Ночь прошла спокойно. Никто не шлялся вкруг частокола, никто не тревожил псов; однако наутро Полночь сам постучался в двери Лемехова дома, не стал даже ждать, когда хозяин на двор выйдет.
   Предводитель эльфов не тратил слов на приветствия и прочее. В глазах плескалась тревога, которую он скрыть то ли не мог, то ли не хотел.
   – Мы уходим, Лемех, – без обиняков сказал Полночь. – Скорым маршем и под магией. Случилась беда… но тебя она пока не затронет, так что не расспрашивай меня – я всё равно не смогу ответить, слов твоего языка не хватит…
   – Что ж, дороги лёгкой… – начал было Лемех, однако эльф с досадой взмахнул рукой.
   – Ты не понял разве, хозяин?! Борозда отдала вчера слишком много сил. Оставаться под нашим покровом она не может. Нам придётся просить тебя, чтобы она пока побыла бы на твоём дворе, пока другой наш отряд не придёт за ней. Обещаю – внакладе ты не останешься, – эльф полез за пазуху зелёной куртки.
   – Погоди, – спокойно сказал Лемех. – Не надо мне от тебя ничего, раненую принять – долг гостеприимства велит. Вот только что я делать стану, коли на меня соседи ополчатся?.. Не все ведь к вам, не в обиду тебе, Полночь, будь сказано, так же, как я, относятся…
   – Тебе ли, солдат удачи, какихто пахарей, чёрной кости бояться? – презрительно хмыкнул эльф.
   – Ты, гость дорогой, меня не учи, как мне с соседями жить, – нахмурился Лемех. – Борозду твою приму. Только смотри… не задерживайся!
   Полночь хотел ещё чтото сказать, но передумал, смолчал. Только кивнул, повернулся, и несколько минут спустя весь отряд эльфов уже шагал через отваленную половину ворот заимки. Борозда, попрежнему недвижная и безгласная, осталась лежать под своим навесом.
   Наставления, данные Полночью и Месяцем перед дорогой, оказались очень просты. Мол, слушай, хозяин, что Гриня скажет. С ним одним Борозда заговорить сумеет.
   Ладно.
   Сперва домашние Лемеха во все глаза пялились на неподвижно лежавшую эльфийку, но потом попривыкли. Прошёл день, прошёл другой, на третий случилась небольшая тревога – видно, кровь Гончих приманилатаки сюда пару диких вампиров, небольших, давно уже разучившихся говорить и сохранять человеческий облик – Найда со сворой вовремя подняли тревогу, а стрелы Лемеха с сыновьями довершили дело. Утром, как и положено, подстреленные вампиры рассыпались серым прахом.
   Невелико дело, не впервой заглядывают сюда такие гости, и как с ними поступать, даже малый ребёнок знает.
   Борозда всё время пролежала недвижно и безгласно, хотя Лемех не сомневался, что хитрая эльфийка всё, конечно же, и видела, и слышала.
   Раненая ничего не ела, только пила воду – и ту не из колодца, во дворе вырытого, а из дальнего ручья, из самого его истока, из бившего под камнями ключа – Гриня, ног не жалея, таскался в немалую даль, таскался пешком, поскольку кто ж даст на такое дело лошадь в самую что ни на есть сенокосную пору!..
   Всё вроде б снова пошло на заимке своим чередом – соседи не заглядывали, время горячее, не до посиделок, сами Лемеховы работали от зари до зари – и только Гриня, что стал не в пример молчаливей да задумчивей, старался всякую свободную минутку провести возле Борозды. Как уж они ухитрялись ещё и разговаривать – Лемех не знал и знать не хотел, но вот однажды, спустя дней десять после визита эльфов, когда уже и сенокос пошёл на убыль, ветер донёс запах дыма.
   Далеко на восходе, у самого окоёма, возле приметной рощи вековых дубов, где стояла заимка самого ближнего Лемехова соседа, Бороды, – там к небу тугой спиралью поднимался чёрный дым пожара.
   Что такое? Почему? Случайно вспыхнуло или?..
   Никто, конечно, никуда не поскакал, никто не бросился соседу на помощь – какая уж тут помощь, пока доскачешь, коня загнав, там уже головёшки только и останутся. Или Борода сам справится, или…
   Борода не справился. Дым поднимался ещё долго, пока наконец не истаял и сам собой не сошёл на нет.
   Ночью Лемех вышел во двор – спать не мог, мучила тревога. Найда чёрной тенью бродила по двору – тоже беспокоилась, но что, почему – собака объяснить не смогла.
   Вызвездило. Лемех постоял, закинув голову, глядя вверх, – говорят, там, за твердью небесной, иные миры, и, бают, такие же люди там живут, как и здесь… Враки, конечно же, но небо красивое.
   Украдкой Лемех бросил взгляд на эльфийку – это ведь её родня исстари считалась Народом Звёзд – да так и обомлел. Рядом с Бороздой сидел, замерев и ничего вокруг себя не видя, Лемехов младшенький, Гриня, сидел, чтото заунывно тянул себе под нос (Лемех не смог разобрать ни одного слова) и всё водил, водил руками, точно слепой, над головой неподвижной эльфийки.
   Лемех с трудом подавил желание сгрести сопляка в охапку, швырнуть куда подальше, подальше от этой ведьмы: если у парня и вправду сила, вот так вот его хватать – беды не оберёшься. Лемех осторожно подошёл ближе – и нарвался, словно на нож, на пронзительный взгляд нечеловеческих глаз. Борозда смотрела прямо на него, и в голове Лемеха медленно зазвучали слова – без выражения, просто слова, словно его собственные мысли.
   «Не трогай его, человече. Он уже не твой».
   «Но и не твой», – ответил Лемех, пристально глядя в узкие светящиеся глаза.
   «Не мой, – неожиданно согласилась эльфийка. – Он свой собственный. Не мешай же ему идти своим путём, человек».
   «Может, и не стану мешать, – неторопливо подумал Лемех. – Скажи только подробнее, что за путь?»
   «Твой сын родился с великим Даром. Только один Дар способна вместить в себя человеческая душа, но зато этот Дар не сравнить с тем, которым наделены мы, эльфы. Надвигается время бед и горя, все, кто владеет Даром, не имеют права оставлять его неразвитым, потому что Дар – куда более мощное оружие, чем все мечи и копья мира, вместе взятые…»
   «Складно говоришь, – спокойно сказал в ответ Лемех. – Ну что ж, коль сыщется у парня Сила – сведу его к чародею. Пусть проверит. Ордосская академия хоть и не ближний свет, а и туда люди хаживают. Пусть на волшебника учится. Тоже дело. Многих других получше».
   «Нет, нет, человече! – казалось, эльфийка испугалась. – Не делай этого, если только не хочешь немедленной смерти собственному сыну! Его Дар другой, он совсем особенный, человеческие чародеи Ордоса не справятся с ним, и огонь, бушующий внутри твоего сына, тогда просто пожрёт его – без надежды на спасение!»
   «Ты, Борозда, мне зубы не заговаривай, – Лемех очень старался оставаться спокойным. – Иль я не знаю, что эльфы тоже в Ордосе обучаются? Иль ты забыла, что говоришь не с мужиком запечным, что со своего подворья ни ногой? Бывал я и в том Ордосе, и на окраинах Нарна бывал, с Тёмными Эльфами беседовал. Не лги мне, не позорь своё племя!»
   Борозда ответила не сразу – глаза мерцали, чёрные щели зрачков то почти что сходились, то вновь расширялись.
   «Тёмные Эльфы – наши враги. Их магия берёт своё начало в крови и смерти. Поэтому она сродни людской. Наша – совсем иная. И у Грини – нечеловеческий Дар. Не спрашивай меня, откуда он у него взялся. Но развить его можем только мы, Светлые Эльфы Зачарованного Леса!»
   «И что же ты хочешь мне тем сказать, Борозда?»
   «Он должен уйти со мной. В Лес. Там ему будет лучше, поверь, человече».
   «Ну, а я, эльфе, – передразнил Лемех свою собеседницу, – так тебе на это отвечу – скорее солнце на западе взойдёт. Ты поняла меня?»
   «Ты видел, как горела заимка Бороды?» – вопросом на вопрос ответила эльфийка.
   «Так и думал, что ваша работа», – глаза Лемеха опасно сузились.
   «Ошибаешься, – насмешливо возразила Борозда. – Никого из наших там и близко не было. Зарёнка, дочь Бороды… помнишь её?»
   «Как не помнить!»
   «Не ты ли её для Ариши приглядывал?»
   «Не твоё дело, эльфка!»
   «Снова ошибаешься, – послышался ответ. – Теперь уже моё. Потому что у девочки тоже есть Дар, очень для нас полезный… и она станет моей ученицей. Мы не воры и не разбойники. Мы никого не крадём. К нам приходят сами, по доброй воле, или не приходят совсем. Потому Полночь и предлагал тебе стать одним из воинов Эльфийской Стражи, Лемех. Тогда вы с Гриней были бы вместе…»
   «Так что с заимкой Бороды?!»
   «А с ней вот что, Лемех. Борода тоже не хотел отпустить свою любимую дочь к нам в Зачарованный Лес. И тогда она спалила всю заимку. Вместе с теми, кто пытался остановить её».
   «Гм… спалила, значит, – сплюнул Лемех. – А с самой девчонкой что же сделалось?»
   «Разве волшебник гибнет в том огне, который сам разжёг?»
   «Понятно. Значит, уже пятки маслом смазала, к вам в Лес драпает… – Лемех подошёл ещё ближе, положил руку на плечо Грине. – Спасибо, что сказала».
   «Ты, надеюсь, теперь станешь вести себя разумно?» – немедленно спросила эльфийка.
   «Угу. Очень разумно, – усмехнулся Лемех. – Гриня! Пошли!» – добавил он на том же неслышимом языке.
   «Стой!!!» – трепыхнулась было Борозда, но воля Лемеха пересилила. Гриня вздрогнул и открыл глаза.
   – Идём, сыне, – мягко сказал Лемех. – Негоже тебя по ночам гулять. У нас тут с тобой дело одно есть…
   – Батюшка… Я… мне… тут… помочь надо… – забормотал несчастный парень.
   – Ничего с ней не сделается, – попрежнему мягко и увещевательно сказал Лемех. – Пойдём, сынок. Не просто так, оказывается, заимка Бороды сгорела…
   – Заимка Бороды? – непонимающе раскрыл глаза Гриня.
   – Она самая. Ты что, забыл, что ли?
   – Аа… – протянул Гриня, и по всему видно было, что нет ему уже никакого дела ни до самого Бороды, ни до его сгоревшего подворья.
   – И сожгла её знаешь кто? Зарёнка!
   – Аа… – всё с тем же безразличием.
   – Что «аа»? – рассвирепел Лемех. – Понимаешь ты или нет, голова садовая, что…
   – А Борода сам виноват, – со внезапной решительностью сказал Гриня. – Не надо было ей препоны чинить… всё бы мирно и обошлось.
   – Это ты сам говоришь или она за тебя?! – Лемех кивнул на эльфийку.
   – Сам, – буркнул в ответ Гриня, нагибая голову.
   – А коли сам, – Лемех взял парня за плечо, легко приподнял – никуда не делась с годами былая сила в руках! – коли сам, так пойдём в доме потолкуем, как добрым людям положено…
   – А я не хочу – как добрым! – взвизгнул Гриня, затрепыхавшись, словно плотва на крючке. – Не хочу я! Отпусти меня! Я ей нужен!
   – Мне ты тоже нужен, – свирепея всё больше, рявкнул Лемех. – Матери своей ты тоже нужен. Вставай!
   И, видать, столь грозен был вид Лемеха, что Гриня както вдруг обмяк, перестал дёргаться, позволив разгневанному отцу увести себя в дом.
   – Слушай меня, малец, – рыкнул Лемех, едва они с Гриней оказались в сенях. – Знаю, что за песен ты наслушался. Силу в тебе эта Борозда открыла, вот головато кругом и пошла. Только я тебе так скажу…
   Лемех уже раскрыл рот, чтобы завести речь о магах Ордоса, об Академии Высокого Волшебства, но лицо Грини внезапно исказила гримаса отвращения и ужаса.
   – Нет, батюшка, нет! – тонким голосом взвыл парень, повалившись в ноги отцу. – Погубят они меня там, как есть погубят! Изведут, замучают, запытают, со свету сживууут, ааа… – Гриня внезапно зарыдал.
   – Эй, парень, в себя приди! – гаркнул Лемех в полной растерянности. Давнымдавно уж не плакали его сыновья, даже получая побои в ярмарочных кулачных сходках…
   – Отпусти меня, батюшкааа… Мне она люба… с ней хочу… она меня с собой зовёт… мол, ты меня спас, ты для меня теперь – всё… Судьба это моя, батюшка, ууу!..
   – Свою судьбу, – медленно сказал Лемех, – сам для себя проложишь. Когда в силу войдёшь. Меч в руках как следует держать научишься. Стреляешь уже неплохо, но этого мало. А как увижу я, что всё, тесен тебе отцовский двор, – неволить не стану. Хотя и думал, что ты ремеслу обучишься, поблизости гденибудь осядешь… Что ж, мир велик. Я в своё время повидал… достаточно. Может, и тебе захочется. Эбин поглядеть, султанскую столицу в Кинте, Аррас…
   – Не нужен мне Аррас! Я в лес хочу, с эльфами!..
   – Как девчонка рыдаешь, – с какимто спокойным удивлением сказал Лемех. – Да, сынок, видно, плохо я тебя учил.
   – Плохо не плохо – отпусти! А то сам уйду!
   – И дом спалишь? – в упор спросил Лемех. – Да ещё и колом двери подопрёшь, чтобы не выскочили раньше времени?
   Гриня молчал, всхлипывая и размазывая кулаком злые слёзы.
   – Так спалишь или нет? – с прежним спокойствием сказал Лемех. – Ты скажи, я хоть скотину выведу – онато за что погибать должна?
   – Ничего я палить не стану, – с трудом выдавил наконец Гриня. – Я…
   – И на том, сынок, спасибо, – без тени насмешки сказал Лемех. – Не верю я этой Борозде – столько лет у нас с эльфами ни войны, ни мира, одни набеги, а тут вдруг – в Эльфийскую стражу зовут! Неспроста им людские мечи понадобились, и неспроста – те мальчишки с девчонками, что управлять Силой способны. Большая кровь грядет, Гриня, сынок, поверь мне, я по свету немало хаживал и воевал тоже немало… и уж такие вещи, как говорится, за версту чую.
   Гриня угрюмо сопел, уставившись в пол. Молчал и даже на отца не глядел. То ли сказать парню нечего, то ли всё равно посвоему мыслит…
   – Уехать тебе надобно, – со вздохом сказал Лемех. – Пока эта Борозда здесь – не будет ни тебе, ни мне покоя. Сманит она тебя… и все дела. А как в Зачарованном Лесу очутишься – дороги назад уже не ищи.
   – Отец… батюшка… – внезапно вырвалось у Грини. – Да люблю я её! Люблю! И всё тут…
   Лемех потемнел.
   – Ты такими словами, сыне, зря не разбрасывайся, – строго предупредил он. – Их только раз в жизни и только одной говорить положено. А ты: «Люблю, люблю!..». Да почём ты знаешь?..
   – Знаю – и всё тут, – стоял на своём Гриня.
   Лемех помолчал. Крепки лесные чары, ничего не скажешь. Знали эльфы, кого на носилки положить, когда к его заимке сворачивали!
   – Ладно, – он поднялся. – Утро вечера мудренее, иди спать. Работать за тебя завтра кто будет?..
   – Отпусти меня, батюшка, – тихо и настойчиво повторил Гриня. – И хорошо бы ты сам со мной пошёл. Полночь дал же тебе свисток… свистнул бы, призвал его, потолковал, в Стражу б вступил… Жили б мы, горя не знали… Чуть что – в лесу бы сховались…
   – Своим умом да своими руками человек жить должен! – не выдержав, Лемех возвысил голос. – А не тараканом запечным у призраков лесных!
   – Да чем они нас хуже?! – заорал в ответ и Гриня, забывшись окончательно.
   – Ничем, – неожиданно для паренька ответил Лемех. – Навидался я этих эльфов, всяких перевидал и хлеб с ними переламывал, и на мечах, случалось, сходились. И тебе скажу – ничем не хуже, кабы волшбой бы не занимались без дела. Всё ворожат, ворожат чегото, а ведь ведомо – чародейство потребно как инструмент только, пила там, к примеру, или, скажем, топор. Не к добру это, сыне, мы, на земле живущие, сил запредельных касаться не должны, как Спаситель нам заповедал. И вижу я, куда эта Борозда тебя поведёт – к их эльфьей магии, для нас, людей, запретной. Вон Зарёнка – мыслимое ли дело, девка дом родной спалила!..
   – Может, то случайно вышло, – пробормотал Гриня, опуская глаза под пристальным отцовским взглядом. – Может, она ещё не хотела…
   – Так завсегда получается, – отрезал Лемех. – И не хочешь, да само изпод рук прёт. Не успеешь оглянуться, а тебя уже за татьбу на правёж ставят. Нет, Гриня, вот тебе моё отцовское слово – пойдёшь куда хочешь, коли и вправду в тебе Сила открылась – сам до Академии провожу, благословлю и деньжат на гульбу подкину, но в Лес я тебя не пущу. Ни к чему нам это эльфье чародейство. Понял ты меня?
   – Понял, – с ненавистью бросил Гриня, отворачиваясь к стенке.
   – Ничего ты не понял, – вздохнул Лемех. – Ладно, сыне, на меня можешь обижаться. Потом сам благодарить будешь.
   …Оставив Гриню взаперти и строгонастрого наказав проснувшемуся Арише ни под каким видом не оставлять бесноватого младшенького без присмотра, Лемех вновь вышел во двор. Эльфийка лежала всё такая же неподвижная, ни один локон не сдвинулся, но Лемеха почемуто не оставляло чувство, что лесная гостья пристально смотрит прямо на него – сквозь плотно сомкнутые веки.
   И заговорила она первой, словно ждала.
   «Зачем пришёл, Лемех? Проклинать будешь, ногами топать, бранью сыпать? Или, может, просто колом осиновым проткнёшь, да и зароешь где поглубже? Не советую – Месяц тогда не только тебя, но и всю твою заимку на кожаные ремешки пустит».
   «Не пугай», – коротко отмолвил Лемех.
   «Хочешь сказать – ты уже пуганый? Эх, не те вас пугали и не так, как надо. А теперь изза вас, людей, по земле такие страхи ползут да нечисть погибельная, что никакая магия уже не справляется!»
   «Это ещё бабушка надвое сказала, – ответил Лемех. – Тут у нас никаких страхов не видать. А что Гончие забрели – так раз в год какаянибудь нечисть непременно да появлялась. Почему бы не они?.. Но ты, Борозда, меня в свои разговоры не втягивай. Мне до них, равно как и до дел твоих, касательства нет. Мне нужно, чтобы ты парню моему голову не дурила, положением своим раненой гостьи пользуясь. Я в твою часть не вступаю, а ты не вступай в мою. Идёт?»
   «Нет, не идёт, – прошелестело в ответ – словно берёза в летний день листвой под легким ветром. – Не идёт и не пойдёт, Лемех. Потому что ужели ж ты ещё не понял, что Зачарованный Лес не только себя, всех вас от Нечисти защищает?.. И потому, что для Леса благо – на пользу и тем, кто рядом с ним живёт, его тенью и его силой прикрываясь».
   «Отродясь ничем не прикрывался! – рассердился Лемех. – На свои руки всегда рассчитывал и ни разу ещё не просчитался!..»
   «Позови Полночь, – вместо ответа вдруг сказала эльфийка. – Среди нас он больше всех вас, людей, любит, считает, что дружба нужны и союз… Позови его, сходи с ним вместе в Лес, своими глазами посмотри, что и почему… Тогда, быть может, сам в Эльфийскую Стражу запросишься».
   «Там видно будет, – ответил Лемех. – Ты мне другое скажи – парню моему голову неразумную его крутить перестанешь?»
   «Нет, – напрямик отрезала Борозда. – Потому что Лес – он превыше всего. Даже если ты меня колом проткнёшь, Лемех, я всё равно не отступлюсь. А за мной, будь уверен, и другие придут».
   «Хорошо, – твёрдо сказал Лемех. – Так – значит, так. Больше Гриня не подойдёт к тебе, можешь быть уверена. Я за это тебе ручаюсь».
   «Не зарекайся раньше времени», – предупредила эльфийка и умолкла.
   Лемех повернулся к ней спиной и вернулся в дом – досыпать, хотя, понятное дело, какой уж тут сон!
   Наутро, с зарёй, едва только заимка Лемеха проснулась, хозяин строгонастрого наказал всем не спускать с Грини глаз, чуть что – звать его, Лемеха, а к раненой – не подходить, считать как зачумлённую.
   – Не беспокойсь, батюшка, я от брата не отойду, – посулился Ариша.
   Этот день, и следующий, и ещё один прошли вроде б как спокойно. Никто не завывал ночью под воротами, не схватывалась с мелким зверьём свора Найды, не приходилось Лемеху с сыновьями и другими мужиками хвататься за топоры и рогатины. Даже обычного июльского набега одомарей, когдато домашних духов, но – бродячих, одичавших и давно уже обзаведшихся чемто вроде тела, слепленного из всякого лесного сора, – даже этого набега, по которому, бывало, дни можно было отмечать, так и не дождались. Гриню стерегли пуще глаза – парнишка сперва бунтовал, возмущался, но потом притих и сделался както уж больно подозрительно послушен. А Лемех с нетерпением ждал осенней ярмарки – путь не близок, почти сотня верст, куда дальше их обычного торжища, зато на дальнюю ярмарку каждый год приезжал старенький уже магдоглядчик, в самом Ордосе выучившийся. Емуто он, Лемех, и покажет Гриню. Чем в Лес отпускать, пусть уж лучше и впрямь на мага полноправного учится!
   Борозда все эти дни лежала словно неживая. Кукла куклой; к ней привыкли и почти перестали замечать.
   Между делом побывали и на сгоревшей заимке соседа Бороды – не нашли там никого и ничего. Дом, сараи, амбары, хлева – всё сгорело дотла, а погорельцы, если кто остался в живых, видно, решили податься в иные места.
   В этот поход Лемех взял с собой Гриню, не без тайной надежды, что парень одумается – да только куда там! Мальчишка на пожарище даже смотреть не стал.
   И никто ничего не слышал про канувшую безвестно Зарёнку.
   Миновал июль, август подступил, вотвот пора браться за жатву. Хлеба поднялись на славу, избегли и суховеев, и мокрени – жни да радуйся.
   А гостей из Зачарованного Леса всё не было и не было…
   Первая седмица августа промелькнула за привычными делами, как день один. Ариша ходил за Гриней следом как привязанный, даже в месте отхожем не оставлял одного – хоть за это Лемех мог быть спокоен.
   А потом…
   Ночь опять выдалась тревожная, Найда беспокоилась ещё с вечера, но ничего толком сказать не могла. То ли нечисть новая, то ли гости под магией своей – кто знает? Вечером, ложась спать, Лемех строгонастрого наказал Арише не раздеваться и быть готовым, буде что, к драке.
   Глухой ночной порой, когда даже домовик спитпочивает, переделав всю свою многотрудную работу, Лемех внезапно проснулся. Спать хотелось мучительно, глаза слипались, под веки, как говорится, словно кто песка насыпал, голова гудела, точно после доброй попойки, и прорывался Лемех через тенета сна с трудом – онто, издавна привыкший вскакивать чуть что, словно и не спавши!
   Жена спала рядом тяжким, беспробудным сном, вздыхала, стонала – видно, одолевали дурные видения.
   Наскоро прошептав над ней пару отгоняющих тревогу заговоров, Лемех заставил себя одеться. Руки сами собой схватили с вечера положенную у изголовья секиру – видавшую виды, с ней молодой тогда ещё Лемех гулял по Эвиалу вместе с «Весельчаками».
   Двери не хотели открываться, высокие пороги зловредно лезли под ноги, косяки, казалось, хотели вырваться из стен и толкнуть в бок – дом тяжело кряхтел, придавленный, словно неподъёмной тяжестью, чужим волшебством.
   Последний засов Лемеху пришлось чуть ли не вырывать из гнезд. Железо словно вросло в скобу; и только мощные, словно кузнечные клещи, руки Лемеха сумелитаки превозмочь враждебную волю, что прокралась в эти часы под его крышу.
   Он очутился на крыльце – и замер. Ночь выдалась лунная и светлая, Лемех четко видел раскинутый эльфами тент, неподвижную фигуру на носилках – и две застывшие фигуры рядом с ней. Две, а не одну!
   – Ариша… – выдохнул Лемех. Чегочего, а этого он не ожидал!..
   Разумеется, эльфийка почувствовала его присутствие тотчас. Нечего было и рассчитывать укрыться от злоокой чаровницы.
   – Ну что, видел? – насмешливо сказала Борозда. – Не хотел послать со мной одного сына – теперь двое уйдут! Нам такие богатыри, как Ариша, тоже нужны. – И – уже обращаясь к старшему Лемехову сыну: – Не кручинься, Ариша, у нас в Лесу красавиц много, никто тебе не откажет… Найдёшь ещё себе по сердцу!
   Лемех ничего не ответил. Вскинул секиру и мягко шагнул вперёд – словно наяву чувствуя за спиной и с боков топот своей роты, слыша лязг плотно сдвинутых щитов и рёв сотен глоток: «Давииии!!!..».
   «Ты убьёшь их обоих? Или меня, нарушив закон гостеприимства?» – вновь переходя на мыслеречь, насмешливо спросила эльфийка.
   Ариша стал поворачиваться навстречу отцу – медленно и неуверенно, словно во сне. Гриня – тот, напротив, отскочил в сторону, легко и ловко. Опрометью бросился отпирать ворота – однако тут навстречу ему метнулась Найда. За предводительницей со всех сторон посыпалась её свора – оскаленные клыки, вздыбленные загривки, горящие зелёные глаза могучих псов, не страшившихся даже медведей.
   Гриня взвизгнул, подхватил длинный кол, широко размахнулся – Найда молнией поднырнула под лесину, прыгнула, сбив парня наземь.
   «Оставь его! – крикнул Лемех. – Оставь, кому говорят!»
   Сам Лемех тоже остановился, опустив топор. Ариша шёл на него, растопырив руки, словно слепой. Можно сшибить с ног, можно оглушить древком, можно… многое мог бы придумать бывалый наёмник, однако Лемех стал внезапно пятиться обратно к крыльцу. Повинуясь слову хозяина, отступала и Найда, ворча, уводила с собой всю свору.
   Эльфийка насмешливо молчала. Именно насмешливо, Лемех готов был поклясться, что сейчас эта стерва ехидно улыбается про себя.
   Поднявшийся с земли Гриня справился наконец с засовом. Ариша остановился, не говоря ни слова, повернулся. Братья подняли носилки и зашагали к воротам.
   «Хозяин!» – взвыла в отчаянии Найда.
   «Пусть идут», – ответил Лемех. Стали в его голосе хватило бы на целую роту.
   Братья скрылись в ночной тьме, точно канув в непроглядную воду.
   «За ними! – коротко скомандовал собаке Лемех. – Да чтобы и эльф не заметил!»
   Найда ринулась в ворота – даже хозяин не смог разглядеть её броска.
   А сам Лемех медленно потащился обратно в дом – думать, что скажет на рассвете проснувшейся жене.
* * *
   Найда вернулась к вечеру. Жена Лемеха всё ещё рыдала в спальне, а сам хозяин встретил собаку у ворот. Встретил спокойный, в походной кожаной куртке, с мешком за плечами, в высоких сапогах, которые надевал, отправляясь бить уток на дальние болота.
   Всё осталось позади. И душераздирающие крики жены «на кого ж ты нас оставляешь!», и слёзы прочих домашних, по очереди падавших хозяину в ноги и умолявших его отказаться от гибельной затеи. Лемех ничего и никому так и не ответил. Зато сейчас он стоял, собравшись вроде б и не на охоту, но и не на войну – доспехи, шлем так и остались в кладовке. Из оружия Лемех взял с собой всё ту же секиру да длинный охотничий лук. За спиной, однако же, приторочен был здоровенный, обитый медью боевой арбалет, самострел, прошедший с Лемехом в своё время всю долгую кампанию «Весельчаков Арпаго» в Кинте Ближнем, на границе Змеиных Лесов.
   Оружие не на зверя, на человека. Ну, или на эльфа.
   И не хотел воевать, а вот ведь, пришлось. И где! Думал, убегу, думал, тишину обрету после стольких лет службы… Какое там. Давай, давай, Лемех, шевели ногами, толкай землю от себя, так, что всё выше и выше поднимается стена эльфийского леса, выше и ближе…
   И всё ближе твоя последняя война, Лемех.
   Привели коней. Не одного, не пару – троих. Лучше всего, конечно, с шестёркой отправиться – каждому из сыновей и ему самому по заводному, – но такого богатства у хозяина хутора не сыскалось.
   Путь его лежал на северозапад, заходящее солнце светило прямо в глаза, и бывалый наёмник неосознанно выбирал укромные, потайные тропы, пробираясь заросшими ложбинами и оврагами, не торопясь и щадя силы коней. Без Найды, конечно, он бы мгновенно заплутал в изрезанном балками густом низколесье, что лежало за пределами круга возделанных его руками полей, – ночь выдалась безлунная и беззвёздная, закатный пламень догорал, ночь наваливалась всей тяжкой, неподъёмной тушей, норовя задавить, задушить, словно подушкой.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента