Страница:
Утром Бухин почувствовал себя гораздо лучше. Его уже почти не колбасило. Грела мысль, что от сети информаторов эта поганая тварь не уйдет. Он прибыл на работу полный надежд. Родное учреждение встретило его обычной сутолокой в длиннющих коридорах, бледными пятнами лиц посетителей, вжавшихся в сиротские стульчики с откидными сиденьями, запахом ремонта и канцелярии.
Альберт Петрович миновал участок коридора, где пол бы закрыт пленкой, расставлены стремянки, разложены малярные принадлежности и оказался возле своего кабинета, где уже собрались вызванные им люди. К своему удивлению он увидел в очереди Ростовцева, который что-то говорил женщине с красными от слез глазами. Алик сделал вид, что не знаком с экстрасенсом, а Алексей Александрович видя такое дело, тоже не стал с ним здороваться. Бухин разделся, разложил бумаги. Подождав немного, он открыл дверь и спросил у собранных им людей:
– Ростовцев Алексей Александрович присутствует?
– Здесь, – отозвался Ростовцев.
– Проходите, – протокольным тоном предложил Бухин.
– Здравствуйте, Альберт Петрович, – также казенно, официально и недружелюбно поздоровался Ростовцев.
– Алексей Александрович здравствуйте. По старой дружбе могу сказать, что вы сейчас кандидат на роль подозреваемого номер 1. Кто я такой, вы знаете. Какое дело я веду, вы знаете. Начнем допрос.
– Извините, Альберт Петрович, как я понимаю между допросом подозреваемого и опросом свидетеля есть небольшое, но чрезвычайно важное различие. Вы собираетесь предъявить мне обвинение? Боюсь, что тогда мне придется рассказать о деле больше, чем я мог бы узнать, если бы не один следователь городской прокуратуры…
– Блин, Алексей, – Алик пошел на попятную. – А что мне прикажешь думать? Так и просится мысль, что ты решил сработать под некоего, возможно известного тебе человека. Где ты был позавчера вечером?
– В гостях. У меня весь день задокументирован. Веришь?
– Это ты имел в виду, когда сказал, что тебе надо защитить себя?
– Возможно, – Ростовцев усмехнулся. – Поработав с тобой, привыкаешь замечать, где, когда, кто может подтвердить…
– Но почему твою тещу?! – попытался перейти в наступление Бухин.
– Лучший способ скомпрометировать и убрать консультанта. А как этот друг узнал, это извини, я понятия не имею. Может он твой телефон слушает. Или ты своей любовнице рассказываешь.
Раздался звонок. Бухин переменяясь в лице, опасливо взял трубку, но после первой фразы снова обрел уверенность. Он перекинулся парой слов, попросил прислать протокол обычным порядком.
– Проведен анализ остатков пули. Все то же самое… Даже партия эпоксидки…
– Сдается мне, одиннадцатой жертвой дело не закончится. У тебя нет врагов? – поинтересовался у Алика Ростовцев. – Не пасет ли тебя кто? Может у кого на тебя зуб? Парень ты горячий, может обидел кого, по долгу службы?
– Сам то, что думаешь? – спросил Бухин.
– Знаешь, мне трудно судить… Интуиция подсказывает мне, что в твоем окружении есть человек, который зависит от тебя. Ты ему об этом часто напоминаешь разными способами. Вот он и играет комбинацию против…
– А это… Как его зовут? – хриплым от волнения голосом произнес Алик.
– Да что я Ванга тебе что-ли? – невозмутимо ответил Ростовцев. – По моим ощущениям он или ненормальный, или имеет дело с наркотой. А может и то, и другое сразу.
Бухин с легким испугом посмотрел на Алексея Александровича.
– Ладно, я разберусь. Итак, для протокола: – где вы были в промежутке между 20 и 22 часами… февраля 2005 года?
Закончив, Алик долго извинялся за действия, которые приходится выполнять по долгу службы, обещал, что тело из морга отдадут без промедления.
Когда Ростовцев ушел, Алик распорядился, чтобы телефоны Алексея взяли на прослушку, а за ним пустили машину «наружки» из резерва.
Сотрудник отдела наблюдения сообщил, что свободных экипажей нет, все расписано. Самое раннее – через пару дней.
Тут Бухин вспомнил, что хотел последить за Гаврилой Ниловым, да и Ростовцева, надо "попасти", чтобы узнать источник его осведомленности.
Он испытал раздражение от необходимости выбирать, но подумал, что главное – забить машину, а за кем ее пустить можно решить по ходу дела.
Ростовцевы сидели в тесном кабинете похоронного агента. Агент, мужчина в сером, засыпанном перхотью костюме, демонстрируя профессионально скорбное выражение лица, задавал вопросы о выборе похоронных аксессуаров: модель, цвет, кисти, рюши, подушки, одежда, могила. Из-за Ларисы, которая лила слезы, не переставая, Ростовцев обстоятельно отвечал на вопросы, выбирая не лучшее, но вполне пристойное оформление похорон.
А в голове Алексея Александровича крутился бородатый анекдот про похороны тещи, когда зять вместо гроба выбрал прибить к ней ручки.
Ростовцев старался не улыбаться, но все внутри пело: – "Свобода, свобода!!! Сдохла проклятая тварь!!! Наконец, я избавился от психически больной, злобной, самодовольной, капризной старухи, глупой и грубой самодурки, ядовитой шипящей гадины, исходящей злобой даже тогда, когда она молчала. Наконец-то у меня нормальный дом, а не ринг, на котором нужно уворачиваться от бросков сумасшедшей, бешеной крысы. Свобода… Конец домашней войны".
Ростовцев расплатился, повел жену до машины, усадил. Пошарил по карманам в поисках чего-то.
– Лара, я ручку оставил. Схожу, заберу, – произнес Алексей.
– Хорошо, Алешенька, только недолго, – сквозь слезы произнесла женщина.
Он выловил агента, который собрался было уходить. Протянул ему преобразователь-гаситель, вложенный в согнутую пополам двадцатидолларовую банкноту.
– Вот эта штука должна оказаться вместе с телом, – решительно произнес он. – Вопросы?
– Сделаем, – заверил похоронный агент, складывая зеленую бумажку пополам и засовывая ее в задний карман брюк.
В день похорон, снег принялся заметать город с самого утра. Ростовцевы и еще пара человек, сослуживцев тещи, успели превратиться в снеговиков, пока, наконец, их не пустили в зальчик, куда вынесли гроб.
Тещу нарядили в строгий синий костюм с белым кантом на карманах, подкрасили и подмазали, развороченную шею старухи закрыли платком, лоб замотали бинтом, чтобы скрыть тот факт, что ей сделали трепанацию, и теперь ее черепушка могла сойти за стильную пепельницу, стоило лишь выкинуть оттуда небрежно всунутые после исследования мозги. Ростовцев посмотрел в лицо, и не узнал тещи. Лицо трупа больше походило на восковую маску, изображающую опухшую запойную бомжиху, которой для полного счастья кто-то из собутыльников накатил в лоб. Синева от запекшейся крови из лопнувших капилляров, явственно поступала сквозь краску и неудачно положенный слой грима.
Гроб погрузили в автобус и он, со скоростью кастрированной черепахи пополз по пробкам и заносам. Рычал мотор, в салоне пахло бензином и каким-то дешевым ароматизатором с запахом елки, заглушающим вонь разлагающегося тела. Разыгралась метель, кидая белые хлопья в лобовое стекло. ПАЗик выехал из города и прибавил ходу. Автобус прыгал и раскачивался под причитания одной из сослуживиц по поводу того, что «у Валечки и так голова не держится, а с такой ездой совсем оторвется».
Ростовцев подумал, что если ее это так беспокоит, то можно прибить голову гвоздями. Теще все равно, а вид подобающий. Алексей Александрович чуть было не высказал вслух свою мысль.
Наконец автобус, вымотав душу у живых пассажиров, подъехал к кладбищу в Ракитках, где у скончавшейся Валентины Матвеевны, с нетерпением ожидая ее, лежал на двухместном участке муж. Все было готово, яма выдолблена в мерзлой земле, похоронная бригада на месте. Все было оплачено заранее, и Ростовцеву ничего не оставалось, как наблюдать за сценой финала, исхода полусумасшедшей тетки в место постоянной дислокации, где она уже никому бы не портила жизнь. Гроб с телом погрузили на каталку и потащили по снегу мимо заметенных памятников по центральной аллее города мертвых. Колеса не ехали, вязли. Пришлось тащить ставший неподъемно – тяжелым гроб на руках, периодически останавливаясь для отдыха. Могильщики недовольно бурчали, а на под конец уже в открытую ругались матом по поводу того, что «всякие разжираются, а потом их тащи».
Недалеко от могилы был поставлен сваренный из железных труб стол, на который с большим облегчением кинули гроб. Открыли крышку. Голова тещи действительно находилась под неестественным углом к телу. Сердобольная тетка хотела было поправить, но бригадир гробовщиков остановил ее, сказав, что будет еще хуже. Присутствующие, подгоняемые пронизывающим ветром и больно секущей по лицам снежной крупой, наскоро попрощались с покойной.
Лариса опять плакала, уткнувшись в плечо мужа, а Ростовцев прокручивал события предшествующие этому, еще раз убеждаясь, что виноват не он, а глупое желание тещи переделывать под себя все, что попадало в поле ее зрения, неискоренимая жажда доминирования при отсутствии силы и возможности, тяга к вампиризму, и просто стремление заляпать своим дерьмом тех, кто был рядом.
Крышку заколотили. Удары молотка были музыкой для Ростовцева. Гроб подтащили к яме, опустили. Тяжелые, смерзшиеся комья земли с грохотом ударились о затянутые тканью доски.
Алексей Александрович некстати вспомнил анекдот про такого же зятя, которому хотелось танцевать, но мешал гроб с телом тещи на плече.
На удивление Ростовцев не испытывал особой радости. Как он раньше мечтал об этом дне, думал, как он скажет над могилой, желчное, остроумное, злое, чтобы поквитаться за годы несправедливых нападок, думал, как плюнет на крышку тещиной домовины, прежде, чем могилу забросают землей. Но, решив не давать повода для различного рода выводов и комментариев, Алексей Александрович вел себя пристойно, лишь незаметно нажал в кармане на кнопку активатора, приводя в действие скрытую под телом коробочку преобразователя-гасителя.
«Это тебе вместо осинового кола, чтобы не шастала после смерти», – подумал Ростовцев. – «Так и будешь здесь, пока не сгниешь вместе с телом. Мне мщение и аз воздам».
На самом деле Ростовцев побаивался, что освобожденная душа, продолжит пакости после смерти тела. По крайней мере, пару-тройку лет, пока будут работать батареи, он мог не беспокоится.
Людей у могилы охватило неприятное ощущение липкой нечистоты. Даже дочь скончавшейся женщины перестала плакать и заторопилась в автобус. Как только они отошли от места захоронения, все прекратилось.
Вертящийся снег сделал еще пару рывков и успокоился, а ближе к городу сквозь тучи проглянуло Солнце. Стало уютно, пейзаж заиграл живыми красками, казалось, сама природа радовалась, что еще один элемент, оскорблявший гармонию мира своим присутствием, стал добычей червей.
Ростовцев размышлял о своей бесприютной жизни, молодости, раздерганной в скитаниях по чужим людям и распятой регулярными скандалами в доме жены, когда та, что еще недавно подпрыгивала на полу в проходе автобуса, упакованная в шестиугольный деревянный пенал, перепиливала заживо мужа, дочь и его, как самого виноватого. "Надо было тебя тварь раньше грохнуть" – промелькнуло в голове Алексея Александровича. И тут же подумал, что не все еще потеряно, нынче человек считается молодым до 45 лет, а к тому времени он, Ростовцев Алексей Александрович, наверняка разработает устройство для продления жизни и омоложения. Да и тещу он простил самым надежным способом, по-румынски, когда врагов своих прощают, предварительно повесив.
Глава 9.
В тот день, когда Ростовцев был занят приятными хлопотами, связанными с поселением тещи на кладбище, у Гаврилы Нилова дела обстояли далеко не блестяще. Хоть на лице не было синяков, оно сильно опухло, и выглядел наркодилер так подозрительно, что люди от него шарахались. У торговца запрещенным товаром случилась лишь парочка его давних клиентов, которые брали у него эфедрин для "винта", да один «залетный» спросил трамал и купил пакетик "герыча".
Гавнила устал и замерз. Болели отбитые бока. Очень хотелось пива, но после того, как с ним поработал костолом Алик, писать было больно, поэтому Нилов старался употреблять как можно меньше жидкости.
Около 10 часов вечера, когда Гавнила вконец продрог и собрался было домой, к нему подошел зачуханный, явно не русский строитель в ватнике и каске. Коверкая слова он спросил "дури".
– Ты меня ни с кем не спутал? – чувствуя превосходство над несчастным, бесправным и нищим гастарбайтером поинтересовался Нилов.
– Нэт, – ответил строитель. – Твой каждый дэнь вижу. Твой кайф торговат.
– А деньги у тебя есть? – с подозрением спросил Гавнил.
– Нэт дэнэг. Я тебе вещ хороший взамэн дам.
Строитель протянул Нилову сумку, обычную дешевую китайскую сумку с логотипом "Адидас". Такие обычно таскают на плече, а их внутренностях прячется разное барахло вроде физкультурной формы, кроссовок, полуторалитрового пузыря пива или дежурной книжки покетбуковского формата для чтения в метро. Гаврил показал, чтобы тот поставил баул на землю, расстегнул и тут же застегнул в испуге молнию.
– Ты что, обалдел? – взвился он. – Забирай и больше ко мне не подходи. Вообще меня забудь! Понял!
– Хороши… Хороши… Я тебе подешевле отдавать. Вот столко пакетик кайфа дай.
Строитель поднял руку с растопыренными пальцами.
Гавнила мучительно колебался, потом решился.
– Вот так,- предложил он, загибая 2 пальца на руке наркомана-гастарбайтера.
– Там патрона есть много, – возразил мужик, отгибая один палец обратно.
– Где взял? – с подозрением поинтересовался Нилов.
– Брат на стройка Новогиреево под контейнер нашел.
– Х** с тобой, живоглот, – сказал Гавнила, вздохнул и полез за товаром.
Только дома Нилов рассмотрел, какую продвинутую технически "пушку" он приобрел. Четырехствольный "шпалер" крупного калибра, выглядел как оружие из боевика, похожее на гибрид обреза и авиационного пулемета, подходящее для непобедимого супергероя вроде Железного Арни.
Конструкция была технически совершенной. Стволы образовывали крест в сечении. Благодаря этому, повернув их относительно казенной части, можно было получить доступ сразу к четырем патронникам для одновременной зарядки. При этом взводились и скрытые ударники, которые приводились в действие одним спусковым крючком. При этом, если не было необходимости открывать огонь, все ударники можно было снять со взвода общим рычагом. Некоторое недоумение вызвал блок стволов, конструктивно разделенный на отсеки разного диаметра, но когда Гавнила достал патроны, все стало ясно.
Заряды были сделаны по тому же принципу, что и патроны для бесшумных пистолетов и стреляющих ножей. После вылета пули, толкаемой длинным штоком, газ оставался внутри, отчего выстрел был практически бесшумным. Но особенно понравился Гавриле стационарный лазерный прицел и выгравированная на блоке стволов надпись REDIMER – тот, кто сделал это оружие, обладал неплохим чувством юмора.
Гавнил почувствовал, как у него чешутся руки. Потом игрушку можно продать, уже так долларов за 500, но он должен, должен пальнуть из нее. Около 12 ночи, раз уж пива пить нельзя, Нилов решился сходить за водкой. На обратном пути он зашел в тихий закуток в стороне от домов, нашел канистру из-под омывателя, поставил ее шагах в десяти на бруствер из грязного комковатого снега, который нагребли трактора за период снегопадов, включил прицел, навел красное пятнышко и нажал на спуск.
Оружие негромко лязгнуло, дернулось и зашипело. Гавнила сначала подумал, что что-то не в порядке, но потом понял, – это из ствола выходят находящиеся там под давлением газы. Нилов подошел к поваленной канистре и увидел, какая дыра образовалась в месте выхода пули. Еще большим было отверстие в утрамбованном снегу за мишенью, куда попали куски разрывного заряда. Гавнила почувствовал себя суперменом.
Он выбрал 3 плотных глыбы снега, поставил их повыше и расстрелял оставшимися в оружии зарядами, превратив спрессованные куски в пыль, представляя, что это следователь Бухин, его бывшая жена Ольга, врач-проктолог медицинского центра и мать его давнишней любовницы Александры, которая уговорила дочь не выхолить замуж за подонка, наркомана и алкоголика Гаврилу.
"Вот вам суки драные" – удовлетворенно сказал Гавнила, пряча шпалер.
Он вернулся к себе домой, в несколько приемов опустошил пузырь водки, курнул травки и, несмотря на то, что был второй час ночи, набрал номер одного своего приятеля, большого любителя огнестрельного оружия, корча рожи в предвкушении того, как тот будет злиться и орать.
Утро началось для Бухина с очередного трабла. Следователь вспомнив слова Ростовцева по поводу "стерильности" зашел в технический отдел. Там его проверили сканером, и сразу же предложили раздеваться.
Микрофон с передатчиком нашли в мундире. Кроме того, техник обнаружил мощный радиомаячок в автомобиле. Его они не стали трогать, чтобы создать иллюзию, что Бухин на работе. На служебной машине техническая команда вместе с Бухиным двинулись на Кутузовский. В квартире нашли целую дюжину "клопов" рассованных по самым различным углам, передатчики в одежде Алика, "жучки" в телефонах.
Несчастный Бухин вспомнил тот злополучный вечер, когда подобрал эту суку Оксану. Однако, проверив состояние батарей, техники сказали, что подслушивающие устройства работают очень давно, за исключением тех, которые были у него в мундире. Эти установлены совсем недавно. Алику пришлось раскошелиться, чтобы о "жучках" не узнал никто.
Бухин вернулся в контору, где его поймал начальник службы наружного наблюдения. Он сообщил, что объект ночью выходил во двор, где, по всей видимости, стрелял из бесшумного оружия с лазерным прицелом. В доказательство оперативник принес продырявленную Гавнилой канистру. С утра объект уезжал куда-то с черной сумкой и до сих пор еще не вернулся. Алик отнес канистру в технический отдел на экспертизу.
В голове Бухина творился жуткий кавардак. Он никак не хотел признать правоту этого колдуна Ростовцева, который не ошибся, предупредив об утечке информации и объяснив истинную цель действий киллера.
Еще Алик никак не мог поверить, что ему повезло разоблачить преступника за один день наружного наблюдения.
По заведенному следователем распорядку приближался обед, и ожидание гастрономических радостей вытесняло из головы мысли о делах. Альберт Петрович уже предвкушал визит в столовую, почти физически ощущая запах исходящий от ароматного, наваристого борща с золотистыми капельками жира на поверхности, квадратиками зеленого лука и добрым шматком сметаны, который аппетитным айсбергом плавает в тарелке.
У Бухина текли слюнки, он уже готов был принять важнейшее в рабочем процессе решение – отправиться на обед, как вдруг зазвонил телефон.
Голос в трубке хрюкал, всхлипывал и булькал. Альберт Петрович не сразу понял, кто звонит. Это была Алена, его жена.
– Алик, – произнесла она между рыданиями. – Маму убили.
– Как убили? – ошарашено спросил Бухин.
– Возле гаражей. Вся голова разворочена, – в трубке опять раздались хлюпающие звуки.
– Ты скорую вызвала? – зачем-то спросил Алик.
– Увезли уже.
– Милиция приехала? Из какого отделения? Куда повезли тело?
– Откуда я знаю! Я что-ли из прокуратуры, как некоторые! – взвизгнула женщина. – Родную тещу защитить не смог, работник х**в.
Раздался звук падения, видимо женщина в раздражении швырнула телефон, шуршание снега, потом все прекратилось, лишь в отдалении были слышны голоса и шум двигателя автомобиля.
Алик схватился за голову и полетел к дому, отчаянно сигналя и нарушая все правила. Ему повезло, он застал оперативников на месте преступления.
Картина вырисовывалась такая. Преступник дождался, пока теща Альберта Петровича прогреет двигатель машины, воспользовался тем, что на стоянке никого не было, прострелил ей голову, затем спокойно уехал на ее "Сузуки". Алик, брызгая слюной и размахивая удостоверением, занялся тем, что умел лучше всего: – отдавать бестолковые распоряжения, мешать нормальной работе и создавать нервную, взвинченную атмосферу своими "ценными указаниями". А рядом, еще больше накручивая сотрудников милиции, рыдала жена Бухина пока не прибежала ее подруга, вызванная по телефону, и не увела невменяемую женщину домой.
Напряжения добавил начальник следственного отдела, который сначала вздрючил Бухина, потом стал названивать оперативникам, которые, по его мнению, недостаточно хорошо выполняли свои профессиональные обязанности. По Кутузовскому проспекту с ревом и мигалками помчались разрисованные сине-белые "Кроун-Виктори", скоростные машины-перехватчики, – это к поискам подключили ГИБДД. Эфир раскалился от переговоров патрульных экипажей и стационарных постов. Над Москвой летело: "Схватить, задержать светло-зеленый "Сузуки", госномер С606ОК, регион 99". Постовые и экипажи машин ДПС пачками отлавливали похожие автомобили, вытряхивая из них пассажиров, занимаясь своим любимым, хоть и совершенно бесполезным делом.
Весь этот хаос прекратился, когда разыскиваемый автомобиль был найден за Бородинской панорамой. Убийца прокатился на трофее 500 метров, аккуратно поставил во дворе захваченный легкий джип, и, по всей видимости, уехал на метро.
Стали ставить на уши "кротов" – транспортную милицию, оперативники принялись опрашивать прохожих, не видел ли кто водителя. Но все было бесполезно. Дежурные милиционеры на станциях получили приказ обыскивать подозрительных, что позволило подземным стражам порядка изрядно пополнить свой бюджет, но никакого другого эффекта распоряжение не дало.
Алик, голодный, злой при этом испуганный и печальный, успел побывать в морге на опознании, посадить телефон звонками домой, выясняя у подруги, как там его «мышка», получить "пистон" от начальника, который, однако, был сегодня необычно мягок с подчиненным, учитывая ситуацию. Бухин вернулся в свой крошечный кабинетик, мечтая о чашке чая и столовском заветрившемся бутерброде.
Алик достал кипятильник, чай, сахар, чашку, и уже собрался было заняться священнодействием, как зазвонил телефон.
– Альберт Петрович, – произнес в трубке голос эксперта криминалистической лаборатории. – На образце удалось найти следы эпоксидного компаунда. Состав идентичен той смоле, которая проходила по делу стрелка.
Алик поблагодарил, механически извлек из пачки сигарету, 30 за этот день, высосал ее до фильтра в три приема и набрал номер начальника.
– Слушаю, – устало сказал шеф на том конце провода.
– Аркадий Варламович, – трепещущим от волнения голосом произнес Бухин. – Я вычислил убийцу.
– Так-так, – настороженно ответил начальник. – Ну и кто это?
– Некий Нилов Гавриил Ананьевич, 1972 года рождения, безработный. Проживает на Алтуфьевском шоссе.
– А с чего ты взял, что это он? – недоверчиво спросил начальник.
– Он давно был на подозрении. Вчера «наружка» видела, как он стрелял из неизвестного оружия. Анализ показал, что заряд идентичен проходящим по делу, – волнуясь, ответил Алик.
– Так какого черта его сразу не взяли? – грозно рявкнул Аркадий Варламович. – Ты ведь понимаешь, что человек был бы жив. Между прочим, твоя теща.
– Если бы «наружка» сообщила, то взяли бы тут же, – дрожащим голосом сказал Алик.
– Ладно, надо поднимать СОБР. Езжай-ка туда сам.
Начальник, несмотря на показной гнев, остался доволен и не стал устраивать очередной разнос Бухину.
– Смотри, чтобы Нилов не сболтнул лишнего, – напутствовал Алика Аркадий Варламович.
Командиром дежурной группы был капитан Черненко, служака, педант, готовый по приказу встать под пули, закрывая женщин и детей, а также выламывать руки и стрелять в затылок тем на кого укажут. Бухин был с ним знаком по паре дел. Он поздоровался с капитаном и отвел в сторонку для приватного разговора. Они уединились в красном уголке, комнате с протертыми полами и решетками на окнах.
– Я хотел сказать, что с ним надо поосторожнее, – начал Алик. – Он вооруженный маньяк, людоед, на счету которого 12 трупов.
– Спасибо, учтем, – ответил капитан.
– Он очень опасен, – настойчиво продолжил Бухин.
– Да что ты меня пугаешь?! – возмутился СОБРовец. – Возьмем тепленького, пикнуть не успеет.
– А вот этого бы не надо, – обронил следователь.
– В смысле? Вы предлагаете мне его убить?! – переходя на "вы" и повышая голос, отозвался капитан.
– Ты чего. Я не это имел в виду. Но в интересах дела…
– Если в интересах дела, дайте письменный приказ. Мои ребята не будут подставляться за ваши грязные делишки. О нашем разговоре я подам рапорт, – решительно сказал капитан.
Его лицо, без того жесткое и неприветливое, стало совсем каменным.
– А подавай, – сыграл в праведный гнев Бухин. – Он тещу мою убил. А она мне как мать. Жена с ума сходит от горя. А этот выродок попадет в Белые Столбы на принудительное лечение. И будет жить…
Капитан посмотрел на Алика, и взгляд его смягчился.
– Оружие у этого козла дома? – спросил он.
– Да. «Наружка» доложила, что он приехал с черной сумкой "Адидас", значит пушка дома…
– Хорошо, – сказал капитан. – Это довольно трудная задача…
СОБРовец подошел к окну, дыхнул и аккуратным, каллиграфическим почерком в клетке решетки вывел на стекле цифру "$500".