… мы стоим миров двух между,
Несем туда огнем надежду…
И пусть нам поступь четверенек
Давно забыта и чужда,
Но я законов неба пленник,
Я самому себе изменник,
Отсюда смута и вражда…
 
   [Стихи В. Хлебникова]

43. ДЖЕРАЛЬД ЛИНЕКЕР

   Богомил поднял бот вровень с крышей дворца. Весь город Посейдона был виден с этой точки. Поблескивала вода в каналах, идеальными кругами обегающих дворец. Изящными игрушками казались дома знати, разместившиеся во Внутреннем кольце. Выстроенные из розового туфа, украшенные разноцветным мрамором и мозаиками, они казались драгоценными камнями, которые чья-то щедрая рука разбросала по ярко-зеленому полотну садов. Искрились под лучами солнца листы орихалка, укрепленные на крышах. Громада Жертвенного храма чернела у подножия Священной горы, и на ее темном фоне серебрилась скульптура Бога Моря, дерзко вздымавшего к небу свой грозный трезубец. Лачуги бедноты прикрыла вуаль воздушной дымки, скрывавшая их убожество. А дальше, почти у горизонта, синела безграничная гладь океана.
   Но любоваться открывшейся перед нами картиной не давало беспокойство о Старадымове, который вместе с толпой прочих «избранников богов» поднимался по ступеням каменной пирамиды. Похоже, восхождение было не из легких. Ступеньки были настолько высоки, что людям приходилось сгибать колени чуть ли не под прямым углом, чтобы переступать по ним. А перевести дух не давали жрецы.
   – Натренировались вверх-вниз бегать… – неодобрительно бросил Богомил, показывая на них.
   Я не понял и вопросительно посмотрел на него. Геров пояснил:
   – Представляешь, в каком состоянии находятся сейчас «избранники»? Ведь им предстоит увидеть Владык Атлантиды – почти небожителей! Сильнейший психологический стресс. А тут еще чертовски трудный подъем на огромную высоту. Добравшиеся до дворца совершенно вымотаются физически, а психологически будут в состоянии, близком к религиозной эйфории. Готовый материал для формирования фанатиков, которые за Посейдона и его служителей пойдут в огонь и в воду.
   Белый гиматий Юрия виднелся в середине толпы поднимающихся. Старадымов, стараясь не выделяться, к вперед не лез, и не отставал. Браслеты связи доносили до нас его напряженное дыхание. Видно, даже тренированному спасателю приходилось нелегко.
   Наконец «избранники», сопровождаемые жрецами, втянулись в темный квадрат входа, прорубленного в пирамиде у подножия Дворца Владыки. Через несколько минут из микрофонов послышался шепот Старадымова.
   – Уф! Отдышался. Ну и гонка!
   – Где находитесь? – спросил я, пригнувшись к пульту.
   – Ведут довольно широким поднимающимся переходом. Странно, окон нет, но здесь светло. Наверное, где-то устроены потайные щели.
   Богомил утвердительно кивнул головой:
   – Древние строители знали этот секрет… – закончить он не успел, потому что Юрий снова заговорил:
   – Богомил! Какие здесь фрески! Нет, объяснить не смогу, их нужно видеть, – и после короткой паузы. – Все, ребята, умолкаю. Опять лестница. Похоже, скоро увидим божьих детей…
   – Браслет не отключай, – на всякий случай напомнил я.
   Юрий не ответил, но микрофоны по-прежнему передавали дыхание идущих рядом с ним людей. Я отрегулировал звук на максимальную громкость. Больше делать нечего. Оставалось ждать.
   Минуты тянулись невероятно медленно. Я не отрывал взгляда от пульта управления, поэтому поначалу не понял вопрос Богомила:
   – Джерри, посмотри, что это там?!
   Я всмотрелся в ту сторону, куда указывал Геров. По улицам Внутреннего кольца спешили отряды вооруженных воинов. Лучи солнца блестели, отражаясь в медных, украшенных накладками из орихалка щитах и высоких гребнях шлемов. Войска уходили через Южный мост и терялись из виду среди лачуг Внешнего кольца.
   – Что там происходит? – повторил вопрос Богомил.
   Экран видеофора приблизил стену, окружающую Великий город, покрытые колючим кустарником холмы, горную гряду, ощетинившуюся вершинами Трезубца.
   Вышедшие из города войска строились, занимая боевой порядок. Судя по всему, противник должен был подойти со стороны холмов. Но пока их пыльные вершины были совершенно безлюдны.
   – Еще отряд, – показал в сторону Жертвенного храма Богомил.
   По улице двигалось не менее полутысячи воинов. Жителей не было видно. Внешнее кольцо, недавно еще напоминающее человеческий муравейник, словно вымерло.
   Я буквально разрывался между желанием разобраться в сути происходящего в городе и необходимостью находиться рядом с Юрием. В этот момент так долго молчавший микрофон ожил.

44. ЮРИЙ СТАРАДЫМОВ

   Говоря друзьям о фантастической красоте этого храма, я не кривил душой. Золотые листья обвивали покрытые орихалком столбы, вделанные в стены драгоценные камни играли всеми цветами радуги, пускали в глаза простому люду колючие лучики роскоши. В нос набивались ароматы благовоний, от которых даже у меня, отставного космодесантника, проходившего тренировки в самых различных газовых средах и способного продержаться тридцать две секунды в полном вакууме, начала кружиться голова.
   Мои спутники, ошалевшие после нескончаемого подъема, даже не в силах были глазеть по сторонам. Один из них, тот, что шагал впереди меня, выглядел бодрее других, был не слишком робок и не оглядывался на воинов, сопровождающих нас с самыми мрачными лицами. Впрочем, едва ли мы предназначались на съедение какому-нибудь, тоже вышибленному с Земли Минотавру… Больше всего мне хотелось, чтобы нас привели к землянам. Но то были лишь надежды…
   Неожиданно мужчина, который привлек мое внимание, повернул морщинистое, обрюзгшее лицо и что-то сказал.
   Мне ничего не оставалось, как улыбнуться. Вообще-то, когда не понимаешь, что тебе говорят, чувствуешь себя круглым идиотом. Но выручил Геров.
   – Он говорит, чтобы ты не боялся, все будет в порядке.
   Мужчина снова заговорил, и, уловив в его словах те же звуки, что и в предыдущем обращении ко мне, я кивнул и улыбнулся более благодарно.
   Расценив эти улыбки, как предложение к беседе, обрюзгший приотстал, пошел рядом со мной. Этого только не хватало!
   – Он говорит, что уже пятый раз попадает на пиршество, – перевел Богомил речь моего словоохотливого спутника.
   Я жестами продемонстрировал свое восхищение. Обрюзгший польщенно замолчал. Воспользовавшись этим я шепнул:
   – Так нас на праздник ведут?
   – По всей видимости, – отозвался Геров. В голосе его слышалось облегчение.
   – Раз твой напарник попадает туда уже пятый раз, значит, убивать не будут, – констатировал Линекер.
   – Спасибо, Джерри, – проникновенно шепнул я.
   Обрюзгший, видимо, заметил движение моих губ, вопросительно взглянул.
   – Он спрашивает, что ты сказал? – обескуражено проговорил Геров, беспокоясь, как я вывернусь из создавшегося положения.
   Вывернулся я просто. Потрепал обрюзгшего по плечу и сказал:
   – Э-эх…
   Он тоже сказал:
   – Хе-хе…
   И мы снова зашагали рядом. Казалось, анфиладе залов не будет конца, но так не бывает.
   Когда меня подтолкнули к чему-то, напоминающему место для отдыха доброй сотни людей, я не сразу сообразил, что следует делать, но, увидев, как мои спутники валятся на пол перед этим сооружением, и заметив груды съестного и чаши с напитками, понял, что это пиршественный стол.
   Обрюзгший отпихнул от себя тощего бродягу, задрапированного в какое-то рванье, и потянул меня за руку. Я благодарно приложил руку к сердцу, что очень понравилось обрюзгшему, и он, усадив меня рядом, заговорил.
   Я виновато улыбался, корчил рожи и в конце концов постарался жестами объяснить, что у меня нет языка. Обрюзгший сочувственно закатил глаза, похлопал меня по плечу, подал чашу, но говорить не перестал.
   – Он сожалеет, что ты не можешь быть настоящим собеседником, но видит, что ты парень хороший, – весьма вольно передал смысл изречений нового знакомого Геров.
   Пока мы выясняли отношения с моим навязчивым спутником, во главе стола появился бритоголовый жрец. Тот ли это был, что вчера, или другой, я разобрать не смог.
   Жрец, растягивая слова, пропел нечто вроде:
   – Радуйтесь, смертные! Вы попали в число избранных! Вас почтит совместной трапезой Дети Великого Бога Моря! Радуйтесь! Пейте и ешьте!
   Едва этот призыв смолк под потолком храма, как мои спутники принялись за еду. Надо отдать должное неизвестным кулинарам – закуска была стоящая. Лепешки сладки и рассыпчаты, рыба – сама таяла во рту, фрукты зрелы и сочны. Вино… Не знаю, как оно называется у атлантов, но вкус у него совершенно необычен – терпок, горьковат, словно не виноград послужил ему первоосновой, а плод терновника. После первого же глотка у меня зашумело в голове и начались какие-то неполадки с вестибулярным аппаратом… Лишь мобилизовав все приобретенное за годы тренировок умение управлять своим организмом, я вернулся в прежнее трезвое состояние и в дальнейшем уже лишь имитировал глотки.
   Зазвенела медь невидимого оркестра. Загудело вокруг, заблистали молнии, появилось свечение… Опять плазменные фокусы! Я близок к тайне!.. Хорошо…
   Разверзлась стена, испустила стон, смешанный с красно-синей плазмой. Застыли в самых неожиданных позах, повалились на колени пирующие. Чуть замешкавшись, я последовал их примеру.
   Во главе стола неизвестно откуда оказались золотые лежанки, разукрашенные тончайшей резьбой. На них сидели двое.
   Половину лица одного из них – полного до того, что жировые складки свисали у него на боках, а груди походили на грудь толстой женщины, скрывала золотая маска. Нижняя губа его была чувственно оттопырена, движения рук замедленны. Второй – тоже в маске, но в серебряной – был более поджар и более энергичен.
   Насколько я понял, что и были Владыки Атлантиды.
   Чтобы удостовериться в правильности догадки, я тронул за плечо своего обрюзгшего соседа, который уже слегка пошатывался от выпитого, и вопросительно указал в сторону масок.
   В глазах обрюзгшего появилось почтение, он сказал негромко:
   – Боги. Живые Боги. Дети Великого Посейдона.
   С этого момента мое внимание сосредоточилось на так называемых богах. Они пили, ели, смеялись…
   По знаку жреца, бывшего, похоже, режиссером празднества, в зал вбежало больше сотни полуголых атланток. Они тут же закружились в диком по своему темпу танце. Взбудораженные гости тяжело дышали, шевелили ноздрями, хватали то одну, то другую танцовщицу.
   Мой обрюзгший сосед что-то сказал. Богомил смущенно передал смысл его слов:
   – Каждый раз, хвастается он, ему удается поймать самую молоденькую… Он любит молоденьких девушек…
   Я хмыкнул. Обрюзгший хотел было подняться и утащить девицу в глубь зала, но выпитое сделало свое дело. Осуществить задуманное не удалось. Девушка змейкой скользнула из его рук, скрылась в толпе танцующих.
   – Он говорит, что только благодаря родственнику попадает на это празднество, – нашептывал мне Богомил. – У него родственник – солдат, когда им велят хватать избранных, он хватает его. Пятый год так… Он… Дальше понес какую-то ахинею…
   Я не отрывал взгляда от сидевших во главе стола. Что-то наталкивало меня на мысль, что это земляне. Но объяснить себе причину происшедшей с ними метаморфозы я не мог. Не станет же кто-то из моих знакомых напиваться до отрыжки, нажираться, как свинья, заниматься любовью на глазах у доброй сотни людей, которым надлежит именовать тебя не кем-нибудь, а Сыном Бога! Ни Джерри, ни Герова на месте этих двух я представить не мог.
   Я видел, как к Детям Бога подбежал бритоголовый жрец, как взволновался золотомасочник, как решительно поднялся другой – в серебряной маске. Теперь я мог разглядеть его более спокойно. Ростом он был ниже меня, но гораздо шире в плечах, с могучим торсом зрелого мужчины. Только по движениям можно было понять да и то тренированному взгляду, что он отнюдь не молод.

45. БОГОМИЛ ГЕРОВ

   Пляска у подножия храма не стихала ни на минуту, и даже трудно было уловить, когда сменялись танцующие. Но то, что они сменялись, было определенно, поскольку иначе они все рухнули бы на землю в изнеможении. Однако мальчишкам, похоже, уже надоела вакханалия взрослых, и они, сбиваясь в стайки, о чем-то перешептывались и потихоньку исчезали с празднества, устремляясь в сторону крепостной стены. Вероятно, вездесущие сорванцы пронюхали о надвигающихся событиях. А к крепостным воротам, стекаясь отовсюду, спешили отряды пеших солдат, мчались боевые колесницы, ощетинившиеся сверкающими на солнце орихалковыми лезвиями, которые были укреплены на колесах. Стражники, нервно и зло орудуя длинными бичами, гнали мальчишек прочь, но те, как я успел заметить, мало-помалу просачивались на стену, откуда открывался вид на плоскую равнину, стиснутую с одной стороны желтоватыми, лишенными растительности холмами, с другой – городской стеной.
   Скопление воинов и колесниц постепенно обретало грозную стройность боевых порядков, обращенных лицом к холмам.
   Я оторвался от видеофора, потянул Линекера за рукав:
   – Джерри…
   Голос мой прозвучал тревожно, и Линекер, ни слова ни говоря, прильнул к прибору.
   – Кажется, что-то начинается, – тихо проговорил он.
   Слышавший разговор Старадымов, от которого, очевидно, не укрылось наше беспокойство, коротко спросил:
   – Что у вас?
   – Юра, тут, по-моему, идет подготовка к сражению, – ответил я.
   В этот момент из-за холмов показался столб пыли, будто там прогнали огромный табун лошадей. Во время экскурсии в степи Монголии мне приходилось видеть это впечатляющее зрелище. Однако сейчас было не до восторгов. Несмотря на веселый шум у подножия храма, в горячем полуденном воздухе незримо висела неясная и от этого гнетущая угроза.
   – Летите туда, – шепотом бросил Юрий.
   – Но… – попробовал возразить Линекер.
   Юрий, раздраженный беснующимися вокруг него «избранниками», сердито отрезал, рискуя выдать себя:
   – Богомил, надеюсь, хоть ты понимаешь, насколько для Земли важна стереозапись событий?
   Я умоляюще отозвался:
   – Юра, если тебе будет что-то угрожать, немедленно сообщи!
   – Хорошо!
   Я уже неплохо управлял спасательным ботом, но сейчас было понятно, что он будет гораздо послушнее в руках Линекера. У него и реакция получше, и глаз поострее. Поэтому я освободил место за пультом. Джерри без слов догадался, что нужно делать, и сорвал бот с места.
   – Извини, Юра, мы уходим, – пробормотал я.
   – Все в порядке, – подбодрил нас Старадымов.
   Происхождение столба пыли стало ясно, когда с вершин холмов подобно камнепаду устремились нестройные толпы плохо одетых и еще хуже вооруженных воинов, когда по ложбинам потекли людские потоки. Изгои Атлантиды выступили против ее владык.
   Я с ужасом подумал, что организованному войску, даже вдвое меньшему, чем то, которое поджидало повстанцев у стен столицы, не потребуется больших усилий, чтобы расправиться с кипящими праведным гневом, физически сильными, но безалаберно действующими рабами. Однако вперед выбежал высокий, атлетически сложенный молодой мужчина, поднял вверх короткий меч, и повстанцы разом замерли, потом принялись выстраиваться такими же боевыми порядками, что и противостоящие им войска.
   Джерри с восхищением посмотрел на меня:
   – Смотри-ка, знает воинскую науку…
   Но меня больше удивляло другое. В рядах повстанцев тут и там мелькали женские фигуры, причем женщины были вооружены так же, как и мужчины, и никакой робости не проявляли, напротив, их присутствие, похоже, воодушевляло восставших.
   – Может, приостановить эту бойню? – спросил Джерри.
   – Нельзя. Этим не решишь их проблем, – с горечью ответил я.
   – Тогда надо помочь рабам! – горячо предложил Линекер.
   – Это ничего не изменит….
   – Ох, Богомил… – почти простонал Джерри.
   Я отмолчался.
   Грозный гул прокатился по равнине. Вперед выбежали пращники. Засвистели, разрезая воздух, ловко пущенные с обеих сторон камни, послышались стоны и вскрики раненых, но войска не замедлили своего движения.
   Пораженный ужасом происходящего, потоками крови, гибелью на моих глазах сотен людей, я не сразу понял, когда в сражении наступил перелом.
   Великолепно организованная армия бежала, бросая оружие, бежала с истошными воплями пораженного зверя. Так и не успевшие вступить в бой колесницы сорвались с флангов и наперегонки неслись к распахнутым воротам.
   Джерри, потирая руки, радостно подпрыгивал на сиденье, но внезапно его лицо изменилось.
   – Серебряный Бог! Серебряный Бог! – прокатилось по смешавшимся рядам, и войска замедлили бегство.
   Шарахнулись в сторону, освобождая ворота, колесницы, приостановился наступательный порыв повстанцев.
   Из ворот вылетела запряженная четверкой белых лошадей колесница, которой правил могучий, но несколько отяжелевший мужчина с волосатой грудью. Верхнюю часть его лица скрывала серебряная полумаска, шевелюра, в отличие от других атлантов, была седовато-пегая.
   Не успели мы ничего сообразить, как в его руках появился предмет, очень похожий на бластер первого поколения, и тонкий лазерный жгут разрезал пространство. Крики фанатического ужаса огласили равнину. Сотни разрезанных надвое тел повстанцев корчились в предсмертных судорогах, в воздухе повис едкий запах воспламенившейся одежды и человеческой плоти.
   Я повис на руке Линекера, метнувшегося к пульту, чтобы нанести ответный удар. Потрясенные увиденным, мы оба не могли унять дрожь.

46. ДЖЕРАЛЬД ЛИНЕКЕР

   Обученные убийству солдаты в несколько минут завершили разгром повстанцев. Бегущих рабов топтали конями, пронзали стрелами и копьями, пращники засыпали их градом камней.
   Сдавленным голосом я наскоро пересказал Старадымову события, свидетелями которых (только свидетелями! ) стали мы с Богомилом.
   – Это враги, Юра! Слышишь? Враги! Будь очень осторожен! – Эту фразу я повторил несколько раз.
   Действительно, теперь все было ясно. Люди, которые вели себя так, как негодяй в серебряной маске, не могли быть коммунарами, не имели права называться землянами!
   Вот висел над полем, устланным телами павших в кровавой битве. Я не мог заставить себя сдвинуть его с места, не мог отвести взгляда от страшной картины. В эти минуты я прощался с собой прежним, со счастливым, не сомневающимся в правильности выбранного пути Джерри Линекером, прощался с Террой, ее лесами и саваннами. Я знал, что если мне суждено вырваться с Терры Инкогнита, я снова вернусь сюда. Вернусь, чтобы переделать этот исковерканный мир, будь он проклят! Чтобы никогда больше не лились здесь кровь и слезы. Я в долгу перед людьми, живущими на этой планете! В долгу за то, что здесь натворили мои соплеменники, за свое бездействие сегодня, за то, в конце концов, что, несмотря ни на что, я сыт, здоров, чего не могут сказать о себе тысячи и тысячи обитателей этого заблудившегося в веках мира.
   – Смотри! – Богомил коснулся моего плеча.
   Из-за холмов показались люди. В толпе улюлюкающих победителей, подгоняемые ударами бичей и уколами наконечников копий, медленно переставляя ноги, шли несколько связанных человек – все, что осталось от армии рабов, бросивших вызов Владыкам Атлантиды.
   Толпа прошла прямо под ботом. Группки мародеров, бродившие по полю, присоединились к ней. Мне показалось, что я узнал человека, идущего впереди группы связанных рабов. Именно он вел отряды повстанцев на штурм Великого города. Спартак Терры Инкогнита… Даже ему мы не могли помочь! Проклятое невмешательство!
   Богомил что-то говорил, но я не слушал. Обхватив голову ладонями, я уткнулся лицом в колени, чтобы не видеть и не слышать происходящего.
   Когда я наконец взял себя в руки, побежденные и победители уже исчезли за городской стеной. Только четыре солдата, поднимая пыль, плелись по дороге. Похоже, что это были одни из самых жадных мародеров – за спиной у каждого виднелся тюк собранного добра.
   Неожиданно на вершине ближайшего холма появилась тонкая фигурка. Девушка бежала к воротам города, лицо ее было искажено выражением такого отчаяния, что я испугался. Группу мародеров она миновать не могла и испуганно отшатнулась, когда здоровенный солдат загородил ей дорогу. Бросив награбленное, верзила грубо схватил девушку. Отбиваясь, она что-то кричала. Но что могла сделать одна девушка с четырьмя сильными мужчинами!
   Холодное бешенство охватило меня. Я сознавал, что объективно солдаты ни в чем не виноваты, что они – дети своего времени, своего общества страшного и жестокого, с нашей точки зрения, но привычного и правильного для них. Нельзя было мерить их нашими критериями. Но я больше не владел собой и дрожащими от ярости руками вскинул к плечу приклад карабина. С легким щелчком откинулась крышка бота. В этот момент я не думал о том, что целюсь в человека, я вообще ни о чем не думал, только боялся промахнуться. Первый из четырех негодяев еще опускался в дорожную пыль, когда я всадил парализующую иглу в последнего. Выпустив из рук девушку, он опрокинулся на спину. Мягко опустив бот, я выпрыгнул на дорогу. Поднял девушку на руки и удивился тому, насколько она невесома. Богомил молча принял у меня девушку, осторожно уложил ее на заднее сиденье, включил электронного эскулапа. Пока машина, пощелкивая, готовилась выдать результат, я занял место водителя и, подняв бот повыше, огляделся. Вокруг никого не было.
   – Обморок, – Богомил перегнулся ко мне через спинку правого сиденья.
   – Дай ей снотворного, – посоветовал я, – пусть отдохнет.
   Геров вздохнул, хотел что-то сказать, но передумал и молча прижал к тонкому запястью девушки ампулу с вмонтированным шприцем.

47. ЮРИЙ СТАРАДЫМОВ

   Мысль о друзьях не оставляла меня. Что у них? Как они там? Честно признаться, мне начала надоедать эта роскошная гулянка. Приглашенные повеселиться вместе с Детьми Бога дошли, как говаривали в старину, до положения риз. К ароматам благовоний теперь добавился терпкий запах мочи, пролитого вина и уксуса.
   Песни стихли, лишь изредка кто-нибудь ревел что-то немелодичное, но чаще звучало сиплое дыхание пьяных мужчин и вскрики танцовщиц. Кого-то били по лицу.
   Я сделал вид, что меня сморило вино, прислонился к колонне, прикрыл глаза, наблюдая за происходящим сквозь полуоткрытые веки. Мой обрюзгший сосед похрапывал рядом с девицей, которая все время пыталась выбраться из его объятий, но как только она шевелилась, объятия сжимались, хотя обрюзгший продолжал спать.
   Человек в серебряной маске ушел, а его соратник по божественному происхождению продолжал упиваться жизнью. Он что-то сказал жрецу, тот выбежал, вскоре вернулся с совершенно голым, если не считать узкой набедренной повязки, смуглым человеком.
   Человек поклонился золотой маске, вышел на середину и, когда взгляды тех, кто мог что-нибудь понимать и видеть, остановились на его жилистой фигуре, медленно воткнул себе в живот поданный воином меч.
   Сначала я думал, что это какой-то фокусник, факир, какие часто веселили правителей в древние времена, но когда появилась кровь, когда синевато-сизые, отливающие перламутром внутренности вывалились наружу, а сам человек, издав восторженный вопль, упал к ногам золотой маски, понял, что ошибся. Это не было фокусом.
   Золотая маска съехала набок, руки божьего чада терлись одна об другую, ноздри возбужденно раздувались. Похоже, только подобные зрелища могли возбудить его. Ничто другое не брало.
   Некоторые гости шевелились, и я воспринял это, как окончание пира. Потихоньку встал, держась в тени, стал продвигаться к выходу. Нужно было воспользоваться случаем и попытаться хотя бы вчерне исследовать дворец.
   Я совсем было вышел из зала, но тут в мою грудь уперлись целых три копья. Древки были зажаты в руках бравых воинов, чьи глаза, глядящие из-под блестящих шлемов, не предвещали ничего хорошего. Опустив взгляд, я невесело подумал, что местными жителями владеет какая-то навязчивая идея. Им очень хочется проткнуть бывшего космодесантника, а ныне спасателя Старадымова этими колючими наконечниками.

48. БОГОМИЛ ГЕРОВ

   Я сидел над спящей девушкой и сам словно находился в сомнамбулическом сне. Я не мог ругать Линекера – он спас человека. Не знаю, что было бы, не опереди он меня. Но я не мог и хвалить Джерри – мы невольно вмешались в развитие событий. Не исключено, что наше вторжение кто-то заметил. Мне хотелось подойти к Линекеру, который, обхватив голову, сидел на самом краю обрыва, и крепко пожать руку, но чувство того, что мы сделали что-то не так, не проходило. Наконец до меня дошло, что Джерри находится в еще более упадочническом состоянии духа.
   Я медленно поднялся, приблизился к нему, положил руку на твердое плечо. Он не обернулся:
   – Эх, Богомил, пришлось мне в разных переделках побывать, но брать на себя ответственность за судьбу целого народа… Это выше моих сил…
   – Ты все правильно сделал, Джерри… У меня никогда не хватило бы решимости…
   – Не знаю, Богомил, не знаю…
   Я взглянул на лицо нашей гостьи. Она лежала у входа в пещеру на спальном мешке, который предусмотрительно вытащил из бота Линекер, и ее грудь спокойно приподнималась и опускалась, словно ничего не произошло, словно совсем недавно ей не грозило унижение, а может быть, и смерть, поскольку войска не щадили ни женщин, ни подростков, находящихся среди повстанцев. Однако губы девушки были сурово и скорбно сжаты, густые тонкие брови горестно сдвинуты.