Страница:
– Ему угрожали… – в который раз повторила Настя.
– И поэтому он разбил аппаратуру в доме, – мягко напомнил ей Пацюк. – Никуда не выходил на протяжении нескольких дней и разрисовывал стены…
– А вы откуда знаете? Про несколько дней?
– Его подруга дала показания. Сказала, что не видела его какое-то время. На телефонные звонки он не отвечал. На звонки в дверь – тоже.
Настя подперла ладонью подбородок и задумалась.
– А почему она обратилась в милицию?
– Не понял? – Теперь уже Пацюк поставил подбородок на ладонь.
– Что же тут непонятного? Ведь прошло-то всего несколько дней. Человек мог просто уехать к друзьям. Или еще что-нибудь… А она сразу побежала в милицию… Они ведь не были мужем и женой, правда?
Пацюка передернуло: только этого не хватало. Женщина, подобная Мицуко, не должна принадлежать никому, она не создана для яичниц по утрам, стеганого халата и вялых супружеских поцелуев в щеку.
– Нет, мужем и женой они не были.
– А она тем не менее обратилась в милицию. Значит, подозревала, что, может, не все в порядке. Я права?
– Увы, – Пацюк развел руками. – Если она и подозревала, то совсем другое.
– Что же?
Пацюк выразительно повертел пальцем у виска.
– Вы понимаете? Девушка стала замечать, что в последнее время с вашим братом начало твориться что-то неладное.
На глазах несчастной Насти выступили слезы, и стажер выругался про себя: не стоило ему усугублять страдания родственницы. Но спустя несколько секунд разразилась настоящая гроза: то, что он вначале принял за кроткие слезы отчаяния, на самом деле оказалось слезами ярости. Да, именно так: Настю душила ярость.
– Я никогда не поверю в то, что мой брат был сумасшедшим…
– Зачем же такие крайности? Возможно, это была всего лишь глубокая депрессия… А в такие минуты человек способен на все. И потом: пограничные состояния, они характерны для нашего времени. Вот взять, к примеру, вас. Разве вы всегда пребываете в хорошем расположении духа?
Ответ крестьянки оказался достойным книжки “Практическая психология”.
– Мне некогда пребывать в расположении духа. Ни в хорошем, ни в плохом. У меня пять коз, парники, сад и виноградник. А еще муж и сын. Я хочу поговорить с этой девушкой.
Ну наконец-то! Лед тронулся, господа присяжные заседатели! Пацюк не выдержал и расплылся в дурацкой улыбке.
– Думаю, это можно устроить.
– Прямо сегодня.
– Хорошо.
– Тогда пойдемте отсюда.
Оставив в “Камасутре” 169 рублей 45 копеек, Пацюк и Настя вышли из кафе.
– Вас подвезти к дому? – вежливо спросил стажер.
– Нет. Я просто хочу понять… Вы разговаривали только с этой девушкой? Не нашли никого из его знакомых? Я видела его записную книжку, там есть несколько телефонов…
Пацюк хмыкнул и принялся терзать переключатель “дворников”. Хотя не было никакого намека на дождь.
Чертова баба, кажется, он ее недооценил! Но разве можно было предположить в этой белобрысой, изуродованной полевым загаром простушке такую недеревенскую хватку? Еще вчера она была совсем другой: кроткой, как овца, и плаксивой, как латиноамериканский сериал. Впрочем, и представления о жизни были у нее вполне латиноамериканские: в родной семье все должны быть физически и душевно здоровы. Никакого намека на шизофрению, параноический бред или заячью губу. Максимум, что можно себе позволить, – это временная амнезия и такая же временная потеря ребенка. Но к концу повествования память обязательно должна вернуться, а возлюбленное чадо – найтись…
– Да, действительно, – проблеял Пацюк. – Там было несколько телефонов. Но к делу вашего брата они не относятся. Судя по всему, записная книжка была новой. Ваш брат только начал ее заполнять. И, заметьте, первыми внес в список адреса э-э… ритуальных служб.
– И что это может значить? – спросила Настя.
– Очевидно, он думал о смерти.
Получайте, девушка! Вы сами этого хотели! Но сломить Настю оказалось непросто.
– Там был еще один телефон. Какой-то Игорь Верховский.
– Этого мы установили, – Пацюк перевел дух. – Нотариус. Работает здесь же, на Васильевском.
– А при чем здесь нотариус?
– Совершенно ни при чем. Вашего брата он никогда не видел и никаких дел с ним не имел.
– Тогда почему его телефон оказался в Кирюшиной книжке?
– Откуда же я знаю? Если Кирилл думал о смерти, то вполне логично предположить, что он думал и о завещании. Во всяком случае, я расцениваю это именно так.
"Дворники” ходили по лобовому стеклу с завораживающей монотонностью. Некоторое время и Настя, и Пацюк следили за их движением.
– А надпись? – Клекот нехитрого автомобильного приспособления высек из головы Насти очередную неожиданную мысль.
– Какая надпись?
– “Мобила”. “Мобила” – это мобильный телефон. Я правильно понимаю?
Господи, с тоской подумал Пацюк, неужели волна цивилизации накрыла все провинциальное пространство в этой стране?..
– Да. Вы понимаете правильно. И что из этого следует?
– Откуда у Кирюши оказался мобильный телефон нотариуса, если он никогда его в глаза не видел, как утверждаете вы? Ведь его не всякому дают, верно? И в справочниках его не публикуют…
Это была чистая правда. Странно, что Забелин не обратил никакого внимания на это обстоятельство. В “Желтых страницах Санкт-Петербурга” маячили реквизиты конторы Верховского. И служебный телефон выглядел бы в записной книжке гораздо уместнее. А мобильник… Приходится признать, что дамочка права: в нем есть нечто интимное. И сообщают его номер не всякому…
– Даже если это так, – Пацюк горой встал за честь Управления, – что это меняет? Ведь вашего брата не вернешь.
– Да, – помолчав, согласилась Настя. – Не вернешь.
Она неожиданно легко согласилась поговорить с сестрой убитого Кирилла, заминка вышла только с местом предполагаемого свидания. Настя долго и почтительно посапывала в мембрану, а потом повесила трубку и объявила:
– Мы должны подъехать в какую-то “Аризону-69”. Вы знаете, где это?
"Аризона-69” была недавно открывшимся кабаком где-то в подбрюшье Московского проспекта. Пацюк не был там ни разу, цифру “69” воспринимал исключительно как разновидность полового акта, но сообщение Насти встретил с энтузиазмом. Тем более что пошел дождь. А Пацюк любил такую погоду. В дожди ему всегда везло, они были его талисманом. И сегодняшний каприз природы (особенно в преддверии обстоятельного – как рассчитывал влюбленный стажер – знакомства с Мицуко) выглядел добрым знаком.
Божьим благословением.
Возвращаться в квартиру брата Настя не хотела ни в какую, к архитектурным прелестям вотчины Петра тоже оказалась равнодушной, так что Пацюку пришлось везти ее к себе на Курляндскую. Ему просто необходимо было принять душ и переодеться. Первоначальный его план был прост: усадить Настю в комнате, сунуть ей в руки пульт от телевизора, а самому скрыться в ванной. Но Настя неожиданно заартачилась.
– Я подожду вас в машине, Егор, – сказала она.
– Почему?
– Вы ведь говорили, что живете один. Было бы неприлично…
Пацюк тяжело вздохнул и уставился на нее: ее застенчивые прелести могли взволновать только электродоилку в коровнике. Или сепаратор для очистки молока.
– Как знаете. Но я могу задержаться.
– Ничего, я подожду.
Поставив кассету “Одинокий пастух” (без всякой задней мысли), Пацюк скрылся в чреве своей “сталинки”, чтобы спустя сорок пять минут снова предстать перед Настей в тоталитарном френче а-ля “великий кормчий”, но с демократической банданоq поверх кадыка. Непокорные вихры Пацюка были загелены, и от них за версту несло одеколоном.
– Ну как? – на секунду забывшись, спросил он у Насти.
– Что – “как”?
– Как я выгляжу? – Отступать было поздно.
– Не знаю… Наверное, хорошо.
За пять лет близости Пацюк хорошо изучил строптивый нрав своей “бээмвухи”: она могла взбрыкнуть в самый последний момент. Так что лучше будет отправиться к “Аризоне-69” сейчас же. Но машина не подвела, и к кабаку они подкатили, имея в запасе сорок минут.
Сорок минут в обществе женщины из глубинки – это было покруче Вонг Кар Вая с его узкоглазыми киллерами. Говорить было решительно не о чем (не подробности же самоубийства обсасывать, в самом деле!), и Пацюк брякнул первое, что пришло ему в голову:
– Простите, а Лангер – это еврейская фамилия?
– Немецкая, – с достоинством ответила Настя. Чертов суицидник! Отправился на тот свет и даже не одолжил никому такую роскошную фамилию! Такую накачанную, украшенную татуировками, черной кожей, черными очками и плохо выбритым подбородком фамилию!.. В пацюковской ксиве эта фамилия смотрелась бы просто зашибись!
– А вы, стало быть, тоже были Лангер? До замужества?
– До замужества я была Воропаева.
– Так это ваш сводный брат…
– Нет, родной. Просто девичья фамилия моей мамы – Воропаева. А Лангер – это наш отец. Но мама решила оставить меня на своей фамилии.
– Почему?
– Чтобы не задавали таких вопросов, который задали вы. Мама не хотела, чтобы у меня были трудности с поступлением в институт.
– Значит, трудностей удалось избежать?
– Ну да. Тем более что до института дело не дошло… Дамочка вовсе не горела желанием распространяться о своей жизни, Пацюк это видел. Разговор сошел на нет. Он принялся щелкать кнопками магнитолы, а Настя углубилась в изучение широких окон “Аризоны-69”. Посмотреть было на что: множество поставленных друг на друга макетов “Кадиллаков” самых невероятных расцветок.
И одинокий кактус, похожий на бейсбольную биту.
Таким кактусом хорошо отгонять койотов в пустыне. Или, на худой конец, злобных питерских комаров.
– Она специально позвала нас сюда? – с укором спросила Настя. – Чтобы сделать больно?
– Что еще случилось?
Но, проследив за взглядом спутницы, Пацюк все понял. И здесь божьи коровки! Они были нарисованы на анилиновых боках “Кадиллаков”, даже кактусу досталась пара штук.
Утешить Настю стажер не успел: у входа в “Аризону” затормозила роскошная иномарка (как же иначе!), и из нее вышла Мицуко.
– Это она? – Чего-чего, а черноземной мудрости крестьянке было не занимать!
"Она”, – подтвердил дернувшийся кадык Пацюка. “Она”, – подтвердили его запавшие щеки. “Она”, – подтвердили его вставшие дыбом волосы.
Мицуко подошла к двери ресторанчика и огляделась по сторонам.
– Пойдемте, – сказала Настя. – Нельзя заставлять ждать такую хорошенькую девушку.
Она выскочила из машины первой. Пацюк на ватных ногах последовал за ней.
Вблизи Мицуко оказалась еще прекраснее. Настолько прекрасной, что Пацюку потребовалось время, чтобы сфокусировать взгляд и унять предательскую дрожь в коленках. И пока он разбирался с забарахлившим организмом, Настя успела завести разговор.
– Это я просила вас о встрече. Я – сестра Кирилла. Мицуко удивленно подняла брови и осмотрела Настю с головы до пят.
– Вы?!
– Да.
– O'key-dokey! Можете звать меня Мицуко. Теперь пришел черед Насти удивляться.
– Странное имя…
– Странная сестра, – парировала Мицуко.
И, высоко подняв точеную головку, направилась ко входу в “Аризону”. Настя и стажер последовали за ней.
Конечно же, она выбрала столик у окна с кактусом, прямо под носом “Кадиллаков”. А кактус при ближайшем рассмотрении перестал походить на бейсбольную биту и перекочевал в разряд фаллоимитаторов. Официант в ковбойской шляпе бросил им меню, и Пацюк углубился в его изучение. А Настя и Мицуко принялись изучать друг друга.
– Миленький загарчик, – сказала Мицуко. – В солярии приобрели?
– У себя дома.
– На дому принимаете?.. А это ваш муж? – Мицуко моментально перевела взгляд с обручального кольца Насти на френч Пацюка.
– Нет.
– Уже развелись?
Пацюк покраснел и уставился в меню. Черт возьми, произошло самое страшное: крошка Мицуко без всяких к тому оснований пристегнула к залетной деревенщине его, Егора Пацюка, питерца в двадцать пятом колене! Неужели он выглядит таким лохом?..
– Это друг Кирилла, – неожиданно сказала Настя.
– Егор, – представился стажер.
– Школьный друг?
– Я так не думаю. – Все, чего Пацюк хотел сейчас, – это хоть как-то отлепить себя от Насти. Хотя бы в сознании Мицуко. – Мы ведь с вами виделись в квартире Кирилла.
– Что-то припоминаю. – Мицуко отделалась стандартной фразой, ни черта она не помнила, даже безмятежные ресницы не дрогнули.
Расправившись с ним, Мицуко снова переключилась на Настю.
– Так о чем вы хотели со мной поговорить?
– О Кирилле.
– Это ужасная история. Ужасная! Я и подумать не могла, что все так плохо закончится!
– Вы ведь были… – Настя сделала паузу. – Его хорошей знакомой…
– Мы спали. Иногда, не очень часто.
От такой детской непосредственности Настя надолго замолчала. И Пацюк решил взять инициативу на себя.
– Скажите, а в последнее время вы не замечали за ним никаких странностей? – спросил он.
– Все люди – странные. Но Кир был гораздо нормальнее всех остальных.
– А когда вы видели его в последний раз? – Настя взяла себя в руки и снова включилась в беседу.
– Не помню. Вокруг меня всегда столько народу… Это точно. Такие красотки не останутся одинокими даже в персональных гробах! Пацюк даже задохнулся от ревности.
– Но вы ведь позвонили в милицию. Почему?
– Не знаю… Было какое-то предчувствие…
– Какое предчувствие?
– Нехорошее. Я не могу объяснить… Мы должны были встретиться. Но на встречу он не пришел. А такого никогда не было. Он меня просто обожал. – Губы Мицуко растянулись в самодовольной улыбке. – Даже если бы он умер, он обязательно бы явился.
– Он умер.
Настя произнесла эти слова и застыла как громом пораженная. А Мицуко… Мицуко торжествующе рассмеялась.
– Вот видите! Я тоже так подумала! Совершенно искренний, детский цинизм красотки сбивал с толку.
– Как вы можете… – промямлила Настя.
– Нет, правда… Я подулась на него несколько дней, а потом решила, что пора действовать. Все остальное вы знаете… Рекомендую оленину в пряном соусе, – Мицуко ткнула в меню наманикюренным пальчиком. – Цены вполне терпимые для такого мяса.
Пока Пацюк тихо ужасался количеству нолей в ценнике, Настя перешла к лобовой атаке:
– Значит, вы его не любили, девушка?
– Разве я хоть слово сказала о любви? Он был забавный, это правда… А вино пусть закажет ваш спутник. Мужчины должны разбираться в вине.
Крошечные невесомые мысли Мицуко перелетали с темы на тему, подобно бабочкам, выбирающим подходящий цветок. Сейчас самым подходящим цветком была оленина в пряном соусе. Вокруг этого все и вертелось.
– Я не знаю… – Пацюк запрыгал глазами по строчкам. – А что предпочитаете вы?
– Здесь очень хороший “Мерло”.
– Пусть будет “Мерло”.
Это уже походило на начало флирта, и Пацюк приободрился. И совсем забыл о Насте. А заодно и о цели визита. Но деревенщина снова напомнила о себе, как кувалдой громыхнув по тонкому механизму любовной игры.
– Заказывать “Мерло” к такому соусу – невежество, – сказала деревенщина. – Если бы была тушеная рыба, еще понятно.
– И что же вы предлагаете? – Мицуко впервые посмотрела на Настю с интересом.
– Вот это. – Смуглый палец Насти с коротко, почти до мяса, состриженным ногтем уперся в строчку меню. – “Барбареско”.
– Пусть будет “Барбареско”, – снизошла легкомысленная любовница самоубийцы. – Значит, вы разбираетесь в винах?
– Разбираюсь. И вам не мешало бы разбираться, если уж посещаете хорошие рестораны.
После этой фразы за столом повисла нехорошая тишина. Черный макияж Мицуко почернел еще больше, а губы сложились колечком.
– Вы из какой деревни? – нанесла ответный удар она. – Что-то я запамятовала. Из Виллариба или из Вил-лабаджо?
– Из Вознесенского. Это на юге.
– Заметно. Извините, я сейчас…
Мицуко, заледеневшая в своем презрении, поднялась из-за столика и двинулась к выходу.
– Куда это ее понесло?
– А вас куда понесло? Забыли, что ли, для чего мы сюда пришли? – Все рушилось, и, стараясь скрыть досаду, Пацюк напустился на Настю.
– Нет. Но…
– Вы же сами настаивали на встрече. – Он махнул рукой и устремился за девушкой.
И ухватил только шлейф ее духов, ведущий к туалету. Недолго наслаждаться ароматом “Magie Noire” не пришлось.
– Так и будете здесь куковать? – насмешливо спросила подошедшая Настя и, отодвинув Пацюка плечом, отправилась следом за Мицуко.
Счастливица.
…Предмет его воздыханий появился, когда Пацюк докуривал четвертую сигарету.
– Так я заказываю вино? – обратился он к Мицуко. Та отреагировала довольно странным образом:
– Сами его и выпьете. За здоровье вашей сумасшедшей. А я ухожу.
Через секунду за ней с треском захлопнулась дверь, а из туалета наконец-то выплыла тупорылая колхозница.
– Что вы ей сказали, идиотка?! – Пацюк не сводил глаз с физиономии Насти – красной и распаренной.
– Еще неизвестно, кто из нас идиотка!
Но он не стал вдаваться в подробности. Другого случая не будет. Нужно немедленно догнать ангела и попытаться ухватить его за крыло.
Когда Пацюк выскочил на улицу, Мицуко уже ловила машину.
– Подождите!.. – просипел он. – Мне нужно поговорить с вами…
– Отвянь! Уже поговорили.
В конце улицы появился джип. О, Пацюк хорошо знал эти машины, охочие до девушек, подобных Мицуко. Сейчас серебристо-черная (как раз под цвет ангельских волос) тварь затормозит у обочины и переедет колесами не только робкие пацюковские чувства, но и всю его нескладную жизнь. Сейчас… Сейчас…
И Пацюк решился. Он схватил Мицуко за руку и выдернул на тротуар. Получилось не очень галантно, зато убедительно. Джип промчался мимо, и улица на некоторое время снова опустела. Действовать нужно быстро, иначе, не ровен час, снова появится какой-нибудь сексуально озабоченный “Мерседес”.
Или “Лексус”.
– Если хотите, я подвезу вас. – Пацюк осторожно выпустил руку девушки.
– А какая у вас машина?
– Это имеет значение?
– В отечественных таратайках я не езжу.
– У меня “БМВ”. – Пацюк решил не вдаваться в подробности.
– O'key-dokey! – смилостивилась Мицуко.
– Куда вам?
– В центр.
Пацюк нахмурился. Экзотическая Мицуко жила совсем не в экзотической Сосновой Поляне, густо заселенной бывшими работягами с бывшей оборонки. Он выучил ее адрес, подшитый к делу, наизусть. Интересно, куда она направляется сейчас? Гадать бесполезно – очевидно, есть слишком много мест, которые жаждут принять красавицу в свои объятья…
– Это и есть ваша машина? – с неподдельной иронией спросила Мицуко, когда они приблизились к “бээмвухе”.
– Не совсем моя, – тотчас же струсил Пацюк. – Вообще-то у меня “Мазда”, но она сейчас в ремонте. Какой-то лох в бочину воткнулся. А эту я у приятеля одолжил. Не бог весть что, конечно…
– Ладно, поехали.
Пацюк бросился открывать переднюю пассажирскую дверь.
Устроившись на сиденье, Мицуко спросила:
– А эта ненормальная и вправду его сестра?
– Да.
– Бедняжка. Наверное, поэтому он всегда утверждал, что сирота…
– У вас замечательные духи, – моментально перевел стрелки Пацюк. Бедные сироты как таковые его не интересовали. Его интересовали “Magie Noire” как повод для контактных видов единоборств и боев без правил. В смешанном, женско-мужском, составе.
– Да? У вас дурной вкус.
Такого Пацюк не ожидал и потому продолжил по инерции:
– Как они называются?
– Лично я называю их “Временные трудности”. Облом-с. Пацюк воткнул ключ зажигания и молодецки (как и подобает прожигателю жизни, случайно выпавшему из “Мазды”) повернул его.
– Куда едем? Ответа не последовало.
Несколько секунд он вслушивался в ровный рокот мотора, а потом повернул голову к Мицуко. И поразился перемене, произошедшей в ее лице. Нет, теперь уже трудно было назвать лицом резиновую маску с черным провалом рта. Глаза Мицуко бешено вращались, с ресниц падали хлопья туши – прямо на безупречную еще секунду назад линию скул. Бастион красоты рухнул, не успев даже выбросить белый флаг. Теперь они сражались в одиночку – глаза, лоб, тонкие ноздри, – сражались и погибали. Мицуко всхлипнула и начала биться в дверцу.
– Да что с вами?
Ответом ему стал сдавленный стон. Скорее машинально, чем преследуя какую-то цель, он потянулся к девушке – только для того, чтобы помочь ей открыть дверцу. Но Мицуко, скользнув по манжету рубашки, оттолкнула его руку, как будто это была сколопендра, мурена, электрический скат… Пацюка пронзила острая и моментально стихшая боль – и через несколько секунд Мицуко вырвалась на свободу. Издав вопль ужаса, она бросилась прочь от машины Пацюка.
Как в замедленной съемке стажер увидел Мицуко, останавливающую первый попавшийся затюканный “Москвич”. Номерной знак “Н ОЗЗ ХВ 78 RUS”. Вот тебе и “ХВ”, вот тебе и “Христос воскресе”!.. Вот тебе и принципы. Вот тебе и “в отечественных таратайках я не езжу”… Прошло уже десять минут после неожиданного бегства девушки, а Пацюк все еще тупо смотрел перед собой. В ушах до сих разносилось эхо ее крика. Так на памяти Пацюка кричала только героиня Шелли Дюваль из незабвенного фильма “Сияние”. Но ее, во всяком случае, можно было понять: трудно удержаться от стенаний, когда за тобой гонится маньяк Николсон с топором.
Пацюк повернул зеркало заднего вида и критически себя осмотрел. Все было на своих местах, даже любимый бритвенный порез под нижней губой (с чертовой опасной бритвой всегда так, постоянные неприятности, но отказаться от этого раритета с ручкой из светлого янтаря он просто не в состоянии). В меру карие глаза, в меру густые брови, в меру длинный нос. Конечно, не голливудский красавец, но и Дракулой его не назовешь. И на Фредди Крюгера он не тянет. Зиппер наглухо застегнут, руки вымыты, никаких предосудительных татуировок на них нет. Разве что две глубокие царапины и одна поменьше – перед тем, как выпрыгнуть из машины, она оставила на нем свое клеймо. Пацюк был вовсе не против подобного клейма, хотя предпочел бы иметь эти царапины на спине. Именно таким образом ангелы, подобные Мицуко, предвосхищают наступление оргазма… Но, в конце концов, он согласен и на этот крохотный знак внимания. Хотя он и не снимает главного вопроса: что же так испугало девушку?
Покончив с исследованием царапин и собственной физиономии, Пацюк переключился на внутренности машины. Но и здесь не нашел никаких изъянов: довольно приличная торпеда, такого же качества магнитола, елочка освежителя, при жизни издававшая кокосовый аромат… Николая-угодника с маленькой иконки тоже нельзя считать сомнительной личностью – вполне уважаемый святой.
Что еще?
Нестандартных размеров руль с пятью приклеенными звездочками – единственная пацюковская отрада: на коже руля красовалась надпись “WOLKSVAGEN SPORT”, a звездочки были куплены Пацюком в Военторге. Вот и все, если не считать грозди ключей, торчащих в замке зажигания. И пристегнутой к ним маленькой нэцкэ. Эту нэцкэ ему подарил когда-то однокурсник по юрфаку, по кличке Борода. Теперь Борода ударился в эзотерику и сидит на кассетах в магазине “Роза Мира”…
А что, если она увидела кого-то на улице?.. Кого-то, с кем связаны не самые приятные воспоминания? Но даже и в этом случае ужас в глазах можно считать чересчур преувеличенным. Да и улица была пустынной, насколько мог судить сам стажер. Инфернальные персонажи Стивена Кинга сюда не захаживают. Окна кабака тоже отпадают: кроме экстатического слияния псевдо-“Кадиллаков” ничего особенного в них нет.
Пацюк заглушил двигатель, расстегнул браслет часов и бросил их на торпеду. Так он делал всегда, когда нервничал, влюблялся до безумия или хотел понять ускользающий от него смысл событий. А чертовы часы удерживали его на цепи тусклой обыденности. Он ненавидел их и все же носил. Это был подарок покойного отца: “Командирские”, с дарственной надписью на обороте “Егору от папы”. Эти часы конвоировали Пацюка по жизни с железобетонным упорством: успели войти в моду и выйти из нее “Саньо”, “Сейко” и “Электроника”, а он все еще щеголял в своих механических “Командирских”. Несколько раз он пытался исподтишка избавиться от них, забывая в кафе, или на работе, или в столовке Управления. Или – в порядке эксперимента – на месте происшествия. И каждый раз они возвращались к нему самым неожиданным образом. Следователь Забелин, страдавший тяжелым, как удушье, чувством юмора, даже придумал термин этому природному феномену: “Возвращение живых мертвецов”.
Сейчас большая стрелка “Командирских” подбиралась к четырем.
Уже четыре, а единственной удачей сегодняшнего дня можно считать разве что легкий запах духов в салоне Немногого же он добился! Разочарование было так велико, что Пацюк перегнулся и рухнул на сиденье, которое совсем недавно уже опробовала Мицуко. Полежав на боку несколько минут, Пацюк скосил глаза на резиновый коврик.
Да, черт возьми, от ангела осталось кое-что поматериальнее, чем шорох крыльев и запах духов! Крошечный кусочек ногтя, покрытый черным лаком. Пацюк поднял ноготь, сунул его за пластиковую подкладку водительских трав и только теперь вспомнил о Насте не-Лангер.
– И поэтому он разбил аппаратуру в доме, – мягко напомнил ей Пацюк. – Никуда не выходил на протяжении нескольких дней и разрисовывал стены…
– А вы откуда знаете? Про несколько дней?
– Его подруга дала показания. Сказала, что не видела его какое-то время. На телефонные звонки он не отвечал. На звонки в дверь – тоже.
Настя подперла ладонью подбородок и задумалась.
– А почему она обратилась в милицию?
– Не понял? – Теперь уже Пацюк поставил подбородок на ладонь.
– Что же тут непонятного? Ведь прошло-то всего несколько дней. Человек мог просто уехать к друзьям. Или еще что-нибудь… А она сразу побежала в милицию… Они ведь не были мужем и женой, правда?
Пацюка передернуло: только этого не хватало. Женщина, подобная Мицуко, не должна принадлежать никому, она не создана для яичниц по утрам, стеганого халата и вялых супружеских поцелуев в щеку.
– Нет, мужем и женой они не были.
– А она тем не менее обратилась в милицию. Значит, подозревала, что, может, не все в порядке. Я права?
– Увы, – Пацюк развел руками. – Если она и подозревала, то совсем другое.
– Что же?
Пацюк выразительно повертел пальцем у виска.
– Вы понимаете? Девушка стала замечать, что в последнее время с вашим братом начало твориться что-то неладное.
На глазах несчастной Насти выступили слезы, и стажер выругался про себя: не стоило ему усугублять страдания родственницы. Но спустя несколько секунд разразилась настоящая гроза: то, что он вначале принял за кроткие слезы отчаяния, на самом деле оказалось слезами ярости. Да, именно так: Настю душила ярость.
– Я никогда не поверю в то, что мой брат был сумасшедшим…
– Зачем же такие крайности? Возможно, это была всего лишь глубокая депрессия… А в такие минуты человек способен на все. И потом: пограничные состояния, они характерны для нашего времени. Вот взять, к примеру, вас. Разве вы всегда пребываете в хорошем расположении духа?
Ответ крестьянки оказался достойным книжки “Практическая психология”.
– Мне некогда пребывать в расположении духа. Ни в хорошем, ни в плохом. У меня пять коз, парники, сад и виноградник. А еще муж и сын. Я хочу поговорить с этой девушкой.
Ну наконец-то! Лед тронулся, господа присяжные заседатели! Пацюк не выдержал и расплылся в дурацкой улыбке.
– Думаю, это можно устроить.
– Прямо сегодня.
– Хорошо.
– Тогда пойдемте отсюда.
Оставив в “Камасутре” 169 рублей 45 копеек, Пацюк и Настя вышли из кафе.
– Вас подвезти к дому? – вежливо спросил стажер.
– Нет. Я просто хочу понять… Вы разговаривали только с этой девушкой? Не нашли никого из его знакомых? Я видела его записную книжку, там есть несколько телефонов…
Пацюк хмыкнул и принялся терзать переключатель “дворников”. Хотя не было никакого намека на дождь.
Чертова баба, кажется, он ее недооценил! Но разве можно было предположить в этой белобрысой, изуродованной полевым загаром простушке такую недеревенскую хватку? Еще вчера она была совсем другой: кроткой, как овца, и плаксивой, как латиноамериканский сериал. Впрочем, и представления о жизни были у нее вполне латиноамериканские: в родной семье все должны быть физически и душевно здоровы. Никакого намека на шизофрению, параноический бред или заячью губу. Максимум, что можно себе позволить, – это временная амнезия и такая же временная потеря ребенка. Но к концу повествования память обязательно должна вернуться, а возлюбленное чадо – найтись…
– Да, действительно, – проблеял Пацюк. – Там было несколько телефонов. Но к делу вашего брата они не относятся. Судя по всему, записная книжка была новой. Ваш брат только начал ее заполнять. И, заметьте, первыми внес в список адреса э-э… ритуальных служб.
– И что это может значить? – спросила Настя.
– Очевидно, он думал о смерти.
Получайте, девушка! Вы сами этого хотели! Но сломить Настю оказалось непросто.
– Там был еще один телефон. Какой-то Игорь Верховский.
– Этого мы установили, – Пацюк перевел дух. – Нотариус. Работает здесь же, на Васильевском.
– А при чем здесь нотариус?
– Совершенно ни при чем. Вашего брата он никогда не видел и никаких дел с ним не имел.
– Тогда почему его телефон оказался в Кирюшиной книжке?
– Откуда же я знаю? Если Кирилл думал о смерти, то вполне логично предположить, что он думал и о завещании. Во всяком случае, я расцениваю это именно так.
"Дворники” ходили по лобовому стеклу с завораживающей монотонностью. Некоторое время и Настя, и Пацюк следили за их движением.
– А надпись? – Клекот нехитрого автомобильного приспособления высек из головы Насти очередную неожиданную мысль.
– Какая надпись?
– “Мобила”. “Мобила” – это мобильный телефон. Я правильно понимаю?
Господи, с тоской подумал Пацюк, неужели волна цивилизации накрыла все провинциальное пространство в этой стране?..
– Да. Вы понимаете правильно. И что из этого следует?
– Откуда у Кирюши оказался мобильный телефон нотариуса, если он никогда его в глаза не видел, как утверждаете вы? Ведь его не всякому дают, верно? И в справочниках его не публикуют…
Это была чистая правда. Странно, что Забелин не обратил никакого внимания на это обстоятельство. В “Желтых страницах Санкт-Петербурга” маячили реквизиты конторы Верховского. И служебный телефон выглядел бы в записной книжке гораздо уместнее. А мобильник… Приходится признать, что дамочка права: в нем есть нечто интимное. И сообщают его номер не всякому…
– Даже если это так, – Пацюк горой встал за честь Управления, – что это меняет? Ведь вашего брата не вернешь.
– Да, – помолчав, согласилась Настя. – Не вернешь.
* * *
…До встречи с Мицуко оставалось сорок минут.Она неожиданно легко согласилась поговорить с сестрой убитого Кирилла, заминка вышла только с местом предполагаемого свидания. Настя долго и почтительно посапывала в мембрану, а потом повесила трубку и объявила:
– Мы должны подъехать в какую-то “Аризону-69”. Вы знаете, где это?
"Аризона-69” была недавно открывшимся кабаком где-то в подбрюшье Московского проспекта. Пацюк не был там ни разу, цифру “69” воспринимал исключительно как разновидность полового акта, но сообщение Насти встретил с энтузиазмом. Тем более что пошел дождь. А Пацюк любил такую погоду. В дожди ему всегда везло, они были его талисманом. И сегодняшний каприз природы (особенно в преддверии обстоятельного – как рассчитывал влюбленный стажер – знакомства с Мицуко) выглядел добрым знаком.
Божьим благословением.
Возвращаться в квартиру брата Настя не хотела ни в какую, к архитектурным прелестям вотчины Петра тоже оказалась равнодушной, так что Пацюку пришлось везти ее к себе на Курляндскую. Ему просто необходимо было принять душ и переодеться. Первоначальный его план был прост: усадить Настю в комнате, сунуть ей в руки пульт от телевизора, а самому скрыться в ванной. Но Настя неожиданно заартачилась.
– Я подожду вас в машине, Егор, – сказала она.
– Почему?
– Вы ведь говорили, что живете один. Было бы неприлично…
Пацюк тяжело вздохнул и уставился на нее: ее застенчивые прелести могли взволновать только электродоилку в коровнике. Или сепаратор для очистки молока.
– Как знаете. Но я могу задержаться.
– Ничего, я подожду.
Поставив кассету “Одинокий пастух” (без всякой задней мысли), Пацюк скрылся в чреве своей “сталинки”, чтобы спустя сорок пять минут снова предстать перед Настей в тоталитарном френче а-ля “великий кормчий”, но с демократической банданоq поверх кадыка. Непокорные вихры Пацюка были загелены, и от них за версту несло одеколоном.
– Ну как? – на секунду забывшись, спросил он у Насти.
– Что – “как”?
– Как я выгляжу? – Отступать было поздно.
– Не знаю… Наверное, хорошо.
За пять лет близости Пацюк хорошо изучил строптивый нрав своей “бээмвухи”: она могла взбрыкнуть в самый последний момент. Так что лучше будет отправиться к “Аризоне-69” сейчас же. Но машина не подвела, и к кабаку они подкатили, имея в запасе сорок минут.
Сорок минут в обществе женщины из глубинки – это было покруче Вонг Кар Вая с его узкоглазыми киллерами. Говорить было решительно не о чем (не подробности же самоубийства обсасывать, в самом деле!), и Пацюк брякнул первое, что пришло ему в голову:
– Простите, а Лангер – это еврейская фамилия?
– Немецкая, – с достоинством ответила Настя. Чертов суицидник! Отправился на тот свет и даже не одолжил никому такую роскошную фамилию! Такую накачанную, украшенную татуировками, черной кожей, черными очками и плохо выбритым подбородком фамилию!.. В пацюковской ксиве эта фамилия смотрелась бы просто зашибись!
– А вы, стало быть, тоже были Лангер? До замужества?
– До замужества я была Воропаева.
– Так это ваш сводный брат…
– Нет, родной. Просто девичья фамилия моей мамы – Воропаева. А Лангер – это наш отец. Но мама решила оставить меня на своей фамилии.
– Почему?
– Чтобы не задавали таких вопросов, который задали вы. Мама не хотела, чтобы у меня были трудности с поступлением в институт.
– Значит, трудностей удалось избежать?
– Ну да. Тем более что до института дело не дошло… Дамочка вовсе не горела желанием распространяться о своей жизни, Пацюк это видел. Разговор сошел на нет. Он принялся щелкать кнопками магнитолы, а Настя углубилась в изучение широких окон “Аризоны-69”. Посмотреть было на что: множество поставленных друг на друга макетов “Кадиллаков” самых невероятных расцветок.
И одинокий кактус, похожий на бейсбольную биту.
Таким кактусом хорошо отгонять койотов в пустыне. Или, на худой конец, злобных питерских комаров.
– Она специально позвала нас сюда? – с укором спросила Настя. – Чтобы сделать больно?
– Что еще случилось?
Но, проследив за взглядом спутницы, Пацюк все понял. И здесь божьи коровки! Они были нарисованы на анилиновых боках “Кадиллаков”, даже кактусу досталась пара штук.
Утешить Настю стажер не успел: у входа в “Аризону” затормозила роскошная иномарка (как же иначе!), и из нее вышла Мицуко.
– Это она? – Чего-чего, а черноземной мудрости крестьянке было не занимать!
"Она”, – подтвердил дернувшийся кадык Пацюка. “Она”, – подтвердили его запавшие щеки. “Она”, – подтвердили его вставшие дыбом волосы.
Мицуко подошла к двери ресторанчика и огляделась по сторонам.
– Пойдемте, – сказала Настя. – Нельзя заставлять ждать такую хорошенькую девушку.
Она выскочила из машины первой. Пацюк на ватных ногах последовал за ней.
Вблизи Мицуко оказалась еще прекраснее. Настолько прекрасной, что Пацюку потребовалось время, чтобы сфокусировать взгляд и унять предательскую дрожь в коленках. И пока он разбирался с забарахлившим организмом, Настя успела завести разговор.
– Это я просила вас о встрече. Я – сестра Кирилла. Мицуко удивленно подняла брови и осмотрела Настю с головы до пят.
– Вы?!
– Да.
– O'key-dokey! Можете звать меня Мицуко. Теперь пришел черед Насти удивляться.
– Странное имя…
– Странная сестра, – парировала Мицуко.
И, высоко подняв точеную головку, направилась ко входу в “Аризону”. Настя и стажер последовали за ней.
Конечно же, она выбрала столик у окна с кактусом, прямо под носом “Кадиллаков”. А кактус при ближайшем рассмотрении перестал походить на бейсбольную биту и перекочевал в разряд фаллоимитаторов. Официант в ковбойской шляпе бросил им меню, и Пацюк углубился в его изучение. А Настя и Мицуко принялись изучать друг друга.
– Миленький загарчик, – сказала Мицуко. – В солярии приобрели?
– У себя дома.
– На дому принимаете?.. А это ваш муж? – Мицуко моментально перевела взгляд с обручального кольца Насти на френч Пацюка.
– Нет.
– Уже развелись?
Пацюк покраснел и уставился в меню. Черт возьми, произошло самое страшное: крошка Мицуко без всяких к тому оснований пристегнула к залетной деревенщине его, Егора Пацюка, питерца в двадцать пятом колене! Неужели он выглядит таким лохом?..
– Это друг Кирилла, – неожиданно сказала Настя.
– Егор, – представился стажер.
– Школьный друг?
– Я так не думаю. – Все, чего Пацюк хотел сейчас, – это хоть как-то отлепить себя от Насти. Хотя бы в сознании Мицуко. – Мы ведь с вами виделись в квартире Кирилла.
– Что-то припоминаю. – Мицуко отделалась стандартной фразой, ни черта она не помнила, даже безмятежные ресницы не дрогнули.
Расправившись с ним, Мицуко снова переключилась на Настю.
– Так о чем вы хотели со мной поговорить?
– О Кирилле.
– Это ужасная история. Ужасная! Я и подумать не могла, что все так плохо закончится!
– Вы ведь были… – Настя сделала паузу. – Его хорошей знакомой…
– Мы спали. Иногда, не очень часто.
От такой детской непосредственности Настя надолго замолчала. И Пацюк решил взять инициативу на себя.
– Скажите, а в последнее время вы не замечали за ним никаких странностей? – спросил он.
– Все люди – странные. Но Кир был гораздо нормальнее всех остальных.
– А когда вы видели его в последний раз? – Настя взяла себя в руки и снова включилась в беседу.
– Не помню. Вокруг меня всегда столько народу… Это точно. Такие красотки не останутся одинокими даже в персональных гробах! Пацюк даже задохнулся от ревности.
– Но вы ведь позвонили в милицию. Почему?
– Не знаю… Было какое-то предчувствие…
– Какое предчувствие?
– Нехорошее. Я не могу объяснить… Мы должны были встретиться. Но на встречу он не пришел. А такого никогда не было. Он меня просто обожал. – Губы Мицуко растянулись в самодовольной улыбке. – Даже если бы он умер, он обязательно бы явился.
– Он умер.
Настя произнесла эти слова и застыла как громом пораженная. А Мицуко… Мицуко торжествующе рассмеялась.
– Вот видите! Я тоже так подумала! Совершенно искренний, детский цинизм красотки сбивал с толку.
– Как вы можете… – промямлила Настя.
– Нет, правда… Я подулась на него несколько дней, а потом решила, что пора действовать. Все остальное вы знаете… Рекомендую оленину в пряном соусе, – Мицуко ткнула в меню наманикюренным пальчиком. – Цены вполне терпимые для такого мяса.
Пока Пацюк тихо ужасался количеству нолей в ценнике, Настя перешла к лобовой атаке:
– Значит, вы его не любили, девушка?
– Разве я хоть слово сказала о любви? Он был забавный, это правда… А вино пусть закажет ваш спутник. Мужчины должны разбираться в вине.
Крошечные невесомые мысли Мицуко перелетали с темы на тему, подобно бабочкам, выбирающим подходящий цветок. Сейчас самым подходящим цветком была оленина в пряном соусе. Вокруг этого все и вертелось.
– Я не знаю… – Пацюк запрыгал глазами по строчкам. – А что предпочитаете вы?
– Здесь очень хороший “Мерло”.
– Пусть будет “Мерло”.
Это уже походило на начало флирта, и Пацюк приободрился. И совсем забыл о Насте. А заодно и о цели визита. Но деревенщина снова напомнила о себе, как кувалдой громыхнув по тонкому механизму любовной игры.
– Заказывать “Мерло” к такому соусу – невежество, – сказала деревенщина. – Если бы была тушеная рыба, еще понятно.
– И что же вы предлагаете? – Мицуко впервые посмотрела на Настю с интересом.
– Вот это. – Смуглый палец Насти с коротко, почти до мяса, состриженным ногтем уперся в строчку меню. – “Барбареско”.
– Пусть будет “Барбареско”, – снизошла легкомысленная любовница самоубийцы. – Значит, вы разбираетесь в винах?
– Разбираюсь. И вам не мешало бы разбираться, если уж посещаете хорошие рестораны.
После этой фразы за столом повисла нехорошая тишина. Черный макияж Мицуко почернел еще больше, а губы сложились колечком.
– Вы из какой деревни? – нанесла ответный удар она. – Что-то я запамятовала. Из Виллариба или из Вил-лабаджо?
– Из Вознесенского. Это на юге.
– Заметно. Извините, я сейчас…
Мицуко, заледеневшая в своем презрении, поднялась из-за столика и двинулась к выходу.
– Куда это ее понесло?
– А вас куда понесло? Забыли, что ли, для чего мы сюда пришли? – Все рушилось, и, стараясь скрыть досаду, Пацюк напустился на Настю.
– Нет. Но…
– Вы же сами настаивали на встрече. – Он махнул рукой и устремился за девушкой.
И ухватил только шлейф ее духов, ведущий к туалету. Недолго наслаждаться ароматом “Magie Noire” не пришлось.
– Так и будете здесь куковать? – насмешливо спросила подошедшая Настя и, отодвинув Пацюка плечом, отправилась следом за Мицуко.
Счастливица.
…Предмет его воздыханий появился, когда Пацюк докуривал четвертую сигарету.
– Так я заказываю вино? – обратился он к Мицуко. Та отреагировала довольно странным образом:
– Сами его и выпьете. За здоровье вашей сумасшедшей. А я ухожу.
Через секунду за ней с треском захлопнулась дверь, а из туалета наконец-то выплыла тупорылая колхозница.
– Что вы ей сказали, идиотка?! – Пацюк не сводил глаз с физиономии Насти – красной и распаренной.
– Еще неизвестно, кто из нас идиотка!
Но он не стал вдаваться в подробности. Другого случая не будет. Нужно немедленно догнать ангела и попытаться ухватить его за крыло.
Когда Пацюк выскочил на улицу, Мицуко уже ловила машину.
– Подождите!.. – просипел он. – Мне нужно поговорить с вами…
– Отвянь! Уже поговорили.
В конце улицы появился джип. О, Пацюк хорошо знал эти машины, охочие до девушек, подобных Мицуко. Сейчас серебристо-черная (как раз под цвет ангельских волос) тварь затормозит у обочины и переедет колесами не только робкие пацюковские чувства, но и всю его нескладную жизнь. Сейчас… Сейчас…
И Пацюк решился. Он схватил Мицуко за руку и выдернул на тротуар. Получилось не очень галантно, зато убедительно. Джип промчался мимо, и улица на некоторое время снова опустела. Действовать нужно быстро, иначе, не ровен час, снова появится какой-нибудь сексуально озабоченный “Мерседес”.
Или “Лексус”.
– Если хотите, я подвезу вас. – Пацюк осторожно выпустил руку девушки.
– А какая у вас машина?
– Это имеет значение?
– В отечественных таратайках я не езжу.
– У меня “БМВ”. – Пацюк решил не вдаваться в подробности.
– O'key-dokey! – смилостивилась Мицуко.
– Куда вам?
– В центр.
Пацюк нахмурился. Экзотическая Мицуко жила совсем не в экзотической Сосновой Поляне, густо заселенной бывшими работягами с бывшей оборонки. Он выучил ее адрес, подшитый к делу, наизусть. Интересно, куда она направляется сейчас? Гадать бесполезно – очевидно, есть слишком много мест, которые жаждут принять красавицу в свои объятья…
– Это и есть ваша машина? – с неподдельной иронией спросила Мицуко, когда они приблизились к “бээмвухе”.
– Не совсем моя, – тотчас же струсил Пацюк. – Вообще-то у меня “Мазда”, но она сейчас в ремонте. Какой-то лох в бочину воткнулся. А эту я у приятеля одолжил. Не бог весть что, конечно…
– Ладно, поехали.
Пацюк бросился открывать переднюю пассажирскую дверь.
Устроившись на сиденье, Мицуко спросила:
– А эта ненормальная и вправду его сестра?
– Да.
– Бедняжка. Наверное, поэтому он всегда утверждал, что сирота…
– У вас замечательные духи, – моментально перевел стрелки Пацюк. Бедные сироты как таковые его не интересовали. Его интересовали “Magie Noire” как повод для контактных видов единоборств и боев без правил. В смешанном, женско-мужском, составе.
– Да? У вас дурной вкус.
Такого Пацюк не ожидал и потому продолжил по инерции:
– Как они называются?
– Лично я называю их “Временные трудности”. Облом-с. Пацюк воткнул ключ зажигания и молодецки (как и подобает прожигателю жизни, случайно выпавшему из “Мазды”) повернул его.
– Куда едем? Ответа не последовало.
Несколько секунд он вслушивался в ровный рокот мотора, а потом повернул голову к Мицуко. И поразился перемене, произошедшей в ее лице. Нет, теперь уже трудно было назвать лицом резиновую маску с черным провалом рта. Глаза Мицуко бешено вращались, с ресниц падали хлопья туши – прямо на безупречную еще секунду назад линию скул. Бастион красоты рухнул, не успев даже выбросить белый флаг. Теперь они сражались в одиночку – глаза, лоб, тонкие ноздри, – сражались и погибали. Мицуко всхлипнула и начала биться в дверцу.
– Да что с вами?
Ответом ему стал сдавленный стон. Скорее машинально, чем преследуя какую-то цель, он потянулся к девушке – только для того, чтобы помочь ей открыть дверцу. Но Мицуко, скользнув по манжету рубашки, оттолкнула его руку, как будто это была сколопендра, мурена, электрический скат… Пацюка пронзила острая и моментально стихшая боль – и через несколько секунд Мицуко вырвалась на свободу. Издав вопль ужаса, она бросилась прочь от машины Пацюка.
Как в замедленной съемке стажер увидел Мицуко, останавливающую первый попавшийся затюканный “Москвич”. Номерной знак “Н ОЗЗ ХВ 78 RUS”. Вот тебе и “ХВ”, вот тебе и “Христос воскресе”!.. Вот тебе и принципы. Вот тебе и “в отечественных таратайках я не езжу”… Прошло уже десять минут после неожиданного бегства девушки, а Пацюк все еще тупо смотрел перед собой. В ушах до сих разносилось эхо ее крика. Так на памяти Пацюка кричала только героиня Шелли Дюваль из незабвенного фильма “Сияние”. Но ее, во всяком случае, можно было понять: трудно удержаться от стенаний, когда за тобой гонится маньяк Николсон с топором.
Пацюк повернул зеркало заднего вида и критически себя осмотрел. Все было на своих местах, даже любимый бритвенный порез под нижней губой (с чертовой опасной бритвой всегда так, постоянные неприятности, но отказаться от этого раритета с ручкой из светлого янтаря он просто не в состоянии). В меру карие глаза, в меру густые брови, в меру длинный нос. Конечно, не голливудский красавец, но и Дракулой его не назовешь. И на Фредди Крюгера он не тянет. Зиппер наглухо застегнут, руки вымыты, никаких предосудительных татуировок на них нет. Разве что две глубокие царапины и одна поменьше – перед тем, как выпрыгнуть из машины, она оставила на нем свое клеймо. Пацюк был вовсе не против подобного клейма, хотя предпочел бы иметь эти царапины на спине. Именно таким образом ангелы, подобные Мицуко, предвосхищают наступление оргазма… Но, в конце концов, он согласен и на этот крохотный знак внимания. Хотя он и не снимает главного вопроса: что же так испугало девушку?
Покончив с исследованием царапин и собственной физиономии, Пацюк переключился на внутренности машины. Но и здесь не нашел никаких изъянов: довольно приличная торпеда, такого же качества магнитола, елочка освежителя, при жизни издававшая кокосовый аромат… Николая-угодника с маленькой иконки тоже нельзя считать сомнительной личностью – вполне уважаемый святой.
Что еще?
Нестандартных размеров руль с пятью приклеенными звездочками – единственная пацюковская отрада: на коже руля красовалась надпись “WOLKSVAGEN SPORT”, a звездочки были куплены Пацюком в Военторге. Вот и все, если не считать грозди ключей, торчащих в замке зажигания. И пристегнутой к ним маленькой нэцкэ. Эту нэцкэ ему подарил когда-то однокурсник по юрфаку, по кличке Борода. Теперь Борода ударился в эзотерику и сидит на кассетах в магазине “Роза Мира”…
А что, если она увидела кого-то на улице?.. Кого-то, с кем связаны не самые приятные воспоминания? Но даже и в этом случае ужас в глазах можно считать чересчур преувеличенным. Да и улица была пустынной, насколько мог судить сам стажер. Инфернальные персонажи Стивена Кинга сюда не захаживают. Окна кабака тоже отпадают: кроме экстатического слияния псевдо-“Кадиллаков” ничего особенного в них нет.
Пацюк заглушил двигатель, расстегнул браслет часов и бросил их на торпеду. Так он делал всегда, когда нервничал, влюблялся до безумия или хотел понять ускользающий от него смысл событий. А чертовы часы удерживали его на цепи тусклой обыденности. Он ненавидел их и все же носил. Это был подарок покойного отца: “Командирские”, с дарственной надписью на обороте “Егору от папы”. Эти часы конвоировали Пацюка по жизни с железобетонным упорством: успели войти в моду и выйти из нее “Саньо”, “Сейко” и “Электроника”, а он все еще щеголял в своих механических “Командирских”. Несколько раз он пытался исподтишка избавиться от них, забывая в кафе, или на работе, или в столовке Управления. Или – в порядке эксперимента – на месте происшествия. И каждый раз они возвращались к нему самым неожиданным образом. Следователь Забелин, страдавший тяжелым, как удушье, чувством юмора, даже придумал термин этому природному феномену: “Возвращение живых мертвецов”.
Сейчас большая стрелка “Командирских” подбиралась к четырем.
Уже четыре, а единственной удачей сегодняшнего дня можно считать разве что легкий запах духов в салоне Немногого же он добился! Разочарование было так велико, что Пацюк перегнулся и рухнул на сиденье, которое совсем недавно уже опробовала Мицуко. Полежав на боку несколько минут, Пацюк скосил глаза на резиновый коврик.
Да, черт возьми, от ангела осталось кое-что поматериальнее, чем шорох крыльев и запах духов! Крошечный кусочек ногтя, покрытый черным лаком. Пацюк поднял ноготь, сунул его за пластиковую подкладку водительских трав и только теперь вспомнил о Насте не-Лангер.