Петров Михаил. Гончаров и сатанисты

   - А что ты им скажешь? Как все получилось?
   - Как скажу... Так и скажу, что дурак молодой на вишневой "шестерке" меня сбил. Госномер такой-то. Что я еще могу сказать?
   - Ты не гони гусей, мужик, подумай хорошо, не спеши. Тебе бабки нужны?
   - А кому они не нужны? Сегодня бабки нужны даже папуасу и министру финансов.
   - Это ты правильно заметил, - заметно приободрился крутой. - Значит, мы с тобой договоримся. Как ты смотришь на две сотни баксов?
   - Хорошо, но на четыре - еще лучше, а если увижу пять, то могу и дома лечиться.
   - Дорого себя ценишь, мужик.
   - Нет, это я тебя дорого ценю, твои права и спокойствие. А вдруг я от полученных переломов скончаюсь? Кто тогда моих деток кормить будет? Может быть, ты? И вообще, я подумал, чего мелочиться? Гони штуку баксов, и расстанемся друзьями.
   - Да ты, мужик, сдурел. Сейчас в лес тебя увезу, там и закопаю. Для обоих проблемы будут решены. Такой вариант тебя устраивает?
   - Конечно, с покалеченным-то чего не справиться. Валяй, только учти, тебя видела моя жена. Остальное выяснить не сложно.
   - Ты меня, хрен сломатый, на понт не бери, а то оставшиеся конечности поломаю. Тысяча долларов и ни цента больше. По рукам?
   - Две тысячи, - повысил я ставку, - тогда и по рукам. Только отвезешь меня домой.
   - По рукам! Извини, братан, ты сам себе выписал транзитный билет на кладбище.
   Машина резко повернула в сторону леса, и я немного загрустил, понимая, что чуточку переборщил. Но с другой стороны, это тоже был неплохой вариант, если, конечно, я останусь в живых.
   - Ты еще не передумал, дядя? - вежливо спросил он, выворачивая на вязкий проселок. - Через пару километров будет поздно. Мочить тебя буду. Так как?
   - Нет, тетя, не передумал. Две тысячи и ни цента больше!
   - Как хочешь, достал ты меня до самого желудка!
   - Вот и кайфуй, попугайчик голубенький. Могу и глубже. Останови машину, я тебя прямо здесь, как зайчика под елочкой.
   Кажется, я достиг желаемого результата, потому что резко, с раздражением он остановил машину. Терпение "медвежатника" кончилось, обернувшись ко мне, он негостеприимно и даже грубо предложил:
   - Выматывайся из салона, баран недоделанный.
   - Пардон, любезный, но не могу. И рад бы, да сломанная нога не позволяет. Кажется, это вы и постарались. Придется вам мочить меня здесь. Уж не обессудьте, если шикарная обивка вашего салона пропитается моей безвинно пролитой кровью.
   - Клоун! Я вообще не выношу вида крови и даже против убийства, но ты меня достал, придурок. Поэтому я тебя удавлю.
   С таким вот многообещающим решением он за ноги выдернул меня из машины. Я заорал и сделал вид, что от боли теряю сознание. Только внезапность, гром среди ясного неба, давала мне шанс и возможность вырубить этого лося.
   Он тем временем подтащил меня к дереву, прислонил к нему спиной и, вернувшись к "жигуленку", открыл багажник. То, что он оттуда вытащил, восторга у меня не вызвало. Прочный капроновый трос одним концом он приделал к проушине под бампером автомобиля, а другой конец, перекинув через сук, приготовился накинуть на мою шею. Кажется, пришло время действовать, потому что промедление грозило мне всяческими ненужными неприятностями. К тому же позиция у меня подходящая, надежный упор. Внутренне сжавшись, я ждал того самого оптимально-беспроигрышного момента, когда шансы мои будут в апогее. И момент пришел. Лопнувшей пружиной мой правый каблук вылетел ему навстречу. Удар пришелся, как я и рассчитывал, точно в сердце. "Медвежатник" отрекошетил от машины и с возгласом "э-э-эх!" неподвижно улегся рядом. Открытыми глазами он мертво взирал на зимние деревья и свинцовое небо. Неужели я перестарался? Похоже, так и есть. Придется делать искусственное дыхание моему несостоявшемуся палачу.
   Едва он очухался, я, ни секунды не медля, надежно приторочил его к своему эшафотному столбу, а когда он вполне пришел в себя, завязал неспешную содержательную беседу на злобу дня:
   - Ну вот, дружок, все в этом мире переменчиво, и не всегда наши желания совпадают с нашими возможностями. Тебя как зовут-то, дружище? Видишь, как я вежливо с тобой обращаюсь, не то что ты... Кличут тебя как?
   - Не твое сучье дело. Отдам я тебе два куска, отвязывай, пес паскудный.
   - А ведь я могу обидеться и тогда начну допрос с пристрастием. И надеюсь, доведу до конца дело, которое ты замышлял. Правда, поменявшись ролями. Извини, но такова воля провидения. Дай-ка я гляну, что у тебя в мошне...
   Я скрупулезно очистил карманы "медвежатника". Все барахло сложил в его же шапку. Пока я неспешно изучал трофеи, он шипел и матерился, как обманутая тольяттинская проститутка. А улов был вовсе не хилый. Во-первых, миловидный дамский пистолетик размером с фигу, мудреный нож с набором слесарных инструментов. Во-вторых, деньги, и очень большие. Наконец, водительское удостоверение, выданное на имя Граблина Артура Артуровича. С него я и начал:
   - Что ж ты, Артур Артурович, два моих куска закосил, нехорошо, так друзья не поступают. У самого-то вона сколь, а у меня ни полушки, ни косушки.
   - Забирай свои два куска и исчезни, шакал. Попадешься мне, шею я тебе сверну. Ты еще меня в задницу поцелуешь.
   - Может быть, может быть. Только сейчас разговор о другом. Поведай-ка мне, гражданин Граблин, что ты вместе со своими дружками делал двадцать седьмого ноября в пять часов вечера?
   - Какая тебе разница? Да и не помню я.
   - А ты вспомни. Очень я про это хочу знать. Вспомни вечер четверга.
   - Да пошел ты на хрен, следователь гребаный. Утомил!
   - Значит, отвечать вы отказываетесь? В таком случае я вынужден применить насильственные меры и, так сказать, некоторое давление на ваш несговорчивый организм. Посмотрим, возможно, вы заговорите, когда из него полезет дерьмо.
   Я сел за руль и осторожно направил машину на обалдевшего от такого поворота Артура. Самое главное было в этой ситуации - не раздавить его по-настоящему. Он с ужасом смотрел на надвигающийся радиатор своего четырехколесного друга. Белая, всепонимающая маска смерти с открытым ртом глядела на меня через лобовое стекло. Я видел, как от напряжения на его лбу вздулась синяя жила, а глаза вылезли из орбит. Упершись ногами в бампер, он пытался остановить жуткую смерть. Я выжал сцепление, передернул скорость на нейтралку и дал полный газ. Он заорал дико, по-звериному, перекрывая рев двигателя и нарушая зимнюю гармонию природы. Улыбаясь, я вышел из машины.
   - Ну что, пацан, страшно? Будем говорить? Или начнем тебя плющить, клоп вонючий. Как ощущение? Каковы эмоции? Молчишь? Я могу повторить.
   - Не надо. Я буду говорить. Спрашивайте.
   - Отлично, мой друг. Скажи положа руку на сердце: тебе хочется быть раздавленным?
   - Нет. Не надо, пожалуйста, я вас прошу.
   - Прекрасно. А как по-твоему, хотелось ли этого той женщине, которую вы убили аналогичным способом двадцать седьмого ноября? Отвечай.
   - Какой женщине? О чем вы говорите? Я не понимаю.
   - Перестань гнать дуру. Я говорю о той бабе, которую вы в пять вечера возле кладбища бросили мне под колеса. Вспомнил?
   Отпустив челюсть, он округлил черные наглые шары и нутряным мычанием чревовещателя выразил не то отрицание, не то непонимание.
   - Чего бараном уставился? Не всосал? Сейчас помогу. - Я решительно открыл дверцу машины, собираясь продолжить процесс дознания.
   - Нет, не надо! - захлебнулся он ревом кастрируемого быка. - Я все расскажу, только не делайте этого.
   - Уговорил, только рассказ твой должен быть честен и правдив.
   - Извините, но я не знаю, о какой женщине вы говорите. Подождите, не торопитесь! Поверьте мне, я первый раз о ней слышу, а в четверг мы с мужиками были на презентации у одного пацана. Разошлись только в двенадцать. Это легко проверить.
   - Мальчонка, тебе не надоело крутить вола? Какая презентация, какой пацан, когда вчера я собственными глазами видел, как вы рассекаете на моей "девятке", которую вы угнали сразу после наезда. Кстати сказать, норовя при этом зацепить и меня.
   - Клянусь матерью, ни я, ни мои пацаны ничего об этом не знаем! Двадцать седьмого ноября мы все обмывали новый гаражный бокс Эдика.
   - Ну, сучонок, ты обнаглел! Сейчас ты будешь похож на цыпленка табака в собственном соку. Подонок!
   Я опять сел за руль, на сей раз намереваясь слегка его помять. Он, очевидно, это понял, потому что завопил с удвоенной силой достопочтенного Карузо в момент деликатной операции:
   - Не сме-ей! Я тебе все расскажу. Только не надо...
   - Хорошо, я готов тебя выслушать, но это в последний раз.
   - Да, конечно. Мы действительно вчера пользовались чужой машиной, но это не значит, что в четверг мы ее угнали.
   - Вот как? Решил сменить тактику. Это старая песня, милок, говорить полуправду. Ну допустим, тогда где вы взяли тачку? Когда? Зачем? И самое главное: где она сейчас? Если твои ответы будут правдивы и меня они устроят, то у тебя появится шанс еще немножко потоптать землю и баб.
   - Вас понял. Мы обнаружили ее еще в пятницу за автовокзалом. Пошли пиво отлить, а тут смотрим, стоит новенькая тачка, вся из себя без намордника. Тамошняя пацанва ее уже потихоньку обгладывает. Толян их шуганул, а я хотел ее тут же в свой гараж отогнать, но Толян на дыбы встал, говорит, последим, посмотрим еще денек-другой, а там уж видно будет. Закатили мы ее в ямку, подальше в лес, накидали веток и привалили трухлявым бревном. Отлично получилось. С десяти метров не распознать. Куча-кучей. Решили пару дней подождать. А тут в воскресенье нам предложили одно крупное дело, не совсем красивое, но довольно вкусное. В общем, на своих машинах туда соваться не стоило. В понедельник выкатили вашу тачку, протерли. Почистили и тут заметили на капоте характерную вмятину. Я говорю: пацаны, это наша тачка, она теперь хозяину и даром не нужна. В розыске она вряд ли числится. Сейчас делаем дело и с чистой совестью гоним ее на переплавку. Вот и все, что я могу рассказать.
   - Похоже на правду. Теперь расскажи, по каким делам вы ездили?
   - Мне кажется, для вас это не представляет интереса. К делу это не относится.
   - А мне кажется, очень даже относится, как и ношение огнестрельного оружия без соответствующего разрешения. Я ясно выразился?
   - Ясно. Ездили мы за какими-то документами, мент один попросил.
   - Допустим, оставляю это на твоей совести, хотя у тебя она отсутствует.
   - Кончай читать морали. Тоже мне, духовник выискался, чуть человека не раздавил. Отвязывай быстрей. У меня уже не задница, а кусок мороженого мяса. Я на тебя в суд подам. Ну чего стоишь?
   - Думаю. Думаю, почему ты не обратился в суд, когда шел на ограбление. Почему не обратился в милицию, когда угонял ворованную машину. Стая. Вот в чем дело. Вы только и сильны, когда в банде. По одному превращаетесь в слезливых и законопослушных мальчиков. Дерьмо. Где сейчас моя "девятка"? Быстро!
   - Хватился!.. От нее, наверное, только уши остались.
   - Отдашь свою с выплатой разницы, а пока говори, где находятся эти самые уши.
   - Да ты что? Если я его подставлю, мне же голову открутят.
   - Это когда еще будет. А я тебе откручу ее сейчас. Выбирай, какой вариант тебя больше устраивает. Но если соврешь, то обещаю тебе серьезную встречу совсем без шуток, не в пример сегодняшней. Думай, Федя. Адрес твой я уже знаю. А если вздумаешь обратиться за помощью к киллерам, то учти, моя стая более организована и боеспособна. Твою гребаную фамилию уже сегодня я засуну в компьютер. Ты меня ясно понял, бычок?
   - Понял. Говоришь, что твоя банда более организована? Уж не мент ли ты?
   - Я сказал только то, что тебе можно знать, и больше не хочу говорить на эту тему. Быстро говори адрес.
   - Я тащусь. Вор у вора дубинку отнял.
   - Заткнись. Последний раз прошу, говори адрес своего подельника.
   - Хорошо, я скажу, только при условии, что я останусь в стороне.
   - Это можно, но и ты меня в этом случае не знаешь.
   - Заметано. За автошколой пустырь, на нем гаражи. Шестнадцатый, семнадцатый и восемнадцатый боксы его.
   - Имя, фамилия, возраст?
   - Санек Силин. Возраст неопределенный. Думаю, лет сорок. Плюс-минус десять лет.
   - Отлично, будь здоров, - пожелал я ему, садясь в машину.
   - Эй, мужик, а как же я? - спросил он растерянно. - Меня-то как...
   - Не знаю, Артур, что с тобой делать, - уже развернувшись, посетовал я, - не могу тебя с собой взять. Глупости по дороге вытворять начнешь, а у меня больная жена и печень. Нельзя мне волноваться. Прощай.
   - Да ты что, рехнулся?! - Связанным каплуном он забился в силках. - Ты что делаешь, убийца? Ведь околею я, мать не переживет.
   - Ничего не могу для тебя поделать, дружок, ты мне всю обедню можешь испортить. Знаешь, что я придумал? Ты тут посиди, подожди, а я за тобой через час приеду. Деньги у тебя есть, я ни копеечки не взял. А за пушку извини, нельзя тебе ее доверять. Подстрелишь кого ненароком.
   Все это время он сидел, ошарашенно на меня глядя, еще не веря, что я могу его оставить в зимнем вечереющем лесу. Но иного выхода у меня просто не было. Не было уверенности в его честности, как не было уверенности в своих физических силах. Не справиться мне одному с этим качком-"медвежатником", оставить его здесь до моего возвращения единственно верное решение. Я оставил ему одну руку и вложил в нее чистовскую фляжку самогона, а под задницу подоткнул автомобильные чехлы. И это все, что я мог для него сделать.
   Заметно похолодало, я с удовольствием залез в теплый салон, ободряюще помахал хозяину и сразу же взял хороший темп. До нужной точки я добрался за какие-то пятнадцать минут. Оставив машину не доезжая ста метров до гаражей, дальше отправился пешком. В нужном мне боксе горел свет. Я стукнул три раза условным паролем великих дураков и конспираторов. Возня внутри прекратилась, и маленькая дверца испуганно, осторожно приоткрылась, не торопясь впустить позднего гостя.
   - Тебе чего? - подозрительно спросила меня уникально вытянутая дыней голова.
   - Откройте, я из налоговой инспекции.
   Дверь резко, едва не оторвав мне уши, захлопнулась, и из-за нее злобно затявкали:
   - Пошел отсюда, пошел отсюда, не знаем никакой инспекции. Пошел отсюда!
   - Я-то уйду, да вот только вас, гражданин Силин, завтра же с милицией доставят ко мне в кабинет. И там вы будете не такой смелый. До свидания.
   Отойдя на несколько шагов, я остановился прислушиваясь. Короткая конференция за дверью вынесла решение - продолжить переговоры.
   - Эй, мужик, ты где? - в роли парламентера выступил уже знакомый мне голос. - Ты еще не ушел?
   - Нет, смотрю, сколько гаражей имеет гражданин Силин.
   - А тебе-то какая разница? Сегодня у нас демократия. Хоть сто штук заимей.
   - Конечно, только плати государству налоги, если ты занимаешься частным ремонтом неисправных автомобилей.
   - А кто тебе сказал, чем я занимаюсь? Кто сказал? Ерунда это!
   - Может быть, вы впустите меня внутрь?
   - Ага, раскатал губенки. Поцелуй мою ж...
   - Это мы увидим завтра, кто кого и куда будет целовать. До встречи, дурак. Хотел с тобой по-хорошему договориться, как в цивилизованном обществе.
   - Эй ты, налогочник, погоди. - В узкую щель просунулась знакомая дыня и торопливо и страстно застонала: - Постой, постой, не спеши. Конечно, мы с тобой завсегда договоримся. Только не надо спешить. Скажи, кто тебе накапал? Скажи. За это я башляю отдельно.
   - Кто? А ты-то сам не догадываешься? Филин ты, а не Силин. Доброжелатель всегда найдется. Например, соседи твои любезные. С тобой же пьют и тебя же закладывают. У меня тут в папочке все по полочкам расписано. Когда какую машину ты закатывал на ремонт. Сколько он длился, и так далее. Между прочим, интересные моменты случались. Приезжает к тебе машина под одним госномером, а уезжает почему-то под другим. У тебя, наверное, филиал ГАИ. Или, например, цвет вдруг поменяет, быстро, как хамелеон. Ну я и подумал, что хорошую мастерскую имеет товарищ Силин, а налоги платить не желает. Думаю, зайду к нему сам, покажу свою папочку, пока начальство не в курсе. Может, он ею заинтересуется.
   - Ты, мужик, правильно подумал, заходи, кушать-то всем хочется.
   Я зашел в просторный, хорошо отапливаемый светлый гараж, оборудованный под мастерскую. Но того, чего ожидал, здесь не увидел. По крайней мере, кузова моего автомобиля здесь не было. Зато возле верстака возились два толстых недоумка с дынными головами. Наверное, это были сынки Силина. Гордость и "опора в превратной судьбе". Сам он приплясывал от нетерпения, тормошил меня, приговаривая:
   - А где папочка? А где папочка, мне глянуть нужно. Может, ее и нет? Покажь папочку, покажь, ты не бойся, то сынки мои Коля и Вова, хорошие пацаны у меня. Послушные. Айда сюда, сынки. Тут нам желают продать документы. Поглядите, правильные ли? Сколько стоят. Чтоб без обмана. Не люблю обманщиков. Дело надо делать честно. Ну, дядя, кажи папочку.
   Два сынка молчаливыми голодными бульдогами застыли с обеих сторон от меня, ожидая отцовской команды, когда им позволят рвать дичь.
   - Папочка-то у меня, а где денежки? Она недешево стоит.
   - Денежки при нас, далеко ходить не надо. Но сперва покажи товар.
   - Пожалуйста.
   Я полез за пазуху, бульдоги вытянули носы и тут же получили по ним резиновой дубинкой, которую я вытащил вместо "товара". Кажется, одному я сломал нос, потому что он только горестно застонал, обильно орошая бетонный пол дурной кровью. Второй делал оживленные телодвижения, пытаясь подняться. Пришлось ударить повторно. Краем глаза я заметил, как их папаша тихонько пытается прокрасться к выходу.
   - Иди сюда, Санек, все нормально. Еще шаг - и у твоих малышей не будет папы. Иди сюда, козел! Ты видишь этот техпаспорт?
   Я сунул в его нос паспорт моей украденной машины.
   - Вижу, - согласился он.
   - А номер? Гляди внимательно. Дважды показывать не буду. Он тебе знаком?
   - Никак нет, - ответил он почему-то по-солдатски.
   - Тогда вспоминай лучше, даю тебе одну минуту. После этого поджигаю все канистры и накидываю замок с той стороны. Думай, Дыня.
   Я не спеша разлил две канистры бензина, проделывая аккуратную бензиновую тропинку к выходу.
   - Ну, Силин, время - деньги, и они кончились. До встречи в раю.
   Играя ржавым замком, я пошел к выходу. Это неприятно поразило воображение хозяина, потому как он искренне и удивленно крикнул:
   - Погодите! Ну конечно я вспомнил и номер кузова, и номер двигателя, но два часа назад они стали другими, я сожалею, но... ничем помочь не могу.
   - Ты себе помоги, урод, и своим выкидышам. Сейчас ты напишешь мне бумажку о том, что ты сознательно перебил маркировку кузова и двигателя с номеров таких-то на номера такие-то. Распишешься, а вместо печати приложишь большой палец. Или я подожгу твой гадючник вместе с его обитателями. А завтра с утра я забираю машину. Как меня понял?
   - Я постараюсь.
   - Постарайся, и если работа будет проделана качественно, то я отдаю твою расписку и мы расстаемся навсегда. Если нет, то... лучше об этом не говорить. Учти, я приду не один. Так что свои гнусные планы похорони сразу.
   Злой и недовольный собой за грязно проделанную работу, я отправился назад, чтобы поскорее отогреть холодеющую душу "медвежатника".
   - Ну вот, теперь, когда я подстраховал себя, ты мне, Артурчик, совсем не страшен, - бодро заверил я, выходя из машины. Подойдя к нему поближе, я понял, что он никому уже не страшен. Его голова, залитая кровью, безжизненно свисала на грудь. Шапка и кожаная куртка отсутствовали.
   Я развернул машину так, чтобы лучше разглядеть место трагедии. Не погнушались и сапогами. О деньгах говорить не приходилось. Наверное, они ушли в первую очередь. Мне остается забрать у покойника только коньячную фляжку с инициалами Чистова. По ней вполне можно узнать настоящего владельца, а от него до меня рукой подать. Два подозрения на убийство за пять дней - это многовато даже для меня. Фляжку необходимо найти, но где? Я самым тщательным образом облазил все кругом в радиусе пяти метров. Бесполезно, только наследил на снегу. Ботинки придется выбросить. Жалко, почти новые. Но зачем им понадобилась пустая фляжка? Наверняка бедный Артур ее вылакал сразу. А то, что посудина серебряная, вряд ли имело для них значение. Как всегда, Гончаров, ты вляпаешься в историю. Мало того, что сам, еще и "медвежатника" прихватил. Он, правда, преступник, но не тебе его судить, сам становишься похожим на отморозка. А парня все одно жалко. Вряд ли он бы решился на убийство. Хотя как знать. Веревка была настоящая, сук и твоя шея тоже. Но где эта гребаная фляжка? Так недолго и залететь. А формулировка - пальчики оближешь: "Взят на месте преступления".
   Теперь и Ефимов не поможет, если я не найду проклятый сосуд. Может быть, он под ним? А больше ему быть негде. Не хотелось бы трогать тело, но иного выхода нет. Осторожно я просунул руку под труп и наткнулся на холод металла. Стараясь не запачкаться кровью, осторожно потянул ее на себя и тут же в испуге отшатнулся. Труп замычал. То есть, наверное, это был не труп, а полудохлый Артур Артурович Граблин, а это в корне меняло дело. Первое, что пришло в голову, это тихо и незаметно слинять, оставив умирающего закончить эту серьезную нелегкую процедуру в одиночестве, но дурацкая совесть, ныне вышедшая в тираж, не позволяла. Отыскав руку, я нащупал пульс. Он бился для полумертвого очень даже неплохо. Распутав веревку, я уложил Артура на чехлы. Из почти полной фляжки влил ему немного коньяку. "Медвежатник" открыл белесые глаза и закаркал, не то кашляя, не то ругаясь. Я по себе знаю, что в лежачем положении пить коньяк неприятно. Мой пациент тем временем приходил в себя. Взгляд его стал осмысленным, и, простонав, он задал, на мой взгляд, совершенно дурацкий вопрос:
   - Где я?
   - В раю, - успокоил я его, - сейчас ангелы прилетят, держи себя скромно.
   - Ты кто?
   - Твой отче... Артур, хватит дуру гнать, ты ехать можешь? В больницу тебя нужно. Вставай, помоги мне дотащить тебя до машины.
   - Никакой больницы, у меня свой доктор.
   - Говори адрес. Отвезу тебя к нему.
   - Остановите возле ближайшего автомата, я ему позвоню.
   - Хорошо, Артур, ты что-нибудь помнишь? Кто это был?
   - В том-то и дело, что я их толком не разглядел. Они остановили машину так, что фары освещали противоположную сторону. Из машины долго никто не выходил. Играла громкая музыка. Я несколько раз крикнул, но бесполезно. Все-таки до них было метров десять. Потом они наконец вышли и принялись то ли прыгать, то ли плясать. Их было четверо. Три пацана и одна баба, мне она показалась гораздо старше парней. А потом они ее огуляли всей шоблой... Визжали, как черти на похоронах грешника. Она, кстати, громче всех. А потом они предложили ей кольнуться, она отказалась, говорит, что мне и так хорошо. Тогда они повалили ее и, кажется, вкатили дозу, потому что наступила непонятная тишина. Ну я тут и вылупился. "Помогите! Спасите!" К несчастью, на этот раз они меня услышали. Подошли двое, один остался с бабой. Увидели, что я связан, и угорают, суки. Говорю, развяжите меня, я хорошо заплачу. Они еще громче гогочут, наверное, тоже ширево попробовали. Один другому говорит: "Бес, ты прикинь, он нам забашлять хочет". Тогда Бес чиркнул зажигалкой и внимательно меня разглядел. Говорит: "У него есть прикид подходящий, кепон клевый! Бабки с тобой?" Это он у меня спрашивает. Мне бы, лоху, сказать, что дома, а я замерз сильно и говорю - со мной. Лучше бы ты их забрал... Спрашивает: сколько? Я отвечаю, что вам хватит. Они спокойно шмонают мои карманы, вытаскивают всю вязанку и визжат от счастья. Я им говорю: "Только отвезите до города, и треть ваша". Тут они вообще зашлись от хохота. Прыгают мартышками и визжат: "Бес, я тащусь! Дяденька в люлю хочет, ща я его убаюкаю, тащи "колыбельную". Скотина принес какой-то деревянный молоток на длинной ручке... и это все, что я помню. Подонки. Я сам не подарок, но это... беспредел. Перстень и часы сняли...
   - Но ты же их видел, в их среде вращаешься, неужели даже смутно не можешь припомнить, кто такие?
   - Нет, зелень поганая, соски. Скоро из утробы матери прямо в рэкет уходить начнут.
   - Конечно, есть у кого учиться.
   - На такой беспредел я бы не пошел!
   - Способный ученик всегда перерастет учителя.
   - Послушайте, не надо к врачу. Кажется, я отошел, поеду домой.
   - Вести машину сможешь?
   - Да, я не хочу вас обременять.
   - Я тоже. Хороший ты парень, Артур.
   - Вы тоже. Может, когда-нибудь встретимся?
   - Возможно. Но лучше не надо. Прощай, медвежатник Артур. Кстати, имя той бабы не упоминалось?
   - Точно сказать не могу, но кажется, ее называли Булкой или Белкой. Покедова.
   * * *
   В восемь часов вечера я стоял посреди улицы и решал, куда мне двигаться. То ли в сторону дома, где меня могла подстерегать засада. То ли на дачу Чистова, где таилась опасность в лице его младшей дочурки. Задача эта была настолько трудная, что я оказался в баре. Заказав триста граммов чистой, я в придачу получил апельсин. Вот это сервис! Вот первые плоды нового времени. От злости я выпил сразу половину и откусил цитрусовый плод на манер яблока. Новые русские средней руки, одинаково одетые, очень напоминали стаю турманов. Их подруги совсем не походили на голубок. За всех не ручаюсь, но добрая половина не владела и третьей частью словарного запаса незабвенной Эллочки Щукиной. Весело порхали малолетние проститутки под недремлющим оком крутых "пастухов". Одна из них припарковалась рядом.
   - Меня зовут Тома. - Она замечательно гнусно пыталась кокетничать. - Я пью шампанское, хи, обожаю шампанское.
   - А я водку, тоже люблю.
   - Мужчина, закажи мне шампанского. - Она пыталась прижаться ко мне молодым, но уже мерзким телом, невольно я отшатнулся и позвал:
   - Парень, подойди.
   - Я не парень, я бармен.