Страница:
– Дальше все просто. Партизаны на свою базу – тренироваться и готовиться к следующему рейду. Этого, – он взглянул на «агента японской разведки», – в отряд для допросов, а тебе на заставу. Доложишь обо всем случившемся своему непосредственному начальнику и забудешь обо всем, что видел и слышал сегодня.
Вот примерно при таких обстоятельствах я встречался с Аргуновым до того дня, когда он появился на заставе с подозрительным типом, одетым в форму комиссара госбезопасности 3-го ранга.
Гости сразу проследовали в домик, где находился штаб и комната Красного уголка. Через несколько минут меня вызвал командир – начальник заставы Махалин Алексей. Войдя в комнату и четко доложив о своем прибытии, я смог более детально рассмотреть незнакомца.
Спутник старшего лейтенанта мне сразу не понравился. Типичный местечковый еврей с усиками, как у Гитлера. На гимнастерке две награды: орден Красной Звезды и орден Ленина. Взгляд у визитера был какой-то испуганный и затравленный. Словно его поймали за подготовкой чего-то противозаконного. Подозрительным было еще и то, что, несмотря на высокое звание и боевые ордена, держался он как-то скованно и испуганно озирался по сторонам, словно опасаясь чего-то.
Оба пограничника выглядели сильно растерянными и смущенными, словно им приказали выполнить что-то противозаконное. Что именно, я понял, когда услышал распоряжение начальника погранзаставы:
– Завтра утром, с 5 до 8 часов, организуешь «окно» на 7-м участке. Из Маньчжурии должен прийти агент, на встречу с… – Он вопросительно взглянул на Аргунова.
– Комиссаром госбезопасности 3-го ранга, – поспешно подсказал офицер пограничной разведки и добавил, словно боялся, что Махалин случайно скажет что-то лишнее: – Мы сами пройдем на 7-й участок и вернемся обратно самостоятельно. Все секреты и дозоры в районе проведения встречи нужно снять!
Вот что вызвало смущение и растерянность обоих пограничников! Непонятно кем (для автора мемуаров. – Прим. ред.) отданный приказ о том, что встреча неизвестного комиссара 3-го ранга с агентом пройдет без контроля со стороны офицеров погранзаставы! Разумеется, граница на 7-м участке будет оставаться «на замке», правда для всех, кроме гостя. Фактически в течение нескольких часов он будет находиться на нейтральной полосе! А вдруг его решат захватить японцы! Неделю назад на заставе соседнего погранотряда трое японцев попытались похитить советского пограничника. Двое находившихся в секрете бойцов уже приготовились захватить нарушителей, но внезапно взлетевший фазан заставил самураев обратиться в паническое бегство.
– Вам все ясно? – жестко произнес Махалин, обращаясь ко мне, и поспешно добавил, опасаясь моих возражений: – Тогда выполняйте!
– Никак нет! – четко отрапортовал я. – Считаю данное распоряжение нарушением приказа начальника погранотряда от 15 апреля, согласно которому категорически запрещается находиться в приграничной полосе в дневное время суток военнослужащим пограничной охраны в одиночку, а тем более представителям среднего командного состава погранотряда. Требую письменного приказа командира погранотряда или лица, его замещающего!
Махалин снова вопросительно взглянул на Аргунова. Наверно, у последнего был такой приказ, но по какой-то причине я не имел права прочесть этот документ. Я ведь и раньше, когда организовывал «окна» в интересах пограничной разведки, не знакомился с соответствующими распоряжениями. По должности мне не полагалось знать подробности организации разведдеятельности. Тогда, правда, перед первым совместным с Аргуновым выходом на границу я ознакомился под подпись (расписался. – Прим. ред.) с несколькими документами, регламентирующими организацию таких мероприятий. Эти документы хранились в одном из сейфов в штабе погранотряда. И в них ничего не было сказано о том, что с агентом из числа иностранных граждан может встречаться лицо старшего начальствующего состава НКВД. Было там упоминание об офицерах из разведотдела штаба Дальневосточного военного округа, но это была Красная Армия, а не НКВД. Военные тоже регулярно перебрасывали на сопредельную территорию агентов, но помогал им в этом не я, а Самохин. Если визитер на самом деле офицер Красной Армии, а форму НКВД надел для маскировки, то почему для организации «окна» вызвали меня? Может быть, для военной разведки есть свои правила, с которыми знаком Самохин, и офицерам РККА можно находиться на нейтральной полосе без сопровождения двух пограничников. Странно все это. Надо будет доложить о происходящем оперуполномоченому Особого отдела (военная контрразведка. – Прим. ред.) Клюеву. Как раз он завтра должен после обеда прибыть на нашу заставу. А что сейчас делать? Ведь приказ Махалина придется выполнять! Странно, что незнакомец в форме комиссара госбезопасности молчит все время. Не вмешивается в наш разговор. Почувствовав, что его миссия на грани срыва, он резко извлек из кармана служебное удостоверение и, четко выговаривая каждое слово, негромко, словно боялся, что кто-то подслушивает наш разговор за дверью, отчеканил:
– Устного приказа начальника Управления Наркомата внутренних дел по Дальневосточному краю будет достаточно?
Он продемонстрировал мне красную книжечку со своей фотографией и указанием должности. Присутствующие при этой сцене двое пограничников побледнели. В какие-то доли секунды затравленный человечек превратился в сильного и уверенного чекиста, чьи распоряжения хотелось выполнять немедленно и не задавать глупых и бессмысленных вопросов. Произошедшее ввело всех нас – троих пограничников, которые немало повидали за время службы на границе, в состояние шока. В том, что гость действительно начальник УНКВД по Дальневосточному краю, а не самозванец или вражеский шпион, в этом мы не сомневались. Иначе Аргунов просто бы не привез его на погранзаставу. Значит, командир погранотряда знал имя и должность этого человека, но по какой-то причине решил сохранить его инкогнито, приказав своему подчиненному выполнять все приказы комиссара госбезопасности 3-го ранга.
– Если достаточно, то выполняйте! – распорядился начальник УНКВД по Дальневосточному краю.
Я все же написал рапорт на имя Махалина, где указал все нарушения, которые были связаны с организацией визита гостя на границу. Прочтя этот документ, начальник заставы поморщился, но все же расписался и указал время ознакомления. После этого он спрятал бумагу в сейф. Этим рапортом я не ограничился. Понимал, что из-за тревожной обстановки на границе я не смогу лично поговорить завтра с Клюевым, поэтому подготовил сообщение и для военного контрразведчика и позаботился о том, чтобы оно при любых обстоятельствах попало к адресату. Впоследствии эти документы спасли мне не только жизнь, но и позволили остаться на свободе.
На следующее утро Аргунов вместе начальником УНКВД по Дальневосточному краю ушли на 7-й участок. Я отдал необходимые распоряжения по временному переносу секретов и маршруту прохождения по дозорной тропе пограничных нарядов. Возможно, я бы сумел убедить Махалина разместить в районе 7-го участка дополнительную группу, чтобы в случае чего прийти на помощь Аргунову, но японцы спутали мои планы. На соседней заставе произошел прорыв границы – на нашу территорию проникла группа из семи диверсантов. Застава была поднята в ружье. Я возглавил оперативную группу, которая участвовала в поиске нарушителей. В ходе перестрелки троих бандитов мы уничтожили, оставшиеся были захвачены живыми. Усталый, промокший и вымазанный грязью, я вернулся на родную погранзаставу только под утро следующего дня.
В кабинете начальника погранзаставы за письменным столом сидел зам. командира погранотряда капитан Алексеев. Рядом на табуретках пристроились Клюев и Самохин. Первая моя мысль, когда я увидел этих людей, – что-то случилось с Махалиным. Капитан зло взглянул на меня и сообщил:
– Приказом командира пограничного округа с 17 часов вечера 12 июля 1938 года исполняющим должность начальника погранзаставы назначен лейтенант Самохин. Лейтенант Махалин временно отстранен от должности в связи с проведением служебного расследования. В связи с тем, что вы способствовали побегу за границу лица начальствующего состава НКВД, в отношении вас назначена доследственная проверка. Поэтому приказываю вам сдать личное оружие и документы.
Комментарий Александра Севера:
Комментарий Александра Севера:
Вот примерно при таких обстоятельствах я встречался с Аргуновым до того дня, когда он появился на заставе с подозрительным типом, одетым в форму комиссара госбезопасности 3-го ранга.
Гости сразу проследовали в домик, где находился штаб и комната Красного уголка. Через несколько минут меня вызвал командир – начальник заставы Махалин Алексей. Войдя в комнату и четко доложив о своем прибытии, я смог более детально рассмотреть незнакомца.
Спутник старшего лейтенанта мне сразу не понравился. Типичный местечковый еврей с усиками, как у Гитлера. На гимнастерке две награды: орден Красной Звезды и орден Ленина. Взгляд у визитера был какой-то испуганный и затравленный. Словно его поймали за подготовкой чего-то противозаконного. Подозрительным было еще и то, что, несмотря на высокое звание и боевые ордена, держался он как-то скованно и испуганно озирался по сторонам, словно опасаясь чего-то.
Оба пограничника выглядели сильно растерянными и смущенными, словно им приказали выполнить что-то противозаконное. Что именно, я понял, когда услышал распоряжение начальника погранзаставы:
– Завтра утром, с 5 до 8 часов, организуешь «окно» на 7-м участке. Из Маньчжурии должен прийти агент, на встречу с… – Он вопросительно взглянул на Аргунова.
– Комиссаром госбезопасности 3-го ранга, – поспешно подсказал офицер пограничной разведки и добавил, словно боялся, что Махалин случайно скажет что-то лишнее: – Мы сами пройдем на 7-й участок и вернемся обратно самостоятельно. Все секреты и дозоры в районе проведения встречи нужно снять!
Вот что вызвало смущение и растерянность обоих пограничников! Непонятно кем (для автора мемуаров. – Прим. ред.) отданный приказ о том, что встреча неизвестного комиссара 3-го ранга с агентом пройдет без контроля со стороны офицеров погранзаставы! Разумеется, граница на 7-м участке будет оставаться «на замке», правда для всех, кроме гостя. Фактически в течение нескольких часов он будет находиться на нейтральной полосе! А вдруг его решат захватить японцы! Неделю назад на заставе соседнего погранотряда трое японцев попытались похитить советского пограничника. Двое находившихся в секрете бойцов уже приготовились захватить нарушителей, но внезапно взлетевший фазан заставил самураев обратиться в паническое бегство.
– Вам все ясно? – жестко произнес Махалин, обращаясь ко мне, и поспешно добавил, опасаясь моих возражений: – Тогда выполняйте!
– Никак нет! – четко отрапортовал я. – Считаю данное распоряжение нарушением приказа начальника погранотряда от 15 апреля, согласно которому категорически запрещается находиться в приграничной полосе в дневное время суток военнослужащим пограничной охраны в одиночку, а тем более представителям среднего командного состава погранотряда. Требую письменного приказа командира погранотряда или лица, его замещающего!
Махалин снова вопросительно взглянул на Аргунова. Наверно, у последнего был такой приказ, но по какой-то причине я не имел права прочесть этот документ. Я ведь и раньше, когда организовывал «окна» в интересах пограничной разведки, не знакомился с соответствующими распоряжениями. По должности мне не полагалось знать подробности организации разведдеятельности. Тогда, правда, перед первым совместным с Аргуновым выходом на границу я ознакомился под подпись (расписался. – Прим. ред.) с несколькими документами, регламентирующими организацию таких мероприятий. Эти документы хранились в одном из сейфов в штабе погранотряда. И в них ничего не было сказано о том, что с агентом из числа иностранных граждан может встречаться лицо старшего начальствующего состава НКВД. Было там упоминание об офицерах из разведотдела штаба Дальневосточного военного округа, но это была Красная Армия, а не НКВД. Военные тоже регулярно перебрасывали на сопредельную территорию агентов, но помогал им в этом не я, а Самохин. Если визитер на самом деле офицер Красной Армии, а форму НКВД надел для маскировки, то почему для организации «окна» вызвали меня? Может быть, для военной разведки есть свои правила, с которыми знаком Самохин, и офицерам РККА можно находиться на нейтральной полосе без сопровождения двух пограничников. Странно все это. Надо будет доложить о происходящем оперуполномоченому Особого отдела (военная контрразведка. – Прим. ред.) Клюеву. Как раз он завтра должен после обеда прибыть на нашу заставу. А что сейчас делать? Ведь приказ Махалина придется выполнять! Странно, что незнакомец в форме комиссара госбезопасности молчит все время. Не вмешивается в наш разговор. Почувствовав, что его миссия на грани срыва, он резко извлек из кармана служебное удостоверение и, четко выговаривая каждое слово, негромко, словно боялся, что кто-то подслушивает наш разговор за дверью, отчеканил:
– Устного приказа начальника Управления Наркомата внутренних дел по Дальневосточному краю будет достаточно?
Он продемонстрировал мне красную книжечку со своей фотографией и указанием должности. Присутствующие при этой сцене двое пограничников побледнели. В какие-то доли секунды затравленный человечек превратился в сильного и уверенного чекиста, чьи распоряжения хотелось выполнять немедленно и не задавать глупых и бессмысленных вопросов. Произошедшее ввело всех нас – троих пограничников, которые немало повидали за время службы на границе, в состояние шока. В том, что гость действительно начальник УНКВД по Дальневосточному краю, а не самозванец или вражеский шпион, в этом мы не сомневались. Иначе Аргунов просто бы не привез его на погранзаставу. Значит, командир погранотряда знал имя и должность этого человека, но по какой-то причине решил сохранить его инкогнито, приказав своему подчиненному выполнять все приказы комиссара госбезопасности 3-го ранга.
– Если достаточно, то выполняйте! – распорядился начальник УНКВД по Дальневосточному краю.
Я все же написал рапорт на имя Махалина, где указал все нарушения, которые были связаны с организацией визита гостя на границу. Прочтя этот документ, начальник заставы поморщился, но все же расписался и указал время ознакомления. После этого он спрятал бумагу в сейф. Этим рапортом я не ограничился. Понимал, что из-за тревожной обстановки на границе я не смогу лично поговорить завтра с Клюевым, поэтому подготовил сообщение и для военного контрразведчика и позаботился о том, чтобы оно при любых обстоятельствах попало к адресату. Впоследствии эти документы спасли мне не только жизнь, но и позволили остаться на свободе.
На следующее утро Аргунов вместе начальником УНКВД по Дальневосточному краю ушли на 7-й участок. Я отдал необходимые распоряжения по временному переносу секретов и маршруту прохождения по дозорной тропе пограничных нарядов. Возможно, я бы сумел убедить Махалина разместить в районе 7-го участка дополнительную группу, чтобы в случае чего прийти на помощь Аргунову, но японцы спутали мои планы. На соседней заставе произошел прорыв границы – на нашу территорию проникла группа из семи диверсантов. Застава была поднята в ружье. Я возглавил оперативную группу, которая участвовала в поиске нарушителей. В ходе перестрелки троих бандитов мы уничтожили, оставшиеся были захвачены живыми. Усталый, промокший и вымазанный грязью, я вернулся на родную погранзаставу только под утро следующего дня.
В кабинете начальника погранзаставы за письменным столом сидел зам. командира погранотряда капитан Алексеев. Рядом на табуретках пристроились Клюев и Самохин. Первая моя мысль, когда я увидел этих людей, – что-то случилось с Махалиным. Капитан зло взглянул на меня и сообщил:
– Приказом командира пограничного округа с 17 часов вечера 12 июля 1938 года исполняющим должность начальника погранзаставы назначен лейтенант Самохин. Лейтенант Махалин временно отстранен от должности в связи с проведением служебного расследования. В связи с тем, что вы способствовали побегу за границу лица начальствующего состава НКВД, в отношении вас назначена доследственная проверка. Поэтому приказываю вам сдать личное оружие и документы.
Комментарий Александра Севера:
«Рассказанная автором история побега Генриха Люшкова отличается от канонической версии, которая с большей или меньшей степенью детализации описана в отечественной литературе. В качестве примера процитируем фрагмент книги Николая Великанова «Измена маршалов»:
«Комиссар НКВД выехал на проверку состояния границы с Маньчжурией. Трое суток инспектировал пограничные подразделения, объявлял тревоги, проверял бдительность пограничников в нарядах. С особой тщательностью он изучил участок 59-го Посьетского погранотряда. Ночью 13 июня Люшков вместе с начальником отряда К. Гребенником и заместителем начальника разведотдела краевого управления лейтенантом госбезопасности К. Стрелковым вышли к запретной зоне границы. Здесь Стрелкову было приказано подождать в условленном месте, а с начальником заставы Люшков двинулся непосредственно в зону. Начальник УНКВД сказал Гребеннику, что он намерен встретиться в «окне» с нелегальным агентом из Маньчжурии. По инструкции никто не должен видеть агента. Поэтому Люшков велел пограничнику подвести его к «окну», а затем отойти на полкилометра и ждать дальнейших распоряжений.
Начальник погранзаставы ждал час, два – Люшков не возвращался. Заподозрив недоброе, рискуя за нарушение инструкций попасть под трибунал, он решился подойти вплотную к «окну» – комиссара НКВД нигде не было видно. Страшное подозрение пронзило пограничника, он бросился к скрытой телефонной розетке, отдал команду поднять заставу в ружье…»[3]
Красивая версия, вот только тогда граница не была еще оборудована телефонной связью. Хотя это мелочь по сравнению с дальнейшей судьбой начальника отряда Кузьмы Евдокимовича Гребенника, который последним видел беглеца. Как должны были в то суровое время поступить с офицером-пограничником, который позволил уйти за кордон начальнику краевого управления НКВД? На время расследования отстранить от должности, а затем расстрелять или отправить на много лет в ГУЛАГ. Ничего этого не произошло.
Кузьма Гребенников продолжал командовать 59-м Посьетским погранотрядом до осени 1942 года. С этого времени началась его фронтовая биография. До 1 февраля 1943 года – заместитель по строевой части командира Дальневосточной стрелковой дивизии войск НКВД СССР Отдельной армии войск НКВД СССР. С 1 февраля по 8 августа 1943 года – заместитель по строевой части командира 102-й стрелковой Дальневосточной (впоследствии – Новгород-Северская ордена Ленина Краснознаменная ордена Суворова) дивизии (3-го формирования) 70-й армии последовательно Резерва Ставки Верховного Главнокомандующего и (с 15 февраля 1943 года) Центрального фронта (2-го формирования). С 8 августа 1943 года по 28 марта 1945 года – командир 15-й стрелковой Сивашской (впоследствии – вдобавок Штеттинская) ордена Ленина дважды Краснознаменной орденов Суворова и Трудового Красного Знамени УССР дивизии. В 1945 году данное соединение участвовало в боях и сражениях Восточно-Прусской и Восточно-Померанской стратегических наступательных операций и, в частности, по штурму немецкого города-порта Данциг (ныне – польский Гданьск). С 28 марта 1945 года и как минимум до конца Великой Отечественной войны – командир 37-й гвардейской стрелковой Речицкой дважды Краснознаменной орденов Кутузова, Суворова и Богдана Хмельницкого дивизии 18-го стрелкового Краснознаменного корпуса (4-го формирования) 65-й армии (2-го формирования) 2-го Белорусского фронта (2-го формирования).
Указ Президиума Верховного Совета СССР от 29 мая 1945 года «за мужество и героизм, проявленные при форсировании реки Одер»: комдив-37-й гвардии генерал-майор К. Е. Гребенник вышел на левый берег в рядах передового отряда 109-го гвардейского стрелкового полка. Под его руководством здесь был захвачен и в течение двух суток прочно удерживался стратегически важный для наших войск плацдарм. Кроме того, подразделения полка неустанно вели успешные наступательные бои по расширению плацдарма, и в том числе путем захвата у противника господствующих над местностью высот.
Кроме того, соединение под командованием гвардии генерал-майора К. Е. Гребенника, в результате умело организованной командованием дивизии боевой операции, овладело сильно укрепленным восточнопомеранским населенным пунктом Кольбитцов (ныне – польский Колбасково. – Прим. ред.), расположенным юго-западнее восточнопомеранского города Штеттен (ныне – польский Щецин. – Прим. ред.) и 2 мая 1945 года северо-восточнее немецкого города Росток, по-прежнему неустанно громя противника, с боями вышла к Балтийскому морю…».
С 3 мая 1946 года по 12 ноября 1948 года – по линии советского государства свидетель злодеяний японских милитаристов на Токийском судебном процессе Международного военного трибунала для Дальнего Востока над главными японскими военными преступниками.
В 1948 году вернулся в Пограничные войска на должность заместителя начальника войск Закарпатского пограничного округа. Затем последовательно командовал Украинским, Ленинградским, Западным пограничными округами. В 1961 году вышел в отставку.
Вот такая биография у офицера-пограничника, который «позволил» сбежать к японцам Генриху Люшкову. Кто-то может сказать, что Кузьма Гребенников, назначенный на пост начальника погранотряда с должности командира 3-го мотомеханизированного полка Отдельной мотомеханизированной ордена Ленина дивизии особого назначения войск НКВД СССР имени Ф. Э. Дзержинского, не знал специфики организации охраны госграницы. Действительно, полком он командовал с 1931 по 1937 год. А до этого в течение 9 лет участвовал в охране госграницы с Польшей в должностях начальника заставы и отряда. В 1924 году окончил Высшую пограничную школу Объединенного государственного политического управления. До того, как стать пограничником, участвовал в Гражданской войне. Так что считать его дилетантом в вопросах организации охраны госграницы нельзя.
Начальник заставы Алексей Махалин после побега Люшкова продолжал занимать свой пост. 29 июля 1938 года он нес службу во главе пограничного наряда из десяти красноармейцев в районе озера Хасан на высоте Безымянная. На рассвете несколько групп японцев перешли государственную границу и окружили наряд. Начальник заставы организовал бой в окружении и подготовил выход бойцов из окружения. Заменил в бою убитого пулеметчика. Геройски погиб в рукопашной схватке на линии границы.
25 октября 1938 года лейтенанту Махалину А. Е. присвоено звание Героя Советского Союза (посмертно).
Вернемся к рассказу Петра Фролова».
…Я предполагал, что из-за визита начальника НКВД Дальневосточного края у нас будут проблемы, но такого развития событий я, честно говоря, не ожидал. Дальнейшее я до сих пор вспоминаю как кошмарный сон.
Весь день меня допрашивали Клюев и военный дознаватель – офицер из штаба погранотряда. Несколько раз я дословно пересказывал тексты рапорта на имя Махалина и сообщения для Клюева. «Следователи» все хотели выяснить, почему я, подготовив эти документы, все равно позволил Аргунову и комиссару госбезопасности 3-го ранга уйти вдвоем на 7-й участок.
Через сутки меня под конвоем сначала отвезли в Посьет, а оттуда – в Хабаровск. Там я находился в течение двух месяцев. Одиночная камера в тюрьме НКВД. На допросы меня почему-то вызывали редко. Возможно, следователи поняли, что сообщить что-то новое к уже рассказанному Клюеву я не смогу. С начальником УНКВД я познакомился накануне ЧП, возражал против нахождения последнего на границе, но подчинился приказам командования.
«Комиссар НКВД выехал на проверку состояния границы с Маньчжурией. Трое суток инспектировал пограничные подразделения, объявлял тревоги, проверял бдительность пограничников в нарядах. С особой тщательностью он изучил участок 59-го Посьетского погранотряда. Ночью 13 июня Люшков вместе с начальником отряда К. Гребенником и заместителем начальника разведотдела краевого управления лейтенантом госбезопасности К. Стрелковым вышли к запретной зоне границы. Здесь Стрелкову было приказано подождать в условленном месте, а с начальником заставы Люшков двинулся непосредственно в зону. Начальник УНКВД сказал Гребеннику, что он намерен встретиться в «окне» с нелегальным агентом из Маньчжурии. По инструкции никто не должен видеть агента. Поэтому Люшков велел пограничнику подвести его к «окну», а затем отойти на полкилометра и ждать дальнейших распоряжений.
Начальник погранзаставы ждал час, два – Люшков не возвращался. Заподозрив недоброе, рискуя за нарушение инструкций попасть под трибунал, он решился подойти вплотную к «окну» – комиссара НКВД нигде не было видно. Страшное подозрение пронзило пограничника, он бросился к скрытой телефонной розетке, отдал команду поднять заставу в ружье…»[3]
Красивая версия, вот только тогда граница не была еще оборудована телефонной связью. Хотя это мелочь по сравнению с дальнейшей судьбой начальника отряда Кузьмы Евдокимовича Гребенника, который последним видел беглеца. Как должны были в то суровое время поступить с офицером-пограничником, который позволил уйти за кордон начальнику краевого управления НКВД? На время расследования отстранить от должности, а затем расстрелять или отправить на много лет в ГУЛАГ. Ничего этого не произошло.
Кузьма Гребенников продолжал командовать 59-м Посьетским погранотрядом до осени 1942 года. С этого времени началась его фронтовая биография. До 1 февраля 1943 года – заместитель по строевой части командира Дальневосточной стрелковой дивизии войск НКВД СССР Отдельной армии войск НКВД СССР. С 1 февраля по 8 августа 1943 года – заместитель по строевой части командира 102-й стрелковой Дальневосточной (впоследствии – Новгород-Северская ордена Ленина Краснознаменная ордена Суворова) дивизии (3-го формирования) 70-й армии последовательно Резерва Ставки Верховного Главнокомандующего и (с 15 февраля 1943 года) Центрального фронта (2-го формирования). С 8 августа 1943 года по 28 марта 1945 года – командир 15-й стрелковой Сивашской (впоследствии – вдобавок Штеттинская) ордена Ленина дважды Краснознаменной орденов Суворова и Трудового Красного Знамени УССР дивизии. В 1945 году данное соединение участвовало в боях и сражениях Восточно-Прусской и Восточно-Померанской стратегических наступательных операций и, в частности, по штурму немецкого города-порта Данциг (ныне – польский Гданьск). С 28 марта 1945 года и как минимум до конца Великой Отечественной войны – командир 37-й гвардейской стрелковой Речицкой дважды Краснознаменной орденов Кутузова, Суворова и Богдана Хмельницкого дивизии 18-го стрелкового Краснознаменного корпуса (4-го формирования) 65-й армии (2-го формирования) 2-го Белорусского фронта (2-го формирования).
Указ Президиума Верховного Совета СССР от 29 мая 1945 года «за мужество и героизм, проявленные при форсировании реки Одер»: комдив-37-й гвардии генерал-майор К. Е. Гребенник вышел на левый берег в рядах передового отряда 109-го гвардейского стрелкового полка. Под его руководством здесь был захвачен и в течение двух суток прочно удерживался стратегически важный для наших войск плацдарм. Кроме того, подразделения полка неустанно вели успешные наступательные бои по расширению плацдарма, и в том числе путем захвата у противника господствующих над местностью высот.
Кроме того, соединение под командованием гвардии генерал-майора К. Е. Гребенника, в результате умело организованной командованием дивизии боевой операции, овладело сильно укрепленным восточнопомеранским населенным пунктом Кольбитцов (ныне – польский Колбасково. – Прим. ред.), расположенным юго-западнее восточнопомеранского города Штеттен (ныне – польский Щецин. – Прим. ред.) и 2 мая 1945 года северо-восточнее немецкого города Росток, по-прежнему неустанно громя противника, с боями вышла к Балтийскому морю…».
С 3 мая 1946 года по 12 ноября 1948 года – по линии советского государства свидетель злодеяний японских милитаристов на Токийском судебном процессе Международного военного трибунала для Дальнего Востока над главными японскими военными преступниками.
В 1948 году вернулся в Пограничные войска на должность заместителя начальника войск Закарпатского пограничного округа. Затем последовательно командовал Украинским, Ленинградским, Западным пограничными округами. В 1961 году вышел в отставку.
Вот такая биография у офицера-пограничника, который «позволил» сбежать к японцам Генриху Люшкову. Кто-то может сказать, что Кузьма Гребенников, назначенный на пост начальника погранотряда с должности командира 3-го мотомеханизированного полка Отдельной мотомеханизированной ордена Ленина дивизии особого назначения войск НКВД СССР имени Ф. Э. Дзержинского, не знал специфики организации охраны госграницы. Действительно, полком он командовал с 1931 по 1937 год. А до этого в течение 9 лет участвовал в охране госграницы с Польшей в должностях начальника заставы и отряда. В 1924 году окончил Высшую пограничную школу Объединенного государственного политического управления. До того, как стать пограничником, участвовал в Гражданской войне. Так что считать его дилетантом в вопросах организации охраны госграницы нельзя.
Начальник заставы Алексей Махалин после побега Люшкова продолжал занимать свой пост. 29 июля 1938 года он нес службу во главе пограничного наряда из десяти красноармейцев в районе озера Хасан на высоте Безымянная. На рассвете несколько групп японцев перешли государственную границу и окружили наряд. Начальник заставы организовал бой в окружении и подготовил выход бойцов из окружения. Заменил в бою убитого пулеметчика. Геройски погиб в рукопашной схватке на линии границы.
25 октября 1938 года лейтенанту Махалину А. Е. присвоено звание Героя Советского Союза (посмертно).
Вернемся к рассказу Петра Фролова».
…Я предполагал, что из-за визита начальника НКВД Дальневосточного края у нас будут проблемы, но такого развития событий я, честно говоря, не ожидал. Дальнейшее я до сих пор вспоминаю как кошмарный сон.
Весь день меня допрашивали Клюев и военный дознаватель – офицер из штаба погранотряда. Несколько раз я дословно пересказывал тексты рапорта на имя Махалина и сообщения для Клюева. «Следователи» все хотели выяснить, почему я, подготовив эти документы, все равно позволил Аргунову и комиссару госбезопасности 3-го ранга уйти вдвоем на 7-й участок.
Через сутки меня под конвоем сначала отвезли в Посьет, а оттуда – в Хабаровск. Там я находился в течение двух месяцев. Одиночная камера в тюрьме НКВД. На допросы меня почему-то вызывали редко. Возможно, следователи поняли, что сообщить что-то новое к уже рассказанному Клюеву я не смогу. С начальником УНКВД я познакомился накануне ЧП, возражал против нахождения последнего на границе, но подчинился приказам командования.
Комментарий Александра Севера:
«Начальник УНКВД по Дальневосточному краю Люшков традиционно изображается как сталинский палач, который из-за боязни наказания за организацию «кровавой чистки» на Дальнем Востоке сбежал из Советского Союза в Маньчжурию и поступил на службу в японскую разведку.
Рисовать портрет этого человека исключительно черными красками неправильно. Были в его жизни и светлые, можно сказать, героические, эпизоды. Правда, датировались они периодом Гражданской войны и первой половиной двадцатых годов, когда Люшков участвовал в борьбе с бандитизмом на Украине.
Много интересного можно узнать о Генрихе Люшкове из его автобиографии, которую он написал 15 августа 1923 года.
«Родился я в 1900 году в г. Одессе в семье мелкого ремесленника – портного. С 1908 по 1915 год учился в 6-классном начальном Казенном училище в г. Одессе, каковое и окончил. Затем служил в конторе в качестве конторского служащего, одновременно учась на вечерних общеобразовательных курсах, в коих прошел курс объема 6 кл. гимназии. С 1917 года был вовлечен в Революционную Бурю и вступил на 18-м году в боевую дружину Соц. Молодежи и затем в июле 1917 года и 14, 15, 16 января 1918 года при захвате Власти Советом… С наступлением немцев и переходом в подполье остаюсь в Одессе и продолжаю работать совместно с т.т. КОРНЮШИНЫМ (член ВУЦИКа) и др. В феврале 1919 года при разгроме белогвардейцами подполья, направляясь на явку, я был арестован. Из-под стражи бежал и, снабженный документами, через Николаев прибыл в Екатеринославский губком, а оттуда в Обще-Городской Комитет к тов. АМОСОВУ. Изъявил желание пойти в Кр. Армию и был направлен под Николаев, где после взятия такового был зачислен в 1 николаевский Совполк красноармейцем-политработником. Оттуда был командирован на Центральные Военно-политические курсы Наркомвоен. Украины в Киеве. Курсы окончил со званием ответственного политработника и попал со всеми выпущенными курсантами на фронт против Петлюровцев под ст. Жмеринка. Пробыв с месяц на фронте, был отозван и командирован в распоряжение Губвоенкома, откуда прикомандирован к Киевскому Губпарткому в качестве Пом. Военного организатора. После сдачи Киева в августе 1919 года был откомандирован в распоряжение ПО АРМА 14 (Политотдел 14-й армии. – Прим. ред.) в Брянск, из ПО АРМА в качестве политрука в формировавшуюся ударную 1 отд. Стр. бригаду 14 армии. С означенной бригадой выступил в сентябре на фронт и к ноябрю после поражения деникинцев и перехода на отдых в Орел был назначен Секретарем Побрига. Вскоре бригада была расформирована и влита в 57 дивизию, где я был назначен Завпобригом 2 (заведующий политотдела 2-й бригады. – Прим. ред.). По расформировании Побрига был откомандирован в Подив (политотдел дивизии. – Прим. ред.), а оттуда в ОО (Особый отдел – орган военной контрразведки. – Прим. ред.) 57 див. на должность Упол. Бригадой (уполномоченного бригадой – военный чекист, отвечавший за контрразведывательное обеспечение бригады. – Прим. ред.), где и был на польском фронте со всей дивизией (Речицкое направление). Из ОО откомандирован в Подив, а оттуда в распоряжение Одесского Губкома для продолжения образования. Губком командировал меня в институт Гуманитарных наук, а оттуда затем и откомандирован в распоряжение Одесской ЧК, где я был назначен Упол. по военным делам и шпионажу в Тираспольский Сек/уезд, п/отдел, а затем назначен Зам. Зав. п/отделом. Затем переведен в Вознесенский на ту же должность. Отозван в Губчека и назначен Нач. Орготделения, затем врид. Нач. АОЧ. Проработав в Одесской Губчека и ГПУ с 1920 г. по 1922 год, я ушел в отпуск, а затем с санкции ГПУ УССР откомандирован в Подгуботдел ГПУ и оттуда вместе с тов. ПОДЗАХОДНИКОВЫМ в г. Каменец, где все время и работаю. На работе в ОГЧК был ранен, между прочим, в левую руку».
В июне 1922 года его назначили зам. начальника Первомайского уездного отделения ГПУ, и вскоре под его непосредственным руководством в уезде «была ликвидирована петлюровская организация, состоявшая из осколков банд петлюровских атаманов Бондаряка и других».
С ноября 1922 г. по апрель 1924 г. Люшков работает в Каменец-Подольском пограничном отделении ГПУ уполномоченным, начальником секретно-оперативной части, помощником начальника пограничного отделения и ликвидирует «политический бандитизм и… банды петлюровских атаманов Хмары, Харченко, Гальчевского, прибывшего с петлюровскими атаманами из-за кордона; во время ликвидации были убиты атаманы Ковбасюк и другие».
Потом была работа начальником Волочиского пограничного отряда ГПУ (апрель – сентябрь 1924 года), начальником Проскуровского окружного отдела ГПУ (ноябрь 1924 года – октябрь 1925 года), начальником Информационного (октябрь 1925 года – май 1930 года), секретного (май 1930 года – апрель 1931 года) и секретно-политического (апрель – август 1931 года) отделов ГПУ УССР.
Характеризуя его работу на этих постах, председатель ГПУ УССР В. А. Балицкий писал: «В 1926 году ликвидировал ряд шпионских групп на Подолии. В 1926 году под его руководством была нащупана террористическая группа, подготовлявшая покушение на председателя ВУЦИК тов. Петровского. Тов. Люшков в течение двух с половиной лет являлся непосредственным руководителем всей информационно-осведомительной работой ГПУ на Украине и показал себя энергичным и способным оперативным руководителем. За время своей работы в секретном, а затем в секретно-политическом отделе ГПУ УССР и возглавляя упомянутые отделы, тов. Люшков имеет большие оперативные достижения и заслуги. Под его руководством и при его непосредственном участии ряд крупных контрреволюционных повстанческих организаций были ликвидированы. Особенно значительна его роль в развороте и ликвидации дел диверсионно-повстанческих организаций – «Украинского Национального Центра» и военно-офицерской организации (дело «Весна»). Личные выезды тов. Люшкова в районы, руководство агентурой, результативные допросы ряда крупных фигурантов во многом способствовали раскрытию и ликвидации упомянутых повстанческих диверсионных организаций, охвативших почти все Левобережье Украины, часть Правобережья, Волыни и Подолии, снабженных большим количеством оружия и связанных с военно-офицерской организацией в частях Красной Армии через эмиссара Гарилея».
За успешную борьбу с бандитизмом ПП (полномочным представительством. – Прим. ред.) на Правобережье Украины тов. Люшкову была объявлена благодарность.
Президиумом Каменец-Подольского [окружного] исполкома представлялся к награждению орденом «Красного Знамени» за успешную борьбу с контрреволюцией и бандитизмом на Подолии.
В ознаменование десятилетия существования органов ЧК – ГПУ за безупречную работу в органах ЧК – ГПУ, активную и энергичную борьбу с контрреволюцией, шпионажем и бандитизмом награжден ВУЦИКом боевым оружием системы «Маузер» с надписью на золотой дощечке. За долголетнюю плодотворную работу в деле борьбы с контрреволюцией, шпионажем и диверсией тов. Люшков Генрих Самойлович представляется к награждению орденом «Красное Знамя». В Москве заслуги Люшкова оценили значительно скромнее, и вместо ордена Генрих Самойлович довольствовался знаком «Почетный Работник ВЧК – ГПУ». Впрочем, Балицкий своего подчиненного в обиду не дал и, став заместителем председателя ОГПУ СССР, забрал его с собой в Москву[4].
Процитируем «Сводку характеризующего материала по занимаемой должности, предусмотренной групсеткой приказа ОГПУ за № 234-94 1924 года, на Люшкова Генриха Самойловича». Согласно этому документу Генрих Люшков:
«1. Опытный и испытанный организатор и администратор, проявивший себя в этой плоскости, стойкий коммунист и хороший товарищ.
2. Фактически руководитель. Проявляет характер, колоссальную инициативу. Проявляет умение подбирать работников и руководить ими. Имеет организаторские и административные способности в полной мере. Способности в секретно-оперативной весьма хорошие. Трудолюбив, работоспособен на все 100 процентов. Имеет заслуги за организаторские и оперативные работы. Безусловно, следует оставить на работе в той же должности. По своей работоспособности можно использовать на самостоятельной ответственной должности начальника отдела. Энергичен и дисциплинирован. Настойчив, выдержан. Умеет признавать свои ошибки и сделать вывод. Отношение к товарищам по службе и к подчиненным весьма хорошее, взаимоотношения с высокими инстанциями органов ГПУ прекрасные. Политически высоко развит. Умеет проявлять такт в подходе к работе, честен и строго выдержанный характер.
3. С 1 марта по 1 сентября 1923 года.
Является фактически непосредственным руководителем всей секретно-оперативной работы. Инициативу проявляет в достаточной мере. Подбирать работников умеет. Обладает организаторскими и административными способностями, но не пользуется должным авторитетом ввиду своей молодости. Имеет большие способности в секретно-оперативной отрасли работы. Работоспособен. Однако работать мешает его болезненное состояние. Болеет туберкулезом. Особых заслуг в секретно-оперативной работе не имеет, кроме повседневных, в борьбе с бандитизмом и различными проявлениями контрреволюции. Безусловно, следует оставить в этой должности. В данный момент шире использовать не представляется возможным ввиду молодости и внешнего мальчишеского вида, из-за которого он не может внушить к себе другого отношения – как к молодому товарищу, а не начальнику. Энергичен, дисциплинирован, настойчив, выдержан, владеть собой умеет. От ошибок не отказывается и вывод из создавшегося положения сделать может. Отношение к товарищам хорошее, к подчиненным товарищеское. Взаимоотношение с высшими инстанциями хорошее. Политически развит. Как особое достоинство можно отметить рвение к тому, чтобы во что бы то ни стало достигнуть намеченной цели. Недостатки не отмечены.
Рисовать портрет этого человека исключительно черными красками неправильно. Были в его жизни и светлые, можно сказать, героические, эпизоды. Правда, датировались они периодом Гражданской войны и первой половиной двадцатых годов, когда Люшков участвовал в борьбе с бандитизмом на Украине.
Много интересного можно узнать о Генрихе Люшкове из его автобиографии, которую он написал 15 августа 1923 года.
«Родился я в 1900 году в г. Одессе в семье мелкого ремесленника – портного. С 1908 по 1915 год учился в 6-классном начальном Казенном училище в г. Одессе, каковое и окончил. Затем служил в конторе в качестве конторского служащего, одновременно учась на вечерних общеобразовательных курсах, в коих прошел курс объема 6 кл. гимназии. С 1917 года был вовлечен в Революционную Бурю и вступил на 18-м году в боевую дружину Соц. Молодежи и затем в июле 1917 года и 14, 15, 16 января 1918 года при захвате Власти Советом… С наступлением немцев и переходом в подполье остаюсь в Одессе и продолжаю работать совместно с т.т. КОРНЮШИНЫМ (член ВУЦИКа) и др. В феврале 1919 года при разгроме белогвардейцами подполья, направляясь на явку, я был арестован. Из-под стражи бежал и, снабженный документами, через Николаев прибыл в Екатеринославский губком, а оттуда в Обще-Городской Комитет к тов. АМОСОВУ. Изъявил желание пойти в Кр. Армию и был направлен под Николаев, где после взятия такового был зачислен в 1 николаевский Совполк красноармейцем-политработником. Оттуда был командирован на Центральные Военно-политические курсы Наркомвоен. Украины в Киеве. Курсы окончил со званием ответственного политработника и попал со всеми выпущенными курсантами на фронт против Петлюровцев под ст. Жмеринка. Пробыв с месяц на фронте, был отозван и командирован в распоряжение Губвоенкома, откуда прикомандирован к Киевскому Губпарткому в качестве Пом. Военного организатора. После сдачи Киева в августе 1919 года был откомандирован в распоряжение ПО АРМА 14 (Политотдел 14-й армии. – Прим. ред.) в Брянск, из ПО АРМА в качестве политрука в формировавшуюся ударную 1 отд. Стр. бригаду 14 армии. С означенной бригадой выступил в сентябре на фронт и к ноябрю после поражения деникинцев и перехода на отдых в Орел был назначен Секретарем Побрига. Вскоре бригада была расформирована и влита в 57 дивизию, где я был назначен Завпобригом 2 (заведующий политотдела 2-й бригады. – Прим. ред.). По расформировании Побрига был откомандирован в Подив (политотдел дивизии. – Прим. ред.), а оттуда в ОО (Особый отдел – орган военной контрразведки. – Прим. ред.) 57 див. на должность Упол. Бригадой (уполномоченного бригадой – военный чекист, отвечавший за контрразведывательное обеспечение бригады. – Прим. ред.), где и был на польском фронте со всей дивизией (Речицкое направление). Из ОО откомандирован в Подив, а оттуда в распоряжение Одесского Губкома для продолжения образования. Губком командировал меня в институт Гуманитарных наук, а оттуда затем и откомандирован в распоряжение Одесской ЧК, где я был назначен Упол. по военным делам и шпионажу в Тираспольский Сек/уезд, п/отдел, а затем назначен Зам. Зав. п/отделом. Затем переведен в Вознесенский на ту же должность. Отозван в Губчека и назначен Нач. Орготделения, затем врид. Нач. АОЧ. Проработав в Одесской Губчека и ГПУ с 1920 г. по 1922 год, я ушел в отпуск, а затем с санкции ГПУ УССР откомандирован в Подгуботдел ГПУ и оттуда вместе с тов. ПОДЗАХОДНИКОВЫМ в г. Каменец, где все время и работаю. На работе в ОГЧК был ранен, между прочим, в левую руку».
В июне 1922 года его назначили зам. начальника Первомайского уездного отделения ГПУ, и вскоре под его непосредственным руководством в уезде «была ликвидирована петлюровская организация, состоявшая из осколков банд петлюровских атаманов Бондаряка и других».
С ноября 1922 г. по апрель 1924 г. Люшков работает в Каменец-Подольском пограничном отделении ГПУ уполномоченным, начальником секретно-оперативной части, помощником начальника пограничного отделения и ликвидирует «политический бандитизм и… банды петлюровских атаманов Хмары, Харченко, Гальчевского, прибывшего с петлюровскими атаманами из-за кордона; во время ликвидации были убиты атаманы Ковбасюк и другие».
Потом была работа начальником Волочиского пограничного отряда ГПУ (апрель – сентябрь 1924 года), начальником Проскуровского окружного отдела ГПУ (ноябрь 1924 года – октябрь 1925 года), начальником Информационного (октябрь 1925 года – май 1930 года), секретного (май 1930 года – апрель 1931 года) и секретно-политического (апрель – август 1931 года) отделов ГПУ УССР.
Характеризуя его работу на этих постах, председатель ГПУ УССР В. А. Балицкий писал: «В 1926 году ликвидировал ряд шпионских групп на Подолии. В 1926 году под его руководством была нащупана террористическая группа, подготовлявшая покушение на председателя ВУЦИК тов. Петровского. Тов. Люшков в течение двух с половиной лет являлся непосредственным руководителем всей информационно-осведомительной работой ГПУ на Украине и показал себя энергичным и способным оперативным руководителем. За время своей работы в секретном, а затем в секретно-политическом отделе ГПУ УССР и возглавляя упомянутые отделы, тов. Люшков имеет большие оперативные достижения и заслуги. Под его руководством и при его непосредственном участии ряд крупных контрреволюционных повстанческих организаций были ликвидированы. Особенно значительна его роль в развороте и ликвидации дел диверсионно-повстанческих организаций – «Украинского Национального Центра» и военно-офицерской организации (дело «Весна»). Личные выезды тов. Люшкова в районы, руководство агентурой, результативные допросы ряда крупных фигурантов во многом способствовали раскрытию и ликвидации упомянутых повстанческих диверсионных организаций, охвативших почти все Левобережье Украины, часть Правобережья, Волыни и Подолии, снабженных большим количеством оружия и связанных с военно-офицерской организацией в частях Красной Армии через эмиссара Гарилея».
За успешную борьбу с бандитизмом ПП (полномочным представительством. – Прим. ред.) на Правобережье Украины тов. Люшкову была объявлена благодарность.
Президиумом Каменец-Подольского [окружного] исполкома представлялся к награждению орденом «Красного Знамени» за успешную борьбу с контрреволюцией и бандитизмом на Подолии.
В ознаменование десятилетия существования органов ЧК – ГПУ за безупречную работу в органах ЧК – ГПУ, активную и энергичную борьбу с контрреволюцией, шпионажем и бандитизмом награжден ВУЦИКом боевым оружием системы «Маузер» с надписью на золотой дощечке. За долголетнюю плодотворную работу в деле борьбы с контрреволюцией, шпионажем и диверсией тов. Люшков Генрих Самойлович представляется к награждению орденом «Красное Знамя». В Москве заслуги Люшкова оценили значительно скромнее, и вместо ордена Генрих Самойлович довольствовался знаком «Почетный Работник ВЧК – ГПУ». Впрочем, Балицкий своего подчиненного в обиду не дал и, став заместителем председателя ОГПУ СССР, забрал его с собой в Москву[4].
Процитируем «Сводку характеризующего материала по занимаемой должности, предусмотренной групсеткой приказа ОГПУ за № 234-94 1924 года, на Люшкова Генриха Самойловича». Согласно этому документу Генрих Люшков:
«1. Опытный и испытанный организатор и администратор, проявивший себя в этой плоскости, стойкий коммунист и хороший товарищ.
2. Фактически руководитель. Проявляет характер, колоссальную инициативу. Проявляет умение подбирать работников и руководить ими. Имеет организаторские и административные способности в полной мере. Способности в секретно-оперативной весьма хорошие. Трудолюбив, работоспособен на все 100 процентов. Имеет заслуги за организаторские и оперативные работы. Безусловно, следует оставить на работе в той же должности. По своей работоспособности можно использовать на самостоятельной ответственной должности начальника отдела. Энергичен и дисциплинирован. Настойчив, выдержан. Умеет признавать свои ошибки и сделать вывод. Отношение к товарищам по службе и к подчиненным весьма хорошее, взаимоотношения с высокими инстанциями органов ГПУ прекрасные. Политически высоко развит. Умеет проявлять такт в подходе к работе, честен и строго выдержанный характер.
3. С 1 марта по 1 сентября 1923 года.
Является фактически непосредственным руководителем всей секретно-оперативной работы. Инициативу проявляет в достаточной мере. Подбирать работников умеет. Обладает организаторскими и административными способностями, но не пользуется должным авторитетом ввиду своей молодости. Имеет большие способности в секретно-оперативной отрасли работы. Работоспособен. Однако работать мешает его болезненное состояние. Болеет туберкулезом. Особых заслуг в секретно-оперативной работе не имеет, кроме повседневных, в борьбе с бандитизмом и различными проявлениями контрреволюции. Безусловно, следует оставить в этой должности. В данный момент шире использовать не представляется возможным ввиду молодости и внешнего мальчишеского вида, из-за которого он не может внушить к себе другого отношения – как к молодому товарищу, а не начальнику. Энергичен, дисциплинирован, настойчив, выдержан, владеть собой умеет. От ошибок не отказывается и вывод из создавшегося положения сделать может. Отношение к товарищам хорошее, к подчиненным товарищеское. Взаимоотношение с высшими инстанциями хорошее. Политически развит. Как особое достоинство можно отметить рвение к тому, чтобы во что бы то ни стало достигнуть намеченной цели. Недостатки не отмечены.