— Пенни Уиллард?
— Господи, благослови ее и сохрани, — прошептал чуть слышно О'Фаррелл. — Ей было лет пять, когда она пришла ко мне. Им пришлось ей рассказать часть правды, потому что она собиралась идти в школу. Она не могла понять, что к чему, но знала, что я единственный человек, бывший на сцене с ее отцом, когда он умер. Она спросила, было ли ему больно, и я смог сказать ей, что он даже не успел понять, что с ним произошло. Она хотела говорить о нем, и о своей матери, и о том, какие они были. Что мог я поведать ей в те дни, кроме того, что отец ее был смелым и сильным, а мать — доброй и прекрасной? Позже, конечно, пришло время для более реалистических подробностей. Девять лет подряд она каждый день приходила в мой маленький домик, чтобы повидаться со мной. Я умею рассказывать истории, мистер Геррик. Мне удавалось рассмешить ее и превратить чтение вслух в настоящий спектакль. Я мог играть с ней в разные игры, потому что сам отчасти ребячлив. И эта прелестная девочка любила меня, мистер Геррик. И я ее любил.
Он остановился, достал из кармана платок и обтер пот со лба. Пока он говорил, его лицо стало пепельно-серым.
— Когда ей исполнилось четырнадцать, я расстался с ней, — проговорил он тихим, дрожащим голосом. — В некоторых людях есть червоточина, мистер Геррик, которая способна испортить все хорошее в их жизни. Я расстался с ней, потому что при виде этой четырнадцатилетней девочки у меня стали возникать мысли, которые не должны приходить в голову ни одному старому козлу. Это был один из немногих достойных поступков в моей жизни, но ей он принес боль. Она не понимала, а я не мог ей объяснить. Не знаю, поняла ли она сейчас. Но я люблю эту девочку, мистер Геррик, и отдам жизнь, чтобы уберечь ее от беды. — Он посмотрел на меня в упор своими старыми печальными глазами. — Я не часто говорю о себе серьезно, потому что люди настроены смеяться надо всем, что я скажу. Я бы не хотел, чтобы они смеялись над тем, как я отношусь к Пенни.
— Я не смеюсь, мистер О'Фаррелл.
— Я рискнул, мистер Геррик, потому что вы задали мне вопрос. «Зачем исполнять для меня музыку, мистер О'Фаррелл?» — спросили вы. Я не из тех, кто подвергает себя опасности. Моя собственная шкура — единственное, что меня вообще волнует, если не считать Пенни. Если я пошел на риск, то знайте — это ради нее.
— Вы считаете, она в опасности?
— А вы так не считаете? Вы привезли ее сюда сегодня вечером после ваших неприятностей. Она заново открыла старое дело, так? Она позвала сюда Брока, и весь сыр-бор из-за нее.
О'Фаррелл, в своей двусмысленной манере, разумеется, указывал на Фэннинга. Пол Фэннинг, думал я. Трудно представить себе Лору, превращающую Эда в беспомощный кусок мяса.
— Один вопрос, мистер О'Фаррелл, — сказал я. — Вы знаете, что заставило Тэда Фэннинга бросить Пенни?
На лице О'Фаррелла появилась гримаса отвращения.
— У мальчишки еще молоко на губах не обсохло. Его вряд ли можно считать ответственным за свои поступки.
— И никаких предположений?
— Я скажу вам кое-что, что вовсе не является предположением. Он просто дурак. Но какая шлея попала ему под хвост, я не знаю.
— И еще один вопрос, мистер О'Фаррелл. В ту ночь, когда убили Джона Уилларда, вы слышали о ком-то, кого называли Черным Монахом?
О'Фаррелл развернулся на своем табурете и посмотрел прямо на меня. Лукавое лицо снова оживилось. Его маленькое тельце согнулось, и внезапно он расхохотался, раскачиваясь взад и вперед, не в силах успокоиться.
— Это серьезный вопрос, — заметил я.
Он вытер глаза платком.
— Ох, слышал я о нем, — ответил он. — Это местная легенда.
— Он мог бы подтвердить алиби Лоры Фэннинг на ночь убийства. Это сузило бы круг подозреваемых.
О'Фаррелл покачал головой, пытаясь подобрать слова:
— Не то слово — мог бы, мистер Геррик. Если бы он сделал это. А я могу сказать вам, что он этого не сделает. Никогда. Не в этом мире!
— Но если Лора может назвать его имя…
— В этом-то вся и шутка, мистер Геррик. Она не может. Свои звездные минуты наша Лора изведала с человеком, которого она не знает, чьего лица без маски она так и не видела. До сих пор она расспрашивает о нем, втайне надеясь, что кто-нибудь проговорится. Но если кто-то и знает, он нем как могила! — О'Фаррелл закашлялся. — Нет, нет, мистер Геррик. Ваш Черный Монах никогда больше не появится. Можете быть уверены.
Я расплатился за выпивку и пожелал О'Фарреллу спокойной ночи. Он сунул бутылку «Джеймисона» под мышку, лихо отсалютовал мне и направился к боковому выходу. Маленький человечек дал мне немало пищи для размышлений. Я мог представить себе, как воодушевился Эд Брок, когда он услышал рассказ О'Фаррелла. Должно быть, он сразу бросился по следу и что-то нашел, но, вместо того чтобы сообщить то, что он узнал, Пенни и властям, он попытался подоить Фэннинга, и тот расправился с ним.
Да, теперь я знал, в каком направлении двигаться, но решил действовать осторожно. Фэннингу отныне известно, что откуда-то ниточка тянется к нему, и на этот раз он не попадется так легко. Он приготовится. Эд застал его врасплох. Со мной все будет по-другому.
Я во второй раз за вечер шел через вестибюль к лестнице, когда из кабинета появился Трэш.
— Оно того стоило? — спросил он.
— Несколько фактов, — ответил я.
Трэш закурил, одарив меня своей белозубой улыбкой.
— Большинство из нас давным-давно перестали искать факты, — сказал он. — Их не существует.
— Вы когда-нибудь подозревали, что О'Фаррелл знает об убийстве Уилларда больше того, что он рассказал полиции? — спросил я.
Трэш рассмеялся:
— Он всячески старался вас в этом убедить, да? Должно быть, вы ему хорошо наливали. Хочу вас предупредить, Геррик. Этого маленького ирландского придурка сжигает ненависть. Он ненавидит всех, потому что он неудачник и мошенник и еще кое-что, о чем неприлично говорить в обществе. Если вы заглотнули его наживку, значит, так вам и надо. Для него настоящий праздник — своими намеками убедить вас заподозрить кого-то. Знай он что-нибудь доподлинно, он растрепал бы об этом давным-давно, исключительно ради того, чтобы навредить кому-то. К счастью, он жалкий, мелкий трус, так что худшее, на что он способен, — это булавочные уколы.
— Вы сами отправили меня к нему, — возразил я.
— Потому что не сомневаюсь, что вы в состоянии отделить зерна от плевел, — сказал Трэш. — У О'Фаррелла есть излюбленный объект ненависти — Фэннинги. Он направил вас на их след?
Я вздохнул:
— Так и есть.
— Это старая история, — пояснил Трэш, перестав улыбаться. — Когда Пенни была маленькой девочкой, она любила болтаться около дома О'Фаррелла. Он хорошо ладит с детьми: рассказывает им сказки и старинные ирландские легенды. Пенни по-детски им восхищалась. Но когда ей исполнилось четырнадцать, у О'Фаррелла возникли кое-какие другие идеи на ее счет. Она рано развилась физически. Он проявлял к ней нежность, когда она была ребенком и нуждалась в этом. Но внезапно он превратился в старого похотливого козла. Лора, при всех своих заскоках, старалась быть хорошей матерью для Пенни. Она предупредила О'Фаррелла, чтобы тот не распускал руки, и запретила Пенни ходить в его дом. Пенни, в сущности, ничего не поняла и обиделась на то, что ее разлучили со старым другом. Она пошла к нему опять, и О'Фаррелл вел себя грязно. Тогда Пол Фэннинг задал ему первоклассную трепку. О'Фаррелл попал в больницу, а поправившись, попритих. Пол убедил его, что не шутит. Но естественно, О'Фаррелл ненавидит Фэннингов и с радостью сделает все, лишь бы доставить им неприятности — например, навешает вам на уши лапши своими намеками и предположениями.
Вот вам и ниточка, подумал я. О'Фаррелл даже словом не обмолвился ни о побоях, ни о больнице. Из его рассказа следовало, что его собственная совесть заставила его отказаться от Пенни. Вся его история, вероятно, из той же серии — наполовину правда, наполовину лживые инсинуации.
— Одно меня озадачивает, — сказал я Трэшу. — Как получилось, что после этого Роджер Марч позволил О'Фарреллу остаться в колонии? Его простили, когда выяснилось, что он мошенник, а не драматург. Потом оказывается, что он…
— Любитель Лолит, — докончил Трэш.
— И все же его не гонят. Это совсем не похоже на то, что я слышал о Роджере Марче.
— Я тоже размышлял об этом, — согласился Трэш. — В одном можно быть совершенно уверенным. Если бы О'Фаррелла выгнали отсюда, он убрался бы на безопасное расстояние, а потом вылил бы ушат грязи на Пенни и Нью-Маверик. Может, Роджер подумал, что лучше оставить его здесь, где он под рукой и помалкивает. Разумеется, эта история здесь известна всем, но о ней много не говорили. В колонии никто не хочет поссориться с Роджером. И О'Фаррелл будет молчать, пока он здесь, потому что у него нет других средств к существованию, кроме фонда Нью-Маверика.
Я вроде бы не чувствовал усталости, но, когда добрался до своего номера, я ощутил ломоту во всем теле. В принципе, следовало принять версию Трэша относительно рассказа О'Фаррелла и его мотивов. Сведения о том, что Фэннинг избил О'Фаррелла так, что тот попал в больницу, наверняка сохранились в документах. Трэш не стал бы выдумывать такую историю, зная, что наутро я могу ее легко проверить. Но подозрения, которые вызывал у меня О'Фаррелл, не казались мне такими основательными, как хотелось бы. Меня грызло одно небольшое сомнение. Избиение О'Фаррелла слегка напоминало мне то, что произошло с Эдом Броком. Вероятно, просто совпадение, но О'Фаррелл завел меня достаточно далеко, и я не мог не задумываться об этом. Я напомнил себе, что О'Фаррелл был актером, и одаренным актером.
Я заснул, едва моя голова опустилась на подушку, но спал беспокойно. Меня мучили кошмары, главным действующим лицом которых был безликий монах в черной рясе, двигавшийся словно балетный танцор из одной сцены в другую, окровавленный, безголовый пианист, вертящийся дервиш с дубиной, превращающий Эда Брока в отбивную, крадущаяся тень с ножом, кромсающим мою машину, и, наконец, безумствующий маньяк, ползущий к студии Пенни, где она лежит на кушетке, совершенно беспомощная. Я услышал ее вопль и сел на постели, обливаясь потом.
Конечно, это был не вопль, но какой-то другой шум, который во сне превратился в дикий крик Пенни. Это была сирена пожарной машины. Пожарная часть, видимо, находилась поблизости от «Вилки и Ножа», потому что сирена выла оглушительно.
Кто-то стал колотить мне в дверь.
— Геррик! Геррик, проснитесь! — Это был голос Трэша.
— Я не сплю, — сказал я охрипшим голосом. — Мы горим?
— Нет, но пошевеливайтесь! Горит дом Броков на Колони-роуд!
Часть третья
Глава 1
— Господи, благослови ее и сохрани, — прошептал чуть слышно О'Фаррелл. — Ей было лет пять, когда она пришла ко мне. Им пришлось ей рассказать часть правды, потому что она собиралась идти в школу. Она не могла понять, что к чему, но знала, что я единственный человек, бывший на сцене с ее отцом, когда он умер. Она спросила, было ли ему больно, и я смог сказать ей, что он даже не успел понять, что с ним произошло. Она хотела говорить о нем, и о своей матери, и о том, какие они были. Что мог я поведать ей в те дни, кроме того, что отец ее был смелым и сильным, а мать — доброй и прекрасной? Позже, конечно, пришло время для более реалистических подробностей. Девять лет подряд она каждый день приходила в мой маленький домик, чтобы повидаться со мной. Я умею рассказывать истории, мистер Геррик. Мне удавалось рассмешить ее и превратить чтение вслух в настоящий спектакль. Я мог играть с ней в разные игры, потому что сам отчасти ребячлив. И эта прелестная девочка любила меня, мистер Геррик. И я ее любил.
Он остановился, достал из кармана платок и обтер пот со лба. Пока он говорил, его лицо стало пепельно-серым.
— Когда ей исполнилось четырнадцать, я расстался с ней, — проговорил он тихим, дрожащим голосом. — В некоторых людях есть червоточина, мистер Геррик, которая способна испортить все хорошее в их жизни. Я расстался с ней, потому что при виде этой четырнадцатилетней девочки у меня стали возникать мысли, которые не должны приходить в голову ни одному старому козлу. Это был один из немногих достойных поступков в моей жизни, но ей он принес боль. Она не понимала, а я не мог ей объяснить. Не знаю, поняла ли она сейчас. Но я люблю эту девочку, мистер Геррик, и отдам жизнь, чтобы уберечь ее от беды. — Он посмотрел на меня в упор своими старыми печальными глазами. — Я не часто говорю о себе серьезно, потому что люди настроены смеяться надо всем, что я скажу. Я бы не хотел, чтобы они смеялись над тем, как я отношусь к Пенни.
— Я не смеюсь, мистер О'Фаррелл.
— Я рискнул, мистер Геррик, потому что вы задали мне вопрос. «Зачем исполнять для меня музыку, мистер О'Фаррелл?» — спросили вы. Я не из тех, кто подвергает себя опасности. Моя собственная шкура — единственное, что меня вообще волнует, если не считать Пенни. Если я пошел на риск, то знайте — это ради нее.
— Вы считаете, она в опасности?
— А вы так не считаете? Вы привезли ее сюда сегодня вечером после ваших неприятностей. Она заново открыла старое дело, так? Она позвала сюда Брока, и весь сыр-бор из-за нее.
О'Фаррелл, в своей двусмысленной манере, разумеется, указывал на Фэннинга. Пол Фэннинг, думал я. Трудно представить себе Лору, превращающую Эда в беспомощный кусок мяса.
— Один вопрос, мистер О'Фаррелл, — сказал я. — Вы знаете, что заставило Тэда Фэннинга бросить Пенни?
На лице О'Фаррелла появилась гримаса отвращения.
— У мальчишки еще молоко на губах не обсохло. Его вряд ли можно считать ответственным за свои поступки.
— И никаких предположений?
— Я скажу вам кое-что, что вовсе не является предположением. Он просто дурак. Но какая шлея попала ему под хвост, я не знаю.
— И еще один вопрос, мистер О'Фаррелл. В ту ночь, когда убили Джона Уилларда, вы слышали о ком-то, кого называли Черным Монахом?
О'Фаррелл развернулся на своем табурете и посмотрел прямо на меня. Лукавое лицо снова оживилось. Его маленькое тельце согнулось, и внезапно он расхохотался, раскачиваясь взад и вперед, не в силах успокоиться.
— Это серьезный вопрос, — заметил я.
Он вытер глаза платком.
— Ох, слышал я о нем, — ответил он. — Это местная легенда.
— Он мог бы подтвердить алиби Лоры Фэннинг на ночь убийства. Это сузило бы круг подозреваемых.
О'Фаррелл покачал головой, пытаясь подобрать слова:
— Не то слово — мог бы, мистер Геррик. Если бы он сделал это. А я могу сказать вам, что он этого не сделает. Никогда. Не в этом мире!
— Но если Лора может назвать его имя…
— В этом-то вся и шутка, мистер Геррик. Она не может. Свои звездные минуты наша Лора изведала с человеком, которого она не знает, чьего лица без маски она так и не видела. До сих пор она расспрашивает о нем, втайне надеясь, что кто-нибудь проговорится. Но если кто-то и знает, он нем как могила! — О'Фаррелл закашлялся. — Нет, нет, мистер Геррик. Ваш Черный Монах никогда больше не появится. Можете быть уверены.
Я расплатился за выпивку и пожелал О'Фарреллу спокойной ночи. Он сунул бутылку «Джеймисона» под мышку, лихо отсалютовал мне и направился к боковому выходу. Маленький человечек дал мне немало пищи для размышлений. Я мог представить себе, как воодушевился Эд Брок, когда он услышал рассказ О'Фаррелла. Должно быть, он сразу бросился по следу и что-то нашел, но, вместо того чтобы сообщить то, что он узнал, Пенни и властям, он попытался подоить Фэннинга, и тот расправился с ним.
Да, теперь я знал, в каком направлении двигаться, но решил действовать осторожно. Фэннингу отныне известно, что откуда-то ниточка тянется к нему, и на этот раз он не попадется так легко. Он приготовится. Эд застал его врасплох. Со мной все будет по-другому.
Я во второй раз за вечер шел через вестибюль к лестнице, когда из кабинета появился Трэш.
— Оно того стоило? — спросил он.
— Несколько фактов, — ответил я.
Трэш закурил, одарив меня своей белозубой улыбкой.
— Большинство из нас давным-давно перестали искать факты, — сказал он. — Их не существует.
— Вы когда-нибудь подозревали, что О'Фаррелл знает об убийстве Уилларда больше того, что он рассказал полиции? — спросил я.
Трэш рассмеялся:
— Он всячески старался вас в этом убедить, да? Должно быть, вы ему хорошо наливали. Хочу вас предупредить, Геррик. Этого маленького ирландского придурка сжигает ненависть. Он ненавидит всех, потому что он неудачник и мошенник и еще кое-что, о чем неприлично говорить в обществе. Если вы заглотнули его наживку, значит, так вам и надо. Для него настоящий праздник — своими намеками убедить вас заподозрить кого-то. Знай он что-нибудь доподлинно, он растрепал бы об этом давным-давно, исключительно ради того, чтобы навредить кому-то. К счастью, он жалкий, мелкий трус, так что худшее, на что он способен, — это булавочные уколы.
— Вы сами отправили меня к нему, — возразил я.
— Потому что не сомневаюсь, что вы в состоянии отделить зерна от плевел, — сказал Трэш. — У О'Фаррелла есть излюбленный объект ненависти — Фэннинги. Он направил вас на их след?
Я вздохнул:
— Так и есть.
— Это старая история, — пояснил Трэш, перестав улыбаться. — Когда Пенни была маленькой девочкой, она любила болтаться около дома О'Фаррелла. Он хорошо ладит с детьми: рассказывает им сказки и старинные ирландские легенды. Пенни по-детски им восхищалась. Но когда ей исполнилось четырнадцать, у О'Фаррелла возникли кое-какие другие идеи на ее счет. Она рано развилась физически. Он проявлял к ней нежность, когда она была ребенком и нуждалась в этом. Но внезапно он превратился в старого похотливого козла. Лора, при всех своих заскоках, старалась быть хорошей матерью для Пенни. Она предупредила О'Фаррелла, чтобы тот не распускал руки, и запретила Пенни ходить в его дом. Пенни, в сущности, ничего не поняла и обиделась на то, что ее разлучили со старым другом. Она пошла к нему опять, и О'Фаррелл вел себя грязно. Тогда Пол Фэннинг задал ему первоклассную трепку. О'Фаррелл попал в больницу, а поправившись, попритих. Пол убедил его, что не шутит. Но естественно, О'Фаррелл ненавидит Фэннингов и с радостью сделает все, лишь бы доставить им неприятности — например, навешает вам на уши лапши своими намеками и предположениями.
Вот вам и ниточка, подумал я. О'Фаррелл даже словом не обмолвился ни о побоях, ни о больнице. Из его рассказа следовало, что его собственная совесть заставила его отказаться от Пенни. Вся его история, вероятно, из той же серии — наполовину правда, наполовину лживые инсинуации.
— Одно меня озадачивает, — сказал я Трэшу. — Как получилось, что после этого Роджер Марч позволил О'Фарреллу остаться в колонии? Его простили, когда выяснилось, что он мошенник, а не драматург. Потом оказывается, что он…
— Любитель Лолит, — докончил Трэш.
— И все же его не гонят. Это совсем не похоже на то, что я слышал о Роджере Марче.
— Я тоже размышлял об этом, — согласился Трэш. — В одном можно быть совершенно уверенным. Если бы О'Фаррелла выгнали отсюда, он убрался бы на безопасное расстояние, а потом вылил бы ушат грязи на Пенни и Нью-Маверик. Может, Роджер подумал, что лучше оставить его здесь, где он под рукой и помалкивает. Разумеется, эта история здесь известна всем, но о ней много не говорили. В колонии никто не хочет поссориться с Роджером. И О'Фаррелл будет молчать, пока он здесь, потому что у него нет других средств к существованию, кроме фонда Нью-Маверика.
Я вроде бы не чувствовал усталости, но, когда добрался до своего номера, я ощутил ломоту во всем теле. В принципе, следовало принять версию Трэша относительно рассказа О'Фаррелла и его мотивов. Сведения о том, что Фэннинг избил О'Фаррелла так, что тот попал в больницу, наверняка сохранились в документах. Трэш не стал бы выдумывать такую историю, зная, что наутро я могу ее легко проверить. Но подозрения, которые вызывал у меня О'Фаррелл, не казались мне такими основательными, как хотелось бы. Меня грызло одно небольшое сомнение. Избиение О'Фаррелла слегка напоминало мне то, что произошло с Эдом Броком. Вероятно, просто совпадение, но О'Фаррелл завел меня достаточно далеко, и я не мог не задумываться об этом. Я напомнил себе, что О'Фаррелл был актером, и одаренным актером.
Я заснул, едва моя голова опустилась на подушку, но спал беспокойно. Меня мучили кошмары, главным действующим лицом которых был безликий монах в черной рясе, двигавшийся словно балетный танцор из одной сцены в другую, окровавленный, безголовый пианист, вертящийся дервиш с дубиной, превращающий Эда Брока в отбивную, крадущаяся тень с ножом, кромсающим мою машину, и, наконец, безумствующий маньяк, ползущий к студии Пенни, где она лежит на кушетке, совершенно беспомощная. Я услышал ее вопль и сел на постели, обливаясь потом.
Конечно, это был не вопль, но какой-то другой шум, который во сне превратился в дикий крик Пенни. Это была сирена пожарной машины. Пожарная часть, видимо, находилась поблизости от «Вилки и Ножа», потому что сирена выла оглушительно.
Кто-то стал колотить мне в дверь.
— Геррик! Геррик, проснитесь! — Это был голос Трэша.
— Я не сплю, — сказал я охрипшим голосом. — Мы горим?
— Нет, но пошевеливайтесь! Горит дом Броков на Колони-роуд!
Часть третья
Глава 1
Я нацепил на себя какую-то одежду и меньше чем через минуту оказался внизу. Пенни уже стояла там с Трэшем. Оба были бледны как смерть.
— Похоже, есть на что посмотреть, — сказал Трэш. — Даже отсюда видно зарево.
Я ничего не ответил. Сердце у меня в груди сжалось в холодный комок. «Мерседес» Трэша был припаркован у парадного входа, и мы все забрались в него. Мимо нас в сторону Колони-роуд мчались другие машины.
— Гарриет! — услышал я собственный голос, а потом холодные пальцы Пенни сжали мое запястье. Мы сидели, прижавшись друг к другу на переднем сиденье, пока Трэш мастерски гнал машину на сумасшедшей скорости, не снимая руки с клаксона.
— Там нет телефона, — бросил он. — Ей пришлось довольно далеко бежать, чтобы поднять тревогу.
— Может быть, пожар заметил кто-то другой, — проговорила Пенни.
Никто из нас не решался высказать свои мысли.
«Мерседес» резко свернул на Колони-роуд. Теперь нам были видны языки пламени, поднимавшиеся до небес, окутанные облаками черного дыма.
— Такой уже не потушить, — заметил Трэш. Он непрерывно жал на газ. Вильнув и отчаянно сигналя, мы обошли более медленный седан впереди нас.
Внезапно нам представилось зрелище бушующего пожара. Шины завизжали, и мы резко остановились ярдах в пятидесяти от дома. Дорога впереди нас была забита машинами и пожарным оборудованием. Трэш выскочил первым и побежал к дому. Я мчался за ним. О боже, Гарриет!
Сквозь раскаленные белые языки пламени виднелся остов коттеджа. Пожарные-добровольцы боролись со шлангом, который плохо работал. Они не могли подойти ближе из-за слишком сильного жара, и жалкая струйка воды едва достигала дома.
Я увидел пожарного, бегущего с кислородной подушкой и маской в сторону группы, собравшейся под деревом у дороги, и, не раздумывая, бросился за ним. Лица людей в толпе казались какими-то нечеловеческими в пляшущем свете пламени.
— Гарриет!
Она сидела на земле, обнимая Дики. Человек с кислородной подушкой добежал до нее раньше меня. Дики забрали у нее, накрыв кислородной маской его лицо. Я вдруг оказался на четвереньках около Гарриет и, задыхаясь, начал повторять ее имя. Она непонимающе смотрела на меня. Она меня не узнавала! От ее волос пахло паленым, платье обгорело. Я посмотрел на ее руки. Они дрожали — ободранные, в ожогах.
— Гарриет!
Она открыла рот, посмотрела прямо на меня и закричала. Ее глаза казались безумными из-за сгоревших ресниц и бровей.
— О господи, боже мой, боже мой! — восклицала она. — Он там, Дэйв! Эд там, внутри!
Я поднялся и, спотыкаясь, тупо побрел к месту пожарища. Кто-то ухватил меня за руку и удержал.
— Не будьте идиотом! — рявкнул Трэш.
Медленно, очень медленно я начал приходить в себя. В таком огне никто не мог остаться в живых. Единственное, что оставалось пожарным, — это сдержать огонь, чтобы он не перекинулся на лес и другие дома. Я обернулся и посмотрел на Гарриет. Пенни стояла около нее на коленях, пытаясь успокоить ее.
Потом я увидел Пола Фэннинга. Он тоже сидел на земле, прислонившись к дереву. Его вельветовый пиджак местами обгорел. Он держал в руке сломанные очки и тупо смотрел на них. Трэш, все еще не выпуская моей руки, остановил бледного мужчину, который помогал пожарным разбираться со шлангом.
— Нужно отправить малыша в больницу, — сказал мужчина. — Тяжелое отравление угарным газом. И миссис Брок обгорела. Сейчас приедет «скорая помощь».
Сквозь возбужденные крики множества людей я расслышал завывание сирены «скорой помощи», ехавшей по Колони-роуд.
— Как это случилось? — спросил Трэш резко.
— Не знаю, — ответил мужчина. — Пол Фэннинг увидел пламя первым и поднял тревогу. Только одно ясно как день: это не случайность. Бензин! Дом вспыхнул как факел. Женщина спала. Он превратился в печь прежде, чем она успела выбраться из постели. Как ей удалось вытащить ребенка — я даже представить себе не могу. Потом она пыталась вернуться за своим мужем-бедолагой. Пол к тому времени прибежал сюда, оттащил ее от дома и стал катать по траве. Одежда на ней горела!
Наш собеседник вдруг резко повернулся и побежал к «скорой помощи». Я едва не подскочил от тоненького девчачьего хихиканья Пола Фэннинга. Он смотрел на меня налитыми кровью глазами.
— Я сделал для ваших друзей все, что мог, Геррик, — сказал он. — Я не гожусь в герои. Мне так кажется. Наверное, я сумел бы вытащить Брока из огня, если б оказался здесь несколькими минутами раньше. Когда я прибежал, миссис Брок пыталась пробраться в дом. Она горела — одежда на ней горела. Я решил, что все, что в моих силах, — это удержать ее от самоубийства.
— Спасибо вам, — пробормотал я. Ужас ситуации лишил меня возможности чувствовать.
Фэннинг снова хихикнул:
— Кто-нибудь знает, где сегодня ночует Лора? Я не видел ее.
Огромная фигура возникла между мной и Фэннингом. Удар руки, взметнувшейся словно цеп, свалил Фэннинга на землю. Я услышал, как он заскулил, будто побитый пес. Потом великан повернулся ко мне лицом. У него была седая грива волос, седая борода и усы. Он был стар как Господь. Он выглядел как Господь! Я сообразил, что это Роджер Марч, отец Лоры.
— Вы Дэвид Геррик? — спросил он низким, звучным голосом.
— Да, сэр.
— Я Роджер Марч, — представился он. — Сделайте для ваших друзей все, что сможете. Потом я хочу видеть вас. — Он повернулся к кому-то из стоявших рядом с нами и ткнул пальцем в Фэннинга. — Отвезите эту скулящую мразь домой, и держите его от меня подальше! — прогремел он.
Я наблюдал, как он прошествовал через толпу. Ему было почти восемьдесят лет, как мне рассказывали, но физически он все еще оставался крепким, и сил у этого гиганта больше, чем у среднего мужчины. Понятно, почему никто не рисковал вызывать его недовольство.
Двое мужчин помогли всхлипывающему Полу подняться и увели его.
Я опять вернулся к Гарриет и увидел рядом с ней капитана Келли. Он и Столлард раздвигали толпу, чтобы освободить место для носилок «Скорой помощи». На них уложили Дики, все еще с кислородной маской на лице. Гарриет смотрела на него, не двигаясь.
— Вам следует поехать вместе с мальчиком, миссис Брок, — сказал ей Келли, голос его слегка дрожал. — Вам тоже необходим врач.
Гарриет покачала головой.
— Кто-то должен остаться здесь, — ровным голосом проговорила она, — чтобы сделать для Эда все, что возможно.
Пенни стояла позади меня.
— Я поеду с ней, Дэйв. А вы оставайтесь. Вам нужно узнать, что произошло.
Я всем сердцем желал быть с Гарриет, но Пенни говорила здраво. Мне хотелось взять Гарриет за руку или за плечи, но я не сделал этого, боясь причинить ей боль. Ее пальцы все еще дрожали.
— Я останусь тут, Гарриет, — сказал я. — А тебе надо поехать с Дики.
Она посмотрела на меня, словно мучительно пыталась вспомнить, кто я такой.
— Дэйв! — наконец проговорила она. — Ты сделаешь для Эда все, что сможешь?
— Конечно, — ответил я.
Боже милостивый! От Эда остался только пепел.
Я смотрел, как пожарные несут Дики к машине «Скорой помощи», а Гарриет и Пол Фэннинг идут за носилками. Только услышав набирающий силу вой сирены, я начал понемногу приходить в себя.
«Бензин», — сказал тот мужчина.
Я поискал взглядом Келли и увидел, что он стоит в нескольких ярдах от меня и разговаривает с седоволосым мужчиной, который оказался командиром местной добровольной пожарной дружины. Его звали Джордж Лютер. Он мрачно кивнул, когда Келли представил нас.
— Я как раз говорил капитану Келли, что это, несомненно, поджог, — сказал Лютер. — Миссис Брок была не в состоянии говорить, но если только она не хранила бензин в доме, что маловероятно… — Он пожал плечами.
Лицо Келли было красным от жара. Он смотрел в огонь, словно надеялся увидеть там что-то. Пожар полыхал так, что остов здания уже рассыпался, и языки пламени, казалось, вырывались из самой земли.
— Я видел подобные пожары и раньше, — продолжал Лютер. — Совсем недавно в дыму еще чувствовался запах бензина. Разумеется, эксперты страховой компании могут придерживаться другого мнения, но я готов поручиться, что дом подожгли. Вы не думаете, что миссис Брок могла просто помешаться — после всех бед, которые на нее обрушились?
— Нет, — отрезал я.
— Я просто спросил, — произнес Лютер извиняющимся тоном. — Как я говорил, возможно, она держала бензин в доме, для сенокосилки или чего-то подобного.
— Бензин сам по себе не загорится, — сказал я. — Очевидно, Гарриет и Дики уже спали. Какая у них в доме была плита?
— Электрическая, — ответил Лютер.
Келли сделал нетерпеливый жест:
— У нее не было сенокосилки. Я видел, как малыш подстригал траву обычной ручной машинкой. Надо смотреть правде в глаза, Джордж. Кто-то пытался сжечь их заживо.
— Это твоя работа, — сказал Лютер и добавил с явным облегчением: — Слава богу, что нет никакого ветра, иначе сгорели бы и другие дома, и половина леса. А здесь мы справимся. Если я не нужен вам, капитан…
— Продолжай, Джордж. Занимайся своим делом, — разрешил Келли. Он посмотрел на меня почти злобно, когда командир пожарной дружины отошел от нас. — Похоже, вы действительно выпустили джина из бутылки, приехав сюда, мистер Геррик.
Какая-то убийственная ярость, кипевшая во мне, вырвалась наконец наружу.
— Вам очень удобно думать так, капитан, — отрезал я. — Двадцать один год вы тут работаете спустя рукава. Естественно, вам хочется обвинить кого-то другого во всем, что произошло с семьей Брок. Вы, и Марч, и все остальные, кто спустил на тормозах это дело, может записать себя в пособники убийцы Эда Брока. Потому что так оно и есть, Келли.
Я подумал, что он бросится сейчас на меня, и это бы меня очень устроило. Мне хотелось кого-нибудь ударить: это помогло бы мне забыть пустые глаза Гарриет, затуманенные ужасом. Но Келли с явным усилием овладел собой.
— Извините меня за мои слова, Геррик. — Его голос дрожал. — Давайте не будем с вами ссориться. Мы нужны друг другу.
Он был прав. В данной ситуации ни ему, ни мне не стоило отказываться от помощи, кто бы ее ни предлагал. Карьера Келли висела на волоске. Когда вся история дойдет до ушей его начальства, грянет гром. Он не смог найти человека, напавшего на Эда, и в результате произошло убийство. По лицу Келли я видел, что он хорошо это понимает.
— Хорошо. Начнем сначала, — сказал я. — Я заходил сюда… ну, примерно в одиннадцать. После разговора с вами. Все было в порядке. Мальчик и Эд уже спали. Я поговорил с миссис Брок. Сейчас она в шоке, Келли, но она вовсе не истеричная особа. Она боялась, но была готова к тому, что может случиться. У нее остался пистолет Эда. Миссис Брок собиралась воспользоваться им при необходимости. Если кто-то поджег дом, это произошло уже после того, как она крепко уснула.
— Миссис Брок не рассказала вам ничего, от чего мы могли бы оттолкнуться? — спросил Келли.
— Нет. Но она задала мне вопрос, который я собирался задать вам позже. Кто-нибудь пытался опознать Черного Монаха Лоры Фэннинг?
Келли пристально посмотрел на меня.
— Я пытался, — сказал он. — Меня это интересовало не только как полицейского. — Он на мгновение прикрыл свои покрасневшие от жары глаза. — Давайте скажем просто, что меня это заинтересовало. Вы, наверное, не до конца понимаете, Геррик. Совершенно посторонний человек, не из нашего города, услышал о фестивале. Он знает, что это нечто вроде оргии. Он знает, что может приехать сюда и подцепить девушку. Никто ему не откажет. Он может славно провести время.
— О'Фаррелл говорил мне, что Лора тоже не знает, кто это был.
— Мне это известно, — ответил Келли. — Тогда она спрашивала себя… И я тоже, поскольку я чувствовал… ну, мне хотелось добраться до этого малого. Просто чтобы выпустить пар. Но я пытаюсь сказать вам вот что: Лора — далеко не первая девчонка, которая валялась на фестивалях с парнем, не имея представления, кто это был. Возможно, это звучит неправдоподобно для чужака вроде вас, но так случалось и прежде, и, думаю, именно так и произошло тогда. Мне не удалось ни за что зацепиться.
— А не мог это быть Джон Уиллард? — спросил я.
Келли рассмеялся.
— Ни в коем случае, — ответил он. — Я же говорил вам, он был среднего роста, грациозный, как танцовщик. Только не Джон. И не Марч, и не Фэннинг, если вы думаете о мотивах.
— Куда вы поедете теперь? — спросил я.
Он тяжело и глубоко вздохнул:
— Поговорить с Фэннингом. Он поднял тревогу и первый прибежал сюда. Думаю, вы многим обязаны ему, Геррик. Если бы он не вытащил миссис Брок, она погибла бы.
— Это он так рассказывает, — заметил я.
— О, именно так все и было, — ответил Келли. — Парень по фамилии Спэнглер, писатель, живет в коттедже, который находится отсюда примерно на том же расстоянии, что и дом Фэннинга. Он видел, как Фэннинг бежал к горящему дому, когда сам примчался сюда. Он говорит, что миссис Брок вырывалась от Пола. Спэнглер помогал катать ее по траве, чтобы сбить огонь с одежды.
— Этот Спэнглер, он тоже пытался вызвать пожарных?
— У него нет телефона, — сказал Келли. — В колонии всего два телефона. Один в доме Марча, где он живет вместе с Фэннингами, второй в студии Пенни.
— Почему их не установят больше? — спросил я.
— Люди, приезжающие сюда, — молодые таланты. Они живут здесь не платя аренду, даром, почти все. Телефоны стоят денег и являют собой соблазн. Хочется позвонить в Калифорнию старенькой бабушке. Поэтому их просто здесь не ставят. Для экстренных случаев телефон есть у Марчей и Уиллардов. Спэнглер побежал звонить в студию Пенни, но та оказалась заперта: мы и сами знаем, что Пенни там не было. Тогда он помчался сюда. — Глаза Келли сузились. — Я видел, как несколько минут назад Роджер ударил Пола. В чем было дело?
— Фэннинг неудачно сострил, спросив, где сегодня почует Лора, — ответил я.
— Старик любит ее. Она — единственный человек, который ему по-настоящему небезразличен, за исключением, может быть, его жены, которая умерла, рожая Лору. Для него не имеет значения, что она делает.
— Например, что она застрелила человека на концертной сцене?
— Исключено, — возразил Келли. — Вы можете себе представить, чтобы она избила Брока? Или устроила сегодняшний поджог? Не стоит тратить время на эту версию.
Келли мог исключить Лору из списка подозреваемых, но я не исключал никого. Пока не исключал. Самым ужасным в этот момент, когда пламя начало умирать под напором воды из шланга, который наконец-то заработал, была необходимость действовать, начать что-то делать. Но что? Не сразу и с величайшим трудом мне удалось взять себя в руки и вспомнить, что я, в конце концов, профессиональный следователь. Невозможно скакать во все стороны одновременно, как это удавалось знаменитому всаднику Стивена Ликока.
— Похоже, есть на что посмотреть, — сказал Трэш. — Даже отсюда видно зарево.
Я ничего не ответил. Сердце у меня в груди сжалось в холодный комок. «Мерседес» Трэша был припаркован у парадного входа, и мы все забрались в него. Мимо нас в сторону Колони-роуд мчались другие машины.
— Гарриет! — услышал я собственный голос, а потом холодные пальцы Пенни сжали мое запястье. Мы сидели, прижавшись друг к другу на переднем сиденье, пока Трэш мастерски гнал машину на сумасшедшей скорости, не снимая руки с клаксона.
— Там нет телефона, — бросил он. — Ей пришлось довольно далеко бежать, чтобы поднять тревогу.
— Может быть, пожар заметил кто-то другой, — проговорила Пенни.
Никто из нас не решался высказать свои мысли.
«Мерседес» резко свернул на Колони-роуд. Теперь нам были видны языки пламени, поднимавшиеся до небес, окутанные облаками черного дыма.
— Такой уже не потушить, — заметил Трэш. Он непрерывно жал на газ. Вильнув и отчаянно сигналя, мы обошли более медленный седан впереди нас.
Внезапно нам представилось зрелище бушующего пожара. Шины завизжали, и мы резко остановились ярдах в пятидесяти от дома. Дорога впереди нас была забита машинами и пожарным оборудованием. Трэш выскочил первым и побежал к дому. Я мчался за ним. О боже, Гарриет!
Сквозь раскаленные белые языки пламени виднелся остов коттеджа. Пожарные-добровольцы боролись со шлангом, который плохо работал. Они не могли подойти ближе из-за слишком сильного жара, и жалкая струйка воды едва достигала дома.
Я увидел пожарного, бегущего с кислородной подушкой и маской в сторону группы, собравшейся под деревом у дороги, и, не раздумывая, бросился за ним. Лица людей в толпе казались какими-то нечеловеческими в пляшущем свете пламени.
— Гарриет!
Она сидела на земле, обнимая Дики. Человек с кислородной подушкой добежал до нее раньше меня. Дики забрали у нее, накрыв кислородной маской его лицо. Я вдруг оказался на четвереньках около Гарриет и, задыхаясь, начал повторять ее имя. Она непонимающе смотрела на меня. Она меня не узнавала! От ее волос пахло паленым, платье обгорело. Я посмотрел на ее руки. Они дрожали — ободранные, в ожогах.
— Гарриет!
Она открыла рот, посмотрела прямо на меня и закричала. Ее глаза казались безумными из-за сгоревших ресниц и бровей.
— О господи, боже мой, боже мой! — восклицала она. — Он там, Дэйв! Эд там, внутри!
Я поднялся и, спотыкаясь, тупо побрел к месту пожарища. Кто-то ухватил меня за руку и удержал.
— Не будьте идиотом! — рявкнул Трэш.
Медленно, очень медленно я начал приходить в себя. В таком огне никто не мог остаться в живых. Единственное, что оставалось пожарным, — это сдержать огонь, чтобы он не перекинулся на лес и другие дома. Я обернулся и посмотрел на Гарриет. Пенни стояла около нее на коленях, пытаясь успокоить ее.
Потом я увидел Пола Фэннинга. Он тоже сидел на земле, прислонившись к дереву. Его вельветовый пиджак местами обгорел. Он держал в руке сломанные очки и тупо смотрел на них. Трэш, все еще не выпуская моей руки, остановил бледного мужчину, который помогал пожарным разбираться со шлангом.
— Нужно отправить малыша в больницу, — сказал мужчина. — Тяжелое отравление угарным газом. И миссис Брок обгорела. Сейчас приедет «скорая помощь».
Сквозь возбужденные крики множества людей я расслышал завывание сирены «скорой помощи», ехавшей по Колони-роуд.
— Как это случилось? — спросил Трэш резко.
— Не знаю, — ответил мужчина. — Пол Фэннинг увидел пламя первым и поднял тревогу. Только одно ясно как день: это не случайность. Бензин! Дом вспыхнул как факел. Женщина спала. Он превратился в печь прежде, чем она успела выбраться из постели. Как ей удалось вытащить ребенка — я даже представить себе не могу. Потом она пыталась вернуться за своим мужем-бедолагой. Пол к тому времени прибежал сюда, оттащил ее от дома и стал катать по траве. Одежда на ней горела!
Наш собеседник вдруг резко повернулся и побежал к «скорой помощи». Я едва не подскочил от тоненького девчачьего хихиканья Пола Фэннинга. Он смотрел на меня налитыми кровью глазами.
— Я сделал для ваших друзей все, что мог, Геррик, — сказал он. — Я не гожусь в герои. Мне так кажется. Наверное, я сумел бы вытащить Брока из огня, если б оказался здесь несколькими минутами раньше. Когда я прибежал, миссис Брок пыталась пробраться в дом. Она горела — одежда на ней горела. Я решил, что все, что в моих силах, — это удержать ее от самоубийства.
— Спасибо вам, — пробормотал я. Ужас ситуации лишил меня возможности чувствовать.
Фэннинг снова хихикнул:
— Кто-нибудь знает, где сегодня ночует Лора? Я не видел ее.
Огромная фигура возникла между мной и Фэннингом. Удар руки, взметнувшейся словно цеп, свалил Фэннинга на землю. Я услышал, как он заскулил, будто побитый пес. Потом великан повернулся ко мне лицом. У него была седая грива волос, седая борода и усы. Он был стар как Господь. Он выглядел как Господь! Я сообразил, что это Роджер Марч, отец Лоры.
— Вы Дэвид Геррик? — спросил он низким, звучным голосом.
— Да, сэр.
— Я Роджер Марч, — представился он. — Сделайте для ваших друзей все, что сможете. Потом я хочу видеть вас. — Он повернулся к кому-то из стоявших рядом с нами и ткнул пальцем в Фэннинга. — Отвезите эту скулящую мразь домой, и держите его от меня подальше! — прогремел он.
Я наблюдал, как он прошествовал через толпу. Ему было почти восемьдесят лет, как мне рассказывали, но физически он все еще оставался крепким, и сил у этого гиганта больше, чем у среднего мужчины. Понятно, почему никто не рисковал вызывать его недовольство.
Двое мужчин помогли всхлипывающему Полу подняться и увели его.
Я опять вернулся к Гарриет и увидел рядом с ней капитана Келли. Он и Столлард раздвигали толпу, чтобы освободить место для носилок «Скорой помощи». На них уложили Дики, все еще с кислородной маской на лице. Гарриет смотрела на него, не двигаясь.
— Вам следует поехать вместе с мальчиком, миссис Брок, — сказал ей Келли, голос его слегка дрожал. — Вам тоже необходим врач.
Гарриет покачала головой.
— Кто-то должен остаться здесь, — ровным голосом проговорила она, — чтобы сделать для Эда все, что возможно.
Пенни стояла позади меня.
— Я поеду с ней, Дэйв. А вы оставайтесь. Вам нужно узнать, что произошло.
Я всем сердцем желал быть с Гарриет, но Пенни говорила здраво. Мне хотелось взять Гарриет за руку или за плечи, но я не сделал этого, боясь причинить ей боль. Ее пальцы все еще дрожали.
— Я останусь тут, Гарриет, — сказал я. — А тебе надо поехать с Дики.
Она посмотрела на меня, словно мучительно пыталась вспомнить, кто я такой.
— Дэйв! — наконец проговорила она. — Ты сделаешь для Эда все, что сможешь?
— Конечно, — ответил я.
Боже милостивый! От Эда остался только пепел.
Я смотрел, как пожарные несут Дики к машине «Скорой помощи», а Гарриет и Пол Фэннинг идут за носилками. Только услышав набирающий силу вой сирены, я начал понемногу приходить в себя.
«Бензин», — сказал тот мужчина.
Я поискал взглядом Келли и увидел, что он стоит в нескольких ярдах от меня и разговаривает с седоволосым мужчиной, который оказался командиром местной добровольной пожарной дружины. Его звали Джордж Лютер. Он мрачно кивнул, когда Келли представил нас.
— Я как раз говорил капитану Келли, что это, несомненно, поджог, — сказал Лютер. — Миссис Брок была не в состоянии говорить, но если только она не хранила бензин в доме, что маловероятно… — Он пожал плечами.
Лицо Келли было красным от жара. Он смотрел в огонь, словно надеялся увидеть там что-то. Пожар полыхал так, что остов здания уже рассыпался, и языки пламени, казалось, вырывались из самой земли.
— Я видел подобные пожары и раньше, — продолжал Лютер. — Совсем недавно в дыму еще чувствовался запах бензина. Разумеется, эксперты страховой компании могут придерживаться другого мнения, но я готов поручиться, что дом подожгли. Вы не думаете, что миссис Брок могла просто помешаться — после всех бед, которые на нее обрушились?
— Нет, — отрезал я.
— Я просто спросил, — произнес Лютер извиняющимся тоном. — Как я говорил, возможно, она держала бензин в доме, для сенокосилки или чего-то подобного.
— Бензин сам по себе не загорится, — сказал я. — Очевидно, Гарриет и Дики уже спали. Какая у них в доме была плита?
— Электрическая, — ответил Лютер.
Келли сделал нетерпеливый жест:
— У нее не было сенокосилки. Я видел, как малыш подстригал траву обычной ручной машинкой. Надо смотреть правде в глаза, Джордж. Кто-то пытался сжечь их заживо.
— Это твоя работа, — сказал Лютер и добавил с явным облегчением: — Слава богу, что нет никакого ветра, иначе сгорели бы и другие дома, и половина леса. А здесь мы справимся. Если я не нужен вам, капитан…
— Продолжай, Джордж. Занимайся своим делом, — разрешил Келли. Он посмотрел на меня почти злобно, когда командир пожарной дружины отошел от нас. — Похоже, вы действительно выпустили джина из бутылки, приехав сюда, мистер Геррик.
Какая-то убийственная ярость, кипевшая во мне, вырвалась наконец наружу.
— Вам очень удобно думать так, капитан, — отрезал я. — Двадцать один год вы тут работаете спустя рукава. Естественно, вам хочется обвинить кого-то другого во всем, что произошло с семьей Брок. Вы, и Марч, и все остальные, кто спустил на тормозах это дело, может записать себя в пособники убийцы Эда Брока. Потому что так оно и есть, Келли.
Я подумал, что он бросится сейчас на меня, и это бы меня очень устроило. Мне хотелось кого-нибудь ударить: это помогло бы мне забыть пустые глаза Гарриет, затуманенные ужасом. Но Келли с явным усилием овладел собой.
— Извините меня за мои слова, Геррик. — Его голос дрожал. — Давайте не будем с вами ссориться. Мы нужны друг другу.
Он был прав. В данной ситуации ни ему, ни мне не стоило отказываться от помощи, кто бы ее ни предлагал. Карьера Келли висела на волоске. Когда вся история дойдет до ушей его начальства, грянет гром. Он не смог найти человека, напавшего на Эда, и в результате произошло убийство. По лицу Келли я видел, что он хорошо это понимает.
— Хорошо. Начнем сначала, — сказал я. — Я заходил сюда… ну, примерно в одиннадцать. После разговора с вами. Все было в порядке. Мальчик и Эд уже спали. Я поговорил с миссис Брок. Сейчас она в шоке, Келли, но она вовсе не истеричная особа. Она боялась, но была готова к тому, что может случиться. У нее остался пистолет Эда. Миссис Брок собиралась воспользоваться им при необходимости. Если кто-то поджег дом, это произошло уже после того, как она крепко уснула.
— Миссис Брок не рассказала вам ничего, от чего мы могли бы оттолкнуться? — спросил Келли.
— Нет. Но она задала мне вопрос, который я собирался задать вам позже. Кто-нибудь пытался опознать Черного Монаха Лоры Фэннинг?
Келли пристально посмотрел на меня.
— Я пытался, — сказал он. — Меня это интересовало не только как полицейского. — Он на мгновение прикрыл свои покрасневшие от жары глаза. — Давайте скажем просто, что меня это заинтересовало. Вы, наверное, не до конца понимаете, Геррик. Совершенно посторонний человек, не из нашего города, услышал о фестивале. Он знает, что это нечто вроде оргии. Он знает, что может приехать сюда и подцепить девушку. Никто ему не откажет. Он может славно провести время.
— О'Фаррелл говорил мне, что Лора тоже не знает, кто это был.
— Мне это известно, — ответил Келли. — Тогда она спрашивала себя… И я тоже, поскольку я чувствовал… ну, мне хотелось добраться до этого малого. Просто чтобы выпустить пар. Но я пытаюсь сказать вам вот что: Лора — далеко не первая девчонка, которая валялась на фестивалях с парнем, не имея представления, кто это был. Возможно, это звучит неправдоподобно для чужака вроде вас, но так случалось и прежде, и, думаю, именно так и произошло тогда. Мне не удалось ни за что зацепиться.
— А не мог это быть Джон Уиллард? — спросил я.
Келли рассмеялся.
— Ни в коем случае, — ответил он. — Я же говорил вам, он был среднего роста, грациозный, как танцовщик. Только не Джон. И не Марч, и не Фэннинг, если вы думаете о мотивах.
— Куда вы поедете теперь? — спросил я.
Он тяжело и глубоко вздохнул:
— Поговорить с Фэннингом. Он поднял тревогу и первый прибежал сюда. Думаю, вы многим обязаны ему, Геррик. Если бы он не вытащил миссис Брок, она погибла бы.
— Это он так рассказывает, — заметил я.
— О, именно так все и было, — ответил Келли. — Парень по фамилии Спэнглер, писатель, живет в коттедже, который находится отсюда примерно на том же расстоянии, что и дом Фэннинга. Он видел, как Фэннинг бежал к горящему дому, когда сам примчался сюда. Он говорит, что миссис Брок вырывалась от Пола. Спэнглер помогал катать ее по траве, чтобы сбить огонь с одежды.
— Этот Спэнглер, он тоже пытался вызвать пожарных?
— У него нет телефона, — сказал Келли. — В колонии всего два телефона. Один в доме Марча, где он живет вместе с Фэннингами, второй в студии Пенни.
— Почему их не установят больше? — спросил я.
— Люди, приезжающие сюда, — молодые таланты. Они живут здесь не платя аренду, даром, почти все. Телефоны стоят денег и являют собой соблазн. Хочется позвонить в Калифорнию старенькой бабушке. Поэтому их просто здесь не ставят. Для экстренных случаев телефон есть у Марчей и Уиллардов. Спэнглер побежал звонить в студию Пенни, но та оказалась заперта: мы и сами знаем, что Пенни там не было. Тогда он помчался сюда. — Глаза Келли сузились. — Я видел, как несколько минут назад Роджер ударил Пола. В чем было дело?
— Фэннинг неудачно сострил, спросив, где сегодня почует Лора, — ответил я.
— Старик любит ее. Она — единственный человек, который ему по-настоящему небезразличен, за исключением, может быть, его жены, которая умерла, рожая Лору. Для него не имеет значения, что она делает.
— Например, что она застрелила человека на концертной сцене?
— Исключено, — возразил Келли. — Вы можете себе представить, чтобы она избила Брока? Или устроила сегодняшний поджог? Не стоит тратить время на эту версию.
Келли мог исключить Лору из списка подозреваемых, но я не исключал никого. Пока не исключал. Самым ужасным в этот момент, когда пламя начало умирать под напором воды из шланга, который наконец-то заработал, была необходимость действовать, начать что-то делать. Но что? Не сразу и с величайшим трудом мне удалось взять себя в руки и вспомнить, что я, в конце концов, профессиональный следователь. Невозможно скакать во все стороны одновременно, как это удавалось знаменитому всаднику Стивена Ликока.