– Этот Игорь – псих, – определил я. – Шиза у него такая – за копейки отделывать туалеты людям уродским материалом. Он как, со странностями был?
   – Да нет, нормальный мужик. Правду тебе говорю, нормальный. И работал быстро. За два дня мне и ванну и туалет обклал.
   – В туалете есть одна странная плитка, – сказал я. – Ты про нее говорил?
   – Ага.
   – От нее – мороз по коже.
   – Ага. Холодит маленько.
   – Жуткая вещь.
   – Не жуткая она, зря ты это. Хорошая она, чистая. На нее посмотришь – все равно как ключевой водой умылся. Голова ясной становится.
   – Это мы проверим, насколько она у тебя ясной стала, – проворчал я.
8
   Никогда не думал, что когда-нибудь стану исследователем, однако именно так и случилось. Я энергично принялся за работу – нашел в Интернете три разновидности тестов, определяющих интеллектуальный коэффициент, заставил Хуча (брыкающегося как козлик) ответить на сотни положенных вопросов и убедился в том, в чем уже давно не сомневался. Гением Хуч, конечно, не стал, всего лишь дорос до уровня интеллекта среднего человека. А кое в чем даже поднялся над средним уровнем – особенно в том, что касалось логического мышления.
   Говорил Хуч по-прежнему коряво. Так часто бывает – мне приходилось встречать профессоров родом из деревни, получивших высшие ученые степени, но все еще говорящих «чажечка» и «тубаретка». Словарный запас меняется медленнее, чем остальные проявления умственной деятельности.
   Почему я так рьяно принялся за изучение содержимого белобрысой головы Хуча? Потому что меня зацепило не на шутку. Я понял, что в мои руки попала поистине выдающаяся вещь – рисунок на туалетной плитке.
   Визуальное воздействие – сфера моих профессиональных интересов. Более того, я считал себя крутым специалистом по этому вопросу. Я прочитал десятки книг, объясняющих, как тем или иным расположением графических компонентов улучшить действенность вывесок, рекламных щитов и объявлений в газетах. Вынужден признать, что большая часть этих книг – обычный примитив, азбука для профанов. Однако случались и дельные советы – иногда в ходе кропотливой работы мне удавалось применить их на практике. Помнится, всего лишь три моих щита с рекламой балахнинской мебели, поставленные в удачных местах, увеличили продажу на двадцать пять процентов. Что ни говори, а это – признак высокопрофессиональной работы.
   Итак, сокровище в руках наличествовало, но требовало обращения осторожного и деликатного. Я начал с дополнительной проверки его чудесных свойств.
   У моей родной сестры Ларисы есть девятилетний сыночек, зовут его Сева. Увы, Сева – умственно отсталый, так вот нам не повезло. Олигофрения в стадии дебильности. Это означает, что для парень никогда не выучится толком читать, а работа дворника – венец его профессиональной карьеры. С Севы я и начал.
   Я выковырял волшебную плитку из стены. Очень боялся, что она расколется, но все прошло удачно. Сосканировал узор, добился максимальной точности цветопередачи. Хуч, само собой, присутствовал при всех этих процедурах. Теперь я не скрывал от него ничего – не было в том смысла, он сам догадывался обо всем в считанные секунды и делал правильные выводы. Мне приходилось учиться обращаться с Хучем как с умным. Скажу откровенно: мне нравилось это.
   Я пришел в гости к Ларисе. Мы вкусно пообедали, поболтали о жизни, а потом я отправился отбывать родственную обязанность – играть с племянником. Я решительно отодвинул в сторону машинки и солдатиков и начал учить Севку считать до десяти. Мальчонка старался изо всех сил. Само собой, ничего у него не получалось.
   Потом наступила очередь картонки с узором. Едва Сева увидел ее, с ним произошло нечто особенное. Он вздрогнул, забыл обо всем, поплелся к дивану, уселся, впился в рисунок глазами, и замер. Минут через десять я попытался отобрать у него картинку, но не тут-то было. Я вернул рисунок с большим трудом – обменял тайком от Ларисы на шесть шоколадных конфет. Именно шесть. Сева резко научился считать до шести.
   Через три дня Лариса позвонила сама.
   – С Севочкой что-то случилось, – сказала она, глотая слезы – судя по интонации, счастливые.
   – И что же? – полюбопытствовал я.
   – Он попросил научить его считать до тысячи.
   – Научился?
   – Да! Весь день ходил и считал, как одержимый. А потом взял книжку и начал читать. Ты помнишь, я учила его буквам, а он сразу все забывал? Теперь вспомнил! Уже прочитал «Буратино»! За день! А теперь сидит и читает «Волшебник Изумрудного города»!
   Сплошные восклицательные знаки.
   – Отлично, Лариска, – сказал я. – Я всегда говорил, что Севка умный. Он только притворялся бестолочью, поросенок этакий…
9
   Хуч пришел в полный восторг. Он начал строить планы.
   – Вау! – говорил он. – Это просто супер! Мы вылечим всех дураков в нашей стране. Нет, во всем мире. Представляешь, класс! Надо попасть на телевидение, сделать специальную передачу, показывать эту картинку просто так, по часу каждый день. Рекламу дать на всю страну. Все дураки умными станут – так же, как я.
   – Дурень ты, Хуч, – охладил я его пыл. – Так нельзя.
   – Сам ты дурень! – Хуч, кажется, научился обижаться. – Почему нельзя?
   – Это не просто узор, – я постучал пальцем по плитке, лежащей на столе. – Это технология будущего, она стоит миллионы баксов. В то же время скопировать ее – раз плюнуть. Стоит показать ее хоть один раз широкой публике, и миллионы будут для нас потеряны.
   – То есть ты думаешь о деньгах, а на людей тебе наплевать…
   – Слушай внимательно, – я зашагал по комнате с видом лектора. – Любая графическая комбинация, обладающая экстраординарным визуальным воздействием, может обладать кучей побочных, неожиданных эффектов. В том числе и эта сортирная плитка. С такими вещами не шутят. Может быть, все, кто излечится от олигофрении, одновременно станут педофилами или клептоманами…
   – Я не педофил!
   – Откуда ты знаешь? – зловеще произнес я. – Это может проявиться не сразу. В любом случае, если подходить к процессу серьезно, потребуется длительное изучение воздействия этого рисунка. Это может занять годы. А скорее всего, если мы расскажем о нашем рисунке, его вообще засекретят, объявят сферой интересов государственных спецслужб, у нас с тобой возьмут подписку о неразглашении и запретят выезжать из страны. А сами будут лечить за бешеные бабки умственно отсталых отпрысков олигархов и высших чиновников. Поверь мне, так оно и будет. Знаю я наш бардак.
   – Что же делать?
   – Все очень просто: мы должны сделать этот рисунок своим ноу-хау. Использовать его эффективно, но незаметно, ни в коем случае не открывая секрета технологии. Заработать первоначальный капитал. Большой капитал. Стать настолько богатыми и сильными, что ни одна чиновничья крыса не сможет нам повредить. Потом запатентовать свое чудо-изобретение, чтобы нам капал процент с каждой рекламы, где используется такой узор. И вот тогда-то мы сможем себе позволить лечить всех дебилов в мире бесплатно.
   – А при чем тут реклама? – Хуч впал в окончательное недоумение.
   – При том, что я хочу использовать этот узор в наружном дизайне. Думаю, должно получиться.
10
   Мы с Хучем обследовали все плитки в туалете и в ванной. Я предположил, что мы должны найти еще что-нибудь интересное.
   Нашел Хуч. Я до ряби в глазах всматривался в чертовы ромбы и треугольники в туалете, а он занимался тем же в ванной. Неожиданно он захохотал. Сперва я не придал этому значения – подумаешь, ржет бывший дурачок над чем-то своим, бывшим-дурацким, но через несколько минут заливистого «Гы-гы» я понял, что это всерьез и надолго.
   Хуч сидел в ванной на полу и веселился. Беспредельное блаженство было написано на его простецкой физиономии.
   – Что случилось, Хуч? «Ха-ха» поймал?
   – Йес! Гы-гы-гы! Ввауу!!!
   Вытирая слезы, Хуч показал пальцем на кусок стены, частично прикрытый краем ванны. Я заглянул туда и свалился от хохота. Корчился на полу рядом с Хучем минут пять – думал, задохнусь. А потом, слава Богу, отпустило.
   Так мы нашли узор, который я называл «Эйфо». От слова «эйфория».
   Итак, среди всех плиток с одинаковым узором оказались две особенные. В сущности, рисунок на них был тот же самый, отличался только большей четкостью. Самый четкий рисунок был у «Эйфо». Название для узора, лечащего олигофренов, придумал Хуч. Он назвал его «Антидурь». Словечко корявое, но почему-то прижилось.
   Для того, чтобы извлечь из стены «Эйфо», пришлось заклеить плитку бумагой. Убойная была штука – сшибала с ног напрочь. Сканировал я его тоже чуть ли не с закрытыми глазами. А потом укротил при помощи «Фотошопа».
   Варьируя толщину линий, я создал приемлемый вариант – нечто среднее между «Эйфо» и «Антидурью». Так и назвал его – «Медиум» [2]. «Медиум» мгновенно повышал настроение, вызывал симпатию ко всему на свете, но особенно к тому, что было носителем рисунка.
   Моим очередным заказом была реклама электробритв «Агидель». Я украсил черный пластмассовый корпус бритвы маленьким значком «Медиума» – зашифровал его в виде солнечного блика. Рекламодателям проект рекламы понравился до поросячьего визга, и я знал, почему. Через две недели щиты с моей бритвой украшали Казанское и Московское шоссе. В течение месяца «Агидель» смели с прилавков Нижнего Новгорода начисто. Говорят, в Москве и Казани тоже выявилось значительное повышение спроса – даже женщины начали покупать бритву «Агидель» – не только для подарков своим любимым, но и для личного пользования.
   Думаю, что завод, производящий электробритвы, неплохо заработал на мне. Но я не собирался предъявлять к нему имущественных претензий. Скучно это – размениваться по мелочам. Нас с Хучем ждало поистине бриллиантовое будущее.
11
   Нефть – вот наилучший источник дохода в нашей стране. Благословенная жидкость, вязкая и вонючая, доллары приносящая.
   Я взял трубку и набрал заветный номер.
   – Это фирма «ЭТК-Ойл?»
   – Да.
   – Господина Журавского можно к телефону? – вежливо попросил я.
   – А кто его спрашивает? – спросил в трубке женский голос. Я сразу представил секретаршу – длинноногую, блондинистую, отдающуюся шефу прямо на письменном столе в свободное от работы время.
   – Это Дмитрий Анатольевич Васильев, специалист по наружной рекламе.
   – Нам не нужны специалисты по наружной рекламе. Извините.
   В ухе противно запищали короткие гудки.
   – Ну чо, – полюбопытствовал Хуч, – йес или ноу?
   – Ноу. Мы им не нужны, видите ли. Гадина эта секретарша. И дура к тому же – не знает, с кем только что разговаривала. Через пару дней она будет любезно поить тебя и меня чаем и порхать вокруг нас как бабочка. А мы будем сидеть как ковбои, положив ноги на журнальный стол. Ты хочешь так сидеть, Хуч?
   – Не хочу. У меня кроссовки дырявые.
   – Выкинь их. Купим тебе хорошие туфли – баксов за пятьсот.
   – Пятьсот?! – Хуч вытаращил глаза. – У меня нет таких денег.
   – Я найду. Выглядеть нужно прилично – никуда не денешься. И сбрей свою козлиную бородку – ты же не рэппер из подворотни, ты солидный деловой человек. Йес?
   – Ладно уж, чо там… Йес.
   В длинном плаще, в лайковых перчатках, в дорогом, только что купленном пиджаке я чувствовал себя уверенно и комфортно. Хуч, наоборот, маялся, ёжился в обнове и поминутно хватался за галстук, пытаясь ослабить узел. Я бросал на него суровые взгляды.
   – Мить, ну не могу я так, – громко зашептал Хуч. – Тошно мне в этой удавке. И ботинки натирают. Может, без меня пойдешь?
   – Обломись. Ты мой партнер по бизнесу и обязан присутствовать, – заявил я и решительно открыл дверь офиса «ЭТК-Ойл».
   – Вы к кому? – заступил нам дорогу охранник, здоровенный детина в синей форме и фуражке.
   – К Журавскому. К Степану Иосифовичу, – я небрежно стянул перчатку с левой руки. – Фирма «Дизайн-люкс». Мы записаны на прием.
   – Да-да, конечно, – охранник расплылся в широчайшей улыбке, не отрывая взгляда от моей руки. – Подождите секундочку, я сейчас позвоню в приемную…
   – Не надо звонить, – сказал я. – Мы так пройдем. Нас ждут.
   Тыльную сторону моей левой кисти украшала татуировка. Точнее, имитация татуировки – знак «Медиум».
   – Проходите! – Охранник пропустил нас в дверь-вертушку, сияя, как начищенный самовар. Похоже, мы очень понравились ему.
   Длинный коридор. Матовые стены, подвесной белый потолок. А где золотые светильники? Где фонтан и бассейн с писающим амуром, модным в нынешнем сезоне? Бедновато, ребята.
   Ничего, мы сделаем вас богаче. Мы знаем, как это сделать.
   Секретарша оказалась теткой старше пятидесяти, полноватой брюнеткой. Я хмыкнул – предположение насчет любви на письменном столе, пожалуй, было чересчур смелым. Стол мог от такого развалиться.
   – Добрый день. – Я положил левую руку на стол. – Мы звонили вам пару дней назад. Насчет наружного дизайна, помните?
   – Э… да, что-то такое было… – секретарша завороженно скользила взглядом по линиям «Медиума». – Но ведь, кажется, встречу вам не назначили…
   – Это не обязательно, – сказал я и убрал руку. – Главное, что мы пришли. Степан Иосифович будет очень рад нас видеть. Очень.
   – Клавдия Васильевна, три кофе, пожалуйста, – сказал в коммутатор Журавский. – Итак, господа, – он проницательно уставился на нас сквозь стекла очков, – что вы можете предложить нашей компании?
   – Рекламу, – произнес я. – Хорошую рекламу. Я говорю об отдельно стоящих щитах в сити-формате.
   «ЭТК-Ойл» была местной компанией, торгующей бензином, маслом и прочими нефтепродуктами. Компанией, надо сказать, не самой процветающей. За последний год два гиганта российского нефтяного бизнеса, лидирующие в Нижегородской области, задавили «ЭТК-Ойл» почти насмерть и она едва сводила концы с концами. Дело неуклонно шло к продаже компании одному из этих самых гигантов.
   – У нас уже есть контракт с одним производителем рекламных щитов, сказал Журавский. – Вы мне нравитесь… сам не знаю почему. Я никогда не слышал названия вашей фирмы, но почему-то мне кажется, что вы хорошо делаете свою работу. Увы, место на ближайшие десять месяцев занято. Жаль, что вы не появились раньше. Вы опоздали, господа. Просто опоздали.
   – Я видел щиты, которые делает для вас ваш производитель, – сообщил я. – Откровенно говоря, фигня полная. Дорого, помпезно, но по сути –абсолютный стандарт. Сколько процентов прироста продаж бензина вам это дает?
   – Процентов пять-семь. В общем-то, неплохо, на большее мы и не рассчитывали.
   – Мы не претендуем на то, чтобы вы расторгали контракт с вашими рекламщиками. Мы предлагаем вам работать параллельно с ними, и сперва – в небольших масштабах. Начнем с пробы. Поставьте в городе всего три наших щита, и мы обещаем вам прирост продаж процентов двадцать пять-тридцать.
   – Двадцать пять? От трех щитов? – Брови Журавского поползли наверх. – Быть такого не может!
   – Может, – уверенно сказал я.
   – И на каких же условиях вы хотите работать?
   – Пока не будем об этом говорить, – сказал я, стараясь соблюдать нейтрально-холодную интонацию. – Сперва вы должны увидеть товар, как говорится, лицом. Потом ваши продажи резко повысятся, и тогда вы согласитесь на все, что мы запросим. В накладе в любом случае не останетесь. И, самое главное, ваша компания выживет и останется на плаву. У вас откроется второе дыхание…
12
   Мы пообещали Журавскому тридцать процентов прироста, сами не зная, что получится. Конечно, мы ошиблись. Прирост превысил шестьдесят процентов. Степан Иосифович сиял от восторга. Он подписал контракт со всеми нашими требованиями, он строил наполеоновские планы – поставить по области две сотни щитов и вытеснить из региона его величество «Лукойл». Мы охладили его пыл, вежливо намекнули, что не стоит взлетать настолько высоко – падать будет очень больно. Пока мы не хотели высовываться слишком явно и подставляться для всеобщего обзора. Мы только начинали и отчаянно боялись, что наша технология перестанет быть секретом.
   Пока все получалось. Мы работали без особых проблем, находя себе все новых и новых клиентов. Каждый раз начиналось с пробы, через неделю клиент был наш с потрохами, через месяц мы получали новый ворох денег.
   Никакой фирмы «Дизайн-Люкс», конечно, не существовало. Признаюсь, что работали мы абсолютно нелегально и налогов не платили. Хуч настойчиво предлагал легализоваться и спать спокойно – доходов на это хватило бы с лихвой. Но я все время откладывал процесс регистрации фирмы. Честно говоря, я привык работать в тени, так мне казалось безопаснее. К тому же, я не любил тратить деньги впустую – а именно таким занятием мне казалась уплата налогов.
   Гораздо больше меня волновало то, чтобы наш заветный узор не стал достоянием гласности. Однако и здесь все обстояло спокойно. «Медиум» нигде не выплывал на поверхность – я зашифровывал его в цветном фоне, вставлял в буквы и прятал в изображении стиральных машин, шампуни, моторного масла, купальников и сигарет – всего, что мы рекламировали. Я категорически отказывался от рекламы на телевидении, в газетах и журналах, – только большие придорожные щиты. Когда человек проносится по шоссе в машине, у него нет времени пристально р ассматривать рисунок – мимолетный взгляд, моментальный отпечаток в подкорке. Это либо действует, либо нет. В нашем случае действовало эффективно. Потрясающе эффективно.
   Все было в ажуре.
   Хуч разрабатывал планы избавления человечества от дебилов, идиотов и прочих тупых. Он справился с первоначальной своей нетерпеливостью, понял, что быстро не получится. И теперь действовал методично и скрупулезно.
   Хуч первый наткнулся на заметку в газете «Нижегородский рабочий». В заметке сообщалось, что в последние месяцы в Нижнем Новгороде значительно снизилось количество людей, страдающих различными степенями слабоумия. И что по этому поводу в Нижнем созывается международная конференция психиатров, на которую прилетят такие-то и сякие-то российские и заграничные светила науки.
   Энтузиазм Хуча разгорелся с новой силой.
   – Это наша с тобой работа! – кричал он, тыкая в меня узловатым пальцем. – Это наш знак так срабатывает! Нам с тобой давно пора нобелевку получать, а мы все еще тратим время на примитивную рекламу. Неандертальский уровень! Пора перейти к технологической манифестации!
   Нужно сказать, что лексикон Хуча значительно обогатился за несколько последних месяцев. Он прочитал много умных книг. Слово «Вау» он больше не употреблял.
   – При чем тут мы? – я попытался свернуть тему. – Интеллект повышает «Антидурь», а мы используем «Медиум».
   – Значит, «Медиум» тоже повышает! Только, может быть, в меньшей степени.
   – Ну и пусть себе повышает. Рано пока высовываться.
   – Что, денег у нас еще мало? – спросил Хуч язвительным тоном.
   – Мало.
   – Я пойду на эту конференцию, – решительно сказал Хуч. – Попаду на нее, чего бы мне это ни стоило.
   – Объявишь о нашем открытии?
   – Нет, конечно. Просто послушаю. Мне нужна информация. Я люблю информацию, я ем ее как хлеб.
   И все же я не был уверен в Хуче. Я боялся, что он, одержимый наивным мессианством, разгласит нашу тайну. Я даже подумывал, как нейтрализовать Хуча на время этой чертовой конференции. Связать его, запереть в комнате… Найти ему потрясающую девчонку…
   Я не успел сделать ничего. Рыжий хмырь появился раньше и превратил нашу стабильность в руины.
13
   В этот вечер мы с Хучем играли в бильярд. К тому времени я решил, что выкидывать каждый день деньги в бильярдном клубе слишком разорительно. В целях экономии я купил собственный бильярдный стол. Поскольку ни в мою, ни тем более в хучеву квартиру стол не влезал, пришлось в приложение к нему обзавестись новыми апартаментами. Мелочи всегда тянут за собой более крупное: нашел на дороге подкову – покупай ишака. Теперь мы с Хучем обитали в квартирке в элитном доме – каждая из трех комнатушек была метров всего лишь по тридцать. Бильярд, впрочем, убирался там без труда, и кием было где размахнуться.
   Иногда экономия – весьма разорительная штука.
   В дверь зазвонили, Хуч пошел открывать. Пошел и не вернулся. А когда я побрел по коридору узнавать, что случилось, то получил по лбу чем-то тяжелым.
   Очухались мы с Хучем почти одновременно. Пришли в себя и обнаружили, что сидим на диване, связанные вульгарными веревками. А напротив нас стоит здоровенный – килограммов на сто двадцать – бугай с рыжими усами, в темных очках.
   Вопросы «Кто вы такой?» и «Откуда вы взялись?» в данной ситуации прозвучали бы совершенно неуместно. Ежу понятно, кем был рыжий толстяк. Был он Игорем – тем самым, который клал Хучу плитку.
   – Неплохо вы прибарахлились, – плиточник первым прервал молчание. – Это ж сколько такая хата стоит? Тысяч шестьдесят-семьдесят баксов, наверное, не меньше. Шикарно живете, ребятки. Поделиться желания нет?
   – Хрен тебе, – заявил я. И немедленно был наказан – мясистая лапа отвесила мне оглушительную оплеуху.
   Сам виноват – с грабителями так не разговаривают. Что ж тут поделать – ненавижу отдавать деньги всяким сволочам.
   – Ты чо, Игорь! – заныл Хуч, вернувшись к давно уже забытому образу недотепы. – Мы ж, типа, понимаем – денег тебе надо и все такое. Ты скажи, скоко тебе надо, и все путем будет, без шума. Две тыщи устроит? Прямо щас отдадим.
   – Не изображай из себя придурка, Хуч, – сказал плиточник. – Двести тысяч. Долларов, само собой, не рублей.
   – Нет у нас таких денег, – прошепелявил я разбитыми губами. – И не было никогда. Тысячу баксов найдем. Больше нет – хоть всю квартиру обыщи.
   – Значит так, господа оформители, – рыжий усмехнулся в усы, – вижу, что вы принимаете меня за обычного налетчика. Позвольте объяснить, что это не так. Я вовсе не грабитель, я пришел за своим. Полгода назад я отдал вам в аренду свои технологические разработки. Должен заметить, что воспользовались вы ими весьма умело и смогли заработать приличную сумму. Ценю ваши таланты, господа. Теперь дело за малым – заплатите мне за аренду.
   – Какие такие разработки?
   – Как какие? Две плитки с оригинальным узором. Теперь я с удовольствием вижу этот узор на рекламных щитах нашего города.
   – Это ты их придумал?
   – Я.
   Врешь, хотел сказать я. И осекся, понял, что получу по морде еще раз.
   – Мы только что купили эту квартиру, – пробубнил я, – и с деньгами сейчас полный голяк. Двадцать тысяч тебя устроит? Нет, даже тридцать, машину продам, черт с ней. Это – всё.
   – А квартиру продать не хочешь?
   – Не хочу.
   – В общем так, – толстяк махнул рукой, – выкручивайтесь как хотите, продавайте, занимайте, работайте, но двести штук мне извольте выложить. Я добрый – понимаю, что у вас проблемы, не буду требовать деньги прямо сейчас. Даю вам месяц.
   Мне сразу же захорошело. Я понял, что эта тварь сейчас уйдет и оставит нас в покое на целый месяц. Месяц! За этот срок мы разберемся с ним по полной программе. Деньги ему, наглецу такому, да еще и дураку, оказывается! Да мы его под асфальт закатаем, с нашими-то возможностями…
   – Без проблем, – бодро сказал я. – За месяц бабки сделаем. Все тебе отдадим, с гарантией.
   – Догадываюсь, о чем ты сейчас думаешь, – флегматично произнес Игорь. – Чтобы сбежать из города подальше, да? Или что-нибудь еще глупее – в милицию обратиться или даже наехать на меня. Забудь об этом. Если сделаете что-то не так, превратитесь в полных идиотов. И ты, и твой приятель. Понятно?
   – И как ты это сделаешь?
   – А вот так, – толстяк проворно извлек из кармана фонарь и ослепил нас серией ярких вспышек.
   – Что эта за дрянь была? – спросил я, морщась и моргая. Перед глазами плыли белые круги.
   – Одно из моих изобретений. Сильная штука – действует наподобие узора для поумнения, только в противоположном направлении. Если не предпринять специальных мер, ровно через месяц вы в одночасье превратитесь в безмозглых кретинов. Я зарядил вас, ребятки, теперь каждый из вас носит в своей голове бомбу замедленного действия. Принесете мне деньги – сниму с вас порчу. Нет – пеняйте на себя.
   – Я тебе не верю.
   – Поверишь, – сказал толстяк. – Позвони своей сестрице Ларисе, и поверишь.
14
   Лариса позвонила сама, через полчаса после того, как ушел рыжий.
   – С Севочкой что-то случилось, – рыдая, сказала она.
   – Что?!
   – Он снова поглупел. Еще больше, чем раньше. Он вообще ничего не понимает. И буквы все забыл…
   – Лариса, – крикнул я в трубку, задыхаясь от волнения, – ты не знаешь, к нему никто не подходил? В смысле, к Севе, где-нибудь на улице? Какой-нибудь рыжий мужик, с фонариком? Месяц назад?
   – Что ты за чушь спрашиваешь? Какой мужик? Откуда я знаю, кто к нему подходил? Лето, Севка по полдня на улице гуляет… Что делать?
   – Сейчас мы к тебе приедем, – сказал я.
   Любовь Хуча к детям граничила с патологией – не зря я шутил, называя его педофилом. Хуч побледнел и чуть не упал в обморок, когда увидел, что случилось с Севкой. Мой племяш сидел на полу, пускал слюни и таращился совершенно идиотским взглядом. Лариса была права – таким тупым он не был никогда.
   Разумеется, мы пришли, чтобы срочно вылечить мальчонку – показать ему картинку с «Антидурью». Само собой, узор не подействовал… Слезы, бессмысленные упреки, бабья истерика, запах валерьянки, вонь мочи – мальчонка описался… Лучше не вспоминать такое.
   Мы с Хучем поняли, что влипли крепко.
15
   Мы стояли у бильярдного стола. Играли партию уже полчаса, катали шары туда-сюда и никак не могли забить – руки тряслись. Даже водка не помогала расслабиться.