Приняв Джека Дугласа за О'Нила, она наболтает много такого, что, безусловно, позволит потом основательно прижать ее и заставить дать показания против Бешеного. Для этого Джек Дуглас и взял с собой в палату под одеяло портативный магнитофон. Конечно, это будет настоящий шантаж, но лейтенант считал, что в борьбе с преступником все средства хороши. Когда два дюжих санитара осторожно переложили его с носилок на широкую функциональную кровать и ушли, выключив свет, он осторожно открыл глаза и огляделся. Палата освещалась только маленьким ночничком, закрепленным над дверью. Возле кровати стоял небольшой столик, накрытый белой салфеткой. На столике - фарфоровый поильник и термометр в высоком стаканчике. Джек кое-как освободился от гипса, спрятал его в стенной шкаф, затем пристроил под одеялом магнитофон, вывел микрофон наружу, так, чтобы его не было видно, и стал ждать. Время тянулось невыносимо медленно, часы на стене показывали четверть десятого, когда дверь в палату открылась. Дуглас, поспешно прикрыв глаза, успел, к своему разочарованию, заметить длинную коричневую рясу и белый, закрывающий пол-лица двурогий чепец монахини урсулинки. Монахиня подошла к кровати, взяла поильник и поднесла его носик к губам "больного". Джек с отвращением сделал несколько глотков безвкусной воды и открыл глаза. Пожилая монахиня наклонилась над ним, чуть не касаясь подушки накрахмаленными крыльями громадного чепца.
- Чего-нибудь хотите, сын мой? Может быть, судно?
- Нет, спасибо, - выдавил из себя Дуглас.
- Ну спите тогда. Доктор Уоллес сказал, что вас нельзя беспокоить. Если я вам понадоблюсь, пожалуйста, не стесняйтесь - на стене прямо возле вашей руки кнопка звонка.
Сиделка вздохнула и вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь. Вновь потянулись томительные минуты ожидания. Прошел час, за ним еще один, но кроме все той же пожилой монахини, зашедшей еще пару раз, никто не появлялся. "Неужели я ошибся, и Мери Типпет не придет?" - мучился сомнениями Дуглас. "Да нет, должна прийти, ведь сегодняшний вечер - это единственный для нее шанс уговорить Джеффа не выдавать ее полиции, а она, судя по всему, очень этого боится. Придет, должна прийти". Около двенадцати ночи дверь в палату осторожно отворилась и снова закрылась. Легкие шаги прошелестели к кровати. Дуглас незаметно чуть-чуть приоткрыл один глаз и чуть не сплюнул с досады, увидев возле своего лица длинную коричневую рясу. "Не спится тебе на мою голову", - чертыхнулся он про себя.
Сиделка повозилась у столика, звякнуло стекло и носик поильника ткнулся в губы мнимого больного. Джек сделал несколько глотков, подумав, что вода стала еще противней на вкус и вытолкнул носик поильника изо рта языком. "Похоже, что сиделка сменилась", - решил полицейский, провожая взглядом стройную даже в неуклюжей рясе фигуру монахини. "У этой и руки молодые и фигура, похоже, совсем девичья. И зачем такие идут в монахини? Может, от несчастной любви?".
Мысли лейтенанта вернулись к Мери Типпет. Что-то тревожило его во всем этом деле, но что именно, он понять не мог. Он принялся еще раз анализировать ход расследования с самого начала. Сначала возникла версия о брате Лайзы Адамс, пиротехнике. Она настолько лежала на поверхности, что, казалось, будто эту версию подкинули нарочно для полиции, вернее, даже не подкинули, а специально создали, настолько в ней все подходило к обстоятельствам убийства Ричарда Типпета - и время, и ситуация. Потом появился Эзра Эплгейт и назвал имя Стива Брюкнера, как вероятного убийцы. Этот путь тоже оказался тупиком, хотя поначалу выглядел вполне правдоподобным. Сейчас же Джек гоняется, рискуя жизнью, за Джеффом О'Нилом, но кто знает, не окажется ли и этот вариант такой же пустышкой, как и два предыдущих? Похоже было, что кто-то внимательно наблюдающий за ходом расследования, специально старается завести его в тупик, подбрасывая одну версию за другой. Словно при игре в подкидного дурака: побил карту, подкидывают следующую, побил и эту, получи еще одну. Но там хоть знаешь, с кем играешь и на что. А здесь и противник, и ставка в игре неизвестны.
От мысли, что все это время кто-то невидимый, но умный и хитрый манипулировал им, Джека даже затошнило. На лбу у него выступил холодный пот. Постой, постой, но ведь по словам Эзры Эплгейта, о смерти Ричарда Типпета ему сказала сама Мери Типпет. Она вполне могла знать от мужа о предполагаемых делишках Стива Брюкнера и его отношениях с бывшим управляющим фирмы. И уж, конечно, Мери знала обо всем, что происходит в конторе, и о высказываниях Лайзы Адамс. В таких случаях всегда находятся добровольные доносчики, готовые "порадовать" ближнего. Дуглас тяжело задышал и сел на кровати. Теперь уже и версия с Бешеным Джеффом, пытавшимся подложить мину бывшей-возлюбленной, только из-за того, что та не смогла или не захотела дать ему денег, стала казаться неубедительной, надуманной. Что-то еще беспокоило Джека Дугласа, что-то встревожившее его совсем недавно. Нечто, отмеченное глазами, но скользнувшее мимо сознания. Он прижал руку к груди. Мысли путались, дышать было почему-то тяжело. Наконец, он вспомнил - кольцо! У новой сиделки, недавно заходившей в палату, на правой руке было тоненькое колечко, свитое из полосок белого и красного золота. Разве монахини носят кольца? У кого-то он недавно видел такое же кольцо и тоже на правой руке. У кого же? У кого? Внезапно он вспомнил, у кого на руке видел это кольцо, и тут понял, почему у воды из поильника был такой странный вкус. Забыв о кнопке звонка на стене, Дуглас сполз на пол. Внезапно резкая, невыносимая боль в желудке заставила его согнуться пополам. С неимоверным трудом он выпрямился, сумел еще сделать, шатаясь, два шага к двери и успел увидеть, как внезапно вздыбился, стал вертикально пол в палате и со страшной силой ударил Джека в лицо. С минуту тело Дугласа еще билось в агонии, потом вытянулось неподвижно. Ничто больше не нарушало тишину госпиталя Святой Урсулы.
Мери Типпет отпустила такси на параллельной улице за два квартала от своего дома. Остаток пути она прошла пешком, осторожно оглядываясь по сторонам, но ночные улицы были пустынны. Она уже подходила к своей калитке, когда дверца стоявшей у самого тротуара машины резко распахнулась, сильная рука ухватила ее за локоть и рывком втащила внутрь. Жаркие губы прижались к ее губам, заглушая испуганный крик, и в мертвенном свете уличного фонаря Мери узнала лицо Джеффа О'Нила.
- Джефф! Ты жив?!
- Вот тебе на, - изумленно отодвинулся от нее Бешеный. - А почему это тебя так удивляет? Я вроде как не собирался помирать, насколько я помню.
- Но этот полицейский, этот лейтенант, он сказал, что ты пытался вырваться из города и перевернулся на машине, машина загорелась...
- Я перевернулся на машине? Ну ты меня уморила. Да я колеса чувствую лучше, чем собственные ноги. Наверное, этот фараон что-то задумал, вот и решил запудрить тебе мозги. Может, надеется, что ты побежишь ко мне проверять, правду ли он сказал, а он тебя выследит?
- Может быть и так, - задумчиво сказала Мери, глядя на О'Нила каким-то странным взглядом.
- Да что с тобой в самом деле? - забеспокоился тот.
- Да нет, ничего. Просто рада, что с тобой ничего не случилось. Может, это кто-то другой удирал от полиции и перевернулся на машине, а они приняли его за тебя.
От этого предположения ее почему-то начал бить такой нервный смех, что Бешеный с силой тряхнул ее за плечи.
- Тише ты. Всю улицу разбудишь. Давай-ка уберемся отсюда, пока меня кто-нибудь не засек.
Он пересел за руль и мягко тронул машину с места.
- Видала, какая красавица? - похвастался он, любовно хлопая рукой по приборной доске с множеством циферблатов и экраном встроенного телевизора. - А ход у нее какой, чувствуешь? Я ее час назад позаимствовал, так что до утра не хватятся, а утром я уже буду далеко.
- Тебе не дадут выбраться из города, если они не отменили на тебя розыск, - думая о чем-то сказала Мери.
- А я их и спрашивать не буду. У этой игрушки полный бак бензина и скорость полтораста миль в час. Пусть попробуют поймать меня на ней. Хотел бы я посмотреть, как это им удастся. Ты-то сама не передумала? Ты, правда, хочешь уехать со мной?
- Ну, конечно, дурачок, почему ты спрашиваешь? Когда ты приедешь в Акапулько, я уже буду ждать тебя там. Все будет, как мы договорились.
Бешеный вел машину неторопливо, чтобы не привлекать внимание патрульных из дорожной полиции. Внезапно он засмеялся:
- Знаешь, когда я в тюрьме узнал, что ты вышла замуж. так я чуть с ума не сошел.
Пока не получил от тебя того письма, все лежал на койке, думал, как же я буду жить без тебя.
- Но ведь жил же там пять лет без меня?
- Да, жил, но мне ничего другого не оставалось. Я сам выбрал эту жизнь. Но если бы я знал тогда, пять лет назад, что ты затеяла убить Гаррисона, я ни за что не пустил бы тебя за руль.
- Этот ублюдок на людях назвал меня дешевой потаскушкой и, ты думал, что я это оставлю безнаказанным? Плохо же ты меня знаешь!
В лице Мери появилось что-то жестокое, верхняя губа ее приподнялась, обнажив мелкие белые зубы, и вся она напоминала сейчас какого-то хищного, очень опасного зверька. Джефф, украдкой поглядывающий на нее в зеркальце, отвел взгляд и печально сказал:
- Я наверно, и впрямь плохо тебя знаю. Как я бесился и ревновал тебя, когда ты рассказала мне про своего мужа, как он любит тебя, какой он щедрый, как добр к тебе. Я подумал, что ты любишь его, а ты вдруг предложила этот план с кинокамерой. Может, ты ненавидела его все эти годы? Ведь нельзя же убить человека, которого любишь?
- Ты просто ничего не понимаешь. Я действительно по-своему любила Дика, но он заслонял мне жизнь. Ну как тебе это объяснить? Ну вот представь, что ты хочешь строить себе дом и нашел для него отличное место, но там растет большое дерево и заслоняет это место от солнца Тебе может очень нравиться, это дерево, оно может быть прекрасно, но оно заслоняет от тебя солнце, к тому же тебе нужна древесина для постройки дома. И ты срубаешь это дерево, хотя тебе его очень жалко. Теперь понял?
- Но ведь ты же любила его, - тупо повторил Джефф, не в силах что-то осмыслить.
- Что ты заладил, как попугай: любила, не любила. Да, любила, но еще больше я люблю свободу и ненавижу всякую зависимость, а с ним я была не свободна. На черта мне его деньги, если я не могу тратить их на что хочу, вот хотя бы на тебя? Зачем мне красивый дом, если я не могу приводить туда, кого хочу? Зачем мне все это, если я не могу жить так, как нравится мне, слышишь, мне, а не кому-то другому. Я не собиралась провести всю молодость на кухне, ублажая изысканным меню своего мужа, единственное достоинство которого в том, что он меня любит. В наше время любовь недорого стоит, к тому же почему ему было не любить меня? Я молода, красива и в постели могла заставить его почувствовать себя суперменом. Да он просто обязан был любить меня. Постой, притормози вон у того бара, я куплю тебе сандвичей на дорогу. Неизвестно, когда ты теперь сможешь поесть. Заодно и кофе принесу. А ты посиди в машине, тебе сейчас лучше не высовываться.
Бешеный притормозил у входа, и Мери вошла в ночной бар, уютно помигивающий неоновой рекламой над дверью. Появилась она через несколько минут, неся в одной руке завернутые в салфетку сандвичи с ветчиной, а в другой пластмассовый стаканчик с дымящимся кофе.
- На, пей, тебе сегодня всю ночь ехать, еще заснешь за рулем. И сандвич возьми, а то совсем исхудал.
Бешеный откусил кусок ветчины с булкой, отхлебнул из стаканчика и поморщился.
- Ну и вкус у этого кофе, какой-то плесенью отдает.
- Ладно, пей уж какой есть. В Мексике будешь пить настоящий.
Мери остановившимся взглядом смотрела, как Джефф пьет кофе, потом, словно убеждая сама себя, сказала:
- Я думаю, что когда-то Бог дал всем людям счастья поровну. Но одним этого показалось мало, а другие и свою-то долю не могли удержать в руках, - так и пошло с тех пор - кто-то становился счастливее за счет другого. Счастье ведь не берется ниоткуда - его надо у кого-то отобрать, если ты хочешь себе лишний кусок.
Мери с усилием отвела взгляд от Джеффа, посмотрела на часы и заключила тусклым, безжизненным голосом:
- Дику просто не повезло. Он, что называется, попал под колесо и его переехало.
Это не я - это его судьба. У каждого ведь своя судьба и от нее не убежишь.
Джефф допил кофе, выбросил пластиковый стаканчик в окно машины и включил зажигание.
- Подбросить тебя до дома?
- Нет, зачем тебе рисковать без крайней нужды. Я доберусь сама. До свиданья, милый, до встречи в Акапулько.
Мери обняла Джеффа, прижавшись к нему всем телом, и в этот момент яркий свет фар ударил ей в лицо. Дверцы подъехавшей полицейской машины открылись с обеих сторон и два полицейских в форме ступили на тротуар.
Реакция Бешеного была мгновенной. Он бросил вперед мощную машину с такой скоростью, что у Мери голова резко дернулась назад. Не будь у сиденья подголовника, она наверное, сломала бы себе шею. Бешеный, не снижая скорости, свернул направо, потом в переулок налево и через проходной двор вырвался на Лексингтон-авеню. Оглянувшись, он удовлетворенно констатировал:
- Оторвались. Придурки, думали взять меня в машине. Ставлю десять к одному, что они потеряли нас еще на первом повороте.
Мери, с тревогой присматривающаяся к побледневшему лицу Джеффа, стараясь говорить ровным тоном, попросила:
- Высади меня, пожалуйста, здесь. Отсюда я возьму такси.
- Ну уж нет, - засмеялся Бешеный, - я тебя доставлю с шиком к самому твоему дому - это единственное место, где они меня сейчас не ждут.
Он увеличил скорость и легко обошел слева длинный черный "линкольн". В этот момент резкая боль в животе едва не заставила его выпустить из рук руль. Машина вильнула вбок и чиркнула правым передним колесом по бордюру. Мери, с ужасом глядящая на Джеффа, вжалась в дверцу и уже почти не владея собой, закричала срывающимся голосом:
- Выпусти меня немедленно! Останови машину! Джефф, разрываемый изнутри болью, медленно перевел на нее затуманенные, расширенные зрачки. По лицу его крупными каплями катился холодный пот. Несколько секунд он пристально смотрел на Мери, и было непонятно, видит ли он ее, потом губы его судорожно дернулись и хрипло произнесли:
- Судьба. У каждого своя.
Новый страшный приступ невыносимой боли заставил его согнуться пополам, бросив руль. Машина вильнула влево, вылетела на встречную полосу движения и на полной скорости лоб в лоб столкнулась с мощным олдсмобилем. Бензобаки обеих машин взорвались одновременно и гигантский факел взвился к небу на Лексингтон-авеню почти на том же месте, где неделю назад взорвался форд Ричарда Типпета.
В эту самую минуту двое полицейских из патрульной машины, так некстати остановившейся позади угнанного Бешеным "Порше", пили в баре кофе.
- Как ты думаешь - спросил один из них, когда они уже направились к выходу, - с чего та парочка в "Порше" так резво рванула с места, когда мы подъехали?
- Наверное, мальчишка взял без спроса папашину машину, чтобы покатать подружку и боялся, что мы сообщим родителям, чем они там занимались. Небось уже опять припарковались где потемней и разложили сиденья.
- Эх, - мечтательно вздохнул первый полицейский, - хотел бы я сейчас оказаться на его месте...
- Чего-нибудь хотите, сын мой? Может быть, судно?
- Нет, спасибо, - выдавил из себя Дуглас.
- Ну спите тогда. Доктор Уоллес сказал, что вас нельзя беспокоить. Если я вам понадоблюсь, пожалуйста, не стесняйтесь - на стене прямо возле вашей руки кнопка звонка.
Сиделка вздохнула и вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь. Вновь потянулись томительные минуты ожидания. Прошел час, за ним еще один, но кроме все той же пожилой монахини, зашедшей еще пару раз, никто не появлялся. "Неужели я ошибся, и Мери Типпет не придет?" - мучился сомнениями Дуглас. "Да нет, должна прийти, ведь сегодняшний вечер - это единственный для нее шанс уговорить Джеффа не выдавать ее полиции, а она, судя по всему, очень этого боится. Придет, должна прийти". Около двенадцати ночи дверь в палату осторожно отворилась и снова закрылась. Легкие шаги прошелестели к кровати. Дуглас незаметно чуть-чуть приоткрыл один глаз и чуть не сплюнул с досады, увидев возле своего лица длинную коричневую рясу. "Не спится тебе на мою голову", - чертыхнулся он про себя.
Сиделка повозилась у столика, звякнуло стекло и носик поильника ткнулся в губы мнимого больного. Джек сделал несколько глотков, подумав, что вода стала еще противней на вкус и вытолкнул носик поильника изо рта языком. "Похоже, что сиделка сменилась", - решил полицейский, провожая взглядом стройную даже в неуклюжей рясе фигуру монахини. "У этой и руки молодые и фигура, похоже, совсем девичья. И зачем такие идут в монахини? Может, от несчастной любви?".
Мысли лейтенанта вернулись к Мери Типпет. Что-то тревожило его во всем этом деле, но что именно, он понять не мог. Он принялся еще раз анализировать ход расследования с самого начала. Сначала возникла версия о брате Лайзы Адамс, пиротехнике. Она настолько лежала на поверхности, что, казалось, будто эту версию подкинули нарочно для полиции, вернее, даже не подкинули, а специально создали, настолько в ней все подходило к обстоятельствам убийства Ричарда Типпета - и время, и ситуация. Потом появился Эзра Эплгейт и назвал имя Стива Брюкнера, как вероятного убийцы. Этот путь тоже оказался тупиком, хотя поначалу выглядел вполне правдоподобным. Сейчас же Джек гоняется, рискуя жизнью, за Джеффом О'Нилом, но кто знает, не окажется ли и этот вариант такой же пустышкой, как и два предыдущих? Похоже было, что кто-то внимательно наблюдающий за ходом расследования, специально старается завести его в тупик, подбрасывая одну версию за другой. Словно при игре в подкидного дурака: побил карту, подкидывают следующую, побил и эту, получи еще одну. Но там хоть знаешь, с кем играешь и на что. А здесь и противник, и ставка в игре неизвестны.
От мысли, что все это время кто-то невидимый, но умный и хитрый манипулировал им, Джека даже затошнило. На лбу у него выступил холодный пот. Постой, постой, но ведь по словам Эзры Эплгейта, о смерти Ричарда Типпета ему сказала сама Мери Типпет. Она вполне могла знать от мужа о предполагаемых делишках Стива Брюкнера и его отношениях с бывшим управляющим фирмы. И уж, конечно, Мери знала обо всем, что происходит в конторе, и о высказываниях Лайзы Адамс. В таких случаях всегда находятся добровольные доносчики, готовые "порадовать" ближнего. Дуглас тяжело задышал и сел на кровати. Теперь уже и версия с Бешеным Джеффом, пытавшимся подложить мину бывшей-возлюбленной, только из-за того, что та не смогла или не захотела дать ему денег, стала казаться неубедительной, надуманной. Что-то еще беспокоило Джека Дугласа, что-то встревожившее его совсем недавно. Нечто, отмеченное глазами, но скользнувшее мимо сознания. Он прижал руку к груди. Мысли путались, дышать было почему-то тяжело. Наконец, он вспомнил - кольцо! У новой сиделки, недавно заходившей в палату, на правой руке было тоненькое колечко, свитое из полосок белого и красного золота. Разве монахини носят кольца? У кого-то он недавно видел такое же кольцо и тоже на правой руке. У кого же? У кого? Внезапно он вспомнил, у кого на руке видел это кольцо, и тут понял, почему у воды из поильника был такой странный вкус. Забыв о кнопке звонка на стене, Дуглас сполз на пол. Внезапно резкая, невыносимая боль в желудке заставила его согнуться пополам. С неимоверным трудом он выпрямился, сумел еще сделать, шатаясь, два шага к двери и успел увидеть, как внезапно вздыбился, стал вертикально пол в палате и со страшной силой ударил Джека в лицо. С минуту тело Дугласа еще билось в агонии, потом вытянулось неподвижно. Ничто больше не нарушало тишину госпиталя Святой Урсулы.
Мери Типпет отпустила такси на параллельной улице за два квартала от своего дома. Остаток пути она прошла пешком, осторожно оглядываясь по сторонам, но ночные улицы были пустынны. Она уже подходила к своей калитке, когда дверца стоявшей у самого тротуара машины резко распахнулась, сильная рука ухватила ее за локоть и рывком втащила внутрь. Жаркие губы прижались к ее губам, заглушая испуганный крик, и в мертвенном свете уличного фонаря Мери узнала лицо Джеффа О'Нила.
- Джефф! Ты жив?!
- Вот тебе на, - изумленно отодвинулся от нее Бешеный. - А почему это тебя так удивляет? Я вроде как не собирался помирать, насколько я помню.
- Но этот полицейский, этот лейтенант, он сказал, что ты пытался вырваться из города и перевернулся на машине, машина загорелась...
- Я перевернулся на машине? Ну ты меня уморила. Да я колеса чувствую лучше, чем собственные ноги. Наверное, этот фараон что-то задумал, вот и решил запудрить тебе мозги. Может, надеется, что ты побежишь ко мне проверять, правду ли он сказал, а он тебя выследит?
- Может быть и так, - задумчиво сказала Мери, глядя на О'Нила каким-то странным взглядом.
- Да что с тобой в самом деле? - забеспокоился тот.
- Да нет, ничего. Просто рада, что с тобой ничего не случилось. Может, это кто-то другой удирал от полиции и перевернулся на машине, а они приняли его за тебя.
От этого предположения ее почему-то начал бить такой нервный смех, что Бешеный с силой тряхнул ее за плечи.
- Тише ты. Всю улицу разбудишь. Давай-ка уберемся отсюда, пока меня кто-нибудь не засек.
Он пересел за руль и мягко тронул машину с места.
- Видала, какая красавица? - похвастался он, любовно хлопая рукой по приборной доске с множеством циферблатов и экраном встроенного телевизора. - А ход у нее какой, чувствуешь? Я ее час назад позаимствовал, так что до утра не хватятся, а утром я уже буду далеко.
- Тебе не дадут выбраться из города, если они не отменили на тебя розыск, - думая о чем-то сказала Мери.
- А я их и спрашивать не буду. У этой игрушки полный бак бензина и скорость полтораста миль в час. Пусть попробуют поймать меня на ней. Хотел бы я посмотреть, как это им удастся. Ты-то сама не передумала? Ты, правда, хочешь уехать со мной?
- Ну, конечно, дурачок, почему ты спрашиваешь? Когда ты приедешь в Акапулько, я уже буду ждать тебя там. Все будет, как мы договорились.
Бешеный вел машину неторопливо, чтобы не привлекать внимание патрульных из дорожной полиции. Внезапно он засмеялся:
- Знаешь, когда я в тюрьме узнал, что ты вышла замуж. так я чуть с ума не сошел.
Пока не получил от тебя того письма, все лежал на койке, думал, как же я буду жить без тебя.
- Но ведь жил же там пять лет без меня?
- Да, жил, но мне ничего другого не оставалось. Я сам выбрал эту жизнь. Но если бы я знал тогда, пять лет назад, что ты затеяла убить Гаррисона, я ни за что не пустил бы тебя за руль.
- Этот ублюдок на людях назвал меня дешевой потаскушкой и, ты думал, что я это оставлю безнаказанным? Плохо же ты меня знаешь!
В лице Мери появилось что-то жестокое, верхняя губа ее приподнялась, обнажив мелкие белые зубы, и вся она напоминала сейчас какого-то хищного, очень опасного зверька. Джефф, украдкой поглядывающий на нее в зеркальце, отвел взгляд и печально сказал:
- Я наверно, и впрямь плохо тебя знаю. Как я бесился и ревновал тебя, когда ты рассказала мне про своего мужа, как он любит тебя, какой он щедрый, как добр к тебе. Я подумал, что ты любишь его, а ты вдруг предложила этот план с кинокамерой. Может, ты ненавидела его все эти годы? Ведь нельзя же убить человека, которого любишь?
- Ты просто ничего не понимаешь. Я действительно по-своему любила Дика, но он заслонял мне жизнь. Ну как тебе это объяснить? Ну вот представь, что ты хочешь строить себе дом и нашел для него отличное место, но там растет большое дерево и заслоняет это место от солнца Тебе может очень нравиться, это дерево, оно может быть прекрасно, но оно заслоняет от тебя солнце, к тому же тебе нужна древесина для постройки дома. И ты срубаешь это дерево, хотя тебе его очень жалко. Теперь понял?
- Но ведь ты же любила его, - тупо повторил Джефф, не в силах что-то осмыслить.
- Что ты заладил, как попугай: любила, не любила. Да, любила, но еще больше я люблю свободу и ненавижу всякую зависимость, а с ним я была не свободна. На черта мне его деньги, если я не могу тратить их на что хочу, вот хотя бы на тебя? Зачем мне красивый дом, если я не могу приводить туда, кого хочу? Зачем мне все это, если я не могу жить так, как нравится мне, слышишь, мне, а не кому-то другому. Я не собиралась провести всю молодость на кухне, ублажая изысканным меню своего мужа, единственное достоинство которого в том, что он меня любит. В наше время любовь недорого стоит, к тому же почему ему было не любить меня? Я молода, красива и в постели могла заставить его почувствовать себя суперменом. Да он просто обязан был любить меня. Постой, притормози вон у того бара, я куплю тебе сандвичей на дорогу. Неизвестно, когда ты теперь сможешь поесть. Заодно и кофе принесу. А ты посиди в машине, тебе сейчас лучше не высовываться.
Бешеный притормозил у входа, и Мери вошла в ночной бар, уютно помигивающий неоновой рекламой над дверью. Появилась она через несколько минут, неся в одной руке завернутые в салфетку сандвичи с ветчиной, а в другой пластмассовый стаканчик с дымящимся кофе.
- На, пей, тебе сегодня всю ночь ехать, еще заснешь за рулем. И сандвич возьми, а то совсем исхудал.
Бешеный откусил кусок ветчины с булкой, отхлебнул из стаканчика и поморщился.
- Ну и вкус у этого кофе, какой-то плесенью отдает.
- Ладно, пей уж какой есть. В Мексике будешь пить настоящий.
Мери остановившимся взглядом смотрела, как Джефф пьет кофе, потом, словно убеждая сама себя, сказала:
- Я думаю, что когда-то Бог дал всем людям счастья поровну. Но одним этого показалось мало, а другие и свою-то долю не могли удержать в руках, - так и пошло с тех пор - кто-то становился счастливее за счет другого. Счастье ведь не берется ниоткуда - его надо у кого-то отобрать, если ты хочешь себе лишний кусок.
Мери с усилием отвела взгляд от Джеффа, посмотрела на часы и заключила тусклым, безжизненным голосом:
- Дику просто не повезло. Он, что называется, попал под колесо и его переехало.
Это не я - это его судьба. У каждого ведь своя судьба и от нее не убежишь.
Джефф допил кофе, выбросил пластиковый стаканчик в окно машины и включил зажигание.
- Подбросить тебя до дома?
- Нет, зачем тебе рисковать без крайней нужды. Я доберусь сама. До свиданья, милый, до встречи в Акапулько.
Мери обняла Джеффа, прижавшись к нему всем телом, и в этот момент яркий свет фар ударил ей в лицо. Дверцы подъехавшей полицейской машины открылись с обеих сторон и два полицейских в форме ступили на тротуар.
Реакция Бешеного была мгновенной. Он бросил вперед мощную машину с такой скоростью, что у Мери голова резко дернулась назад. Не будь у сиденья подголовника, она наверное, сломала бы себе шею. Бешеный, не снижая скорости, свернул направо, потом в переулок налево и через проходной двор вырвался на Лексингтон-авеню. Оглянувшись, он удовлетворенно констатировал:
- Оторвались. Придурки, думали взять меня в машине. Ставлю десять к одному, что они потеряли нас еще на первом повороте.
Мери, с тревогой присматривающаяся к побледневшему лицу Джеффа, стараясь говорить ровным тоном, попросила:
- Высади меня, пожалуйста, здесь. Отсюда я возьму такси.
- Ну уж нет, - засмеялся Бешеный, - я тебя доставлю с шиком к самому твоему дому - это единственное место, где они меня сейчас не ждут.
Он увеличил скорость и легко обошел слева длинный черный "линкольн". В этот момент резкая боль в животе едва не заставила его выпустить из рук руль. Машина вильнула вбок и чиркнула правым передним колесом по бордюру. Мери, с ужасом глядящая на Джеффа, вжалась в дверцу и уже почти не владея собой, закричала срывающимся голосом:
- Выпусти меня немедленно! Останови машину! Джефф, разрываемый изнутри болью, медленно перевел на нее затуманенные, расширенные зрачки. По лицу его крупными каплями катился холодный пот. Несколько секунд он пристально смотрел на Мери, и было непонятно, видит ли он ее, потом губы его судорожно дернулись и хрипло произнесли:
- Судьба. У каждого своя.
Новый страшный приступ невыносимой боли заставил его согнуться пополам, бросив руль. Машина вильнула влево, вылетела на встречную полосу движения и на полной скорости лоб в лоб столкнулась с мощным олдсмобилем. Бензобаки обеих машин взорвались одновременно и гигантский факел взвился к небу на Лексингтон-авеню почти на том же месте, где неделю назад взорвался форд Ричарда Типпета.
В эту самую минуту двое полицейских из патрульной машины, так некстати остановившейся позади угнанного Бешеным "Порше", пили в баре кофе.
- Как ты думаешь - спросил один из них, когда они уже направились к выходу, - с чего та парочка в "Порше" так резво рванула с места, когда мы подъехали?
- Наверное, мальчишка взял без спроса папашину машину, чтобы покатать подружку и боялся, что мы сообщим родителям, чем они там занимались. Небось уже опять припарковались где потемней и разложили сиденья.
- Эх, - мечтательно вздохнул первый полицейский, - хотел бы я сейчас оказаться на его месте...