязан ей! И Мак про себя поклялся, что не останется у нее в долгу.
   Он был уверен, что мафиози, конечно же, обшарили повозку и нашли во фляге подаренные Альме доллары. Что ж, придется отправить ей еще денег...
   Мак устроился у окна рубки и подвел итог дня: в городе Реджо-ди-Калабрия на несколько бандитов стало меньше, а он сам находится на борту парома, который уверенно рассекает воды пролива, направляясь к берегам Сицилии.

Глава 13

   На палубу парома успели подняться не более полусотни пассажиров, когда Болан заставил капитана отчалить от берега. Среди них оказался полицейский — carabineri, — чей головной убор живо напомнил Болану аэроплан. Болан убедился, что капитан понимал по-английски, но коверкал язык так, словно калифорнийские рыбаки где-нибудь в окрестностях Сан-Франциско. Слова Болана четко доходили до сознания капитана, а вот ответить что-либо ему было трудно. К тому же он стеснялся, видно, своего жуткого акцента.
   По приказу Болана капитан привел полицейского в рубку. Не успел тот переступить порог, как Болан приставил к его шее еще теплый ствол «отомага». Карабинер в напряжении замер и поднял вверх руки. Болан сорвал у него с плеча пистолет-пулемет и вытащил из кобуры пистолет.
   — У вас есть шлюпка? — спросил он у капитана.
   — Конечно.
   — Ветры и течения сейчас здесь опасные?
   — Отнюдь.
   — Прикажите спустить на воду шлюпку, положите туда запас воды и провианта. Вы, — Болан посмотрел на полицейского, — доберетесь до берега на шлюпке. А мы пойдем своим курсом.
   Болан спокойно улыбнулся:
   — И еще. Я уложу каждого, кто попытается одурачить меня. Вас это тоже касается, капитан.
   Ровно через три минуты взбешенный карабинер в одних трусах и своем смешном головном уборе уже сидел в шлюпке, которая спокойно покачивалась на волнах Мессинского пролива. В порыве гнева полицейский сорвал с головы форменную шапку и швырнул в море. Ветер подхватил ее, и, к великому удивлению своего хозяина, шапка, словно аэроплан, стала парить в воздухе. С самых первых лет службы карабинер только и слышал: «аэроплан» и возненавидел эту кличку всеми фибрами души. И вот теперь при свете луны он убедился, что в оскорбительном прозвище была немалая доля правды...
   Проклятая шапка взмыла вверх метров на пятьдесят и, попав в восходящий воздушный поток, исчезла в ночной тьме. Теперь полицейский мог видеть лишь бортовые огни уходящего парома. Со стоицизмом, достойным великих философов античности, он размышлял над своим положением и вскоре смирился с печальной судьбой, выпавшей на его долю. А что было делать? Вернуть паром он не мог, как не мог справиться с громилой, ссадившим его с судна. Карабинер встал и, с трудом сохраняя равновесие в шаткой шлюпке, помочился за борт. Покончив с этим делом, он поудобнее устроился на дне шлюпки и закурил. Ему казалось, что ночи не будет конца.

* * *

   А вот Маку Болану ночь показалась слишком короткой. Как бы ему хотелось, чтобы она длилась хотя бы часов пятнадцать! Он обратился к капитану:
   — Сколько времени занимает переправа?
   Капитан пожал плечами:
   — Синьор, все зависит от направления ветра, состояния моря, приливов и отливов...
   Болан сунул ему под нос «беретту».
   — В Средиземном море нет приливов.
   — Видите ли, синьор, в проливе все по-другому! Дело в том, что воды Тирренского и Средиземного морей встречаются и...
   — Старик, — холодно прервал его Болан. Я отсюда уже вижу Сицилию. Вон она — огромная темная масса...
   Он замолчал и приставил холодный ствол «беретты» к щеке капитана.
   — Постарайся не заблудиться! Хорошо?
   — Хорошо, хорошо, синьор!
   — Надеюсь, вам не пришла в голову глупая идея умирать из-за меня. Я никому ничего плохого не сделал. Даже тому карабинеру, в конце концов. Я ведь не пытался ограбить вашу кассу, не так ли?
   — Абсолютно так, синьор!
   — А в кассе много денег?
   Капитан заколебался на какую-то долю секунды, а когда ответил, Болан понял, что тот соврал.
   — Нет, там ничего нет, синьор.
   — Вы лжете, но это неважно. Мы идем по курсу?
   Капитан молчал, а Болан иронизировал дальше:
   — Принимая в расчет, разумеется, что встречного ветра нет и внезапного отлива не предвидится.
   — Мы идем правильным курсом, — сухо сказал капитан.
   — Тем лучше. В таком случае вам нечего бояться меня.