Страница:
Гул голосов внизу нежданно сменился полной тишиной. И в этой тишине прозвучал холодный, исполненный презрения голос:
– Ну, так и что здесь происходит?..
– Рекен-потрошитель! – вполголоса ругнулся урядник. И тотчас же заспешил, засуетился, зарычал на своих орлов:
– А ну, по местам, по местам! Как в уставе сказано? С мечами, альбо топорами, альбо иным оружием наголо.., от входа по обе стороны.., двое унутри… Трое с подозреваемым на волшбу, держа оного за руки и члены иные, не давая измыслить зловредство…
И, надо сказать, стражники исполняли приказы своего набольшего с небывалым рвением.
– А ну, отзынь, отзынь, парень! – разойдясь, прикрикнул урядник на путавшегося под ногами зеваку – Вольного. Какие там у него привилегии, это еще Рекен надвое сказал, а вот ежели Ондуласт возымеет на него, урядника, зуб…
Вольный, разумеется, тотчас же ощерился, точно пес, лишенный валявшейся перед самым носом кости.
– Это ты мне, славный воин? – проскрежетал он, сжав левый кулак и потирая его раскрытой правой ладонью. – Это ты мне, не давшему тебе нанизать себя на во-он те ржавые вертела внизу?..
Урядник уже открыл было рот, собираясь объяснить гордому дурачку, что с Ондуластом не шутят и что для всей его, Вольного, компании, вечер сей может закончиться в застенке, как вдруг…
Из соседней комнаты неслышно появилась красивая девка, судя по виду – тоже из Вольных.
– Что тут такое?.. – Она потянулась, точно молодая рысь, кокетливо прикрывая ладошкой зевок. – Что за шум?.. Поведай мне, о доблестный, причину этого переполоха!..
И при этом так глядела громадными своими глазищами, так глядела, что просто держись. Разврат, одним словом.
Урядник почувствовал, как по спине заструился пот. Он непроизвольно сглотнул – и один Рекен знает, чем бы окончились эти переглядушки, если бы на площадке в это время не появился достопочтенный мэтр Ондуласт, адепт Ордена Кутул, магистр второй ступени, почти что выслуживший себе вожделенную третью ступень и одноцветный фиолетовый плащ, однако же согрешивший в чем-то против установлении братии, и, несмотря на сохраненный высокий чин, пожизненно брошенный на службу одним из стражевых волшебников Хвалина. В силу чего лютый до невозможности, до сих пор не верящий в приключившуюся с ним беду и из кожи вон лезущий, дабы все-таки загладить свою вину и вновь вернуться туда, откуда он раз был с позором изгнан – по слухам, за совращение малолетней послушницы Фиолетового Ордена.
– Что тут происходит, сударь мой урядник? – ледяным тоном осведомился мэтр, обводя всех столпившихся прищуренным взглядом бесцветных глазок.
– Прибыли по сигналу! – лихо отрапортовал стражник, вытягиваясь что было мочи. – Сигнал недозволенной волшбы!.. Вот здесь, в этой каморке.
– А эта.., это.., гм.., существо где пребывало на тот момент?..
– В означенной каморке, мэтр Ондуласт, ваше волшебничество! – что было мочи рявкнул урядник, поедая начальство глазами.
– А.., гм.., все ясно. – Чародей вошел внутрь, брезгливо отстранившись от ближайшего воина – тот тщательно зажимал ладонью рот, однако, конечно же, не мог удержать в горсти могучего чесночного запаха.
Мэтр Ондуласт шагнул через порог и остановился в полутора саженях от непритворно дрожащего Сидри. Маг был невысок, худ, сутул, средних лет, с болезненно бледным, иссеченным морщинами лицом. Тонкий нос с горбинкой, глубокие складки, пролегшие от него к уголкам губ, придавали Ондуласту хищный, подозрительный вид. Казалось, он постоянно что-то вынюхивает или высматривает – то ли измену, то ли добычу. Злые языки болтали про него много всякого, однако чародеями Первого Ряда, магистрами и мастерами, он ни разу не был обвинен в небрежении или нарушении орденского кодекса. Хотя возможностей у стражевого волшебника, само собой, имелось хоть отбавляй.
– Тэ-экс… – неопределенно протянул чародей. – Нуте-с, приступим. Сознался ли уже преступитель? – повернулся он к уряднику.
– Никак нет, мэтр, ваше волшебничество, не сознался, – горестно сказал стражник.
– Плохо работаете, – Ондуласт поджал губы. – Плохо. Обо всем будет доложено.
– Виноваты, мэтр.., не погубите.., жена дома, дети малые.., смилуйтесь.., не лишайте живота… – здоровенный урядник мало что не рыдал в голос.
– Посмотрим, – процедил маг. – А что делают здесь посторонние? Почему не убраны? Нет, положительно невозможно работать в такой обстановке!
«Посторонними» здесь явно считались Вольные.
– Покорнейше прошу прощения у досточтимого мэтра, – сладким голоском пропела Тави, – но мы вместе с братом добирались до Хвалина в одном караване с мэтром Сидри, и потому…
– Вы, конечно, уже имеете на руках подтверждение вашего имперского подданства, равно как и перечень положенных льгот и привилегий? – не глядя на девушку, сухо осведомился Ондуласт, зачем-то кутаясь в плащ.
– Видите ли, почтенный мэтр, мы только что прибыли в город, и потому…
– Следовательно, на сей момент вы – поднадзорный элемент, не имеющий права голоса в гражданских и военных делах Империи, – отчеканил чародей. – Урядник! Распорядитесь…
– О, мы уже уходим, уже уходим!.. – прежним голоском объявила Тави. Сидри метнул на нее полный отчаяния взгляд, однако она уже повернулась к нему спиной.
Волшебник дождался, пока за Вольными закрылась дверь, брезгливо дернул щекой и вновь обратился к уряднику.
– Шмотки этого.., где они?
Три вьюка Сидри мгновенно оказались на полу перед чародеем.
– Выпотрошить! – бросил тот. – А его – обыскать. Выложите все найденное на стол и выметайтесь. Вместе с ним.
Гном стоял ни жив ни мертв, не дерзая даже утереть обильный пот, проступивший на лбу. Ондуласт с омерзением пошевелил носком черного сапога сваленные кучей пожитки Сидри, не снисходя даже до наложения заклятия.
– Это уберите сразу. Ничего нет, – распорядился он. – Теперь займемся вот этим…
К тому моменту на грязноватой, покрытой подозрительного вида темными пятнами столешнице лежали: дозволенный Эдиктом короткий складной нож с рукоятью розового пещерного дерева; кожаный тисненый кисет с монограммой гномьими рунами; огниво и кремешок в оплетке; не слишком чистая тряпица, как видно, служившая носовым платком; серебряная цепочка с гербом колена Дромаронгов, здоровенная связка ключей черного кованого металла; старенькая вишневая трубка с бронзовым кольцом на черенке; вторая трубка, поновее – запасная; свитница плотной кожи, деревянная резная коробочка с набором перьев и разноцветными чернильными бутылочками; полдюжины свитков, дюжина чистых листов; дорожный журнал в засаленном переплете; шейная лента; восемь парадных подвесок с дозволенными к ношению бериллами; и, наконец, короткая ясеневая палочка, тщательно ошкуренная и отполированная, но лишенная какой бы то ни было резьбы.
Ондуласту хватило одного взгляда на эту груду.
– Так, – он скривился еще больше, словно на язык ему попало нечто невообразимо горькое. – Свяжите этому лапы.., и постойте в коридоре. Не забудьте закрыть за собой дверь, урядник.
Повторять приказы Ондуласту не приходилось еще ни разу.
– Тише! Тише! Ондуласт не дурак, и не слабак, – пальцы Тави так и мелькали. – Думай потише! Прикрывай мысли! Мне тебя полностью не спрятать… Так… Что он делает… Он уже, конечно, все понял. Достаточно было взглянуть на физиономию нашего бедного гнома. Но мэтр все равно будет искать следы.., потому что ему важна не только вина. Он хочет понять, что в действительности творил тут Сидри, потому что гномы скорее умрут под пытками, но тайну не выдадут. И вся знаменитая некромантия Фиолетового Ордена тут не поможет. Поэтому нашему мэтру придется попотеть.
– Но ведь…
– Ясное дело, ингредиентов там уже давно нет. Но для опытного мага взять след труда все равно не составит. Волшебникам-недоучкам, адептам самых низших степеней, я бы глаза отвести сумела, но с магистром второй ступени мне не совладать, Кан.
– Ясно. Меч…
– Ты погубишь Сидри и ничего не добьешься. Даже если мы и справимся с Ондуластом – а завалить магистра, уверяю тебя, не так-то просто даже такому, как ты, – увиденное гномом мы все равно потеряем. А без этого все лишается смысла. И помни, что это заклятье подвластно только Подгорному Племени.
– Что же…
– Иди, пристань к уряднику. Мол, как же так, гнома сейчас заберут, а у него наш багаж и все такое прочее. Ондуласта предоставь мне. И помни – никакого оружия. Пока. Это – на крайний случай.
Ондлуласт не был ни дураком, ни трусом. Он обладал цепкой памятью, великолепным воображением; вес это в свое время помогло ему подняться очень высоко.., и оно же послужило причиной падения. Лишь самую малость призадумавшись, волшебник вспомнил все детали торговых сделок Сидри за последние полгода. Да, гном гостевал в Хвалине с прибылью. Сейчас, перед Смертным Ливнем, спрос на строительные материалы Подгорного Племени всегда подскакивал, Дромаронгу не грозил убыток. Так зачем же ему рисковать, творя запретную волшбу? Да еще и такую странную? Известно, что гномы способны лишь к Предметной Магии, к чародейству амулетов и талисманов, чародейству, осуществляющемуся лишь посредством каких-то магических предметов, ну, например, драконьих зубов, клыков горгульи и тому подобного. Если Сидри ворожил – то куда он успел их деть? Выбросил в окно?.. С минуту мэтр стоял неподвижно, шаря мысленным взором в куче отбросов внизу. Нет.., нет.., и здесь нет.., и даже следа не было… Для верности он добавил заклятье Поиска, несмотря на противное жжение во рту и жесточайшую мигрень, ожидавшие его через несколько часов после наложения чар. Ему показалось, что заклинание встретило какое-то сопротивление, словно кто-то далеко-далеко, на другом конце города, пытался ему воспрепятствовать. Волшебник привычно напрягся, готовясь преломить чужую волю – однако сопротивление тотчас исчезло и уже не возобновлялось. А у самого мэтра не осталось и тени сомнения в том, что колдовские амулеты Сидри каморку через окно не покидали. Скорее их кто-то забрал и вынес обычным путем.
Да нет, это уж слишком сложно. Мифический сообщник… Мэтр поморщился. Нет, ничего не поделаешь, выяснять – так все до конца. И Ондуласт, вздыхая и кряхтя, заставил себя забыть об ожидающей впереди боли. Для начала он займется следом волшебства в Великом Эфире, а уж потом – амулетами и инструментами.
Ондуласт строил заклятье прямолинейно, но очень добротно и крепко. Ни единой трещины, ни единой сомнительной связки, притянутой за уши ассоциации, неверно подобранного обертона. Не говоря уж о неточном звучании Имен. Маг второй ступени не пользовался ни графикой, ни вещественным инструментарием, единственным оружием мэтра оставался его собственный разум, и справиться с ним, не поднимая суматохи на всю Империю, оказалось очень сложно.
«Разумеется, на уровне Тави – Алии, моя дорогая».
Мастерства хватило, чтобы, не вызвав подозрений, следить за каждым извивом его чародейства, но – не помешать ему. Ондуласт мгновенно установил, что магических предметов в комнате нет, что Сидри не успел их выбросить – и взялся за самую суть. След волшебства! След волшебства! В этом – самое главное. Сейчас, если ничего не предпринять…
В отчаянии она прижала правую ладонь к сердцу. Последний резерв чародея. Зачерпнуть собственной крови – то есть, разумеется, незримой истинной крови – тогда…
Она еще не придумала, что же именно произойдет «тогда». Внутренний слух уловил нечто вроде исступленного ликующего вопля.
Ондуласт, разумеется, не мог пройти мимо столь явного и свежего следа волшбы, причем волшбы совершенно чуждой привычному колдовству башен.
Время!
Сейчас она даст сигнал, и…
Кан-Торог вгонит три дюйма возникшей из ниоткуда стали в горло ближайшему стражнику, пальцем пробьет глазницу второму, ногой отшвырнет третьего – раньше, чем кто-либо успеет хотя бы заметить, что происходит.
Ондуласт начнет разворачиваться к двери – маг немедленно почует запах смерти, – однако он всего лишь человек, и тело его куда медлительнее разума, и она, Алия, может успеть…
«Не вздумай, дура!.. Ты и так потом узнаешь все, что нужно!.. Выведаешь у трупа!»
Громкий стон ужаса и боли, внезапно раздавшийся за дверью, заставил всех вздрогнуть – даже самого Кан-Торога. Тави впилась зубами в ладонь, гася предательский стон. Неслышимый для прочих, могучим гудом тысячепудового колокола по Эфиру прокатился ответный магический удар. Изощренный, предельно запутанный, так что даже весь Кутул, собравшись вместе, не смог бы отследить колдовавшего. Девушка ощутила мгновенный укол острой зависти – настолько искусно сплетено заклятье, настолько хорошо замаскировано! И построено по совершенно неведомым ей законам…
Дверь каморки отворилась. На пороге возник Ондуласт. Тави не знала, чего и ждать; еще секунду назад она не сомневалась, что такой напор стражевому чародею ни за что не выдержать и что на полу уже распростерто бездыханное тело.
– Какой глупец поднял тревогу? – сквозь зубы процедил волшебник. – Разберитесь тут, урядник. С трактирщика возьмите штраф.., и все, что положено, за ложный сигнал.
С чародеями не спорят. Скривившись, урядник пихнул Сидри в спину.
– Гуляй, гноме. Считай, тебе сильно повезло.
Плюнув на прощание, десятник повел своих людей вниз – разбираться с несчастным трактирщиком. Можно было не сомневаться, доблестные воины проведут неплохую ночь, где окажется вволю пива, жаренных на вертеле поросят с лучшими шамрийскими специями, моченных в соленом каменном уксусе спинталей, что по карману лишь богачам из первой купеческой гильдии, да и служаночки, бесспорно, не станут сегодня упираться и отказывать мужественным стражам порядка.
Сидри со стоном рухнул прямо там, где стоял. Среди его многочисленных талантов значились и хитрость, и ловкость, и способность к магии; смелость же, увы, отсутствовала.
Прежде чем помочь гному, Кан-Торог убедился, что лестница пуста, никто не наблюдает и не подслушивает. Вольный почти на руках внес дородного гнома в их с Алией комнатенку.
– Клади его сюда, к огню, – распорядилась девушка.
– Вечно с этими каменными башками всякие неприятности, – не слишком дружелюбно проворчал юноша. – Клянусь Небесной Сохой, если бы не приказ Круга…
– Вот поэтому-то Круг и отправил с тобой меня, – Тави поджала губы.
– Ты о чем? – Кан жадно глотал воду прямо через край щербатого кувшина. Девушка взглянула на него с острой и внезапной неприязнью – словно на непроходимого тупицу, которому уже нет сил вновь растолковывать понятные даже ребенку вещи.
– Не понимаешь?.. Ну и ладно.
– Перестань, – воин вернул кувшин на место. – Скажи лучше, это ты отвела глаза Ондуласту? Признаться, я уже решил, что сейчас придется вскрывать глотки этим баранам…
«Когда он забывает об этих знаменитых „манерах Вольных“, то становится очень даже симпатичным.., как мужчина».
– Да, я отвела, – не моргнув глазом, сухо кивнула девушка, и уважения во взгляде Вольного тотчас прибавилось. Знать правду ему совсем не полагалось.
– Хм.., молодец. – Улыбка у него получилась чуть смущенной.
– А ты еще сомневался в мудрости Круга Капитанов! – поддела юношу Тави.
– Нет, но…
– Никаких но, давай приведем Сидри в чувство и расспросим!..
«Кто это мог быть? Кто это сделал? Кто помог мне ? Кто ? Кто ? КТО?!»
Глава 4
– Ну, так и что здесь происходит?..
– Рекен-потрошитель! – вполголоса ругнулся урядник. И тотчас же заспешил, засуетился, зарычал на своих орлов:
– А ну, по местам, по местам! Как в уставе сказано? С мечами, альбо топорами, альбо иным оружием наголо.., от входа по обе стороны.., двое унутри… Трое с подозреваемым на волшбу, держа оного за руки и члены иные, не давая измыслить зловредство…
И, надо сказать, стражники исполняли приказы своего набольшего с небывалым рвением.
– А ну, отзынь, отзынь, парень! – разойдясь, прикрикнул урядник на путавшегося под ногами зеваку – Вольного. Какие там у него привилегии, это еще Рекен надвое сказал, а вот ежели Ондуласт возымеет на него, урядника, зуб…
Вольный, разумеется, тотчас же ощерился, точно пес, лишенный валявшейся перед самым носом кости.
– Это ты мне, славный воин? – проскрежетал он, сжав левый кулак и потирая его раскрытой правой ладонью. – Это ты мне, не давшему тебе нанизать себя на во-он те ржавые вертела внизу?..
Урядник уже открыл было рот, собираясь объяснить гордому дурачку, что с Ондуластом не шутят и что для всей его, Вольного, компании, вечер сей может закончиться в застенке, как вдруг…
Из соседней комнаты неслышно появилась красивая девка, судя по виду – тоже из Вольных.
– Что тут такое?.. – Она потянулась, точно молодая рысь, кокетливо прикрывая ладошкой зевок. – Что за шум?.. Поведай мне, о доблестный, причину этого переполоха!..
И при этом так глядела громадными своими глазищами, так глядела, что просто держись. Разврат, одним словом.
Урядник почувствовал, как по спине заструился пот. Он непроизвольно сглотнул – и один Рекен знает, чем бы окончились эти переглядушки, если бы на площадке в это время не появился достопочтенный мэтр Ондуласт, адепт Ордена Кутул, магистр второй ступени, почти что выслуживший себе вожделенную третью ступень и одноцветный фиолетовый плащ, однако же согрешивший в чем-то против установлении братии, и, несмотря на сохраненный высокий чин, пожизненно брошенный на службу одним из стражевых волшебников Хвалина. В силу чего лютый до невозможности, до сих пор не верящий в приключившуюся с ним беду и из кожи вон лезущий, дабы все-таки загладить свою вину и вновь вернуться туда, откуда он раз был с позором изгнан – по слухам, за совращение малолетней послушницы Фиолетового Ордена.
– Что тут происходит, сударь мой урядник? – ледяным тоном осведомился мэтр, обводя всех столпившихся прищуренным взглядом бесцветных глазок.
– Прибыли по сигналу! – лихо отрапортовал стражник, вытягиваясь что было мочи. – Сигнал недозволенной волшбы!.. Вот здесь, в этой каморке.
– А эта.., это.., гм.., существо где пребывало на тот момент?..
– В означенной каморке, мэтр Ондуласт, ваше волшебничество! – что было мочи рявкнул урядник, поедая начальство глазами.
– А.., гм.., все ясно. – Чародей вошел внутрь, брезгливо отстранившись от ближайшего воина – тот тщательно зажимал ладонью рот, однако, конечно же, не мог удержать в горсти могучего чесночного запаха.
Мэтр Ондуласт шагнул через порог и остановился в полутора саженях от непритворно дрожащего Сидри. Маг был невысок, худ, сутул, средних лет, с болезненно бледным, иссеченным морщинами лицом. Тонкий нос с горбинкой, глубокие складки, пролегшие от него к уголкам губ, придавали Ондуласту хищный, подозрительный вид. Казалось, он постоянно что-то вынюхивает или высматривает – то ли измену, то ли добычу. Злые языки болтали про него много всякого, однако чародеями Первого Ряда, магистрами и мастерами, он ни разу не был обвинен в небрежении или нарушении орденского кодекса. Хотя возможностей у стражевого волшебника, само собой, имелось хоть отбавляй.
– Тэ-экс… – неопределенно протянул чародей. – Нуте-с, приступим. Сознался ли уже преступитель? – повернулся он к уряднику.
– Никак нет, мэтр, ваше волшебничество, не сознался, – горестно сказал стражник.
– Плохо работаете, – Ондуласт поджал губы. – Плохо. Обо всем будет доложено.
– Виноваты, мэтр.., не погубите.., жена дома, дети малые.., смилуйтесь.., не лишайте живота… – здоровенный урядник мало что не рыдал в голос.
– Посмотрим, – процедил маг. – А что делают здесь посторонние? Почему не убраны? Нет, положительно невозможно работать в такой обстановке!
«Посторонними» здесь явно считались Вольные.
– Покорнейше прошу прощения у досточтимого мэтра, – сладким голоском пропела Тави, – но мы вместе с братом добирались до Хвалина в одном караване с мэтром Сидри, и потому…
– Вы, конечно, уже имеете на руках подтверждение вашего имперского подданства, равно как и перечень положенных льгот и привилегий? – не глядя на девушку, сухо осведомился Ондуласт, зачем-то кутаясь в плащ.
– Видите ли, почтенный мэтр, мы только что прибыли в город, и потому…
– Следовательно, на сей момент вы – поднадзорный элемент, не имеющий права голоса в гражданских и военных делах Империи, – отчеканил чародей. – Урядник! Распорядитесь…
– О, мы уже уходим, уже уходим!.. – прежним голоском объявила Тави. Сидри метнул на нее полный отчаяния взгляд, однако она уже повернулась к нему спиной.
Волшебник дождался, пока за Вольными закрылась дверь, брезгливо дернул щекой и вновь обратился к уряднику.
– Шмотки этого.., где они?
Три вьюка Сидри мгновенно оказались на полу перед чародеем.
– Выпотрошить! – бросил тот. – А его – обыскать. Выложите все найденное на стол и выметайтесь. Вместе с ним.
Гном стоял ни жив ни мертв, не дерзая даже утереть обильный пот, проступивший на лбу. Ондуласт с омерзением пошевелил носком черного сапога сваленные кучей пожитки Сидри, не снисходя даже до наложения заклятия.
– Это уберите сразу. Ничего нет, – распорядился он. – Теперь займемся вот этим…
К тому моменту на грязноватой, покрытой подозрительного вида темными пятнами столешнице лежали: дозволенный Эдиктом короткий складной нож с рукоятью розового пещерного дерева; кожаный тисненый кисет с монограммой гномьими рунами; огниво и кремешок в оплетке; не слишком чистая тряпица, как видно, служившая носовым платком; серебряная цепочка с гербом колена Дромаронгов, здоровенная связка ключей черного кованого металла; старенькая вишневая трубка с бронзовым кольцом на черенке; вторая трубка, поновее – запасная; свитница плотной кожи, деревянная резная коробочка с набором перьев и разноцветными чернильными бутылочками; полдюжины свитков, дюжина чистых листов; дорожный журнал в засаленном переплете; шейная лента; восемь парадных подвесок с дозволенными к ношению бериллами; и, наконец, короткая ясеневая палочка, тщательно ошкуренная и отполированная, но лишенная какой бы то ни было резьбы.
Ондуласту хватило одного взгляда на эту груду.
– Так, – он скривился еще больше, словно на язык ему попало нечто невообразимо горькое. – Свяжите этому лапы.., и постойте в коридоре. Не забудьте закрыть за собой дверь, урядник.
Повторять приказы Ондуласту не приходилось еще ни разу.
***
– Что он делает? – беззвучно спросил Кан-Торог.– Тише! Тише! Ондуласт не дурак, и не слабак, – пальцы Тави так и мелькали. – Думай потише! Прикрывай мысли! Мне тебя полностью не спрятать… Так… Что он делает… Он уже, конечно, все понял. Достаточно было взглянуть на физиономию нашего бедного гнома. Но мэтр все равно будет искать следы.., потому что ему важна не только вина. Он хочет понять, что в действительности творил тут Сидри, потому что гномы скорее умрут под пытками, но тайну не выдадут. И вся знаменитая некромантия Фиолетового Ордена тут не поможет. Поэтому нашему мэтру придется попотеть.
– Но ведь…
– Ясное дело, ингредиентов там уже давно нет. Но для опытного мага взять след труда все равно не составит. Волшебникам-недоучкам, адептам самых низших степеней, я бы глаза отвести сумела, но с магистром второй ступени мне не совладать, Кан.
– Ясно. Меч…
– Ты погубишь Сидри и ничего не добьешься. Даже если мы и справимся с Ондуластом – а завалить магистра, уверяю тебя, не так-то просто даже такому, как ты, – увиденное гномом мы все равно потеряем. А без этого все лишается смысла. И помни, что это заклятье подвластно только Подгорному Племени.
– Что же…
– Иди, пристань к уряднику. Мол, как же так, гнома сейчас заберут, а у него наш багаж и все такое прочее. Ондуласта предоставь мне. И помни – никакого оружия. Пока. Это – на крайний случай.
***
В каморке Сидри мэтр Ондуласт неторопливо готовился наложить заклятье. Недозволенную магию он почуял, едва поднявшись по лестнице. Гном ворожил, в этом чародей не сомневался ни на йоту. Но вот зачем и на что? На удачу в торговых делах? Но она и так не отворачивалась от Сидри, если, конечно, по отношению к гномам вообще применимо теперь это слово – «удача». Нет, тут дело в чем-то ином…Ондлуласт не был ни дураком, ни трусом. Он обладал цепкой памятью, великолепным воображением; вес это в свое время помогло ему подняться очень высоко.., и оно же послужило причиной падения. Лишь самую малость призадумавшись, волшебник вспомнил все детали торговых сделок Сидри за последние полгода. Да, гном гостевал в Хвалине с прибылью. Сейчас, перед Смертным Ливнем, спрос на строительные материалы Подгорного Племени всегда подскакивал, Дромаронгу не грозил убыток. Так зачем же ему рисковать, творя запретную волшбу? Да еще и такую странную? Известно, что гномы способны лишь к Предметной Магии, к чародейству амулетов и талисманов, чародейству, осуществляющемуся лишь посредством каких-то магических предметов, ну, например, драконьих зубов, клыков горгульи и тому подобного. Если Сидри ворожил – то куда он успел их деть? Выбросил в окно?.. С минуту мэтр стоял неподвижно, шаря мысленным взором в куче отбросов внизу. Нет.., нет.., и здесь нет.., и даже следа не было… Для верности он добавил заклятье Поиска, несмотря на противное жжение во рту и жесточайшую мигрень, ожидавшие его через несколько часов после наложения чар. Ему показалось, что заклинание встретило какое-то сопротивление, словно кто-то далеко-далеко, на другом конце города, пытался ему воспрепятствовать. Волшебник привычно напрягся, готовясь преломить чужую волю – однако сопротивление тотчас исчезло и уже не возобновлялось. А у самого мэтра не осталось и тени сомнения в том, что колдовские амулеты Сидри каморку через окно не покидали. Скорее их кто-то забрал и вынес обычным путем.
Да нет, это уж слишком сложно. Мифический сообщник… Мэтр поморщился. Нет, ничего не поделаешь, выяснять – так все до конца. И Ондуласт, вздыхая и кряхтя, заставил себя забыть об ожидающей впереди боли. Для начала он займется следом волшебства в Великом Эфире, а уж потом – амулетами и инструментами.
***
«Ничего не получается. Он слишком силен. Проклятье, какой Rabbaar Drobdt поставил на моем пути этого Ондуласта! – Тави лихорадочно возводила цепь заклинаний. – Сплошные неприятности. Сначала не подействовало ее охранное заклинание, что должно было полностью прикрыть ворожбу Сидри – а теперь еще и этот Ондуласт! Да, конечно, Кан может справиться со стражниками, а она – со стражевым чародеем, но что это даст? Ондуласта она может только убить – или, вернее, даже не убить, а лишь оглушить на время. И уж тогда о том, что она жива, в Хвалине и действует, узнает вся Радуга вкупе с Бесцветным Нергом. Нет. Надо тоньше.., тоньше.., еще тоньше…»Ондуласт строил заклятье прямолинейно, но очень добротно и крепко. Ни единой трещины, ни единой сомнительной связки, притянутой за уши ассоциации, неверно подобранного обертона. Не говоря уж о неточном звучании Имен. Маг второй ступени не пользовался ни графикой, ни вещественным инструментарием, единственным оружием мэтра оставался его собственный разум, и справиться с ним, не поднимая суматохи на всю Империю, оказалось очень сложно.
«Разумеется, на уровне Тави – Алии, моя дорогая».
Мастерства хватило, чтобы, не вызвав подозрений, следить за каждым извивом его чародейства, но – не помешать ему. Ондуласт мгновенно установил, что магических предметов в комнате нет, что Сидри не успел их выбросить – и взялся за самую суть. След волшебства! След волшебства! В этом – самое главное. Сейчас, если ничего не предпринять…
В отчаянии она прижала правую ладонь к сердцу. Последний резерв чародея. Зачерпнуть собственной крови – то есть, разумеется, незримой истинной крови – тогда…
Она еще не придумала, что же именно произойдет «тогда». Внутренний слух уловил нечто вроде исступленного ликующего вопля.
Ондуласт, разумеется, не мог пройти мимо столь явного и свежего следа волшбы, причем волшбы совершенно чуждой привычному колдовству башен.
Время!
Сейчас она даст сигнал, и…
Кан-Торог вгонит три дюйма возникшей из ниоткуда стали в горло ближайшему стражнику, пальцем пробьет глазницу второму, ногой отшвырнет третьего – раньше, чем кто-либо успеет хотя бы заметить, что происходит.
Ондуласт начнет разворачиваться к двери – маг немедленно почует запах смерти, – однако он всего лишь человек, и тело его куда медлительнее разума, и она, Алия, может успеть…
«Не вздумай, дура!.. Ты и так потом узнаешь все, что нужно!.. Выведаешь у трупа!»
Громкий стон ужаса и боли, внезапно раздавшийся за дверью, заставил всех вздрогнуть – даже самого Кан-Торога. Тави впилась зубами в ладонь, гася предательский стон. Неслышимый для прочих, могучим гудом тысячепудового колокола по Эфиру прокатился ответный магический удар. Изощренный, предельно запутанный, так что даже весь Кутул, собравшись вместе, не смог бы отследить колдовавшего. Девушка ощутила мгновенный укол острой зависти – настолько искусно сплетено заклятье, настолько хорошо замаскировано! И построено по совершенно неведомым ей законам…
Дверь каморки отворилась. На пороге возник Ондуласт. Тави не знала, чего и ждать; еще секунду назад она не сомневалась, что такой напор стражевому чародею ни за что не выдержать и что на полу уже распростерто бездыханное тело.
– Какой глупец поднял тревогу? – сквозь зубы процедил волшебник. – Разберитесь тут, урядник. С трактирщика возьмите штраф.., и все, что положено, за ложный сигнал.
С чародеями не спорят. Скривившись, урядник пихнул Сидри в спину.
– Гуляй, гноме. Считай, тебе сильно повезло.
Плюнув на прощание, десятник повел своих людей вниз – разбираться с несчастным трактирщиком. Можно было не сомневаться, доблестные воины проведут неплохую ночь, где окажется вволю пива, жаренных на вертеле поросят с лучшими шамрийскими специями, моченных в соленом каменном уксусе спинталей, что по карману лишь богачам из первой купеческой гильдии, да и служаночки, бесспорно, не станут сегодня упираться и отказывать мужественным стражам порядка.
Сидри со стоном рухнул прямо там, где стоял. Среди его многочисленных талантов значились и хитрость, и ловкость, и способность к магии; смелость же, увы, отсутствовала.
Прежде чем помочь гному, Кан-Торог убедился, что лестница пуста, никто не наблюдает и не подслушивает. Вольный почти на руках внес дородного гнома в их с Алией комнатенку.
– Клади его сюда, к огню, – распорядилась девушка.
– Вечно с этими каменными башками всякие неприятности, – не слишком дружелюбно проворчал юноша. – Клянусь Небесной Сохой, если бы не приказ Круга…
– Вот поэтому-то Круг и отправил с тобой меня, – Тави поджала губы.
– Ты о чем? – Кан жадно глотал воду прямо через край щербатого кувшина. Девушка взглянула на него с острой и внезапной неприязнью – словно на непроходимого тупицу, которому уже нет сил вновь растолковывать понятные даже ребенку вещи.
– Не понимаешь?.. Ну и ладно.
– Перестань, – воин вернул кувшин на место. – Скажи лучше, это ты отвела глаза Ондуласту? Признаться, я уже решил, что сейчас придется вскрывать глотки этим баранам…
«Когда он забывает об этих знаменитых „манерах Вольных“, то становится очень даже симпатичным.., как мужчина».
– Да, я отвела, – не моргнув глазом, сухо кивнула девушка, и уважения во взгляде Вольного тотчас прибавилось. Знать правду ему совсем не полагалось.
– Хм.., молодец. – Улыбка у него получилась чуть смущенной.
– А ты еще сомневался в мудрости Круга Капитанов! – поддела юношу Тави.
– Нет, но…
– Никаких но, давай приведем Сидри в чувство и расспросим!..
«Кто это мог быть? Кто это сделал? Кто помог мне ? Кто ? Кто ? КТО?!»
Глава 4
Диктовать – мой последний сладкий порок. В такие моменты мне кажется, что прошлое оживает, рассеивается вечный туман, бессвязные обрывки чужого лепета на неведомых языках превращаются в осмысленные названия континентов, стран и городов, я вновь вспоминаю канувшее в великую Реку Времени величие, вспоминаю друзей.., или врагов?., вспоминаю славные деяния, кои, честное слово, достойны долгой памяти и долгих песен. Куда все это делось – я стараюсь не думать. Есть что-то неуловимо-правильное в моей нынешней келье, в ее убогих, закопченных стенах, в надменности недалекого настоятеля, так до сих пор и не понявшего, кого же именно он приютил в подземельях вверенного ему Храма. Да, да, во всем этом есть что-то неуловимо-правильное. Именно так. Заточивший меня сюда был зол, свиреп и силен, но при этом еще и справедлив. Я знаю, что кара – если это кара – заслужена.
Я не прикован цепями, и могущественные заклятья не преграждают мне дорогу наверх. Он был мудр, поступая так. Самый строгий и неусыпный сторож пленнику – он сам, если уверен, что все справедливо. Я – уверен.
Вы, читающие эти строки, – быть может, вас уже утомило многословное старческое бормотание? Да, вы правы, это и есть мой порок. Книга, которую я пишу, отнюдь не лаконична и не беспристрастна. Но что поделаешь, Ему придется смириться.., или наложить на меня еще более строгую епитимью.
Я продолжаю. Я наслаждаюсь интригой, завязывающейся здесь, в Хвалине, я смакую ее перипетии, словно старый пьяница – бутылку выдержанного вина. Да, к моим услугам в любой момент – заклятье Всеведения, но тогда пропадет вся прелесть, все очарование тайны, а я, старый узник древнего храма (который хоть и древен, а все же младше меня!), старый безумный колдун, заточенный сюда как будто бы усилиями Радуги – я давно уже отказался от мысли быть судьей и вершителем справедливости. Хотя, может, и это не более чем приросшая к лицу маска?..
Сегодняшний день оставит хорошие страницы. И насколько же велик соблазн подтянуть узел этой интриги хоть чуточку туже!..
Глубокая ночь. Здесь, на дальнем юго-востоке Империи, Тьма властвует уже безраздельно. А на западных окраинах еще не закончился многотрудный день. Там еще не угасли печи и тигли ремесленников, не замерли станки ткачей, не закончили Волшбу Света чародеи.
Чародеи всесильной Радуги…
Императорский конвой, недвижный, безмолвный, окружал глубоко задумавшегося властелина. Они стояли возле самого края Замковой Горы, высоко над спящей столицей, высоко над горестями и радостями великого города, что мирно спал сейчас под ними.
Император умел видеть в темноте не хуже кошки, почти не прибегая к магии. Взгляд его медленно скользил от новых пятиугольных бастионов внешней стены к полукруглым рондолям стены внутренней; меж ними, скупо прочерченное светящимися нитями-ожерельями уличных фонарей, лежало пространство Черного Города, приют ремесленников, нищенствующих Орденов, полузабытых храмов полузабытых божеств, край бедных трактиров и постоялых дворов по три медяка за ночь на лавке, обиталище того самого простого народа, что исправно поставлял латников и щитоносцев в имперскую пехоту, опору опор и основу основ, сколь бы ни задирали нос благородные сословия, чьим уделом оставалась служба в коннице. Оттуда, из Черного Города – не только из этого, а из многих подобных же городов великой Империи, – при нужде, точно вызванные заклинанием духи, появлялись новые манипулы, когорты и легионы взамен погибших, оттуда выходили самые смелые, самые способные и преданные командиры, что умели тянуть общую лямку, есть из одного котла с воинами и бестрепетно умирать вместе с ними. Умирать за него, повелителя жизни и смерти мириадов подданных, разбросанных по неоглядным просторам вокруг Ожерелья Внутренних Морей. Умирать за него, по сию пору остерегающегося в открытую даже и в малом прекословить магам всесильной Радуги…
И суровым напоминанием о вечном, постоянном и повсеместном присутствии этой силы, над ровным темным морем крыш Черного Города возвышались полтора десятка тонких изящных башен – точно насквозь пронзившие плоть врага рапиры или стилеты.
Вернее, башен насчитывалось не полтора десятка, а ровно четырнадцать. Каждый из Орденов Радуги имел в Черном Городе по два укрепленных форпоста. Императору доносили – стража из Вольных, что не боялась ни смерти, ни позора, ни тем более магов, – что находились смельчаки, швырявшие камни в окна этих башен, оставлявшие кучи зловонного навоза таримов у парадных подъездов, писавшие ругательства на отполированных стенах и тому подобное. Там, в Черном Городе, магов ненавидели и боялись. И ненавидели, похоже, куда больше, нежели боялись.
А еще во тьме смутно виднелись колокольни и купола церквей. Храмов в Черном Городе тоже хватало – Мельин славился набожностью. Разве не тут Господь Податель Благ явил своему народу в небесах Божественный Лик, а из-под земли забили источники со сладким вином, дабы сердца Его детей возвеселились, после того как человеческие мечи овладели важнейшей вражьей крепостью, положив конец Первой Войне?
В Господа тут веровали неложно.
«Кстати, священники на проповедях никогда не превозносят Радугу и не увещевают народ проникнуться к магам любовью, – вдруг подумал Император. – Словно и не замечают вымазанные навозом стены орденских башен. Тоже ведь, наверное, игра. Церковь – вот она, со своей паствой, а эти непонятные маги – где-то там, далеко, и нам, простым смертным, что заботятся о своей душе, не до них.
Тем более что Ужас Исхода до сих пор жив в памяти».
Никто не знает, чем Исход был вызван. Но тот Ужас, древний, первобытный Ужас, помнят до сих пор.
За старой внутренней стеной легли кварталы Города Белого – расторговавшееся купечество, ремесленная старшина, почтенное жречество, колдуны с патентами Радуги, цеховики, практикующие доктора (далеко не все согласны были лечиться даже у колдунов, не говоря уж о магах), куртизанки, содержатели приличных гостиниц, таверн и тому подобного, служилое дворянство, отставные урядники и капитаны, словом – чистая публика. Храмов и церквей здесь было почти столько же, сколько во всем Черном Городе. Паства Города Белого не скупилась на приношения Всевышним Силам.
Здесь же располагались официальные подворья Орденов Радуги – с нарочитой отстраненностью от императорской цитадели. Известно было, что маги чуть ли не год считали и вычисляли, добиваясь полной и абсолютной равноудаленности всех подворий от центральной крепости, дабы никто не смог бы хвастаться хотя бы таким «приближением» к правителю.
Белый Город освещался не в пример лучше Черного. Там по улицам вышагивала бдительная ночная стража, и невинной шестнадцатилетней девственнице здесь ничто не угрожало, вздумай она прогуляться даже и глубоко за полночь. В темное время ворота Белого Города накрепко запирались, словно вокруг раскинулся вражий стан.
Кварталы Белого Города оканчивались, упираясь в древний-предревний вал с внешней каменной облицовкой – самое первое укрепление, возведенное новыми хозяевами Maady 4, едва только были потушены пожары и окончательно обрушены таранами все остатки уцелевших дочеловеческих строений. Вал этот обходил вокруг подошвы Замковой Скалы, с двух сторон упираясь в отвесный обрыв над полноводной Стимме. С самого края этого обрыва император и смотрел сейчас на свою столицу, сделав круг по ее улицам и вновь вернувшись к цитадели.
В пределах древнего вала сейчас оставались лишь городские усадьбы родовитой аристократии, несколько особо почитаемых храмов да казармы имперской гвардии. Были еще там специально разбитые и тщательно охраняемые парки – для променада сиятельных особ – да несколько роскошных гостиниц вместе с изысканными борделями. Правда, последнее время среди золотой столичной молодежи вошло в моду развлекаться в убогих кабаках Черного Города…
А возле самых стен императорского дворца скромно притулились семь орденских миссий. Именно там обитали Сежес, Гахлан, Реваз и им подобные. Обладающие Правом Слова и Дела в Имперском Совете.
Распоряжающиеся силами, перед которыми все армии государства – ничто. Истинные хозяева жизни и смерти. Хозяева бессчетных рабов.., среди коих и он, якобы владыка полумира.
Забывшись, он зарычал. Бесстрастные Вольные не дрогнули, а вот кони их испуганно захрапели, кося глазами. Так рычит жаждущий крови дикий агранн, настигая загнанную важенку.
Правда, эта важенка не поддалась бы никакому агранну. Ни десятку их, ни даже сотне. Но, быть может.., десятки тысяч аграннов сумели бы справиться и с такой добычей.
Я не прикован цепями, и могущественные заклятья не преграждают мне дорогу наверх. Он был мудр, поступая так. Самый строгий и неусыпный сторож пленнику – он сам, если уверен, что все справедливо. Я – уверен.
Вы, читающие эти строки, – быть может, вас уже утомило многословное старческое бормотание? Да, вы правы, это и есть мой порок. Книга, которую я пишу, отнюдь не лаконична и не беспристрастна. Но что поделаешь, Ему придется смириться.., или наложить на меня еще более строгую епитимью.
Я продолжаю. Я наслаждаюсь интригой, завязывающейся здесь, в Хвалине, я смакую ее перипетии, словно старый пьяница – бутылку выдержанного вина. Да, к моим услугам в любой момент – заклятье Всеведения, но тогда пропадет вся прелесть, все очарование тайны, а я, старый узник древнего храма (который хоть и древен, а все же младше меня!), старый безумный колдун, заточенный сюда как будто бы усилиями Радуги – я давно уже отказался от мысли быть судьей и вершителем справедливости. Хотя, может, и это не более чем приросшая к лицу маска?..
Сегодняшний день оставит хорошие страницы. И насколько же велик соблазн подтянуть узел этой интриги хоть чуточку туже!..
***
Бешеная скачка по улицам спящей столицы охладила его разгоряченную грудь. Молчаливые Вольные, вернейшие из вернейших, ждали его приказа, застыв в седлах, точно изваяния. Ни один из них не смотрел на своего повелителя. Когда будет нужно, он сам обратится к ним.Глубокая ночь. Здесь, на дальнем юго-востоке Империи, Тьма властвует уже безраздельно. А на западных окраинах еще не закончился многотрудный день. Там еще не угасли печи и тигли ремесленников, не замерли станки ткачей, не закончили Волшбу Света чародеи.
Чародеи всесильной Радуги…
Императорский конвой, недвижный, безмолвный, окружал глубоко задумавшегося властелина. Они стояли возле самого края Замковой Горы, высоко над спящей столицей, высоко над горестями и радостями великого города, что мирно спал сейчас под ними.
Император умел видеть в темноте не хуже кошки, почти не прибегая к магии. Взгляд его медленно скользил от новых пятиугольных бастионов внешней стены к полукруглым рондолям стены внутренней; меж ними, скупо прочерченное светящимися нитями-ожерельями уличных фонарей, лежало пространство Черного Города, приют ремесленников, нищенствующих Орденов, полузабытых храмов полузабытых божеств, край бедных трактиров и постоялых дворов по три медяка за ночь на лавке, обиталище того самого простого народа, что исправно поставлял латников и щитоносцев в имперскую пехоту, опору опор и основу основ, сколь бы ни задирали нос благородные сословия, чьим уделом оставалась служба в коннице. Оттуда, из Черного Города – не только из этого, а из многих подобных же городов великой Империи, – при нужде, точно вызванные заклинанием духи, появлялись новые манипулы, когорты и легионы взамен погибших, оттуда выходили самые смелые, самые способные и преданные командиры, что умели тянуть общую лямку, есть из одного котла с воинами и бестрепетно умирать вместе с ними. Умирать за него, повелителя жизни и смерти мириадов подданных, разбросанных по неоглядным просторам вокруг Ожерелья Внутренних Морей. Умирать за него, по сию пору остерегающегося в открытую даже и в малом прекословить магам всесильной Радуги…
И суровым напоминанием о вечном, постоянном и повсеместном присутствии этой силы, над ровным темным морем крыш Черного Города возвышались полтора десятка тонких изящных башен – точно насквозь пронзившие плоть врага рапиры или стилеты.
Вернее, башен насчитывалось не полтора десятка, а ровно четырнадцать. Каждый из Орденов Радуги имел в Черном Городе по два укрепленных форпоста. Императору доносили – стража из Вольных, что не боялась ни смерти, ни позора, ни тем более магов, – что находились смельчаки, швырявшие камни в окна этих башен, оставлявшие кучи зловонного навоза таримов у парадных подъездов, писавшие ругательства на отполированных стенах и тому подобное. Там, в Черном Городе, магов ненавидели и боялись. И ненавидели, похоже, куда больше, нежели боялись.
А еще во тьме смутно виднелись колокольни и купола церквей. Храмов в Черном Городе тоже хватало – Мельин славился набожностью. Разве не тут Господь Податель Благ явил своему народу в небесах Божественный Лик, а из-под земли забили источники со сладким вином, дабы сердца Его детей возвеселились, после того как человеческие мечи овладели важнейшей вражьей крепостью, положив конец Первой Войне?
В Господа тут веровали неложно.
«Кстати, священники на проповедях никогда не превозносят Радугу и не увещевают народ проникнуться к магам любовью, – вдруг подумал Император. – Словно и не замечают вымазанные навозом стены орденских башен. Тоже ведь, наверное, игра. Церковь – вот она, со своей паствой, а эти непонятные маги – где-то там, далеко, и нам, простым смертным, что заботятся о своей душе, не до них.
Тем более что Ужас Исхода до сих пор жив в памяти».
Никто не знает, чем Исход был вызван. Но тот Ужас, древний, первобытный Ужас, помнят до сих пор.
За старой внутренней стеной легли кварталы Города Белого – расторговавшееся купечество, ремесленная старшина, почтенное жречество, колдуны с патентами Радуги, цеховики, практикующие доктора (далеко не все согласны были лечиться даже у колдунов, не говоря уж о магах), куртизанки, содержатели приличных гостиниц, таверн и тому подобного, служилое дворянство, отставные урядники и капитаны, словом – чистая публика. Храмов и церквей здесь было почти столько же, сколько во всем Черном Городе. Паства Города Белого не скупилась на приношения Всевышним Силам.
Здесь же располагались официальные подворья Орденов Радуги – с нарочитой отстраненностью от императорской цитадели. Известно было, что маги чуть ли не год считали и вычисляли, добиваясь полной и абсолютной равноудаленности всех подворий от центральной крепости, дабы никто не смог бы хвастаться хотя бы таким «приближением» к правителю.
Белый Город освещался не в пример лучше Черного. Там по улицам вышагивала бдительная ночная стража, и невинной шестнадцатилетней девственнице здесь ничто не угрожало, вздумай она прогуляться даже и глубоко за полночь. В темное время ворота Белого Города накрепко запирались, словно вокруг раскинулся вражий стан.
Кварталы Белого Города оканчивались, упираясь в древний-предревний вал с внешней каменной облицовкой – самое первое укрепление, возведенное новыми хозяевами Maady 4, едва только были потушены пожары и окончательно обрушены таранами все остатки уцелевших дочеловеческих строений. Вал этот обходил вокруг подошвы Замковой Скалы, с двух сторон упираясь в отвесный обрыв над полноводной Стимме. С самого края этого обрыва император и смотрел сейчас на свою столицу, сделав круг по ее улицам и вновь вернувшись к цитадели.
В пределах древнего вала сейчас оставались лишь городские усадьбы родовитой аристократии, несколько особо почитаемых храмов да казармы имперской гвардии. Были еще там специально разбитые и тщательно охраняемые парки – для променада сиятельных особ – да несколько роскошных гостиниц вместе с изысканными борделями. Правда, последнее время среди золотой столичной молодежи вошло в моду развлекаться в убогих кабаках Черного Города…
А возле самых стен императорского дворца скромно притулились семь орденских миссий. Именно там обитали Сежес, Гахлан, Реваз и им подобные. Обладающие Правом Слова и Дела в Имперском Совете.
Распоряжающиеся силами, перед которыми все армии государства – ничто. Истинные хозяева жизни и смерти. Хозяева бессчетных рабов.., среди коих и он, якобы владыка полумира.
Забывшись, он зарычал. Бесстрастные Вольные не дрогнули, а вот кони их испуганно захрапели, кося глазами. Так рычит жаждущий крови дикий агранн, настигая загнанную важенку.
Правда, эта важенка не поддалась бы никакому агранну. Ни десятку их, ни даже сотне. Но, быть может.., десятки тысяч аграннов сумели бы справиться и с такой добычей.