Старик махнул рукой и хлопнул своих пони по бокам вожжами. Обоз тронулся, и Фолко поехал рядом с ними. Восемь молодых хоббитов верхами сперва чуть настороженно косились на него, но потом оттаяли и разговорились.
   И Фолко узнал, что уже примерно года два на Тракте происходят странные события. На проезжающих стали нападать какие-то люди, грабили, убивали всех без разбору - и хоббитов, и гномов, да и людей тоже. Старшины хоббитской области у Белых Холмов принесли жалобу Наместнику в Аннуминас, тот послал дружину. Арнорцы поймали кого-то - и на время стало поспокойнее, но и теперь нет-нет, да и попадется в придорожной канаве раздетый донага труп какого-нибудь бедняги... С того времени хоббиты стали ездить в Пригорье и в саму Хоббитанию только группами.
   Они ехали так около получаса; но потом Фолко понял, что таким ходом он никогда не догонит гнома, и, поблагодарив ставших совсем уж словоохотливыми попутчиков, погнал своего пони вперед.
   "Разбойники? - думал он. - Что ж, пусть будут разбойники. Я хоть и мал ростом, но ловок и небезоружен!"
   Шло время, давно скрылись позади и мост, и хоббичий обоз. Фолко скакал теперь в полном одиночестве. Из глубин Старого Леса не доносилось ни звука, но чем дальше, тем боязливее косился юный хоббит на непроглядные заросли, отделенные от Тракта глубокой канавой. Из леса выползал какой-то сизый, стелющийся по земле туман; он казался тяжелее воздуха и, словно разлитое в воздухе молоко, медленно истекал в придорожные рвы. Было тихо, только глухо ударяли в пыль копыта пони. Шло время, солнечный диск уже совсем скрылся за высокой грядой Старого Леса, Тракт быстро заливал вечерний сумрак. Фолко подгонял пони, низко пригнувшись к его гриве. Вечерние тени тянули вслед свои длинные руки, и хоббиту становилось не по себе. Он не мог оторвать взгляда от темных шеренг исполинских деревьев, от изливающихся волн сизого тумана, все выше поднимающегося в придорожных канавах; уши его ловили каждый звук, доносившийся из темноты...
   Фолко старался держаться левого края Тракта, но один раз ему пришлось приблизиться к самой обочине, чтобы обогнуть глубокую лужу, и его взгляд случайно упал на полный белесым туманом ров. На самом дне Фолко увидел размытое темное пятно. И вдруг, словно кто-то сорвал повязку с глаз хоббита, он с ужасом и невольным отвращением понял, что в придорожной канаве лежит мертвое тело.
   Все заледенело внутри у хоббита, но откуда-то из глубины сознания появилась другая мысль: "Кем бы он ни был, как бы страшно тебе ни было покрой отжившую плоть землей". И прежде чем страх успел помешать ему, Фолко резко натянул поводья.
   В канаве на спине лежал хоббит. Очевидно, он был убит совсем недавно лишь вороны успели выклевать глаза. Тело вместо добротной хоббитской одежды покрывала какая-то грубая, грязная мешковина. Через весь лоб, наискось, от виска до носа, тянулась черная запекшаяся рана.
   Фолко не мог долго задерживаться здесь. С каждой минутой гном удалялся от него; времени у хоббита было в обрез. Все, что он успел, - это подкопать мечом край канавы и присыпать тело сырой глиной. Подобрав на обочине несколько камней, Фолко наспех выложил из них на обочине треугольник, обращенный вершиной к голове погибшего.
   Закончив и постояв минуту в молчании, Фолко вскочил в седло. Время торопило его, долг был исполнен, и теперь на хоббита снова наваливался страх. Невольно Фолко вновь подумал о Девятерых, и, словно отвечая его тайным мыслям, откуда-то из дальней дали ночной ветер принес уже знакомое долгое завывание - нечеловеческую тоску, излитую ночному небу. Фолко уже слышал этот вой, но тогда они с гномом сидели в его комнатке, у пылающего камина, под надежной защитой старых стен; здесь же, посреди пустой, залитой призрачным ночным светом дороги, рядом с только что закопанным мертвым телом сородича, этот вой заставил Фолко в страхе озираться. Его прошиб холодный пот. А вой все длился, то чуть отдаляясь, то вновь накатываясь; пони рванулся вперед, не нуждаясь более в понукании. Пригибаясь к коротко стриженной гриве лошадки, Фолко оглянулся.
   Далеко-далеко на западе виден был узкий кусок закатного неба. Солнце уже опустилось в Великое Море, но край небосклона был все еще окрашен в зеленоватые тона, а вдоль самого горизонта тянулась едва заметная багровая ниточка. На мгновение хоббиту показалось, что на фоне зеленоватого сияния он различает точеные башни Серых Гаваней - такими их описывали в книгах; сам хоббит никогда там не бывал.
   И стоило ему вспомнить о прекрасных эльфийских дворцах на берегах свинцово-серого залива, о вечно шумящем Море, о загадочном Заморье, где живет Элберет, Светлая Королева, чьим именем клянутся Бессмертные, - его сердце просветлело, словно чья-то рука властно сдернула затягивавшую серую паутину мрачных мыслей. Фолко поднял голову и приободрился; он даже начал тихонько напевать старинную песню, вычитанную в Красной Книге; ее пели эльфы, направляясь к своим лесным крепостям старинной дорогой от Серых Гаваней. Фолко спел песню еще несколько раз, но его мысли невольно возвращались к погибшему хоббиту, которого он закопал на обочине Тракта. Кем он был? Как оказался здесь? Шел ли он пешком из Хоббитании в Пригорье или наоборот? А может, его схватили где-то далеко отсюда, у Белых Холмов, например, и привезли сюда, чтобы допросить и прикончить? А может, он давно уже попал в плен, и неведомые хозяева просто избавились от него, когда он стал не нужен, когда не смог почему-то работать на них? Кто знает?..
   Во всяком случае, обо всем этом надо будет рассказать пригорянским хоббитам, предупредить, чтобы они съездили сюда и захоронили покойника как положено, чтобы и он, Фолко, смог прямо смотреть в глаза этому хоббиту, когда они, как и все, когда-либо жившие в Средиземье, встретятся за Гремящими Морями...
   Ночь тем временем полностью вступила в свои права, закатный пламень на западе окончательно померк, однако поднявшаяся над восточными горами полная луна давала достаточно света, да и дорога была прямой и ровной. Пони резво бежал вперед, и, по расчетам Фолко, до края Старого Леса оставалось не больше одной-двух миль. Но где же Торин? Неужели он успел настолько опередить его? Фолко ударил пони по бокам и в то же мгновение заметил впереди себя в нескольких сотнях шагов едущую верхом низкую черную фигуру. Пони хоббита припустил во весь опор; едущий впереди, очевидно, заслышал перестук копыт сзади. Он резко осадил своего коня и спрыгнул на землю, в лунных лучах сверкнула начищенная сталь.
   - Кто бы ты ни был - стой! - прогремел голос всадника, и Фолко увидел, как тот сбросил с плеч широкий плащ и взмахнул правой рукой, проведя ею вдоль бедра. Теперь оказавшийся перед ним был готов к бою - топор наперевес, на груди блестели доспехи.
   - Это я, я, Торин! - крикнул Фолко, привставая в стременах и суматошно размахивая руками.
   Фигура с топором сделала несколько шагов ему навстречу. Они быстро сближались, и вот уже Фолко спешился возле замершего в недоумении Торина.
   - Фолко! Друг хоббит, откуда ты здесь?!
   - А! Плюнул на все и решил идти с тобой. Прощаясь, ты сказал, что мы могли бы постранствовать вместе.
   - А как же родные, усадьба, дядюшка?
   - Ничего. - Фолко беззаботно рассмеялся. - И без меня найдется, кому репу на торг везти. Как я рад, что все-таки догнал тебя! Знаешь, - хоббит помрачнел, - я нашел тело у дороги! И вой этот... Слышал?
   - Погоди, погоди! Нашел тело? Чье? Где? Да ты садись, поехали дальше, не возвращаться же назад... До Пригорья рукой подать... Да ты говори!
   - Хоббит. Я его не знаю. Убили совсем недавно - он еще окоченеть не успел.
   - Чем убили-то?
   - Голова разрублена - мечом, наверное...
   - Ну и дела, брат, - покачал головой Торин. - Лихие люди по Тракту шарят, так что давай-ка прибавим хода, друг хоббит. Нечего нам тут особенно прохлаждаться. Вон, гляди-ка, уже Могильники начинаются...
   Действительно, лес отступал, крутыми изгибами уходя к северу и югу. Тракт вырывался из лесных теснин на простор обширной, чуть всхолмленной равнины. Примерно в миле перед ними дорога проходила через глубокую седловину меж двумя холмами. Слева змеился едва заметный в сумраке проселок, уходивший на север вдоль опушки. В той стороне, в отдалении, мерцало несколько едва заметных огоньков. Еще дальше угадывались размытые очертания холмистой, поросшей лесом гряды.
   - Там поселения хоббитов у Белых Холмов, - показал другу Фолко. - А вон там, правее, у Зеленого Тракта, живут арнорцы. Прямо за холмами должно быть Пригорье...
   Справа лежали обширные поля, усеянные различной высоты курганами. Туман заполнял пространства между ними, и сейчас курганы казались чудовищными пузырями, вспухшими на поверхности призрачного моря. Фолко невольно поежился - где-то там, чуть дальше к югу, лежали печально знаменитые Могильники, где Умертвие захватило четырех друзей хоббитов во главе с Фродо.
   Некоторое время они ехали молча, то и дело бросая взгляды на Могильники. Первым забеспокоился гном.
   - Слышишь, Фолко? Поют вроде... Да гнусаво как...
   Хоббит напряг слух. Из-за холмов до него донеслись протяжные, заунывные звуки какой-то песни, которую тянули сотни голосов. Монотонное пение наполнило сердце неясной тревогой и тотчас заставило вспомнить о давешнем загадочном вое... Пение приближалось.
   - А ну-ка, давай побыстрее отсюда! - сквозь зубы процедил сразу посерьезневший гном.
   Он круто свернул влево и потащил своего упирающегося пони вниз, в придорожную канаву. Фолко не замедлил последовать его примеру. С трудом спихнув своих лошадок с открытого места, хоббит и гном осторожно подползли к краю рва и выглянули наружу, прячась в высокой траве. Торин вытащил из-за пояса топор. Фолко обнажил меч.
   Из темноты один за другим выныривали черные силуэты. То были всадники: они ехали на настоящих конях, за их спинами покачивались длинные копья; всадники двигались по двое в ряд, неспешным шагом направляясь строго на юг - в поля Могильников. Кое у кого в руках горели смоляные факелы; над дорогой потянулся белесый дымок. И все так же звучало заунывное пение.
   Голова колонны давно утонула в скрывавшем подножия курганов тумане Старого Леса, а из-за холма появлялись все новые и новые всадники. Проехало несколько телег, за ними двинулись пешие воины. Словно чья-то кисть провела иссиня-черным мраком по серо-серебристому полю лунного света - так сплошным потоком шла эта пехота, следуя за исчезнувшими в тумане всадниками. Не бряцало оружие, лунный луч не играл на отполированных доспехах - все было непроницаемо-черно, и лишь унылое пение на неизвестном языке нарушало ночную тишину.
   Наконец вся процессия скрылась в тумане. Фолко провожал ее взглядом и внезапно обратил внимание на Обманный Камень, стоявший на вершине ближайшего кургана. Его плоские грани вдруг полыхнули багровым пламенем, словно темная молния ударила в вершину заколдованного холма. Спустя несколько минут точно такая же метаморфоза произошла и с камнем на следующим кургане; в темноту потянулась длинная цепочка перемигивающихся огней, туман осветился, точно в его глубине развели исполинский костер. И тут откуда-то с юга донесся уже знакомый пронзительный вой.
   Гном зажал уши ладонями. Теперь этот вой, казалось, был наполнен скрытой и мстительной радостью, словно кто-то наконец получил в руки оружие для давно замышленного мщения; он издевался и хохотал - умея выразить это лишь одним-единственным способом. Гному и хоббиту впервые стало по-настоящему страшно.
   Они долго не решались двинуться с места. Первым опомнился гном.
   - Ну и нечисть завелась во владениях короля Арнорского! - сказал он шепотом. - Знаешь, друг хоббит, давай-ка поскорее отсюда. Не нравится мне тут...
   Они вновь вывели на Тракт своих лошадок, невольно пригибаясь и стараясь держаться в черной тени редких придорожных деревьев. Фолко пугливо озирался по сторонам, гном только хрипло ругался сквозь зубы. Садясь в седло, он задел кованым башмаком по мешку с карликом. Из мешка раздалось тихое хныканье.
   Вскоре они достигли края оврага, по дну которого бежал небольшой ручеек; через него был перекинут каменный мост. За ним виднелись какие-то строения.
   Путники миновали мост. Вокруг потянулись возделанные поля, вдоль дороги появились изгороди из жердей, вправо и влево отошло несколько проселков. Еще полчаса пути - и впереди замаячил черный пригорянский частокол. Дорога упиралась в наглухо закрытые по ночному времени ворота, в башенке мерцал огонек. Гном заворчал и полез за пазуху.
   - Нас двое... да пони двое... два четверика пошлины точно...
   От основного Тракта отделилась и ушла влево еще одна малозаметная дорожка, убегавшая куда-то на юг вдоль частокола. Поверх окованных концов заостренных бревен виднелись крытые дранкой крыши. Где-то залаяли собаки.
   Гном подъехал вплотную к воротам и, выдернув из-за пояса топор, громко постучал обухом. Некоторое время царило молчание, затем в воротах приоткрылось окошечко, и чей-то хриплый со сна голос спросил:
   - Кого там еще волколаки в зубах тащат? До утра не подождать?
   - Какое там до утра! - рассердился Торин. - На улице нам спать, что ли? На, держи пошлину за двоих и открывай! - Он сунул в окошко деньги.
   - А кто такие?
   - Торин, сын Дарта, гном с Лунных Гор, направляюсь в Аннуминас по торговым делам! И со мной - Фолко Брендибэк, сын Хэмфаста, мой компаньон и товарищ. Пропусти же нас, почтенный!
   - Ладно, ладно, торопливые какие... Сейчас отопру...
   Ворота открылись, за ними лежала длинная темная улица. Старый привратник, что-то ворча себе под нос, навалился плечом на створку и наложил засов. Фолко облегченно вздохнул. Они были в Пригорье.
   4. ПРИГОРЯНСКИЕ УРОКИ
   Проехав по темной улице мимо крепких домов, окруженных высокими заборами, сопровождаемые непрерывным собачьим лаем, они остановились возле старинного, намертво вросшего в землю здания знаменитого пригорянского трактира с почерневшей от времени вывеской "Гарцующий Пони". Его стены были сложены из толстенных дубовых бревен в два обхвата толщиной; венцы опирались на дикие мшистые камни. Окна первого этажа были ярко освещены, из полуоткрытой двери доносился гул голосов.
   - Подержи, а я схожу договорюсь с хозяином. - Торин сунул в руку хоббита поводья. - Устал как собака, эх, и завалимся же мы сейчас!
   Спустя некоторое время Торин вернулся.
   - Ну как, все в порядке? Заводи пони во двор. Я договорился с Барлиманом, он запрет карлика в самый глубокий и надежный погреб, какой только сможет найти. Ты есть хочешь?
   Только сейчас, оказавшись в безопасности, Фолко понял, насколько он выбился из сил и хочет одновременно и спать, и есть, но сначала, пожалуй, все-таки есть!
   - Конечно, хочу!
   Фолко спешился и повел в поводу обеих лошадок в глубь темного двора, к коновязи. Гном тем временем снял со своего пони мешок с пленником и вновь скрылся в какой-то боковой двери. Фолко привязал пони, задал им овса из седельных сумок и замялся в нерешительности - куда идти дальше?
   - А господина моего хоббита покорнейше прошу сюда, - произнес над самым ухом чей-то почтительный голос.
   Фолко обернулся. Перед ним стоял человек, низенький, коренастый, но не толстый; шириной плеч он лишь немногим уступал Торину.
   - Хозяин я здешний. Барлиман меня кличут. И трактир наш еще во время Великой Войны принимал у себя самого короля Элессара. - Он заговорщически подмигнул Фолко. - Тогда все знали его в лучшем случае, как Арагорна, а обычно называли просто Бродяжником! Ох, заговорился я, простите меня великодушно! Торин вам ужин заказал в отдельную комнату. Ноб уже готовит. Что пожелаете на ночь - мясного или чего-нибудь полегче, овощей каких?
   - И того, и другого, - решительно заявил Фолко. - И пива не забудьте, пожалуйста! И сыра головку можно. Хорошо бы и пирога яблочного, варенья клубничного, меду... И поскорее, а не то мы с Торином сами кого-нибудь съедим? Так куда идти?
   - Все понял, все мигом будет! - заверил хозяин. - А идти вам, сударь мой... Как величать-то вас прикажете?
   - Зовите просто Фолко.
   Хоббит толкнул тяжелую, окованную железом дверь. Хозяин, неимоверным способом извернувшись, ухитрился оказаться впереди и повел хоббита в глубь дома, время от времени подхватывая его под руку и бормоча что-нибудь вроде: "Осторожно, ступеньки здесь... А тут погреб раскрыт. Ноб, ротозей этакий... Вы уж извините меня, я-то привык к темноте, сударь мой, а гном-то велел вас боковым ходом вести..."
   Фолко послушно следовал за хозяином по темному, полному вкусных запахов коридору. Время от времени где-то за стеной раздавались чьи-то голоса, слышался смех, стук кружек и веселое пение. Старый дом был полон народу и не вспоминал о своем возрасте.
   Барлиман остановился возле неприметной двери в дальнем конце коридора и вежливо постучал. Из-за прочных створок откликнулся низкий голос Торина:
   - Войдите!
   Дверь распахнулась, и Фолко очутился на пороге небольшой, очень уютной комнаты с низким потолком и округлым окном, закрытым тяжелыми ставнями. По бревенчатым стенам бегали алые отблески пылавшего в камине огня, в кованых шандалах горели свечи. В дальнем углу помещалось широкое ложе, у камина стояли два деревянных стула и небольшой стол, покрытый темным сукном. В углу подле камина были сложены их вещи, а на стуле перед огнем сидел гном, сбросивший плащ. По комнате уже плавал знакомый аромат его крепкого табака.
   - Привел, господин мой Торин, - наклонил голову трактирщик. - Все устроено в лучшем виде. Вот ключ от погреба. - Он выложил из кармана тяжелый ключ с затейливой бородкой. - Ужин будет с минуты на минуту. Все ли в порядке? Может, еще чего-нибудь подать?
   - Нет, благодарю, господин Барлиман, - ответил Торин. - Все замечательно. Мы вот сейчас закусим да на боковую.
   - А, ну хорошо, хорошо, - закивал трактирщик. - А ежели пожелаете, то выходите в общую залу, там народу много, шумно, весело... А не захотите, то отдыхайте, спите спокойно, нужно что будет - звоните. - Он указал на привешенный возле двери шнурок, уходящий в отверстие над косяком. - Ну, приятного отдыха. - Барлиман поклонился и повернулся, столкнувшись в дверях с молодым хоббитом, принесшим поднос, уставленный горшками и плошками. - А вот и ужин ваш! Ну, спокойной вам ночи!
   Тем временем вошедший юный хоббит-слуга ловко расставлял на столе кушанья. Из-под крышек потянуло разнообразными, но в равной мере соблазнительными запахами; Фолко непроизвольно облизнулся.
   - Как дорога, легка ли? - осведомился слуга, окончив свой труд и подойдя к двери. - Меня зовут Ноб, сын Брега, но называйте меня просто Ноб. Если что понадобится - звоните, я мигом появлюсь.
   - Дорога ничего, - рассеянно ответил Торин, поднося ко рту первую ложку тушеных грибов со сложной приправой. - А как у вас дела? Все ли спокойно?
   - Да как вам сказать, - задумался вдруг Ноб, осторожно присаживаясь на высокий порог. - В трактире-то дела лучше не придумаешь, и поля пригорянские хорошо родят... Да вот только на дорогах неспокойно стало...
   Видно было, что Ноб весьма расположен поговорить. Фолко приглашающе помахал рукой.
   - Друг, что ты на пороге-то сидишь? Заходи, дверь прикрой и давай побеседуем! Мы-то редко куда выбираемся, ничего почти и не знаем.
   Он налил пива в свою кружку и протянул ее Нобу.
   - Благодарствую, - степенно поклонился тот и, сделав изрядный глоток, продолжал, утерев губы: - Слухи разные ползут, нехорошие... Будто завелись у нас такие люди, что одним разбоем живут, грабят, жгут и убивают... Не знаю, а вот деревеньку Аддорн в сорока милях к северу - дотла сожгли! Месяц назад... На рассвете, я слышал, напали, стали дома поджигать, тех, кто выскакивал, - кого зарубили, кого из арбалетов постреляли, а кого в плен увели - а куда, кто знает? - Он глубоко вздохнул. - Только трое оттуда и уцелели. Отсиделись в кустах, чудом их не нашли.
   Ложка так и застыла в руке Торина, он слушал Ноба, раскрыв рот от удивления. Фолко тотчас же вспомнил мертвого хоббита у дороги и, когда Ноб приумолк, негромко сказал:
   - Знаешь, а ведь я тоже кое-что по дороге видел. Хоббита кто-то убил и в канаве придорожной бросил...
   Ноб ойкнул, непроизвольно схватившись за голову, Фолко продолжал:
   - Это милях в семи к западу по Тракту. Может, соберешь наших, кто здесь живет?.. Я там на обочине треугольник сложил...
   - Да, да, - торопливо закивал Ноб. - Ах ты, горе-то какое... Да когда ж это кончится?! И что мы им сделали?..
   Он горестно покачал головой. Фолко отвернулся. Ноб шмыгнул носом, провел по глазам ладонью и продолжал заметно дрогнувшим голосом:
   - Конечно, сударь мой, соберу поутру кого смогу. Похороним по-честному, поминки справим... И вы, конечно же, поедете?
   - Не знаю, - кинув быстрый взгляд на незаметно покачавшего головой Торина, ответил хоббит. - Видишь ли, мы очень спешим в Аннуминас, у нас там крайне важное дело. Но завтра мы пойдем к вашему шерифу и расскажем ему все - пусть он тоже подумает! И часто у вас здесь такое случается?
   - Да нет, не очень, - слабым голосом ответил Ноб. - Не часто, но бывает. Года три назад на Тракте кто-то шуровал, мы тогда вместе с хоббитами Белых Холмов в Аннуминас отписали. Оттуда пришла дружина, ловили кого-то, били... Спокойней стало...
   - А ваши, что ж, не ходили?
   - Не... Куда нам! Люди здесь мирные, рассудительные. Кто тут воевать-то умеет? Да и зачем? На то дружина есть.
   - А как же с деревней этой, как ее, Аддорн? - встрял гном. - Тех-то разбойников поймали?
   - Слышал, гнали их до самой границы, до Ангмарских Гор, - ответил Ноб. - Кого-то поймали, судили... Я слышал, даже повесили.
   - Кто гнал-то? И что за люди напали? - не унимался Торин.
   - Гнали кто? Из столицы отряд пришел, перехватил их. Глемлесская дружина сразу за ними пошла. А что за люди были - толком не знаю. Говорили, с Ангмара. Там народу немало поселилось, живут вольно, власть ничью не признают.
   - Ну хорошо, а вы-то как же? У вас под боком деревню сожгли, а вам хоть бы что? - недоумевал Торин. - Да случись такое у нас, у гномов, так все Лунные Горы бы поднялись! Знаешь, на столичную дружину надейся...
   - А что мы? - чуть обиженно сказал Ноб. - Наше дело сторона. Люди пусть уж сами разбираются... Деревня та, кстати, на отшибе, она ведь даже огорожи не имела! И народу там - сотни полторы... А до нас так просто не доберешься - всюду живут. Частокол вокруг Пригорья крепкий, народу много попробуй возьми нас! И дружина у нас теперь стоит - две сотни конных! Не, у нас-то все спокойно...
   - Ладно, чего так голову ломать, - сказал Торин. Он уже успел набить себе рот тушеными грибами, и слова звучали невнятно. - Интересно ты говорил, спасибо тебе. Но если мы так же продолжать будем, то до зари просидим. Так что спасибо, любезный, ты уж иди, а мы тут спать укладываться станем.
   И гном протянул Нобу серебряную монетку.
   - Спасибо, спасибо, доброй вам ночи, - почтительно поклонился Ноб, пряча монетку в карман широких и коротких - до колен - штанов? Извиняйте, если заговорил я вас. Доброй ночи, доброй ночи!
   И он исчез за дверью.
   Хоббит и гном молча ели. Еда оказалась необычайно вкусной, пиво превосходным, так что некоторое время слышалось только сосредоточенное сопение ни в чем не уступавших друг другу едоков. Наконец горшки и тарелки опустели, и друзья разожгли трубочки.
   - Нда-а, дела, - неопределенно протянул Торин. - Только не вздумай сейчас что-нибудь обсуждать! Спать надо, я себе на этом пони весь зад отбил... Ночь пройдет, утро присоветует - так ведь говорилось в старину? Давай-ка последуем этому мудрому правилу! А завтра ты прежде всего расскажешь мне, как тебе удалось вырваться самому и вырвать себя из вашей замечательно уютной и сонной страны. Все прочие новости обсудим после. У меня глаза слипаются.
   Гном широко зевнул.
   Они застелили постели свежайшим льняным бельем, лежавшим в головах аккуратной стопкой. Фолко почувствовал, что ему словно кто-то насыпал песка под веки - так вдруг сильно захотелось спать.
   - А все же здорово, что ты таки со мной, друг хоббит! - пробормотал Торин, укладываясь. - Одному мне было бы очень тоскливо.
   - Только тоскливо? - усмехнулся Фолко. - Я могу оказаться полезным и еще кое в чем. - Он направился к сложенным в углу мешкам, порылся в своем и извлек укрытый на самом дне толстый, обмотанный мешковиной сверток. Мне помнится, ты обещал не пожалеть золота за некую услугу? - Он протянул сверток гному. - Когда я... уезжал, скажем так, я подумал, что неплохо будет захватить с собой Красную Книгу.
   - О, благороднейший из когда-либо живших хоббитов! Хвала Дьюрину, не иначе как он сам вложил в тебя эту прекраснейшую мысль! - завопил Торин, подскакивая на постели и отбрасывая одеяло. - Скорее давай ее сюда! Сон отменяется! То есть ты, конечно, спи, а я лучше почитаю!
   Торин торопливо стал одеваться.
   - Так темно же! - попытался возразить Фолко. - Свечи догорают...
   - Ерунда, лучину засветим. - Гном уже отщипывал от сложенных перед камином дров узкие и длинные щепочки. - А вот и поставец есть!
   - Ну как знаешь.
   И Фолко улегся, с головой укутавшись в одеяло.
   Слышно было легкое потрескивание лучины, изредка шелест переворачиваемых страниц, мерное дыхание гнома. Усталость быстро взяла свое, и Фолко вскоре погрузился в мягкий, спокойный сон.
   Наутро, пока гном еще спал, к ним в комнату постучал трактирщик, принесший завтрак. Поев, Фолко решил прогуляться.
   Коридор вывел его в обширную залу, в главное помещение трактира. В широко распахнутые окна лился яркий солнечный свет. Прямо напротив окна находилась двустворчатая входная дверь, по левую руку - стойка, за ней темно-коричневые тела древних исполинских бочек; там же помещался небольшой камин. Вдоль длинной стойки выстроились высокие деревянные табуреты, сейчас занятые народом, неторопливо попивавшим пиво, что-то жующим или просто покуривавшим трубки. Справа в стене имелся второй камин, намного больше первого; каминов такой величины Фолко раньше никогда не видел - он имел в поперечнике не менее полутора саженей. Перед этим камином стояли длинные столы, занимавшие середину помещения; вдоль стен и между окнами были расставлены столики поменьше, на два-три места. За стойкой и в зале ловко управлялись двое слуг - один наливал пиво, другой разносил кушанья.