Врач мне все это объяснил. У туннельных крыс часто страдает печень; дело в том, что нередко приходится работать при повышенном давлении в скафандре, при этом газы в ваших кишках сжимаются и давят на печень. Врач показал мне картинки. Я мог представить себе, что происходит в моих внутренностях, как красные клетки печени умирают и замещаются желтоватыми клетками жира. Отвратительная картинка. И самое ужасное, что я ничего не мог с этим сделать. Только продолжать принимать пилюли, а они больше не действовали. Я считал дни до «прощай, печень, здравствуй, отказ печени».
Так что мы были не очень веселым обществом. Я вел себя мерзко, потому что чувствовал себя все более больным и впадал в отчаяние. Коченор держался отвратительно, потому что такова его природа. И единственным приличным человеком на борту оказалась девушка.
Дорри старалась изо всех сил, на самом деле. Она была мила (а иногда даже хороша) и всегда готова пойти навстречу сильным, то есть Коченору и мне.
Ей явно приходилось нелегко. Дорота Кифер была всего лишь ребенком. Какой бы взрослой она ни казалась, она просто недостаточно прожила, чтобы справиться с такой концентрированной злобой. Добавьте к этому, что мы уже начали ненавидеть вид, звук и запах друг друга (а в тесном аппарате скоро многое узнаешь о запахах друг друга), так что Дорри Кифер не много веселья получала от туристической поездки на Венеру.
И от нас тоже… особенно когда я сообщил, что у нас осталось последнее иглу.
Коченор откашлялся. Не очень вежливый звук. Скорее начало военного клича. Словно пилот сверхзвукового истребителя, готовясь к схватке, снял покровы с пушек. Дорри постаралась отвлечь его.
– Оди, – радостно сказала она, – вы знаете, что, по-моему, мы можем сделать? Вернуться в район С, тот самый, что возле границы военных.
Отвлечение не в ту сторону. Я покачал головой.
– Нет.
– Какого дьявола значит это ваше «нет»? – взревел Коченор, готовый к битве.
– То, что я сказал. Нет. Слишком близко к парням из Обороны. Если там есть туннель, он пройдет прямо в закрытую зону, и они на нас обрушатся. – Я старался говорить убедительно. – Это отчаянный шаг, а я еще не впал в отчаяние.
– Уолтерс, – рявкнул он, – вы будете в отчаянии, если я вам велю. Я могу вообще вам не заплатить.
Я поправил его.
– Нет, не можете. Союз вам не позволит. Правила на этот счет совершенно ясны. Вы платите, если я выполнил ваши законные требования. А то, что вы предлагаете, незаконно. Раскопки внутри закрытой зоны – явное нарушение закона.
Он перешел к холодной войне.
– Вы ошибаетесь, – негромко сказал он. – Незаконными они будут, только если суд примет такое решение. Вы были бы правы, если бы ваши адвокаты оказались умнее моих. Но, откровенно говоря, Уолтерс, это невозможно. Я плачу своим адвокатам, чтобы они были самыми умными.
Мое положение не позволяло спорить. Коченор говорил правду. И к тому же у него оказался мощный союзник. Моя печень была на его стороне. Я определенно не мог потратить время на суды, потому что, не купив трансплантат, просто до них не доживу.
Дорри слушала с птичьим выражением дружелюбного интереса. Она встала между нами.
– А как насчет этого? Мы уже на месте. Почему бы не посмотреть, что покажут искатели? Может, мы найдем что-нибудь получше С…
– Тут ничего хорошего не будет, – ответил Коченор, не отрывая от меня взгляда.
– Бойс, откуда ты это знаешь? Мы ведь даже не закончили прослушивание.
Он сказал:
– Дорота, выслушай меня хоть раз внимательно, а потом заткнись. Уолтерс играет со мной. Разве ты не видишь, чем мы занимаемся?
Он протиснулся мимо меня и вызвал на экран полную карту. Это несколько удивило меня. Я не знал, что он это умеет. Появилась карта. На ней была наша позиция, были отмечены уже проделанные шахты, также указана неровная граница военной зоны плюс все масконы и навигационные знаки.
– Разве ты не видишь? Мы сейчас даже не в районе концентрации высокой плотности. Верно, Уолтерс? Вы хотите сказать, что мы испробовали все хорошие места?
– Нет, – ответил я. – Отчасти вы правы, мистер Коченор. Но только отчасти. Я с вами не играю. Это место перспективно. Можете сами увидеть это на карте. Конечно, мы сейчас не над масконом, но непосредственно между двумя, и они очень близки друг к другу. Это хороший признак. Иногда находят туннели, соединяющие два комплекса, и бывает, что соединительный туннель ближе к поверхности, чем остальные части системы. Конечно, я не гарантирую, что мы тут что-то найдем. Но попробовать стоит.
– Но это не очень вероятно, верно?
– Ну, не хуже, чем в других местах. Я неделю назад сказал вам, что вы уже оправдали свои деньги, просто найдя вообще туннель хичи. Даже вскрытый. В Веретене есть туннельные крысы, которые лет по пять и такого не видели. – Я немного подумал. – Я заключу с вами договор.
– Слушаю.
– Мы уже на поверхности. Есть шанс на что-то наткнуться. Попробуем. Запустим искатели и посмотрим, что они нам покажут. Если получим хороший след, начнем раскопки. Не получим… ну, что ж, тогда я подумаю о возвращении в район С.
– Подумаете?! – взревел он.
– Не подталкивайте меня, Коченор. Вы сами не понимаете, во что ввязываетесь. С военными из закрытой зоны не стоит шутить. Это парни сначала стреляют, а потом задают вопросы, и никакой полицейский тут вам не поможет.
– Не знаю, – сказал он после недолгого раздумья.
– Конечно, не знаете, мистер Коченор. А я знаю. За это вы мне и платите.
Он кивнул.
– Да, вероятно, вы знаете, Уолтерс. Но правду ли вы говорите о том, что знаете, совсем другой вопрос. Хеграмет ничего не говорил мне о раскопках между масконами.
И посмотрел на меня с непроницаемым лицом: как я на это отреагирую.
Я ничего не ответил. Смотрел на него так же бесстрастно. Не сказал ни слова. Только ждал, что будет дальше. Я был уверен, что он не станет объяснять, откуда знает профессора Хеграмета и какие у него дела с крупнейшим земным авторитетом в области раскопок хичи.
Конечно, он не объяснил.
– Запускайте ваши искатели, – сказал он наконец. – Еще раз попробуем по-вашему.
Я выстрелил искатели, надежно закрепил их все и включил запись эха. Потом просто сидел и ждал, глядя на появившиеся на экране первые линии рисунка, как будто надеялся получить от них какую-то информацию. Конечно, еще долго информации не будет, но мне просто хотелось подумать без помех.
Подумать о Коченоре. Он явился на Венеру не для забавы. Он планировал заняться раскопками туннелей хичи еще на Земле. И нашел время ознакомиться с инструментами, которые можно найти в моем воздушном аппарате.
Мои рекламные рассказы о сокровищах хичи – напрасная трата времени: клиент принял решение покупать по крайней мере с полгода назад и на расстоянии в десять миллионов миль отсюда.
Я понял вес это. Но чем больше понимал, тем яснее видел, что не понимаю. Хотел бы я сунуть Коченору пару баксов и отправить поиграть в казино, чтобы поговорить наедине с девушкой. К несчастью, отправлять его было некуда. Я сделал вид, что зеваю, пожаловался, что скучно ждать, и предложил всем прикорнуть ненадолго. Конечно, я не надеялся, что он уснет и даст мне возможность поговорить с Дорри. И добился только того, что она предложила понаблюдать за экраном и разбудить меня, если увидит что-нибудь интересное.
Поэтому я подумал, к дьяволу это все, и лег сам. Спал я плохо, потому что пока засыпал, у меня было время заметить, как плохо я себя чувствую, и не только в одном отношении. Во рту у меня теперь постоянный вкус желчи – не так, как перед рвотой, а словно меня только что вырвало. Глаза начали слезиться, и на краю поля зрения начали возникать какие-то призрачные картины. Я встал, чтобы проглотить пару пилюль. Не стал считать, сколько их осталось. Не хотел знать.
Я настроил свой личный будильник так, чтобы проснуться через три часа, думая, что, может быть, к этому времени Коченор ляжет, а Дорри еще нет и, может, она будет разговорчива. Но когда я проснулся, старик не спал, он готовил себе травяной омлет с последним из наших стерильных яиц.
– Вы были правы, Уолтерс, – улыбнулся он. – Мне захотелось спать. Поэтому я отлично поспал. Теперь готов к чему угодно. Хотите яйца?
Я хотел. И не одно. Но, конечно, не посмел поесть, поэтому я мрачно проглотил питательные, но очень невкусные таблетки, которые позволил мне есть диетический отдел знахарской, глядя, как ест Коченор. Несправедливо, что человек в девяносто лет может быть таким здоровым, что даже не думает о своем пищеварении, в то время как я…
Ну, в таких мыслях никакого толка. Я предложил послушать музыку, чтобы провести время. Дорри выбрала «Лебединое озеро», и я включил запись.
И тут у меня появилась мысль. Я направился в инструментальный отдел. Там на самом деле проверка не нужна. Головки сверл уже скоро нужно будет заменять, но я не стану этого делать: наши запчасти кончаются. Дело в том, что инструментальный дальше всего от кухни, но все же внутри самолета.
Я надеялся, что Дорри пойдет за мной. И она пошла.
– Нужна помощь, Оди?
– Рад буду получить, – ответил я. – Вот, подержите это. Смотрите не выпачкайте одежду. – Я не думал, что она спросит, зачем это нужно держать. Она не спросила. Только рассмеялась при мысли о грязной одежде.
– Я такая грязная, что немного лишней смазки и не замечу. Мы все были бы рады вернуться к цивилизации.
Коченор не обращал на нас внимания. Я сказал:
– О какой цивилизации вы говорите? О Веретене или о возвращении на Землю?
Я хотел, чтобы она поговорила о Земле, но получилось наоборот.
– Веретено, – сказала она. – Я никогда не думала, что окажусь на этой планете, Оди! Мне так понравилось! Как интересно все здесь живут, всегда вместе. Мы почти ничего не видели. Особенно люди, как этот индус, владелец ресторана. Кассирша его жена, верно?
– Одна из жен. Она жена Вастры номер один. Официантка – номер три, и еще одна жена у него в доме с детьми. Их пятеро, детей, от всех трех жен. – Но я хотел изменить тему и потому сказал: – На Земле то же самое. Вастра владел бы туристическим рестораном в Бомбее, если бы не оказался здесь, а здесь он не оказался бы, если бы не улетел с военными. Я думаю, что, если бы не был на Венере, работал бы проводником в Техасе. Конечно, если там есть еще свободная местность, где нужны проводники. Может, вдоль Канадской реки. А как вы?
Все время я перебирал одни и те же четыре-пять инструментов, разглядывал их серийные номера и клал назад. Она этого не заметила.
– О чем вы?
– Ну, что вы делали на Земле, прежде чем прилетели сюда?
– О, я немного работала в офисе Бойса.
Это меня подбодрило. Может, она вспомнит что-то связанное с профессором Хеграметом.
– Вы были его секретаршей?
Она недружелюбно посмотрела на меня.
– Что-то в этом роде.
Я смутился. Она решила, что я вынюхиваю… ну, конечно, я это делал, но меня совсем не интересовали грязные подробности того, как такая юная девушка стала любовницей старикашки. К тому же Коченор, несмотря на свой возраст и отвратительный характер, исключительно привлекательная для женщин фигура. Стараясь смягчить ее, я сказал:
– Конечно, это не мое дело.
– Да, не ваше, – согласилась она. А потом спросила: – А это что?
Это был вызов по радио, вот что.
– Так отвечайте, – рявкнул Коченор через самолет, отрываясь от своего омлета.
Я обрадовался этому перерыву. Вызов только голосом, без изображения, и это меня немного удивило. Но я так и оставил. Больше того, я надел наушники, так как в моей природе осторожность в некоторых делах. В самолете не так уж много возможностей уединиться, и надо использовать их все.
Вызывала база. Женщина-сержант, связистка, я ее прозвал Литтлни*. [4]Я раздраженно вздохнул, глядя, как Дорри садится рядом с Бойсом Коченором.
– Личное сообщение для тебя, Оди, – сказала сержант Литтлни. – Этот сагиб где-нибудь поблизости?
Мы с Литтлни часто болтали по радио. Но что-то в ее веселом тоне насторожило меня. Я повернулся спиной к Коченору. Я знал, что он слушает, но только мою часть разговора, конечно, из-за наушников.
– В данной области, но в настоящее время отсутствует, – ответил я. – Что у вас есть для меня?
– Небольшая новость, – промурлыкала сержант. – Получили несколько минут назад. Только для информации. Это означает, что мы ничего не будем предпринимать, но, может, ты предпримешь, милый.
– Готов к приему, – ответил я, глядя на пластмассовый корпус радио.
Сержант захихикала.
– Капитан чартерного рейса твоего сагиба хотел бы поговорить с ним, когда отыщет. Дело срочное, капитан буквально обмочился.
– Да, база, – подтвердил я. – Ваш сигнал получен, частота десять.
Сержант Аманда Литтлни снова засмеялась, но на этот раз получилось не хихиканье, а настоящий смех.
– Дело в том, – сказала она, – что проверка показала: чек оплаты за рейс «Юрия Гагарина» фальшивый. Знаешь, что сказал банк? Ни за что не поверишь. «Необеспеченный чек», – вот что он сказал.
У меня постоянно болело под правыми ребрами, но теперь боль вдруг стала острее. Я стиснул зубы.
– Сержант, вы можете подтвердить эту оценку?
– Прости, милый, – прогудела она мне в ухо, – но никаких сомнений. Капитан связался с банком этого твоего Бойса Коченора, там подтвердили, что у него ничего нет. Когда твой наниматель вернется в Веретено, его будет ждать ордер на арест.
– Спасибо за синоптический прогноз, – сказал я мертвым голосом. – Перед стартом я с вами свяжусь.
Я выключил радио и посмотрел на своего клиента-миллиардера.
– Что с вами, Уолтерс? – спросил он.
Но я его не слышал. Я слышал только то, что сказал мне этот костопил из знахарской. Его уравнения забыть невозможно. Деньги = новая печень + счастливая жизнь. Отсутствие денег = полный отказ печени + смерть. А мой источник денег неожиданно иссяк.
10
Так что мы были не очень веселым обществом. Я вел себя мерзко, потому что чувствовал себя все более больным и впадал в отчаяние. Коченор держался отвратительно, потому что такова его природа. И единственным приличным человеком на борту оказалась девушка.
Дорри старалась изо всех сил, на самом деле. Она была мила (а иногда даже хороша) и всегда готова пойти навстречу сильным, то есть Коченору и мне.
Ей явно приходилось нелегко. Дорота Кифер была всего лишь ребенком. Какой бы взрослой она ни казалась, она просто недостаточно прожила, чтобы справиться с такой концентрированной злобой. Добавьте к этому, что мы уже начали ненавидеть вид, звук и запах друг друга (а в тесном аппарате скоро многое узнаешь о запахах друг друга), так что Дорри Кифер не много веселья получала от туристической поездки на Венеру.
И от нас тоже… особенно когда я сообщил, что у нас осталось последнее иглу.
Коченор откашлялся. Не очень вежливый звук. Скорее начало военного клича. Словно пилот сверхзвукового истребителя, готовясь к схватке, снял покровы с пушек. Дорри постаралась отвлечь его.
– Оди, – радостно сказала она, – вы знаете, что, по-моему, мы можем сделать? Вернуться в район С, тот самый, что возле границы военных.
Отвлечение не в ту сторону. Я покачал головой.
– Нет.
– Какого дьявола значит это ваше «нет»? – взревел Коченор, готовый к битве.
– То, что я сказал. Нет. Слишком близко к парням из Обороны. Если там есть туннель, он пройдет прямо в закрытую зону, и они на нас обрушатся. – Я старался говорить убедительно. – Это отчаянный шаг, а я еще не впал в отчаяние.
– Уолтерс, – рявкнул он, – вы будете в отчаянии, если я вам велю. Я могу вообще вам не заплатить.
Я поправил его.
– Нет, не можете. Союз вам не позволит. Правила на этот счет совершенно ясны. Вы платите, если я выполнил ваши законные требования. А то, что вы предлагаете, незаконно. Раскопки внутри закрытой зоны – явное нарушение закона.
Он перешел к холодной войне.
– Вы ошибаетесь, – негромко сказал он. – Незаконными они будут, только если суд примет такое решение. Вы были бы правы, если бы ваши адвокаты оказались умнее моих. Но, откровенно говоря, Уолтерс, это невозможно. Я плачу своим адвокатам, чтобы они были самыми умными.
Мое положение не позволяло спорить. Коченор говорил правду. И к тому же у него оказался мощный союзник. Моя печень была на его стороне. Я определенно не мог потратить время на суды, потому что, не купив трансплантат, просто до них не доживу.
Дорри слушала с птичьим выражением дружелюбного интереса. Она встала между нами.
– А как насчет этого? Мы уже на месте. Почему бы не посмотреть, что покажут искатели? Может, мы найдем что-нибудь получше С…
– Тут ничего хорошего не будет, – ответил Коченор, не отрывая от меня взгляда.
– Бойс, откуда ты это знаешь? Мы ведь даже не закончили прослушивание.
Он сказал:
– Дорота, выслушай меня хоть раз внимательно, а потом заткнись. Уолтерс играет со мной. Разве ты не видишь, чем мы занимаемся?
Он протиснулся мимо меня и вызвал на экран полную карту. Это несколько удивило меня. Я не знал, что он это умеет. Появилась карта. На ней была наша позиция, были отмечены уже проделанные шахты, также указана неровная граница военной зоны плюс все масконы и навигационные знаки.
– Разве ты не видишь? Мы сейчас даже не в районе концентрации высокой плотности. Верно, Уолтерс? Вы хотите сказать, что мы испробовали все хорошие места?
– Нет, – ответил я. – Отчасти вы правы, мистер Коченор. Но только отчасти. Я с вами не играю. Это место перспективно. Можете сами увидеть это на карте. Конечно, мы сейчас не над масконом, но непосредственно между двумя, и они очень близки друг к другу. Это хороший признак. Иногда находят туннели, соединяющие два комплекса, и бывает, что соединительный туннель ближе к поверхности, чем остальные части системы. Конечно, я не гарантирую, что мы тут что-то найдем. Но попробовать стоит.
– Но это не очень вероятно, верно?
– Ну, не хуже, чем в других местах. Я неделю назад сказал вам, что вы уже оправдали свои деньги, просто найдя вообще туннель хичи. Даже вскрытый. В Веретене есть туннельные крысы, которые лет по пять и такого не видели. – Я немного подумал. – Я заключу с вами договор.
– Слушаю.
– Мы уже на поверхности. Есть шанс на что-то наткнуться. Попробуем. Запустим искатели и посмотрим, что они нам покажут. Если получим хороший след, начнем раскопки. Не получим… ну, что ж, тогда я подумаю о возвращении в район С.
– Подумаете?! – взревел он.
– Не подталкивайте меня, Коченор. Вы сами не понимаете, во что ввязываетесь. С военными из закрытой зоны не стоит шутить. Это парни сначала стреляют, а потом задают вопросы, и никакой полицейский тут вам не поможет.
– Не знаю, – сказал он после недолгого раздумья.
– Конечно, не знаете, мистер Коченор. А я знаю. За это вы мне и платите.
Он кивнул.
– Да, вероятно, вы знаете, Уолтерс. Но правду ли вы говорите о том, что знаете, совсем другой вопрос. Хеграмет ничего не говорил мне о раскопках между масконами.
И посмотрел на меня с непроницаемым лицом: как я на это отреагирую.
Я ничего не ответил. Смотрел на него так же бесстрастно. Не сказал ни слова. Только ждал, что будет дальше. Я был уверен, что он не станет объяснять, откуда знает профессора Хеграмета и какие у него дела с крупнейшим земным авторитетом в области раскопок хичи.
Конечно, он не объяснил.
– Запускайте ваши искатели, – сказал он наконец. – Еще раз попробуем по-вашему.
Я выстрелил искатели, надежно закрепил их все и включил запись эха. Потом просто сидел и ждал, глядя на появившиеся на экране первые линии рисунка, как будто надеялся получить от них какую-то информацию. Конечно, еще долго информации не будет, но мне просто хотелось подумать без помех.
Подумать о Коченоре. Он явился на Венеру не для забавы. Он планировал заняться раскопками туннелей хичи еще на Земле. И нашел время ознакомиться с инструментами, которые можно найти в моем воздушном аппарате.
Мои рекламные рассказы о сокровищах хичи – напрасная трата времени: клиент принял решение покупать по крайней мере с полгода назад и на расстоянии в десять миллионов миль отсюда.
Я понял вес это. Но чем больше понимал, тем яснее видел, что не понимаю. Хотел бы я сунуть Коченору пару баксов и отправить поиграть в казино, чтобы поговорить наедине с девушкой. К несчастью, отправлять его было некуда. Я сделал вид, что зеваю, пожаловался, что скучно ждать, и предложил всем прикорнуть ненадолго. Конечно, я не надеялся, что он уснет и даст мне возможность поговорить с Дорри. И добился только того, что она предложила понаблюдать за экраном и разбудить меня, если увидит что-нибудь интересное.
Поэтому я подумал, к дьяволу это все, и лег сам. Спал я плохо, потому что пока засыпал, у меня было время заметить, как плохо я себя чувствую, и не только в одном отношении. Во рту у меня теперь постоянный вкус желчи – не так, как перед рвотой, а словно меня только что вырвало. Глаза начали слезиться, и на краю поля зрения начали возникать какие-то призрачные картины. Я встал, чтобы проглотить пару пилюль. Не стал считать, сколько их осталось. Не хотел знать.
Я настроил свой личный будильник так, чтобы проснуться через три часа, думая, что, может быть, к этому времени Коченор ляжет, а Дорри еще нет и, может, она будет разговорчива. Но когда я проснулся, старик не спал, он готовил себе травяной омлет с последним из наших стерильных яиц.
– Вы были правы, Уолтерс, – улыбнулся он. – Мне захотелось спать. Поэтому я отлично поспал. Теперь готов к чему угодно. Хотите яйца?
Я хотел. И не одно. Но, конечно, не посмел поесть, поэтому я мрачно проглотил питательные, но очень невкусные таблетки, которые позволил мне есть диетический отдел знахарской, глядя, как ест Коченор. Несправедливо, что человек в девяносто лет может быть таким здоровым, что даже не думает о своем пищеварении, в то время как я…
Ну, в таких мыслях никакого толка. Я предложил послушать музыку, чтобы провести время. Дорри выбрала «Лебединое озеро», и я включил запись.
И тут у меня появилась мысль. Я направился в инструментальный отдел. Там на самом деле проверка не нужна. Головки сверл уже скоро нужно будет заменять, но я не стану этого делать: наши запчасти кончаются. Дело в том, что инструментальный дальше всего от кухни, но все же внутри самолета.
Я надеялся, что Дорри пойдет за мной. И она пошла.
– Нужна помощь, Оди?
– Рад буду получить, – ответил я. – Вот, подержите это. Смотрите не выпачкайте одежду. – Я не думал, что она спросит, зачем это нужно держать. Она не спросила. Только рассмеялась при мысли о грязной одежде.
– Я такая грязная, что немного лишней смазки и не замечу. Мы все были бы рады вернуться к цивилизации.
Коченор не обращал на нас внимания. Я сказал:
– О какой цивилизации вы говорите? О Веретене или о возвращении на Землю?
Я хотел, чтобы она поговорила о Земле, но получилось наоборот.
– Веретено, – сказала она. – Я никогда не думала, что окажусь на этой планете, Оди! Мне так понравилось! Как интересно все здесь живут, всегда вместе. Мы почти ничего не видели. Особенно люди, как этот индус, владелец ресторана. Кассирша его жена, верно?
– Одна из жен. Она жена Вастры номер один. Официантка – номер три, и еще одна жена у него в доме с детьми. Их пятеро, детей, от всех трех жен. – Но я хотел изменить тему и потому сказал: – На Земле то же самое. Вастра владел бы туристическим рестораном в Бомбее, если бы не оказался здесь, а здесь он не оказался бы, если бы не улетел с военными. Я думаю, что, если бы не был на Венере, работал бы проводником в Техасе. Конечно, если там есть еще свободная местность, где нужны проводники. Может, вдоль Канадской реки. А как вы?
Все время я перебирал одни и те же четыре-пять инструментов, разглядывал их серийные номера и клал назад. Она этого не заметила.
– О чем вы?
– Ну, что вы делали на Земле, прежде чем прилетели сюда?
– О, я немного работала в офисе Бойса.
Это меня подбодрило. Может, она вспомнит что-то связанное с профессором Хеграметом.
– Вы были его секретаршей?
Она недружелюбно посмотрела на меня.
– Что-то в этом роде.
Я смутился. Она решила, что я вынюхиваю… ну, конечно, я это делал, но меня совсем не интересовали грязные подробности того, как такая юная девушка стала любовницей старикашки. К тому же Коченор, несмотря на свой возраст и отвратительный характер, исключительно привлекательная для женщин фигура. Стараясь смягчить ее, я сказал:
– Конечно, это не мое дело.
– Да, не ваше, – согласилась она. А потом спросила: – А это что?
Это был вызов по радио, вот что.
– Так отвечайте, – рявкнул Коченор через самолет, отрываясь от своего омлета.
Я обрадовался этому перерыву. Вызов только голосом, без изображения, и это меня немного удивило. Но я так и оставил. Больше того, я надел наушники, так как в моей природе осторожность в некоторых делах. В самолете не так уж много возможностей уединиться, и надо использовать их все.
Вызывала база. Женщина-сержант, связистка, я ее прозвал Литтлни*. [4]Я раздраженно вздохнул, глядя, как Дорри садится рядом с Бойсом Коченором.
– Личное сообщение для тебя, Оди, – сказала сержант Литтлни. – Этот сагиб где-нибудь поблизости?
Мы с Литтлни часто болтали по радио. Но что-то в ее веселом тоне насторожило меня. Я повернулся спиной к Коченору. Я знал, что он слушает, но только мою часть разговора, конечно, из-за наушников.
– В данной области, но в настоящее время отсутствует, – ответил я. – Что у вас есть для меня?
– Небольшая новость, – промурлыкала сержант. – Получили несколько минут назад. Только для информации. Это означает, что мы ничего не будем предпринимать, но, может, ты предпримешь, милый.
– Готов к приему, – ответил я, глядя на пластмассовый корпус радио.
Сержант захихикала.
– Капитан чартерного рейса твоего сагиба хотел бы поговорить с ним, когда отыщет. Дело срочное, капитан буквально обмочился.
– Да, база, – подтвердил я. – Ваш сигнал получен, частота десять.
Сержант Аманда Литтлни снова засмеялась, но на этот раз получилось не хихиканье, а настоящий смех.
– Дело в том, – сказала она, – что проверка показала: чек оплаты за рейс «Юрия Гагарина» фальшивый. Знаешь, что сказал банк? Ни за что не поверишь. «Необеспеченный чек», – вот что он сказал.
У меня постоянно болело под правыми ребрами, но теперь боль вдруг стала острее. Я стиснул зубы.
– Сержант, вы можете подтвердить эту оценку?
– Прости, милый, – прогудела она мне в ухо, – но никаких сомнений. Капитан связался с банком этого твоего Бойса Коченора, там подтвердили, что у него ничего нет. Когда твой наниматель вернется в Веретено, его будет ждать ордер на арест.
– Спасибо за синоптический прогноз, – сказал я мертвым голосом. – Перед стартом я с вами свяжусь.
Я выключил радио и посмотрел на своего клиента-миллиардера.
– Что с вами, Уолтерс? – спросил он.
Но я его не слышал. Я слышал только то, что сказал мне этот костопил из знахарской. Его уравнения забыть невозможно. Деньги = новая печень + счастливая жизнь. Отсутствие денег = полный отказ печени + смерть. А мой источник денег неожиданно иссяк.
10
Получив какую-то важную новость, вы должны пропустить ее через себя, немного привыкнуть только тогда что-то предпринимать. Вопрос не в том, чтобы увидеть все последствия. Я их сразу увидел, можете не сомневаться. Нужно попытаться достичь равновесия.
Поэтому несколько минут я размышлял. Слушал, как охотники на лебедей Чайковского готовятся к поимке их царицы*. [5]Проверил, выключено ли радио, чтобы зря не тратить энергию. Проверил, что видно на экране.
Конечно, было бы отлично, если бы там показалось что-нибудь замечательное, но, судя по тому, как обстоят дела, ничего там не покажется. Так и есть. Начинал появляться слабый рисунок. Но ничего похожего на туннели хичи и ничего особенно яркого. Данные продолжали поступать, но я знал, что эти слабые линии никогда не превратятся в материнскую жилу, которая спасла бы нас, спасла бы даже разоренного мошенника и ублюдка Коченора.
Я даже посмотрел на небо в иллюминатор, чтобы узнать, какова погода. Конечно, это не имеет значения, но среди галоидных пурпурных и желтых пятен появились отдельные белые облака. Солнце всходит на западе.
Прекрасная картина, но мне она ненавистна.
Коченор доел омлет и задумчиво смотрел на меня. Дорри тоже. Она вернулась к пластиковой стойке и снова взяла в руки сверла в обертке со смазкой. Я улыбнулся ей.
– Красиво, – сказал я, имея в виду музыку. Оклендский филармонический перешел к той части, когда выходят маленькие лебеди и, держась за руки, исполняют на сцене падекатр. Это всегда было моим любимым местом в «Лебедином озере»… но не сейчас.
– Остальное послушаем позже, – сказал я и выключил запись.
Коченор рявкнул:
– Ну ладно, Уолтерс. Что происходит?
Я опустил пустой контейнер от иглу и закурил сигарету, потому что понял: больше мне можно не беспокоиться о сбережении кислорода.
– Есть несколько вопросов, которые меня тревожат, Коченор. Во-первых, почему вы связались с профессором Хеграметом?
Он улыбнулся и явно успокоился.
– О, так вот что вас беспокоит. Нет причин, почему бы не сказать вам. Я многое проверил и разузнал о Венере, прежде чем прилететь. А почему бы и нет?
– Конечно, но почему вы дали мне понять сначала, что ничего не знаете?
Коченор пожал плечами.
– Если у вас есть хоть немного мозгов, вы должны знать, что глупые не становятся богатыми. Думаете, я проделал столько миллионов миль, не зная, что тут обнаружу?
– Нет, конечно, но вы постарались убедить меня, что не знаете. Ну, неважно. Итак, вы обратились к кому-нибудь, чтобы узнать, что приличного можно стянуть на Венере, и этот человек направил вас к Хеграмету. А дальше что? Хеграмет сказал вам, что я настолько глуп, что стану вашим мальчиком?
Коченор уже не выглядел таким спокойным, но и не стал еще агрессивным. Он спокойно сказал:
– Да, Хеграмет упомянул ваше имя. Сказал, что, если я хочу найти девственный туннель, лучший проводник вы. Потом ответил на множество вопросов о хичи и тому подобном. Итак, да, я знал, кто вы такой. Если бы вы не пришли к нам, я бы сам пришел к вам; вы мне сберегли много сил.
Я сказал, испытывая при этом легкое удивление:
– Знаете, я думаю, вы говорите правду. Только об одном вы умолчали.
– О чем?
– Вы ведь здесь не для развлечения, верно? Вам нужны деньги. Очень нужны. – Я повернулся к Дороте, неподвижно стоявшей со сверлами в руках. – А как вы, Дорри? Вы знали, что старик разорен?
Не слишком умно с моей стороны так поступать. Я сразу понял, что она сделает, и отбросил упаковку с иглу. Но она успела уже выронить сверла. К счастью, они упали плашмя и режущие кромки не обломились.
Она уже ответила на мой вопрос.
– Вижу, он вам об этом не сказал, – заметил я. – Тяжело для вас, куколка. Его чек за полет на «Юрии Гагарине» недействителен, и думаю, тот, что он дал мне, не лучше. Надеюсь, свое в мехах и удовольствиях вы уже получили, Дорри. Советую спрятать все полученное, пока не затребовали кредиторы.
Она даже не взглянула на меня. Смотрела на Коченора, и его выражение дало ей нужное подтверждение.
Не знаю, чего я от нее ожидал: гнева, упреков, слез. Но она только прошептала:
– О, Бойс, дорогой. Как мне жаль. – Подошла и обняла его.
Я повернулся к ним спиной. Мне совсем не нравилось смотреть на Коченора. Сильный девяностолетний бык, выращенный на Полной Медицине, сразу превратился в разбитого старика. Впервые с того времени, как нахально вошел в Веретено, он выглядел на свои девяносто, а может, и чуть больше. Рот у него провис, раскрылся, губы дрожали, прямая спина согнулась, блестящие глаза слезились. Дорри гладила его и ворковала, глядя на меня с выражением боли.
Мне и в голову не приходило, что он действительно что-то для нее значит.
Я повернулся и снова начал разглядывать рисунок на экране, потому что больше делать было нечего. Рисунок ясен, как никогда, и совершенно пуст. Он покрывал достаточно большую площадь, и я ясно видел, что и из-за привлекательных на первый взгляд царапин на краю тоже не стоит приходить в возбуждение. Мы их уже проверяли. Это призраки.
Никакого немедленного спасения здесь нет.
Как ни странно, но я успокоился. Есть что-то успокаивающее в сознании, что вам терять нечего Начинаешь видеть мир в иной перспективе.
Не хочу сказать, что я сдался. Кое-что еще я могу сделать. Конечно, это ненамного продлит мне жизнь – приходилось с этим смириться, но вкус во рту и боль в кишках все равно не давали мне наслаждаться жизнью.
Прежде всего нужно расстаться с добрым старым Оди Уолтерсом. Так как только чудо теперь может спасти меня от полного отказа печени через одну-две недели, надо признать, что долго я не проживу. И поэтому использовать оставшееся время на что-то иное.
Что еще? Ну, Дорри неплохая девочка. Я мог бы вернуться в Веретено, передать Коченора жандармам и потратить последние дни жизни, знакомя Дорри с людьми, которые смогут помочь ей. Может быть, помогут ей начать Вастра или Би-Джи. Она даже сможет заняться проституцией или рэкетом. Скоро появятся туристы, а она вполне может успешно продавать в любом киоске молитвенные веера и другие сувениры хичи туристам с Земли.
Конечно, это немного, с чьей-нибудь точки зрения. Но капитан «Юрия Гагарина» безусловно не повезет ее назад в Цинциннати даром, а мелкое воровство в Веретене помогает не умереть с голоду. Иногда.
А может, и мне не стоит еще сдаваться? Я немного подумал об этом. Я могу отдаться на милость знахарской. Возможно, они мне дадут новую печень в долг. Почему бы и нет?
Есть одна веская причина, почему нет: они так никогда не делают.
Я могу открыть топливные клапаны, позволить топливу смешиваться минут десять, а потом включить зажигание. Взрыв мало что оставит от самолета – и от нас, и ничего не останется от наших многочисленных проблем.
Или…
Я вздохнул.
– К дьяволу, – сказал я. – Подбодритесь, Коченор. С нами еще не покончено.
Он взглянул на меня, не спятил ли я. Потом потрепал Дорри по плечу и отстранил ее, достаточно мягко.
– Сейчас. Прости, Дорри. И простите насчет вашего чека, Уолтерс. Я знаю, вам нужны деньги.
– Вы понятия не имеете, как нужны. Он с некоторым трудом сказал:
– Хотите, чтобы я объяснил?
– Не вижу, какая в этом разница. Но ладно, – согласился я, – из чистого любопытства.
Ему не понадобилось много времени. Говорил он сжато и четко и ничего важного не упустил, хотя я уже и так о многом догадался. (Но не вовремя. Угадать заранее было бы гораздо лучше.)
Главное заключалось в том, что человек в возрасте Коченора должен быть одним из двух. Либо очень-очень богат, либо мертв. Беда Коченора в том, что он оказался недостаточно богат. Ему приходилось тратить огромные деньги на трансплантаты и лечение, на кальцифилаксы и протезы, на регулировку протеина, на подавление холестирола, миллион сюда, миллион туда, сто тысяч в месяц на это… и так далее. Он пытался по-прежнему эффективно руководить предприятиями, откуда приходилось брать много денег. Все это мне было понятно.
– Вы понятия не имеете, – сказал он, не жалобно, а просто констатируя факт, – сколько стоит поддерживать жизнь столетнего человека, пока сами не попробуете.
Мне это не придется делать, сказал я, но про себя. И дал ему возможность продолжать рассказывать, как заволновались акционеры, как вцепились в него федеральные инспекторы… и потому он сбежал с Земли, чтобы составить себе новое состояние на Венере.
Но к концу его рассказа я слушал уже не так внимательно. Даже не обратил внимания на то, что он солгал насчет своего возраста Представляете себе такое тщеславие! Он решил, лучше сказать, что ему девяносто!
У меня были более важные дела, чем заставлять еще корчиться Коченора. Не слушая, я стал писать на обороте навигационного бланка. Закончив, я протянул листок Коченору.
– Подписывайте.
– Что это?
– Какая разница? Насколько я понимаю, у вас нет выбора. Это отмена некоторых пунктов нашего соглашения. Вы признаете, что соглашение недействительно, что у вас нет ко мне никаких претензий, что ваш чек недействителен и что вы добровольно передаете мне права на все, что мы можем найти.
Он хмурился.
– А вот это в конце что такое?
– Я согласен выделить вам десять процентов от моей доли в том, что мы найдем, если мы найдем что-либо ценное.
– Это милосердно, – сказал он, глядя на меня. Но уже подписывая. – Не возражаю против небольшой подачки, особенно, как вы заметили, поскольку у меня нет выбора. Но я не хуже вас читаю этот рисунок, Уолтерс. Здесь нечего находить.
– Конечно, – согласился я, складывая бумагу и пряча ее в карман. – Эта местность так же пуста, как ваш счет. Но мы не будем тут копать. Возвращаемся в район С и покопаем там.
Я закурил еще одну сигарету – рак легких был тогда самым незначительным из моих опасений – и подумал еще с минуту, а они ждали, глядя на меня. Я думал, сколько можно им рассказать из того, что я узнал за пять лет поисков, все время заставляя себя ни одному человеку не намекнуть на них. Конечно, я был уверен, что мои слова ничего не изменят. Но сказывалась многолетняя привычка. Слова сами не хотели произноситься.
Мне потребовалось большое усилие, чтобы начать.
– Помните Сабаша Вастру, хозяина забегаловки, где мы встретились? Саб прилетел на Венеру, когда служил в армии. Он специалист по оружию. Но гражданской карьеры специалист по оружию не сделает, особенно на Венере, поэтому ему пришлось заняться кафе, и на это ушла почти вся его оплата по окончании контракта. Потом он послал за своими женами и всем семейством. Но на службе он считался лучшим специалистом по оружию.
– О чем вы говорите, Оди? – спросила Дорри. – Я никогда не слыхала об оружии хичи.
– Конечно. Никто никогда не находил оружие хичи. Но Саб считает, что обнаружили цели.
Следующую часть мне было просто физически трудно рассказывать. Тем не менее я продолжил.
– Ну, Саб Вастра считал, что это цели. Он сказал, что начальство ему не поверило, и мне кажется, дело это забыто. Нашли треугольные пластины из того же материала, что и стены туннелей, голубого, испускающего свет металла, которым выложены стены туннелей. Пластин много десятков. На всех рисунок из расходящихся от центра линий. Сабу они показались похожими на цели. И в них были дыры. Края отверстий словно посыпаны порошком талька. Кстати, вы не знаете, что может проделать такое с металлом хичи?
Поэтому несколько минут я размышлял. Слушал, как охотники на лебедей Чайковского готовятся к поимке их царицы*. [5]Проверил, выключено ли радио, чтобы зря не тратить энергию. Проверил, что видно на экране.
Конечно, было бы отлично, если бы там показалось что-нибудь замечательное, но, судя по тому, как обстоят дела, ничего там не покажется. Так и есть. Начинал появляться слабый рисунок. Но ничего похожего на туннели хичи и ничего особенно яркого. Данные продолжали поступать, но я знал, что эти слабые линии никогда не превратятся в материнскую жилу, которая спасла бы нас, спасла бы даже разоренного мошенника и ублюдка Коченора.
Я даже посмотрел на небо в иллюминатор, чтобы узнать, какова погода. Конечно, это не имеет значения, но среди галоидных пурпурных и желтых пятен появились отдельные белые облака. Солнце всходит на западе.
Прекрасная картина, но мне она ненавистна.
Коченор доел омлет и задумчиво смотрел на меня. Дорри тоже. Она вернулась к пластиковой стойке и снова взяла в руки сверла в обертке со смазкой. Я улыбнулся ей.
– Красиво, – сказал я, имея в виду музыку. Оклендский филармонический перешел к той части, когда выходят маленькие лебеди и, держась за руки, исполняют на сцене падекатр. Это всегда было моим любимым местом в «Лебедином озере»… но не сейчас.
– Остальное послушаем позже, – сказал я и выключил запись.
Коченор рявкнул:
– Ну ладно, Уолтерс. Что происходит?
Я опустил пустой контейнер от иглу и закурил сигарету, потому что понял: больше мне можно не беспокоиться о сбережении кислорода.
– Есть несколько вопросов, которые меня тревожат, Коченор. Во-первых, почему вы связались с профессором Хеграметом?
Он улыбнулся и явно успокоился.
– О, так вот что вас беспокоит. Нет причин, почему бы не сказать вам. Я многое проверил и разузнал о Венере, прежде чем прилететь. А почему бы и нет?
– Конечно, но почему вы дали мне понять сначала, что ничего не знаете?
Коченор пожал плечами.
– Если у вас есть хоть немного мозгов, вы должны знать, что глупые не становятся богатыми. Думаете, я проделал столько миллионов миль, не зная, что тут обнаружу?
– Нет, конечно, но вы постарались убедить меня, что не знаете. Ну, неважно. Итак, вы обратились к кому-нибудь, чтобы узнать, что приличного можно стянуть на Венере, и этот человек направил вас к Хеграмету. А дальше что? Хеграмет сказал вам, что я настолько глуп, что стану вашим мальчиком?
Коченор уже не выглядел таким спокойным, но и не стал еще агрессивным. Он спокойно сказал:
– Да, Хеграмет упомянул ваше имя. Сказал, что, если я хочу найти девственный туннель, лучший проводник вы. Потом ответил на множество вопросов о хичи и тому подобном. Итак, да, я знал, кто вы такой. Если бы вы не пришли к нам, я бы сам пришел к вам; вы мне сберегли много сил.
Я сказал, испытывая при этом легкое удивление:
– Знаете, я думаю, вы говорите правду. Только об одном вы умолчали.
– О чем?
– Вы ведь здесь не для развлечения, верно? Вам нужны деньги. Очень нужны. – Я повернулся к Дороте, неподвижно стоявшей со сверлами в руках. – А как вы, Дорри? Вы знали, что старик разорен?
Не слишком умно с моей стороны так поступать. Я сразу понял, что она сделает, и отбросил упаковку с иглу. Но она успела уже выронить сверла. К счастью, они упали плашмя и режущие кромки не обломились.
Она уже ответила на мой вопрос.
– Вижу, он вам об этом не сказал, – заметил я. – Тяжело для вас, куколка. Его чек за полет на «Юрии Гагарине» недействителен, и думаю, тот, что он дал мне, не лучше. Надеюсь, свое в мехах и удовольствиях вы уже получили, Дорри. Советую спрятать все полученное, пока не затребовали кредиторы.
Она даже не взглянула на меня. Смотрела на Коченора, и его выражение дало ей нужное подтверждение.
Не знаю, чего я от нее ожидал: гнева, упреков, слез. Но она только прошептала:
– О, Бойс, дорогой. Как мне жаль. – Подошла и обняла его.
Я повернулся к ним спиной. Мне совсем не нравилось смотреть на Коченора. Сильный девяностолетний бык, выращенный на Полной Медицине, сразу превратился в разбитого старика. Впервые с того времени, как нахально вошел в Веретено, он выглядел на свои девяносто, а может, и чуть больше. Рот у него провис, раскрылся, губы дрожали, прямая спина согнулась, блестящие глаза слезились. Дорри гладила его и ворковала, глядя на меня с выражением боли.
Мне и в голову не приходило, что он действительно что-то для нее значит.
Я повернулся и снова начал разглядывать рисунок на экране, потому что больше делать было нечего. Рисунок ясен, как никогда, и совершенно пуст. Он покрывал достаточно большую площадь, и я ясно видел, что и из-за привлекательных на первый взгляд царапин на краю тоже не стоит приходить в возбуждение. Мы их уже проверяли. Это призраки.
Никакого немедленного спасения здесь нет.
Как ни странно, но я успокоился. Есть что-то успокаивающее в сознании, что вам терять нечего Начинаешь видеть мир в иной перспективе.
Не хочу сказать, что я сдался. Кое-что еще я могу сделать. Конечно, это ненамного продлит мне жизнь – приходилось с этим смириться, но вкус во рту и боль в кишках все равно не давали мне наслаждаться жизнью.
Прежде всего нужно расстаться с добрым старым Оди Уолтерсом. Так как только чудо теперь может спасти меня от полного отказа печени через одну-две недели, надо признать, что долго я не проживу. И поэтому использовать оставшееся время на что-то иное.
Что еще? Ну, Дорри неплохая девочка. Я мог бы вернуться в Веретено, передать Коченора жандармам и потратить последние дни жизни, знакомя Дорри с людьми, которые смогут помочь ей. Может быть, помогут ей начать Вастра или Би-Джи. Она даже сможет заняться проституцией или рэкетом. Скоро появятся туристы, а она вполне может успешно продавать в любом киоске молитвенные веера и другие сувениры хичи туристам с Земли.
Конечно, это немного, с чьей-нибудь точки зрения. Но капитан «Юрия Гагарина» безусловно не повезет ее назад в Цинциннати даром, а мелкое воровство в Веретене помогает не умереть с голоду. Иногда.
А может, и мне не стоит еще сдаваться? Я немного подумал об этом. Я могу отдаться на милость знахарской. Возможно, они мне дадут новую печень в долг. Почему бы и нет?
Есть одна веская причина, почему нет: они так никогда не делают.
Я могу открыть топливные клапаны, позволить топливу смешиваться минут десять, а потом включить зажигание. Взрыв мало что оставит от самолета – и от нас, и ничего не останется от наших многочисленных проблем.
Или…
Я вздохнул.
– К дьяволу, – сказал я. – Подбодритесь, Коченор. С нами еще не покончено.
Он взглянул на меня, не спятил ли я. Потом потрепал Дорри по плечу и отстранил ее, достаточно мягко.
– Сейчас. Прости, Дорри. И простите насчет вашего чека, Уолтерс. Я знаю, вам нужны деньги.
– Вы понятия не имеете, как нужны. Он с некоторым трудом сказал:
– Хотите, чтобы я объяснил?
– Не вижу, какая в этом разница. Но ладно, – согласился я, – из чистого любопытства.
Ему не понадобилось много времени. Говорил он сжато и четко и ничего важного не упустил, хотя я уже и так о многом догадался. (Но не вовремя. Угадать заранее было бы гораздо лучше.)
Главное заключалось в том, что человек в возрасте Коченора должен быть одним из двух. Либо очень-очень богат, либо мертв. Беда Коченора в том, что он оказался недостаточно богат. Ему приходилось тратить огромные деньги на трансплантаты и лечение, на кальцифилаксы и протезы, на регулировку протеина, на подавление холестирола, миллион сюда, миллион туда, сто тысяч в месяц на это… и так далее. Он пытался по-прежнему эффективно руководить предприятиями, откуда приходилось брать много денег. Все это мне было понятно.
– Вы понятия не имеете, – сказал он, не жалобно, а просто констатируя факт, – сколько стоит поддерживать жизнь столетнего человека, пока сами не попробуете.
Мне это не придется делать, сказал я, но про себя. И дал ему возможность продолжать рассказывать, как заволновались акционеры, как вцепились в него федеральные инспекторы… и потому он сбежал с Земли, чтобы составить себе новое состояние на Венере.
Но к концу его рассказа я слушал уже не так внимательно. Даже не обратил внимания на то, что он солгал насчет своего возраста Представляете себе такое тщеславие! Он решил, лучше сказать, что ему девяносто!
У меня были более важные дела, чем заставлять еще корчиться Коченора. Не слушая, я стал писать на обороте навигационного бланка. Закончив, я протянул листок Коченору.
– Подписывайте.
– Что это?
– Какая разница? Насколько я понимаю, у вас нет выбора. Это отмена некоторых пунктов нашего соглашения. Вы признаете, что соглашение недействительно, что у вас нет ко мне никаких претензий, что ваш чек недействителен и что вы добровольно передаете мне права на все, что мы можем найти.
Он хмурился.
– А вот это в конце что такое?
– Я согласен выделить вам десять процентов от моей доли в том, что мы найдем, если мы найдем что-либо ценное.
– Это милосердно, – сказал он, глядя на меня. Но уже подписывая. – Не возражаю против небольшой подачки, особенно, как вы заметили, поскольку у меня нет выбора. Но я не хуже вас читаю этот рисунок, Уолтерс. Здесь нечего находить.
– Конечно, – согласился я, складывая бумагу и пряча ее в карман. – Эта местность так же пуста, как ваш счет. Но мы не будем тут копать. Возвращаемся в район С и покопаем там.
Я закурил еще одну сигарету – рак легких был тогда самым незначительным из моих опасений – и подумал еще с минуту, а они ждали, глядя на меня. Я думал, сколько можно им рассказать из того, что я узнал за пять лет поисков, все время заставляя себя ни одному человеку не намекнуть на них. Конечно, я был уверен, что мои слова ничего не изменят. Но сказывалась многолетняя привычка. Слова сами не хотели произноситься.
Мне потребовалось большое усилие, чтобы начать.
– Помните Сабаша Вастру, хозяина забегаловки, где мы встретились? Саб прилетел на Венеру, когда служил в армии. Он специалист по оружию. Но гражданской карьеры специалист по оружию не сделает, особенно на Венере, поэтому ему пришлось заняться кафе, и на это ушла почти вся его оплата по окончании контракта. Потом он послал за своими женами и всем семейством. Но на службе он считался лучшим специалистом по оружию.
– О чем вы говорите, Оди? – спросила Дорри. – Я никогда не слыхала об оружии хичи.
– Конечно. Никто никогда не находил оружие хичи. Но Саб считает, что обнаружили цели.
Следующую часть мне было просто физически трудно рассказывать. Тем не менее я продолжил.
– Ну, Саб Вастра считал, что это цели. Он сказал, что начальство ему не поверило, и мне кажется, дело это забыто. Нашли треугольные пластины из того же материала, что и стены туннелей, голубого, испускающего свет металла, которым выложены стены туннелей. Пластин много десятков. На всех рисунок из расходящихся от центра линий. Сабу они показались похожими на цели. И в них были дыры. Края отверстий словно посыпаны порошком талька. Кстати, вы не знаете, что может проделать такое с металлом хичи?