Петухов Юрий. Помрачение

   Нет, нету зла, нету нетерпимости к таким вот "дамочкам" и сходным с нею. Одна жалость только. Да горечь. Сколько же у нас ловко манипулировали такими, именно такими! Теми, кто всегда на поверхности толкется, кто видимость народа создает, а по сути своей лишь легкая пленочка на его непомерной, великой толще, лишь мятущаяся и нестойкая пена.
   Игорь потерял интерес к "даме", поклоняющейся анжеликам. Да и та, почувствовав это, отошла со своими "Тремя мушкетерами", вновь ввинтилась в толпу, раздвигая ее очень ловко и плечами и локтями.
   - Во-о, уплыла, - промямлил унылый мужчина. - Много тут таких, приоденутся, намажутся, замакияжутся под интеллектуалочек, на первый взгляд, не отличишь от настоящей умной бабы. А рот раззявит, так и видно сразу - анжелика из вторсырья, маркиза с овощной базы!
   Игорь кивнул, спорить не стал, хотя был уверен, что сами по себе ни вторсырье, ни овощная база не виноваты. Здесь все глубже, сложнее - низвержено, искорежено, изуродовано, ошельмовано столько, что голова не вмещает. Тут уж, точно, не наособицу надо, а все миром, как встарь!
   Он потихоньку продвигался в толпе, подчиняясь ее законам. Нигде, ну нигде не было книги Соловьева, ни у кого! Да, согласен, маленький тираж, не просто найти, не всем достанется. Но вон же сколько кругом бумаги! Той самой, которой не хватает на нужное, но хватает почему-то и на "прелестных" анжелик и на героев "арбатского" мирка.
   Он зашел еще на минутку в магазин, погреться. Там толчея не стала меньше. Игорь постоял у батареи, давая отдых и ногам и глазам.
   Когда он вышел, у самого входа в магазин толпилась куча молодых, здоровенных парней. Он видел только их спины. Что они там затеяли? Тоже, небось, греются, только по-своему, подумалось Игорю. Нашли место! А ребята толкались, подпрыгивали, слышались звуки тычков, хлопков, смех. Особенно сильно смеялся один - диким дурашливым смехом, другие громко разговаривали, покрикивали с босяцким, нехитрым юморком, подбадривала друг друга. Ишь ты, разрезвились мальчики! Игорь хотел обойти их стороной. Но они вдруг сами, как-то одновременно разошлись, продолжая шутить, толкаться - какой-то миг, и молодых здоровяков, по виду совсем не книжников, уже не было у входа. На стадион побежали или в кино, почему-то решил Игорь.
   Проходя мимо стеклянной витрины магазина, он обратил внимание на сидящего на корточках мужичка в шубе. Шапка была надвинута на самые глаза, шуба вся в снегу - трудно даже понять, какого она цвета, размотанный шарф вот-вот свалится, на руках то ли грязь, то ли кровь засохшая. Очень неприглядный мужичок. Игорь скривился, и сюда пьянь проникла, места ей мало, нашел где усесться, алкаш! Он прошел, стараясь не задеть, не прислониться случаем.
   Рядом с бородатым стоял худощавый парнишка в кожаном пальто и такой же кепке. Черные узенькие усики у него на губе нервно подергивались. Говорил парнишка отрывисто, быстро. Бородатый Игоря не видел. И он решил не встревать в разговор. Мало ли, встретились приятели, чего он мешать будет. Но слова доносились до его ушей.
   - Надоел ты мне, понял, - говорил бородатый с какой-то неприязнью, но в то же время посмеиваясь, - я за неделю ни одной не отдал, усек? Навара-то нету, пошевели мозгой, ты ж дело знаешь, чего хочешь, когда навару нету?
   Парнишка в коже все крутил головой. Игорю запомнился его острый, рельефный профиль.
   - Ты, борода, стоишь спокойно, так и стой. Или надоело? Гляди! Забыл, что не в магазине? - говорил он, попыхивая несмятой беломориной.
   Едкий дымок с привкусом полыни напоминал Игорю кое о чем. Но выводов он делать не стал, может, и ошибался. Какой дурак будет "шмалить дурь" вот так, в открытую? Нет, конечно, ошибся.
   - Не забыл, - согласился бородатый, морща лицо. - С тобой забудешь. Как отдам чего, сразу подходи, ты ж у нас глазастенький, Томаз, все-е видишь. Лады?
   - Ну ладно, давай так. Но смотри, вон там один сидит, у витрины самой. Ты сходи, проверь, знаешь, я не обману. Навроде тебя был, с гонором. Так ребята с ним поговорили, разобрались, что к чему. Он теперь, борода, стал такой покла-а-дистый. Не, ты сходи, глянь...
   Только сейчас до Игоря дошло. А ведь сразу что-то не понравилось ему в тех ребятишках, толкающихся, загородивших ото всех спинами кого-то. Не понравился и смех их дурацкий, и крики. Так вот что, они там, оказывается, колошматили - в открытую, по-наглому! - какого-то строптивого спекуля, не пожелавшего поделиться частью выручки! Вот тебе и Россия-матушка! Ну и ну! А он-то думал - врут, нет у нас такого. Ну что же, созрели оказывается, можно и доложить заокеанским наставничкам, дескать, теперь и у нас все в порядке, опыт усвоен успешно, рады стараться, ваши сковородия! А если учесть то, с какой готовностью и лихостью газеты тиражируют опыт рэкетеров, надо думать, мы скоро всех обскачем! А главное, так буднично, так просто, даже незатейливо, надо сказать. И вроде не жалко спекулей, а все равно неприятно это, дожили!
   - Не надо мне кино устраивать, знаю, что не поленились ребятки, и смотреть не хочу, - сказал бородатый.
   - Добро, - парнишка с усиками поежился в своем не слишком-то приспособленном для русских зим пальто, сказал, - на первый раз побеседуем, как с тем, а еще повторится - ментам сдам со всеми потрохами. Ты меня знаешь, я человек не сентиментальный, плакать по тебе не буду. Да сдам в ментуру так, чтоб не на штраф и не на сутки, а чтоб сразу на срок, понял? Ты же знаешь законы? Надо их уважать, дорогой! И не обижайся, прошу. Нас, слыхал, как называют - санитары общества! Уважают, значит!
   Он хлопнул бородатого по плечу и ушел, по смеиваясь.
   Игорь подошел молча. Посмотрел в глаза.
   - Слышал? - спросил бородатый.
   - Да уж пришлось.
   - Не обращай внимания, гонору больше, чем дела. У-у, дерьмо! - Он понизил голос: - Только все, замяли, лады? Нечего на этих гадов еще время тратить, с меня они много нe возьмут. Я сам на нуле! - он довольно засмеялся.
   - Лады, - согласился с ним Игорь.
   Прогулка его оказалась неудачной, как и предупреждал бородатый. Они тут сами разберутся. А вот что ему делать?
   Он вернулся, не солоно хлебавши, кляня судьбину свою и все на свете. Даже стал подумывать - не пора ли бросать поиску ir отправляться домой. Больших усилий стоило удержаться, не уйти.
   - А вот русский Дрюон, задарма! - вынырнула, как и прежде неожиданно, клетчатая кепка. - Бери, не пожалеешь!
   Игорь прочитал: Балашов, "Симеон Гордый". Но почему русский Дрюон? И что это за бред вообще: русский Карузо, русский Ньютон, русский Одиссей?! Он частенько встречал подобные сравнительные наименования выдающихся русских людей и в прессе и в книгах. И никогда не мог понять, чего добиваются авторы? Или они думают, что тем самым прославляют соотечественников? Тем, что отводят им второстепенные места, отнимают первородность, исконность? Воистину, бредятина какая-то! И он, вспомнив бородатого, неожиданно и резко бросил:
   - А ну, вали отсюда!
   Кепарь послушно отвалил, видно, привык к такому обращению. А Игорь вернулся на прежнее место. И рассказал бородатому про "русского Дрюона".
   - Быдло, - сказал тот, - быдло оно и есть. Ты, думаешь, я его зря гнал? Я б давил эту падаль! Ну, а объяснение имеется - Дрюона все знают, его с помощью макулатуры в миллионах размножили, можно сказать, навязали людям. Так с кем же сравнивать, конечно, с Дрюоном! - протянул он с иронией. Это как реклама. Понял?
   Игорю такая реклама была не по нутру. Но нельзя же всех по себе равнять, и он кивнул.
   - Кстати, насчет рекламы, - оживился вдруг бородатый, хочешь посмеяться? Сам над собой уже третий месяц смеюсь, остановиться не могу. Когда эти шакалы фуфло за конфетку выдают - еще куда ни шло. Лишь бы сбыть! Но реклама, о-о, реклама - двигатель торговли! - бородатый снял на секунду шапку.
   - Видал?
   Игорь кроме лысины величиной с блюдце ничего особенного не разглядел, но кивнул, мол, видал.
   - Вот так, - продолжил бородатый, - полгода назад купил четыре флакона "Банфи". Слыхал? Средство для волос, импортное. У нас в "Здоровье" писали, в газетах проскальзывало могучий восстановитель! Три раза в день ваткой в лысину - и через полгода все в ажуре. Так и в инструкции прописано. Ну я и выложил двадцать шесть рублей. Там, правда, сказано: при старческом облысении и при наследственном не действует. Короче, тру месяц за месяцем: радуюсь заранее, думаю - все впереди, скоро красавцем стану. Ну а как иначе - облысение у меня не старческое, откуда в тридцать лет? И не наследственное, я в нашем роду один такой. Втираю себе, по инструкции, всю плешь протер, все флаконы извел. А лысина только больше стала, последние корешки вытравил этим уникальным средством. Смешно?
   Игорю было совсем не смешно - у него тоже волосы лезли. Правда, до плеши было еще далековато. Но это расстраивало его не на шутку.
   - Вот и мне смешно! А ты говоришь, реклама. А знаешь, сколько нас в очереди было? За день все разобрали. По десять флаконов хватали. Я, конечно, понимаю - прибыль нужна, но... Вот так, дружище, закон везде один - лишь бы продать, товар спихнуть. А там хоть трава... хоть волосы не расти!
   Игорь был не склонен к таким мрачным выводам.
   - Да просто на тебя не подействовало, бывает, - сказал проникновенно, стараясь не обидеть бородача. Он даже стал к нему испытывать какую-то неизъяснимую жалость. Хотя жалеть того было совсем не за что, другие к нему чувства бы следовало питать... но не получалось.
   - Э-эх, - вздохнул бородатый, - святая ты простота, не подействовало! А на кого подействовало?
   Когда вновь вынырнул из гущи коротышка в кепке, бородатый чуть отклонился назад и отвел ногу, как для пинка - кепарь тут же скрылся.
   Народу становилось больше. И Игорь замечал новые, еще не примелькавшиеся лица. Он к этому времени уже основательно продрог. Взглянув на часы, решил, что если не попадется через полчаса Соловьев, то уйдет. Все, хватит!
   - Я пойду, еще погляжу, - сказал он.
   - Да стой ты, - бородатый принялся расстегивать заевшую молнию, - стой, простота, ничего ты там не найдешь. На-ка вот! - он как-то вдруг, будто фокусник из цилиндра, вытащил из сумки книгу Соловьева "Сочинения" из серии "Философское наследие". Игорь сразу же узнал ее. - Держи!
   Суетливо полез в бумажник, отсчитал тридцать рублей пятерками, сунул их бородатому и пробурчал:
   - Чего ж сразу не сказал? В рекламе разбираешься, а свой товар...
   - Мой товар, он и есть - мой товар, - бородатый не улыбался, - деньги спрячь, пригодятся.
   Игорь совал тридцатник и мотал головой - подарки ему не нужны были. Но бородатый на деньги не смотрел.
   - Я так не возьму, - твердо заявил Игорь.
   Длинный нос сморщился, щеки поплыли вверх. Но улыбки не получилось.
   - А кто сказал, что так? Я не филантроп, это ты меня с кем-то путаешь. По номиналу, - бородатый перевернул книгу, показал Игорю, - червонец, как прописано, гони! Я ее почти даром взял, на какое-то фуфло выменял. Так что, радуйся.
   Игорь переминался с ноги на ногу и не знал, как ему поступить, - все равно получается подарок. Да и вообще, неслыханное дело: Соловьева - по госцене! Может, парень узнал его, признал в нем бывшего коллегу. Но тот ничем себя не выдавал.
   - Ты вот что, дружище, выбрось всю дурь из головы, бери книгу и топай себе. Я же вижу замерз, книга нужна...
   - Ну, спасибо, - Игорь отсчитал ровно требуемую сумму, сунул том за пазуху и крепко сжал парню руку.
   - Может, увидимся когда, - сказал он неуверенно. Бородатый кивнул и отвернулся. Он все так же притопывал своими мохнатыми огромными сапогами, поглядывал поверх голов. Детективы его почему-то не покупались, хотя цена на них бала пониже, чем у многих других завсегдатаев. Но Игорь не пытался докопаться до причины. Он брел на трамвайную остановку и вовсе не испытывал никакой радости от сегодняшнего приобретения. Потихоньку смеркалось. И в голове крутилась навязчивая мелодия. Она пелась сама по себе, без слов. Игорь все пытался вспомнить - из какого же отдела этот бородач, под кем он работал? Но вспомнить никак не мог.
   Впрочем, долго Игорь не терзался. Его сейчас полностью захватывало другое. Казалось, что он нащупывает ответ на свои вопросы. Вот-вот, еще немного и... Первым делом надо отделить читателя от хапуги. Именно с этого начинать! Все другое уже многократно испытано. Сначала надо совершенно точно выяснить - что выпускается для читателя, что для накопителя. Надо совершенно точно определить - что издается лишь для того, чтобы получить прибыль, пользуясь накопительским бумом. И стоит ли эта прибыль уничтожаемых лесов, воздуха. Временщики мы, готовые в жажде стремительного обогащения, сиюминутной прибыли сокрушать все под собой, лишь бы вырвать у накопителя его рубли?! Или же все-таки думаем хоть немного о своем народе, у которого не будет будущего, если все уничтожить вокруг, вырубить, заплевать, загадить ради того, чтобы в домах накопителей появились, залегли мертвым грузом еще тысячи томов в каждом, несчитаные миллиарды закупоренных по квартирам книг во всей стране.
   И разрешение проблемы, тем более с наскоку, не по силам даже журналистам-международникам - Игорь усмехнулся про себя, молча, - незаменимым наставникам народа русского. За кажущейся простотой стоят сложнейшие, воистину философские вопросы. И хотелось бы, чтобы на вопросы эти отвечали те, кому верит народ, кого уважает, к чьему слову чутко прислушивается, потому что знает - это слово правды и совести, а не "разоблачительства" и фразерства, слово, брошенное не для того, чтобы изумить и шокировать, привлечь внимание к своей особе, возвыситься хоть на миг, а слово, выстраданное, выношенное, изшедшее из народа и обращенное к нему, слово, исцеляющее своей правдой. У нас есть кому, думал Игорь, сказать это слово без заискивания перед хозяевами совместных предприятий. Но почему-то в чести и на виду оказались совсем другие люди, во многом оторвавшиеся от почвы родной, но и "того берега" не достигшие, а так и зависшие в воздухе где-то посередине... свое для них - уже не свое, на чужое глаза горят, да видно, чужого даром не дают, так и висят где-то в пространстве, восхваляя все, на чем импортная этикетка, - а на пользу ли оно, во вред ли, им, похоже, и дела нет. Вот бы что обсудить на телевидении, в прессе. Не все же мулить до бесконечности какие-то пигмейские проблемки панков, рокеров, металлистов и просто страдающих от безделья балбесов, для которых телевизионное время нисколько не жалеется. Будто нам не о чем поговорить, кроме как об острой нехватке развлечений. Как все это поверхностно, как глупо и бездарно на фоне стольких безотлагательных проблем, назревших в обществе!
   А рядом с этим, Игорь видел явственно, появляется и набирает силу нечто иное, рассчитанное на возбуждение животных инстинктов, ничего общего с литературой не имеющее. И подается все это в лакированной обложечке, в красочном фантике. Чего далеко ходить, вон у ханыги в руке книжка - казалось бы, разоблачающая и осуждающая повесть из жизни проституток, наркоманов и жуликов, где через каждые пятьдесят строк вставлена казенная сентенция, что быть нехорошим человеком нехорошо. А на деле, он сам читал, изощренно и сладострастно смакуется "шикарная", "импортная" жизнь отечественных подонков, такое впечатление, что авторы слюни роняли от зависти, когда описывали до мельчайших подробностей быт и наряды преступников! Сколько такого барахла появилось в последнее время. Замаскированное якобы под "перестроечное", оно захлестнуло страницы журналов. Молодежь читает, захлебывается ел восторгов, от "смелости" и "шикарности", пропуская сентенции.
   Что же происходит, думал Игорь. Откуда выползли на свет божий демагоги и рвачи? Чего же добьемся, есля мы сами будем столь настойчиво, всеми средствами, порой талантливо и мастеровито, уверять себя, общество, что живем в мире продажных негодяев, проституток, жуликов и извращенцев, в мире всеобщего "русского бескультурья и дикости" - а уже и до того доходит, особенно в публицистике?! Рано или поздно наступят момент, мы и сами его не заметим, когда наш мир, перессоренный, раздраженный и озлобленный, доведенный до ненависти каждого к каждому, и станет таким вот, описываемым миром, но уже реальным, произойдут необратимые процессы. И кто тогда скажет, что Россия - это вместилище нравственности и духовности, оплот подлинной культуры? Кто вспомнит, что существовал великий российский народ с его трудной и славной историей? Никто из наших друзей или недругов, ни злобствующие, ни сочувствующие, не смогут вернуть нам прежней чистоты, если мы сами себя втопчем в грязь! Так размышлял он по дороге к остановке. И дернул же его черт вернуться назад! Решил открыться бывшему коллеге, потолковать с ним о том, о сем о своих догадках, рассказать новенькое о родной конторе.
   Когда Игорь вплотную подошел к толпе, случилось неожиданное - не один человек и не близстоящие, а вся огромная толпа вдруг неистово рванулась куда-то, отпрянула единой взбаламученной массой, с криком, чьим-то взвизгом, руганью, будто ошалелый табун лошадей, напуганный внезапным появлением стаи волков. Игорь оторопел, не сумел сразу влиться в это общее движение... и почувствовал на локте крепкую уверенную руку.
   - Ваши документы, пожалуйста.
   Сержант был на полголовы ниже Игоря. Но смотрел свысока. И как им это удается, подумал Игорь. Рука сама залезла во внутренний карман, вытащила паспорт. Сержант сунул его в карман шинели, не раскрывая. За какие-то секунды у магазина стало безлюдно. Тьма сгустилась окончательно, одиноко покачивался вдалеке фонарь на косом столбе, да тускло посвечивали витрины - улицы они не освещали.
   - Отойдите в сторонку...
   В сторонке стоял еще один милицейский сержант и держал коротышку в клетчатом кепаре, того самого, с авоськой. Они смотрелись, как Пат и Паташон, - сержант был вдвое выше. Коротышка голосил плаксиво, рылся в карманах в поисках паспорта. Тот, видимо, был запрятан глубоко, не находился, а возможно, его и не было вовсе.
   - Так, что будем делать, - без вопросительной интонации проговорил маленький сержант.
   Игорь знал, что он ни в чем не виноват, но внутри все дрожало. Он даже боялся рот раскрыть - по голосу они поймут, что взяли того, кого следует. Дыхание было учащенным, в горле застрял комок. Он молчал и пожимал плечами. А милиционеры держались, как и обычно, уверенно, поглядывали чуточку снисходительно. Коротышка оказался на редкость сообразительным.
   - Это он все, вот этот, спекулянт, жлобина! - вырвалось из-под кепаря. Скрюченный палец упирался Игорю в грудь. Это он мне продал двух Дрюонов, Балашова. По червонцу содрал! Последние гроши выбил, а я и так не миллионер, все деньги на еду да на книжки. Наживаются такие вот на любителях чтения! У-у, жлоб!
   Оба сержанта смотрели не на коротышку. Они смотрели прямо Игорю в глаза. А тому было невыразимо стыдно и еще более противно ото всей этой гнусности: от поведения подлеца коротышки, от бездействия и нежелания разобраться молодых парней в форме. Ему было обидно до слез, что не хватает почему-то голоса, чтобы объясниться.
   - Ну что молчим? - спросил маленький сержант.
   - А что ему сказать, влип, жлоб! - выкрикнул коротышка с авоськой. - А ну гони назад тридцатку! Товарищи милиция, не оставляйте обманутого в беде! - распалялся все больше.
   - Да бред это, что вы, не видите, что ли, ну какой я спекулянт, какие доказательства! Что, и поменяться книгами уже нельзя, что ли? - голос предательски дрожал, выдавал непозволительную слабость.
   - В установленных местах - можно, а вот у магазина... порядки надо знать, - сержант смотрел прозрачно, безразлично. Ему, наверняка, давным-давно уже надоели все эти злостные нарушители общественного порядка, и он на них свою нервную систему не растрачивал. - Значит, тридцать рублей взяли с этого? За три книжки?
   Кепарь утвердительно закачался, быстро-быстро, в такт трясущейся голове. Длинный милиционер придерживал коротышку за воротник. Игоря пока руками не трогали.
   - Да врет он все, у меня в кармане... - он неожиданно вспомнил, что в кармане у него именно тридцать рублей. И осекся.
   - Вот видите, видите! - осклабилось гнилозубо из-под кепаря.
   - Да что с ними говорить, пойдем в отделение, - предложил длинный сержант маленькому.
   - За что? - возмутился Игорь.
   - Там разберутся, - успокоил его маленький сержант. - Нехорошо продавать книжки по спекулятивным ценам, вы это знаете.
   Если бы паспорт не лежал в кармане сержанта, Игорь бы рванул от них во всю мочь. Пускай думают, что хотят. Догнать не догонят, стрелять, разумеется, изза таких пустяков не будут! Но паспорт-то был у сержанта! Коротышка и тут перехитрил его - своего документа он так и не нашел, и про это, казалось, позабыли.
   - Кто по спекулятивным, вы что?! - Игорь повысил голос, от возмущения он захлебывался словами. И знал заранее - ничто не поможет. - Вы видели, вы доказать сможете?! За что невиновного человека задерживаете!
   Оба сержанта заулыбались. Маленький прихватил Игоря за локоть снова, проговорил тихо:
   - Пройдемте.
   Игорь сделал шаг, из-за пазухи вывалилась книга.
   Сержант подцепил ее на лету.
   - Философией интересуетесь, или это тоже на продажу?
   Игорь промолчал. Ему стало на все наплевать - пускай ведут, куда хотят, и делают, что хотят - он больше ни слова не проронит. Они зашли за магазин. Там было совсем темно. Коротышка в кепаре испуганно озирался, норовил выскользнуть из руки длинного милиционера.
   - Что молчите? - повторил сержант свой вопрос. Если бы не форма, Игорь врезал бы по лоснящейся морде этому наглому парню. Но приходилось сдерживаться.
   - Интересуюсь, - ответил он.
   - И сколько за него просили? Небось, тоже не меньше тридцати рублей?
   Игорь молчал и думал - почему они остановились, почему не идут в отделение? Огонек предательской слабой надежды вспыхнул в нем - только не связываться, только...
   - Значит, не признаете, что взяли у гражданина тридцать рублей?
   - Взял, взял! - подтвердил коротышка.
   Игорь сжимал рот крепче, но все равно зубы мелко и противно стучали, в голове горячо и нудно пульсировала тяжелая кровь.
   - Не хотите сознаваться - ваше дело. Но учтите: и продавец у нас в руках и покупатель. Свидетеля не нужно. Задержали вас на месте, так сказать, преступления. Протокол составить пара пустяков. А там пусть народный суд разбирается. А может, вы и вправду не виноваты!
   Сержанты снова заулыбались. Заулыбался с ними заодно и коротышка. Бессилие, невозможность сделать что-нибудь, оправдаться - Игорь готов был голову расшибить о стену.
   - Так значит, не хотите вернуть товарищу его деньги? спросил печально длинный.
   - Да пускай подавится! - Игорь выхватил из кармана три десятки, швырнул в лицо коротышке.
   Тот ловко подхватил деньги, не дал им рассыпаться по снегу.
   - Зачем так нервничать? Извинитесь перед гражданином...
   Игорь отвел глаза, зубы выбили дробь.
   - Извините, ради бога, гражданин! - выдавил он с сарказмом. - А вам, товарищи блюстители, огромное спасибо за все и низкий поклон!
   - По-моему, он издевается, - предположил длинный.
   - Да, наверное, хочет все-таки в отделение, - согласился маленький.
   Игорь решил перехватить инициативу, дернулся.
   - Простите, погорячился, - проговорил он. - Только раз ему деньги отданы, пускай я книги возвращает - Дрюонов и Балашова!
   Коротышка прижал авоську к груди, замешкался. Но потом вытащил книги.
   - Бери, жлоб!
   Игорь не успел протянуть руку. Длинный перехватил книги.
   - А вот товар, как лишний соблазн для вас обоих, конфискуется! - книги мгновенно исчезли за отворотом его шинели. И даже не заметно было, что там что-то есть - грудь как была колоколом, так и осталась. Коротышка явно не жалел об утрате, ухмылялся злорадно.
   - Можете идти! - сказал маленький сержант. - И смотрите, не нарушайте больше.
   Игорь развернулся в полнейшей прострации. Тут же снова стал лицом к милиционеру, преграждая тому путь.
   - А мой Соловьев? - спросил он, теряя остатки голоса.
   - Соловьев тоже конфискован. У вас есть возражения?! - он пристально поглядел Игорю в глаза.
   Возражения, если они и были, тут же испарились. Только не связываться, только не связываться! Он развернулся, пошел прочь.
   - Стойте! Вот ваш Соловьев! - сержант протягивал книгу. Держите!
   Игорь взял ее.
   - Чтоб я вас тут больше не видел! - донеслось в спину.
   Не внходя на свет, к фонарю, Игорь остановился - у него не было сил идти дальше. Надо было постоять, прийти в себя. Он пронаблюдал, как оба милиционера скрылись из виду в дальней подворотне. Вздохнул. Надо бы пойти в отделение, все рассказать... и тогда... А что тогда? Ничего! Он отмахнулся от пустой мысли. Что-то клетчатое прошмыгнуло перед глазами. И откуда только силы взялись - в два прыжка он настиг гаденыша-коротышку, уцепил его за ворот.
   - Стой, паскудина!
   Коротышка пригнулся со страху. Видимо, он совсем не ожидал, что обманутый может быть где-то поблизости, надеялся, что тот без памяти несется к дому, счастливый от того, что избежал наказания.
   - Давай сюда, гнида!
   Игорь не ждал, пока коротышка сам достанет деньги. Он держал его одной рукой, другой шарил по карманам, в авоське, за пазухой. Деньги нашлись под кепарем. Коротышка, почувствовав, что лишается тридцатника, заверещал, принялся брыкаться, грызть Игореву руку зубами. Было очень больно, и Игорь выпустил подонка. Но деньги уже перекочевали в его карман. Оставалось только дать хорошего пинка. Игорь занес ногу... Сзади его цепко захватили под локти. Он не мог ни развернуться, ни нагнуться - хватка была железная. Коротышка, почувствовав себя на коне, первым делом вырвал из кармана бумажки, комкая сунул их под кепарь. Потом размахнулся и ударил Игоря по подбородку, выше достать не смог.
   - Получи, падла! - прошептал почему-то уже без вереска и плаксивости, зло и ехидно.
   Отбежав на три шага, он разогнался и с силой ударил ногой в живот. Метил ниже, но Игорь пригнулся слегка, спас себя от страшной боли. Удар был сильный, несмотря на всю видимую хлипкость коротышки. Но злил сейчас Игоря вовсе не жестокий и мерзкий обладатель кепаря. Его бесило другое - державший за локти не давал ему сделать ни единого движения, не давал даже обернуться назад. И все время колотил не слишком сильно, но упорно, в затылок чем-то тяжелым и твердым, наверное, собственным лбом. Лишь один раз подал голос, сиплый, пропитой:
   - Шапку с него сыми!
   - Пускай подавится! - отозвался коротышка, будто речь шла о его собственной шапке, подаренной Игорю.
   И бил. Без остановки - то руками, то ногами. Когда у избиваемого стали подгибаться ноги, его оставили в покое. Подержали немного на всякий случай. Потом проявили благородство, прислонили к стеночке.
   - Отдыхай, малый! - провоняло перегаром в лицо. Разглядеть державшего Игорь так и не смог, в глазах у него туман стоял красный, да дергались, мельтешили желтые точки - то вспыхивая звездами, то угасая ненадолго.
   - Еще только покажись здесь, сучара! - злобно прошипел коротышка, плюнул в лицо. - Живым не уйдешь, понял. И бороде передай - попадется, я ему за все пинки отсчитаю сполна, понял?!
   Игорь ничего не слышал и ничего не понимал, слова доходили до него с трудом. Не было сил вытереть залитое кровью лицо. Он не заметил, как мучители оставили его. Стоял, обжигаясь колючим, морозным воздухом. Потом присел на корточки и уткнулся в шапку.
   Способность видеть, понимать, соображать вернулась к нему лишь через несколько минут, когда рядом уже никого не было. Он сидел и смотрел, как в свете далекого кособокого фонаря вился, будто побелевший рой пчел, падаюыщй и взмывающий снег. Ни злости, ни возмущения, ни тем более обиды не было. Было только немного тоскливо и пусто. Мутило. Игорь набрал снега в пригоршни, тщательно протер лицо. Мимо, шагах в сорока, прошли неторопливой, важной походкой оба сержанта, длинный и маленький, но Игоря они не заметили.
   Он сидел тихо, все так же на корточках, одной рукой опираясь о колено, другой прижимая к груди толстую книгу в темно-зеленом переплете.