Брокау показал на Капитолий.
   – Самая крупная атака, – произнес он, – началась сорок пять минут назад на пересечении Первой улицы и авеню Конституции. Одновременно начались бои в некоторых других близко расположенных точках города. – Он перечислил их, затем повторил: – Установлена прямая линия связи между захваченным Белым Домом и штабом наших войск, расположившемся в неназванном месте в пределах округа. Как стало известно, агрессоры захватили в плен трех членов правительственного кабинета и три четверти штаба и обслуживающего персонала, нескольких сенаторов, конгрессменов и других важных лиц. В плен взят и Рональд Рейган. Всем заложникам, как называет их наше правительство, было предложено записать на магнитофон звуковые письма, которые переданы по телефону. Вот голос генерала Вестморилэнда…
   Я уже слышала это и не стала слушать вновь, а взглянула на Найлу Христоф. Она на меня. Из того немногого, что успел нашептать Дом, я ожидала увидеть гибрид гестаповки и Маты Хари. Но она больше всего походила на меня. Христоф сидела спрятав руки, и я не могла усмотреть отсутствие пальцев. Я видела женщину с моим лицом и телом, нет… она была немного легче меня, и ее это нисколько не портило… Женщину, которую я по утрам видела в зеркале. Я знала, что Христоф внушала ужас. Я и не предполагала, что меня можно бояться. Но я воспитывалась не в том мире, где за мелкие магазинные кражи молодой женщине могли отрубить большие пальцы. Она молчала и без всякой вражды изучала мое лицо. Я тоже не проронила ни слова, хотя чувствовала, что на небольшой девичьей вечеринке (главным образом, салаты плюс коктейль для праздничного настроения), мы могли бы хорошо поболтать.
   Постепенно мне становилось ясно, что не одни мы разглядываем друг друга. Лави Джугашвили собирался уходить, но сейчас заколебался и стал изучать двух Лари Дугласов. Он что-то шепнул Джеку Кеннеди, растерянно посмотрел, кивнул головой и, наконец, сказал:
   – Мистер Дуглас? Можно вас на пару слов? Обоих, если не затруднит!
   – Почему бы и нет? – сказал один из них (не могу сказать, какой именно!).
   – Я заметил, – сказал Лави, – что мы… несколько похожи! Может быть, мы с вами родственники?
   Один из Дугласов рассмеялся:
   – О черт! Это убогий подход: держу пари, что мы намного больше, чем родственники! У нас та же пара родителей и те же дедушки!
   – Вы имеете в виду дедушку Джо? – спросил один кивнув головой.
   – Я имею в виду всех сразу! – сказал первый. – Просто дедушка Джо самый знаменитый. Восемьдесят-девяносто лет назад он был очень горяч, обчищая банки Сибири и обходя закон. Когда в России стало слишком жарко, он эмигрировал в Америку и, используя награбленное, открыл собственное дело в Нью-Йорке по оптовой торговле тканью. На этом и составил капитал.
   – С моим та же история! – крикнул второй. – Твой и кончил так же? Убит в своем летнем доме в Ашокане одним парнем с ледорубом?
   – Это было зимой в Хоуб Сайд, и это был не ледоруб! – заметил первый.
   – Но это было в самом деле так! Говорят, это сделал политический: вы же знаете, что дед забрал деньги, предназначенные для коммунистов? У вас так же, посол?
   Лаки внимательно осмотрел их, затем тяжело признался:
   – Только истоки! Мои предки никогда не покидали Россию. Дедушка Джо остался и стал довольно известным под своей партийной фамилией Сталин! – Он вытер с лица пот и продолжил: – Все это весьма печально. Пожалуйста, извините меня – я должен уже быть в посольстве, но вы… эта ситуация, похожая на осуждение.
   Он остановился и покачал головой.
   Я могла не помогать, но встала и обняла Лави рукой. Он был поражен не меньше меня, но ответил своим объятием. Затем выпустил, отошел немного назад и поцеловал руку.
   – Простите, я должен идти!
   Он осекся, нахмурившись.
   – Думаю, мне тоже пора, – я услышала тревожные звуки. Почти неразличимый дальний орудийный огонь стал очень громким и исходил снизу. На улице грохотал бой.
   На меня не смотрел никто. Всеобщее внимание было приковано к лестнице, уходившей в пентхауз президента. Вначале показались телохранители из спецслужб, следившие за каждым нашим движением. Они прошли через салон, приказав всем подойти к стенам, первый из них назвался:
   – Дженнер, спецслужбы! Госпожа президент эвакуируется!
   – Эвакуируется! – проворчал сенатор Кеннеди. – Какие-нибудь проблемы, Дженнер? Мы в опасности?
   – Да, сэр! Если вы хотите уехать, то можете сделать это после эвакуации госпожи Рейган. Здесь есть проход через подземный гараж. Но подождите, пока не пройдут сопровождающие лица… пожалуйста! – добавил он и затем после раздумья сказал: – Сэр!..
   Вниз по лестнице спустилась госпожа Рейган со своим окружением: много людей из спецслужб (три из них женщины), несколько полицейских из округа, во главе с генералом Гленном, полковник из женских вспомогательных войск (она несла коды для запуска ядерных ракет), трое или четверо из штаба, пытавшиеся поговорить с госпожой Рейган, когда она спускалась, держась рукой за перила. И она что-то отвечала. Я не поддерживала политику Нэнси, но даже при отступлении она смотрелась настоящим президентом!
   Как только она вошла в лифт, остальные понеслись вниз по лестнице одним большим стадом. В конце я увидела Домов (трех Домов!) и двух русских ученых, еще каких-то бодрых типов.
   Они остановились. Я замерла. В комнате внезапно загрохотало, люди затаили дыхание, издавая звуки удивления и беспокойства. Я не знаю, что это было… точно. Я увидела спускавшихся по лестнице людей, а потом все они вдруг испарились.
   Стало холодно и… думаю, вы можете назвать это могильной тишиной (но с выстрелами!), как бывает в реактивном самолете, когда вы приспосабливаетесь к смене давления.
   Затем прозвучало:
   – Простите!
   Сзади меня раздался хорошо знакомый голос.
   – Неужели мы так никогда и не поговорим, Найла?
   – Почему же? – я повернулась и взглянула в «свои» глаза. Они, улыбались.
   В ее улыбке было что-то такое, что заставило меня посмотреть ниже. Она вытянула на уровне груди свои беспалые руки, и между ними выглядывало острое лезвие ножа, взятого с буфетного стола. Оно было направлено на меня.
 
   Объектом считалась голова человека, вероятно, это следует назвать ее образом, так как она была размером с пляжный мяч и состояла из точек света. Со стороны представлялось, что так же могла выглядеть и Галактика, если бы была плотно упакована звездами. Большая часть из точек была бледно-голубого цвета, но внутри сферы показались зеленые, желтые, оранжевые и даже красные, подобно расходящимся линиям гангрены вокруг зараженной раны. Над сферой линии, которые могли бы быть зеркалами и которые отражали озабоченные лицо человека, но это были не зеркала. Волосы
   – длинней или короче. Некоторые волосы имели желтовато-коричневый цвет, другие – бледный, какие-то жирные, некоторые – тонкие. «Теперь проводим синхронизацию! – дал команду сидящий. – Уверен, что мы можем проникнуть в этот мир. Я уже измерил гармоничность шестого порядка и по-прежнему распространяю… – Он остановился, чтобы взглянуть на несогласных, но таких не было. – Если это продолжается, – спокойно проговорил он, – я провожу проекции. Вероятность девять и девять, что в пределах стандартного года нарушения будут эффективно неограниченными и необратимыми!»

АВГУСТ, 28, 1983 г. ВРЕМЯ: 12.10 ДНЯ.
АГЕНТ НАЙЛА ХРИСТОФ

   Никто не обратил внимания, когда я и Боуквист прошли в буфет. Если бы они внимательно посмотрели на ее лицо, то могли бы заметить неладное. Я приказала ей улыбнуться. За буфетом находилась ванная, а дальше дверь на лестницу.
   Никто не увидел, как мы вошли туда.
   – Подождем минутку, Боуквист! – сказала я, не спуская с нее глаз.
   Она хорошенькая женщина. Не толстая, а лишь слегка круглей меня, по-другому пахла, а я редко пользуюсь духами. А почему бы и нет? Мужчинам это нравится, а мне нравится, чтобы мужчине нравилось во мне все, когда мы направляемся в постель. Но для Боуквист это было естественно, и она душилась постоянно. Кроме того, аромат испускали и ее волосы. Они были длинней моих на добрых четыре дюйма и падали мягкими локонами.
   – Почему – Боуквист? – спросила я.
   – Фердинанд Боуквист мой супруг! – ответила она, не подавая никаких признаков испуга (я бы так не смогла!).
   – Так я и думала! Но мне кажется, вы слишком уж тесно прижимались к сенатору!
   Найла промолчала. Хорошо, на ее месте, я поступила бы точно так же. Рада видеть, что эта красивая респектабельная женщина не была круглой дурочкой.
   – Что вы собираетесь со мной сделать? – спросила она.
   – Очень немногое, любовь моя! – ответила я. – Я узнала, что у вас где-то здесь комната… мы позаимствуем ее на время.
   Как я и рассчитывала, двери распахнулись и вошел Мо, пригнавший двух Лари. Чужой был в унынии, а мой старый наложник кипел от ярости.
   – Найла! Ты умом тронулась? – спросил он. – Я не знаю, что у тебя в голове, но ты не можешь…
   – Заткнись, милок! – сказала я. – Мы только немножко пройдемся!
   Это не было «немножко», и это трудно было назвать прогулкой, если быть точным. Мы опускались по лестнице: четырнадцать этажей, двадцать восемь пролетов. Даже внутри отеля были слышны звуки боев на улице и в залах.
   Этого хватило, чтобы испугаться. Мой Лари занервничал.
   – Найла, Бога ради! – запыхавшись, он плелся позади меня. – Что ты получишь от этого?.. Эти люди вначале стреляют, а потом спрашивают!
   Я тоже истекала потом и была рада остановиться на минуту.
   – Никто не сделает этого, глупец! – сказала я. – Они сначала спросят, с какой мы стороны. Мы можем оказаться с какой угодно!
   «Вот только Найла Боуквист… – добавила я про себя. – Но кто решится в нее выстрелить? Во всяком случае, нам осталось только три этажа!»
   Это правда, но что я не приняла во внимание, так это то, что в их времени Вашингтон мог оказаться зоной высокой преступности. Двери лестницы открывались только с одной стороны – хуже того, они были стальными и висели на таких петлях, которые не вышибешь плечом. Я с сомнением взглянула на Мо и спросила:
   – Думаешь, мы сумеем открыть?
   Он не ответил, если не считать ответом мрачное хрюканье. Отойдя в сторону, он устремился вперед и ударил в закрытую дверь всем своим весом… более двухсот фунтов…
   Дверь не поддалась. Было много шума, но никаких результатов. Мо подпрыгнул на одной ноге, потер другую и кисло посмотрел на меня. Я только пожала плечами и проговорила:
   – Попробуй еще раз!
   Но прежде чем Мо смог что-нибудь сделать или возразить, дверь распахнулась и в проеме показался солдат в оливково-зеленой униформе. Он направил на нас автомат и удивился, но не так сильно, как я.
   – Кто вы такие, черт возьми? – спросил он.
   Как я это выдержала, даже не знаю. Думаю потому, что мы были чужаками или просто он отдышался раньше, но тут Мо овладел ситуацией.
   – Полегче с пушкой, приятель! – он оскалился и широко расставил ноги.
   – Я пытался вывести из огня этих очень важных персон. Я из ФБР! Сейчас я достану из кармана символ, чтобы доказать это… и сделаю это медленно…
   Так он и поступил. Солдат оказался достаточно молодым и тупым. Он подошел поближе, чтобы получше разглядеть жетон. Это и было его ошибкой.
   – Уф! – он только это и смог вымолвить, когда Мо вонзил в него нож.
   Так мы вошли в комнату Боуквист и овладели оружием, однако теперь у нас возникла проблема, чтобы никто не задал нам перцу за вынужденное убийство.
   В комнате Найлы была оставлена записка: «Дорогая Найла! Они заставляют меня покинуть отель. Я постараюсь добраться до дома сенатора Кеннеди и буду ждать вас там. Надеюсь, с вами все в порядке. Эми».
   Отсутствие Эми проверять не стоило: шкаф с одеждой распахнут и в ванной включен душ. Я оставила Мо надзирать за дрожащими заложниками и встала под душ.
   Это было очень приятно. Кроме того, в душе мне приходят в голову самые умные мысли. Я так нуждалась в них, поскольку дело приняло непредвиденный оборот.
   Хорошо, что у нас есть оружие, раньше я такого не видела. Но поскольку прицел, предохранитель, спусковой крючок и банан магазина на месте, я могла без труда с ним справиться. Многие думают, раз у меня нет больших пальцев, я не могу пользоваться пушкой. В результате некоторые из таких болванов потеряли на этом деньги, а некоторые – еще и кое-что посущественней. Когда вы расстреливаете в подвалах ФБР, вы без труда понимаете основное: в одном конце взрывается черный порох, из другого конца ствола вылетает пуля.
   Это не женское дело, но, когда натренируешься, оно станет истинно женским.
   Я уж не говорю о занятии любовью, так как могу откопать не менее дюжины мужчин, свидетельствующих о том, что женщина я первого сорта! Но думала я под душем совсем не о том, а о Найле Боуквист. Волосы ее просто великолепны, немного косметики – и глаза блестят, каблучки-«шпильки»… Все это было не то! Но я думала именно об этом, когда стояла под горячим душем, мысли витали где только можно.
   Слишком далеко я не зашла: многое толкало обратно к реальности, и реальность эта была мерзка.
   Плохо, что появился труп, он мог подсказать многое…
   Но практически это было несущественным – кругом столько трупов. Хотя мне это и не нравилось: я не была прирожденной убийцей. Мне не нравились люди, которые убивали, работая на меня, исключая стопроцентную необходимость. И совсем скоро Мо пожалеет о сделанном.
   Скоро, но не сразу, поскольку я совершила другое.
   Закончив полоскать волосы, я подумала, что все идет как надо! Обмотав волосы полотенцем, я распахнула дверь, приковав к себе внимание трех мужчин, и обратилась к Боуквист.
   – Я хочу одолжить у вас нижнее белье! Вы разрешите? – попросила я достаточно вежливо.
   – В этом ящике! – Она показала где.
   Эта Найла была слишком воспитана, чтобы намекнуть на мою наготу, но когда я выдвинула ящик, то заметила, что она не скрывает улыбки. Трусики, чулки и лифчики – все было аккуратно разложено. Эми – просто сокровище! Я выбрала себе комбинацию из белого шелка и одевалась во время разговора.
   – Что мы сделаем, – сказала я, – так это то, что украдем портал! Затем уйдем домой!
   Все так и оторопели! Особенно мужчины. Я замечала, что, когда они смотрят на обнаженную женщину, они становятся идиотами и не сразу возвращаются к действительности, тем более когда тело женщины розовое и влажное. Он они достаточно быстро пришли в себя. Мо кивнул, принимая это как приказ. Другой Лари был ошеломлен, а мой собственный – огрызнулся:
   – Ради Господа, Найла! Для чего? Разве ты не видишь, как здесь прекрасно? Давай останемся?
   Я покачала головой:
   – Может быть, ты и сможешь забыть все милый! – сказала я. – Ведь, по правде говоря, дома у тебя нет будущего! Ко я работаю на Бюро. Они кое-чего ждут от меня… и я доставлю им это!
   – О дьявол, Найла! – закричал он. – Ты хочешь вернуться туда, где тебя могут посадить в тюрьму только за то, что твоя юбка на три дюйма короче общепринятых норм? В сущности здесь ведь неплохое место! Раз у них идет война… – Тут его мысли догнали слова, и взгляд Лари стал подозрительным. – Что ты имеешь в виду под словами «нет будущего»?
   Я спокойно пояснила:
   – Ты ведь не можешь постоянно рассчитывать на мое покровительство… разве не так? Тебя пустят в расход, милейший!.. Я могу взять эти брюки, Боуквист?
   – Но Найла! Ведь и я кое-что сделал…
   – Да что ты говоришь, Лари? Ты сам запустил лапки в этот маленький политический скандал – надувательство и мелкое воровство. Я не осуждаю тебя… но наша встреча была ошибкой. Самый хороший способ, чтобы узнать, закрыли ли мы твое дело, – это надавить на шефа Бюро. Да закрыли мы его, милый, закрыли! Я просто не говорила тебе!
   – Найла! – он заволновался.
   Другой Лари заметно повеселел: когда кто-то еще крепче попал в переплет, собственные неприятности представляются менее гнетущими. Оба они были одного поля ягода: скользкие взгляды и обаяние, посредственность везде и во всем.
   – Не переживай, приятель! – застегнув молнию, я посмотрелась в зеркало. Брюки облегали не так плотно, как мне хотелось бы, но на это не стоило обращать внимания. Я хлопнула его по плечу. – Я получила то, что желала, да и ты узнал, что нужно. Безусловно, я могу поместить тебя в лучшую десятку мужчин, которых знала в постели. – Я размотала полотенце и потрогала волосы (еще не высохли!). – Боуквист, я могу одолжить на время сушилку для волос?
   – Фен в ванной, – сказала она и хотела принести, но я остановила.
   – Лари, принеси его и включи в розетку! – Это я обратилась к своему собственному. Обиженный, он ушел, и я слышала, как, он шумел, открывая дверцы шкафчика. – Что мы будем делать, так это торговаться! Они хотят то, что у нас есть, а я – то, чем обладают они!
   – Что же это босс? – загрохотал Мо, нахмурившись над непонятным выражением.
   – Они обладают порталом! А у нас есть заложники! – я любезно улыбнулась другой Найле и другому Лари. – Думаю, они раскошелятся за одну только Боуквист! – пояснила я свою мысль. – Ведь дружок кинется выручать свою подружку! К несчастью, у него нет портала! Теперь очередь за вами, доктор Дуглас! Я сделала вывод, что кое-кто жаждет заполучить за вас еще больше…
   – О нет! – закричал он. – Бога ради, послушайте! Не возвращайте меня к ним! У меня есть лучшая идея!
   – Слушаю! – сказала я, все еще улыбаясь.
   – Может быть, нам стоит позаимствовать портал, не знаю, каким образом. Затем мы вернемся в ваше время и я научу, как его делать, как в своем времени научил других. Вы же хотели этого. До самой смерти я буду работать на вас, клянусь!
   Я подумала:
   – Возможно, это в какой-то степени, просто! – признала я. – Как мы получим портал? Вот в чем вопрос! – Я повернулась к Боуквист. – Здесь можете пригодиться и вы! Как вы полагаете, если мы поговорим с вашим славным дружком, он сможет ненадолго устроить нам портал?
   – Понятию не имею! – холодно и тихо ответила она.
   Какие тонкие манеры! Я любовалась Найлой и хотела быть такой же. В какой-то мере моему подсознанию льстило то, что и я могла быть такой же в другом мире, ведь я, в конечном счете, была ей…
   – Что?
   – Я сказала, – повторила Боуквист, – что с вашим дружком, кажется, что-то произошло! – она посмотрела на дверь ванной.
   Через секунду до меня дошло, и я поняла, что она права. Шум в ванной прекратился, но Лари не возвращался. Я распахнула дверь.
   Здесь негде спрятаться – и под раковиной, и в отгороженном душе (я раздвинула шторы, чтобы убедиться).
   Его здесь не оказалось. Хотя других выходов, через которые он мог ускользнуть, не существовало, в ванной было совершенно пусто.
   На этот раз я очень перепугалась и обернулась к Мо. Хотела сказать, чтобы он заглянул под кровать или еще куда-нибудь… Выражение лица Мо было озадаченным.
   Потом выражение исчезло, поскольку не стало самого лица.
   Что-то подобное…
   Вначале я смотрела на него, а затем сквозь него, так как его здесь уже не было. Я видела только окно и оружие, снятое с убитого солдата, которое лежало на подоконнике. Но от самого человека не осталось и следа.
   Я вдруг ощутила себя голой и испуганной. Я не подразумеваю под этим просто обнаженное тело, как тогда, когда я вышла из душа, я имею в виду беспомощность и беззащитность. Чисто рефлексивно я прыгнула к автомату.
   Но не успела схватить его.
   Комнату тряхнуло… И меня тоже не стало…
 
   Они пролетели над зелеными полями Ирландии и находились в двухстах милях от Атлантического океана, когда закончили проверку билетов. Это нельзя назвать смехотворным, пассажиры были взволнованны и раздражены. Они чувствовали, что что-то здесь не так. Была необъяснимая задержка, они миновали ворота Хитроу и уже находились в воздухе, но диспетчер просил каждого предъявить свой билет. Это и было выполнено. Принято шестьсот сорок обедов, в воротах отмечено шестьсот сорок билетов – но в самолете находилось шестьсот тридцать девять пассажиров. Кто-то когда-то вышел в ворота с одного конца и не появился в другом. Несмотря на то что по распечатке с компьютера было проверено каждое сиденье на обеих палубах и во всех шести купе, включая восемнадцать туалетов и девять багажных отделений… они по-прежнему не знали, что случилось, хотя стало известно имя. «Хорошо! – угрюмо сказал экономист. – По крайней мере, мы знаем, что не ошиблись в подсчете. Но что мы скажем семье этого Джона Гриббина?»

АВГУСТ, 28, 1983 г. ВРЕМЯ: 10.50 ВЕЧЕРА.
МАЙОР ДЕ СОТА, ДОМИНИК Р.

   Быть майором – это значит не быть им, когда у тебя нет отряда и твои парни далеко. Там идет сражение. Оружие, протащенное через портал без четверти одиннадцать, уже стреляет. Бой был кровавым, и я знал это: ведь, наблюдая портал возвращения, установленный под мостом, нельзя не видеть возвращающихся. Но я не смотрел на них, а только стоял с зажженной сигаретой в руке и ждал, пока кто-нибудь скажет мне, куда идти и что делать.
   В целом операция выглядела ужасно. Возможно даже все потеряно. Новые группы пехотинцев, уходившие сражаться, уже не были головорезами с гордо поднятыми головами и ясными глазами, ссутулившись, они угрюмо брели в большой черный прямоугольник и молчали. Обратно возвращались единицы…
   Те, кто возвращался, лежали на носилках медиков.
   Сквозь портал возвращения доносились звуки оружейной стрельбы, бабаханье мортир и гранат. Даже воздух был более горячим и влажным. Он пах гарью и разбитой штукатуркой, дизельным зловонием танков.
   Он пах смертью!
   При других обстоятельствах это была бы прекрасная ночь, я вообразил себе прогулку вдоль реки, как моя рука обнимает прелестную девушку… Конечно, жарковато, но чего же еще вы ожидали от августа? Этот вечер был знойным, хотя на небе ни одной звезды, раздавался постоянный «зап-зап» наших стробов (их дюжины). Я считаю, теперь они уже не могли обвести вокруг пальца русские спутники, но они замечательно смотрелись, освещая дырявые облака.
   Тем не менее, обстоятельства складывались плохо. Я был очень далек от того, чтобы меня могли назвать героем. По крайней мере, мне дали другую одежду – брюки и рубашку из ближайшего супермаркета – и я больше не смотрелся таким болваном во взятом напрокат смокинге. Но это ощущение не проходило. Я более чем ничто. Я сделал шаг назад, уступая дорогу громыхающему полугусеничному транспортеру с грузом носилок, и столкнулся с другим безработным зевакой.
   – Извините! – сказал я, затем увидел на воротнике генеральские звезды. – Боже мой! – вымолвил я.
   – Нет, майор Де Сота, – грустно сказал генерал Магрудер. – Это всего лишь я!
   Генералу трудно перенести подобное сочувствие, особенно такому, как Магрудер, Крысья Морда. Сейчас это был совсем другой человек, чем тот, который пережевывал мою задницу в Нью-Мехико. Он выглядел обреченным, и было легко понять почему. Я вежливо, насколько мог, спросил генерала, какой зоной операции он сейчас командует.
   И ответ Магрудера был краток:
   – Никакой, Де Сота! Меня сняли и переназначили на форт Леонард Вуд. Вылетаю утром!
   – О! – только и смог сказать я.
   Когда генерала вытаскивают из военных действий и переводят на обучение гарнизона, вы не можете сказать ничего другого. Думаю, мои мысли были написаны у меня на лбу. Он улыбнулся мне со злорадством.
   – Если вы по-прежнему беспокоитесь за трибунал, не спешите! – сказал он. – По списку перед вами около сотни людей!
   – Рад слышать, сэр! – произнес я.
   С удивлением и презрением он взглянул на меня.
   – Рад? Я бы не сказал! – Генерал посмотрел на портал, откуда ковылял хромой сержант, поддерживаемый женщиной с лейтенантскими полосками и перевязанной головой. И вспыхнул: – Эта глупая президентская сука! Для чего она заставила нас применить силу?
   – Она сумасшедшая, сэр! – заискивая, сказал я.
   – Чертовски верно, она чокнутая! – сказал он злобно. – По крайней мере, я это понял! И этот проклятый яйцеголовый…
   – Сэр?
   – Этот ученый! – прорычал он. – Я имею в виду не Дугласа, а нашего собственного! Знаете, что сказал он нам теперь? Мы могли не проводить этой дерьмовой операции, а воспользоваться мирами, где нет людей!
   – Нет людей, сэр!
   – Вся эта чертовская раса перебила себя много лет назад! – раздраженно крикнул Магрудер. – Он недавно заглянул в эти миры! Похоже, в семидесятых у них была ядерная война… Вероятно, некоторые миры еще радиоактивны, но остальные-то… И нам никто бы не сопротивлялся! Мы могли послать туда целый флот, свободно пролетать над Россией и устанавливать порталы, где только захотим! Дерьмо! Нам даже не нужно бомбить их самолетами! Стоит только протолкнуть ядерную боеголовку… если необходимо, тысячу боеголовок, по всей их дьявольской стране… или захватить ее! Хотите по чашечке любимого? – внезапно закончил он.
   – Не откажусь!
   – Тогда пошли! – И мы двинулись к штабу. – Теперь все по е… – уныло бросил он через плечо.
   Генерал сказал, что он хочет выпить кофе. Полковник с газетой уныло взглянул на меня, но я поспешил укрыться за генеральскими звездами. Он ничего не сказал, когда Крысья Морда вынул из кофейника две чашки и протянул одну из них мне.
   – Новая операция, генерал… – начал я.
   – Да-да! Я надеюсь, мы прервем ее! Но мы потеряли много времени!
   – Времени, сэр?
   – Русские! – пояснил Магрудер. – Они забегали!
   Он долго возился с кофе: до точки кипения оставалось только два градуса, и маленький глоток обжег мне горло. Глотка генерала была луженой.