Страница:
И валькирия Раина, сражавшаяся в бесчисленных битвах задолго до того, как пращуры пращуров всех ныне живущих вступили в области Упорядоченного, поняла, что на самом деле видит небывалое: не Сильвия и Кицум сошлись на этом поле, не люди и даже не личности. Бились Силы: очень древняя и новая, молодая, жестокая. Молодая Сила, пришедшая в этот мир, подобна тому, как новая розоватая кожа покрывает собой заживающую рану. И тогда старой корке из запекшейся крови, под чьей защитой и вызревала эта новая кожа, – старой корке приходит время отпасть и обратиться во прах. И ничто в целом мире не способно остановить это, ибо всякое рождение есть в то же время и чья-то смерть.
Валькирии Раине казалось, что контуры двух фигур смазываются, расплываются, на фоне зелёных стен огня остаются лишь тёмные силуэты, словно в древних теневых театрах. И воительница, Дева Битв, чудом уцелевшая в страшной резне на Боргильдовом Поле, вдруг ощутила, что вновь, помимо собственной воли, вспоминает тот день, когда на приснопамятной равнине, на проклятом рубеже вздымался густой туман – стояли морозы, и пролитая кровь исходила паром, словно спеша отдать сохраняемое в ней тепло жизни. И точно так же тогда на фоне волн зелёного пламени шли в наступление бесчисленные отряды врагов, а за ними смутно виднелись гигантские силуэты, нечёткие, размытые – и оттого ещё более пугающие.
Конечно, Сильвия и Кицум не могли иметь никакого отношения к Древним или Молодым Богам, чьи рати сошлись много эонов назад на Поле-Между-Мирами, на Боргильдовом Поле, когда рухнуло Пророчество Вёльвы и история изменила течение своё – Рагнаради так и не наступило, вернее, наступило совершенно не так, как толковали предсказания…
Наверное, это был общий принцип. Великая Битва продолжается до сих пор, вдруг подумала Раина. Просто ныне Боргильдовым Полем стало всё Сущее, которое кирия Клара и её сородичи именовали Упорядоченным.
Сильвия решилась первой. Горяча, подумала Раина. В поединке таких мастеров (а Сильвия оказалась именно мастером, неважно уже, свою ли силу и умение она пустила в ход или же заёмную), как правило, проигрывает нанёсший первый удар – как и в поединке искусных магов.
Свистнул чёрный фламберг. Сильвия обрушила его сверху вниз, волшебно-лёгкий в её полудетской руке клинок, однако, оборачивался полновесным двуручным чудовищем для тех, кому выпадало несчастье подвернуться под его удар. Раина не успела и глазом моргнуть – даже она, Дева Битв, не сумела бы отразить этот выпад. Девчонка нанесла его поистине с быстротой молнии. Чёрный сполох, застонавший воздух – и всё.
Кицум не отступил. Что сделал старый клоун, Раина не поняла. Стальная петля вновь обвилась вокруг тёмного клинка, но на сей раз никакого зелёного пламени не появилось. Напротив – окружавший сражавшихся огонь сгустился и почернел. Отделявшая их от мира завеса стала ещё непроницаемей.
Странным движением заваливаясь набок, Кицум увлекал за собой и чёрный меч, и его хозяйку. Сильвии ничего не оставалось, как падать следом. Она вскрикнула, и теперь это был крик смертельно раненной птицы; она ни за что не выпустила бы из рук чёрного фламберга. Раина успела заметить, как левая рука Кицума выдернула откуда-то из складок одеяния короткий нож; клоун, похоже, собирался покончить с этим одним ударом.
…Что уберегло проклятую девчонку, понять не смог бы никто. Сильвия изогнулась в воздухе, словно кошка, падающая на все четыре лапы. Чёрный меч едва не проткнул опрокинувшегося на бок Кицума; острие фламберга распороло клоуну плащ. Сильвия ещё попыталась наотмашь полоснуть врага зачарованным тёмным лезвием, но промахнулась, и земля рядом с головой Кицума вспухла изнутри пламенеющим ярко-рыжим пузырем, увенчанным короной чёрного дыма. Ещё миг – и противники вновь стояли друг против друга как ни в чём не бывало.
Ничья. Раина видела, как потряс головой Кицум, словно втолковывая себе – да нет, нет, я, наверное, сплю, такого просто не может быть! Почему он так удивляется, подумала валькирия. Он хороший боец, очень хороший – но ведь нет и не может быть непобедимых! А этой девчонке, будь она семижды семь раз неладна, явно помогает какая-то очень могущественная магия – вот и всё объяснение. Чему же тут удивляться?
А Тави по-прежнему неподвижна, а Клара так и не приходит в сознание… Признаться, Раина растерялась. Инстинкт Девы Битв подсказывал ей, что вмешиваться в поединок Кицума и Сильвии – безумие, это не её бой и она ничем не поможет своему товарищу. Этому инстинкту Раина привыкла доверять. Он ни разу не подводил её за все долгие тысячелетия бурной жизни валькирии, ни в одной битве, где сходились многосоттысячные рати, ни в одной стычке, когда бой шёл один на один.
Воительница метнулась к Тави. Неужели я шлёпнула девочку слишком сильно, дура старая?
Нет, её удар был тут ни при чём. Тави тоже оказалась в глубочайшем обмороке, но вызвало его, похоже, её собственное волшебство. Валькирия с невольным страхом покосилась на истекающий тёмно-багровой слизью комок в пальцах Тави. Всё-таки она вырвала из кирии эту дрянь… молодец девочка. Вот только что делать теперь? Будучи сама волшебным существом, Раина никогда не практиковала магических штудий. Жизнь Девы Битв была подобна древку копья – прямая и ясная. В давным-давно забытые времена, пока ещё стоял Асгард, она носилась по поднебесью, даруя победы в битвах тем, кого счёл достойными Один, и не терзалась сомнениями. Потом, когда она – из числа единиц, что чудом выжили на страшном Боргильдовом Поле – разом утратила всё, превратившись в странствующую воительницу, наёмницу (ибо ни к чему иному призвания она не имела), ей тоже было не до магии.
– Тави! Тави, очнись. Очнись, очнись… дочка, – вдруг вырвалось у Раины совершенно необычное и непривычное для неё слово. – Очнись! – Валькирия затрясла Тави за плечи, однако та лишь бессильно моталась в её руках, словно тряпичная кукла.
Воительница оглянулась – Кицум и Сильвия продолжали изощряться в искусстве фехтования. Казалось, так будет продолжаться столетия. Враги нашли друг друга. Дела ни до чего в мире им больше не было.
Окружавший группу зелёный огонь мало-помалу обратился в черно-зелёный. Над их головами сомкнулся призрачный купол, словно несчастный мир Эвиала тщился отгородиться от дерзких возмутителей спокойствия. Закрытый мир, тёмная бездна – каким он представлялся «извне», когда отряд Клары Хюммель только приближался к нему, следуя тропами Межреальности.
Раина застыла, потерянно уронив руки. Не в её силах было привести в чувство кирию Клару или молодую воительницу Тави. Валькирии оставалось только смотреть на вечное движение, нескончаемую череду отточенных поз Кицума и Сильвии.
Глава четвёртая
Валькирии Раине казалось, что контуры двух фигур смазываются, расплываются, на фоне зелёных стен огня остаются лишь тёмные силуэты, словно в древних теневых театрах. И воительница, Дева Битв, чудом уцелевшая в страшной резне на Боргильдовом Поле, вдруг ощутила, что вновь, помимо собственной воли, вспоминает тот день, когда на приснопамятной равнине, на проклятом рубеже вздымался густой туман – стояли морозы, и пролитая кровь исходила паром, словно спеша отдать сохраняемое в ней тепло жизни. И точно так же тогда на фоне волн зелёного пламени шли в наступление бесчисленные отряды врагов, а за ними смутно виднелись гигантские силуэты, нечёткие, размытые – и оттого ещё более пугающие.
Конечно, Сильвия и Кицум не могли иметь никакого отношения к Древним или Молодым Богам, чьи рати сошлись много эонов назад на Поле-Между-Мирами, на Боргильдовом Поле, когда рухнуло Пророчество Вёльвы и история изменила течение своё – Рагнаради так и не наступило, вернее, наступило совершенно не так, как толковали предсказания…
Наверное, это был общий принцип. Великая Битва продолжается до сих пор, вдруг подумала Раина. Просто ныне Боргильдовым Полем стало всё Сущее, которое кирия Клара и её сородичи именовали Упорядоченным.
Сильвия решилась первой. Горяча, подумала Раина. В поединке таких мастеров (а Сильвия оказалась именно мастером, неважно уже, свою ли силу и умение она пустила в ход или же заёмную), как правило, проигрывает нанёсший первый удар – как и в поединке искусных магов.
Свистнул чёрный фламберг. Сильвия обрушила его сверху вниз, волшебно-лёгкий в её полудетской руке клинок, однако, оборачивался полновесным двуручным чудовищем для тех, кому выпадало несчастье подвернуться под его удар. Раина не успела и глазом моргнуть – даже она, Дева Битв, не сумела бы отразить этот выпад. Девчонка нанесла его поистине с быстротой молнии. Чёрный сполох, застонавший воздух – и всё.
Кицум не отступил. Что сделал старый клоун, Раина не поняла. Стальная петля вновь обвилась вокруг тёмного клинка, но на сей раз никакого зелёного пламени не появилось. Напротив – окружавший сражавшихся огонь сгустился и почернел. Отделявшая их от мира завеса стала ещё непроницаемей.
Странным движением заваливаясь набок, Кицум увлекал за собой и чёрный меч, и его хозяйку. Сильвии ничего не оставалось, как падать следом. Она вскрикнула, и теперь это был крик смертельно раненной птицы; она ни за что не выпустила бы из рук чёрного фламберга. Раина успела заметить, как левая рука Кицума выдернула откуда-то из складок одеяния короткий нож; клоун, похоже, собирался покончить с этим одним ударом.
…Что уберегло проклятую девчонку, понять не смог бы никто. Сильвия изогнулась в воздухе, словно кошка, падающая на все четыре лапы. Чёрный меч едва не проткнул опрокинувшегося на бок Кицума; острие фламберга распороло клоуну плащ. Сильвия ещё попыталась наотмашь полоснуть врага зачарованным тёмным лезвием, но промахнулась, и земля рядом с головой Кицума вспухла изнутри пламенеющим ярко-рыжим пузырем, увенчанным короной чёрного дыма. Ещё миг – и противники вновь стояли друг против друга как ни в чём не бывало.
Ничья. Раина видела, как потряс головой Кицум, словно втолковывая себе – да нет, нет, я, наверное, сплю, такого просто не может быть! Почему он так удивляется, подумала валькирия. Он хороший боец, очень хороший – но ведь нет и не может быть непобедимых! А этой девчонке, будь она семижды семь раз неладна, явно помогает какая-то очень могущественная магия – вот и всё объяснение. Чему же тут удивляться?
А Тави по-прежнему неподвижна, а Клара так и не приходит в сознание… Признаться, Раина растерялась. Инстинкт Девы Битв подсказывал ей, что вмешиваться в поединок Кицума и Сильвии – безумие, это не её бой и она ничем не поможет своему товарищу. Этому инстинкту Раина привыкла доверять. Он ни разу не подводил её за все долгие тысячелетия бурной жизни валькирии, ни в одной битве, где сходились многосоттысячные рати, ни в одной стычке, когда бой шёл один на один.
Воительница метнулась к Тави. Неужели я шлёпнула девочку слишком сильно, дура старая?
Нет, её удар был тут ни при чём. Тави тоже оказалась в глубочайшем обмороке, но вызвало его, похоже, её собственное волшебство. Валькирия с невольным страхом покосилась на истекающий тёмно-багровой слизью комок в пальцах Тави. Всё-таки она вырвала из кирии эту дрянь… молодец девочка. Вот только что делать теперь? Будучи сама волшебным существом, Раина никогда не практиковала магических штудий. Жизнь Девы Битв была подобна древку копья – прямая и ясная. В давным-давно забытые времена, пока ещё стоял Асгард, она носилась по поднебесью, даруя победы в битвах тем, кого счёл достойными Один, и не терзалась сомнениями. Потом, когда она – из числа единиц, что чудом выжили на страшном Боргильдовом Поле – разом утратила всё, превратившись в странствующую воительницу, наёмницу (ибо ни к чему иному призвания она не имела), ей тоже было не до магии.
– Тави! Тави, очнись. Очнись, очнись… дочка, – вдруг вырвалось у Раины совершенно необычное и непривычное для неё слово. – Очнись! – Валькирия затрясла Тави за плечи, однако та лишь бессильно моталась в её руках, словно тряпичная кукла.
Воительница оглянулась – Кицум и Сильвия продолжали изощряться в искусстве фехтования. Казалось, так будет продолжаться столетия. Враги нашли друг друга. Дела ни до чего в мире им больше не было.
Окружавший группу зелёный огонь мало-помалу обратился в черно-зелёный. Над их головами сомкнулся призрачный купол, словно несчастный мир Эвиала тщился отгородиться от дерзких возмутителей спокойствия. Закрытый мир, тёмная бездна – каким он представлялся «извне», когда отряд Клары Хюммель только приближался к нему, следуя тропами Межреальности.
Раина застыла, потерянно уронив руки. Не в её силах было привести в чувство кирию Клару или молодую воительницу Тави. Валькирии оставалось только смотреть на вечное движение, нескончаемую череду отточенных поз Кицума и Сильвии.
Глава четвёртая
МЕЛЬИН. ОКРЕСТНОСТИ РАЗЛОМА
Император стоял на самом краю глинистого рва. Рядом – дрожащая, скорчившаяся Тайде, которую он вырвал из лап неведомой Силы, не Смерти, но чего-то, стоящего даже над этой зловещей старухой. Они не помнили обратного пути. Заклятье просто швырнуло их в ту самую – или всё-таки другую? – точку, откуда невесть сколько дней назад по времени Мельина Император сам шагнул в бездну.
Они вернулись. Неведомо как и неведомо когда. Однако же – вернулись. Фесс оказался прав. Заклятие подействовало, хотя и совсем не так, как они рассчитывали. Их вырвало прямо из самого пекла битвы, когда её весы застыли в неустойчивом равновесии – доведётся ли им узнать когда-либо, чем закончилось то сражение? Император вёл в бой повиновавшихся одному его взгляду местных ополченцев, тотчас узнавших в нём настоящего вождя. Такое не забывается. Если бы только Фесс был рядом… хотя нет, раз маг остался там, в странном Эвиале, ему, Императору, будет чуть легче. У защитников того мира появился могучий союзник.
Вокруг царила зима. После тепла тропических болот
Императору и Сеамни холод показался просто нестерпимым. Пронзающий ветер. Колючий, секущий снег, хлещущий по лицу, словно туча мелких острых стрел. Тайде, дрожа, прижалась к Императору. А у них ни тёплой одежды, ничего. Правителю Мельина легче – у него толстая стёганая рубаха, надетая под латы. А Тайде… в легком кургузом плащике.
– Гвин… мы вернулись? Неужели?..
– Мы вернулись, – нежно произнес Император, обнимая Дану свободной рукой. – Это наш мир. Всё кончилось. Всё позади. Мельин ждет нас.
Она зябко передернула плечами, ещё теснее вжимаясь в его бок и пряча голову от порывов ледяного ветра. Тяжелые доспехи Императора были сейчас холодны, словно сама смерть, но Тайде этого словно не замечала.
Сразу за их спинами тяжело колыхался маслянистый белый живой туман Разлома. Туман жил своей собственной жизнью, и плевать он хотел на двух жалких двуногих, неведомым образом вырвавшихся из его цепких объятий. Разлом не был хищником. Он не ведал, что такое «поражение». Он просто жил – и ждал. Уверенный в конечной своей победе, если только к залитой белесым студнем бездне применимы подобные слова. Он словно усмехался в спины двум случайно спасшимся. От меня вы всё равно не уйдёте, казалось, говорил он.
Вокруг расстилались выбеленные снегом валы, хаотичное нагромождение смерзшихся до крепкости камня земляных глыб, кое-где ещё торчали скелеты мертвых деревьев. Разлом не признавал вблизи от себя никакой иной жизни, кроме своей собственной.
– Идём, Тайде, идём, – Император осторожно потянул Дану вперед. – Нам тут нечего делать. Идём, надо добраться до легионеров…
– Он нас так просто не отпустит, – прошептала Сеамни, оглядываясь и с испугом глядя на чудовищную пасть пропасти. – Он пойдет за нами… и в один прекрасный день настигнет.
– Почему бы ему не сделать этого прямо сейчас? – усмехнулся Император. – Честное слово, не стоит ждать так долго. Эй, Разлом! Слышишь меня? Не трать даром время! Посылай своих, кто там у тебя есть! Я замерзаю, в самую пору помахать мечом!
– Не смейся, – Тайде по-прежнему говорила шёпотом. – Не смейся над ним. Он могуч… очень могуч. Просто он пока ещё не сознает себя. Но когда осознает…
– Тогда и будем разговаривать, – отрезал Император. И тотчас же одним мягким движением оттолкнул девушку, выхватывая клинок, – о, смотри, кажется, он ответил!
Разлом и в самом деле ответил. Маслянистая поверхность белесого моря заколыхалась. С чмокающим, хлюпающим звуком вверх взметнулся длинный язык, словно притаившаяся в глубине исполинская ящерица попыталась проглотить неосторожную муху.
– Прыгай! – рявкнул Император, размахиваясь клинком.
Язык тумана лопнул возле самой поверхности. Взлетевшая вверх белесая клякса рассыпалась на множество мелких брызг.
– Славно, славно, – прошипел Император, отступая на шаг. – Значит, ты меня всё-таки слышишь. И тебе не нравится, когда обижают. Хорошо, учтём. Тайде! Идём.
И ветер, словно помогая двум измученным странникам, стал как будто бы утихать.
В воздухе густо кружились снежинки, мягкими холодными лапками касались лиц. Двое – человек и дану – шли прочь от проклятого места, туда, где должны были гореть огни и стоять дозором легионеры Империи.
Низкие серые тучи без малейших разрывов затягивали небо. Сеяли и сеяли мелким снежком, словно как могли пытались помочь несчастной, израненной земле. Словно старались хоть так прикрыть страшный и уродливый шрам, рассекший некогда благодатные земли Мельинской Империи.
Здесь, вблизи Разлома, чудовищная рана дышала теплом и снег таял, не в силах зацепиться, не в силах охладить горячие, словно воспалённое тело, камни. Но тёмная полоса нагой земли относительно быстро кончилась, снег властно распахнул свои белые крылья, укрывая всё вокруг. В былые времена тут уже должна была стоять стража, уцелевшие в бойне с Радугой легионы Империи, не жалея сил, копали рвы и насыпали валы, строили частоколы и возводили сторожевые башни, стараясь хоть так отрезать «тварям Разлома» (как правило – уродливо-ожившим земляным глыбам) дорогу в нутряные имперские земли. Император в своё время придавал этому очень большое значение.
Вал и ров они скоро увидели. Но частокол, что шёл по вершине вала, явно пребывал в забросе и небрежении – завалился набок, исчезли целые заплоты по шесть-семь саженей. Невдалеке смутно виднелся сквозь снежную хмарь и муть нагой скелет сторожевой вышки – без крыши, ограждения и лестницы.
– Легата – разжаловать, – сквозь зубы проговорил Император. – Он у меня пожизненно лагерные отхожие рвы чистить станет. Центуриона – выгнать без пенсии. Манипулу – расформировать и разослать по дальним крепостям. Некому без меня бить стало, что ли?
– Гвин, Гвин, погоди, – как обычно, вступилась Сеамни, просительно кладя ладошку на сгиб его локтя. – Погоди, ну что ты сразу – сплеча рубить? Ты ж не знаешь, что тут случилось. Может, несчастье какое. Погоди. Не гневайся.
– Когда ты просишь, то и гневаться не могу, – сквозь силу улыбнулся Император. – Хотя за такие дела…
– Погоди. Погоди, – уговаривала его Сеамни. – Не горячись. Давай сперва выберемся отсюда. Выберемся, оглядимся… а судить и карать всегда успеешь.
– Ты так же добра, как и прекрасна, и так же прекрасна, как и добра, – улыбнулся Император.
– Нет, – зябко повела плечами Тави, и лицо её на миг сделалось совершенно мёртвым. Император знал – она вновь вспоминает Мельин, свою краткую бытность Thaide, Видящей народа Дану и те поистине ужасные деяния, сотворённые ею в опьянении мощью Деревянного Меча. – Не хочу… чтобы ты потом мучился, как я.
Всё, что мог сказать или сделать Император, – это обнять свою данку и покрепче прижать к себе.
Глубоко проваливаясь в рыхлый, неслежавшийся снег, они двинулись прочь. Их выбросило в мёртвой, безжизненной полосе, отделявшей гноящийся шрам Разлома от незатронутых земель. Нигде – ни одной живой души. В кружащейся снежной мгле – ни огонька, и под ногами – ровный, чистый снег На нём не отпечатались даже звериные следы. Не говоря уж о человеческих.
Откуда-то вновь взялся ветер, завыл, закружил поземкой, швырнул в глаза пригоршни секущей снежной крупы. Сгибаясь и прикрываясь плечом, Император почти нёс на себе Сеамни, не слишком представляя себе, куда же он, в сущности, направляется. В его время вдоль укреплённой линии проложили самый настоящий тракт; судя по всему, открытое, занесённое снегом пространство между остатками вала и лесом указанный тракт как раз собой и являло; но почему всё в таком забросе?! Тарвус лишился разума и оставил Разлом без охраны?
…Им повезло. Оставив позади примерно пол-лиги, они натолкнулись на полуразрушенную небольшую казарму – по приказу Императора такие возводились через определённые промежутки для отдыха дежурной смены наблюдавших за Разломом легионеров.
Распахнутая дверь сиротливо покачивалась на одной петле. Внутри всё оказалось разграблено – ни припасов, ни снаряжения. Одно хорошо – печка была цела, и под навесом нашлись дрова. На полке осталось огниво и трут; вскоре в закопчённом зеве весело затрещал огонь. Разумеется, сторожка промёрзла настолько, что согреть её по-настоящему удастся только к следующему утру; но, во всяком случае, у них есть крыша над головой.
Император кое-как забил распахнутые окна, в ход пошли обломки тяжёлых деревянных лавок.
Сеамни свернулась клубочком у печки, чуть ли не обвиваясь вокруг неё.
– Что здесь могло случиться, Тайде?
Дану покачала головой. На агатово-чёрных волосах медленно таяли слезы последних снежинок.
– Не знаю, Гвин. Но чувствую горе. Горе и беду.
– Это я и сам чувствую, – проворчал Император. – Что-то вырвалось из Разлома?
Он задал вопрос, сам уже понимая, что скорее всего ничего подобного не случилось. Разлом оставался прежним, он не изменился, он ещё не набрал достаточных сил.
Нет, причина в ином… что-то заставило Тарвуса увести отсюда все войска. Что-то экстраординарное, от чего зависела жизнь Империи, и графу пришлось выбирать из двух зол.
– Хотел бы я верить, что ты выбрал правильно, – невольно прошептал Император.
Тем временем Сеамни взялась за дело. Губы её сжались, щёки с каждым мигом становились всё белее и белее. Император понимал, что Тайде сейчас пытается прочувствовать всё здесь случившееся – трудная задача даже для бывшей Видящей народа Дану.
– Нет, – вдруг обессиленно выдохнула она. – Всё точно во мгле какой-то. Словно и там тоже снег валит. Устала я, Гвин. Вот отдохну… и, клянусь Иммельсторном, всё сделаю.
– Конечно-конечно, – Император постарался укутать её потеплее. – Переждём здесь… завтра двинемся дальше.
Приходилось признать, что это совершенно ломает все планы. Император надеялся встретить своих легионеров сразу же, как только они вырвутся из Разлома, а вместо этого он оказался в самом сердце зимы, посреди безлюдной пустыни. Конечно, холодные месяцы в южных пределах Империи не отличались суровостью, но тем не менее приятного в положении Императора и его спутницы было мало. Они не имели ни малейшего представления, как далеко на север их забросило; если куда-то за Хвалин, морозы могли ударить поистине суровые. Сгущался сумрак, короткий зимний день истаивал, словно снежинка на волосах Сеамни; вырвавшимся из бездны оставалось только ждать.
В свой черед настало утро, морозное и солнечное. Ночная хмарь сгинула; уползли в неведомые логовища низкие серые облака, во всю красу засинело небо; мир словно накрыли исполинской сапфировой чашей. Над заснеженными вершинами недальнего леса поднялось солнце. Засверкал снег: нетронутый белый покров и чуть ли не до середины стен поднявшиеся намёты. Император всю ночь не жалел дров, и к рассвету в сторожке стало всё-таки тепло.
Он отвалил тщательно подпёртую дверь, высунулся наружу. Снег полыхал так, что было больно глазам. Разумеется, ни человечьих следов, ни даже звериных. Мёртвая пустыня легла вокруг Разлома, и люди, похоже, страшились теперь чего-то совем иного – страшились настолько, что оставили эту угрозу безо всякого внимания. Как ни странно, тихо вёл себя и сам Разлом; мерно колыхался густой, непроглядный живой туман, заполняя жуткую рваную рану в теле Мельина. Не бежали от него никакие твари, не рождались никакие чудовища; со стороны могло б показаться, что Разлом впал в спячку и теперь пребудет в ней вечно.
Хотелось бы в это верить. Очень бы хотелось. Но Император знал, чувствовал, дважды пройдя безднами Разлома, что на деле всё совсем не так. Сила готовилась к броску, неторопливо накапливая мощь; и в один прекрасный день она сочтёт свои приготовления законченными. Неведомо, случится ли это при жизни нынешнего поколения или следующего, но случится непременно, и вопрос – жить Мельину или умереть – зависеть будет от того, что он, Император, сумеет сделать сейчас.
Избушка, где они заночевали, сослужила и ещё одну службу. Теперь Император понимал, что заклятье вернуло их не на то же самое место, с которого он начал свой безумный путь. Их выбросило много севернее, на сторожке выжжены были цифры «XVII» и «136» – охрану участка нёс Семнадцатый легион и до южного конца Разлома было аж целых сто тридцать шесть лиг.
Император прикинул – невдалеке Поясной тракт, здесь просто обязаны были стоять гарнизоны; чтобы выйти на большую дорогу, ему с Тайде предстояло спуститься примерно на семь-восемь лиг к югу.
Пустяк для тепло одетого и сытого человека. День пути по утоптанной дороге. В себе Император не сомневался – он должен дойти и он дойдёт, чего бы ему этого ни стоило, а вот Сеамни… Едва вырвавшаяся из жарких и влажных джунглей, как она перенесёт такой путь? Как бы не свалилась – вот, уже сейчас пошатывается.
Тем не менее Тайде держалась стойко. Лицо её оставалось смертельно бледным, однако она не дрожала от холода и не сгибалась от порывов ледяного ветра. Двойную цепочку следов быстро заметало снегом.
Часы сменялись часами, солнце поднималось всё выше по вымороженному небосклону, а Император и Тайде шли и шли вдоль покинутого вала, встречая на пути лишь завалившиеся плети частокола да порушенные остовы дозорных башен. Легионеры ушли отсюда не один месяц назад.
135-я лига, 134-я, 133-я. Император стиснул зубы – мороз пробирал до костей. Лицо Тайде стало снежно-белым, чёрные глаза то и дело норовили закатиться. Чем держалась Дану – неведомо. Наверное, одним лишь неукротимым духом этой расы…
Время от времени откуда-то из дальней дали доносилось нечто, подозрительно напоминавшее голодный и злобный волчий вой. Значит, не все звери покинули эти края.
Вой накатывался из-за лесных стен, слабый, но чётко различимый, и наполненный какой-то незвериной, почти человеческой злобой. Ибо всем известно, что по способности ненавидеть человек оставит далеко позади любую, даже самую лютую тварь.
Никогда раньше в Мельине не слыхали ни о чём подобном. Император мог ожидать стаи бродячих псов, обычных спутников войны, разорения и бедствий, но здесь выли именно волки, и ошибки допустить он не мог. Вой заставлял мельинского правителя то и дело стискивать рукоять меча.
Однако позади оставалась лига за лигой снежной пустыни, к вою путники мало-помалу привыкли, а в конце концов им всё-таки повезло. В одном из покинутых сторожевых постов они разжились несколькими старыми и драными легионерскими плащами, на которые не позарились даже воры (не поленившиеся притом отвинтить от стен тяжёлые масляные лампы). Стало чуточку легче. На тракт выбрались к вечеру, голодные и смертельно замёрзшие.
Некогда Поясной тракт вёл далеко на запад, соединяя удалённые части Империи. Теперь он упирался в Разлом, через который так и не удалось перебросить ни одного моста. Раньше здесь помещался главный лагерь Семнадцатого легиона, настоящий военный городок, обнесённый внушительной крепостной стеной. Многочисленные казармы, склады провианта, колодцы, арсеналы, лечебницы и так далее. Разумеется, лагерь располагался на некотором удалении от Разлома; однако, уныло глядя на нетронутое снежное покрывало, Император понимал, что и этот лагерь скорее всего покинут. На миг правителя кольнуло жуткое чувство: что, если какая-то неведомая магическая катастрофа смела с лица земли всех живых? Что, если во всей бывшей Мельинской Империи не осталось вообще ни единого человека?.. Что, если волки…
– Тайде… ты понимаешь, я…
– Гвин, не беспокойся. Живые есть. Я чувствую их. Они только ушли подальше от этих мест.
– Но почему, почему? Как они могли оставить Разлом без охраны?!
– Мы шли вдоль него весь день. Ты заметил хоть одного монстра, появившегося из него? Снег нетронут. Уже много дней. Может, они были не так уж неправы?
– Ну, хорошо, – проворчал Император. – Они могли отвести главные силы легионов. Но бросить такую вещь вообще без всякого надзора? Даже без конных патрулей? Немыслимо. Ни один военачальник в здравом уме и твёрдой памяти на такое не пойдёт.
– Может, у них всё же нашлись дела более срочные? – осторожно предположила Тайде. – Те же волки, например?
– Волки? Ты что-то чувствуешь?
Сеамни покачала головой.
– Пока нет. Слишком далеко. Но это не обычные звери, готова поклясться.
Император угрюмо промолчал.
Они добрались до лагеря. Некогда тщательно отстраиваемая крепостица имела жалкий вид. Двор замело снегом, ворота застыли жалобно-распахнутыми, окна казарм выбиты, двери сорваны с петель, крыши кое-где просели. Разор, заброс, опустошение.
Тем не менее здесь путникам повезло больше. Разграблены оказались не все кладовые. Нашлась тёплая одежда, овчинные куртки легионеров, сапоги, рубахи и так далее. В провиантской среди обвалившихся стропил Император раздобыл бочку солонины и бочку же сухарей, не тронутых крысами, новыми хозяевами этих мест. Удалось разжечь очаг, натопить снега и наконец-то поесть горячего. Тайде, казалось, вот-вот замурлыкает, пригревшись у тёплой печи.
Император решил не торопиться. Разлом действительно дремлет (или же старательно прикидывается спящим). Пока это так, здесь они в относительной безопасности. Слепо рваться сломя голову вперёд им никак нельзя. Никто не может сказать, что же именно стряслось в Мельине. Нельзя исключить, например, и дворцовый переворот. Конечно, на два барона всегда приходится не меньше трёх мнений и четырёх кандидатов на престол; тем не менее глупо совсем уж сбрасывать со счетов такую возможность.
Всю ночь над крышами выл ветер, швырялся в стены снежной трухой. В унисон ему выводили свою песню волки, и отдалённый ненавидящий вой проникал сквозь все преграды.
Наутро путники с трудом отвалили занесённую чуть ли не до половины дверь.
Теперь они шли уже не как жалкие бежане. В арсенале нашлось кой-какое оружие: Император с удовольствием забросил за спину тяжёлый пехотный арбалет, Сеамни, несмотря на протесты спутника, повесила на плечо длинный лук, нацепила на пояс мигом оттянувший его широкий тесак.
Они двинулись на восток по Поясному тракту; сперва снег оставался девственно-чистым, никаких следов, ни человеческих, ни звериных. Однако путники не миновали и лиги, как поперёк дороги легла настоящая звериная тропа, широкая и утоптанная. Здесь прошёл не один зверь и не одна волчица-мать с детёнышами. Десятки, если не сотни лап оставили отпечатки на снегу, и ничьи иные следы не дерзнули лечь рядом с путем новых хозяев этих мест – и притом отпечатки выглядели куда крупнее обычных волчьих следов.
Они вернулись. Неведомо как и неведомо когда. Однако же – вернулись. Фесс оказался прав. Заклятие подействовало, хотя и совсем не так, как они рассчитывали. Их вырвало прямо из самого пекла битвы, когда её весы застыли в неустойчивом равновесии – доведётся ли им узнать когда-либо, чем закончилось то сражение? Император вёл в бой повиновавшихся одному его взгляду местных ополченцев, тотчас узнавших в нём настоящего вождя. Такое не забывается. Если бы только Фесс был рядом… хотя нет, раз маг остался там, в странном Эвиале, ему, Императору, будет чуть легче. У защитников того мира появился могучий союзник.
Вокруг царила зима. После тепла тропических болот
Императору и Сеамни холод показался просто нестерпимым. Пронзающий ветер. Колючий, секущий снег, хлещущий по лицу, словно туча мелких острых стрел. Тайде, дрожа, прижалась к Императору. А у них ни тёплой одежды, ничего. Правителю Мельина легче – у него толстая стёганая рубаха, надетая под латы. А Тайде… в легком кургузом плащике.
– Гвин… мы вернулись? Неужели?..
– Мы вернулись, – нежно произнес Император, обнимая Дану свободной рукой. – Это наш мир. Всё кончилось. Всё позади. Мельин ждет нас.
Она зябко передернула плечами, ещё теснее вжимаясь в его бок и пряча голову от порывов ледяного ветра. Тяжелые доспехи Императора были сейчас холодны, словно сама смерть, но Тайде этого словно не замечала.
Сразу за их спинами тяжело колыхался маслянистый белый живой туман Разлома. Туман жил своей собственной жизнью, и плевать он хотел на двух жалких двуногих, неведомым образом вырвавшихся из его цепких объятий. Разлом не был хищником. Он не ведал, что такое «поражение». Он просто жил – и ждал. Уверенный в конечной своей победе, если только к залитой белесым студнем бездне применимы подобные слова. Он словно усмехался в спины двум случайно спасшимся. От меня вы всё равно не уйдёте, казалось, говорил он.
Вокруг расстилались выбеленные снегом валы, хаотичное нагромождение смерзшихся до крепкости камня земляных глыб, кое-где ещё торчали скелеты мертвых деревьев. Разлом не признавал вблизи от себя никакой иной жизни, кроме своей собственной.
– Идём, Тайде, идём, – Император осторожно потянул Дану вперед. – Нам тут нечего делать. Идём, надо добраться до легионеров…
– Он нас так просто не отпустит, – прошептала Сеамни, оглядываясь и с испугом глядя на чудовищную пасть пропасти. – Он пойдет за нами… и в один прекрасный день настигнет.
– Почему бы ему не сделать этого прямо сейчас? – усмехнулся Император. – Честное слово, не стоит ждать так долго. Эй, Разлом! Слышишь меня? Не трать даром время! Посылай своих, кто там у тебя есть! Я замерзаю, в самую пору помахать мечом!
– Не смейся, – Тайде по-прежнему говорила шёпотом. – Не смейся над ним. Он могуч… очень могуч. Просто он пока ещё не сознает себя. Но когда осознает…
– Тогда и будем разговаривать, – отрезал Император. И тотчас же одним мягким движением оттолкнул девушку, выхватывая клинок, – о, смотри, кажется, он ответил!
Разлом и в самом деле ответил. Маслянистая поверхность белесого моря заколыхалась. С чмокающим, хлюпающим звуком вверх взметнулся длинный язык, словно притаившаяся в глубине исполинская ящерица попыталась проглотить неосторожную муху.
– Прыгай! – рявкнул Император, размахиваясь клинком.
Язык тумана лопнул возле самой поверхности. Взлетевшая вверх белесая клякса рассыпалась на множество мелких брызг.
– Славно, славно, – прошипел Император, отступая на шаг. – Значит, ты меня всё-таки слышишь. И тебе не нравится, когда обижают. Хорошо, учтём. Тайде! Идём.
И ветер, словно помогая двум измученным странникам, стал как будто бы утихать.
В воздухе густо кружились снежинки, мягкими холодными лапками касались лиц. Двое – человек и дану – шли прочь от проклятого места, туда, где должны были гореть огни и стоять дозором легионеры Империи.
Низкие серые тучи без малейших разрывов затягивали небо. Сеяли и сеяли мелким снежком, словно как могли пытались помочь несчастной, израненной земле. Словно старались хоть так прикрыть страшный и уродливый шрам, рассекший некогда благодатные земли Мельинской Империи.
Здесь, вблизи Разлома, чудовищная рана дышала теплом и снег таял, не в силах зацепиться, не в силах охладить горячие, словно воспалённое тело, камни. Но тёмная полоса нагой земли относительно быстро кончилась, снег властно распахнул свои белые крылья, укрывая всё вокруг. В былые времена тут уже должна была стоять стража, уцелевшие в бойне с Радугой легионы Империи, не жалея сил, копали рвы и насыпали валы, строили частоколы и возводили сторожевые башни, стараясь хоть так отрезать «тварям Разлома» (как правило – уродливо-ожившим земляным глыбам) дорогу в нутряные имперские земли. Император в своё время придавал этому очень большое значение.
Вал и ров они скоро увидели. Но частокол, что шёл по вершине вала, явно пребывал в забросе и небрежении – завалился набок, исчезли целые заплоты по шесть-семь саженей. Невдалеке смутно виднелся сквозь снежную хмарь и муть нагой скелет сторожевой вышки – без крыши, ограждения и лестницы.
– Легата – разжаловать, – сквозь зубы проговорил Император. – Он у меня пожизненно лагерные отхожие рвы чистить станет. Центуриона – выгнать без пенсии. Манипулу – расформировать и разослать по дальним крепостям. Некому без меня бить стало, что ли?
– Гвин, Гвин, погоди, – как обычно, вступилась Сеамни, просительно кладя ладошку на сгиб его локтя. – Погоди, ну что ты сразу – сплеча рубить? Ты ж не знаешь, что тут случилось. Может, несчастье какое. Погоди. Не гневайся.
– Когда ты просишь, то и гневаться не могу, – сквозь силу улыбнулся Император. – Хотя за такие дела…
– Погоди. Погоди, – уговаривала его Сеамни. – Не горячись. Давай сперва выберемся отсюда. Выберемся, оглядимся… а судить и карать всегда успеешь.
– Ты так же добра, как и прекрасна, и так же прекрасна, как и добра, – улыбнулся Император.
– Нет, – зябко повела плечами Тави, и лицо её на миг сделалось совершенно мёртвым. Император знал – она вновь вспоминает Мельин, свою краткую бытность Thaide, Видящей народа Дану и те поистине ужасные деяния, сотворённые ею в опьянении мощью Деревянного Меча. – Не хочу… чтобы ты потом мучился, как я.
Всё, что мог сказать или сделать Император, – это обнять свою данку и покрепче прижать к себе.
Глубоко проваливаясь в рыхлый, неслежавшийся снег, они двинулись прочь. Их выбросило в мёртвой, безжизненной полосе, отделявшей гноящийся шрам Разлома от незатронутых земель. Нигде – ни одной живой души. В кружащейся снежной мгле – ни огонька, и под ногами – ровный, чистый снег На нём не отпечатались даже звериные следы. Не говоря уж о человеческих.
Откуда-то вновь взялся ветер, завыл, закружил поземкой, швырнул в глаза пригоршни секущей снежной крупы. Сгибаясь и прикрываясь плечом, Император почти нёс на себе Сеамни, не слишком представляя себе, куда же он, в сущности, направляется. В его время вдоль укреплённой линии проложили самый настоящий тракт; судя по всему, открытое, занесённое снегом пространство между остатками вала и лесом указанный тракт как раз собой и являло; но почему всё в таком забросе?! Тарвус лишился разума и оставил Разлом без охраны?
…Им повезло. Оставив позади примерно пол-лиги, они натолкнулись на полуразрушенную небольшую казарму – по приказу Императора такие возводились через определённые промежутки для отдыха дежурной смены наблюдавших за Разломом легионеров.
Распахнутая дверь сиротливо покачивалась на одной петле. Внутри всё оказалось разграблено – ни припасов, ни снаряжения. Одно хорошо – печка была цела, и под навесом нашлись дрова. На полке осталось огниво и трут; вскоре в закопчённом зеве весело затрещал огонь. Разумеется, сторожка промёрзла настолько, что согреть её по-настоящему удастся только к следующему утру; но, во всяком случае, у них есть крыша над головой.
Император кое-как забил распахнутые окна, в ход пошли обломки тяжёлых деревянных лавок.
Сеамни свернулась клубочком у печки, чуть ли не обвиваясь вокруг неё.
– Что здесь могло случиться, Тайде?
Дану покачала головой. На агатово-чёрных волосах медленно таяли слезы последних снежинок.
– Не знаю, Гвин. Но чувствую горе. Горе и беду.
– Это я и сам чувствую, – проворчал Император. – Что-то вырвалось из Разлома?
Он задал вопрос, сам уже понимая, что скорее всего ничего подобного не случилось. Разлом оставался прежним, он не изменился, он ещё не набрал достаточных сил.
Нет, причина в ином… что-то заставило Тарвуса увести отсюда все войска. Что-то экстраординарное, от чего зависела жизнь Империи, и графу пришлось выбирать из двух зол.
– Хотел бы я верить, что ты выбрал правильно, – невольно прошептал Император.
Тем временем Сеамни взялась за дело. Губы её сжались, щёки с каждым мигом становились всё белее и белее. Император понимал, что Тайде сейчас пытается прочувствовать всё здесь случившееся – трудная задача даже для бывшей Видящей народа Дану.
– Нет, – вдруг обессиленно выдохнула она. – Всё точно во мгле какой-то. Словно и там тоже снег валит. Устала я, Гвин. Вот отдохну… и, клянусь Иммельсторном, всё сделаю.
– Конечно-конечно, – Император постарался укутать её потеплее. – Переждём здесь… завтра двинемся дальше.
Приходилось признать, что это совершенно ломает все планы. Император надеялся встретить своих легионеров сразу же, как только они вырвутся из Разлома, а вместо этого он оказался в самом сердце зимы, посреди безлюдной пустыни. Конечно, холодные месяцы в южных пределах Империи не отличались суровостью, но тем не менее приятного в положении Императора и его спутницы было мало. Они не имели ни малейшего представления, как далеко на север их забросило; если куда-то за Хвалин, морозы могли ударить поистине суровые. Сгущался сумрак, короткий зимний день истаивал, словно снежинка на волосах Сеамни; вырвавшимся из бездны оставалось только ждать.
В свой черед настало утро, морозное и солнечное. Ночная хмарь сгинула; уползли в неведомые логовища низкие серые облака, во всю красу засинело небо; мир словно накрыли исполинской сапфировой чашей. Над заснеженными вершинами недальнего леса поднялось солнце. Засверкал снег: нетронутый белый покров и чуть ли не до середины стен поднявшиеся намёты. Император всю ночь не жалел дров, и к рассвету в сторожке стало всё-таки тепло.
Он отвалил тщательно подпёртую дверь, высунулся наружу. Снег полыхал так, что было больно глазам. Разумеется, ни человечьих следов, ни даже звериных. Мёртвая пустыня легла вокруг Разлома, и люди, похоже, страшились теперь чего-то совем иного – страшились настолько, что оставили эту угрозу безо всякого внимания. Как ни странно, тихо вёл себя и сам Разлом; мерно колыхался густой, непроглядный живой туман, заполняя жуткую рваную рану в теле Мельина. Не бежали от него никакие твари, не рождались никакие чудовища; со стороны могло б показаться, что Разлом впал в спячку и теперь пребудет в ней вечно.
Хотелось бы в это верить. Очень бы хотелось. Но Император знал, чувствовал, дважды пройдя безднами Разлома, что на деле всё совсем не так. Сила готовилась к броску, неторопливо накапливая мощь; и в один прекрасный день она сочтёт свои приготовления законченными. Неведомо, случится ли это при жизни нынешнего поколения или следующего, но случится непременно, и вопрос – жить Мельину или умереть – зависеть будет от того, что он, Император, сумеет сделать сейчас.
Избушка, где они заночевали, сослужила и ещё одну службу. Теперь Император понимал, что заклятье вернуло их не на то же самое место, с которого он начал свой безумный путь. Их выбросило много севернее, на сторожке выжжены были цифры «XVII» и «136» – охрану участка нёс Семнадцатый легион и до южного конца Разлома было аж целых сто тридцать шесть лиг.
Император прикинул – невдалеке Поясной тракт, здесь просто обязаны были стоять гарнизоны; чтобы выйти на большую дорогу, ему с Тайде предстояло спуститься примерно на семь-восемь лиг к югу.
Пустяк для тепло одетого и сытого человека. День пути по утоптанной дороге. В себе Император не сомневался – он должен дойти и он дойдёт, чего бы ему этого ни стоило, а вот Сеамни… Едва вырвавшаяся из жарких и влажных джунглей, как она перенесёт такой путь? Как бы не свалилась – вот, уже сейчас пошатывается.
Тем не менее Тайде держалась стойко. Лицо её оставалось смертельно бледным, однако она не дрожала от холода и не сгибалась от порывов ледяного ветра. Двойную цепочку следов быстро заметало снегом.
Часы сменялись часами, солнце поднималось всё выше по вымороженному небосклону, а Император и Тайде шли и шли вдоль покинутого вала, встречая на пути лишь завалившиеся плети частокола да порушенные остовы дозорных башен. Легионеры ушли отсюда не один месяц назад.
135-я лига, 134-я, 133-я. Император стиснул зубы – мороз пробирал до костей. Лицо Тайде стало снежно-белым, чёрные глаза то и дело норовили закатиться. Чем держалась Дану – неведомо. Наверное, одним лишь неукротимым духом этой расы…
Время от времени откуда-то из дальней дали доносилось нечто, подозрительно напоминавшее голодный и злобный волчий вой. Значит, не все звери покинули эти края.
Вой накатывался из-за лесных стен, слабый, но чётко различимый, и наполненный какой-то незвериной, почти человеческой злобой. Ибо всем известно, что по способности ненавидеть человек оставит далеко позади любую, даже самую лютую тварь.
Никогда раньше в Мельине не слыхали ни о чём подобном. Император мог ожидать стаи бродячих псов, обычных спутников войны, разорения и бедствий, но здесь выли именно волки, и ошибки допустить он не мог. Вой заставлял мельинского правителя то и дело стискивать рукоять меча.
Однако позади оставалась лига за лигой снежной пустыни, к вою путники мало-помалу привыкли, а в конце концов им всё-таки повезло. В одном из покинутых сторожевых постов они разжились несколькими старыми и драными легионерскими плащами, на которые не позарились даже воры (не поленившиеся притом отвинтить от стен тяжёлые масляные лампы). Стало чуточку легче. На тракт выбрались к вечеру, голодные и смертельно замёрзшие.
Некогда Поясной тракт вёл далеко на запад, соединяя удалённые части Империи. Теперь он упирался в Разлом, через который так и не удалось перебросить ни одного моста. Раньше здесь помещался главный лагерь Семнадцатого легиона, настоящий военный городок, обнесённый внушительной крепостной стеной. Многочисленные казармы, склады провианта, колодцы, арсеналы, лечебницы и так далее. Разумеется, лагерь располагался на некотором удалении от Разлома; однако, уныло глядя на нетронутое снежное покрывало, Император понимал, что и этот лагерь скорее всего покинут. На миг правителя кольнуло жуткое чувство: что, если какая-то неведомая магическая катастрофа смела с лица земли всех живых? Что, если во всей бывшей Мельинской Империи не осталось вообще ни единого человека?.. Что, если волки…
– Тайде… ты понимаешь, я…
– Гвин, не беспокойся. Живые есть. Я чувствую их. Они только ушли подальше от этих мест.
– Но почему, почему? Как они могли оставить Разлом без охраны?!
– Мы шли вдоль него весь день. Ты заметил хоть одного монстра, появившегося из него? Снег нетронут. Уже много дней. Может, они были не так уж неправы?
– Ну, хорошо, – проворчал Император. – Они могли отвести главные силы легионов. Но бросить такую вещь вообще без всякого надзора? Даже без конных патрулей? Немыслимо. Ни один военачальник в здравом уме и твёрдой памяти на такое не пойдёт.
– Может, у них всё же нашлись дела более срочные? – осторожно предположила Тайде. – Те же волки, например?
– Волки? Ты что-то чувствуешь?
Сеамни покачала головой.
– Пока нет. Слишком далеко. Но это не обычные звери, готова поклясться.
Император угрюмо промолчал.
Они добрались до лагеря. Некогда тщательно отстраиваемая крепостица имела жалкий вид. Двор замело снегом, ворота застыли жалобно-распахнутыми, окна казарм выбиты, двери сорваны с петель, крыши кое-где просели. Разор, заброс, опустошение.
Тем не менее здесь путникам повезло больше. Разграблены оказались не все кладовые. Нашлась тёплая одежда, овчинные куртки легионеров, сапоги, рубахи и так далее. В провиантской среди обвалившихся стропил Император раздобыл бочку солонины и бочку же сухарей, не тронутых крысами, новыми хозяевами этих мест. Удалось разжечь очаг, натопить снега и наконец-то поесть горячего. Тайде, казалось, вот-вот замурлыкает, пригревшись у тёплой печи.
Император решил не торопиться. Разлом действительно дремлет (или же старательно прикидывается спящим). Пока это так, здесь они в относительной безопасности. Слепо рваться сломя голову вперёд им никак нельзя. Никто не может сказать, что же именно стряслось в Мельине. Нельзя исключить, например, и дворцовый переворот. Конечно, на два барона всегда приходится не меньше трёх мнений и четырёх кандидатов на престол; тем не менее глупо совсем уж сбрасывать со счетов такую возможность.
Всю ночь над крышами выл ветер, швырялся в стены снежной трухой. В унисон ему выводили свою песню волки, и отдалённый ненавидящий вой проникал сквозь все преграды.
Наутро путники с трудом отвалили занесённую чуть ли не до половины дверь.
Теперь они шли уже не как жалкие бежане. В арсенале нашлось кой-какое оружие: Император с удовольствием забросил за спину тяжёлый пехотный арбалет, Сеамни, несмотря на протесты спутника, повесила на плечо длинный лук, нацепила на пояс мигом оттянувший его широкий тесак.
Они двинулись на восток по Поясному тракту; сперва снег оставался девственно-чистым, никаких следов, ни человеческих, ни звериных. Однако путники не миновали и лиги, как поперёк дороги легла настоящая звериная тропа, широкая и утоптанная. Здесь прошёл не один зверь и не одна волчица-мать с детёнышами. Десятки, если не сотни лап оставили отпечатки на снегу, и ничьи иные следы не дерзнули лечь рядом с путем новых хозяев этих мест – и притом отпечатки выглядели куда крупнее обычных волчьих следов.