С точки зрения актуального психологического состояния фельдмаршала накануне Курской битвы интересным представляется сообщение по поводу появления у него признаков катаракты, причем еще не объяснявшейся возрастом, процесс развития которой немецкие врачи пытались предотвратить в апреле 1943 года, удалив Манштейну гланды (операция по удалению катаракты правого глаза была сделана ему через год, сразу после отстранения от командования)[22]. Некоторые авторы, которые посвятили свои исследования теоретическим предпосылкам и философии болезни, считают, что симптомы конкретного заболевания представляют собой форму физического выражения психических конфликтов и, следовательно, способны высветить личностные проблемы пациента[23]. Согласно этому взгляду, наиболее распространенные симптомы болезней нужно научиться понимать и интерпретировать как формы выражения тех или иных психических проблем. Соответственно, катаракта, которая приводит к потере остроты зрения, выражает стремление больного дистанцироваться от окружающего мира, скрыть его за мутной пеленой, чтобы как можно меньше видеть, поскольку будущее кажется опасным и безрадостным[24].
По-видимому, весной 1943 года Манштейн находился в состоянии глубокой депрессии, отразившейся даже на его физическом здоровье и вызванной сильным стрессом, связанным с тем нервным напряжением, которое фельдмаршал испытывал с декабря 1942 года. Склонность Манштейна к депрессии подтверждают и некоторые личные свидетельства, согласно которым он предпочитал видеть в своем деловом окружении оптимистично настроенных людей – например, такими были начальник штаба группы армий «Юг» генерал Теодор Буссе и начальник штаба 6-й армии генерал Вальтер Венк (Walter Wenck)[25]. Это было тем более важно, что, по свидетельству Р. Пагета (Rеginald Paget) – английского адвоката Эриха Манштейна, – фельдмаршал ненавидел бумажную работу и редко читал документы, которые ему доставлялись, предпочитая ориентироваться в их содержании по устным докладам компетентных офицеров[26].
На протяжении четырех месяцев Манштейн нес ответственность за удержание фронта группы армий «Дон», пытался организовать деблокирование окруженной сталинградской группировки, фактически обеспечивал вывод большой части войск группы армий «А» с Кавказа, осуществил подготовку и проведение успешного контрудара против Красной Армии. При этом дополнительные нервные силы отнимала необходимость постоянно удерживать маску «каменного человека». С учетом возраста – в ноябре 1942 года Манштейну исполнилось 55 лет – ему требовался длительный период восстановления, которого, однако, фельдмаршал не получил, будучи вынужден немедленно принять участие в подготовке операции «Цитадель».
Некоторые заинтересованные лица, например, старший переводчик Министерства иностранных дел Германии (в ранге посланника) Пауль Шмидт (Paul-Karl Schmidt), работавший с Адольфом Гитлером и Йоахимом Риббентропом, а после войны ставший историком и журналистом, пишущим под псевдонимом Пауль Карель (Карелл, Paul Karell), считают, что «контрудар Манштейна» в феврале – марте 1943 года мог в случае его развития привести к перелому в ходе всей войны[27]. Однако более трезвая оценка показывает, что немцы не имели ни сил, ни времени до весенней распутицы даже выйти к Курску. По некоторым данным[28], общие безвозвратные потери германской армии на всех фронтах за февраль – март 1943 г. превысили 100 тыс. человек и 2 800 танков и самоходных артиллерийских установок (далее – САУ[29]), из которых значительная часть приходится на Восточный фронт (по интегральной оценке ~75% потерь[30]; хотя с 14 февраля 1943 года проходили сильные бои в Северной Африке, однако, количество танков в немецких частях в Ливии на 10 февраля составляло 408 машин, а в Тунисе в это же время находились одна танковая дивизия и несколько отдельных танковых батальонов, следовательно, в общей сложности на данном театре военных действий было не более 600 – 700 машин[31]), а здесь – на потери войск группы армий «Юг», понесенные в ходе контрударов и последующего контрнаступления.
Соединения, задействованные в этих операциях, оказались серьезно ослаблены и нуждались в пополнении. Так, потери трех дивизий 1-го танкового корпуса СС, переброшенного на Восточный фронт из Франции в январе-феврале 1943 года (нем. I SS-Panzerkorps, с апреля 1943 года – 2-й танковый корпус СС), за неполные два месяца составили 11,5 тыс. солдат и офицеров убитыми и ранеными[32]. По данным разведывательного отдела штаба Воронежского фронта, дивизии этого корпуса «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер» (нем. 1 SS-Panzer-Division «Leibstandarte Schutzstafel Adolf Hitler») и «Рейх» (нем. 2 SS-Panzer-Division «Das Reich») в январе-марте потеряли до 30% личного состава, а дивизия «Мертвая голова» (нем. 3 SS-Panzer-Division «Totenkopf») в феврале-марте (основные силы дивизии приняли участие в боевых действиях с 22 февраля) – до 35% личного состава и материальной части[33]. После мартовских боев за Харьков в частях дивизии «Лейб-штандарт СС Адольф Гитлер» осталось всего 14 боеготовых танков, а убыль личного состава превысила 4,5 тыс. человек[34].
С другой стороны, при попытке наступления на Обоянь немецкие 48-й танковый корпус, 1-й танковый корпус СС и моторизованная дивизия «Великая Германия» (нем. «Gross Deutschland») столкнулись на линии белгородских высот с перебрасываемыми сюда частями и соединениями вновь укомплектованных и оснащенных советских 64-й, 21-й и 1-й танковой армий[35], а также выделенным для их усиления 3-м гвардейским танковым корпусом (из состава 5-й гвардейской танковой армии)[36]. К тому времени 69-я армия Воронежского фронта, оставив Белгород, закрепилась на левом берегу Северского Донца, а 40-я армия отходила на север западнее Белгорода, в общем направлении на Готню, так что на белгородско-курском направлении образовался значительный разрыв в линии фронта. Однако русские упредили немцев, оперативно перебросив резервы на угрожаемое направление. В период с 18 по 21 марта соединения 21-й армии, усиленной 3-м гвардейским Котельниковским танковым корпусом, выдвинулись южнее Обояни и перешли к обороне на рубеже Дмитриевка, Приречное, Березов, Шопино, блокировав магистральное шоссе на Курск (3-й гвардейский танковый корпус уже 14 марта развернулся на рубеже Томаровка – Калинин – Ближняя[37]); 1-я танковая армия 18 марта проходила через Курск, а 23 марта основными силами совершила 40-километровый марш в район Обояни после выгрузки в 25 км южнее Курска[38]; 64-я армия развернулась на восточном берегу реки Северский Донец в районе Белгорода к 23 марта, укрепив оборону уже находившейся здесь 69-й армии[39]. Бои на обоянском направлении начались 20 марта и продолжались до 27 числа, без успеха для германских войск, после чего линия фронта на северном фланге группы армий «Юг» стабилизировалась на рубеже Гапоново, Трефиловка, Белгород, Волчанск, где заняли позиции 4-я танковая армия и вновь сформированная оперативная группа «Кемпф» (нем. Armee-Abteilung «Kempf»[40]) в составе 11-го, 42-го и 52-го армейских корпусов, 3-го и 48-го танковых корпусов, а также 2-го танкового корпуса СС (см. на рисунке). С советской стороны на данном участке были развернуты в первом эшелоне – 21-я, 38-я, 40-я и 64-я армии Воронежского фронта, а во втором эшелоне – 1-я танковая и 69-я армии. Так образовался южный фас Курского выступа.
В это же время группа армий «Центр» (нем. Heeresgruppe «Mitte») не могла оказать никакого содействия группе «Юг» ударом с севера или запада, потому что отражала наступление советских войск и не располагала дополнительными силами или резервами. По результатам наступательных действий советских войск в январе 1943 года, с учетом неизбежной скорой капитуляции сталинградской группировки противника, в конце января советское Верховное Главнокомандование и Генеральный штаб Красной Армии разработали план ряда взаимосвязанных операций на центральном и северо-западном направлениях. В этих операциях должны были принять участие пять фронтов: Северо-Западный, Калининский, Западный, Брянский, а также вновь создаваемый Центральный. Замысел Ставки Верховного Главнокомандования состоял в том, чтобы силами Брянского и левого крыла Западного фронтов разгромить 2-ю немецкую танковую армию в районе Орла; с прибытием войск Центрального фронта развить наступление через Брянск на Смоленск и выйти в тыл ржевско-вяземской группировки противника; во взаимодействии с Калининским и Западным фронтами уничтожить основные силы группы армий «Центр»; войсками Северо-западного фронта окружить и уничтожить группировку противника в районе Демянска и обеспечить выход подвижной группы фронта в тыл противника, действующего против Ленинградского и Волховского фронтов[41]. Германское командование упредило реализацию этого плана, поскольку одновременно – в конце января – Гитлер принял решение об отводе войск с ржевско-вяземского и демянского плацдармов[42]. Однако когда сталинградская группировка германских войск капитулировала 2 февраля 1943 года, командование группы армий «Центр» еще только планировало отвести с ржевско-вяземского плацдарма соединения 9-й и 4-й армий, которые могли быть использованы для образования резервов, укрепления обороны и контрударов по наступающему противнику. В частности, вывод дивизий 9-й армии с фронта был начат в марте, а их передислокация от Смоленска в район Брянска заняла более 18 дней, полностью завершившись только в начале апреля[43]. В то же время советское командование немедленно использовало возможность перебросить на центральное направление войска Донского фронта. Директивой Ставки 5 февраля 1943 года был образован Центральный фронт в составе 21-й, 65-й, 70-й, 2-й танковой и 16-й воздушной армий (2-я танковая и 70-я армии из резерва Ставки[44]), командующим которого назначили генерала Константина Рокоссовского, а полевое управление Донского фронта переименовали в полевое управление Центрального фронта[45]. В ночь на 6 февраля Ставка поставила ему задачу к 12 февраля перебазироваться в район Долгое, Елец, Ливны, развернуть свои войска между Брянским и Воронежским фронтами на рубеже Курск – Фатеж и с 15-го числа наступать в направлении Севск, Брянск, а затем Рославль, Смоленск[46]. По плану операции, подготовленному Оперативным управлением Генерального штаба, оборону группы армий «Центр» должны были прорвать Западный и Брянский фронты, а войскам Центрального фронта следовало использовать их успехи, чтобы захватить Рославль, Смоленск и частью сил Оршу, создав для противника обстановку, близкую к окружению[47]. Для усиления Центрального фронта и создания им подвижных ударных группировок в его подчинение были переданы из резерва 2-я танковая армия и 2-й гвардейский кавалерийский корпус, два отдельных танковых полка и три лыжно-стрелковых бригады[48].
Войска Брянского фронта, перешедшие в наступление 12 февраля 1943 года, оказались связаны тяжелыми боями на заранее подготовленной позиционной обороне противника и значительных успехов не достигли. Максимальное продвижение в полосе 13-й и 48-й армий Брянского фронта, которые наступали против правого фланга 2-й танковой армии противника, стремясь обойти Орел с юга и юго-востока, составило до 30 километров. 61-я и 3-я армии, наступавшие на Орел с севера (через Болхов) и востока, продвинулись еще меньше. К 24 февраля наступление Брянского фронта оказалось окончательно остановлено на рубеже Новосиль – Малоархангельск – Рождественское. На Западном фронте 16-я армия, усиленная 9-м танковым корпусом, при поддержке одной стрелковой дивизии 10-й армии 22 февраля перешла в наступление через Жиздру на Брянск, навстречу войскам 13-й армии Брянского фронта, однако была остановлена после прорыва первой оборонительной полосы на левом фланге 2-й немецкой танковой армии, продвинувшись на 13 километров (по мнению маршала СССР Ивана Баграмяна, который тогда командовал 16-й армией, причиной неудачи Жиздринской операции стало отсутствие тактической внезапности, а также то, что командующий Западным фронтом генерал Конев дважды запретил ему ввести в прорыв 9-й танковый корпус[49]). Теперь результат сражения для каждой из сторон стал определяться скоростью сосредоточения резервов на главных направлениях, причем советской стороне препятствовало значительное расстояние (от Сталинграда до Курска), а германская сторона должна была осуществить сложный маневр, выведя войска с ржевско-вяземского плацдарма под давлением противника. Немцы смогли в сложных условиях отвести войска и успели произвести перегруппировки быстрее, что следует расценивать как крупную неудачу командования Калининского и Западного фронтов (командующие – генералы Максим Пуркаев и Иван Конев, были в марте 1943 года освобождены от командования, после чего Пуркаев в апреле назначен командующим Дальневосточного фронта, а Конев вначале переведен на второстепенное направление – командующим Северо-Западного фронта вместо маршала Семена Тимошенко (со слов маршала Георгия Жукова – по его предложению[50]), а в июне получил должность командующего Степным военным округом). В связи со значительными трудностями транспортного характера, возникшими в ходе переброски войск из-под Сталинграда (Константин Рокоссовский отмечает[51], что в распоряжении фронта находилась единственная одноколейная железная дорога, а подававшиеся составы не были приспособлены для перевозки людей и лошадей, зато меры к ускорению переброски войск принимали сотрудники органов государственной безопасности, из-за чего график движения вообще был полностью нарушен, части и соединения перемешаны между собой и выгружены в местах не по назначению), начало наступления Центрального фронта было отложено с 15 на 24 февраля. Благодаря этому германское командование своевременно ввело в сражение в полосе Центрального фронта ряд прибывших в район Брянска дивизий 4-й армии, приказ об отводе которой был отдан 17 февраля, а затем и 9-й армии, начавшей отход с 1 марта[52].
По завершении сосредоточения основной части войск Центрального фронта, 26 февраля они начали наступление на брянском направлении силами 65-й и 2-й танковой армий, а также конно-стрелковой группы (21-я и 70-я армии все еще находились на марше к району сосредоточения восточнее города Ливны). Противник оказал упорное и организованное сопротивление, опережая советские войска в перегруппировке и развертывании сил на угрожаемых направлениях. Большой отрыв тыловых частей и баз от районов сосредоточения затруднял обеспечение армий Центрального фронта основными предметами снабжения, практически полное отсутствие дорожных и транспортных подразделений ограничили возможность маневра силами и средствами. В итоге 65-я общевойсковая и 2-я танковая армии добились ограниченного успеха, к 6 марта оттеснив противника на 30 – 60 километров, до Комаричей, Лютежа и Середины-Буды. Ввод в бой 70-й армии, развернутой к 7 марта на стыке Центрального и Брянского фронтов на участке Хальзево, Трофимовка, Ферезево, Брянцево, не изменил положения, так как армия перешла в наступление прямо с марша, неукомплектованная техническими средствами, без необходимого артиллерийского обеспечения своих действий, командный состав не имел боевого опыта – управление боем и связь оказались не организованы, стрелковые соединения атаковали с ходу, по частям, взаимодействие внутри боевых порядков пехотных частей отсутствовало, автодорожная служба работала слабо – подвоз предметов снабжения и эвакуация раненых почти отсутствовали (уже 18 марта армия была вынуждена перейти к обороне, поэтому по результатам операции штаб 70-й армии был усилен опытными офицерами, а командующий генерал Герман Тарасов снят с должности)[53]. Участие в наступлении 21-й армии не состоялось, поскольку по приказу Ставки она была передана Воронежскому фронту для усиления обоянского направления. На это же направление были перенацелены значительные силы авиации.
Однако конно-стрелковая группа под командованием генерала Владимира Крюкова, сформированная на базе 2-го гвардейского кавалерийского корпуса (3-я и 4-я гвардейские кавалерийские дивизии и корпусные части), усиленного 28-й и 30-й лыжно-стрелковыми бригадами и отдельным танковым полком, успешно наступала на левом фланге фронта в направлении Стародуб, Новозыбков, Могилев, 2 марта овладела городом Севск, а затем передовыми отрядами вышла к реке Десна севернее города Новгород-Северский, прорвавшись на запад на 100 – 120 километров[54]. В результате этого прорыва (так называемый «Севский рейд») возникла реальная угроза для коммуникаций группы армий «Центр», но развить или закрепить успех оказалось невозможно в связи с отсутствием подвижных резервов. Несмотря на приказы Рокоссовского, генерал Крюков не принял своевременных мер для закрепления и обороны достигнутых рубежей, когда его группа была контратакована противником с флангов. К 12 марта фронт конно-стрелковой группы растянулся по дуге протяжением 150 километров, танки были без горючего, кавалеристы не имели фуража, тогда как противник нанес удар с севера и юга по флангам силами шести танковых и пехотных дивизий, рассчитывая полностью отрезать кавалерийский корпус[55]. Группа Крюкова стала отходить на восток, к Севску. По советским данным[56], всего против конно-стрелковой группы было направлено девять немецких дивизий, которые к 20 марта отбросили прорвавшиеся советские соединения и окружили их передовые части западнее Севска. С фронта конно-стрелковую группу удерживали части 137-й пехотной дивизии, 102-я и 108-я пехотные дивизии 8-го венгерского армейского корпуса и воинские формирования «Особого Локотского Округа» – так называемая «Бригада Каминского», а с флангов атаковали кавалерийская дивизия СС (впоследствии 8-я кавалерийская дивизия СС «Флориан Гейер», нем. 8 SS-Kavallerie-Division «Florian Geyer»), 72-я пехотная и 9-я танковая дивизии 9-й армии (с севера); 4-я танковая, 340-я и 327-я пехотные дивизии (с юга).
Для того чтобы отразить контрудар германских войск, командование Центрального фронта было вынуждено остановить наступление и развернуть 65-ю армию на широком фронте по восточному берегу реки Сев. Понеся большие потери, части конно-стрелковой группы вели бои за Севск до 27 марта, когда они были окончательно выбиты из города, но сумели отступить и вырвались из окружения через долину реки Сев благодаря помощи со стороны вновь прибывшей 7-й Дальневосточной кавалерийской дивизии, войск 65-й и 2-й танковой армий (11-я отдельная гвардейская танковая бригада). Потери конно-стрелковой группы в ходе «Севского рейда» составили до 15 тыс. солдат и офицеров, поэтому 2-й гвардейский кавалерийский корпус пришлось вывести в тыл на переформирование, а для выяснения причин неудачного проведения операции работала комиссия Военного совета Центрального фронта, но командующий фронтом генерал Рокоссовский постановил генерала Крюкова и других офицеров корпуса суду не предавать[57]. 21 марта 48-я, 65-я, 70-я и 2-я танковая армии Центрального фронта перешли к обороне по линии Мценск, Новосиль, Севск, Рыльск, образовав северный фас Курского выступа, причем в состав фронта были дополнительно включены 13-я и 60-я армии Брянского и Воронежского фронтов, переданные вместе с занимаемыми ими участками. Против Центрального фронта развернулись войска группы армий «Центр» в составе 7-го и 13-го армейских корпусов 2-й армии, 20-го и 23-го армейских и 46-го танкового корпусов 9-й армии, а также части сил 35-го армейского корпуса 2-й танковой армии (см. на рисунке).
Таким образом, после завершения весенних операций 1943 года Восточный фронт под Курском стабилизировался на линии: Чернышино, Мценск, Малоархангельск, южнее Дмитровска-Орловского, восточнее Севска, Рыльска, Сум, севернее Томаровки и Белгорода, и далее на юг по берегам реки Северский Донец[58]. Участок вклинения советских войск на стыке групп армий «Центр» и «Юг», названный германским командованием «Курским балконом», так и остался проблемной зоной, которая вдавалась в расположение немцев на 150 км (увеличив общую протяженность позиций почти на 500 км) и прерывала рокадные коммуникации между указанными группами армий, нарушая связность фронта и создавая угрозу глубоких ударов по их флангам и тылу[59]. Поэтому Курский выступ, превращенный в мощный плацдарм, глубоко врезавшийся в оборону противника, имел исключительно важное стратегическое значение для Красной Армии. Сосредоточенные здесь крупные группировки советских войск не только сковывали орловскую и белгородско-харьковскую группировки неприятеля, но и представляли для них постоянную и вполне реальную опасность. Войска Центрального фронта, занимавшие северную часть Курского выступа, располагали возможностями нанести концентрические удары по тылу и флангам орловской группировки немцев, действуя совместно с войсками Брянского фронта и левого крыла Западного фронта. Аналогичная возможность создавалась и для войск Воронежского фронта, которые могли нанести удар с севера и востока по флангам и тылу белгородско-харьковской группировки противника. Соответственно, удержание Курского выступа обеспечивало советской стороне выгодные условия для развертывания наступления с целью разгрома важнейших вражеских группировок и развития операций на территории Украины и Белоруссии.
По-видимому, весной 1943 года Манштейн находился в состоянии глубокой депрессии, отразившейся даже на его физическом здоровье и вызванной сильным стрессом, связанным с тем нервным напряжением, которое фельдмаршал испытывал с декабря 1942 года. Склонность Манштейна к депрессии подтверждают и некоторые личные свидетельства, согласно которым он предпочитал видеть в своем деловом окружении оптимистично настроенных людей – например, такими были начальник штаба группы армий «Юг» генерал Теодор Буссе и начальник штаба 6-й армии генерал Вальтер Венк (Walter Wenck)[25]. Это было тем более важно, что, по свидетельству Р. Пагета (Rеginald Paget) – английского адвоката Эриха Манштейна, – фельдмаршал ненавидел бумажную работу и редко читал документы, которые ему доставлялись, предпочитая ориентироваться в их содержании по устным докладам компетентных офицеров[26].
На протяжении четырех месяцев Манштейн нес ответственность за удержание фронта группы армий «Дон», пытался организовать деблокирование окруженной сталинградской группировки, фактически обеспечивал вывод большой части войск группы армий «А» с Кавказа, осуществил подготовку и проведение успешного контрудара против Красной Армии. При этом дополнительные нервные силы отнимала необходимость постоянно удерживать маску «каменного человека». С учетом возраста – в ноябре 1942 года Манштейну исполнилось 55 лет – ему требовался длительный период восстановления, которого, однако, фельдмаршал не получил, будучи вынужден немедленно принять участие в подготовке операции «Цитадель».
Некоторые заинтересованные лица, например, старший переводчик Министерства иностранных дел Германии (в ранге посланника) Пауль Шмидт (Paul-Karl Schmidt), работавший с Адольфом Гитлером и Йоахимом Риббентропом, а после войны ставший историком и журналистом, пишущим под псевдонимом Пауль Карель (Карелл, Paul Karell), считают, что «контрудар Манштейна» в феврале – марте 1943 года мог в случае его развития привести к перелому в ходе всей войны[27]. Однако более трезвая оценка показывает, что немцы не имели ни сил, ни времени до весенней распутицы даже выйти к Курску. По некоторым данным[28], общие безвозвратные потери германской армии на всех фронтах за февраль – март 1943 г. превысили 100 тыс. человек и 2 800 танков и самоходных артиллерийских установок (далее – САУ[29]), из которых значительная часть приходится на Восточный фронт (по интегральной оценке ~75% потерь[30]; хотя с 14 февраля 1943 года проходили сильные бои в Северной Африке, однако, количество танков в немецких частях в Ливии на 10 февраля составляло 408 машин, а в Тунисе в это же время находились одна танковая дивизия и несколько отдельных танковых батальонов, следовательно, в общей сложности на данном театре военных действий было не более 600 – 700 машин[31]), а здесь – на потери войск группы армий «Юг», понесенные в ходе контрударов и последующего контрнаступления.
Соединения, задействованные в этих операциях, оказались серьезно ослаблены и нуждались в пополнении. Так, потери трех дивизий 1-го танкового корпуса СС, переброшенного на Восточный фронт из Франции в январе-феврале 1943 года (нем. I SS-Panzerkorps, с апреля 1943 года – 2-й танковый корпус СС), за неполные два месяца составили 11,5 тыс. солдат и офицеров убитыми и ранеными[32]. По данным разведывательного отдела штаба Воронежского фронта, дивизии этого корпуса «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер» (нем. 1 SS-Panzer-Division «Leibstandarte Schutzstafel Adolf Hitler») и «Рейх» (нем. 2 SS-Panzer-Division «Das Reich») в январе-марте потеряли до 30% личного состава, а дивизия «Мертвая голова» (нем. 3 SS-Panzer-Division «Totenkopf») в феврале-марте (основные силы дивизии приняли участие в боевых действиях с 22 февраля) – до 35% личного состава и материальной части[33]. После мартовских боев за Харьков в частях дивизии «Лейб-штандарт СС Адольф Гитлер» осталось всего 14 боеготовых танков, а убыль личного состава превысила 4,5 тыс. человек[34].
С другой стороны, при попытке наступления на Обоянь немецкие 48-й танковый корпус, 1-й танковый корпус СС и моторизованная дивизия «Великая Германия» (нем. «Gross Deutschland») столкнулись на линии белгородских высот с перебрасываемыми сюда частями и соединениями вновь укомплектованных и оснащенных советских 64-й, 21-й и 1-й танковой армий[35], а также выделенным для их усиления 3-м гвардейским танковым корпусом (из состава 5-й гвардейской танковой армии)[36]. К тому времени 69-я армия Воронежского фронта, оставив Белгород, закрепилась на левом берегу Северского Донца, а 40-я армия отходила на север западнее Белгорода, в общем направлении на Готню, так что на белгородско-курском направлении образовался значительный разрыв в линии фронта. Однако русские упредили немцев, оперативно перебросив резервы на угрожаемое направление. В период с 18 по 21 марта соединения 21-й армии, усиленной 3-м гвардейским Котельниковским танковым корпусом, выдвинулись южнее Обояни и перешли к обороне на рубеже Дмитриевка, Приречное, Березов, Шопино, блокировав магистральное шоссе на Курск (3-й гвардейский танковый корпус уже 14 марта развернулся на рубеже Томаровка – Калинин – Ближняя[37]); 1-я танковая армия 18 марта проходила через Курск, а 23 марта основными силами совершила 40-километровый марш в район Обояни после выгрузки в 25 км южнее Курска[38]; 64-я армия развернулась на восточном берегу реки Северский Донец в районе Белгорода к 23 марта, укрепив оборону уже находившейся здесь 69-й армии[39]. Бои на обоянском направлении начались 20 марта и продолжались до 27 числа, без успеха для германских войск, после чего линия фронта на северном фланге группы армий «Юг» стабилизировалась на рубеже Гапоново, Трефиловка, Белгород, Волчанск, где заняли позиции 4-я танковая армия и вновь сформированная оперативная группа «Кемпф» (нем. Armee-Abteilung «Kempf»[40]) в составе 11-го, 42-го и 52-го армейских корпусов, 3-го и 48-го танковых корпусов, а также 2-го танкового корпуса СС (см. на рисунке). С советской стороны на данном участке были развернуты в первом эшелоне – 21-я, 38-я, 40-я и 64-я армии Воронежского фронта, а во втором эшелоне – 1-я танковая и 69-я армии. Так образовался южный фас Курского выступа.
В это же время группа армий «Центр» (нем. Heeresgruppe «Mitte») не могла оказать никакого содействия группе «Юг» ударом с севера или запада, потому что отражала наступление советских войск и не располагала дополнительными силами или резервами. По результатам наступательных действий советских войск в январе 1943 года, с учетом неизбежной скорой капитуляции сталинградской группировки противника, в конце января советское Верховное Главнокомандование и Генеральный штаб Красной Армии разработали план ряда взаимосвязанных операций на центральном и северо-западном направлениях. В этих операциях должны были принять участие пять фронтов: Северо-Западный, Калининский, Западный, Брянский, а также вновь создаваемый Центральный. Замысел Ставки Верховного Главнокомандования состоял в том, чтобы силами Брянского и левого крыла Западного фронтов разгромить 2-ю немецкую танковую армию в районе Орла; с прибытием войск Центрального фронта развить наступление через Брянск на Смоленск и выйти в тыл ржевско-вяземской группировки противника; во взаимодействии с Калининским и Западным фронтами уничтожить основные силы группы армий «Центр»; войсками Северо-западного фронта окружить и уничтожить группировку противника в районе Демянска и обеспечить выход подвижной группы фронта в тыл противника, действующего против Ленинградского и Волховского фронтов[41]. Германское командование упредило реализацию этого плана, поскольку одновременно – в конце января – Гитлер принял решение об отводе войск с ржевско-вяземского и демянского плацдармов[42]. Однако когда сталинградская группировка германских войск капитулировала 2 февраля 1943 года, командование группы армий «Центр» еще только планировало отвести с ржевско-вяземского плацдарма соединения 9-й и 4-й армий, которые могли быть использованы для образования резервов, укрепления обороны и контрударов по наступающему противнику. В частности, вывод дивизий 9-й армии с фронта был начат в марте, а их передислокация от Смоленска в район Брянска заняла более 18 дней, полностью завершившись только в начале апреля[43]. В то же время советское командование немедленно использовало возможность перебросить на центральное направление войска Донского фронта. Директивой Ставки 5 февраля 1943 года был образован Центральный фронт в составе 21-й, 65-й, 70-й, 2-й танковой и 16-й воздушной армий (2-я танковая и 70-я армии из резерва Ставки[44]), командующим которого назначили генерала Константина Рокоссовского, а полевое управление Донского фронта переименовали в полевое управление Центрального фронта[45]. В ночь на 6 февраля Ставка поставила ему задачу к 12 февраля перебазироваться в район Долгое, Елец, Ливны, развернуть свои войска между Брянским и Воронежским фронтами на рубеже Курск – Фатеж и с 15-го числа наступать в направлении Севск, Брянск, а затем Рославль, Смоленск[46]. По плану операции, подготовленному Оперативным управлением Генерального штаба, оборону группы армий «Центр» должны были прорвать Западный и Брянский фронты, а войскам Центрального фронта следовало использовать их успехи, чтобы захватить Рославль, Смоленск и частью сил Оршу, создав для противника обстановку, близкую к окружению[47]. Для усиления Центрального фронта и создания им подвижных ударных группировок в его подчинение были переданы из резерва 2-я танковая армия и 2-й гвардейский кавалерийский корпус, два отдельных танковых полка и три лыжно-стрелковых бригады[48].
Войска Брянского фронта, перешедшие в наступление 12 февраля 1943 года, оказались связаны тяжелыми боями на заранее подготовленной позиционной обороне противника и значительных успехов не достигли. Максимальное продвижение в полосе 13-й и 48-й армий Брянского фронта, которые наступали против правого фланга 2-й танковой армии противника, стремясь обойти Орел с юга и юго-востока, составило до 30 километров. 61-я и 3-я армии, наступавшие на Орел с севера (через Болхов) и востока, продвинулись еще меньше. К 24 февраля наступление Брянского фронта оказалось окончательно остановлено на рубеже Новосиль – Малоархангельск – Рождественское. На Западном фронте 16-я армия, усиленная 9-м танковым корпусом, при поддержке одной стрелковой дивизии 10-й армии 22 февраля перешла в наступление через Жиздру на Брянск, навстречу войскам 13-й армии Брянского фронта, однако была остановлена после прорыва первой оборонительной полосы на левом фланге 2-й немецкой танковой армии, продвинувшись на 13 километров (по мнению маршала СССР Ивана Баграмяна, который тогда командовал 16-й армией, причиной неудачи Жиздринской операции стало отсутствие тактической внезапности, а также то, что командующий Западным фронтом генерал Конев дважды запретил ему ввести в прорыв 9-й танковый корпус[49]). Теперь результат сражения для каждой из сторон стал определяться скоростью сосредоточения резервов на главных направлениях, причем советской стороне препятствовало значительное расстояние (от Сталинграда до Курска), а германская сторона должна была осуществить сложный маневр, выведя войска с ржевско-вяземского плацдарма под давлением противника. Немцы смогли в сложных условиях отвести войска и успели произвести перегруппировки быстрее, что следует расценивать как крупную неудачу командования Калининского и Западного фронтов (командующие – генералы Максим Пуркаев и Иван Конев, были в марте 1943 года освобождены от командования, после чего Пуркаев в апреле назначен командующим Дальневосточного фронта, а Конев вначале переведен на второстепенное направление – командующим Северо-Западного фронта вместо маршала Семена Тимошенко (со слов маршала Георгия Жукова – по его предложению[50]), а в июне получил должность командующего Степным военным округом). В связи со значительными трудностями транспортного характера, возникшими в ходе переброски войск из-под Сталинграда (Константин Рокоссовский отмечает[51], что в распоряжении фронта находилась единственная одноколейная железная дорога, а подававшиеся составы не были приспособлены для перевозки людей и лошадей, зато меры к ускорению переброски войск принимали сотрудники органов государственной безопасности, из-за чего график движения вообще был полностью нарушен, части и соединения перемешаны между собой и выгружены в местах не по назначению), начало наступления Центрального фронта было отложено с 15 на 24 февраля. Благодаря этому германское командование своевременно ввело в сражение в полосе Центрального фронта ряд прибывших в район Брянска дивизий 4-й армии, приказ об отводе которой был отдан 17 февраля, а затем и 9-й армии, начавшей отход с 1 марта[52].
По завершении сосредоточения основной части войск Центрального фронта, 26 февраля они начали наступление на брянском направлении силами 65-й и 2-й танковой армий, а также конно-стрелковой группы (21-я и 70-я армии все еще находились на марше к району сосредоточения восточнее города Ливны). Противник оказал упорное и организованное сопротивление, опережая советские войска в перегруппировке и развертывании сил на угрожаемых направлениях. Большой отрыв тыловых частей и баз от районов сосредоточения затруднял обеспечение армий Центрального фронта основными предметами снабжения, практически полное отсутствие дорожных и транспортных подразделений ограничили возможность маневра силами и средствами. В итоге 65-я общевойсковая и 2-я танковая армии добились ограниченного успеха, к 6 марта оттеснив противника на 30 – 60 километров, до Комаричей, Лютежа и Середины-Буды. Ввод в бой 70-й армии, развернутой к 7 марта на стыке Центрального и Брянского фронтов на участке Хальзево, Трофимовка, Ферезево, Брянцево, не изменил положения, так как армия перешла в наступление прямо с марша, неукомплектованная техническими средствами, без необходимого артиллерийского обеспечения своих действий, командный состав не имел боевого опыта – управление боем и связь оказались не организованы, стрелковые соединения атаковали с ходу, по частям, взаимодействие внутри боевых порядков пехотных частей отсутствовало, автодорожная служба работала слабо – подвоз предметов снабжения и эвакуация раненых почти отсутствовали (уже 18 марта армия была вынуждена перейти к обороне, поэтому по результатам операции штаб 70-й армии был усилен опытными офицерами, а командующий генерал Герман Тарасов снят с должности)[53]. Участие в наступлении 21-й армии не состоялось, поскольку по приказу Ставки она была передана Воронежскому фронту для усиления обоянского направления. На это же направление были перенацелены значительные силы авиации.
Однако конно-стрелковая группа под командованием генерала Владимира Крюкова, сформированная на базе 2-го гвардейского кавалерийского корпуса (3-я и 4-я гвардейские кавалерийские дивизии и корпусные части), усиленного 28-й и 30-й лыжно-стрелковыми бригадами и отдельным танковым полком, успешно наступала на левом фланге фронта в направлении Стародуб, Новозыбков, Могилев, 2 марта овладела городом Севск, а затем передовыми отрядами вышла к реке Десна севернее города Новгород-Северский, прорвавшись на запад на 100 – 120 километров[54]. В результате этого прорыва (так называемый «Севский рейд») возникла реальная угроза для коммуникаций группы армий «Центр», но развить или закрепить успех оказалось невозможно в связи с отсутствием подвижных резервов. Несмотря на приказы Рокоссовского, генерал Крюков не принял своевременных мер для закрепления и обороны достигнутых рубежей, когда его группа была контратакована противником с флангов. К 12 марта фронт конно-стрелковой группы растянулся по дуге протяжением 150 километров, танки были без горючего, кавалеристы не имели фуража, тогда как противник нанес удар с севера и юга по флангам силами шести танковых и пехотных дивизий, рассчитывая полностью отрезать кавалерийский корпус[55]. Группа Крюкова стала отходить на восток, к Севску. По советским данным[56], всего против конно-стрелковой группы было направлено девять немецких дивизий, которые к 20 марта отбросили прорвавшиеся советские соединения и окружили их передовые части западнее Севска. С фронта конно-стрелковую группу удерживали части 137-й пехотной дивизии, 102-я и 108-я пехотные дивизии 8-го венгерского армейского корпуса и воинские формирования «Особого Локотского Округа» – так называемая «Бригада Каминского», а с флангов атаковали кавалерийская дивизия СС (впоследствии 8-я кавалерийская дивизия СС «Флориан Гейер», нем. 8 SS-Kavallerie-Division «Florian Geyer»), 72-я пехотная и 9-я танковая дивизии 9-й армии (с севера); 4-я танковая, 340-я и 327-я пехотные дивизии (с юга).
Для того чтобы отразить контрудар германских войск, командование Центрального фронта было вынуждено остановить наступление и развернуть 65-ю армию на широком фронте по восточному берегу реки Сев. Понеся большие потери, части конно-стрелковой группы вели бои за Севск до 27 марта, когда они были окончательно выбиты из города, но сумели отступить и вырвались из окружения через долину реки Сев благодаря помощи со стороны вновь прибывшей 7-й Дальневосточной кавалерийской дивизии, войск 65-й и 2-й танковой армий (11-я отдельная гвардейская танковая бригада). Потери конно-стрелковой группы в ходе «Севского рейда» составили до 15 тыс. солдат и офицеров, поэтому 2-й гвардейский кавалерийский корпус пришлось вывести в тыл на переформирование, а для выяснения причин неудачного проведения операции работала комиссия Военного совета Центрального фронта, но командующий фронтом генерал Рокоссовский постановил генерала Крюкова и других офицеров корпуса суду не предавать[57]. 21 марта 48-я, 65-я, 70-я и 2-я танковая армии Центрального фронта перешли к обороне по линии Мценск, Новосиль, Севск, Рыльск, образовав северный фас Курского выступа, причем в состав фронта были дополнительно включены 13-я и 60-я армии Брянского и Воронежского фронтов, переданные вместе с занимаемыми ими участками. Против Центрального фронта развернулись войска группы армий «Центр» в составе 7-го и 13-го армейских корпусов 2-й армии, 20-го и 23-го армейских и 46-го танкового корпусов 9-й армии, а также части сил 35-го армейского корпуса 2-й танковой армии (см. на рисунке).
Таким образом, после завершения весенних операций 1943 года Восточный фронт под Курском стабилизировался на линии: Чернышино, Мценск, Малоархангельск, южнее Дмитровска-Орловского, восточнее Севска, Рыльска, Сум, севернее Томаровки и Белгорода, и далее на юг по берегам реки Северский Донец[58]. Участок вклинения советских войск на стыке групп армий «Центр» и «Юг», названный германским командованием «Курским балконом», так и остался проблемной зоной, которая вдавалась в расположение немцев на 150 км (увеличив общую протяженность позиций почти на 500 км) и прерывала рокадные коммуникации между указанными группами армий, нарушая связность фронта и создавая угрозу глубоких ударов по их флангам и тылу[59]. Поэтому Курский выступ, превращенный в мощный плацдарм, глубоко врезавшийся в оборону противника, имел исключительно важное стратегическое значение для Красной Армии. Сосредоточенные здесь крупные группировки советских войск не только сковывали орловскую и белгородско-харьковскую группировки неприятеля, но и представляли для них постоянную и вполне реальную опасность. Войска Центрального фронта, занимавшие северную часть Курского выступа, располагали возможностями нанести концентрические удары по тылу и флангам орловской группировки немцев, действуя совместно с войсками Брянского фронта и левого крыла Западного фронта. Аналогичная возможность создавалась и для войск Воронежского фронта, которые могли нанести удар с севера и востока по флангам и тылу белгородско-харьковской группировки противника. Соответственно, удержание Курского выступа обеспечивало советской стороне выгодные условия для развертывания наступления с целью разгрома важнейших вражеских группировок и развития операций на территории Украины и Белоруссии.