Страница:
– Все в точном соответствии с вашими указаниями, сэр, – сказал Генри.
Мори застонал. Он смотрел прямо перед собой, и от того, что он видел, его колотила дрожь и по спине бежали мурашки.
Робот-дворецкий старался изо всех сил, но блестящее его лицо не выражало ничего. Одетый в бриджи и туфли для гольфа, робот с важным видом лупил клюшкой по мячу, мяч летел в стену, затем робот ловил его, снова бил, и так без конца, пока от мяча не отлетали лохмотья, клюшка не сгибалась от ударов, и на одежде не расползались швы. И тогда все это заменялось новым.
– Боже мой! – проговорил Мори растерянно.
Роботы-горничные, облаченные в лучшие Шеррины наряды, сгибались, наклонялись, садились и вставали… Робот-повар готовил обед, перед которым не устоял бы сам Дионис…[6]
– Вы… вы… давно это… – проговорил Мори с трудом. – Так вот почему исчерпалась квота…
– О да, сэр! Все, как вы сказали, сэр, – ответил Генри.
Мори пришлось сесть. Один из роботов-слуг почтительно подал ему стул.
Растрата.
Мори повертел это слова на языке.
Растрата.
Вы никогда не портили вещи. Вы ими пользовались. Вы доводили себя до изнеможения, чтобы использовать их вовремя. Вы превращали каждый вдох и каждый час в мучение, стараясь использовать их на максимальное количество процентов – и так до тех пор, пока за прилежное потребление и/или профессиональные заслуги вас не переводили в следующий, более высокий класс, позволяя потреблять не так страстно и напряженно. Но вы никогда не разрушали бессмысленно вещи и никогда не выбрасывали их неиспользованными. Вы потребляли.
Не дай Боже, это дойдет до Министерства, подумал Мори с ужасом.
Правда, напомнил он себе, пока это до Министерства не дошло. И пока еще никто из людей не видел, что здесь происходит. И надо сделать так, чтобы никто сюда и не входил. Это не противоречит ни законам, ни обычаям, и устроить это будет тоже несложно. Ведь даже когда случаются поломки, что бывает очень редко, роботы управляются сами. Хозяева их даже не догадываются, что произошло, потому что для вызова ремонтной команды роботы пользуются собственной РПС-связью, и все происходит автоматически.
– Генри, ты должен был мне сказать, – проговорил Мори с упреком. Хотя бы напомнить мне об этом.
– Но, сэр, – запротестовал Генри, – вы же сами приказали мне… Вы сказали: «Не говори не единой живой душе».
– Хм. Ладно. Продолжай в том же духе. Сейчас мне надо идти. А роботы пусть пока приготовят ужин.
Мори покинул подвал с тяжелым чувством.
Ужин проходил трудно. Мори всегда нравились Шеррины родители. Старый Элон после обязательного досвадебного расследования, которое он, как отец, непременно должен был учинить жениху своей дочери, целиком погрузился в свою работу и больше их не тревожил. Но Мори не мог сказать, что старики совсем их забили, наслаждаясь своим высоким социальным статусом. Они помогали молодым, по меньшей мере раз в неделю приезжая обедать, и миссис Элон не раз перешивала Шеррины платья для себя, присовокупляя к ним Шеррины же украшения.
И они сделали богатые подарки на свадьбу. Родные Мори не пошли дальше серебряной посуды и хрусталя, но Элон обещал забрать машину, павлиний загон для своего сада и полный набор мебели для гостиной! Конечно, они могли себе позволить делать такие подарки, имея высокий статус и мизерную квоту потребления. И Мори знал, что без их помощи в первые месяцы семейной жизни у них с Шерри было бы гораздо больше проблем.
Но в этот вечер Мори было трудно, как никогда. Поглощенный своими мыслями, он односложно отвечал на вопросы и еле что-то пробормотал, когда Элон произнес тост за его повышение и блестящее будущее.
Просто Элон ничего не знал…
Именно так. Храбрясь в глубине души, Мори, тем не менее, думал лишь о том, какое наказание ждет его впереди. Он пережевывал и пережевывал в уме ситуацию и, к тому времени, когда с обедом было покончено, и он со своим свекром перешел в кабинет выпить бренди, довел себя почти до бесчувствия.
В этот раз, впервые с тех пор, как они познакомились, Элон предложил Мори одну из своих сигар.
– У тебя теперь пятый класс, сынок, положено покурить чужие сигары, верно?
– Верно, – хмуро кивнул Мори.
На несколько мгновений повисла неловкая пауза, но затем Элон, корректный, как робот-компаньон, кашлянул и попробовал снова:
– Ведь я отлично помню, как сам добивался пятого, – сказал он задумчиво. – Потребление преследует человека всю жизнь, это уж точно. Вещи дома, вещи в офисе, в машине, вещи, вещи… Ни на минуту нельзя расслабиться, ни на минуту нельзя забыть о вездесущих потребительских талонах. И это правильно, потому что потребление – главнейший гражданский долг. Мы с мамой немало хлебнули в свое время, но, я думаю, каждая пара, которая хочет совместить семейную жизнь и гражданский долг, должна быть к этому готова, верно?
Мори подавил дрожь и снова кивнул.
– Самое приятное в повышении, – продолжал Элон как ни в чем ни бывало, – то, что можешь не тратить столько времени на потребление и заняться работой. Эх, хотел бы я снова стать молодым! Пять дней в неделю в суде – вот и все, что у меня есть. Я бы мог и шесть, но врач не разрешает. Говорит, нельзя перебарщивать с удовольствиями. А ты, значит, будешь теперь работать два дня в неделю, верно?
Мори изобразил еще один кивок.
Элон глубоко затянулся сигарой, глаза его вспыхнули и уставились на зятя. Он явно что-то почуял, и Мори, даже сквозь свое смущение, смог точно уловить момент, когда Элон потянул за ниточку. Но не за ту.
– У вас с Шерри все нормально? – дипломатично спросил он.
– Прекрасно! – очнувшись, воскликнул Мори. – Лучше не бывает.
– Хорошо, хорошо, – Элон моментально сменил тему. – Расскажу тебе о суде. Недавно был интересный случай. Молодой парень – на год-два моложе тебя. Статья девяносто седьмая. Знаешь, что это такое? Кража со взломом!
– Кража со взломом? – удивленно повторил Мори, против поли заинтересовавшись. – Как это?
– Старый термин. В законах их полно. Обычно люди крали вещи.
– И он крал вещи? – спросил Мори недоверчиво.
– Именно! Крал! Я сам совершенно случайно наткнулся на эту формулировку. Потом я поговорил с одним из его адвокатов; для него это тоже был сюрприз. Оказывается, у мальчишки была подружка, симпатичная крошка, только чересчур полновата. Она интересовалась искусством.
– Но в этом нет ничего предосудительного, – сказал Мори.
– Ну да, она-то ни в чем не виновата. Правда, парень не очень ей нравился, она все не соглашалась идти за него замуж. Ему пришлось поломать голову, как бы ее переубедить… Ты знаешь большую картину Мондриана[7] в Музее?
– Никогда там не был, – признался Мори смущенно.
– Гм. Когда-нибудь стоит попробовать, сынок. Короче, однажды перед закрытием Музея парень пробрался внутрь и украл картину. Да-да, украл. Спер ее и отнес своей девчонке.
– В жизни не слышал ничего подобного, – Мори озадаченно покачал головой.
– Это еще не все. Девчонка картину не взяла! Она просто перепугалась, когда ее увидела. То ли она сама позвонила в полицию, то ли кто-то еще. Но неважно. Им понадобилось почти три часа, чтобы найти картину, хотя она просто висела на стене. Бедный ребенок. Он еще так молод. Сорок две комнаты в доме.
– И против кражи вещей был закон? – спросил Мори. – По-моему, это все равно, что издать закон против дыхания.
– Ну, это старый закон, разумеется. Мальчишку понизили сразу на два класса. Ему дали бы и больше, но – мой Бог! – он был всего в третьем классе.
– Да уж, – произнес Мори, облизнув губы. – Скажите, папа…
– М-м?
Мори прочистил горло.
– Скажите, а какое наказание… ну, например, за… за то, что человек, например, что-нибудь сделает со своими квотами?
– То есть? – брови Элона поползли вверх.
– Ну, например, у вас есть норма на выпивку, а вместо того, чтобы эту выпивку выпить, вы ее выливаете… или еще что-нибудь…
Голос его совсем потерялся. Нахмурившись, Элон сказал:
– Веселенькое дельце! Даже не припомню, чтобы я когда-нибудь задумывался о таких вещах. Во всяком случае, ничего приятного преступника не ждет, это я могу гарантировать.
– Виноват… – еле слышно прошептал Мори.
Так оно и было.
Может, это и было нечестно, может, это и был грех, но – проходили дни, а радость, поселившись в доме Мори, не спешила его покидать. Равно как и процветание. Шерри была просто счастлива, а Уэйнрайт то и дело находил повод похлопать его по плечу.
Неприятный момент возник однажды, накануне переезда в новый дом, больше подходящий для семьи новоиспеченного потребителя пятого класса. Застав Шерри наблюдающей за колонной роботов-грузчиков, уже прибывших за имуществом, Мори едва успел приказать своим роботам замести все следы… Но – обошлось.
Новый дом показался Мори настоящей роскошной находкой. В нем было всего пятнадцать комнат; Мори предусмотрительно оставил за собой на одного робота больше, чем полагалось для пятого класса, и это позволило – в порядке компенсации – уменьшить размеры дома.
Правда, роботы слишком шумели – в новом доме было куда меньше простора для них, занятых безостановочным потреблением. Прижавшись к мужу в уютной интимности их общей кровати в единственной спальне, Шерри не раз говорила с затаенным любопытством:
– Чем они там занимаются? Хочу, чтобы они перестали так шуметь…
И всякий раз Мори обещал поговорить утром с Генри. Разумеется, ему нечего было сказать Генри, кроме как отдать приказ прекратить круглосуточное «потребление», единственно благодаря которому они могли выдерживать изнурительную гонку с безжалостными месячными квотами.
Мори был уверен, что, несмотря на приступы любопытства, Шерри вряд ли догадается о том, чем именно занимаются роботы. Она выросла в богатой семье, вот в чем все дело. И она слишком мало, почти ничего не знала о том, что такое тоска, тоска и тоска потребления, которая была уделом лишь низших классов. Шерри была выше этой тоски.
Временами Мори позволял себе расслабиться, придумывая для роботов новые и новые задания, и они моментально и беспрекословно их исполняли.
Мори везло.
Но горизонт не был безоблачным. Приближался неприятный момент, когда Министерство потребления пришлет ежеквартальный отчет о степени износа возвращенных вещей. Вещи же, которые Мори сдавал как изношенные, были изношены до предела. Это касалось всего – одежды, мебели, домашней утвари. С одной стороны это было неплохо, но с другой… Ни один нормальный человек ни единой лишней минуты не стал бы держать в доме протертые до дыр брюки; больше того, он не стал бы дожидаться, пока брюки протрутся до дыр. Заподозрит ли Министерство, что здесь не все чисто?
Кроме того, Мори мог разоблачить сам характер потребления роботами вещей. Анатомия человека и строение роботов, естественно, не совпадали, а места износа, например, на одежде были характерны именно для последнего.
Но беспокойство оказалось напрасным. Когда отчет пришел, Мори не сдержал облегченного вздоха – ни одного неутвержденного пункта!
Да, Мори везло – система работала.
Удачливому человеку за успех достается награда. Однажды вечером, после трудного дня в офисе, усталый Мори подъезжал к своему новому дому. Заметив на дорожке припаркованную чужую машину, он встревожился. Машина была не простая – двухместный седан, престижная модель, из тех, на которых ездят высшие чиновники и зажиточные люди.
К этому времени Мори уже успел усвоить первую половину урока растратчика: любые перемены опасны. Входя в дом, он приготовился к тому, что сейчас на него набросится с вопросами какой-нибудь чин из Министерства потребления.
Но встретила его сияющая Шерри.
– Мистер Порфиро журналист, он хочет написать о нас статью для «Выдающихся потребителей»! – выпалила она. – Ах, это так почетно!
– Спасибо, – сказал Мори хмуро. – Привет.
Мистер Порфиро тепло пожал ему руку.
– Я не совсем из газеты, – поправил он. – «Трансвидео-пресс» – вот как это называется. Мы – это самые свежие новости. Мы поставляем в сорок семь газет новости и комментарии к ним, – сказал он самодовольно, – и их потребляют все, с первого класса по шестой. Мы выпускаем воскресное приложение – о том, как помочь самому себе в потреблении, – и наш девиз «Воспитание примером». Вы установили завидный рекорд, мистер Фрай. Было бы просто отлично, если бы мы смогли рассказать об этом читателям.
– Гм, – проговорил Мори. – Давайте для начала пройдем в гостиную.
– Ну нет! – воскликнула Шерри. – Я тоже хочу послушать! Мори такой скромняга, мистер Порфиро, вы не представляете! Я – его жена – и то понятия не имею, как ему удалось добиться такого потребления. Он просто…
– Хотите выпить? – спросил Мори, нарушая разом все правила этикета. Ром? Скотч? Джин с тоником? Бурбон? Бренди Алессандер? Мартини? Что угодно? – Он начал осознавать, что разболтался, как последний дурак.
– Все равно, – сказал журналист. – Ром – это замечательно. Мистер Фрай, я хочу сказать, что у вас великолепный дом. И место отличное. Ваша жена говорит, что загородный ваш дом еще симпатичнее. Но я, как только вошел, сразу сказал себе: «Вот прекрасный дом! Ничего лишнего! Шестой класс. Может быть, даже седьмой». Но миссис Фрай говорит, что загородный дом еще…
– Да, да, – резко отозвался Мори. – Могу вам сказать, мистер Порфиро, что на моей мебели сосчитана каждая царапина. Не знаю, на что вы намекаете…
– Что вы! Я ни на что не намекаю! Я просто хочу получить от вас информацию, которую затем передам своим читателям. Ведь вы владеете секретом, мистер Фрай, и мои читатели наверняка хотели бы его узнать. Как вы достигли такого уровня потребления, мистер Фрай? Каким образом?
Мори кашлянул.
– Мы… просто мы стараемся, – сказал он. – И это тяжелый труд.
– Тяжелый труд! – повторил Порфиро восхищенно. Из кейса он выудил блокнот для записей и раскрыл. – Я так понял, мистер Фрай, что каждый может достичь таких же успехов, если целиком посвятит себя этой цели? Что вы скажете, например, о строгом графике и еще более строгом его соблюдении?
– О да, – сказал Мори.
– Другими словами, вы должны делать то, что вы должны делать, и так каждый день?
– Точно. В нашем доме я веду бюджет, у меня больше опыта, чем у моей жены. И вы видите результат. Но я не вижу причин, которые мешали бы женщине заниматься тем же.
– Бюджет, – одобрительно кивнул Порфиро. – Бюджет – это важно.
Интервью получилось не таким уж страшным, как казалось сначала. Мори выкрутился даже тогда, когда Порфиро обратил внимание на тонкую талию Шерри. «Вы знаете, миссис Фрай, многие домохозяйки считают, что очень трудно удержаться от – ну, как бы это сказать, – им очень трудно сохранить фигуру…» Не обращая внимания на изумленный взгляд Шерри, Мори просто наплел что-то про специальный тренажер для гимнастики. Шерри – умница и хорошая жена – протестовать не стала.
Однако из интервью Мори извлек вторую половину урока растратчика. И, дождавшись, когда Порфиро уйдет, он подошел к Шерри и сказал чуть тверже, чем нужно:
– И верно, дорогая, все дело в упражнениях. Мы действительно должны этим заняться. Не знаю, заметила ли ты сама, но я-то вижу – ты набрала вес за последнее время. Ведь мы этого не хотим, верно?
До следующего ужасного и никому не нужного душевного стриптиза с одиннадцатью детекторами лжи Мори успел как следует усвоить этот урок. Ведь от украденной шкатулки с драгоценностями гораздо меньше проку, чем кажется, если у вас не хватает смелости наслаждаться ее содержимым.
Справедливости ради скажем – некоторые из сокровищ Мори заработал честно.
Новый брэдмурский игральный автомат К-50 был целиком и полностью его собственным детищем. Он сам спроектировал его и создал. Но ему повезло в главном – в том, что ему разрешили потратить столько усилий именно во имя и ради общественной пользы. Во имя роста потребления.
Для этой цели К-50 был почти совершенной машиной.
– Великолепно! – сказал Уэйнрайт, когда автомат прошел первую серию испытаний. – Никто не скажет, что я не умею выбирать талантливых людей. Я всегда знал, что вы сможете это сделать!
Даже Хауленд расщедрился на поздравления. Пока шли испытания, он с чавканьем пожирал полную тарелку птифуров (у Хауленда по-прежнему был только третий класс), но потом, в конце концов, сказал с энтузиазмом:
– Отлично, Мори! Такая скорость изнашиваемости – это же просто сенсация! Вот бы все механизмы были такие!
Мори вспыхнул от удовольствия.
Уэйнрайт ушел, расточая поздравления, и Мори с чувством похлопал по корпусу модель своего К-50. Он даже залюбовался ее совершенством, разноцветьем и блеском хромированных деталей. Внешний вид любой машины, вспомнил он поучения Уэйнрайта, не менее важен, чем ее работа. Воистину так.
– Вы должны заставить их захотеть с ней играть, дружище. Они не захотят с ней играть, если не будут ее видеть. Понимаете?
И вся серия автоматов с индексом К создавалась с обязательными радужными световыми табло, из динамиков лилась зазывающая музыка, и каждого прохожего преследовал сладостный аромат, обладающий неодолимым действием.
Мори вспомнил старые шедевры игорного дизайна: однорукий бандит, кегельбан, джук-бокс… Вот вы ставите свою потребительскую книжку на кон, выбираете игру, в которую хотели бы сыграть с машиной, и затем начинаете жать на кнопки, крутить ручки или пускаете в ход еще какой-нибудь из трехсот двадцати пяти способов противопоставить свое человеческое мастерство запрограммированному мастерству машины.
И вы проигрываете. Конечно, у вас есть шанс выиграть, но неумолимая и выверенная статистика гласит, что если вы будете играть достаточно долго, то проиграете наверняка. Да, можно сорвать банк и погасить сразу тысячу потребительских талонов, что позволит вам сделать недельный перерыв в безостановочном потреблении; но такое случается редко. Более вероятно, что вы проиграете и не получите ничего.
Так было всегда. Но главным достоинством автоматов, придуманных Мори, было то, чего не было никогда. Выпал вам выигрыш или проигрыш, но вы всегда получите приз – витаминизированную, сладкую, гормональную с антибиотиками жевательную резинку. Вы играете свою игру, выигрываете или проигрываете свою ставку, получаете приз, кладете его в рот и начинаете следующий кон. Пока длится игра, вкус растворяется. Но вы получаете новый приз – и начинаете снова…
– Это то самое, что больше всего понравилось человеку из Министерства потребления, – шепнул Хауленд на ухо Мори. – Он забрал с собой документацию. Они собираются вставить эти блоки во все автоматы подряд. Да, скажу тебе, голова у тебя варит!
Это была хорошая весть. Мори немедля помчался звонить Шерри, чтобы рассказать о такой удаче. Похоже, Министерство заинтересовалось всерьез. Он нашел Шерри у матери, которой она наносила обычный визит и, удостоверившись, что она оценила его успех, вернулся к Хауленду.
– Давай, может, выпьем? – несмело предложил Хауленд.
– Конечно, – ответил Мори. Вот уж чего-чего, а выпить за счет Хауленда он может себе позволить. Бедный малый крепко застрял в третьем классе. А всего-то и надо человеку – просто чуть больше везения, хоть иногда.
И когда Хауленд, узнав, что Шерри оставила Мори на вечер холостяком, предложил снова пойти к «Дяде Пиготи», Мори почти не колебался.
Байглоу были рады его видеть. Мори нисколько не удивился, встретив их снова за тем же столиком. В самом деле, не похоже было, что Уолтер и Тэнквилл много времени проводили у домашнего очага.
В конце концов, когда Мори заявил, что зашел в кабачок пропустить пару рюмок перед обедом, а Хауленд вывел его на чистую воду, объяснив, что он свободен на целый вечер, Байглоу захватили Мори в плен и пригласили к себе домой.
Тэнквилл не преминула выпустить отравленную стрелу:
– Не уверена, что наш дом похож на дом мистера Фрая, – сказала она своему мужу прямо через голову Мори. – Что ж, пока это наш дом.
Мори что-то вежливо промычал в ответ. На самом деле его чуть не стошнило от одного вида обиталища Байглоу. Это был огромный, яркий, новый особняк, куда больший, чем даже прежний дом Мори, до отказа набитый встроенными диванами, роялями, тяжелыми стульями красного дерева, аппаратурой три-ди, ванными, кабинетами, столовыми и детскими комнатами.
Именно детские комнаты привели Мори в великое изумление; он никак не ожидал, что у Байглоу могут быть дети. Но так оно и было, и, несмотря на поздний час и ранний возраст – пять и восемь лет, – дети все еще не спали и играли под присмотром двух роботов-нянь.
– Вы даже не представляете, как это здорово, что у нас есть Тони и Дик, – сказала Тэнквилл Байглоу. – Они потребляют гораздо больше своей потребительской нормы. Уолтер говорит, что каждая семья должна иметь минимум двоих или троих детей. Они отличные помощники! Уолтер такой умный в этих делах, так приятно слушать, что он говорит. А вы слышали его поэму, Мори? Он ее называет «Двойственность».
Со всей возможной поспешностью Мори заверил Тэнквилл, что уже слышал поэму. Он уже примирился с потерей целого вечера – Байглоу были экстравагантны, пока находились в объятиях дедушки Пиготи. На своей территории они сбросили маскировку, превратившись в обыкновенных скучных бедняков. Ужин, конечно, был отвратительный; Мори уже успел вкусить прелесть спартанского образа жизни, чтобы это оценить. Но он помнил об этикете и, нацепив маску завзятого консерватора, добросовестно пробовал все блюда подряд. И под бесконечную череду вин и ликеров ужин закончился вполне мирно; во всяком случае, Мори не почувствовал, что его желудку что-то не понравилось.
После ужина приятная компания собралась в разукрашенном кабинете Байглоу. Тэнквилл, посовещавшись с детьми и проверив их потребительские книжки, заявила, что сейчас состоится концерт: двое роботов-танцоров выступят под аккомпанемент струнного квартета роботов-музыкантов. Мори напрягся, приготовившись к жуткому зрелищу, но потом вдруг обнаружил, что ему нравится. Это тоже был урок: когда за роботами не нужно следить, они, оказывается, могут доставлять удовольствие.
– Спокойной ночи, дети, – сказала Тэнквилл Байглоу, когда представление закончилось. После недолгих протестов мальчики ушли спать, но не прошло и пяти минут, как один из них вернулся и пухлой рукой потянул Мори за рукав.
Мори посмотрел на него и спросил смущенно:
– Что случилось, Тони?
Он совсем не умел общаться с детьми.
– Я не Тони, – сказал мальчик. – Я – Дик. Дайте мне автограф. – Он протянул блокнотик и вульгарный, украшенный драгоценными камнями карандаш.
Не переставая удивляться, Мори расписался на открытом листе, и ребенок убежал. Тэнквилл Байглоу с улыбкой сказала:
– Он видел ваше имя в колонке новостей Порфиро. Дик обожает Порфиро, читает его каждый день. Он вообще умный мальчик. Если я не заставлю его играть или смотреть три-ди, сразу норовит сунуть нос в книжку.
– Да, вполне приличная хвалебная статейка, – откомментировал Уолтер Байглоу. «А ведь он мне завидует», – подумал Мори. – Держу пари, вы будете Потребителем года. Хотел бы я, – вздохнул Уолтер, – чтобы и мы хоть ненамного опередили квоту. Но, кажется, это нереально. Мы едим, играем и потребляем, как сумасшедшие, кое-как сводим концы с концами, а Министерство шлет нам предупреждение и награждает штрафными пунктами. И в результате мы в еще худшем положении, чем раньше. Представляете?
– Вам никогда не понять, – сказала Тэнквилл. – Потребление – это еще не все, это еще не вся жизнь. У нас есть наша работа.
Уолтер согласно кивнул и предложил выпить, но – это было не совсем то, чего хотел Мори. Он сидел с пылающими щеками, чувствуя не столько опьянение, сколько приятное возбуждение.
– Послушайте, – сказал он внезапно.
Байглоу поднял глаза от стакана.
– А?
– Если я расскажу вам кое-что по секрету, вы сможете держать язык за зубами?
– Зачем, Мори? Я и так догадываюсь…
Но жена резко оборвала его:
– Разумеется, Мори, конечно, мы никому не скажем. А в чем дело? – В ее глазах Мори заметил какое-то мерцание. Он насторожился, но потом решил не обращать на это внимания.
– По поводу той статьи, – сказал он, – ну, вы знаете, не такой уж я пылкий потребитель на самом деле. На самом деле… – Все глаза обратились к нему, и на мгновение Мори сам себе удивился: зачем он это делает? Секрет, который известен двоим, скомпрометирован, а секрет, который знают трое, вообще не секрет.
– Так вот, – твердо произнес Мори, – вы помните, о чем мы говорили той ночью у «Дяди Пиготи»? Помните? Так вот, когда я добрался до дома, то сразу отправился к своим роботам…
И он рассказал им всю историю.
– Я знала! – торжественно произнесла Тэнквилл Байглоу.
Уолтер бросил на жену мягкий упрекающий взгляд и спокойно сказал:
– Вы сделали большое дело, Мори. Великое дело. Не знаю, догадываетесь вы или нет, но вы вынесли смертный приговор всему нашему обществу. Будущие поколения будут чтить имя Мори Фрая!
Мори застонал. Он смотрел прямо перед собой, и от того, что он видел, его колотила дрожь и по спине бежали мурашки.
Робот-дворецкий старался изо всех сил, но блестящее его лицо не выражало ничего. Одетый в бриджи и туфли для гольфа, робот с важным видом лупил клюшкой по мячу, мяч летел в стену, затем робот ловил его, снова бил, и так без конца, пока от мяча не отлетали лохмотья, клюшка не сгибалась от ударов, и на одежде не расползались швы. И тогда все это заменялось новым.
– Боже мой! – проговорил Мори растерянно.
Роботы-горничные, облаченные в лучшие Шеррины наряды, сгибались, наклонялись, садились и вставали… Робот-повар готовил обед, перед которым не устоял бы сам Дионис…[6]
– Вы… вы… давно это… – проговорил Мори с трудом. – Так вот почему исчерпалась квота…
– О да, сэр! Все, как вы сказали, сэр, – ответил Генри.
Мори пришлось сесть. Один из роботов-слуг почтительно подал ему стул.
Растрата.
Мори повертел это слова на языке.
Растрата.
Вы никогда не портили вещи. Вы ими пользовались. Вы доводили себя до изнеможения, чтобы использовать их вовремя. Вы превращали каждый вдох и каждый час в мучение, стараясь использовать их на максимальное количество процентов – и так до тех пор, пока за прилежное потребление и/или профессиональные заслуги вас не переводили в следующий, более высокий класс, позволяя потреблять не так страстно и напряженно. Но вы никогда не разрушали бессмысленно вещи и никогда не выбрасывали их неиспользованными. Вы потребляли.
Не дай Боже, это дойдет до Министерства, подумал Мори с ужасом.
Правда, напомнил он себе, пока это до Министерства не дошло. И пока еще никто из людей не видел, что здесь происходит. И надо сделать так, чтобы никто сюда и не входил. Это не противоречит ни законам, ни обычаям, и устроить это будет тоже несложно. Ведь даже когда случаются поломки, что бывает очень редко, роботы управляются сами. Хозяева их даже не догадываются, что произошло, потому что для вызова ремонтной команды роботы пользуются собственной РПС-связью, и все происходит автоматически.
– Генри, ты должен был мне сказать, – проговорил Мори с упреком. Хотя бы напомнить мне об этом.
– Но, сэр, – запротестовал Генри, – вы же сами приказали мне… Вы сказали: «Не говори не единой живой душе».
– Хм. Ладно. Продолжай в том же духе. Сейчас мне надо идти. А роботы пусть пока приготовят ужин.
Мори покинул подвал с тяжелым чувством.
Ужин проходил трудно. Мори всегда нравились Шеррины родители. Старый Элон после обязательного досвадебного расследования, которое он, как отец, непременно должен был учинить жениху своей дочери, целиком погрузился в свою работу и больше их не тревожил. Но Мори не мог сказать, что старики совсем их забили, наслаждаясь своим высоким социальным статусом. Они помогали молодым, по меньшей мере раз в неделю приезжая обедать, и миссис Элон не раз перешивала Шеррины платья для себя, присовокупляя к ним Шеррины же украшения.
И они сделали богатые подарки на свадьбу. Родные Мори не пошли дальше серебряной посуды и хрусталя, но Элон обещал забрать машину, павлиний загон для своего сада и полный набор мебели для гостиной! Конечно, они могли себе позволить делать такие подарки, имея высокий статус и мизерную квоту потребления. И Мори знал, что без их помощи в первые месяцы семейной жизни у них с Шерри было бы гораздо больше проблем.
Но в этот вечер Мори было трудно, как никогда. Поглощенный своими мыслями, он односложно отвечал на вопросы и еле что-то пробормотал, когда Элон произнес тост за его повышение и блестящее будущее.
Просто Элон ничего не знал…
Именно так. Храбрясь в глубине души, Мори, тем не менее, думал лишь о том, какое наказание ждет его впереди. Он пережевывал и пережевывал в уме ситуацию и, к тому времени, когда с обедом было покончено, и он со своим свекром перешел в кабинет выпить бренди, довел себя почти до бесчувствия.
В этот раз, впервые с тех пор, как они познакомились, Элон предложил Мори одну из своих сигар.
– У тебя теперь пятый класс, сынок, положено покурить чужие сигары, верно?
– Верно, – хмуро кивнул Мори.
На несколько мгновений повисла неловкая пауза, но затем Элон, корректный, как робот-компаньон, кашлянул и попробовал снова:
– Ведь я отлично помню, как сам добивался пятого, – сказал он задумчиво. – Потребление преследует человека всю жизнь, это уж точно. Вещи дома, вещи в офисе, в машине, вещи, вещи… Ни на минуту нельзя расслабиться, ни на минуту нельзя забыть о вездесущих потребительских талонах. И это правильно, потому что потребление – главнейший гражданский долг. Мы с мамой немало хлебнули в свое время, но, я думаю, каждая пара, которая хочет совместить семейную жизнь и гражданский долг, должна быть к этому готова, верно?
Мори подавил дрожь и снова кивнул.
– Самое приятное в повышении, – продолжал Элон как ни в чем ни бывало, – то, что можешь не тратить столько времени на потребление и заняться работой. Эх, хотел бы я снова стать молодым! Пять дней в неделю в суде – вот и все, что у меня есть. Я бы мог и шесть, но врач не разрешает. Говорит, нельзя перебарщивать с удовольствиями. А ты, значит, будешь теперь работать два дня в неделю, верно?
Мори изобразил еще один кивок.
Элон глубоко затянулся сигарой, глаза его вспыхнули и уставились на зятя. Он явно что-то почуял, и Мори, даже сквозь свое смущение, смог точно уловить момент, когда Элон потянул за ниточку. Но не за ту.
– У вас с Шерри все нормально? – дипломатично спросил он.
– Прекрасно! – очнувшись, воскликнул Мори. – Лучше не бывает.
– Хорошо, хорошо, – Элон моментально сменил тему. – Расскажу тебе о суде. Недавно был интересный случай. Молодой парень – на год-два моложе тебя. Статья девяносто седьмая. Знаешь, что это такое? Кража со взломом!
– Кража со взломом? – удивленно повторил Мори, против поли заинтересовавшись. – Как это?
– Старый термин. В законах их полно. Обычно люди крали вещи.
– И он крал вещи? – спросил Мори недоверчиво.
– Именно! Крал! Я сам совершенно случайно наткнулся на эту формулировку. Потом я поговорил с одним из его адвокатов; для него это тоже был сюрприз. Оказывается, у мальчишки была подружка, симпатичная крошка, только чересчур полновата. Она интересовалась искусством.
– Но в этом нет ничего предосудительного, – сказал Мори.
– Ну да, она-то ни в чем не виновата. Правда, парень не очень ей нравился, она все не соглашалась идти за него замуж. Ему пришлось поломать голову, как бы ее переубедить… Ты знаешь большую картину Мондриана[7] в Музее?
– Никогда там не был, – признался Мори смущенно.
– Гм. Когда-нибудь стоит попробовать, сынок. Короче, однажды перед закрытием Музея парень пробрался внутрь и украл картину. Да-да, украл. Спер ее и отнес своей девчонке.
– В жизни не слышал ничего подобного, – Мори озадаченно покачал головой.
– Это еще не все. Девчонка картину не взяла! Она просто перепугалась, когда ее увидела. То ли она сама позвонила в полицию, то ли кто-то еще. Но неважно. Им понадобилось почти три часа, чтобы найти картину, хотя она просто висела на стене. Бедный ребенок. Он еще так молод. Сорок две комнаты в доме.
– И против кражи вещей был закон? – спросил Мори. – По-моему, это все равно, что издать закон против дыхания.
– Ну, это старый закон, разумеется. Мальчишку понизили сразу на два класса. Ему дали бы и больше, но – мой Бог! – он был всего в третьем классе.
– Да уж, – произнес Мори, облизнув губы. – Скажите, папа…
– М-м?
Мори прочистил горло.
– Скажите, а какое наказание… ну, например, за… за то, что человек, например, что-нибудь сделает со своими квотами?
– То есть? – брови Элона поползли вверх.
– Ну, например, у вас есть норма на выпивку, а вместо того, чтобы эту выпивку выпить, вы ее выливаете… или еще что-нибудь…
Голос его совсем потерялся. Нахмурившись, Элон сказал:
– Веселенькое дельце! Даже не припомню, чтобы я когда-нибудь задумывался о таких вещах. Во всяком случае, ничего приятного преступника не ждет, это я могу гарантировать.
– Виноват… – еле слышно прошептал Мори.
Так оно и было.
Может, это и было нечестно, может, это и был грех, но – проходили дни, а радость, поселившись в доме Мори, не спешила его покидать. Равно как и процветание. Шерри была просто счастлива, а Уэйнрайт то и дело находил повод похлопать его по плечу.
Неприятный момент возник однажды, накануне переезда в новый дом, больше подходящий для семьи новоиспеченного потребителя пятого класса. Застав Шерри наблюдающей за колонной роботов-грузчиков, уже прибывших за имуществом, Мори едва успел приказать своим роботам замести все следы… Но – обошлось.
Новый дом показался Мори настоящей роскошной находкой. В нем было всего пятнадцать комнат; Мори предусмотрительно оставил за собой на одного робота больше, чем полагалось для пятого класса, и это позволило – в порядке компенсации – уменьшить размеры дома.
Правда, роботы слишком шумели – в новом доме было куда меньше простора для них, занятых безостановочным потреблением. Прижавшись к мужу в уютной интимности их общей кровати в единственной спальне, Шерри не раз говорила с затаенным любопытством:
– Чем они там занимаются? Хочу, чтобы они перестали так шуметь…
И всякий раз Мори обещал поговорить утром с Генри. Разумеется, ему нечего было сказать Генри, кроме как отдать приказ прекратить круглосуточное «потребление», единственно благодаря которому они могли выдерживать изнурительную гонку с безжалостными месячными квотами.
Мори был уверен, что, несмотря на приступы любопытства, Шерри вряд ли догадается о том, чем именно занимаются роботы. Она выросла в богатой семье, вот в чем все дело. И она слишком мало, почти ничего не знала о том, что такое тоска, тоска и тоска потребления, которая была уделом лишь низших классов. Шерри была выше этой тоски.
Временами Мори позволял себе расслабиться, придумывая для роботов новые и новые задания, и они моментально и беспрекословно их исполняли.
Мори везло.
Но горизонт не был безоблачным. Приближался неприятный момент, когда Министерство потребления пришлет ежеквартальный отчет о степени износа возвращенных вещей. Вещи же, которые Мори сдавал как изношенные, были изношены до предела. Это касалось всего – одежды, мебели, домашней утвари. С одной стороны это было неплохо, но с другой… Ни один нормальный человек ни единой лишней минуты не стал бы держать в доме протертые до дыр брюки; больше того, он не стал бы дожидаться, пока брюки протрутся до дыр. Заподозрит ли Министерство, что здесь не все чисто?
Кроме того, Мори мог разоблачить сам характер потребления роботами вещей. Анатомия человека и строение роботов, естественно, не совпадали, а места износа, например, на одежде были характерны именно для последнего.
Но беспокойство оказалось напрасным. Когда отчет пришел, Мори не сдержал облегченного вздоха – ни одного неутвержденного пункта!
Да, Мори везло – система работала.
Удачливому человеку за успех достается награда. Однажды вечером, после трудного дня в офисе, усталый Мори подъезжал к своему новому дому. Заметив на дорожке припаркованную чужую машину, он встревожился. Машина была не простая – двухместный седан, престижная модель, из тех, на которых ездят высшие чиновники и зажиточные люди.
К этому времени Мори уже успел усвоить первую половину урока растратчика: любые перемены опасны. Входя в дом, он приготовился к тому, что сейчас на него набросится с вопросами какой-нибудь чин из Министерства потребления.
Но встретила его сияющая Шерри.
– Мистер Порфиро журналист, он хочет написать о нас статью для «Выдающихся потребителей»! – выпалила она. – Ах, это так почетно!
– Спасибо, – сказал Мори хмуро. – Привет.
Мистер Порфиро тепло пожал ему руку.
– Я не совсем из газеты, – поправил он. – «Трансвидео-пресс» – вот как это называется. Мы – это самые свежие новости. Мы поставляем в сорок семь газет новости и комментарии к ним, – сказал он самодовольно, – и их потребляют все, с первого класса по шестой. Мы выпускаем воскресное приложение – о том, как помочь самому себе в потреблении, – и наш девиз «Воспитание примером». Вы установили завидный рекорд, мистер Фрай. Было бы просто отлично, если бы мы смогли рассказать об этом читателям.
– Гм, – проговорил Мори. – Давайте для начала пройдем в гостиную.
– Ну нет! – воскликнула Шерри. – Я тоже хочу послушать! Мори такой скромняга, мистер Порфиро, вы не представляете! Я – его жена – и то понятия не имею, как ему удалось добиться такого потребления. Он просто…
– Хотите выпить? – спросил Мори, нарушая разом все правила этикета. Ром? Скотч? Джин с тоником? Бурбон? Бренди Алессандер? Мартини? Что угодно? – Он начал осознавать, что разболтался, как последний дурак.
– Все равно, – сказал журналист. – Ром – это замечательно. Мистер Фрай, я хочу сказать, что у вас великолепный дом. И место отличное. Ваша жена говорит, что загородный ваш дом еще симпатичнее. Но я, как только вошел, сразу сказал себе: «Вот прекрасный дом! Ничего лишнего! Шестой класс. Может быть, даже седьмой». Но миссис Фрай говорит, что загородный дом еще…
– Да, да, – резко отозвался Мори. – Могу вам сказать, мистер Порфиро, что на моей мебели сосчитана каждая царапина. Не знаю, на что вы намекаете…
– Что вы! Я ни на что не намекаю! Я просто хочу получить от вас информацию, которую затем передам своим читателям. Ведь вы владеете секретом, мистер Фрай, и мои читатели наверняка хотели бы его узнать. Как вы достигли такого уровня потребления, мистер Фрай? Каким образом?
Мори кашлянул.
– Мы… просто мы стараемся, – сказал он. – И это тяжелый труд.
– Тяжелый труд! – повторил Порфиро восхищенно. Из кейса он выудил блокнот для записей и раскрыл. – Я так понял, мистер Фрай, что каждый может достичь таких же успехов, если целиком посвятит себя этой цели? Что вы скажете, например, о строгом графике и еще более строгом его соблюдении?
– О да, – сказал Мори.
– Другими словами, вы должны делать то, что вы должны делать, и так каждый день?
– Точно. В нашем доме я веду бюджет, у меня больше опыта, чем у моей жены. И вы видите результат. Но я не вижу причин, которые мешали бы женщине заниматься тем же.
– Бюджет, – одобрительно кивнул Порфиро. – Бюджет – это важно.
Интервью получилось не таким уж страшным, как казалось сначала. Мори выкрутился даже тогда, когда Порфиро обратил внимание на тонкую талию Шерри. «Вы знаете, миссис Фрай, многие домохозяйки считают, что очень трудно удержаться от – ну, как бы это сказать, – им очень трудно сохранить фигуру…» Не обращая внимания на изумленный взгляд Шерри, Мори просто наплел что-то про специальный тренажер для гимнастики. Шерри – умница и хорошая жена – протестовать не стала.
Однако из интервью Мори извлек вторую половину урока растратчика. И, дождавшись, когда Порфиро уйдет, он подошел к Шерри и сказал чуть тверже, чем нужно:
– И верно, дорогая, все дело в упражнениях. Мы действительно должны этим заняться. Не знаю, заметила ли ты сама, но я-то вижу – ты набрала вес за последнее время. Ведь мы этого не хотим, верно?
До следующего ужасного и никому не нужного душевного стриптиза с одиннадцатью детекторами лжи Мори успел как следует усвоить этот урок. Ведь от украденной шкатулки с драгоценностями гораздо меньше проку, чем кажется, если у вас не хватает смелости наслаждаться ее содержимым.
Справедливости ради скажем – некоторые из сокровищ Мори заработал честно.
Новый брэдмурский игральный автомат К-50 был целиком и полностью его собственным детищем. Он сам спроектировал его и создал. Но ему повезло в главном – в том, что ему разрешили потратить столько усилий именно во имя и ради общественной пользы. Во имя роста потребления.
Для этой цели К-50 был почти совершенной машиной.
– Великолепно! – сказал Уэйнрайт, когда автомат прошел первую серию испытаний. – Никто не скажет, что я не умею выбирать талантливых людей. Я всегда знал, что вы сможете это сделать!
Даже Хауленд расщедрился на поздравления. Пока шли испытания, он с чавканьем пожирал полную тарелку птифуров (у Хауленда по-прежнему был только третий класс), но потом, в конце концов, сказал с энтузиазмом:
– Отлично, Мори! Такая скорость изнашиваемости – это же просто сенсация! Вот бы все механизмы были такие!
Мори вспыхнул от удовольствия.
Уэйнрайт ушел, расточая поздравления, и Мори с чувством похлопал по корпусу модель своего К-50. Он даже залюбовался ее совершенством, разноцветьем и блеском хромированных деталей. Внешний вид любой машины, вспомнил он поучения Уэйнрайта, не менее важен, чем ее работа. Воистину так.
– Вы должны заставить их захотеть с ней играть, дружище. Они не захотят с ней играть, если не будут ее видеть. Понимаете?
И вся серия автоматов с индексом К создавалась с обязательными радужными световыми табло, из динамиков лилась зазывающая музыка, и каждого прохожего преследовал сладостный аромат, обладающий неодолимым действием.
Мори вспомнил старые шедевры игорного дизайна: однорукий бандит, кегельбан, джук-бокс… Вот вы ставите свою потребительскую книжку на кон, выбираете игру, в которую хотели бы сыграть с машиной, и затем начинаете жать на кнопки, крутить ручки или пускаете в ход еще какой-нибудь из трехсот двадцати пяти способов противопоставить свое человеческое мастерство запрограммированному мастерству машины.
И вы проигрываете. Конечно, у вас есть шанс выиграть, но неумолимая и выверенная статистика гласит, что если вы будете играть достаточно долго, то проиграете наверняка. Да, можно сорвать банк и погасить сразу тысячу потребительских талонов, что позволит вам сделать недельный перерыв в безостановочном потреблении; но такое случается редко. Более вероятно, что вы проиграете и не получите ничего.
Так было всегда. Но главным достоинством автоматов, придуманных Мори, было то, чего не было никогда. Выпал вам выигрыш или проигрыш, но вы всегда получите приз – витаминизированную, сладкую, гормональную с антибиотиками жевательную резинку. Вы играете свою игру, выигрываете или проигрываете свою ставку, получаете приз, кладете его в рот и начинаете следующий кон. Пока длится игра, вкус растворяется. Но вы получаете новый приз – и начинаете снова…
– Это то самое, что больше всего понравилось человеку из Министерства потребления, – шепнул Хауленд на ухо Мори. – Он забрал с собой документацию. Они собираются вставить эти блоки во все автоматы подряд. Да, скажу тебе, голова у тебя варит!
Это была хорошая весть. Мори немедля помчался звонить Шерри, чтобы рассказать о такой удаче. Похоже, Министерство заинтересовалось всерьез. Он нашел Шерри у матери, которой она наносила обычный визит и, удостоверившись, что она оценила его успех, вернулся к Хауленду.
– Давай, может, выпьем? – несмело предложил Хауленд.
– Конечно, – ответил Мори. Вот уж чего-чего, а выпить за счет Хауленда он может себе позволить. Бедный малый крепко застрял в третьем классе. А всего-то и надо человеку – просто чуть больше везения, хоть иногда.
И когда Хауленд, узнав, что Шерри оставила Мори на вечер холостяком, предложил снова пойти к «Дяде Пиготи», Мори почти не колебался.
Байглоу были рады его видеть. Мори нисколько не удивился, встретив их снова за тем же столиком. В самом деле, не похоже было, что Уолтер и Тэнквилл много времени проводили у домашнего очага.
В конце концов, когда Мори заявил, что зашел в кабачок пропустить пару рюмок перед обедом, а Хауленд вывел его на чистую воду, объяснив, что он свободен на целый вечер, Байглоу захватили Мори в плен и пригласили к себе домой.
Тэнквилл не преминула выпустить отравленную стрелу:
– Не уверена, что наш дом похож на дом мистера Фрая, – сказала она своему мужу прямо через голову Мори. – Что ж, пока это наш дом.
Мори что-то вежливо промычал в ответ. На самом деле его чуть не стошнило от одного вида обиталища Байглоу. Это был огромный, яркий, новый особняк, куда больший, чем даже прежний дом Мори, до отказа набитый встроенными диванами, роялями, тяжелыми стульями красного дерева, аппаратурой три-ди, ванными, кабинетами, столовыми и детскими комнатами.
Именно детские комнаты привели Мори в великое изумление; он никак не ожидал, что у Байглоу могут быть дети. Но так оно и было, и, несмотря на поздний час и ранний возраст – пять и восемь лет, – дети все еще не спали и играли под присмотром двух роботов-нянь.
– Вы даже не представляете, как это здорово, что у нас есть Тони и Дик, – сказала Тэнквилл Байглоу. – Они потребляют гораздо больше своей потребительской нормы. Уолтер говорит, что каждая семья должна иметь минимум двоих или троих детей. Они отличные помощники! Уолтер такой умный в этих делах, так приятно слушать, что он говорит. А вы слышали его поэму, Мори? Он ее называет «Двойственность».
Со всей возможной поспешностью Мори заверил Тэнквилл, что уже слышал поэму. Он уже примирился с потерей целого вечера – Байглоу были экстравагантны, пока находились в объятиях дедушки Пиготи. На своей территории они сбросили маскировку, превратившись в обыкновенных скучных бедняков. Ужин, конечно, был отвратительный; Мори уже успел вкусить прелесть спартанского образа жизни, чтобы это оценить. Но он помнил об этикете и, нацепив маску завзятого консерватора, добросовестно пробовал все блюда подряд. И под бесконечную череду вин и ликеров ужин закончился вполне мирно; во всяком случае, Мори не почувствовал, что его желудку что-то не понравилось.
После ужина приятная компания собралась в разукрашенном кабинете Байглоу. Тэнквилл, посовещавшись с детьми и проверив их потребительские книжки, заявила, что сейчас состоится концерт: двое роботов-танцоров выступят под аккомпанемент струнного квартета роботов-музыкантов. Мори напрягся, приготовившись к жуткому зрелищу, но потом вдруг обнаружил, что ему нравится. Это тоже был урок: когда за роботами не нужно следить, они, оказывается, могут доставлять удовольствие.
– Спокойной ночи, дети, – сказала Тэнквилл Байглоу, когда представление закончилось. После недолгих протестов мальчики ушли спать, но не прошло и пяти минут, как один из них вернулся и пухлой рукой потянул Мори за рукав.
Мори посмотрел на него и спросил смущенно:
– Что случилось, Тони?
Он совсем не умел общаться с детьми.
– Я не Тони, – сказал мальчик. – Я – Дик. Дайте мне автограф. – Он протянул блокнотик и вульгарный, украшенный драгоценными камнями карандаш.
Не переставая удивляться, Мори расписался на открытом листе, и ребенок убежал. Тэнквилл Байглоу с улыбкой сказала:
– Он видел ваше имя в колонке новостей Порфиро. Дик обожает Порфиро, читает его каждый день. Он вообще умный мальчик. Если я не заставлю его играть или смотреть три-ди, сразу норовит сунуть нос в книжку.
– Да, вполне приличная хвалебная статейка, – откомментировал Уолтер Байглоу. «А ведь он мне завидует», – подумал Мори. – Держу пари, вы будете Потребителем года. Хотел бы я, – вздохнул Уолтер, – чтобы и мы хоть ненамного опередили квоту. Но, кажется, это нереально. Мы едим, играем и потребляем, как сумасшедшие, кое-как сводим концы с концами, а Министерство шлет нам предупреждение и награждает штрафными пунктами. И в результате мы в еще худшем положении, чем раньше. Представляете?
– Вам никогда не понять, – сказала Тэнквилл. – Потребление – это еще не все, это еще не вся жизнь. У нас есть наша работа.
Уолтер согласно кивнул и предложил выпить, но – это было не совсем то, чего хотел Мори. Он сидел с пылающими щеками, чувствуя не столько опьянение, сколько приятное возбуждение.
– Послушайте, – сказал он внезапно.
Байглоу поднял глаза от стакана.
– А?
– Если я расскажу вам кое-что по секрету, вы сможете держать язык за зубами?
– Зачем, Мори? Я и так догадываюсь…
Но жена резко оборвала его:
– Разумеется, Мори, конечно, мы никому не скажем. А в чем дело? – В ее глазах Мори заметил какое-то мерцание. Он насторожился, но потом решил не обращать на это внимания.
– По поводу той статьи, – сказал он, – ну, вы знаете, не такой уж я пылкий потребитель на самом деле. На самом деле… – Все глаза обратились к нему, и на мгновение Мори сам себе удивился: зачем он это делает? Секрет, который известен двоим, скомпрометирован, а секрет, который знают трое, вообще не секрет.
– Так вот, – твердо произнес Мори, – вы помните, о чем мы говорили той ночью у «Дяди Пиготи»? Помните? Так вот, когда я добрался до дома, то сразу отправился к своим роботам…
И он рассказал им всю историю.
– Я знала! – торжественно произнесла Тэнквилл Байглоу.
Уолтер бросил на жену мягкий упрекающий взгляд и спокойно сказал:
– Вы сделали большое дело, Мори. Великое дело. Не знаю, догадываетесь вы или нет, но вы вынесли смертный приговор всему нашему обществу. Будущие поколения будут чтить имя Мори Фрая!