Возвращались медленно, осторожно. Морозов тем не менее оправлялся – шагал все увереннее и вопросов больше не задавал. Кое-кто из его людей с некоторым подозрением поглядывал на магов, но, наверное, никто из них не верил, что их лейтенанта может вот так влегкую заломать какая-то рыжая девчонка.
   Откуда ни возьмись снова появилась кошка. На сей раз она даже мяукнула, почти приветливо, в упор глядя на Машу совсем не по-кошачьи красными глазами.
   Болотина тем временем совсем успокоилась. Мрак сгустился, став почти чернильным.
   – Как тут чего доставать? Не видно ж ни зги… – пробурчал Морозов, вновь становясь прежним. – Фокин, давай ракеты. Видишь, пригодились. Игрунов, берись за костер. Товарищи маги, вы сказали, что тросы с кошками понадобятся?
   Игорь кивнул.
   – Мы поможем тянуть. Одною кошкой тут не справишься.
   – Хорошо еще, что недалеко от тропы, – подала голос Маша. – Игореха, держи этого чудла. Я тела нащупаю. Эх, эх, пошли, что называется, по грибы…
   – А остальные-то где? – мрачно осведомился лейтенант. – Не показал ваш поиск?
   Игорь покачал головой.
   – Если этих двоих вытащим – то и на след остальных выйдем, товарищ Морозов. Это уже куда проще, чем большой поиск, да еще с таким чудом-юдом под боком.
   – Здесь, – Маша зажмурилась, ткнув пальцем в черное блестящее окно воды среди вспухших, словно нарывы, моховых кочек. – Забрасывайте кошки. Игорена, наводи. Я ее держать стану.
   – Ее? – удивился Игорь.
   – Это… она, – почему-то без тени сомнения отозвалась Маша.
   Разведенный умелыми руками бывших армейских разведчиков костер ярко пылал, горели специальные факелы – даже они нашлись в хозяйстве у рачительного Ивана Степановича Скворцова, непонятно, по каким фондам выбитые, по каким лимитам проведенные…
   Теперь тела Маша видела как никогда отчетливо. Двое мужчин. Н-да, не иначе как баб до последнего прикрывали… фронтовики небось…
   Сверху спускались якоря-кошки, светились мягко-янтарно. Игорь работал филигранно. Именно наводил, аккуратно заводя лапы якорей куда следует.
   А где ж чудовище-то? Не померещились же им с Игорехой пятнадцать по Риману и почти двадцать по Чикитскому?
   Не буди лихо, пока спит тихо, успела она подумать, прежде чем перед глазами вспыхнуло новое солнце – магический удар был нанесен мастерски, по всем правилам. И тянул самое меньшее на десятку по все тому же Риману. Чистая сила, без каких-либо изысков. То, что как раз и учили отбивать, что она впервые – по наитию – сделала еще на фронте, как раз в Померании, когда вокруг все рвалось и горело, а немцы шли в свое последнее, самое отчаянное контрнаступление.
   Среди болотной тьмы и мглы, в глубине, под слоем застывшей воды, подо мхом, под кочками и корягами, под корнями низких примученных сосенок – шевельнулась, ожила и оконтурилась призрачным огнем человеческая фигура. Развела руки в стороны, оттолкнулась от дна и упрямо, не останавливаясь, без удержу полезла вверх, словно отвечая на зов.
   Мама-мамочка, я ж ее не удержу, вдруг с ужасом поняла Маша. Пятнадцать по Риману, ой-ой-ой, вот же они, во всей красе, Игореха, черт, давай уж, тяните скорее, пока она не выбралась!
   Второй удар Машка уже не отбила, еле-еле отвела в сторону, краем сознания ощутив, как где-то там, среди болот, из черной воды, разметывая мох, коряги и кочки, к ночному небу рванулся столб испепеляющего пламени.
   Сжалась, лихорадочно повторяя формулы, выстраивая защиту, хотя уже понимала – пятнадцать по Риману ей не сдержать.
   Но невесть откуда и невесть от кого вдруг подоспела подмога. На незримый огонь словно вмиг накинули узды, смиряя и поворачивая его поток. Маша на мгновение даже увидела тонкую серебристую нить, опутавшую бьющуюся под слоем мха фигуру. Вторую нить, третью. Такую нить Марии всего раз или два удалось самой выбросить. Один раз – все там же, в Померании, а второй – на зачете. Хотелось тогда перед Арнольдычем похвастаться. Эх и разозлился он. Оказалось, не метод это для советского мага. За такие ниточки в такие места попасть можно… Неужто кто из фрицев неупокоенных помогает, из тех, кто в здешних болотах сгинул. Не похоже. Нитью скрутили болотное страшилище крепко, но бережно. Убивать не хотели, только удержать.
   Помогли – но кто? Не Игорь, это ясно – тот сейчас изо всех сил тянул из трясины вверх оба тела.
   Транс прервался, она вновь стояла на тропе – хорошо, не опозорилась, не пришлось нашатырь нюхать. Дыхание срывается, в глазах красные круги, спина вся мокрая, хоть рубашку выжимай.
   Но зато на тропе, на краю болота, лежат рядом два тела. Над ними склонились Игорь и лейтенант.
   – Нашли? – выдавила Маша.
   – Нашли, – мрачно подтвердил Игорь, выпрямляясь и охлопывая себя по карманам. – Да только не тех.
   – К-как не тех?
   – А вот так. Это маги, Маха. Оба с жетонами, со смертными медальонами. Офицеры. Действующая армия… или милиция, пока не знаем. Ваши, лейтенант? – он обернулся к Морозову. – Откуда они здесь?
   Маша взглянула на трупы одним глазом, и ее тотчас замутило. Замутило, хотя на фронте, казалось, навидалась всякого.
   Лица и ладони выбелены, тела вспухли, но волосы еще держатся. А грудь у обоих разворочена, наружу торчат обугленные осколки ребер, словно кто-то садистски выламывал каждое из них. Внутри ран все черым-черно, только скользят блеклые полупрозрачные черви – откуда взялись?
   – Михаил Мишарин. Владимир Мрынник. Личные номера, – Игорь держал в горсти смертные медальоны. Оба светились тускло-янтарным светом, послушно ответив на прикосновение мага.
   – Откуда они тут взялись? – беспомощно выдохнул Морозов.
   – Это у тебя, лейтенант, лучше спросить, – бросил Игорь. – Самое большее – две недели прошло, ну, может, три, учитывая магию. Кто они? Откуда? Наши, кармановские, местные – или приезжие? А, лейтенант? Ты охраной в горисполкоме командуешь, через тебя все книги посещений проходят – были такие?
   – Что пристал? – отвернулся Морозов. – Не знаю я, никогда не видел, не встречал. И кармановские, нет ли – не знаю. Город все-таки, не деревня.
   – Значит, живы наши-то, – подал голос один из бойцов, Фокин.
   – Скорее всего, – кивнул Игорь. – Тела вынести надо, деваться некуда. А потом еще… смотри, Маш, – он склонился над трупом.
   Преодолевая дурноту, Маша вгляделась.
   Веко покойника чуть заметно подергивалось.
   – Денекротизация в чистом виде. Уже началась, – прокомментировал Игорь. – Понимаешь, что делать надо?
   Маша понимала. Недоожившие трупы нести в город, там, в морге, в особой комнате, проводить долгий, нудный, грязный и опасный ритуал. А потом хоронить – в бетонном гробу, потому что бывали случаи спонтанного денекроза уже очищенных, казалось бы, лучшими специалистами трупов.
   А еще это означало, что по всем писаным инструкциям и по неписаным, но не менее жестким законам сообщества магов своих погибших надо было выносить немедленно, потому что их смерть могла обернуться куда большей бедой, чем, к примеру, неразыскание тех шестерых бедолаг, из-за которых все и началось.
   – Надо возвращаться, – выдохнул Игорь, вставая. Как показалось Маше – с отвращением к себе. – Мертвых… обиходить. Доложить куда следует…
   Доложить куда следует они и впрямь были обязаны. Отделения МГБ в Карманове не было, докладывать надлежало напрямую в область.
   – Маш… давай последний заход, а? Хоть бы только на «мертвый-живой», без привязки к местности?
   – Недопоиск…
   – Ну да. Чтоб не с пустыми руками домой. И родне сказать, мол, живы, знаем точно.
   – Давай, – Рыжая тряхнула волосами.
   …И вновь им помогли. Болотная тварь дернулась раз, другой, почуяв творимое рядом чародейство, хоть и куда слабее, чем поиск по Курчатову, – и замерла, придавленная, словно бетонной плитой, чьим-то сильным и сложным колдовством. Сплетено было так тонко, что Игорь, похоже, так ничего и не заметил.
   А люди еще оставались живы. Заклятие отвечало на вопрос ясно и недвусмысленно.
   – Хоть тут все удалось, да, Маш?
   – Угу. И не так далеко. До утра протянут, во всяком случае, от жажды не умрут, хотя здешнюю воду пить… – она покрутила головой.
   – Ничего, тут-то базовый курс наш и пригодится.
   Бойцы лейтенанта Морозова тем временем сноровисто уложили тела погибших на носилки, и вся процессия двинулась прочь из недоброго леса.
   Игорь шел впереди, отыскивая путь по магическим меткам, сосредоточенный и суровый. Но где ему было почувствовать; а вот Машка никак не могла избавиться от ощущения, будто ей пристально смотрят в спину, словно решая, друг она или враг.
* * *
   В горисполкоме, конечно же, никто не спал.
   Иван Степанович Скворцов выскочил к ним навстречу – вместе с еще несколькими незнакомыми в армейской и милицейской форме. Носилки с мертвецами тут же подхватили, загружая в невесть откуда взявшийся фургон: окошки в кузове закрашены белым. Милицейский чин с каменным лицом и погонами капитана подступил к вытянувшемуся по стойке «смирно» Морозову, что-то негромко, но очень жестко бросил.
   – Давайте за мной, – махнул рукою Скворцов ребятам.
   – А… как же мертвые…
   – Успеете. Если надо, вам все скажут и вызовут, куда следует, – деревяшка цокала по мраморным ступеням. – Рассказывайте пока все по порядку, что там случилось, чего и как.
   Маша с Игорем переглянулись. В тихом Карманове творилось что-то совершенно непонятное. Двое магов. Настоящих, с офицерскими жетонами, и – Игорь готов был поклясться – обе фамилии ему хоть и смутно, но знакомы.
   – Садитесь, – Скворцов бухнул на стол три стакана с дымящимся чаем, придвинул тарелку с колбасой, явно из кооперативного ларька, по сорок семь рублей кило, машинально отметила Маша. – Не нашли наших-то, значит?
   Игорь покачал головой.
   – Но знаем точно, что живы. А найти не смогли, потому что…
   – Иван Степанович! – вдруг перебила Маша. – Товарищ Скворцов! Мы тут… – она замолчала, набираясь смелости, – столкнулись кое с чем.
   Председатель собирался было придвинуть Маше чай, но остановился, так и не коснувшись стакана.
   – С чем? – ровным голосом перепросил он.
   – Там на болоте… мы видели то, что убило магов, – выпалила Маша, так и впившись взглядом в лицо председателя: знает или нет.
   – И что это? – неторопливо размешивая в стакане сахар, спросил Скворцов. Но сахарная заверть дернулась. Маша бросила взгляд на побелевшие от напряжения пальцы председателя, сжавшие ложечку. Что-то ему точно известно. Может, и не все, но уж всяко больше, чем двум свежеиспеченным магам.
   – Может, вы знаете, Иван Степаныч? – пошла ва-банк Машка. – Что ж тут у вас на мшарищах-то делается? Такое ни в одном определителе не найти! Никакая нечисть лесная или болотная под описание не подходит!
   Ложечка в руке председателя мерно позвякивала. Он все мешал и мешал свой чай, мешал и никак не мог остановиться.
   – Вы… это самое… которое не из определителей… сами видели? Как выглядит-то?
   – Мы… – начал было Игорь, но Рыжая пнула его под столом, и он вовремя осекся.
   – Как выглядит? – Маша с прищуром смотрела на подобравшегося, напряженного Скворцова. – На человека похоже, только… с крыльями, – вдруг добавила она по наитию.
   Разумеется, о том, что существо выглядело так в диапазоне, доступном магическому зрению, товарищ Угарова умолчала. Игорь смолчал тоже, вторично получив по голени.
   – Как человек? – растерялся Скворцов. – С крыльями? О боже мой… – вырвалось у него совсем недостойное твердокаменного коммуниста и бывшего красного командира, «проклятых попов» шашкой рубавшего.
   – Как человек, – кивнула Маша. – С крыльями. Вы про это ничего не знаете, а, Иван Степанович?
   Скворцов не ответил. Сидел, играя желваками на скулах и сжимая подстаканник.
   – Кто там на болоте такой может быть? Что двух магов-офицеров задрал и бросил? Не сожрал, как нечисти такого рода положено. А оставил. А, Иван Степанович? – Машка чувствовала, как закипает внутри злость. Пережитое на болоте давало о себе знать. Пальцы дрожали, в животе сжался комок. Знал Скворцов. Знал и смолчал. Да еще и на болото отправил. А если бы она удара не сумела б отвести? Вырвала бы тварь ребра ей или Игорю…
   – Вы знали, что те двое магов в болота пошли, Иван Степанович?
   Врать Скворцов умел плохо.
   – Да откуда ж мне знать-то? Я простой исполкомовец, мне госбезопасность или там милиция не докладывают. Только если чего-то от города нужно, стены в отделении побелить или там… Я их лично никуда не посылал, начальник горотдела капитан Мальцев – вы его на дворе видели – тоже. И вообще, дорогие мои… – председатель пожевал губами, собираясь с мыслями: – Понимаешь, Мария, тут такие обстоятельства, что всего не скажешь. Просто не могу сказать. Дело выходит сложное и не нашего, кармановского, масштаба. Понимать должны, что есть вещи, о которых нам с вами лучше и не думать. Не нашего ума дела.
   – Не нашего ума? – Машка едва не подскочила, ярость сдавила горло, – Куда уж нам. Нас с Игорем можно в болото к дряни какой-то послать. Авось не задерет. Но знать не положено.
   – Маш, зря ты так, – начал было Игорь, – у Иван Степаныча приказ… наверное.
   Скворцов молчал.
   – Приказ? – набросилась Машка на Игоря. – Если бы приказ, наверху бы знали. Магов бы не прислали парой. Тут бы уже дивизия стояла…
   – Не присылали сюда этих магов ни МГБ, ни милиция, – проворчал Скворцов. – Мне они не докладывают, но в таких-то делах, того, шила в мешке не утаишь.
   – А ведь я их вспомнил, магов этих, все думал, откуда знаю, – вдруг невпопад выпалил Игорь. – С нашего факультета они, предвоенного выпуска. Сдвоенного, когда разом два последних курса выпускались. Я про них в многотиражке читал, когда к пятилетию Победы списки составляли, мол, ребята Т-факультета на фронтах Великой Отечественной. И с кафедры… предельной диагностики. С кафедры Виктора Арнольдовича.
   Взгляд, которым Маша удостоила Игоря, казалось, говорил – ну, Игорь, ну, голова!
   – Мне фамилии сразу знакомыми показались, – продолжал тот. – Вспоминал, вспоминал, ну и вспомнил.
   – Молодец, – мрачно и зло сказал Скворцов. И замолчал.
   – Значит, не расскажете? – проговорила Маша. Скворцов опустил глаза, но отрицательно качнул головой:
   – Не могу, Марья, хоть режь. Секретное дело. Вы ж фронтовики, понимать должны, что я тут по рукам и ногам связан.
   – Не можете, понимаю. Но поутру надо снова будет туда идти, – глядя искоса, закинула удочку Маша. – Те шестеро – они ведь где-то там, на болотах. Живые. Вытаскивать надо. А армейцев или там милиционеров – не требуется. Нарвутся на это чудо… а вдруг там оно и не одно?
   Скворцов пожал плечами, мол, сами знаете.
   – В Москву сообщать надо, не иначе, – пытаясь звучать солидно, заявил Игорь.
   – У Москвы своих забот хватает, – буркнул председатель. – Ежели от них решения ждать, так пропавших точно не выручим.
   Машка и Игорь, уже смирившиеся было с тем, что тайна так и останется тайной – с приказом не поспоришь, – с удивлением увидели, как затравленно бегают глаза председателя, как побелело его лицо при слове «Москва». Не знают в столице, что в Карманове происходит. Иначе не ерзал бы так на стуле Скворцов.
   – Недоговариваете вы, товарищ председатель, – Игорь строго воззрился на смешавшегося Ивана Степановича. Умел Игореха в свои годы быть, когда нужно, и суровым, и грозным, и про моральный долг человека и коммуниста напомнить. – Людей под угрозу ставите. Если в болотах такая чуда сидит и вы про это знали, обязаны были колючей проволокой все оплести, чтобы и близко б никто не сунулся!
   – Будешь ты меня, сопляк, учить, как о людях думать! Стыдить будешь? – прорычал Скворцов и добавил чуть теплее: – Или, может, ты, Маша? Вот такую тебя на руках нянчил. А теперь подросла Машура – и показания с меня снимать будет.
   – Может, и буду! – Маша гневно сверкнула глазами. Тяжелый, каменный взгляд словно ударил председателя. Тот чуть подался в сторону, переступил – чиркнул по полу под столом протез. – Меня партия не для того учила, чтобы я на безобразия глаза закрывала! Жалобы всюду писать стану, так и знайте, гражданин Скворцов, и в обком партии, и в Москву, в комитет партийного контроля, и Виктору Арнольдовичу самому тоже напишу! Он-то должен будет узнать, что двое его учеников тут головы сложили!
   – Должен узнать, как же! – взорвался председатель, вдруг вскакивая. Деревяшка яростно стукнула по ни в чем не повинному полу. Стаканом Иван Степанович грохнул об стол, чай выплеснулся на зеленое сукно. – Вот и пусть узнает! А обкомом ты меня, Угарова, не пугай. Ни в тридцать третьем, ни в тридцать седьмом, ни даже в сорок первом труса не праздновал, так что и теперь штаны не намочу. Больше вышки не дадут, дальше Колымы не отправят.
   – Зря вы так, Иван Степанович, – постарался примирить всех Игорь. – Раз уж мы здесь, это уже не «не нашего ума дело». И вы правда… сказали б нам, как есть. О том, чем тут дело пахнет, мы потом с вами потолкуем. А заблудившихся все равно искать надо, есть на болотах чудовище, нет ли. А поскольку оно там есть и двоих магов убило – надо искать как можно скорее. Прямо с утра, по свету. Только мы теперь с Ма… с товарищем Угаровой вдвоем пойдем. Нам автоматчики ни к чему.
   – Ага, ни к чему, – кажется, Скворцов тоже искал возможности отступить, не теряя лица перед дерзкой рыжей девчонкой. – А если они ранены? Если идти не смогут? Если помощь срочно оказать потребуется? Или вы как, в «пределах базового курса» сумеете?
   – Если надо, то сумеем, – Игорь не отвел взгляд.
   – Нет уж, – отмахнулся председатель. – Морозов вам тогда не помешал и теперь не помешает. А про магов этих – забудьте, как коммунистов прошу. Вы, что смогли, сделали. Теперь они не будут «без вести пропавшими» числиться, похоронят их по-человечески, семьи пенсии получат за утрату кормильца…
   Маша вдруг приподнялась, в упор глядя на Скворцова и быстро складывая пальцы рук в странные фигуры. В просторном кабинете вдруг ощутимо запахло озоном.
   – Э-э, Угарова! – предгорисполкома вдруг разом покрылся потом. – Ты мне это брось! Ты что ж удумала, на меня, ответработника, со своей магией лезть?! Не знаешь, что за такое бывает?
   – А меня тоже дальше Колымы не пошлют, – Машка от досады закусила губу. – Защита у вас хороша, а вот врете вы, гражданин председатель, неумело. Вас даже на детский утренник Бабу Ягу играть бы не взяли. Вот и нам вы лжете почем зря, за кресло боитесь, хоть и пыжитесь тут, хоть и храбритесь. Ладно, гражданин Скворцов, мы с товарищем Матюшиным уходим уже. Разговаривать с нами, сказать, как оно по правде было, вы не хотите. Что ж… на поиски мы все равно пойдем. Даже и сами. Пусть лучше нам скажут, что с трупами делать. Денекротизирующимися.
   – Не сердитесь, Иван Степанович, – Игорь примирительно развел руками. – Но история и впрямь странная донельзя. Если секреты какие здесь есть, государственные, о которых и в столичных верхах не всем знать положено, – так ведь мы все, маги-выпускники, не просто гражданские специалисты, но и офицеры. И вместо паспортов у нас – офицерское удостоверение личности. И допуск на каждого из нас оформляли. Нам-то сказать вы все можете. А, Иван Степанович? Ну, ведь не случайно вы у Виктора Арнольдовича нас двоих запросили, так? Небось после пропажи тех двух чародеев и запросили. Что они там делали, зачем полезли – предполагать не буду, но пропали они без вести, и не стали вы бить во все колокола, а тихонечко попросили помощи у старого друга своего еще по Гражданской, товарища Потемкина. Если хорошо подумать, что ж получается? Если б те двое магов особое задание выполняли, от МГБ, скажем, или от милиции, или еще от кого – так была б здесь уже целая дивизия. Двое вот так исчезнувших опытных волшебников – не шутка. Значит, не в командировке они тут были, а неофициально, по собственному почину. И тоже никому ничего не докладывали.
   На Скворцова было жалко смотреть. Председатель как-то враз сник, осунулся и постарел на добрый десяток лет. Сложись иначе, не стали бы они так мучить старика, все-таки свой человек. Сколько лет всему Карманову поддержка и защита. Но тут – не о Карманове речь. Не только о Карманове.
   – Эх, ребятки… сядь, Маша, не сверкай на меня глазами. Одно дело делаем, нам с вами тут ругаться не с руки. Не по-советски это, ребята, не по-коммунистически. Что в болотах у меня какие-то дурные дела творятся, я знал. Нет, люди до сих пор не пропадали. А только про те леса зловещие слухи поползли, и сами, по доброй воле, туда даже самые заядлые грибники соваться не решались. Лешие, опять же, совсем с ума спрыгнули.
   – Мы такого ничего не слышали, – с сомнением протянул Игорь.
   – Не успели просто… – Скворцов глядел в пол. – Да и опять же, бабий треп – в него и в самом Карманове не все верили. Пошло это, дорогие мои, еще с войны, с осени сорок первого. Вы вот знали, например, что товарищ Потемкин, Виктор Арнольдович, был здесь в те дни, когда немцы к Карманову подступали? По глазам вижу – нет. Не знаете… бой тут был жаркий, только нам не видимый. Кто там сражался, как – не ведаю, только остановили тогда фрицев на дальних подступах, такого шороху нагнали, что на нас они уже и не полезли. Арнольдыч, помню, весь белый тогда вернулся, лица нет, сам чернее тучи.
   Маша с Игорем все обратились в слух. Иван Степаныч тяжело сгорбился, подпер ладонью голову, словно не осталось сил держать, и говорил негромко, хрипловато, обращаясь главным образом к зеленому сукну стола, потемневшему от разлитого чая.
   – Я ж его давным-давно знаю, Витю… с восемнадцатого года, когда в одном эскадроне оказались… беляков вместе крошили… лихо он воевал, ничего не боялся, ни пули, ни снаряда, ни заклятья… хоть и крутенек был, ох, крутенек! Сабелькой любил помахать, после боя-то, ох, любил… По тем-то временам, пока Лев Давидович, главком тогдашний, в силах оставался, с рук не только что сходило, а и хвалили, и в пример ставили, и ордена вешали… Это сейчас по головке б не погладили, а если по правде – так и к стенке могли поставить… за эксцессы, как говорится, хе-хе…
   Только вот не шибко задержался он у нас, Виктор Арнольдыч-то, приятель мой… заметили его дар да и в Москву с фронта отозвали. Институт закончил, потом Академию и в гору пошел. Он – в гору, а я… в госпиталь, там ногу отрезали, и хорошо еще, что только по колено. Ну, а потом уж сюда. Опять же другу Вите спасибо – хоть и молод был, а уже его отличали. Он и замолвил словечко… Что ж, говорю себе, товарищ коммунист Скворцов, будешь бороться за счастье трудового народа теперь тут, в родном Карманове. Кто ж мог подумать, что до нового нэпа доживем, мы, старые революционеры?! Впрочем, не про то я… про сорок первый речь же шла…
   Так вот, вернулся тогда Виктор сам не свой, снега белее, словно мальчик-кадет, впервые мертвого увидевший. Трясло его всего, лицо до кости, почитай, сожжено, вместо бедра – кровавая каша, осколки костей торчат. Уж не знаю, как выдержал, как добрался – крепка, видать, его магия, не зря и генералом сделался, и профессором, и деканом… Вернулся и говорит, мол, Иван, немцев мы остановили, но ценой такой, что лучше бы про нее никому и не знать. Вот тут я старого Витю и вспомнил, красного кавалериста… что-то знакомое проглянуло, хотя, с другой стороны, конечно. Сделал он там что-то такое… за пределом, за чертой, словно двадцать лет назад, в Гражданскую, когда белую сволочь к Новороссийску гнали… Только тогда он лишь ухмылялся да сабельку вытирал-острил, а теперь словно ума лишился. Ты, Иван, только не говори никому. А то и мне несдобровать, и тебе. Я ему – а меня-то ты чего приплетаешь? А он мне, мол, твой городок, тебе еще небось и орден повесят за героическую оборону, а мне, мол, теперь с таким жить, что лучше тебе, простой душе, о том и не задумываться. А у самого на глазах слезы стоят.
   Игорю и Маше казалось – весь мир сейчас исчез, остался только этот стол под зеленым кустом, дурацкий казенный графин с треснувшей пробкой да пятно от пролитого чая – а над ними хрипло выкашливает, выворачивает наизнанку душу человек, молчавший целый десяток лет. И о чем молчавший!
   – Короче, сказал Виктор, полковник Потемкин, генерала-то ему уж много после дали – сказал товарищ полковник, что полегли в наших болотах самые лучшие маги, те, на кого столько надежд было, на кого впору молиться было. Нас защищали. Защитить не смогли, только задержали зло. Запечатали, и для того, чтобы это зло остановить, пришлось такую магию в ход пустить, что, узнай о ней в Москве, Колыма курортом покажется. Осталась смертоносная колдовская дрянь там на болоте: ни убрать, ни убить, ни усыпить. Мол, у немцев сильные маги там оказались. В общем, друг Иван Степаныч, запоры там надежные. Сам ставил. А ежели что случится – дай мне знать. Я ему – о чем ты, какое «дам знать», война же! А он усмехнулся только – помирать буду, ту усмешку вспомню, трупы ходячие веселее да живее усмехались – и говорит, ничего, мол, ты мне только напиши, вот номер полевой почты, а дальше письмо меня быстро найдет, мол, везде и всюду. Да я и сам приглядывать буду, говорит. За то, что я отныне погибшим должен, мне век не расплатиться.
   И долго так оно все и было. Немцев от Карманова отбросили, потом фронт встал, потом фрицы на Сталинград поперли… но то уже далеко от нас было. Жизнь своим чередом пошла, хоть и военным. Ну да нам не привыкать. Сперва-то я болота того боялся, как огня, а потом смотрю – ничего там такого не делается, тишь да гладь, ну и стал забывать о нем. Других забот хватало. Шутка ли, вся война прошла – а ничего этакого у нас не приключилось. Я уж подумывать стал, не ошибся ли друг Виктор Арнольдыч, столько лет минуло… Ан нет, не ошибся, чертяка, все верно сказал. Слухи поползли… нехорошие. Но до поры до времени одни только слухи. Люди не пропадали, зла никакого не творилось, а в лесах у нас каких только чудес после войны не водилось. Даже некрофаги.