Страница:
© Copyright Александр Плонский
Email: altp2000@mail.kubtelecom.ru
-----------------------------------------------------------------------
Журнал "Вокруг света".
OCR & spellcheck by HarryFan, 9 August 2000
-----------------------------------------------------------------------
- Как вам это удалось? - спросил Леверрье восхищенно. - Витрувий словно
живой.
- Он и есть живой, - ответил Милютин.
- Чепуха! Не верю ни в библейские легенды, ни в сказки о живой воде!
- Вовсе не обязательно верить. Но допускать возможность даже ничтожно
маловероятного события - необходимо!
- Значит, все-таки воскрешение из мертвых... Рассказывайте! -
потребовал Леверрье.
- Вы будете разочарованы, Луи. Все очень просто. Я давно подумывал о
реконструкции личности. Даже пробовал кое-что. Но не получалось, пока не
вспомнил метод восстановления лица по черепу, разработанный еще в середине
двадцатого века. Тогда удалось создать очень точные скульптурные портреты
многих исторических деятелей - Ивана Грозного, Тимура, Улугбека... И вот я
задумался: творческая личность оставляет после себя книги, статьи,
мемуары. Добавим воспоминания современников, документы. Нельзя ли, приняв
все это за исходные данные, восстановить саму личность?
- Послушайте, Милютин, но это еще не означает...
- Моей правоты? Верно. Поэтому я провел контрольный тест.
- На ком?
- На себе.
- Как? - вскричал Леверрье. - Вы решились восстановить... нет,
продублировать собственную личность? И где же этот... человек?
- Перед вами.
- А тот... первый... настоящий? Ох, простите, что я говорю...
- Видите ли, два Милютина - слишком много...
- И кто же из вас принял решение?
- Да уж, конечно, не я, а Милютин-1. Впрочем, какая разница! Сейчас мне
кажется, что его вовсе не существовало. Был и остаюсь я.
- Вы отчаянны, Милютин...
- Ну полно... Да, мне было страшно. По-настоящему страшно, а ведь я не
трус, вы знаете. И все же... Вот в давние времена исследователи не
останавливались перед тем, чтобы привить себе чуму, - это, вероятно, еще
страшнее!
Леверрье овладел собой.
- А достаточно ли информации, чтобы реконструировать личность человека,
жившего в отдаленном прошлом? Ведь даже портрет Витрувия не сохранился!
- В старину графологи по почерку определяли характер человека. Потом
это сочли шарлатанством, и зря. Оказывается, между строками, пусть даже
печатными, прячется Монблан информации. Стилистические особенности, строй
мышления, даже частота повторения той или иной буквы многое говорят о
человеке. Вспомните хрестоматийный пример. В течение столетий спорили о
том, создал ли Гомер "Илиаду" и "Одиссею", или только скомпоновал
фольклорные материалы. Разрешить спор смог лишь компьютер: проанализировав
текст, он установил, что оба произведения от начала до конца принадлежат
одному и тому же автору.
- Но этого недостаточно...
- Сегодня мы знаем о Гомере почти все, хотя источник информации прежний
- "Илиада" и "Одиссея".
Леверрье продолжал упорствовать:
- Значит, компьютер многое домысливает?
- Безусловно, - согласился Милютин, - но с высокой степенью
вероятности, не ниже 0,995. Все, что менее вероятно, в расчет не
принимается.
- Вот видите, - торжествующе сказал Леверрье. - Значит, некоторые
аспекты личности утрачиваются. Допустим, событие произошло, а вы его
игнорируете.
- Но сам человек тоже не все знает и не все помнит о себе. В шестьдесят
лет он не тот, что в двадцать... Каждый из нас лишь моделирует свою
личность. Поэтому можете считать не только Витрувия и Милютина, но и себя
всего лишь моделями.
- Ну это уж слишком... - начал было Леверрье и вдруг нахмурился. -
Сейчас вы, наверное, скажете: "Машинное время дорого, пора выключать..."
- Э нет! - рассмеялся Милютин. - Великий архитектор возвращен
человечеству. Навсегда!
-----------------------------------------------------------------------
Журнал "Вокруг света".
OCR & spellcheck by HarryFan, 9 August 2000
-----------------------------------------------------------------------
Аспирант Уточкин ввел бланк в анализирующий компьютер. А за сто лет до
этого...
- Просто уникум, - сказал профессор Ваулич. - Из нее мог бы получиться
большой музыкант, но...
- Что-нибудь не так? - встревожился отец Риты.
- Ее ждет каторжный труд.
- Ну что вы... Для Риты это будет не труд, а удовольствие. Она так
любит музыку. Правда, дочурка?
Шестилетняя Рита охотно кивнула.
День за днем просиживали отец с дочерью за купленным в рассрочку
"Блютнером". В двенадцать лет Рита уже играла за первый курс
консерватории, а в тринадцать захлопнула крышку рояля:
- Никогда, слышишь, никогда не прикоснусь больше к инструменту!
Школу Рита окончила с медалью. Ей было все равно, куда поступать, но
только не в консерваторию! Родители выбрали для нее специальность
"Электронные вычислительные машины" - модную и престижную.
Спустя пять лет Рита получила диплом инженера-программиста и
распределение в проектно-конструкторское бюро. А еще через два года ее
перевели в старшие инженеры, чему способствовал уникальный дар
раскладывать в уме на гармоники сложнейшие звуковые колебания. "Наш
спектроаналиэатор", - шутили друзья.
Рита не понимала, зачем вообще пользуются нотами: ведь музыка так
естественно выражается на ясном и строгом языке математики. Она
по-прежнему не прикасалась к роялю. Да и "Блютнер" давно перекочевал к
другому, более удачливому вундеркинду. Но у нее появилось увлечение:
переводить на машинный код фуги, мазурки, менуэты...
Заканчивался квартал, план, как всегда, горел. Справившись за полночь с
программой, Рита выключила верхний свет, и машинный зал, погрузившись в
полумрак, неожиданно напомнил ей Домский собор. Казалось, вот-вот со стен
сорвутся звуки органной музыки. И Рита в самом деле уловила странную
мелодию. Музыка была на грани слуховой галлюцинации, возникала как бы не
извне, а изнутри, шла вразрез с незыблемыми правилами композиции.
Схватив подвернувшийся под руку лист бумаги, девушка начала
бессознательно испещрять его символами. Музыка умолкла. Очнувшись, Рита
увидела стандартный бланк программы, покрытый лишенными смысла каракулями.
"Совсем заработалась!" - с досадой подумала она, в то же время
безуспешно пытаясь восстановить в памяти непостижимо прекрасные звуки,
рожденные капризом фантазии.
По случайности бланк вместо мусорной корзины попал в архив.
Умер отец Риты, так и не осуществив мечту о выдающемся потомке. Спустя
много лет умерла сама Рита, став перед этим мамой, бабушкой и прабабушкой
плеяды очаровательных малышей. А наука все двигалась и двигалась...
Отшумели споры о внеземных цивилизациях: академик Славский,
неопровержимо доказавший их существование, затем еще более неопровержимо
доказал, что мы одиноки во Вселенной.
И все это время испорченный бланк лежал в архиве. Там его и обнаружил
аспирант Уточкин, которого все, включая научного руководителя, считали
абсолютно неспособным к науке. Так, собственно, и было. Способный человек,
безусловно, не обратил бы внимания на бланк, покрытый бессмысленными
каракулями. А Уточкин обратил и вопреки логике и строгим инструкциям о
порядке расходования машинного времени ввел никудышный бланк в чрево
анализирующего компьютера.
И услышал:
"Люди Земли! Мы обращаемся к вам из звездного далека на единственном
языке, идущем от сердца к сердцу - языке музыки..."
-----------------------------------------------------------------------
Журнал "Вокруг света".
OCR & spellcheck by HarryFan, 9 August 2000
-----------------------------------------------------------------------
Звездолет "Пульсар" находился на полпути между Кассиопеей и Андромедой,
когда столкновение с осколком астероида превратило его в неуправляемую
груду металла...
Стив Клим сидел в командирском кресле и хмуро смотрел на консоль Мозга.
Мозг, как и весь корабль, пострадал в катастрофе: сигнальная матрица, еще
недавно переливавшаяся всеми цветами радуги, поблекла.
"Неужели закончилась моя недолгая жизнь звездолетчика? - мрачно думал
Стив. - В первом же полете... Чего стоит после этого теория вероятностей?
Немыслимый расклад случайностей, и конец всему".
Он испытывал чувство обреченности. Гибель была неотвратима: система
жизнеобеспечения почти полностью вышла из строя, энергоснабжение
нарушилось, и если бы не люминесцирующие стены штурманского зала, его
охватила бы тьма...
Стив закрыл глаза, и на миг ему показалось, что ничего не произошло:
"Пульсар" по-прежнему поглощает пространство, а экипаж, объединенный
Мозгом в единую систему - достигший совершенства организм, - делает свое
дело, составляющее смысл жизни каждого из пяти астронавтов.
Яркие индивидуальности, они идеально дополняли друг друга.
Легендарный командир Иван Громов, это о нем еще мальчишкой читал Стив:
"Суровое лицо звездного капитана избороздили ветры дальнего космоса".
Газетный штамп, бессмыслица (какие могут быть ветры в космосе?), но до
чего же верно сказано!
Астронавигатор Ле Куанг. Говорили, он знает наперечет все звезды в
Галактике, и поглоти меня вселенная, если это не так.
Бортинженер Ведь Арго - золотые руки, Левша, способный подковать блоху.
Так уверял Иван, а он не бросает слов в космический вакуум.
И, наконец, Илин Роу, врач, единственная женщина в экипаже, самая
красивая и добрая из всех женщин Земли...
Пятым был он, пилот-стажер Стив Клим, недавний выпускник Звездной
академии, мальчишка в сравнении с признанными героями космоса.
И он гордился тем, что его биотоки смешивались с их биотоками в цепях
Мозга. Они почти не говорили друг с другом. Динамичный обмен мыслями,
воплощенный в быстропеременные электрические потенциалы, позволял обойтись
без лишних слов.
В который раз Стив пытался оживить Мозг: неистощимый источник его
питания, аккумулятор энергии космических излучений, судя по всему, избежал
гибели - в верхнем правом углу матрицы теплился уголек - единственная его
надежда.
Стив методично, квадрат за квадратом, простукивал панель. И вот после
глубокого беспамятства вздохнул Мозг, высветил матрицу, отозвался в
сознании Стива могучим приливом мысли. А затем все явственней и уверенней
зазвучали в его собственном мозгу голоса старших товарищей. Как будто и
впрямь не было катастрофы.
- Струсил, малыш? - с дружеской насмешкой поинтересовался командир. -
Успокойся, у тебя есть шанс!
- Вы... Не может быть... Но каким образом?..
- Время дорого, Стив, - прервал Громов. - Вникай в то, что скажет Ле
Куанг.
- В этом районе, Стив, - заговорил астронавигатор, - сейчас находится
исследовательский корабль "Проблеск". Немедленно катапультируйся. Мы
просчитали траекторию встречи.
- Перед тем как покинуть звездолет, включи систему управления, нужно
ввести программу поиска и сближения, - дополнил Вель Арго.
- А как же вы? Не могу же я уйти без вас...
- Пилот-стажер Стив Клим! - прогремела команда. - Надеть скафандр и
катапультироваться!
- Живи и будь счастлив, - прошелестел напоследок голос Илин Роу.
- Как видно, я спасся благодаря галлюцинации! - закончил свой рассказ
Стив Клим.
- Почему вы решили, что это была галлюцинация? - спросил командир
"Проблеска".
- Чудес не бывает, - вздохнул Стив. - Я видел смерть членов экипажа.
- Вы правы, чудес не бывает. А ваше спасение в результате галлюцинации
и было бы как раз чудом. Однако вероятность этого равна нулю. Чтобы
оказаться рядом с кораблем, требовалось ювелирно рассчитать траекторию,
вывести вас к "Проблеску" с точностью до микросекунды, при этом уравняв
скорости и выполнив терминальный маневр...
- Не могли же погибшие!..
- При чем здесь погибшие? Скорее всего дело обстояло так... При
столкновении с космическим телом, по-видимому, нарушилась структура
синхронейронных сетей. Ваших и Мозга. Одни связи распались, другие
разветвились, третьи образовались наново. Схема неожиданно усложнилась, и
это вызвало качественный скачок интеллекта. Мозг обрел собственное
сознание. И воплотил в себе личности всех членов экипажа.
- Поразительно... - прошептал Стив.
- Надеюсь, вы не отключили Мозг перед катапультированием?
- К счастью, нет. Ведь это станет для них бессмертием.
----------------------------------------------------------------------
Журнал "Вокруг света".
OCR & spellcheck by HarryFan
----------------------------------------------------------------------
На Центральном космодионе начинался первый чемпионат мира по
скоростному спуску с орбиты. Расположенный в цветущей Сахаре, космодион
никогда не пустовал, а сегодня здесь собралось свыше миллиона зрителей.
Конечно, любой из них мог бы следить за ходом соревнования в домашнем
информационном центре, как это делали по меньшей мере одиннадцать
миллиардов человек, но для заядлых болельщиков самым главным был эффект
присутствия, и они не пожалели времени на дорогу, благо баллистические
лайнеры покрывали самое большое земное расстояние за час.
Недавно построенный космодион был одним из грандиознейших сооружений.
Его четырехкилометровые П-образные трибуны охватывали с трех сторон
посадочную полосу и замыкались взлетной эстакадой, которая брала начало
глубоко под землей и круто взбегала в небо.
Параболическая огибающая трибуна вздымалась на высоту сорокаэтажного
здания. Трибуны соединялись с космопортом скоростными эскалаторами,
доставлявшими пассажиров за считанные минуты.
С каждого из мест было видно все поле космодиона, включая надземную
часть эстакады, и небо над ним. Но основная масса информации высвечивалась
на гигантских полиэкранах, опоясывающих трибуны.
Наступил момент торжественного открытия чемпионата. Прозвучали фанфары.
Над эстакадой поднялся огромный голубой флаг Объединенных наций.
Приветственное слово произнес председатель СКА - Спортивной космической
ассоциации - Лесс Гюнт, первый человек, ступивший на Марс. Полиэкраны
приблизили его крупное, словно высеченное из гранита, лицо. Казалось, он
не произносит предусмотренную церемониалом речь, обращенную к миллиону
собравшихся на космодионе и миллиардам наблюдавших чемпионат у себя дома,
а доверительно беседует с каждым - один на один.
- Сейчас, в середине двадцать первого века, - говорил Лесс Гюнт
будничным, лишенным ораторских модуляций голосом, - спорт, как и прежде,
одно из любимых занятий. Художественная гимнастика, тяжелая атлетика,
баскетбол популярны, как и сто лет назад. Но время рождает новые виды
спорта. Самый молодой из них - скоростной спуск с орбиты, космический
слалом. Он соединяет в себе азарт гонки и аналитическую глубину шахмат,
импровизационную гибкость тенниса и ювелирную точность фигурного
катания...
Высокий блондин в красном свитере с эмблемой СКА вполголоса втолковывал
миловидной соседке, которая, очевидно, не разбиралась в правилах
космического слалома:
- Участники пока не знают стартовых координат и поэтому не могут
заранее рассчитать коридор входа в плотные слои атмосферы, траекторию
спуска.
- А разве не все равно, как спускаться? - робко поинтересовалась
девушка.
- Удивляюсь тебе, Юлия, - нахмурился блондин. - Не знать элементарных
вещей! Если траектория слишком крута, космолет может сгореть, как метеор.
Вспомни падающие звезды!
- Какой ужас... - прошептала Юлия. - Они же могут погибнуть!
- Все предусмотрено, - тоном знатока успокоил блондин. - На космопланах
есть специальный автомат-ограничитель, который не позволит перейти грань
разумного риска...
Тем временем Лесс Гюнт объявил чемпионат открытым и пожелал победы
сильнейшему. Затем на полиэкранах возник популярный спортивный комментатор
Арго.
- Внимание, внимание! Только что произведена жеребьевка. Позвольте
представить участников чемпионата. Номер первый - Гарольд Ли!
Юноша на полиэкранах приветственно поднял руку. Космодион аплодировал.
- Номер второй - Джанни Рикко!
Улыбка во весь полиэкран, воздушный поцелуй, волна рукоплесканий.
- Номер третий - Петр Черноруцкий!
Смуглое застенчивое лицо, скупой жест. Болельщики встают, приветствуя
любимца.
- ...Номер десятый... - сделал паузу Арго, - серийный робот ТМ-32,
выступает вне конкурса.
Пригасили полиэкраны, космодион глухо зашумел, как немыслимых размеров
раковина, приложенная к уху великана.
Комментатор поспешил разъяснить:
- СКА приняла такое решение с целью усилить элемент соревновательности.
Роботу отводится роль эталона!
Полиэкраны, словно колоссально увеличенные живые клетки, начали
делиться, образуя калейдоскоп изображений. Одни давали в разных ракурсах
объемную картину подземного комплекса, другие - укрупненные фрагменты.
Сосредоточив взгляд на том или ином элементе ближайшего полиэкрана,
болельщик зрительно переносился внутрь, попадал в окружение изображенных
на нем предметов.
Между тем на стапелях подземного комплекса заканчивалась подготовка к
взлету. Спортсмены заняли места в кабинах космопланов.
Космоплан Гарольда Ли был алым, с крупной белой единицей на фюзеляже и
с короткими, косо срезанными крыльями. Джанни Рикко достался желтый
космоплан, а Петру Черноруцкому - василькового цвета.
Последней в очереди готовых к взлету машин, с чуть большим интервалом,
подчеркивающим обособленность, стояла черная "десятка" робота.
Прозвучал зуммер. Космопланы, словно детали на конвейерной ленте,
поползли к эстакаде. Те из болельщиков, которые предпочитали полиэкранам
собственное зрение, увидели, как из чрева эстакады одна за другой
появлялись крошечные стрелы - красная, желтая, синяя, зеленая...
Электромагнитное поле разгоняло их и вышвыривало из сопла эстакады, точно
ядра из древней катапульты.
Через минуту над космодионом прогремели, слившись в единый вибрирующий
грохот, десять взрывов - космопланы преодолели звуковой барьер. Шум
включенных на взлете атмосферных моторов, быстро затухая, ушел в зенит,
вслед за десятью белоснежными дымчатыми нитями...
Мотор гудел басовито и отрешенно, будто жил своей собственной,
независимой от космоплана жизнью.
Джанни Рикко вслушивался краем уха в это невозмутимое гудение и
вполглаза созерцал игру светомолекул на информационных дисплеях. Он мог
расслабиться и дать волю текучке мыслей: сейчас от него ровным счетом
ничего не зависело.
Там, на космодионе, был старт для зрителей. Для тех же, кто оспаривает
мировое первенство, старт впереди. Смешно, что они, участники чемпионата,
самые неинформированные из людей: болельщикам уже известны навигационные
параметры орбиты, многие наверняка извлекли карманные компьютеры и
увлеченно рассчитывают оптимальный коридор входа...
Спортсменам же будут отпущены мгновения. Произойдет это, когда
автопилоты выведут их на стартовую орбиту. Они сгруппируются в месте
встречи, примут параллельную ориентацию, перейдут на ручное управление
и... Остальное будет зависеть от мастерства, мужества, удачи.
А пока космоплан в стратосфере. Пройдут минуты, автомат уберет ненужные
крылья, вырубит атмосферный мотор, запустит ракетный двигатель. Начнется
космический этап полета.
"Пусть победит сильнейший!" - традиционно провозгласил Лесс Гюнт...
Джанни боготворил этого человека, с мальчишеским восторгом упивался его
подвигами. Дальний космос... Для Джанни он остался неосуществленной
мечтой. Жизнь сложилась иначе - природный дар, исключительной силы и
редкого обаяния тенор, привел юношу на сцену "Ла Скала". "Второй Карузо",
- говорили о нем. А он предпочел бы оказаться вторым Гюнтом...
Лавры оперного певца, доставшиеся почти без усилий, не приносили
удовлетворения экспансивному итальянцу. И, не став профессионалом космоса,
он сделался космонавтом-любителем, спортсменом, хотя и не титулованным, но
сумевшим войти в девятку сильнейших, которым предстояло теперь разыграть
между собой мировое первенство.
Лесс Гюнт осваивал Марс, побывал за пределами Солнечной системы... А
он, Джанни Рикко, дальше Луны не летал, да и туда его пригласили в составе
труппы, давшей концерт для сотрудников лунной обсерватории.
"Пусть победит сильнейший..."
Джанни понимал, что может стать чемпионом лишь по счастливой
случайности. Скорее всего первые три места займут победители
полуфинального соревнования Петр Черноруцкий, Гарольд Ли и Виктор Яншин,
выступавший под номером 9, - его космоплан был фиолетового цвета. Это не
вызывало у Джанни ни зависти, ни досады: самый молодой из всех, он, к
общему удивлению, опередил многих маститых спортсменов, шансы которых
расценивались гораздо выше.
Стать финалистом первого, а потому исторического, чемпионата само по
себе почетно. Ни "золото", ни "серебро", ни "бронза"? Ну и что же! Медаль
из легкого сплава, вручаемая занявшим в финале четвертое и последующие
места, ему обеспечена!
"Пусть победит сильнейший..."
Эта формула вполне устраивала Джанни. Вернее устраивала еще утром. А
сейчас... Его сердце, сердце темпераментного итальянца, не могло смириться
с тем, что роль сильнейшего заранее и безоговорочно отведена роботу.
Умом, не чуждым технике (иначе он не стал бы космонавтом-любителем),
Джанни сознавал, что быстрота реакции робота, безошибочность решений,
острота рецепторов, безупречная логика намного превосходят человеческие
возможности. Но мысль, что человеку не по силам соревноваться с роботом в
космическом слаломе, что в лучшем случае можно лишь тянуться за ним,
стараясь не слишком отстать, казалась унизительной.
Джанни не желал утешиться тем, что речь идет, по существу, о том же
автопилоте, которому лишь придали вид серийного робота ТМ-32. Зачем?
Вероятно, руководители СКА решили сыграть на самолюбии спортсменов, иначе
было бы объявлено, что один из космопланов беспилотный. Но нет, за штурвал
усадили карикатурное подобие человека...
Для Джанни не могло быть большего оскорбления. И с каждой минутой
вынужденного безделья, когда его, как горнолыжника на вершину горы,
услужливо возносили на орбиту, пощечина роду человеческому ощущалась все
болезненней.
И вдруг пришло нечто, граничащее - Джанни сознавал это - с абсурдом,
бросающее вызов не только инстинкту самосохранения, но и самим канонам
космического слалома.
"Надо бы просчитать варианты", - подсказывало благоразумие.
"Все равно не успею, - отмахнулся Джанни. - Попробую сымпровизировать,
я везучий..."
И он во весь свой великолепный певческий голос затянул старинную
неаполитанскую песню о юноше, умирающем от неразделенной любви. На самой
верхней, сладчайшей ноте Джанни сорвал пломбу с автомата-ограничителя и
выдернул из гнезда предохранительную вставку.
Петр Черноруцкий оглядел сквозь алмазное стекло кабины шеренгу
космопланов, сверкающую на солнце всеми цветами спектра. Автопилоты так
точно уравняли скорости, что машины казались неподвижными, словно бегуны,
застывшие на стартовой черте в ожидании выстрела. А внизу, серебристо
переливаясь, медленно проплывала Земля...
Двигатель умолк, были слышны только привычные шумы агрегатов. Сейчас
Петр не походил ни на смотрителя ЭВМ Кировского завода, ни на
студента-заочника Ленинградского политехнического института, ни на
именитого спортсмена, ни на скромного, отзывчивого парня, каким его знали
товарищи. Теперь он составлял целое с системой управления, бортовым
компьютером, двигательной установкой.
Рявкнет стартовый зуммер, на дисплее вспыхнут вереницы цифр -
рассекреченные навигационные параметры. И тотчас же, презрев инерцию,
включится на полный ход совершеннейшая система "Петр Черноруцкий -
васильковый космоплан, номер З".
Зуммер. Цифровой взрыв дисплея. Мгновенный предварительный расчет в
уме. Биоэлектрическая команда тормозному двигателю. Задание компьютеру.
Космоплан круто сваливается с орбиты. Щелчок - выпущены крылья. Рука
привычно ложится на штурвал...
Большинство космических кораблей двадцатого века использовали коридор
входа, напоминавший искривленную наподобие рога воронку, острием наискось
к земле. Попадая в нее, корабль соскальзывал по намеченному фарватеру в
атмосферу. Спуск неизбежно сопровождался многократной перегрузкой,
обгорала обшивка - в иллюминаторы било пламя. Впрочем, верхний слой
корпуса специально предназначался в жертву огню.
В начале двадцать первого века стали применять термопарное охлаждение
космических судов. Но для легких космопланов, которые по размерам и массе
почти не отличались от спортивных самолетов, такой способ не годился.
Пришлось разработать иную, более сложную, стратегию спуска.
Коридор входа в атмосферу напоминал здесь зигзагообразную траекторию
лыжника-слаломиста (отсюда и произошло название "космический слалом").
Спуск космоплана можно также сравнить с порханием осеннего листа,
падающего с ветки дерева. Войдя в атмосферу с выключенным мотором и
выпущенными крыльями, космоплан становится планером. Он ныряет в плотные
слои атмосферы и сразу же выныривает, но на несколько меньшей высоте.
Снова погружается в атмосферу и опять делает "горку". Так, нырок за
нырком, космоплан теряет высоту, не перегреваясь и не испытывая
значительных перегрузок.
И вот тут-то проявляется искусство пилота: чем меньше "порханий"
совершит "осенний лист" и чем ближе окажется последнее из них к заданному
месту приземления, тем быстрее закончится спуск.
Петр Черноруцкий владел искусством слалома в совершенстве. Он выполнял
меньше "порханий", чем любой из его соперников, рассчитывая и преодолевая
коридор входа так, чтобы все время оставаться на грани максимально
Email: altp2000@mail.kubtelecom.ru
-----------------------------------------------------------------------
Журнал "Вокруг света".
OCR & spellcheck by HarryFan, 9 August 2000
-----------------------------------------------------------------------
- Как вам это удалось? - спросил Леверрье восхищенно. - Витрувий словно
живой.
- Он и есть живой, - ответил Милютин.
- Чепуха! Не верю ни в библейские легенды, ни в сказки о живой воде!
- Вовсе не обязательно верить. Но допускать возможность даже ничтожно
маловероятного события - необходимо!
- Значит, все-таки воскрешение из мертвых... Рассказывайте! -
потребовал Леверрье.
- Вы будете разочарованы, Луи. Все очень просто. Я давно подумывал о
реконструкции личности. Даже пробовал кое-что. Но не получалось, пока не
вспомнил метод восстановления лица по черепу, разработанный еще в середине
двадцатого века. Тогда удалось создать очень точные скульптурные портреты
многих исторических деятелей - Ивана Грозного, Тимура, Улугбека... И вот я
задумался: творческая личность оставляет после себя книги, статьи,
мемуары. Добавим воспоминания современников, документы. Нельзя ли, приняв
все это за исходные данные, восстановить саму личность?
- Послушайте, Милютин, но это еще не означает...
- Моей правоты? Верно. Поэтому я провел контрольный тест.
- На ком?
- На себе.
- Как? - вскричал Леверрье. - Вы решились восстановить... нет,
продублировать собственную личность? И где же этот... человек?
- Перед вами.
- А тот... первый... настоящий? Ох, простите, что я говорю...
- Видите ли, два Милютина - слишком много...
- И кто же из вас принял решение?
- Да уж, конечно, не я, а Милютин-1. Впрочем, какая разница! Сейчас мне
кажется, что его вовсе не существовало. Был и остаюсь я.
- Вы отчаянны, Милютин...
- Ну полно... Да, мне было страшно. По-настоящему страшно, а ведь я не
трус, вы знаете. И все же... Вот в давние времена исследователи не
останавливались перед тем, чтобы привить себе чуму, - это, вероятно, еще
страшнее!
Леверрье овладел собой.
- А достаточно ли информации, чтобы реконструировать личность человека,
жившего в отдаленном прошлом? Ведь даже портрет Витрувия не сохранился!
- В старину графологи по почерку определяли характер человека. Потом
это сочли шарлатанством, и зря. Оказывается, между строками, пусть даже
печатными, прячется Монблан информации. Стилистические особенности, строй
мышления, даже частота повторения той или иной буквы многое говорят о
человеке. Вспомните хрестоматийный пример. В течение столетий спорили о
том, создал ли Гомер "Илиаду" и "Одиссею", или только скомпоновал
фольклорные материалы. Разрешить спор смог лишь компьютер: проанализировав
текст, он установил, что оба произведения от начала до конца принадлежат
одному и тому же автору.
- Но этого недостаточно...
- Сегодня мы знаем о Гомере почти все, хотя источник информации прежний
- "Илиада" и "Одиссея".
Леверрье продолжал упорствовать:
- Значит, компьютер многое домысливает?
- Безусловно, - согласился Милютин, - но с высокой степенью
вероятности, не ниже 0,995. Все, что менее вероятно, в расчет не
принимается.
- Вот видите, - торжествующе сказал Леверрье. - Значит, некоторые
аспекты личности утрачиваются. Допустим, событие произошло, а вы его
игнорируете.
- Но сам человек тоже не все знает и не все помнит о себе. В шестьдесят
лет он не тот, что в двадцать... Каждый из нас лишь моделирует свою
личность. Поэтому можете считать не только Витрувия и Милютина, но и себя
всего лишь моделями.
- Ну это уж слишком... - начал было Леверрье и вдруг нахмурился. -
Сейчас вы, наверное, скажете: "Машинное время дорого, пора выключать..."
- Э нет! - рассмеялся Милютин. - Великий архитектор возвращен
человечеству. Навсегда!
-----------------------------------------------------------------------
Журнал "Вокруг света".
OCR & spellcheck by HarryFan, 9 August 2000
-----------------------------------------------------------------------
Аспирант Уточкин ввел бланк в анализирующий компьютер. А за сто лет до
этого...
- Просто уникум, - сказал профессор Ваулич. - Из нее мог бы получиться
большой музыкант, но...
- Что-нибудь не так? - встревожился отец Риты.
- Ее ждет каторжный труд.
- Ну что вы... Для Риты это будет не труд, а удовольствие. Она так
любит музыку. Правда, дочурка?
Шестилетняя Рита охотно кивнула.
День за днем просиживали отец с дочерью за купленным в рассрочку
"Блютнером". В двенадцать лет Рита уже играла за первый курс
консерватории, а в тринадцать захлопнула крышку рояля:
- Никогда, слышишь, никогда не прикоснусь больше к инструменту!
Школу Рита окончила с медалью. Ей было все равно, куда поступать, но
только не в консерваторию! Родители выбрали для нее специальность
"Электронные вычислительные машины" - модную и престижную.
Спустя пять лет Рита получила диплом инженера-программиста и
распределение в проектно-конструкторское бюро. А еще через два года ее
перевели в старшие инженеры, чему способствовал уникальный дар
раскладывать в уме на гармоники сложнейшие звуковые колебания. "Наш
спектроаналиэатор", - шутили друзья.
Рита не понимала, зачем вообще пользуются нотами: ведь музыка так
естественно выражается на ясном и строгом языке математики. Она
по-прежнему не прикасалась к роялю. Да и "Блютнер" давно перекочевал к
другому, более удачливому вундеркинду. Но у нее появилось увлечение:
переводить на машинный код фуги, мазурки, менуэты...
Заканчивался квартал, план, как всегда, горел. Справившись за полночь с
программой, Рита выключила верхний свет, и машинный зал, погрузившись в
полумрак, неожиданно напомнил ей Домский собор. Казалось, вот-вот со стен
сорвутся звуки органной музыки. И Рита в самом деле уловила странную
мелодию. Музыка была на грани слуховой галлюцинации, возникала как бы не
извне, а изнутри, шла вразрез с незыблемыми правилами композиции.
Схватив подвернувшийся под руку лист бумаги, девушка начала
бессознательно испещрять его символами. Музыка умолкла. Очнувшись, Рита
увидела стандартный бланк программы, покрытый лишенными смысла каракулями.
"Совсем заработалась!" - с досадой подумала она, в то же время
безуспешно пытаясь восстановить в памяти непостижимо прекрасные звуки,
рожденные капризом фантазии.
По случайности бланк вместо мусорной корзины попал в архив.
Умер отец Риты, так и не осуществив мечту о выдающемся потомке. Спустя
много лет умерла сама Рита, став перед этим мамой, бабушкой и прабабушкой
плеяды очаровательных малышей. А наука все двигалась и двигалась...
Отшумели споры о внеземных цивилизациях: академик Славский,
неопровержимо доказавший их существование, затем еще более неопровержимо
доказал, что мы одиноки во Вселенной.
И все это время испорченный бланк лежал в архиве. Там его и обнаружил
аспирант Уточкин, которого все, включая научного руководителя, считали
абсолютно неспособным к науке. Так, собственно, и было. Способный человек,
безусловно, не обратил бы внимания на бланк, покрытый бессмысленными
каракулями. А Уточкин обратил и вопреки логике и строгим инструкциям о
порядке расходования машинного времени ввел никудышный бланк в чрево
анализирующего компьютера.
И услышал:
"Люди Земли! Мы обращаемся к вам из звездного далека на единственном
языке, идущем от сердца к сердцу - языке музыки..."
-----------------------------------------------------------------------
Журнал "Вокруг света".
OCR & spellcheck by HarryFan, 9 August 2000
-----------------------------------------------------------------------
Звездолет "Пульсар" находился на полпути между Кассиопеей и Андромедой,
когда столкновение с осколком астероида превратило его в неуправляемую
груду металла...
Стив Клим сидел в командирском кресле и хмуро смотрел на консоль Мозга.
Мозг, как и весь корабль, пострадал в катастрофе: сигнальная матрица, еще
недавно переливавшаяся всеми цветами радуги, поблекла.
"Неужели закончилась моя недолгая жизнь звездолетчика? - мрачно думал
Стив. - В первом же полете... Чего стоит после этого теория вероятностей?
Немыслимый расклад случайностей, и конец всему".
Он испытывал чувство обреченности. Гибель была неотвратима: система
жизнеобеспечения почти полностью вышла из строя, энергоснабжение
нарушилось, и если бы не люминесцирующие стены штурманского зала, его
охватила бы тьма...
Стив закрыл глаза, и на миг ему показалось, что ничего не произошло:
"Пульсар" по-прежнему поглощает пространство, а экипаж, объединенный
Мозгом в единую систему - достигший совершенства организм, - делает свое
дело, составляющее смысл жизни каждого из пяти астронавтов.
Яркие индивидуальности, они идеально дополняли друг друга.
Легендарный командир Иван Громов, это о нем еще мальчишкой читал Стив:
"Суровое лицо звездного капитана избороздили ветры дальнего космоса".
Газетный штамп, бессмыслица (какие могут быть ветры в космосе?), но до
чего же верно сказано!
Астронавигатор Ле Куанг. Говорили, он знает наперечет все звезды в
Галактике, и поглоти меня вселенная, если это не так.
Бортинженер Ведь Арго - золотые руки, Левша, способный подковать блоху.
Так уверял Иван, а он не бросает слов в космический вакуум.
И, наконец, Илин Роу, врач, единственная женщина в экипаже, самая
красивая и добрая из всех женщин Земли...
Пятым был он, пилот-стажер Стив Клим, недавний выпускник Звездной
академии, мальчишка в сравнении с признанными героями космоса.
И он гордился тем, что его биотоки смешивались с их биотоками в цепях
Мозга. Они почти не говорили друг с другом. Динамичный обмен мыслями,
воплощенный в быстропеременные электрические потенциалы, позволял обойтись
без лишних слов.
В который раз Стив пытался оживить Мозг: неистощимый источник его
питания, аккумулятор энергии космических излучений, судя по всему, избежал
гибели - в верхнем правом углу матрицы теплился уголек - единственная его
надежда.
Стив методично, квадрат за квадратом, простукивал панель. И вот после
глубокого беспамятства вздохнул Мозг, высветил матрицу, отозвался в
сознании Стива могучим приливом мысли. А затем все явственней и уверенней
зазвучали в его собственном мозгу голоса старших товарищей. Как будто и
впрямь не было катастрофы.
- Струсил, малыш? - с дружеской насмешкой поинтересовался командир. -
Успокойся, у тебя есть шанс!
- Вы... Не может быть... Но каким образом?..
- Время дорого, Стив, - прервал Громов. - Вникай в то, что скажет Ле
Куанг.
- В этом районе, Стив, - заговорил астронавигатор, - сейчас находится
исследовательский корабль "Проблеск". Немедленно катапультируйся. Мы
просчитали траекторию встречи.
- Перед тем как покинуть звездолет, включи систему управления, нужно
ввести программу поиска и сближения, - дополнил Вель Арго.
- А как же вы? Не могу же я уйти без вас...
- Пилот-стажер Стив Клим! - прогремела команда. - Надеть скафандр и
катапультироваться!
- Живи и будь счастлив, - прошелестел напоследок голос Илин Роу.
- Как видно, я спасся благодаря галлюцинации! - закончил свой рассказ
Стив Клим.
- Почему вы решили, что это была галлюцинация? - спросил командир
"Проблеска".
- Чудес не бывает, - вздохнул Стив. - Я видел смерть членов экипажа.
- Вы правы, чудес не бывает. А ваше спасение в результате галлюцинации
и было бы как раз чудом. Однако вероятность этого равна нулю. Чтобы
оказаться рядом с кораблем, требовалось ювелирно рассчитать траекторию,
вывести вас к "Проблеску" с точностью до микросекунды, при этом уравняв
скорости и выполнив терминальный маневр...
- Не могли же погибшие!..
- При чем здесь погибшие? Скорее всего дело обстояло так... При
столкновении с космическим телом, по-видимому, нарушилась структура
синхронейронных сетей. Ваших и Мозга. Одни связи распались, другие
разветвились, третьи образовались наново. Схема неожиданно усложнилась, и
это вызвало качественный скачок интеллекта. Мозг обрел собственное
сознание. И воплотил в себе личности всех членов экипажа.
- Поразительно... - прошептал Стив.
- Надеюсь, вы не отключили Мозг перед катапультированием?
- К счастью, нет. Ведь это станет для них бессмертием.
----------------------------------------------------------------------
Журнал "Вокруг света".
OCR & spellcheck by HarryFan
----------------------------------------------------------------------
На Центральном космодионе начинался первый чемпионат мира по
скоростному спуску с орбиты. Расположенный в цветущей Сахаре, космодион
никогда не пустовал, а сегодня здесь собралось свыше миллиона зрителей.
Конечно, любой из них мог бы следить за ходом соревнования в домашнем
информационном центре, как это делали по меньшей мере одиннадцать
миллиардов человек, но для заядлых болельщиков самым главным был эффект
присутствия, и они не пожалели времени на дорогу, благо баллистические
лайнеры покрывали самое большое земное расстояние за час.
Недавно построенный космодион был одним из грандиознейших сооружений.
Его четырехкилометровые П-образные трибуны охватывали с трех сторон
посадочную полосу и замыкались взлетной эстакадой, которая брала начало
глубоко под землей и круто взбегала в небо.
Параболическая огибающая трибуна вздымалась на высоту сорокаэтажного
здания. Трибуны соединялись с космопортом скоростными эскалаторами,
доставлявшими пассажиров за считанные минуты.
С каждого из мест было видно все поле космодиона, включая надземную
часть эстакады, и небо над ним. Но основная масса информации высвечивалась
на гигантских полиэкранах, опоясывающих трибуны.
Наступил момент торжественного открытия чемпионата. Прозвучали фанфары.
Над эстакадой поднялся огромный голубой флаг Объединенных наций.
Приветственное слово произнес председатель СКА - Спортивной космической
ассоциации - Лесс Гюнт, первый человек, ступивший на Марс. Полиэкраны
приблизили его крупное, словно высеченное из гранита, лицо. Казалось, он
не произносит предусмотренную церемониалом речь, обращенную к миллиону
собравшихся на космодионе и миллиардам наблюдавших чемпионат у себя дома,
а доверительно беседует с каждым - один на один.
- Сейчас, в середине двадцать первого века, - говорил Лесс Гюнт
будничным, лишенным ораторских модуляций голосом, - спорт, как и прежде,
одно из любимых занятий. Художественная гимнастика, тяжелая атлетика,
баскетбол популярны, как и сто лет назад. Но время рождает новые виды
спорта. Самый молодой из них - скоростной спуск с орбиты, космический
слалом. Он соединяет в себе азарт гонки и аналитическую глубину шахмат,
импровизационную гибкость тенниса и ювелирную точность фигурного
катания...
Высокий блондин в красном свитере с эмблемой СКА вполголоса втолковывал
миловидной соседке, которая, очевидно, не разбиралась в правилах
космического слалома:
- Участники пока не знают стартовых координат и поэтому не могут
заранее рассчитать коридор входа в плотные слои атмосферы, траекторию
спуска.
- А разве не все равно, как спускаться? - робко поинтересовалась
девушка.
- Удивляюсь тебе, Юлия, - нахмурился блондин. - Не знать элементарных
вещей! Если траектория слишком крута, космолет может сгореть, как метеор.
Вспомни падающие звезды!
- Какой ужас... - прошептала Юлия. - Они же могут погибнуть!
- Все предусмотрено, - тоном знатока успокоил блондин. - На космопланах
есть специальный автомат-ограничитель, который не позволит перейти грань
разумного риска...
Тем временем Лесс Гюнт объявил чемпионат открытым и пожелал победы
сильнейшему. Затем на полиэкранах возник популярный спортивный комментатор
Арго.
- Внимание, внимание! Только что произведена жеребьевка. Позвольте
представить участников чемпионата. Номер первый - Гарольд Ли!
Юноша на полиэкранах приветственно поднял руку. Космодион аплодировал.
- Номер второй - Джанни Рикко!
Улыбка во весь полиэкран, воздушный поцелуй, волна рукоплесканий.
- Номер третий - Петр Черноруцкий!
Смуглое застенчивое лицо, скупой жест. Болельщики встают, приветствуя
любимца.
- ...Номер десятый... - сделал паузу Арго, - серийный робот ТМ-32,
выступает вне конкурса.
Пригасили полиэкраны, космодион глухо зашумел, как немыслимых размеров
раковина, приложенная к уху великана.
Комментатор поспешил разъяснить:
- СКА приняла такое решение с целью усилить элемент соревновательности.
Роботу отводится роль эталона!
Полиэкраны, словно колоссально увеличенные живые клетки, начали
делиться, образуя калейдоскоп изображений. Одни давали в разных ракурсах
объемную картину подземного комплекса, другие - укрупненные фрагменты.
Сосредоточив взгляд на том или ином элементе ближайшего полиэкрана,
болельщик зрительно переносился внутрь, попадал в окружение изображенных
на нем предметов.
Между тем на стапелях подземного комплекса заканчивалась подготовка к
взлету. Спортсмены заняли места в кабинах космопланов.
Космоплан Гарольда Ли был алым, с крупной белой единицей на фюзеляже и
с короткими, косо срезанными крыльями. Джанни Рикко достался желтый
космоплан, а Петру Черноруцкому - василькового цвета.
Последней в очереди готовых к взлету машин, с чуть большим интервалом,
подчеркивающим обособленность, стояла черная "десятка" робота.
Прозвучал зуммер. Космопланы, словно детали на конвейерной ленте,
поползли к эстакаде. Те из болельщиков, которые предпочитали полиэкранам
собственное зрение, увидели, как из чрева эстакады одна за другой
появлялись крошечные стрелы - красная, желтая, синяя, зеленая...
Электромагнитное поле разгоняло их и вышвыривало из сопла эстакады, точно
ядра из древней катапульты.
Через минуту над космодионом прогремели, слившись в единый вибрирующий
грохот, десять взрывов - космопланы преодолели звуковой барьер. Шум
включенных на взлете атмосферных моторов, быстро затухая, ушел в зенит,
вслед за десятью белоснежными дымчатыми нитями...
Мотор гудел басовито и отрешенно, будто жил своей собственной,
независимой от космоплана жизнью.
Джанни Рикко вслушивался краем уха в это невозмутимое гудение и
вполглаза созерцал игру светомолекул на информационных дисплеях. Он мог
расслабиться и дать волю текучке мыслей: сейчас от него ровным счетом
ничего не зависело.
Там, на космодионе, был старт для зрителей. Для тех же, кто оспаривает
мировое первенство, старт впереди. Смешно, что они, участники чемпионата,
самые неинформированные из людей: болельщикам уже известны навигационные
параметры орбиты, многие наверняка извлекли карманные компьютеры и
увлеченно рассчитывают оптимальный коридор входа...
Спортсменам же будут отпущены мгновения. Произойдет это, когда
автопилоты выведут их на стартовую орбиту. Они сгруппируются в месте
встречи, примут параллельную ориентацию, перейдут на ручное управление
и... Остальное будет зависеть от мастерства, мужества, удачи.
А пока космоплан в стратосфере. Пройдут минуты, автомат уберет ненужные
крылья, вырубит атмосферный мотор, запустит ракетный двигатель. Начнется
космический этап полета.
"Пусть победит сильнейший!" - традиционно провозгласил Лесс Гюнт...
Джанни боготворил этого человека, с мальчишеским восторгом упивался его
подвигами. Дальний космос... Для Джанни он остался неосуществленной
мечтой. Жизнь сложилась иначе - природный дар, исключительной силы и
редкого обаяния тенор, привел юношу на сцену "Ла Скала". "Второй Карузо",
- говорили о нем. А он предпочел бы оказаться вторым Гюнтом...
Лавры оперного певца, доставшиеся почти без усилий, не приносили
удовлетворения экспансивному итальянцу. И, не став профессионалом космоса,
он сделался космонавтом-любителем, спортсменом, хотя и не титулованным, но
сумевшим войти в девятку сильнейших, которым предстояло теперь разыграть
между собой мировое первенство.
Лесс Гюнт осваивал Марс, побывал за пределами Солнечной системы... А
он, Джанни Рикко, дальше Луны не летал, да и туда его пригласили в составе
труппы, давшей концерт для сотрудников лунной обсерватории.
"Пусть победит сильнейший..."
Джанни понимал, что может стать чемпионом лишь по счастливой
случайности. Скорее всего первые три места займут победители
полуфинального соревнования Петр Черноруцкий, Гарольд Ли и Виктор Яншин,
выступавший под номером 9, - его космоплан был фиолетового цвета. Это не
вызывало у Джанни ни зависти, ни досады: самый молодой из всех, он, к
общему удивлению, опередил многих маститых спортсменов, шансы которых
расценивались гораздо выше.
Стать финалистом первого, а потому исторического, чемпионата само по
себе почетно. Ни "золото", ни "серебро", ни "бронза"? Ну и что же! Медаль
из легкого сплава, вручаемая занявшим в финале четвертое и последующие
места, ему обеспечена!
"Пусть победит сильнейший..."
Эта формула вполне устраивала Джанни. Вернее устраивала еще утром. А
сейчас... Его сердце, сердце темпераментного итальянца, не могло смириться
с тем, что роль сильнейшего заранее и безоговорочно отведена роботу.
Умом, не чуждым технике (иначе он не стал бы космонавтом-любителем),
Джанни сознавал, что быстрота реакции робота, безошибочность решений,
острота рецепторов, безупречная логика намного превосходят человеческие
возможности. Но мысль, что человеку не по силам соревноваться с роботом в
космическом слаломе, что в лучшем случае можно лишь тянуться за ним,
стараясь не слишком отстать, казалась унизительной.
Джанни не желал утешиться тем, что речь идет, по существу, о том же
автопилоте, которому лишь придали вид серийного робота ТМ-32. Зачем?
Вероятно, руководители СКА решили сыграть на самолюбии спортсменов, иначе
было бы объявлено, что один из космопланов беспилотный. Но нет, за штурвал
усадили карикатурное подобие человека...
Для Джанни не могло быть большего оскорбления. И с каждой минутой
вынужденного безделья, когда его, как горнолыжника на вершину горы,
услужливо возносили на орбиту, пощечина роду человеческому ощущалась все
болезненней.
И вдруг пришло нечто, граничащее - Джанни сознавал это - с абсурдом,
бросающее вызов не только инстинкту самосохранения, но и самим канонам
космического слалома.
"Надо бы просчитать варианты", - подсказывало благоразумие.
"Все равно не успею, - отмахнулся Джанни. - Попробую сымпровизировать,
я везучий..."
И он во весь свой великолепный певческий голос затянул старинную
неаполитанскую песню о юноше, умирающем от неразделенной любви. На самой
верхней, сладчайшей ноте Джанни сорвал пломбу с автомата-ограничителя и
выдернул из гнезда предохранительную вставку.
Петр Черноруцкий оглядел сквозь алмазное стекло кабины шеренгу
космопланов, сверкающую на солнце всеми цветами спектра. Автопилоты так
точно уравняли скорости, что машины казались неподвижными, словно бегуны,
застывшие на стартовой черте в ожидании выстрела. А внизу, серебристо
переливаясь, медленно проплывала Земля...
Двигатель умолк, были слышны только привычные шумы агрегатов. Сейчас
Петр не походил ни на смотрителя ЭВМ Кировского завода, ни на
студента-заочника Ленинградского политехнического института, ни на
именитого спортсмена, ни на скромного, отзывчивого парня, каким его знали
товарищи. Теперь он составлял целое с системой управления, бортовым
компьютером, двигательной установкой.
Рявкнет стартовый зуммер, на дисплее вспыхнут вереницы цифр -
рассекреченные навигационные параметры. И тотчас же, презрев инерцию,
включится на полный ход совершеннейшая система "Петр Черноруцкий -
васильковый космоплан, номер З".
Зуммер. Цифровой взрыв дисплея. Мгновенный предварительный расчет в
уме. Биоэлектрическая команда тормозному двигателю. Задание компьютеру.
Космоплан круто сваливается с орбиты. Щелчок - выпущены крылья. Рука
привычно ложится на штурвал...
Большинство космических кораблей двадцатого века использовали коридор
входа, напоминавший искривленную наподобие рога воронку, острием наискось
к земле. Попадая в нее, корабль соскальзывал по намеченному фарватеру в
атмосферу. Спуск неизбежно сопровождался многократной перегрузкой,
обгорала обшивка - в иллюминаторы било пламя. Впрочем, верхний слой
корпуса специально предназначался в жертву огню.
В начале двадцать первого века стали применять термопарное охлаждение
космических судов. Но для легких космопланов, которые по размерам и массе
почти не отличались от спортивных самолетов, такой способ не годился.
Пришлось разработать иную, более сложную, стратегию спуска.
Коридор входа в атмосферу напоминал здесь зигзагообразную траекторию
лыжника-слаломиста (отсюда и произошло название "космический слалом").
Спуск космоплана можно также сравнить с порханием осеннего листа,
падающего с ветки дерева. Войдя в атмосферу с выключенным мотором и
выпущенными крыльями, космоплан становится планером. Он ныряет в плотные
слои атмосферы и сразу же выныривает, но на несколько меньшей высоте.
Снова погружается в атмосферу и опять делает "горку". Так, нырок за
нырком, космоплан теряет высоту, не перегреваясь и не испытывая
значительных перегрузок.
И вот тут-то проявляется искусство пилота: чем меньше "порханий"
совершит "осенний лист" и чем ближе окажется последнее из них к заданному
месту приземления, тем быстрее закончится спуск.
Петр Черноруцкий владел искусством слалома в совершенстве. Он выполнял
меньше "порханий", чем любой из его соперников, рассчитывая и преодолевая
коридор входа так, чтобы все время оставаться на грани максимально