Пермяк Евгений. Семьсот семьдесят семь мастеров

сдали, расчет получили. Хватило расчета на сапоги и на картуз, на рубаху и
на штаники, да еще на чай-сахар, белый хлеб осталось и новые сверла купили.
Довольнешенек дед. Посмеивается, трубочкой попыхивает.
- Гляди, Сергунька, сколько мы всякого добра из раковин добыли!
Задумался дотошный Сергунька, деда спрашивает:
- Как же это так получилось, что даровые раковины стоить стали? Новым
картузом обернулись, кумачовой рубахой, плисовыми портками, сапогами со
скрипом?
- Цена в них вошла, - говорит на это дед.
- А когда она в них вошла, дедушка?
- Не ведаю.
- Может быть, при высечке?
- Знал бы, так сказал, - хитрит дед. Хочется ему, чтобы внук сам до
сути дошел.
А внук свое:
- Может быть, при сверловке, дедушка?
А тот опять хитрит:
- Не ведаю. Тайная это сила для меня. Давно на берег хожу - даровые
раковины ношу, а отчего они стоить начинают, когда в них цена входит, ума
не приложу. Сходи-ка ты к гончару-кувшиннику. Может быть, у него выведаешь,
когда тайная сила цены в даровую глину входит.
Пришел Сергунька к гончару-кувшиннику. Видит: гончар даровую глину в
горе копает, с песком ее мнет и водой разбавляет. Квасит. Сергунька глаз не
спускает. Смотрит, когда в даровую глину цена войдет.
Кувшинник тем часом бросил комок мятой глины на кружало, завертел его
и принялся кувшин выкруживать. Выкружил кувшин, взял другой комок мятой
глины, вытянул его, выгнул лебяжьей шеей и на кувшин ручкой приставил.
Потом достал резец-палочку и принялся изукрашивать кувшин. Изукрасил его
цветами-розами, заморскими птицами, виноградом-смородиной, потом раскрасил
это все и обжигать стал.
Обжег кувшинник кувшин, вынул из печи. Сергунька даже попятился,
загляделся на синих птиц с изморозью, на золотой виноград с чернетью.
Незнаемой цены кувшин. А когда в него цена вошла, этого он не увидел, и
кувшинник толком сказать не может.
- То ли, - говорит, - на кружале, то ли, - говорит, - в печи. А может
быть, она от резца-палочки. Сходи-ка лучше, парень, к лодочнику. Он из
дерева ценные лодки выдалбливает. Там, может, виднее будет.
Тоже хитер был дедушкин однокашник. Хотел, чтобы Сергунька сам хитрую
тайну цены понял.
Пришел Сергунька к лодочнику в тайгу. Лодочник в два обхвата даровое
дерево валит. Отпилил сколько надо, долбить лодку принялся. Выдолбил,
обтесал, распарил, бока распорками развел. Развернулась лодка. Нос, корма
поднялись - цену лодке прибавили.
Смекать Сергунька начал, как и чем лодочник в дерево цену загоняет. К
другим глядеть пошел. К мочальникам, что даровое липовое лыко дерут-мочат,
в мочалу треплют, а из мочалы стоящие кули ткут.
У берестяников побывал, что из даровой бересты туески-лукошки,
пестерьки-сумки для продажи вырабатывают, а до корня цены не дошел.
И у рыбаков побывал. Рыба тоже даровой в реке плавает, а поймай ее - в
ней тайная сила цены объявится. И всюду так. Глядеть - замок прост, а ключа
не находится.
К каменотесу забрел. Разговорился про ключ цены. А тот ему и говорит:
- Пока сам работать не начнешь - ключа не найдешь.
Очень хотелось Сергуньке ключ цены найти. Пробовать стал камни тесать.
Не сразу. Сначала подтаскивал. Подтащит камень-другой и ценить его
начинает. В горе лежал камень - даровым был. На место пришел - стоить
начал.
Научил его каменотес бока у камня прямить. Для строительства не какой
попало камень идет - мерный. Отешет Сергунька другой-третий камень. Видит -
опять в них цена прибыла.
Фаску научил его каменотес снимать. Как даст Сергунька фаску камню -
его цена чуть не вдвое вырастет.
Ну, а когда пузатые колонки, кудрявые капительки научился Сергунька из
камня высекать, тогда и спрашивать больше не стал, в чем тайная сила цены.
Сам понял. Понял и решил у дедушки побывать.
Приходит к дедушке и говорит:
- Я, дедушка, каменотесом стал. Львов-тигров, даже ценных каменных див
высекаю. Яшменные пуговки тебе на пробу высек. Бери.
Глядит дед на подарок: одна другой пуговки краше.
- Большую цену за них дали бы, - говорит дед Гордей. - А в чем тайная
сила цены, выведал?
- Нет, дедушка, не выведал. Сам дошел, когда работать начал. В руках,
дедушка, тайная сила цены. В моих, в твоих, в Кувшинниковых, в лодочниковых
- в трудовых руках.
Так открыл Сергей великую тайну цены, нашел ключ ко всем замкам. И на
что ни поглядит теперь - на дом ли, на стол ли, на узорчатую ткань, на
ржаной хлеб, на радужные пуговицы - труд человека видит: цену всех цен,
корень всех ценностей-драгоценностей нашей земли и самой жизни.

САМОХОДНЫЕ ЛАПОТКИ

Три сына при отце жили. Земли у отца было мало. Одну десятину на троих
не разделишь. Да и одну лошадь тоже натрое не раздерешь. Вот и придумали
братья ремеслами промышлять. Жить-то ведь надо.
- Я по городам пойду ремесло искать, - говорит старший сын. - За
которое больше платят, то мое и будет.
- А я, - говорит средний сын, - стану по базарам ходкий товар
высматривать. Какой ходчее идет, тот и делать буду.
До младшего очередь дошла.
- Чем ты, мил сын, промышлять будешь?
- Хотелось бы мне, тятенька, научиться лапти плести. Всегда в спросе.
Засмеялись братья:
- Дурень и есть дурень. В спросе-то они в спросе, да цена-то за этот
спрос с воробьиный нос. Вот оно что.
Поговорили так братья и разошлись.
Идет старший по городам и видит - мастера чаевничают. Подсел. Слушать
стал, о чем мастера беседуют.
- А я сто одну деньгу зарабатываю, - хвалится каменщик. - Одну деньгу
для души в трактир отдаю, а сто денег в дом несу.
Как старший сын услышал эти слова, и думать больше не стал. Доходнее
каменного ремесла не найдешь.
- Возьми меня, каменщик, в выученики.
Посмотрел каменщик - парень здоровый, плечи широкие, руки сильные и,
видать, глазастый.
- Возьму, - говорит, - если ты ремесло ниже денег ставить не станешь.
Взял его и начал каменному делу обучать.
Второй сын идет по базару и видит - дуги хорошо разбирают. А
старичок-дуговичок, который дугами промышлял, возьми да похвались:
- Мошна у меня, как дуга, туга. Что ни дужка, то полтина с полушкой.
Полушку - на косушку, полтину - домой.
Как услышал это средний сын - тут же порешил дуги гнуть.
А младший лыка надрал, колодочек лапотных настроил и плетет себе
лапоть за лаптем. Один с косиной, другой с слабиной, третий - в руки взять
совестно. Парни-однолетки, девки-невесты в один голос бедняжку просмеивают,
недоумком лапотным величают. А он плетет себе да плетет. Одна неделя
проходит, другая начинается. Полная баня лаптей, а обуться не во что. На
пятую неделю от лаптей вовсе тесно стало, сын-то и говорит отцу:
- Тятенька, дай лошадь, я на базар лапти повезу.
Дал отец лошадь. Привез мастер свои лапти да и свалил их в кучу.
- Почем, парень, лапти? - спрашивает народ.
- По совести.
- По какой такой совести?
- Подходи, выбирай по ноге. Если совесть заговорит - скажет, сколько
заплатить надо. А если совесть промолчит, - значит, даром носи.
Много народишку налетело на даровые лапти. Живехонько разобрали. Кто
грош, кто полушку кинет, а другой не то что полушку или грош, а еще к
лаптям приплату просит.
- Коли, - говорит, - по совести, так по совести. Полушку заплатишь -
так и быть, потешу тебя, малый, твою худую работу на свои добрые ноги обую.
Делать нечего, приплачивает мастер к своим лаптям, а сам смотрит,
какие лапти складнее на ногах сидят, за какую пару приплаты не просят, а
деньги дают.
Расторговался парень - ни лаптей, ни денег. А песни поет.
- Ты что, мил сын, больно весел? Аль выручку большую привез?
- Не выручку, тятя, а выучку. Выучка дороже всего.
Сказал так и пошел лыко драть - и опять за лапти.
А той порой старший брат, подучившись кое-чему, камни кладет,
торопится, а средний дуги гнет, поспешает.
Пока меньшой сто лаптей сплел, старший много кирпича выклал, а средний
того больше дуг нагнул.
Пришло время братьям встретиться.
- Ну, милые мои сыны, - говорит отец, - сказывайте, как ремеслами
промышляете.
- Я, тятя, каменным ремеслом занялся. Сто одну деньгу зарабатываю.
Скоро отделюсь, своей семьей заживу.
Похвалил отец старшего и среднего слушать принялся.
- У меня, тятенька, мошна будет, как дуга, туга. Что ни дужка, то
полтина с полушкой. Знай наших!
Дошла очередь до младшего:
- Моя работа вся на виду. Базар цену скажет.
Погостили сыны у отца и в путь собрались: старший - деньги за каменную
работу получать, средний дуги повез на базар продавать. А младший-то и
говорит им:
- Братцы, не захватите ли вы и мою работу? Вдруг да грош с полушкой
выручите, и то нам с тятенькой деньги.
Поглядели братья на лапотную работу и говорят:
- Если по паре лаптей дашь - свезем.
- Да хоть по две, братцы, берите, - говорит младший, а сам радуется.
И есть чему. Если уж братья-мастера - один каменщик, другой дуговик -
его работу обувают, то уж простой-то человек верняком обует.
Приехал старший брат в город деньги получать, а заместо денег ему по
загривку сулят, стены на все корки ругают.
Тут старший к каменщику кинулся. А тот сидит в трактире и на одну
деньгу чаи с баранками распивает, а за пазухой у него сто денег лежат.
- Ах ты такой-сякой, немазаный, сухой! Чему ты меня выучил? Мои стены
на все корки ругают. Деньги не платят. По загривку сулят.
А тот чаек попивает да посмеивается:
- Разве я тебя, торопыгу, учил ремесло ниже денег ставить? Вот и
получай взашей.
Делать нечего. Каменное дело не к рукам пришлось, надо новое ремесло
искать. Продал он половину братовых лаптей да домой и поворотил.
Средний той порой на базаре дуги расставил, а вторую половину лаптей в
кучу свалил. У лаптей от покупателя отбоя нет, а на дуги даже и не глядят.
Продал он все лапти, а дуги на базаре оставил. Их и даром никто не
берет.
По дороге нагнал средний брат старичка-дуговичка да и спрашивает:
- Скажи, старичок-дуговичок, почему у тебя дуги идут, а у меня лежат?
- Потому, - говорит старик, - что у тебя дуги простые, а у меня
самоходные.
- Какие такие самоходные? - стал добиваться средний брат.
А старик как воды в рот набрал, только посмеивается.
Опять сошлись братья у отца. Опять их отец спрашивает, как они
ремеслами промышляли. Первым стал старший сказывать:
- Обмануло меня каменное ремесло. Еле на харчи заработал, да вот
продольную пилу купил. В бревне много денег. Надо только их досками да
тесом выпилить.
- И я, тятя, другое ремесло нашел, - сказал средний. - Много ли на
дуге выгнешь? Полтину с полушкой. Горшки лепить буду. Станок куплю.
- Ну, а ты, меньшой, что скажешь? - спросил отец.
- За меня братья скажут. Они лапти продавали.
- За твои лапти по загривку надавали. Еле ноги унесли.
- А что в них не так?
- А то в них не так, что ты ремесло ниже денег ставишь, - сказал
старший брат, а средний поддакнул:
- И к тому же лапти твои простые, а не самоходные. Я их на базаре
бросил.
Задумался младший брат и еще злее за работу принялся.
И братья своим делом занялись. Один тес-доски пилит, другой
горшки-плошки лепит.
Опять пришло время на базар ехать. Опять младший просит братьев
счастье испытать.
Братья видят - нечем лапти похаять, а хают:
- Для тебя только, как для меньшого... Авось грош с полушкой
заработаешь.
Большой базар собрался. Братья свой товар расставили, народ зазывают:
- А вот горшки, плошки!..
- Кому тес, бруски, доски!..
А про лапти ни слова. Потому как их они до базара не довезли, по
дороге продали.
Чуть не все в новых лаптях ходят да похваливают:
- Ах, какая обужа! Сапоги снимешь - лапти обуешь. До чего хороши, до
чего легки да увертисты.
Лапти хвалят, а от горшков с тесом нос воротят. Из милости доски на
дрова взяли, а горшками с плошками дорогу вымостили. И то польза.
Приехали братья с обновками да с гостинцами, лапотными деньгами
похваливаются:
- Ах, как доски ходко шли!
- А горшки нарасхват. Не нахвалится народ: до чего хороши, легки да
увертисты... Ну, конечно, и лапти кое-какие продали. Вот тебе, братец,
выручка.
Подали они меньшому брату полтинник с денежкой. Младший брат от
радости заплясал, песни запел.
- Ну, теперь я, братцы, самоходные лапти плести начну, которые вперед
денег ходят.
"Плети, дурень, плети. Мы тебя опять оплетем".
Посмеялись над лапотным мастером братья и за дело принялись. Они
все-таки не совсем бессовестные были. Хотелось старшему брату хоть одну
доску выпилить, которая в дело пойдет. И среднему перед собой совестно
было, что его горшками дорогу мостят. Тоже стараться стал.
Опять пришло время на базар ехать. Горшки, доски на воз погрузили, под
лапти три подводы наняли.
- Давай, младший братец, услужим тебе. Может, два полтинника да две
денежки привезем.
А он наотрез:
- Нет. Не хочу я больше срамить вас своей лапотной работой.
- Да что ты, братец! Да мы для тебя хоть в огонь, хоть в воду. На все
согласны. Ты у нас меньшой.
А младший свое:
- Зарок я дал самоходные лапти сплести.
- Какие такие самоходные? Ты что?
- А такие, которые вперед денег сами идут.
Тут братья давай уговаривать младшего. А он ни в какую:
- Ни одного лаптя из бани не выпущу, пока сам не пойдет.
Те к отцу:
- Тятенька, цыкни ты на него! Гляди, какие он слова говорит.
А отец-то давно понял, что за доски пилятся, какие горшки лепятся.
- Нет уж, сыны. Вас я не принуждал и меньшого неволить не буду. Охота
ему самоходные лапти сплести - пусть плетет.
Те опять:
- Да разве лапоть может сам пойти? Ты, тятя, что?
А отец им:
- Сами же сказывали, что нужны не простые лапти, а самоходные. Значит,
такие лапти есть.
Делать нечего, поехали братья на базар с кривыми горшками да с косыми
досками. По дешевке, совсем задарма, доски да горшки продали.
Гроши да копейки выторговали.
Тут-то подошел к ним старичок-дуговичок да и сказал:
- Вы бы, братцы, лучше лапотки привезли. Молчком бы продали.
Как только это сказал старичок, народ-то и признал братьев. И ну
расспрашивать, почему лаптей нет да из какой они деревни. Братья то да се,
отнекиваются, дорогу к меньшому брату не сказывают, околесицу плетут.
Народ видит, что братья чистую воду мутят, - давай допрос чинить. А на
базаре бабеночка случилась, которая всех трех братьев знала. Она-то и
рассказала все как есть.
Тут народ зашумел. Которые подвыпивши, руками стали размахивать и
калеными словами бросаться. Братья еле ноги унесли. Приехали домой, хотели
было отцу выплести семь верст до небес и все лесом, как слышат - весь базар
к старой бане подъехал.
- Что за диво?
- Что такое?
Глянули, а старые люди шапки ломают, почтенные мужики спину гнут,
младшенького брата уговаривают лаптями оделить, Иваном Терентьевичем
величают:
- Ну, скажи ты на милость, Иван Терентьевич, как народу без лаптей
жить! Продай хоть по паре на рыло.
А младшенький хоть и оробел маленько, а свое гнет:
- Я зарок дал самоходные лапти сплести, а до той поры из бани не
выходить.
Тут старичок-дуговичок выходит вперед и говорит:
- Твои лапти, Ванек, давно самоходными стали. Сами идут. И на базар их
возить не надо.
- Тогда другое дело, - сказал мастер. Сказал и стал из старой бани
лапти выкидывать. - Берите, кому какие по ноге. Продаю по совестливой цене.
Кто сколько даст - такая и цена лаптям... Тятенька, получай деньги. У меня
еще одна пара не доплетена. Солнце-то уж садится. Урок кончить надо.
Народ было принялся лапти хватать, только старичок-дуговичок не дал -
сам лаптями стал каждого оделять. Кто пять пар просит - он две дает, кто
две - он одну.
- Один мастер весь мир не обует. Каждому охота в такой парочке
покрасоваться!
Разделил дуговик все лапти. Народ полну котомку денег навалил, не
подымешь. Братья стоят ни живы ни мертвы, отцу глянуть в глаза боятся.
Тогда старичок-дуговичок и говорит среднему брату:
- Не одни дуги самоходными гнутся. И лапти такими плетутся, и доски
такими пилятся, и горшки лепятся.
Крепко с того дня задумались братья. Задумались и за дело принялись.
Много ли, мало ли дней прошло, только стал пилить старший брат
самоходные доски, а средний самоходные горшки обжигать.
Из-под пилы доски рвут. Горшкам после обжига остынуть не дают.
Ну, а про лапти уж и говорить нечего.
В чести братья зажили. Звонко у них дело пошло, самоходно. А как оно у
вас идет - вам лучше знать. А я чего не знаю, того не знаю.

ВОЛШЕБНЫЕ КРАСКИ

Один раз в сто лет самый добрый из всех самых добрых стариков - Дед
Мороз. - в ночь под Новый год приносит семь волшебных красок. Этими
красками можно нарисовать все, что захочешь, и нарисованное - оживет.
Хочешь - нарисуй стадо коров и потом паси их. Хочешь - нарисуй корабль
и плыви на нем... Или звездолет - и лети к звездам. А если тебе нужно
нарисовать что-нибудь попроще, например стул, - пожалуйста... Нарисуй и
садись на него. Волшебными красками можно нарисовать что угодно, даже мыло,
и оно будет мылиться. Поэтому Дед Мороз приносит волшебные краски самому
доброму из всех самых добрых детей.
И это понятно... Если такие краски попадут в руки злому мальчику или
злой девочке - они могут натворить много бед. Стоит, скажем, этими красками
пририсовать человеку второй нос, и он будет двуносым. Стоит пририсовать
собаке рога, курице - усы, а кошке - горб, и будет собака - рогатой, курица
- усатой, а кошка - горбатой.
Поэтому Дед Мороз очень долго проверяет сердца детей, а потом уже
выбирает, кому из них подарить волшебные краски.
В последний раз Дед Мороз подарил волшебные краски одному самому
доброму из всех самых добрых мальчиков.
Мальчик очень обрадовался краскам и тут же принялся рисовать. Рисовать
для других. Потому что он был самый добрый из всех самых добрых мальчиков.
Он нарисовал бабушке теплый платок, маме - нарядное платье, а отцу - новое
охотничье ружье. Слепому старику мальчик нарисовал глаза, а своим товарищам
- большую-пребольшую школу...
Он рисовал не разгибаясь весь день и весь вечер... Он рисовал и на
другой, и на третий, и на четвертый день... Он рисовал, желая людям добра.
Рисовал до тех пор, пока не кончились краски. Но...
Но никто не мог воспользоваться нарисованным. Платок для бабушки был
похож на тряпку для мытья полов, а платье, нарисованное матери, оказалось
таким кособоким, пестрым и мешковатым, что она его не захотела даже
примерить. Ружье ничем не отличалось от дубины. Глаза для слепого
напоминали две голубые кляксы, и он не мог ими видеть. А школа, которую
очень усердно рисовал мальчик, получилась до того уродливой, что к ней даже
боялись подходить близко.
На улице появились деревья, похожие на метелки. Появились лошади с
проволочными ногами, автомобили с кривыми колесами, дома с падающими
стенами и крышами набекрень, шубы и пальто, у которых один рукав был
длиннее другого... Появились тысячи вещей, которыми нельзя было
воспользоваться. И люди ужаснулись:
- Как ты мог сотворить столько зла, самый добрый из всех самых добрых
мальчиков?!
И мальчик заплакал. Ему так хотелось сделать людей счастливыми!.. Но
он не умел рисовать и только зря извел краски.
Мальчик плакал так громко, что его услышал самый добрый из всех самых
добрых стариков - Дед Мороз. Услышал, и вернулся к нему, и положил перед
мальчиком новую коробку с красками:
- Только это, мой друг, простые краски. Но они могут тоже стать
волшебными, если ты этого захочешь.
Так сказал Дед Мороз и удалился.
А мальчик задумался. Как же сделать, чтобы простые краски стали
волшебными и чтобы они радовали людей, а не приносили им несчастье? Добрый
мальчик достал кисть и принялся рисовать.
Он рисовал не разгибаясь весь день и весь вечер. Он рисовал и на
другой, и на третий, и на четвертый день. Рисовал до тех пор, пока не
кончились краски. Тогда он попросил маму купить новые.
Прошел год... Прошло два года... Прошло много-много лет. Мальчик стал
взрослым, но по-прежнему не расставался с красками. Глаза его стали
зоркими, руки умелыми, и теперь на его рисунках вместо кривых домов с
падающими стенами красовались высокие, светлые здания, а вместо платьев,
похожих на мешки, - яркие, нарядные одежды.
Мальчик не заметил, как стал настоящим художником. Он рисовал все, что
было вокруг, и то, что еще никто никогда не видел: самолеты, похожие на
огромные стрелы, и корабли, похожие на самолеты, воздушные мосты и дворцы
из стекла.
Люди с удивлением смотрели на его рисунки, но никто не ужасался.
Наоборот, все радовались и восхищались.
- Какие чудесные картины! Какие волшебные краски! - говорили они, хотя
краски были самые обыкновенные.
Картины и вправду были так хороши, что людям захотелось их оживить. И
вот настали счастливые дни, когда нарисованное на бумаге стало переходить в
жизнь: и дворцы из стекла, и воздушные мосты, и крылатые корабли.
Так случается на белом свете. Так случается не только с красками, но и
с обыкновенным топором или швейной иглой и даже с простой глиной. Так
случается со всем, к чему прикасаются руки самого великого из самых великих
волшебников - руки трудолюбивого, настойчивого человека.