Страница:
Врачей там было много, и каждый строг, как прокурор. Приговоры обжалованию не подлежали – кандидаты вылетали с комиссии со страшной силой. Браковали терапевты и невропатологи, хирурги и ларингологи. Нас обмеряли вкривь и вкось, выстукивали все тело, крутили на стендах, проверяя вестибулярный аппарат…
Руководил процессом самый опытный из космических врачей – Владимир Иванович Яздовский. Именно он придумал систему проверок и тренировок для будущих астронавтов. Над этим космические врачи трудились еще во времена запусков геофизических ракет, когда на высоту порядка 200 километров выводились контейнеры с научным оборудованием или собаками.
Я прошел медицинский осмотр последовательно у окулиста, терапевта, невропатолога, ЛОРа и хирурга. Успешно выдержал испытания на стендах. И получил заключение о годности к полетам.
Нас, новоиспеченных слушателей Отряда советских астронавтов, сразу же из палат госпиталя направили в пригород – в Центр подготовки астронавтов, созданном на базе старого военного полигона. Там вовсю кипело строительство, и мы узнали, что первые астронавты проходили подготовку в расположении Летно-испытательского института, а для нового набора решили делать большой специализированный Центр. Там, к нашему удивлению, пришлось пройти медицинскую комиссию еще раз. Теперь врачи искали пониженную устойчивость организма к факторам космического полета, оценивали полученные реакции при действии этих факторов. Нас выдерживали в барокамере при различных степенях разреженности воздуха, исследовали при дыхании кислородом в условиях повышенного давления; крутили на центрифуге, похожей на карусель. Врачи выявляли, какая у нас память, сообразительность, сколь легко переключается внимание, какова способность к быстрым и точным движениям.
Через несколько недель всю нашу группу принял главнокомандующий Военно-космических сил Дмитрий Федорович Устинов, бывший нарком вооружения. Впервые в жизни мне, младшему офицеру, довелось побеседовать с Главным маршалом ВКС. Он встретил нас по-отцовски, как своих сыновей. Интересовался прохождением службы, семейными делами, расспрашивал о женах и детях и в заключение сказал, что Родина надеется на нас, что предстоят «горячие деньки».
Потом дали возможность съездить в гарнизон, забрать Валю и личные вещи. Разумеется, все наши собрались на «отвальную». За столом много говорили о перспективах астронавтики. Вспомнили Ильюшина и других астронавтов. Тут ко мне повернулся Анатолий Росляков, секретарь нашей партийной организации:
– Теперь очередь за тобой, – говорит.
Он почему-то был уверен, что я сделаю что-то необыкновенное.
Под конец вечера, когда все уже заметно набрались, заговорили о законе, предусматривающем сокращение вооруженных сил. Закон этот волновал офицеров полка, и все разговоры обязательно сводились к нему.
– Ты вот теперь астронавтом станешь, – говорили мне, – а нас наверняка на «гражданку» отправят… Все начинать сызнова…
Я как мог успокаивал сослуживцев. Доказывал, что сокращение коснется танкистов и артиллеристов, а ВВС и ПВО будут только укрепляться. Ведь астронавтика развивается не отдельно от ракетных и военно-воздушных сил, а наоборот, на их основе и с использованием всех существующих средств, в том числе и личного состава. Мне поверили и даже выпили за укрепление и расширение. Понимаю ребят, тяжело было признавать, что твое время уходит; перемены всегда пугают людей…
Вернулись в Москву, и я сразу включился в процесс подготовки. Меня приписали к группе военных астронавтов, которых готовили для службы в ВКС. Еще была группа испытателей, группа от Академии наук, группа от Министерства авиации и астронавтики, которое возглавлял Сергей Павлович Королев.
Нас ознакомили с планом подготовки к космическим полетам. Это была обширная программа, включающая сведения по основным теоретическим вопросам, необходимым пилоту-астронавту, а также обеспечивающая приобретение навыков, умения пользоваться оборудованием и аппаратурой космического корабля. Мы должны были изучить основы ракетной и космической техники, астрономию, геофизику, космическую медицину. Предстояли полеты на самолетах, способных в пике имитировать состояние невесомости, много тренировок в макете кабины космического корабля, в специально оборудованных звукоизолированной и термической камерах, на центрифуге и вибростенде.
Наш рабочий день начинался с часовой утренней зарядки. Занимались на открытом воздухе, в любую погоду. Были и специальные уроки по физкультуре: гимнастика, игры с мячом, прыжки в воду с трамплина и вышки, упражнения на перекладине и брусьях, на батуте, с гантелями. Много плавали и ныряли.
Много прыгали с парашютом. Тут нами руководил парашютист-виртуоз, заслуженный мастер спорта Николай Константинович Никитин – человек совершенно замечательный, много повидавший и любивший рассказывать всякие истории из своей богатой биографии.
Много раз встречались с разработчиками космической техники. Однажды нас навести министр Королев. Сразу расположил к себе теплой беседой. Вообще выглядел таким большим, крепким, надежным. Оказалось, он тоже бывший летчик и прекрасно понимает нашу службу. Пообещал, что скоро полетим в космос.
В городке при Центре подготовки достроили общежитие, и мы наконец перебрались в него. Вале нравилось там жить. Все люди интеллигентные. Жили весело. Без скандалов.
Вот так я и стал астронавтом…
81 сутки полета …Алексей завел интересный разговор. Он считает, что на самом деле мы вышли в космос не слишком рано, как пишу я, а как раз вовремя.
Он говорит: если даже отбросить фактор появления тяжелых межконтинентальных ракет и сателлитов, то срабатывает другое, а именно – изменение наших представлений о том, как должна протекать правильная человеческая жизнь. Раньше правильный человек должен был помогать своему роду, держаться корней, он был зависим от старейшин, от их мнения. Он должен был обязательно родить наследника, построить дом и так далее. Но такой добропорядочный образ жизни только мешает астронавтике. Мы – пионеры межпланетных трасс, и мы отказываемся от традиций во имя нового, неизведанного. Патриархальные условности не могут иметь для нас значения. И не имеют. В сущности мы – перекати-поле, но отныне это не ругательство. Наоборот, нам надо гордиться этим. Ведь что такое «перекати-поле» было раньше? Кто были эти люди, открывавшие новые земли, осваивавшие Америку? Голодранцы, изгнанные со своей земли, умирающие от голода, парии в своей стране. А современный астронавт – это летчик или ученый, вполне состоявшийся человек. Казалось бы, ему всего хватает здесь. И в старые времена его тяга к новому была бы расценена как авантюризм, как бессмысленное расходование человеческого материала. Но не теперь. Никого сегодня не удивляет, что состоявшийся в чем-то человек продолжает искать себе новое применение, расширяет свои возможности. Не сидит как рантье на проценты от уже сделанного, накопленного, а снова рискует, снова ставит на карту жизнь и благополучие. Это больше не авантюризм, а подвиг. И оценивается он соответствующе.
Кто мы были без подвига? Еще один животный вид, топчущийся под черным небом. Планктон. Биомасса. Мы даже придумали себе Бога, чтобы оправдать бессмысленность своего существования. Мол, он создал нас, а значит, что-то хотел этим сказать. Но Бог не нужен, если есть Вселенная. Она наделяет нашу жизнь смыслом. И делает авантюру подвигом…
82 сутки полета …За американцами мы наблюдали всегда.
Врага надо знать в лицо. Разведка и специалисты из Академии наук постоянно снабжали нас материалами по американской астронавтике.
После долгого топтания на месте у США стало получаться. Кроме исследовательских и разведывательных сателлитов, они начали запускать пилотируемые корабли. Серийным кораблем сделали одноместный «Дайна-Сор» – легкий орбитальный самолет для решения военных задач на низких орбитах. Чтобы контролировать большие высоты, разрабатывался двухместный корабль «Сайнт» с грузовым отсеком и двигателями маневрирования. Еще ни шатко ни валко продвигался проект «Джемини» – бескрылого тяжелого корабля, который, согласно опубликованным данным, был необходим для реализации первого этапа в подготовке лунной экспедиции. Наши аналитики, впрочем, полагали, что «Джемини» может использоваться в качестве корабля-инспектора, который будет способен приближаться к нашим сателлитам или ударным платформам, чтобы изучить или даже заминировать их.
Что мы могли противопоставить американцам? Легкий орбитальный самолет «Красная звезда». Беспилотные крылатые ракеты, запускаемые с «Бурана» и «Су-100». Орбитальную станцию «Союз», работы на которой начались в 1960 году и которая должна была стать первым форпостом на пути к Луне. Росла сеть контрольно-измерительных пунктов, обеспечивающих наблюдение за сателлитами и связь с ними. В спешном порядке переоборудовались аэродромы по всей стране – теперь они могли принимать орбитальные самолеты и их носители.
Запуски осуществлялись каждую неделю. В небе становилось тесно. И хотя американцы придерживались экваториальных орбит, всем было ясно, что раньше или позже дойдет до стычек. Если они преследуют по всему океану наши корабли и подводные лодки, провоцируя иногда столкновение, то что их могло остановить в околоземном пространстве, которое они считали своим?..
ФРАГМЕНТ ШЕСТОЙ
Руководил процессом самый опытный из космических врачей – Владимир Иванович Яздовский. Именно он придумал систему проверок и тренировок для будущих астронавтов. Над этим космические врачи трудились еще во времена запусков геофизических ракет, когда на высоту порядка 200 километров выводились контейнеры с научным оборудованием или собаками.
Я прошел медицинский осмотр последовательно у окулиста, терапевта, невропатолога, ЛОРа и хирурга. Успешно выдержал испытания на стендах. И получил заключение о годности к полетам.
Нас, новоиспеченных слушателей Отряда советских астронавтов, сразу же из палат госпиталя направили в пригород – в Центр подготовки астронавтов, созданном на базе старого военного полигона. Там вовсю кипело строительство, и мы узнали, что первые астронавты проходили подготовку в расположении Летно-испытательского института, а для нового набора решили делать большой специализированный Центр. Там, к нашему удивлению, пришлось пройти медицинскую комиссию еще раз. Теперь врачи искали пониженную устойчивость организма к факторам космического полета, оценивали полученные реакции при действии этих факторов. Нас выдерживали в барокамере при различных степенях разреженности воздуха, исследовали при дыхании кислородом в условиях повышенного давления; крутили на центрифуге, похожей на карусель. Врачи выявляли, какая у нас память, сообразительность, сколь легко переключается внимание, какова способность к быстрым и точным движениям.
Через несколько недель всю нашу группу принял главнокомандующий Военно-космических сил Дмитрий Федорович Устинов, бывший нарком вооружения. Впервые в жизни мне, младшему офицеру, довелось побеседовать с Главным маршалом ВКС. Он встретил нас по-отцовски, как своих сыновей. Интересовался прохождением службы, семейными делами, расспрашивал о женах и детях и в заключение сказал, что Родина надеется на нас, что предстоят «горячие деньки».
Потом дали возможность съездить в гарнизон, забрать Валю и личные вещи. Разумеется, все наши собрались на «отвальную». За столом много говорили о перспективах астронавтики. Вспомнили Ильюшина и других астронавтов. Тут ко мне повернулся Анатолий Росляков, секретарь нашей партийной организации:
– Теперь очередь за тобой, – говорит.
Он почему-то был уверен, что я сделаю что-то необыкновенное.
Под конец вечера, когда все уже заметно набрались, заговорили о законе, предусматривающем сокращение вооруженных сил. Закон этот волновал офицеров полка, и все разговоры обязательно сводились к нему.
– Ты вот теперь астронавтом станешь, – говорили мне, – а нас наверняка на «гражданку» отправят… Все начинать сызнова…
Я как мог успокаивал сослуживцев. Доказывал, что сокращение коснется танкистов и артиллеристов, а ВВС и ПВО будут только укрепляться. Ведь астронавтика развивается не отдельно от ракетных и военно-воздушных сил, а наоборот, на их основе и с использованием всех существующих средств, в том числе и личного состава. Мне поверили и даже выпили за укрепление и расширение. Понимаю ребят, тяжело было признавать, что твое время уходит; перемены всегда пугают людей…
Вернулись в Москву, и я сразу включился в процесс подготовки. Меня приписали к группе военных астронавтов, которых готовили для службы в ВКС. Еще была группа испытателей, группа от Академии наук, группа от Министерства авиации и астронавтики, которое возглавлял Сергей Павлович Королев.
Нас ознакомили с планом подготовки к космическим полетам. Это была обширная программа, включающая сведения по основным теоретическим вопросам, необходимым пилоту-астронавту, а также обеспечивающая приобретение навыков, умения пользоваться оборудованием и аппаратурой космического корабля. Мы должны были изучить основы ракетной и космической техники, астрономию, геофизику, космическую медицину. Предстояли полеты на самолетах, способных в пике имитировать состояние невесомости, много тренировок в макете кабины космического корабля, в специально оборудованных звукоизолированной и термической камерах, на центрифуге и вибростенде.
Наш рабочий день начинался с часовой утренней зарядки. Занимались на открытом воздухе, в любую погоду. Были и специальные уроки по физкультуре: гимнастика, игры с мячом, прыжки в воду с трамплина и вышки, упражнения на перекладине и брусьях, на батуте, с гантелями. Много плавали и ныряли.
Много прыгали с парашютом. Тут нами руководил парашютист-виртуоз, заслуженный мастер спорта Николай Константинович Никитин – человек совершенно замечательный, много повидавший и любивший рассказывать всякие истории из своей богатой биографии.
Много раз встречались с разработчиками космической техники. Однажды нас навести министр Королев. Сразу расположил к себе теплой беседой. Вообще выглядел таким большим, крепким, надежным. Оказалось, он тоже бывший летчик и прекрасно понимает нашу службу. Пообещал, что скоро полетим в космос.
В городке при Центре подготовки достроили общежитие, и мы наконец перебрались в него. Вале нравилось там жить. Все люди интеллигентные. Жили весело. Без скандалов.
Вот так я и стал астронавтом…
81 сутки полета …Алексей завел интересный разговор. Он считает, что на самом деле мы вышли в космос не слишком рано, как пишу я, а как раз вовремя.
Он говорит: если даже отбросить фактор появления тяжелых межконтинентальных ракет и сателлитов, то срабатывает другое, а именно – изменение наших представлений о том, как должна протекать правильная человеческая жизнь. Раньше правильный человек должен был помогать своему роду, держаться корней, он был зависим от старейшин, от их мнения. Он должен был обязательно родить наследника, построить дом и так далее. Но такой добропорядочный образ жизни только мешает астронавтике. Мы – пионеры межпланетных трасс, и мы отказываемся от традиций во имя нового, неизведанного. Патриархальные условности не могут иметь для нас значения. И не имеют. В сущности мы – перекати-поле, но отныне это не ругательство. Наоборот, нам надо гордиться этим. Ведь что такое «перекати-поле» было раньше? Кто были эти люди, открывавшие новые земли, осваивавшие Америку? Голодранцы, изгнанные со своей земли, умирающие от голода, парии в своей стране. А современный астронавт – это летчик или ученый, вполне состоявшийся человек. Казалось бы, ему всего хватает здесь. И в старые времена его тяга к новому была бы расценена как авантюризм, как бессмысленное расходование человеческого материала. Но не теперь. Никого сегодня не удивляет, что состоявшийся в чем-то человек продолжает искать себе новое применение, расширяет свои возможности. Не сидит как рантье на проценты от уже сделанного, накопленного, а снова рискует, снова ставит на карту жизнь и благополучие. Это больше не авантюризм, а подвиг. И оценивается он соответствующе.
Кто мы были без подвига? Еще один животный вид, топчущийся под черным небом. Планктон. Биомасса. Мы даже придумали себе Бога, чтобы оправдать бессмысленность своего существования. Мол, он создал нас, а значит, что-то хотел этим сказать. Но Бог не нужен, если есть Вселенная. Она наделяет нашу жизнь смыслом. И делает авантюру подвигом…
82 сутки полета …За американцами мы наблюдали всегда.
Врага надо знать в лицо. Разведка и специалисты из Академии наук постоянно снабжали нас материалами по американской астронавтике.
После долгого топтания на месте у США стало получаться. Кроме исследовательских и разведывательных сателлитов, они начали запускать пилотируемые корабли. Серийным кораблем сделали одноместный «Дайна-Сор» – легкий орбитальный самолет для решения военных задач на низких орбитах. Чтобы контролировать большие высоты, разрабатывался двухместный корабль «Сайнт» с грузовым отсеком и двигателями маневрирования. Еще ни шатко ни валко продвигался проект «Джемини» – бескрылого тяжелого корабля, который, согласно опубликованным данным, был необходим для реализации первого этапа в подготовке лунной экспедиции. Наши аналитики, впрочем, полагали, что «Джемини» может использоваться в качестве корабля-инспектора, который будет способен приближаться к нашим сателлитам или ударным платформам, чтобы изучить или даже заминировать их.
Что мы могли противопоставить американцам? Легкий орбитальный самолет «Красная звезда». Беспилотные крылатые ракеты, запускаемые с «Бурана» и «Су-100». Орбитальную станцию «Союз», работы на которой начались в 1960 году и которая должна была стать первым форпостом на пути к Луне. Росла сеть контрольно-измерительных пунктов, обеспечивающих наблюдение за сателлитами и связь с ними. В спешном порядке переоборудовались аэродромы по всей стране – теперь они могли принимать орбитальные самолеты и их носители.
Запуски осуществлялись каждую неделю. В небе становилось тесно. И хотя американцы придерживались экваториальных орбит, всем было ясно, что раньше или позже дойдет до стычек. Если они преследуют по всему океану наши корабли и подводные лодки, провоцируя иногда столкновение, то что их могло остановить в околоземном пространстве, которое они считали своим?..
83 сутки полета
…Пожаловался Алексею. Сказал, что приближаюсь к самому неприятному месту в своих мемуарах.
– Что такое? – удивился он.
– Звезда Шиборина, – ответил я.
Алексей задумался. Потом спросил:
– Но ты ведь, вроде, никого там не сбил? Или я чего-то не знаю?
– Повезло, – сказал я. – Никого не сбил. Иначе ты полетел бы на Луну с кем-нибудь другим.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что.
Если вы заметили, я не из пацифистов. Я считаю, что в ситуациях, когда речь идет о жизни и о будущем, человек вправе применить оружие и уничтожить врага. Но одно дело, когда на тебя прет черная фашистская машина, и другое – когда приходится наказывать за дерзость.
Никто не осудил и никогда не осудит пилотов-астронавтов, которые защищали наше право на освоение космоса и, выполняя приказ, были вынуждены стрелять по чужим кораблям. Ведь это тоже подвиг. Но не тот подвиг, которым можно гордиться. И ребята никогда не выпячивали свои военные заслуги. Они все понимали. Титов и Николаев ушли из Отряда. Другие продолжали летать, но просились на транспортные рейсы. Каманин в этом вопросе всегда шел навстречу и переводил в другие группы, переукомплектовывал экипажи.
Я думаю, если бы мне удалось сбить один из американских орбитальных самолетов, то в первую экспедицию на Луну меня вряд ли послали бы. Королев настаивал, чтобы первым человеком на другой планете был «чистый» человек, без крови на руках. Он был прав, конечно. Такой человек должен был встать в один ряд с Ильюшиным, остаться в памяти человечества на веки вечные. Такой человек должен был ездить по миру, демонстрируя преимущества нашего социалистического строя, и так, чтобы ни одна западная зараза не могла смутить его вопросом, когда и скольких астронавтов он убил. Мне, кстати, задавали подобные вопросы, и я честно спокойно отвечал: «За свою жизнь я не убил ни одного человека».
– Пиши как было, – посоветовал Алексей. – Зря страдаешь. В конце концов потомки нас рассудят.
Итак, пишу как было.
6 июля 1966 года с мыса Канаверал стартовал тяжелый корабль «Джемини-2». Он вышел на высокую орбиту с тем же наклонением, что и орбита, на которой находилась «Красная звезда-5». В этой «Звезде» уже семь лет покоилось тело Сергея Шиборина. Сначала на «Джемини» не обратили внимания. Мало ли с какими целями американцы могли запустить свой новый корабль. Однако после того, как «Джемини» накрутил шесть витков, стартовали два орбитальных самолета «Дайна-Сор». Сначала они вышли на низкую орбиту, затем сделали два маневра: увеличения высоты и увеличения наклонения орбиты. Стало ясно, что американцы сводят пилотируемые сателлиты в группу. Мы и сами часто прибегаем к этому трюку: эскадрилья орбитальных самолетов выглядит внушительнее да и вооруженность у нее заметно выше, чем у отдельного аппарата. Аналитики Генштаба прикинули и по всему выходило, что целью американской группы является «Звезда» Шиборина. Это казалось невероятным, ведь Советский Союз давным-давно объявил корабль Шиборина мемориалом – памятником всем героям космоса. Этот статус был закреплен в документах ЮНЕСКО. Таким образом, американцы покушались на самое святое – на память о погибших во имя прорыва к звездам.
Мнения по поводу ответных действий разделились. Одни считали, что это провокация, и нужно проигнорировать запуск и маневры группы. Другие были настроены более решительно и доказывали, что это не простая провокация, американцы явно испытывают нас на прочность, стараясь продемонстрировать всему миру, кто в космосе хозяин, поэтому следует перехватить группу, пока она не подошла слишком близко к мемориальному кораблю. Реальность, как мы все узнали позже, оказалась прозаичнее. Американцы действовали так нагло, потому что полагали, будто могут сделать все быстро, поставив нас перед фактом. Они знали наверняка, что корабль Шиборина не заминирован. Они знали наверняка, что сумеют вскрыть его, как консервную банку, извлечь тело мертвого пилота и шифровальное устройство. Они знали наверняка, что на орбитах нет сейчас маневренных советских кораблей, а значит, мы вряд ли сумеем перехватить их в момент проведения инспекции. Но они недооценили наши возможности. Как и всегда, они недооценили нас.
К 1966 году в воздухе над территорией СССР и нейтральными водами Мирового океана постоянно барражировали от восьми до двенадцати самолетов-носителей «Су-100». На подвеске они несли по одному орбитальному самолету класса «Красная звезда». Когда из ЦУПа пришел приказ за подписями министра обороны и командующего ВКС, пять носителей сменили курс, поднялись в стратосферу и сбросили «звезды». Те работали по принципу ракетоплана – сразу после сброса включался жидкостный ракетный двигатель, самолет начинал набирать скорость и высоту, пока не выходил на орбиту. Там он совершал маневры в зависимости от поставленной задачи. Поскольку стандартная «Красная звезда» в своей поздней модификации несла в себе только одного пилота-астронавта и простейшую пушку Нудельмана, она могла подниматься до 500 километров – до орбит, на которых размещались наши ударные платформы с ядерными ракетами. Собственно, круглосуточное патрулирование и должно было обеспечить защиту этих платформ от внезапной атаки. Но корабль Шиборина ходил ниже – на высоте 370 километров в апогее, и запущенные перехватчики без каких-либо проблем добрались до него.
«Звезды» атаковали «Джемини» сразу, без предупреждения. Космический бой отличается от воздушного боя. Там не до сантиментов, не до благородных виражей. Если цель попала в перекрестие прицела, надо нажимать на гашетку – следующего шанса может и не представиться. Так нас учили.
«Джемини» вошел в запретную зону, приблизившись к кораблю Шиборина на расстояние трех километров. По нему дали залп сразу две «звезды». Одна попала. Снаряды прошили американский корабль насквозь. Астронавты, их там было двое, погибли. И лучше не знать как они погибли. Лучше оставить это…
Корабли «Дайна-Сор» могли принять бой. Но численный перевес был на нашей стороне, и они не решились. Они сбежали.
Я не участвовал в том рейде. Я участвовал в отражении атаки на «Союз-3». Но эта атака последовала как ответ на разгром у «Звезды» Шиборина. Тут Алексей…
– Что такое? – удивился он.
– Звезда Шиборина, – ответил я.
Алексей задумался. Потом спросил:
– Но ты ведь, вроде, никого там не сбил? Или я чего-то не знаю?
– Повезло, – сказал я. – Никого не сбил. Иначе ты полетел бы на Луну с кем-нибудь другим.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что.
Если вы заметили, я не из пацифистов. Я считаю, что в ситуациях, когда речь идет о жизни и о будущем, человек вправе применить оружие и уничтожить врага. Но одно дело, когда на тебя прет черная фашистская машина, и другое – когда приходится наказывать за дерзость.
Никто не осудил и никогда не осудит пилотов-астронавтов, которые защищали наше право на освоение космоса и, выполняя приказ, были вынуждены стрелять по чужим кораблям. Ведь это тоже подвиг. Но не тот подвиг, которым можно гордиться. И ребята никогда не выпячивали свои военные заслуги. Они все понимали. Титов и Николаев ушли из Отряда. Другие продолжали летать, но просились на транспортные рейсы. Каманин в этом вопросе всегда шел навстречу и переводил в другие группы, переукомплектовывал экипажи.
Я думаю, если бы мне удалось сбить один из американских орбитальных самолетов, то в первую экспедицию на Луну меня вряд ли послали бы. Королев настаивал, чтобы первым человеком на другой планете был «чистый» человек, без крови на руках. Он был прав, конечно. Такой человек должен был встать в один ряд с Ильюшиным, остаться в памяти человечества на веки вечные. Такой человек должен был ездить по миру, демонстрируя преимущества нашего социалистического строя, и так, чтобы ни одна западная зараза не могла смутить его вопросом, когда и скольких астронавтов он убил. Мне, кстати, задавали подобные вопросы, и я честно спокойно отвечал: «За свою жизнь я не убил ни одного человека».
– Пиши как было, – посоветовал Алексей. – Зря страдаешь. В конце концов потомки нас рассудят.
Итак, пишу как было.
6 июля 1966 года с мыса Канаверал стартовал тяжелый корабль «Джемини-2». Он вышел на высокую орбиту с тем же наклонением, что и орбита, на которой находилась «Красная звезда-5». В этой «Звезде» уже семь лет покоилось тело Сергея Шиборина. Сначала на «Джемини» не обратили внимания. Мало ли с какими целями американцы могли запустить свой новый корабль. Однако после того, как «Джемини» накрутил шесть витков, стартовали два орбитальных самолета «Дайна-Сор». Сначала они вышли на низкую орбиту, затем сделали два маневра: увеличения высоты и увеличения наклонения орбиты. Стало ясно, что американцы сводят пилотируемые сателлиты в группу. Мы и сами часто прибегаем к этому трюку: эскадрилья орбитальных самолетов выглядит внушительнее да и вооруженность у нее заметно выше, чем у отдельного аппарата. Аналитики Генштаба прикинули и по всему выходило, что целью американской группы является «Звезда» Шиборина. Это казалось невероятным, ведь Советский Союз давным-давно объявил корабль Шиборина мемориалом – памятником всем героям космоса. Этот статус был закреплен в документах ЮНЕСКО. Таким образом, американцы покушались на самое святое – на память о погибших во имя прорыва к звездам.
Мнения по поводу ответных действий разделились. Одни считали, что это провокация, и нужно проигнорировать запуск и маневры группы. Другие были настроены более решительно и доказывали, что это не простая провокация, американцы явно испытывают нас на прочность, стараясь продемонстрировать всему миру, кто в космосе хозяин, поэтому следует перехватить группу, пока она не подошла слишком близко к мемориальному кораблю. Реальность, как мы все узнали позже, оказалась прозаичнее. Американцы действовали так нагло, потому что полагали, будто могут сделать все быстро, поставив нас перед фактом. Они знали наверняка, что корабль Шиборина не заминирован. Они знали наверняка, что сумеют вскрыть его, как консервную банку, извлечь тело мертвого пилота и шифровальное устройство. Они знали наверняка, что на орбитах нет сейчас маневренных советских кораблей, а значит, мы вряд ли сумеем перехватить их в момент проведения инспекции. Но они недооценили наши возможности. Как и всегда, они недооценили нас.
К 1966 году в воздухе над территорией СССР и нейтральными водами Мирового океана постоянно барражировали от восьми до двенадцати самолетов-носителей «Су-100». На подвеске они несли по одному орбитальному самолету класса «Красная звезда». Когда из ЦУПа пришел приказ за подписями министра обороны и командующего ВКС, пять носителей сменили курс, поднялись в стратосферу и сбросили «звезды». Те работали по принципу ракетоплана – сразу после сброса включался жидкостный ракетный двигатель, самолет начинал набирать скорость и высоту, пока не выходил на орбиту. Там он совершал маневры в зависимости от поставленной задачи. Поскольку стандартная «Красная звезда» в своей поздней модификации несла в себе только одного пилота-астронавта и простейшую пушку Нудельмана, она могла подниматься до 500 километров – до орбит, на которых размещались наши ударные платформы с ядерными ракетами. Собственно, круглосуточное патрулирование и должно было обеспечить защиту этих платформ от внезапной атаки. Но корабль Шиборина ходил ниже – на высоте 370 километров в апогее, и запущенные перехватчики без каких-либо проблем добрались до него.
«Звезды» атаковали «Джемини» сразу, без предупреждения. Космический бой отличается от воздушного боя. Там не до сантиментов, не до благородных виражей. Если цель попала в перекрестие прицела, надо нажимать на гашетку – следующего шанса может и не представиться. Так нас учили.
«Джемини» вошел в запретную зону, приблизившись к кораблю Шиборина на расстояние трех километров. По нему дали залп сразу две «звезды». Одна попала. Снаряды прошили американский корабль насквозь. Астронавты, их там было двое, погибли. И лучше не знать как они погибли. Лучше оставить это…
Корабли «Дайна-Сор» могли принять бой. Но численный перевес был на нашей стороне, и они не решились. Они сбежали.
Я не участвовал в том рейде. Я участвовал в отражении атаки на «Союз-3». Но эта атака последовала как ответ на разгром у «Звезды» Шиборина. Тут Алексей…
ФРАГМЕНТ ШЕСТОЙ
89 сутки полета
…Алексей опять весь день просидел за перископом, наблюдал Марс. Уверяет, что уже сумел различить отдельные детали поверхности.
– Каналы видел? – спрашиваю я.
Алексею очень хочется сказать, что он их видит. Но вранье я опознаю сразу же, а потому он пожимает плечами и говорит, что нет, не видел.
– Жаль, – говорю я. – Пора бы.
Продолжаем бездельничать. На велотренажер садимся редко. Сокращаем таким образом расход кислорода. Если бы не костюм «Пингвин», который создает нагрузку на опорно-двигательный аппарат, мы давно превратились бы в длинных бескостных червяков. Циолковский, несмотря на всю свою мудрость, ошибался, доказывая, что в невесомом мире люди будут испытывать только комфорт. На самом деле невесомость превращает людей в уродов. Если не изнурять себя ежедневно на тренажере по пять-шесть часов, то очень скоро кости станут тонкими, как у птиц, мышцы атрофируются, меняются даже внутренние органы. Мы с этим столкнулись, когда стали летать на орбитальные станции, и, к счастью, Яздовский быстро придумал решение. Он и сам летал на «Союз-2», чтобы все попробовать. Провел там больше года, но добился своего: выработал программу восстановления и на себе испытал: когда вылезал из спускаемого аппарата, то встал и пошел. Отругивался еще от коллег, которые пытались его под руку вести…
Но нам теперь не до рекомендаций Яздовского. Главное – долететь. А еще главнее – вернуться живыми. В крайнем случае выбросимся на подлете, ребята подберут и доставят на «Союз», система спасения и эвакуации давно отработана. А там уже наверстаем, и вернемся на Землю вполне здоровыми…
90 сутки полета …Проснулся сегодня от качки.
Да-да, мне реально показалось, будто бы корабль раскачивается, словно морской на волне.
Думал, что это после сна. Но оказалось серьезнее. Продрал глаза, умылся, позавтракал, а ощущение качки не проходило.
Рассказал Алексею. Тот обеспокоился. Засуетился. Извлек диагностическую укладку. Ощупал меня, прослушал. Допросил, сверяясь с инструкцией.
Потом затребовал связи с Землей.
Это не так-то просто в наших условиях.
Я, конечно, отшучивался. Говорил, что его страдания излишни. Но он – ни в какую.
Короче, вышел на связь по коду 321. Объяснил ситуацию. И только после этого разговора успокоился.
Теперь утверждает, будто бы с самого начала знал, что у меня ничего серьезного нет. Типичное и неопасное расстройство вестибулярного аппарата в отсутствии нагрузки. Пара часов на велотренажере, и все пройдет.
Земные врачи как всегда на высоте. Действительно – стоило подтянуть форму, и все прошло.
Но на самом деле тут есть серьезная проблема. Мы не можем следовать схеме Яздовского, потому что экономим кислород. Но не следовать ей, означает получить всевозможные расстройства. Это сейчас время тянется медленно, а когда прилетим к Марсу, каждая секунда будет на счету, работать придется на износ. Там, у чужой планеты, нам качка совсем не нужна…
91 сутки полета …Говорили о «Союзах».
Всё-таки Королев – гений. Идея обитаемой орбитальной станции стара, конечно, как мир, но он довел ее до воплощения. Ведь многие сомневались. Говорили, что нет нужды в станциях, если можно сделать большую ракету и запустить корабль сразу на Луну. Но он что-то такое подозревал о свойствах невесомости и настоял. Кроме того разработка большой ракеты требовала времени, а Сергей Павлович всегда опасался, что если мы потеряем фору по времени, то не сможем удержать лидерство и вынуждены будем, как в 57-ом, догонять США. Поэтому он придумал хитрее: вывести на орбиту множество блоков, сцепить их и сделать большой межпланетный корабль уже на орбите. Но для организации сборки корабля требовались космические монтажники, а значит, научно-исследовательская станция должна была со временем превратиться в настоящий завод. Королев решил техническую проблему, Яздовский – медико-биологическую. А мы, военные астронавты, должны были решить проблему безопасности. Каждый решал свою часть задачи, и оказалось, что это самый верный путь…
Алексей говорит, что я зря забросил рассказ о войне на орбитах. Из песни слов не выкинешь. Замалчивание не украшает рассказ.
Я в общем-то согласен с ним. И вовсе не собирался обходить эту страницу своей биографии стороной. Просто очень трудно даются слова, когда приходится рассказывать о кровавых событиях. Наверное, это совесть. Я знал многих ветеранов Великой Отечественной. И давно заметил, что те, кто по-настоящему воевал на передовой, кто пришел с фронта не с грудью, полной орденов, а с медалькой «За взятие», не любят рассказывать о войне, избегают разговоров о фронте, никогда не хвастаются, сколько убили немцев, а сколько взяли в плен. Наверное, это потому, что, несмотря на все пережитое, несмотря на ожесточенность, которая до сих пор в наших сердцах, они сохранили совесть. А совесть говорит: да, мы убивали врага, но враг – тоже человек. Нельзя радоваться смерти человека, нельзя гордиться убийством, даже если оно совершено во имя высокой цели.
Наши старшие офицеры, командование, замполиты всегда говорят, чтобы мы не думали на эти темы. В конце концов они отдают нам приказы, а мы должны эти приказы беспрекословно выполнять. Таким образом они принимают на себя ответственность за совершенное, и если мы все сделаем правильно, по приказу, но окажется, что мы совершили преступление, то они, а не мы, предстанут перед судом. В этом есть и логика, и справедливость, но кому от этого легче?
Когда-то я не понимал ветеранов. Теперь отлично понимаю. Я участник войны. Надеюсь, последней войны на нашей планете. Я никого не убил, но был на передовой. Видел, как убивали и умирали. Мне не хочется рассказывать об этом. Но я расскажу. Ведь для понимания нашей эпохи вам, потомки, следует знать не только ее светлые стороны, но и темные, тайные…
После стычки у «Звезды» Шиборина мы жили в ожидании войны. Ведь уничтожить чужой космический корабль – это все равно что уничтожить вражескую морскую флотилию. Вой в западной прессе стоял страшный. Особо безответственные журналисты призывали немедленно напасть на СССР, разбомбить, стереть в порошок. Но если смотреть в суть инцидента, то реально повода для начала крупномасштабной войны у США, конечно, не было. Им сказали: в эту зону заходить нельзя ни при каких обстоятельствах, а они не только вошли, но и попытались там работать. Не спишешь на ошибку навигации. Советский посол в США, выступая в ООН, напомнил о похожих инцидентах: с конца сороковых американские разведывательные самолеты заходили в наше воздушное пространство, хотя мы просили этого не делать. Полеты прекратились только тогда, когда мы научились сбивать разведчиков. Крыть американцам было нечем. Конечно, они опять заговорили о том, что околоземное пространство принадлежит им по праву первооткрывателей, а потому они могут устанавливать границы, а мы не можем. Но эта демагогия уже изрядно надоела. Наши представители предложили собрать новую конференцию и подписать-таки договор, который устроил бы всех, но американцы, как всегда, не захотели пойти на компромисс.
Большая война, я думаю, не началась еще по одной причине. У США уже был полный арсенал ракет, две с лишним тысячи атомных боеголовок и космические истребители, способные атаковать наши орбитальные платформы. Они вполне могли нанести внезапный обезоруживающий удар, уничтожить наши стартовые сооружения, ракетные заводы, космодромы. Но могли ли они быть уверены, что уничтожат все и сразу? Ведь они видели, что мы умеем постоять за себя и свои интересы. Они видели, сколь эффективна советская техника. Могли ли они быть уверены, что уничтожат все наши ракеты, все наши бомбардировщики, все «Бураны» и «Су-100»? Могли ли они быть уверены, что мы не нанесем удар возмездия такой разрушительной силы, от которого треснет сама планета? Нет, не могли. А потому предпочли воздержаться от нападения.
Однако от ответного хода удержаться не смогли. В октябре 66-го их Госдепартамент потребовал от советского правительства убрать станцию «Союз» с экваториальной орбиты. Мол, она мешает космической навигации. Ерунда, конечно. Повод. Знали, что «Союз-3» – разведывательная станция. Потому и висела на экваториальной орбите, чтобы мы могли с нее все американские космические запуски отслеживать и оперативно на Землю докладывать обстановку. А как иначе паритет обеспечишь? Нет еще пока таких сателлитов, которые могли бы сразу информацию о ракетных запусках передавать.
Короче, предъявили нам американцы ультиматум. Либо станцию топите, либо мы ее уничтожим. Так и сказали: объявляем низкие экваториальные орбиты зоной наших национальных интересов!
Разумеется, наше правительство проигнорировало этот ультиматум. Генсек только высказался в том смысле, что американская военщина снова хочет устроить провокацию, но у нее ничего не получится. Но я видел ситуацию изнутри и отчетливо помню, в каком диком мандраже все были. Ввели состояние повышенной боевой готовности, отменили увольнительные и отпуска. Подняли в воздух бомбардировщики и авианосители. Экипаж «Союза-3» начали готовить к эвакуации.
Тут мы столкнулись с серьезной проблемой. Хотя в Отряде советских астронавтов уже числилось свыше трехсот человек, опытные пилоты были нарасхват. На дежурство стали ставить дублеров – тех, кто еще в космос не летал. Среди них был и я.
После общей подготовки я переходил из группы в группу. Сначала меня направили в космические истребители, потом готовили в экспедицию посещения станции «Союз-3», а потом снова перекинули в истребители. Я уже совершил несколько вылетов на «Красной звезде» под брюхом «Су-100», но в космос мне пока подняться не дали. Но нельзя сказать, чтобы боялся. Нервничал немного, было. Наконец-то сбудется мечта. Был при этом уверен, что все получится. Нас ведь натаскивали до автоматизма. Мы знали, что и как будем делать на орбите. Нет, не боялся.
…Алексей опять весь день просидел за перископом, наблюдал Марс. Уверяет, что уже сумел различить отдельные детали поверхности.
– Каналы видел? – спрашиваю я.
Алексею очень хочется сказать, что он их видит. Но вранье я опознаю сразу же, а потому он пожимает плечами и говорит, что нет, не видел.
– Жаль, – говорю я. – Пора бы.
Продолжаем бездельничать. На велотренажер садимся редко. Сокращаем таким образом расход кислорода. Если бы не костюм «Пингвин», который создает нагрузку на опорно-двигательный аппарат, мы давно превратились бы в длинных бескостных червяков. Циолковский, несмотря на всю свою мудрость, ошибался, доказывая, что в невесомом мире люди будут испытывать только комфорт. На самом деле невесомость превращает людей в уродов. Если не изнурять себя ежедневно на тренажере по пять-шесть часов, то очень скоро кости станут тонкими, как у птиц, мышцы атрофируются, меняются даже внутренние органы. Мы с этим столкнулись, когда стали летать на орбитальные станции, и, к счастью, Яздовский быстро придумал решение. Он и сам летал на «Союз-2», чтобы все попробовать. Провел там больше года, но добился своего: выработал программу восстановления и на себе испытал: когда вылезал из спускаемого аппарата, то встал и пошел. Отругивался еще от коллег, которые пытались его под руку вести…
Но нам теперь не до рекомендаций Яздовского. Главное – долететь. А еще главнее – вернуться живыми. В крайнем случае выбросимся на подлете, ребята подберут и доставят на «Союз», система спасения и эвакуации давно отработана. А там уже наверстаем, и вернемся на Землю вполне здоровыми…
90 сутки полета …Проснулся сегодня от качки.
Да-да, мне реально показалось, будто бы корабль раскачивается, словно морской на волне.
Думал, что это после сна. Но оказалось серьезнее. Продрал глаза, умылся, позавтракал, а ощущение качки не проходило.
Рассказал Алексею. Тот обеспокоился. Засуетился. Извлек диагностическую укладку. Ощупал меня, прослушал. Допросил, сверяясь с инструкцией.
Потом затребовал связи с Землей.
Это не так-то просто в наших условиях.
Я, конечно, отшучивался. Говорил, что его страдания излишни. Но он – ни в какую.
Короче, вышел на связь по коду 321. Объяснил ситуацию. И только после этого разговора успокоился.
Теперь утверждает, будто бы с самого начала знал, что у меня ничего серьезного нет. Типичное и неопасное расстройство вестибулярного аппарата в отсутствии нагрузки. Пара часов на велотренажере, и все пройдет.
Земные врачи как всегда на высоте. Действительно – стоило подтянуть форму, и все прошло.
Но на самом деле тут есть серьезная проблема. Мы не можем следовать схеме Яздовского, потому что экономим кислород. Но не следовать ей, означает получить всевозможные расстройства. Это сейчас время тянется медленно, а когда прилетим к Марсу, каждая секунда будет на счету, работать придется на износ. Там, у чужой планеты, нам качка совсем не нужна…
91 сутки полета …Говорили о «Союзах».
Всё-таки Королев – гений. Идея обитаемой орбитальной станции стара, конечно, как мир, но он довел ее до воплощения. Ведь многие сомневались. Говорили, что нет нужды в станциях, если можно сделать большую ракету и запустить корабль сразу на Луну. Но он что-то такое подозревал о свойствах невесомости и настоял. Кроме того разработка большой ракеты требовала времени, а Сергей Павлович всегда опасался, что если мы потеряем фору по времени, то не сможем удержать лидерство и вынуждены будем, как в 57-ом, догонять США. Поэтому он придумал хитрее: вывести на орбиту множество блоков, сцепить их и сделать большой межпланетный корабль уже на орбите. Но для организации сборки корабля требовались космические монтажники, а значит, научно-исследовательская станция должна была со временем превратиться в настоящий завод. Королев решил техническую проблему, Яздовский – медико-биологическую. А мы, военные астронавты, должны были решить проблему безопасности. Каждый решал свою часть задачи, и оказалось, что это самый верный путь…
Алексей говорит, что я зря забросил рассказ о войне на орбитах. Из песни слов не выкинешь. Замалчивание не украшает рассказ.
Я в общем-то согласен с ним. И вовсе не собирался обходить эту страницу своей биографии стороной. Просто очень трудно даются слова, когда приходится рассказывать о кровавых событиях. Наверное, это совесть. Я знал многих ветеранов Великой Отечественной. И давно заметил, что те, кто по-настоящему воевал на передовой, кто пришел с фронта не с грудью, полной орденов, а с медалькой «За взятие», не любят рассказывать о войне, избегают разговоров о фронте, никогда не хвастаются, сколько убили немцев, а сколько взяли в плен. Наверное, это потому, что, несмотря на все пережитое, несмотря на ожесточенность, которая до сих пор в наших сердцах, они сохранили совесть. А совесть говорит: да, мы убивали врага, но враг – тоже человек. Нельзя радоваться смерти человека, нельзя гордиться убийством, даже если оно совершено во имя высокой цели.
Наши старшие офицеры, командование, замполиты всегда говорят, чтобы мы не думали на эти темы. В конце концов они отдают нам приказы, а мы должны эти приказы беспрекословно выполнять. Таким образом они принимают на себя ответственность за совершенное, и если мы все сделаем правильно, по приказу, но окажется, что мы совершили преступление, то они, а не мы, предстанут перед судом. В этом есть и логика, и справедливость, но кому от этого легче?
Когда-то я не понимал ветеранов. Теперь отлично понимаю. Я участник войны. Надеюсь, последней войны на нашей планете. Я никого не убил, но был на передовой. Видел, как убивали и умирали. Мне не хочется рассказывать об этом. Но я расскажу. Ведь для понимания нашей эпохи вам, потомки, следует знать не только ее светлые стороны, но и темные, тайные…
После стычки у «Звезды» Шиборина мы жили в ожидании войны. Ведь уничтожить чужой космический корабль – это все равно что уничтожить вражескую морскую флотилию. Вой в западной прессе стоял страшный. Особо безответственные журналисты призывали немедленно напасть на СССР, разбомбить, стереть в порошок. Но если смотреть в суть инцидента, то реально повода для начала крупномасштабной войны у США, конечно, не было. Им сказали: в эту зону заходить нельзя ни при каких обстоятельствах, а они не только вошли, но и попытались там работать. Не спишешь на ошибку навигации. Советский посол в США, выступая в ООН, напомнил о похожих инцидентах: с конца сороковых американские разведывательные самолеты заходили в наше воздушное пространство, хотя мы просили этого не делать. Полеты прекратились только тогда, когда мы научились сбивать разведчиков. Крыть американцам было нечем. Конечно, они опять заговорили о том, что околоземное пространство принадлежит им по праву первооткрывателей, а потому они могут устанавливать границы, а мы не можем. Но эта демагогия уже изрядно надоела. Наши представители предложили собрать новую конференцию и подписать-таки договор, который устроил бы всех, но американцы, как всегда, не захотели пойти на компромисс.
Большая война, я думаю, не началась еще по одной причине. У США уже был полный арсенал ракет, две с лишним тысячи атомных боеголовок и космические истребители, способные атаковать наши орбитальные платформы. Они вполне могли нанести внезапный обезоруживающий удар, уничтожить наши стартовые сооружения, ракетные заводы, космодромы. Но могли ли они быть уверены, что уничтожат все и сразу? Ведь они видели, что мы умеем постоять за себя и свои интересы. Они видели, сколь эффективна советская техника. Могли ли они быть уверены, что уничтожат все наши ракеты, все наши бомбардировщики, все «Бураны» и «Су-100»? Могли ли они быть уверены, что мы не нанесем удар возмездия такой разрушительной силы, от которого треснет сама планета? Нет, не могли. А потому предпочли воздержаться от нападения.
Однако от ответного хода удержаться не смогли. В октябре 66-го их Госдепартамент потребовал от советского правительства убрать станцию «Союз» с экваториальной орбиты. Мол, она мешает космической навигации. Ерунда, конечно. Повод. Знали, что «Союз-3» – разведывательная станция. Потому и висела на экваториальной орбите, чтобы мы могли с нее все американские космические запуски отслеживать и оперативно на Землю докладывать обстановку. А как иначе паритет обеспечишь? Нет еще пока таких сателлитов, которые могли бы сразу информацию о ракетных запусках передавать.
Короче, предъявили нам американцы ультиматум. Либо станцию топите, либо мы ее уничтожим. Так и сказали: объявляем низкие экваториальные орбиты зоной наших национальных интересов!
Разумеется, наше правительство проигнорировало этот ультиматум. Генсек только высказался в том смысле, что американская военщина снова хочет устроить провокацию, но у нее ничего не получится. Но я видел ситуацию изнутри и отчетливо помню, в каком диком мандраже все были. Ввели состояние повышенной боевой готовности, отменили увольнительные и отпуска. Подняли в воздух бомбардировщики и авианосители. Экипаж «Союза-3» начали готовить к эвакуации.
Тут мы столкнулись с серьезной проблемой. Хотя в Отряде советских астронавтов уже числилось свыше трехсот человек, опытные пилоты были нарасхват. На дежурство стали ставить дублеров – тех, кто еще в космос не летал. Среди них был и я.
После общей подготовки я переходил из группы в группу. Сначала меня направили в космические истребители, потом готовили в экспедицию посещения станции «Союз-3», а потом снова перекинули в истребители. Я уже совершил несколько вылетов на «Красной звезде» под брюхом «Су-100», но в космос мне пока подняться не дали. Но нельзя сказать, чтобы боялся. Нервничал немного, было. Наконец-то сбудется мечта. Был при этом уверен, что все получится. Нас ведь натаскивали до автоматизма. Мы знали, что и как будем делать на орбите. Нет, не боялся.