Остров везения
1
Вот оно, счастье покоя! К черту мысли о работе, гори огнем прошлая жизнь, в которой остались неудачное замужество, беды и страдания, неутоленные желания! Прощайте, слезы! Что на свете может быть лучше бокала сухого вина, плитки любимого шоколада «Годива», дурацкого, но милого и занятного модного журнала с историями о светских похождениях кинозвезд и миллионеров!
Легкая бортовая качка совершенно не раздражала Маргрит, уютно устроившуюся на ласковом солнышке в удобном плетеном кресле близ мостика, по которому важно расхаживал, покуривая трубку, вахтенный штурман. Незаметно пропало чувство страшной усталости, были забыты все неприятности, в прошлом остались друзья-предатели, воспоминания о муже, суета выставок и аукционов, мерзкие физиономии конкурентов. Ура!
Приятно путешествовать в хорошую погоду, когда все обещает на завтра великолепный день, все радует взор и душу. Как прозрачна, как чиста вода за бортом! Маргрит смотрела по сторонам, стараясь ничего не упустить. Как жаль, что когда-то она сама себя лишила возможности любоваться такой красотой! Работа в музейном офисе, карьера, скучные разговоры сослуживцев. К чертям такое счастье! А что же ей надо в жизни?..
На берегу показался дом под красной черепичной крышей. Оконные рамы, выкрашенные белой краской, выделялись на фоне стен из дикого камня, увитых плющом. Подле крыльца среди кустов дивных роз стояли, прижавшись друг к другу, молодые мужчина и женщина и с нежностью смотрели на играющих с собакой малышей. Черный лохматый щенок весело носился вокруг мальчугана и девчушки, вероятно близнецов, не даваясь им в руки.
Вот оно, простое, но недостижимое счастье, подумала умиленно Маргрит. Жить в тишине, в просторном уютном доме, воспитывать детей и гулять по вечерам всей семьей по саду или смотреть в сумерках на проплывающие мимо яхты и прогулочные пароходики. Есть еще неторопливая беседа у камина с мужем, заботливо укрывающим твои колени пледом, когда в трубе воет ветер и дети давно угомонились и крепко спят… Разве не об этом втайне мечтает каждая женщина?
Ухоженные цветники на берегах канала сменились густыми зарослями плакучей ивы, ветер приносил аромат только что скошенной травы. Волны, поднятые теплоходом, раскачивали десятки лодок с сидящими в них рыболовами. Вечернюю тишину нарушал только приглушенный ровный гул двигателя из машинного отделения теплохода. Впрочем, с берега еще доносился лай собаки, весело прыгающей около костра, разожженного косарями.
Ах, какой замечательный вечер! Широкий раструб вентилятора горел в лучах заходящего солнца ярко начищенной медью, выдыхая горячий воздух. Трепетал на слабом ветерке шелковый вымпел на невысокой мачте. Качка, однако, усиливалась…
Старик «Ханс Сторссен», ветеран каботажного плавания, справивший, как утверждала надпись на бронзовой дощечке на люке машинного отделения, свое семидесятипятилетие, миновал разноцветную башенку маяка и, поскрипывая всеми сочленениями древнего корпуса, устремился к поросшему соснами островку. Сразу берега канала раздались вширь, повеял свежий ветер, пахнущий солью и водорослями. Навстречу, ловя парусами вечерний бриз, плыли яхты, распугивая отдыхающих на ярко-синей воде белокрылых чаек.
Молодая женщина раскатала рукава черного шерстяного свитера и спустилась со шлюпочной палубы в уютный салон на корме теплохода, уселась на мягкий диванчик, обтянутый бордовым плюшем, и вытащила из пакета сандвич и бутылку с минеральной водой. Пора перекусить, затем посмотреть пару новых журналов, вздремнуть, а потом… потом ступить на берег новой жизни! Ведь действительно на пристани, у которой пришвартуется теплоход, все будет новым.
Маргрит улыбнулась своим мыслям. Ну, относительно новым, если сравнивать с жизнью в Стокгольме. Возвращение в молодость – вот как можно было бы назвать это путешествие.
Салон теплохода оказался пуст, немногие пассажиры давно разошлись по своим каюткам. На столе лежала забытая кем-то книга.
Странное у нее было название: «Остров везения». Найти бы на карте такой да и отправиться туда, чтобы начать счастливую жизнь!
Одиночество располагало к размышлениям о прошлом и заставляло думать о будущем.
Ну что ж, посмотрим. Посмотрим, сможет ли она две недели продержаться без благ цивилизации! Впрочем, разве трудно прожить без телефона, водопровода, горячей воды, электричества, телевидения, такси, ужинов в ресторане «Операкларен», популярном среди литературной богемы? Без начальников и подчиненных… Без газет, приглашений на премьеры, без косметических салонов и фитнес-центров?
Без бассейнов с подогретой водой… Зато в новой жизни не нужно будет мчаться на условленную встречу в кафе, бросаться сломя голову к трезвонящему телефону и улыбаться, беспрерывно улыбаться, пока мышцы лица не начнет сводить судорогой, совершенно чужим людям.
Впрочем, всюду есть свои плюсы и минусы.
Едва ли можно назвать неудобством купание в озере, где намыливаешь голову, стоя по пояс в прозрачной ласковой воде, а потом ныряешь под ее зеркальную поверхность, оставив на ней хлопья пены… Но навязчивые муравьи в чашке с растворимым кофе и комариный писк с утра до вечера, с вечера до утра вряд ли кому доставит удовольствие.
Однако это легко пережить. На здоровье ей жаловаться грех, разве что в последнее время она сильно похудела. Но вот психика в полном расстройстве: по любому поводу слезы льются в три ручья, голова идет кругом. Ну как тут можно на чем-то сосредоточиться?
Словно отвечая на этот риторический вопрос, раздался басовитый гудок, поток другой – теплоход разворачивался в уютной бухточке, подходя к небольшой пристани.
Маргрит выглянула в иллюминатор. Желтый домик под красной крышей с выгоревшей на солнце вывеской «Зюдерхольм» на увитой диким виноградом стене. Черный от времени лодочный сарай. Несколько кривых сосен на пологом берегу. Всюду невысокие, сглаженные ледником скалы и огромные бурые валуны, покрытые ярко-зеленым мхом и желтым лишайником. Вдали чернеет сосновый бор, к которому ведет извилистая проселочная дорога с обочинами, утопающими в разнотравье.
Боже, какой здесь воздух, как вкусно пахнет смолой и полынью! Вот она, новая жизнь, приехали, вернее сказать, приплыли. Молодой матрос вытащил на берег небольшой тюк с почтой, бросил его у крыльца домика, потрепал по холке бело-серую лайку смотрителя пристани. А где же сам смотритель? Где почтальон?
Никого не видно… Вот это идиллия! А где же дядя Мартин, ведь он обещал ее встретить, иначе… Впрочем, на родине ее ничто не страшит.
Маргрит быстро сбежала по узкому трапу на пустынный берег и моментально скинула кроссовки – теплый камень приятно ласкал ступни, песок между скал даже вечером оставался все еще горячим. Прощай, пыльный город и шумные дискуссии художников и критиков! Здравствуй, новая жизнь в окружении щеглов и трясогузок! Молодая женщина по щиколотку вошла в воду и от блаженства закрыла глаза. Неужели она дома? Ну почему детство ушло навсегда, это несправедливо!
Минут через пять после отхода «Ханса Сторссена» на дороге показался автомобиль. Это дядя Мартин взял его напрокат для племянницы – остров велик, и без машины пришлось бы туго.
Маргрит кинулась навстречу невысокому пожилому мужчине, одетому для встречи родственницы в праздничный строгий костюм.
Бронзовый загар на впалых щеках так знаком, но… Ах, бедный дядя, как ты постарел, подумала с сожалением Маргрит. Время бежит и никого не делает краше.
Похвастаться новыми знакомствами было трудно, однако на острове водились вполне симпатичные личности. Поздно вечером к дому подходил дикий кот, что-то вежливо урчал и скрывался в кустах. Надо думать, своими визитами он предупреждал: ты не одна в лесу, не бойся. А сегодня рано утром, например, она умывалась в компании джентльмена аиста. Птица неспешно и гордо вышагивала по берегу тихого лесного озера, усиливая ощущение нереальности происходящего вокруг, которое не оставляло Маргрит с момента ее появления на острове. Она даже всплакнула при виде этого трогающего душу зрелища.
Подобно утреннему туману, поднимающемуся с поверхности озера, проклятый туман в голове привел к тому, что в последнее время в городе у нее дня не проходило без слез.
Этот же туман вынудил ее, бросив все, бежать из Стокгольма в родные края, знакомые с детства.
Господи! В соленом океане слез, что она пролила за прошедшие несколько месяцев, свободно поместился бы остров Борнхольм, а не только родной островок. За дни, проведенные здесь, Маргрит уже успела оплакать и отсутствие телефона, и обилие комаров, и тусклое зеркало в тесной комнатке крохотного домика, и то, что ее единственные оставшиеся в этих краях родственники сильно постарели.
Правда, разок-другой ей все же случилось и посмеяться. Хотя совсем недавно такие поводы вряд ли вызвали бы у нее веселье.
Как же она устала! Но ведь именно поэтому она и здесь. Двух недель, пожалуй, хватит, чтобы привести нервы в порядок. С великой тщательностью Маргрит составила подробное расписание. В первую неделю нужно освободить организм от глупых слез. И только после этого можно начинать ставить одну за другой задачи и браться за их выполнение так же энергично, как она обычно это делала.
Если уж ей удавалось справляться со срывами графиков, с клиентами, чья кредитоспособность значительно превышала их познания в искусстве, не говоря уже о рецензентах, которые одним неудачным эпитетом способны перечеркнуть годы труда, то неужели она не совладает с куда более простой проблемой – собственным психическим переутомлением?
Маргрит безмятежно разлеглась на старом выцветшем надувном матрасе, который покачивался на волнах озера, и рассмеялась, представив, какую физиономию скорчил бы Александр, если бы увидел это допотопное резиновое чудо, пахнущее тальком. Возможно, она и выйдет замуж за Александра Болиндмана, но все-таки этот образцовый экземпляр мужчины хорош далеко не на все случаи жизни.
Он горожанин до мозга костей, и не просто горожанин, а сибарит, избалованный цивилизацией.
В таком месте, как Зюдерхольм, он чувствовал бы себя не в своей тарелке. Здесь не с кем соперничать, не на кого равняться. Нет ни клубов, ни торжественных мероприятий, журналисты не выпытывают детали выставочных планов и не стараются вызнать, а не случится ли на вернисаже какого-нибудь скандала… Да, по нюху на скандалы и сплетни в среде артистов и художников Александру нет равных, и на островке он просто умер бы от скуки, все ему здесь показалось бы слишком пресным и провинциальным. Да и как он проживет без магазина «Струме» – отрады всех модников Стокгольма, без богатого выбора изделий от Армани и Босса?
Правда, справедливости ради следует признать, что первые несколько месяцев самостоятельной жизни в городе и она чувствовала себя ничуть не лучше. Тогда Маргрит только что окончила университет и, размахивая дипломом менеджера в области изобразительного искусства, принялась покорять Стокгольм с наивным, но неистощимым оптимизмом, благодаря внушенной дома уверенности в том, что она самая талантливая в семье. Еще бы, менеджер, организующий выставки! Ее отец был простым плотником и даже не слышал о Веласкесе или Матиссе!
Здесь, на этом лесном озере, в чудесной воде, настоянной на травах, Маргрит была самой опытной лягушкой. Но тогда, в шумном Стокгольме, представляла собой лишь глупого головастика: чуть зазеваешься – и тебя проглотит любой городской карась. Сколько наивных девчушек так и сгинуло в водовороте столичной жизни!
Соскользнув с матраса, Маргрит ногой коснулась дна, подняв облачко черного ила, и поспешно выскочила на пологий берег, отжимая волосы, пахнущие озерной свежестью. Домой возврата нет, утверждают старые люди и добавляют, что прогулки в прошлое – это удел неудачников и фантазеров. Ну а она все же вернулась и вполне довольна! Чем прошлые времена хуже настоящего или будущего? Когда-то дедушка в шутку говорил, что если Маргрит не возьмется за ум и не станет хорошо учиться, то кончит дни в деревенской глуши, плетя на продажу корзины из ивовых прутьев.
Хорошо, буду плести корзины, доить коров и научусь смолить лодки, как истинная уроженка Зюдерхольма! – решила молодая женщина. Стану носить полотняный фартук, расшитый зелеными и красными петухами и рыбами, привыкну к деревянным башмакам и к отсутствию компьютера, подумаешь! Научусь даже варить гороховый суп.
Солнце поднялось над верхушками сосен, вызолотило озерную воду и моментально высушило росу. Маргрит взяла из корзинки, принесенной с собой, краснобокое яблоко, с удовольствием вгрызлась в него и окинула взглядом землю, где поколения Вестбергов жили уже несколько столетий, со времен короля Карла XII. По легенде, земля здесь была когда-то дарована солдатам, отслужившим свой срок.
Устав от войн, соскучившись по мирным ремеслам, новоявленные островитяне отличались отменным трудолюбием. Здесь прошло ее детство. Кто бы теперь узнал в ней длинноногую рыжеволосую девчонку с огромными, как чайные блюдца, голубыми глазами, любившую ловить кузнечиков?
Она росла в деревеньке Зюдерхольм на одноименном острове, куда приезжали на праздники и на пикники целые армии двоюродных братьев и сестер с родителями, с дедушками, бабушками, тетями, дядями. Зюдерхольм служил всем им неофициальным местом сбора.
Как, впрочем, и для половины жителей острова. Мальчишки устраивали шумные игры и шуточные потасовки, молодые люди крутили свои многочисленные романы под любопытными, хотя и тщательно скрываемыми взглядами Маргрит и ее кузин.
Да, было что вспомнить, глупостей они тогда наделали немало. Сколько раз бегали за дальний выгон, через березовую рощу и сосновый бор, чтобы подсмотреть, как двоюродные братья и их друзья купаются со своими подружками. И не всегда в купальниках! Щеки горели от стыда, но сил противостоять соблазну узнать чужую тайну не было совершенно. Маргрит улыбнулась своим мыслям. Она тогда по уши влюбилась в Густава Бервальда. Лет на восемь – десять старше, он казался ей, совсем еще девчонке, взрослым парнем.
Забавно, что она только теперь об этом вспомнила. За шесть лет столько всего позабылось, ведь она приезжала сюда только на похороны – сначала отца, затем деда. После смерти отца провела на острове три дня, в следующий раз лишь неполные сутки.
Неудивительно, что она в городе забыла вкус воды в лесном озере, аромат цветущего шиповника, зверобоя, мяты, ощущение вязкости черного озерного ила между пальцами ног жарким летом. А что узнала? Мир утраченных надежд, в котором тебя сопровождают сочувственные взгляды. Как это бесит, выводит из себя, выбивает почву из-под ног! Маргрит перестала спать, рассорилась со всеми друзьями, потеряла всех знакомых. Руки тряслись при одной мысли, что она неудачница, что жизнь ее кончена.
Прежде чем попасть на прием к психоаналитику, Маргрит чуть ли не приходилось вынимать свои водительские права, чтобы узнать, как ее зовут.
Покой и сон. Побольше покоя и никаких переживаний – таков был совет специалиста.
Но как этого добиться? Как избавиться от напряжения, зная, что все равно скоро предстоит принимать решения, которых никто за нее принять не сможет?
Прошло несколько дней.
По утрам, слегка одурев от долгого и спокойного сна, Маргрит полюбила удить рыбу, не очень заботясь о количестве улова, жарила ее на древней плите, древесным углем для которой ее снабдил дядя Мартин. В обед иногда приезжали с коротким визитом родственники.
Молодая женщина слушала их незатейливые сплетни, старые, как деревенская церковь, в которую они торопились. Скорее это и не сплетни были, а некая форма островных новостей, чередующихся с прогнозами, предположениями, слухами…
– Имей в виду, милая, мы всегда тебе рады, если захочешь пожить в нашем доме. Я сказала Мартину, что этот сарай даже для свиней не годится, не то что для молодой женщины. И все так заросло, будто мы тут лет сто не бывали! – воскликнула в очередной раз тетка. – Господи, дорогая, как ты похудела! Можно подумать, на тебе пахали твои работодатели.
И, вздохнув, тетя Биргитта положила на тарелку племянницы еще один кусок аппетитного пирога.
– Никто на мне не пахал, просто я очень устала, – вяло возразила она. – Дом замечательный, в старых стенах я отдыхаю душой. Я люблю город, но в Стокгольме нет такого чудесного воздуха, такой замечательной тишины, хотя…
Маргрит замолчала, поскольку не умела лгать. Все-таки город, в котором она училась и работала, ей нравился. Стокгольм рано укладывался спать, особенно зимой, улицы замирали, лишь снежинки кружились в свете фонарей. Да и летом в нем было не слишком шумно, за исключением площади Зергельз-торг.
Просто ей не повезло с личной жизнью, а это дело совсем другое, и не надо посвящать родственников в детали.
На глаза ее навернулись слезы. Но, слава Богу, этого никто не заметил.
– Раньше, когда ты еще училась, милая Маргрит, мы здесь откармливали бычков, чтобы усадьба не зарастала травой, – объяснил дядя Мартин, раскладывая по буфетным полкам объемистые пакеты со съестным. – А теперь будем тебя откармливать. Набирай вес, остальное приложится!
Перед тем как уехать, гостеприимные Вестберги еще раз пригласили Маргрит к себе, если ей уж очень надоест первобытная жизнь в старом деревенском доме… Или она просто соскучится по настоящему гороховому супу с соленой свининой – фирменному блюду тети Биргитты.
Маргрит смотрела не отрываясь на озеро, за которое только что опустилось солнце, разлив по небу ясный аметистовый свет. Затем, запрокинув голову, стала наблюдать за легкими облачками, беззвучно парящими на головокружительной высоте. Внезапно резкий крик чайки, упавшей с высоты за рыбкой, ворвался в ее сознание, и молодая женщина почувствовала, что мышцы шеи снова напряглись, а затылок пронзила острая боль.
В последнее время с ней это часто случалось. Вытянув тонкую шею, Маргрит принялась массировать ее. У нее все-таки хватило здравого смысла последовать совету психоаналитика и сделать перерыв в работе. Озеро на Зюдерхольме было воплощением беззаботно-счастливого прошлого, и ее потянуло именно сюда, словно здесь можно было забыть о всяческих бедах и исцелиться от всех болезней. Неужели старики ошибаются и путешествия во времени вполне возможны?
Как ни странно, но ей до сих пор не приходило в голову, что все эти годы жизнь на острове не стояла на месте. Пока из провинциальной, совсем зеленой, но крайне самоуверенной девчонки вырастала преуспевающая деловая женщина с одним замужеством за спиной и перспективой другого плюс абсолютно неожиданным да и ненужным наследством, деревенская семья, которая казалась такой крепкой и несокрушимой, внезапно распалась. Оставшихся на острове можно было пересчитать по пальцам: дядя Мартин, тетя Биргитта, старый священник. Но они выглядели такими счастливыми! А разлетевшиеся по всей Швеции отпрыски не в счет – наверняка их жизни тоже не удались, как и ее собственная.
Мы, островитяне, чужие в мире ресторанов, ночных клубов и казино, порой мелькала в мозгу странная мысль. Надо беречь нервы, не вспоминать о неудачах. Нужно как можно больше спать и забыть все печали.
И Маргрит обычно засыпала, едва коснувшись головой подушки. Но однажды она увидела загадочный, бередящий душу сон. Будто она наблюдает, стоя у крыльца дома около огромного розового куста, за медленно плывущим по зеркальной воде канала пароходиком.
Рядом с ней никого нет, но в доме… в доме раздается смех детей, лай собаки. Что это за дом, ее собственный или чужой?..
Была середина августа, и к вечеру посвежело – так всегда бывает в этих краях. С северной части острова даже донесся звук морского прибоя. Глухой рокот волн у прибрежных скал, как когда-то в детстве, напоминал дыхание могучего великана из древней сказки.
Маргрит неторопливо повернулась и побрела к дому.
Боже, в нем она выросла! Здесь были счастливы ее родители! Светлая комнатка еще хранила солнечное тепло. Она довольно уютная, хотя мебели в ней было совсем немного: две деревянные кровати, три стула работы местных мастеров-лодочников, столик и несколько низких резных скамеек. Резной дубовый буфет выглядел неказисто, но был очень удобный. В одном из его ящиков до сих пор лежали игрушки Маргрит – куклы, шкатулка с бисером, разноцветные стеклянные шары. На стенах видели выцветшие от времени фотографии в палисандровых рамках и небольшое овальное зеркало, запомнившее лица родителей и родственников. Справа от двери располагалась плита и ящик с углем. Распахнутые окна выходили на озеро. В кустах перед ними пели малиновки, не опасаясь дикого кота. Какая же вокруг глушь!
Неудивительно, что дядя Мартин не сразу решился отдать ей ключ от дома. Сначала нашел электрика, который починил проводку и ввернул лампочки. Увы, от цивилизации никуда не деться. Правда, вскоре забарахлил выключатель и лампы упорно не желали гореть.
Впрочем, можно было прекрасно обойтись свечами или керосиновым фонарем из жести, которым пользовались еще ее отец и мать. Ведь она, Маргрит, к тому и стремилась, чтобы ее с головой завалили бытовые проблемы, но такие, которые можно решить самостоятельно.
Получилось что-то вроде школы физической и волевой закалки. Быть может, это освежит ее голову и она наконец-то решит, как быть с Александром. Удивительное дело, этому доброму, всесторонне образованному человеку она всегда была чем-нибудь да обязана!
Известного музейного деятеля и коллекционера Карла Сертеля она встретила как раз благодаря Александру. Когда закрылся маленький выставочный зал на Уппландс-гатан в Стокгольме, где Маргрит работала первое время после окончания университета, она надела свой единственный хороший костюм и приличные туфли, положила в сумку свое резюме, рекомендательные письма… и отправилась обивать пороги.
Куда только она не ходила, к кому только не обращалась! Да, молодость вовсе не самая выигрышная карта в музейном бизнесе, как, впрочем, и в любом другом тоже. Отсутствие опыта, связей, знакомств, определенного нюха на художественные новинки отпугивало работодателей, и девушка была близка к отчаянию.
Полтора года опыта им, видите ли, мало! Где же взять больший, если ее не берут на работу!
Средств на жизнь не было никаких, у родителей, безумно переживавших за дочь, денег Маргрит не спрашивала никогда. Короче, пришлось потуже затянуть пояс… и отказаться от пирожных…
В крупной частной галерее, расположенной в чудесном дворце, некогда принадлежавшем одному из приближенных короля Карла XIV, требовался смотритель выставочных залов. И хотя она вовсе не для того жила в Стокгольме, это была удача: ее приняли на работу и сразу же выдали приличных размеров аванс.
Александр потом с улыбкой говорил, что все равно взял бы ее, будь она по специальности хоть парикмахером. Тогда Маргрит понравилась ему чисто внешне, и лишь позже он смог оценить ее незаурядные деловые качества.
Плененный ее внешностью – высокие скулы, полные губы, чуть вздернутый нос в сочетании с золотыми волосами и большими голубыми глазами, – коварный Карл Сергель решил пополнить ею свою коллекцию жен. Ухаживал он умело, постоянные знаки неподдельного внимания льстили самолюбию молодой девушки. Тогда она еще не понимала, что любвеобильному Карлу нужна лишь ее оболочка, а потом стало уже слишком поздно. В чувственном взоре юной Маргрит поселилась грусть.
Что поделаешь, она допустила роковую ошибку. Галантный, неотразимый мужчина, который не интересовался ничем, кроме своего собрания красивых редкостей, был ей вовсе не пара. Она стала для него живым воплощением женщин с длинной шеей и печальными глазами с рисунков раннего Модильяни. Карлу нравилось приводить в восторг своих эстетствующих друзей, украшая ее лучшими образцами из своей бесценной коллекции ювелирного искусства эпохи короля Густава V.
Серебряные браслеты, филигранной работы старинные серьги с изумрудами, броши и перстни стоили огромных денег, и на званых вечерах Маргрит всегда сопровождали телохранители, вернее сторожа, не сводившие глаз с драгоценностей. Она соперничала с витриной ювелирного магазина на Дроттнинг-гатан, в котором всегда можно купить все самое лучшее в мире! Молодая женщина чувствовала себя манекеном, куклой, которую наряжают забавы ради. Может быть, подобный образ жизни и нравится кому-нибудь, но только не ей, выросшей в скромной и добропорядочной семье.
В конце концов Маргрит все это надоело, и тогда ее обитание в роскошной, обставленной антикварной мебелью квартире Карла Сергеля превратилось в сущий ад. Подумаешь, его наследство! Деньги не приносят счастья, если в основе семейного благополучия лежат такие муки. Мысль о бывшем муже только тогда перестанет вызывать у нее горечь, когда она сумеет переоценить свой печальный опыт и извлечь из него что-нибудь хорошее.
В дальнем лесу заухала сова, желтая полоска на западе померкла, небо над островом украсили крупные августовские звезды. Прежде чем лечь спать, Маргрит подошла к ветхим воротам – проверить, не забыл ли дядя запереть их за собой, и заодно закрыла на ключ взятую напрокат машину. Она поставила ее за сараем: нечего афишировать свое присутствие в таком уединенном месте. Тут не только дикий кот бродит. Изредка появляются и непрошеные гости, намеревающиеся половить рыбу или искупаться. Такое ей ни к чему. Жизнь в Стокгольме быстро научила Маргрит, что лишний раз рисковать не стоит. Туристы на катерах и рыбаки давно облюбовали уединенные островки и частенько проявляли самые отвратительные черты своего характера. Что им стоит забраться в старый дом? Принципы частной собственности никогда не разделяются вандалами и хулиганами…
Легкая бортовая качка совершенно не раздражала Маргрит, уютно устроившуюся на ласковом солнышке в удобном плетеном кресле близ мостика, по которому важно расхаживал, покуривая трубку, вахтенный штурман. Незаметно пропало чувство страшной усталости, были забыты все неприятности, в прошлом остались друзья-предатели, воспоминания о муже, суета выставок и аукционов, мерзкие физиономии конкурентов. Ура!
Приятно путешествовать в хорошую погоду, когда все обещает на завтра великолепный день, все радует взор и душу. Как прозрачна, как чиста вода за бортом! Маргрит смотрела по сторонам, стараясь ничего не упустить. Как жаль, что когда-то она сама себя лишила возможности любоваться такой красотой! Работа в музейном офисе, карьера, скучные разговоры сослуживцев. К чертям такое счастье! А что же ей надо в жизни?..
На берегу показался дом под красной черепичной крышей. Оконные рамы, выкрашенные белой краской, выделялись на фоне стен из дикого камня, увитых плющом. Подле крыльца среди кустов дивных роз стояли, прижавшись друг к другу, молодые мужчина и женщина и с нежностью смотрели на играющих с собакой малышей. Черный лохматый щенок весело носился вокруг мальчугана и девчушки, вероятно близнецов, не даваясь им в руки.
Вот оно, простое, но недостижимое счастье, подумала умиленно Маргрит. Жить в тишине, в просторном уютном доме, воспитывать детей и гулять по вечерам всей семьей по саду или смотреть в сумерках на проплывающие мимо яхты и прогулочные пароходики. Есть еще неторопливая беседа у камина с мужем, заботливо укрывающим твои колени пледом, когда в трубе воет ветер и дети давно угомонились и крепко спят… Разве не об этом втайне мечтает каждая женщина?
Ухоженные цветники на берегах канала сменились густыми зарослями плакучей ивы, ветер приносил аромат только что скошенной травы. Волны, поднятые теплоходом, раскачивали десятки лодок с сидящими в них рыболовами. Вечернюю тишину нарушал только приглушенный ровный гул двигателя из машинного отделения теплохода. Впрочем, с берега еще доносился лай собаки, весело прыгающей около костра, разожженного косарями.
Ах, какой замечательный вечер! Широкий раструб вентилятора горел в лучах заходящего солнца ярко начищенной медью, выдыхая горячий воздух. Трепетал на слабом ветерке шелковый вымпел на невысокой мачте. Качка, однако, усиливалась…
Старик «Ханс Сторссен», ветеран каботажного плавания, справивший, как утверждала надпись на бронзовой дощечке на люке машинного отделения, свое семидесятипятилетие, миновал разноцветную башенку маяка и, поскрипывая всеми сочленениями древнего корпуса, устремился к поросшему соснами островку. Сразу берега канала раздались вширь, повеял свежий ветер, пахнущий солью и водорослями. Навстречу, ловя парусами вечерний бриз, плыли яхты, распугивая отдыхающих на ярко-синей воде белокрылых чаек.
Молодая женщина раскатала рукава черного шерстяного свитера и спустилась со шлюпочной палубы в уютный салон на корме теплохода, уселась на мягкий диванчик, обтянутый бордовым плюшем, и вытащила из пакета сандвич и бутылку с минеральной водой. Пора перекусить, затем посмотреть пару новых журналов, вздремнуть, а потом… потом ступить на берег новой жизни! Ведь действительно на пристани, у которой пришвартуется теплоход, все будет новым.
Маргрит улыбнулась своим мыслям. Ну, относительно новым, если сравнивать с жизнью в Стокгольме. Возвращение в молодость – вот как можно было бы назвать это путешествие.
Салон теплохода оказался пуст, немногие пассажиры давно разошлись по своим каюткам. На столе лежала забытая кем-то книга.
Странное у нее было название: «Остров везения». Найти бы на карте такой да и отправиться туда, чтобы начать счастливую жизнь!
Одиночество располагало к размышлениям о прошлом и заставляло думать о будущем.
Ну что ж, посмотрим. Посмотрим, сможет ли она две недели продержаться без благ цивилизации! Впрочем, разве трудно прожить без телефона, водопровода, горячей воды, электричества, телевидения, такси, ужинов в ресторане «Операкларен», популярном среди литературной богемы? Без начальников и подчиненных… Без газет, приглашений на премьеры, без косметических салонов и фитнес-центров?
Без бассейнов с подогретой водой… Зато в новой жизни не нужно будет мчаться на условленную встречу в кафе, бросаться сломя голову к трезвонящему телефону и улыбаться, беспрерывно улыбаться, пока мышцы лица не начнет сводить судорогой, совершенно чужим людям.
Впрочем, всюду есть свои плюсы и минусы.
Едва ли можно назвать неудобством купание в озере, где намыливаешь голову, стоя по пояс в прозрачной ласковой воде, а потом ныряешь под ее зеркальную поверхность, оставив на ней хлопья пены… Но навязчивые муравьи в чашке с растворимым кофе и комариный писк с утра до вечера, с вечера до утра вряд ли кому доставит удовольствие.
Однако это легко пережить. На здоровье ей жаловаться грех, разве что в последнее время она сильно похудела. Но вот психика в полном расстройстве: по любому поводу слезы льются в три ручья, голова идет кругом. Ну как тут можно на чем-то сосредоточиться?
Словно отвечая на этот риторический вопрос, раздался басовитый гудок, поток другой – теплоход разворачивался в уютной бухточке, подходя к небольшой пристани.
Маргрит выглянула в иллюминатор. Желтый домик под красной крышей с выгоревшей на солнце вывеской «Зюдерхольм» на увитой диким виноградом стене. Черный от времени лодочный сарай. Несколько кривых сосен на пологом берегу. Всюду невысокие, сглаженные ледником скалы и огромные бурые валуны, покрытые ярко-зеленым мхом и желтым лишайником. Вдали чернеет сосновый бор, к которому ведет извилистая проселочная дорога с обочинами, утопающими в разнотравье.
Боже, какой здесь воздух, как вкусно пахнет смолой и полынью! Вот она, новая жизнь, приехали, вернее сказать, приплыли. Молодой матрос вытащил на берег небольшой тюк с почтой, бросил его у крыльца домика, потрепал по холке бело-серую лайку смотрителя пристани. А где же сам смотритель? Где почтальон?
Никого не видно… Вот это идиллия! А где же дядя Мартин, ведь он обещал ее встретить, иначе… Впрочем, на родине ее ничто не страшит.
Маргрит быстро сбежала по узкому трапу на пустынный берег и моментально скинула кроссовки – теплый камень приятно ласкал ступни, песок между скал даже вечером оставался все еще горячим. Прощай, пыльный город и шумные дискуссии художников и критиков! Здравствуй, новая жизнь в окружении щеглов и трясогузок! Молодая женщина по щиколотку вошла в воду и от блаженства закрыла глаза. Неужели она дома? Ну почему детство ушло навсегда, это несправедливо!
Минут через пять после отхода «Ханса Сторссена» на дороге показался автомобиль. Это дядя Мартин взял его напрокат для племянницы – остров велик, и без машины пришлось бы туго.
Маргрит кинулась навстречу невысокому пожилому мужчине, одетому для встречи родственницы в праздничный строгий костюм.
Бронзовый загар на впалых щеках так знаком, но… Ах, бедный дядя, как ты постарел, подумала с сожалением Маргрит. Время бежит и никого не делает краше.
Похвастаться новыми знакомствами было трудно, однако на острове водились вполне симпатичные личности. Поздно вечером к дому подходил дикий кот, что-то вежливо урчал и скрывался в кустах. Надо думать, своими визитами он предупреждал: ты не одна в лесу, не бойся. А сегодня рано утром, например, она умывалась в компании джентльмена аиста. Птица неспешно и гордо вышагивала по берегу тихого лесного озера, усиливая ощущение нереальности происходящего вокруг, которое не оставляло Маргрит с момента ее появления на острове. Она даже всплакнула при виде этого трогающего душу зрелища.
Подобно утреннему туману, поднимающемуся с поверхности озера, проклятый туман в голове привел к тому, что в последнее время в городе у нее дня не проходило без слез.
Этот же туман вынудил ее, бросив все, бежать из Стокгольма в родные края, знакомые с детства.
Господи! В соленом океане слез, что она пролила за прошедшие несколько месяцев, свободно поместился бы остров Борнхольм, а не только родной островок. За дни, проведенные здесь, Маргрит уже успела оплакать и отсутствие телефона, и обилие комаров, и тусклое зеркало в тесной комнатке крохотного домика, и то, что ее единственные оставшиеся в этих краях родственники сильно постарели.
Правда, разок-другой ей все же случилось и посмеяться. Хотя совсем недавно такие поводы вряд ли вызвали бы у нее веселье.
Как же она устала! Но ведь именно поэтому она и здесь. Двух недель, пожалуй, хватит, чтобы привести нервы в порядок. С великой тщательностью Маргрит составила подробное расписание. В первую неделю нужно освободить организм от глупых слез. И только после этого можно начинать ставить одну за другой задачи и браться за их выполнение так же энергично, как она обычно это делала.
Если уж ей удавалось справляться со срывами графиков, с клиентами, чья кредитоспособность значительно превышала их познания в искусстве, не говоря уже о рецензентах, которые одним неудачным эпитетом способны перечеркнуть годы труда, то неужели она не совладает с куда более простой проблемой – собственным психическим переутомлением?
Маргрит безмятежно разлеглась на старом выцветшем надувном матрасе, который покачивался на волнах озера, и рассмеялась, представив, какую физиономию скорчил бы Александр, если бы увидел это допотопное резиновое чудо, пахнущее тальком. Возможно, она и выйдет замуж за Александра Болиндмана, но все-таки этот образцовый экземпляр мужчины хорош далеко не на все случаи жизни.
Он горожанин до мозга костей, и не просто горожанин, а сибарит, избалованный цивилизацией.
В таком месте, как Зюдерхольм, он чувствовал бы себя не в своей тарелке. Здесь не с кем соперничать, не на кого равняться. Нет ни клубов, ни торжественных мероприятий, журналисты не выпытывают детали выставочных планов и не стараются вызнать, а не случится ли на вернисаже какого-нибудь скандала… Да, по нюху на скандалы и сплетни в среде артистов и художников Александру нет равных, и на островке он просто умер бы от скуки, все ему здесь показалось бы слишком пресным и провинциальным. Да и как он проживет без магазина «Струме» – отрады всех модников Стокгольма, без богатого выбора изделий от Армани и Босса?
Правда, справедливости ради следует признать, что первые несколько месяцев самостоятельной жизни в городе и она чувствовала себя ничуть не лучше. Тогда Маргрит только что окончила университет и, размахивая дипломом менеджера в области изобразительного искусства, принялась покорять Стокгольм с наивным, но неистощимым оптимизмом, благодаря внушенной дома уверенности в том, что она самая талантливая в семье. Еще бы, менеджер, организующий выставки! Ее отец был простым плотником и даже не слышал о Веласкесе или Матиссе!
Здесь, на этом лесном озере, в чудесной воде, настоянной на травах, Маргрит была самой опытной лягушкой. Но тогда, в шумном Стокгольме, представляла собой лишь глупого головастика: чуть зазеваешься – и тебя проглотит любой городской карась. Сколько наивных девчушек так и сгинуло в водовороте столичной жизни!
Соскользнув с матраса, Маргрит ногой коснулась дна, подняв облачко черного ила, и поспешно выскочила на пологий берег, отжимая волосы, пахнущие озерной свежестью. Домой возврата нет, утверждают старые люди и добавляют, что прогулки в прошлое – это удел неудачников и фантазеров. Ну а она все же вернулась и вполне довольна! Чем прошлые времена хуже настоящего или будущего? Когда-то дедушка в шутку говорил, что если Маргрит не возьмется за ум и не станет хорошо учиться, то кончит дни в деревенской глуши, плетя на продажу корзины из ивовых прутьев.
Хорошо, буду плести корзины, доить коров и научусь смолить лодки, как истинная уроженка Зюдерхольма! – решила молодая женщина. Стану носить полотняный фартук, расшитый зелеными и красными петухами и рыбами, привыкну к деревянным башмакам и к отсутствию компьютера, подумаешь! Научусь даже варить гороховый суп.
Солнце поднялось над верхушками сосен, вызолотило озерную воду и моментально высушило росу. Маргрит взяла из корзинки, принесенной с собой, краснобокое яблоко, с удовольствием вгрызлась в него и окинула взглядом землю, где поколения Вестбергов жили уже несколько столетий, со времен короля Карла XII. По легенде, земля здесь была когда-то дарована солдатам, отслужившим свой срок.
Устав от войн, соскучившись по мирным ремеслам, новоявленные островитяне отличались отменным трудолюбием. Здесь прошло ее детство. Кто бы теперь узнал в ней длинноногую рыжеволосую девчонку с огромными, как чайные блюдца, голубыми глазами, любившую ловить кузнечиков?
Она росла в деревеньке Зюдерхольм на одноименном острове, куда приезжали на праздники и на пикники целые армии двоюродных братьев и сестер с родителями, с дедушками, бабушками, тетями, дядями. Зюдерхольм служил всем им неофициальным местом сбора.
Как, впрочем, и для половины жителей острова. Мальчишки устраивали шумные игры и шуточные потасовки, молодые люди крутили свои многочисленные романы под любопытными, хотя и тщательно скрываемыми взглядами Маргрит и ее кузин.
Да, было что вспомнить, глупостей они тогда наделали немало. Сколько раз бегали за дальний выгон, через березовую рощу и сосновый бор, чтобы подсмотреть, как двоюродные братья и их друзья купаются со своими подружками. И не всегда в купальниках! Щеки горели от стыда, но сил противостоять соблазну узнать чужую тайну не было совершенно. Маргрит улыбнулась своим мыслям. Она тогда по уши влюбилась в Густава Бервальда. Лет на восемь – десять старше, он казался ей, совсем еще девчонке, взрослым парнем.
Забавно, что она только теперь об этом вспомнила. За шесть лет столько всего позабылось, ведь она приезжала сюда только на похороны – сначала отца, затем деда. После смерти отца провела на острове три дня, в следующий раз лишь неполные сутки.
Неудивительно, что она в городе забыла вкус воды в лесном озере, аромат цветущего шиповника, зверобоя, мяты, ощущение вязкости черного озерного ила между пальцами ног жарким летом. А что узнала? Мир утраченных надежд, в котором тебя сопровождают сочувственные взгляды. Как это бесит, выводит из себя, выбивает почву из-под ног! Маргрит перестала спать, рассорилась со всеми друзьями, потеряла всех знакомых. Руки тряслись при одной мысли, что она неудачница, что жизнь ее кончена.
Прежде чем попасть на прием к психоаналитику, Маргрит чуть ли не приходилось вынимать свои водительские права, чтобы узнать, как ее зовут.
Покой и сон. Побольше покоя и никаких переживаний – таков был совет специалиста.
Но как этого добиться? Как избавиться от напряжения, зная, что все равно скоро предстоит принимать решения, которых никто за нее принять не сможет?
Прошло несколько дней.
По утрам, слегка одурев от долгого и спокойного сна, Маргрит полюбила удить рыбу, не очень заботясь о количестве улова, жарила ее на древней плите, древесным углем для которой ее снабдил дядя Мартин. В обед иногда приезжали с коротким визитом родственники.
Молодая женщина слушала их незатейливые сплетни, старые, как деревенская церковь, в которую они торопились. Скорее это и не сплетни были, а некая форма островных новостей, чередующихся с прогнозами, предположениями, слухами…
– Имей в виду, милая, мы всегда тебе рады, если захочешь пожить в нашем доме. Я сказала Мартину, что этот сарай даже для свиней не годится, не то что для молодой женщины. И все так заросло, будто мы тут лет сто не бывали! – воскликнула в очередной раз тетка. – Господи, дорогая, как ты похудела! Можно подумать, на тебе пахали твои работодатели.
И, вздохнув, тетя Биргитта положила на тарелку племянницы еще один кусок аппетитного пирога.
– Никто на мне не пахал, просто я очень устала, – вяло возразила она. – Дом замечательный, в старых стенах я отдыхаю душой. Я люблю город, но в Стокгольме нет такого чудесного воздуха, такой замечательной тишины, хотя…
Маргрит замолчала, поскольку не умела лгать. Все-таки город, в котором она училась и работала, ей нравился. Стокгольм рано укладывался спать, особенно зимой, улицы замирали, лишь снежинки кружились в свете фонарей. Да и летом в нем было не слишком шумно, за исключением площади Зергельз-торг.
Просто ей не повезло с личной жизнью, а это дело совсем другое, и не надо посвящать родственников в детали.
На глаза ее навернулись слезы. Но, слава Богу, этого никто не заметил.
– Раньше, когда ты еще училась, милая Маргрит, мы здесь откармливали бычков, чтобы усадьба не зарастала травой, – объяснил дядя Мартин, раскладывая по буфетным полкам объемистые пакеты со съестным. – А теперь будем тебя откармливать. Набирай вес, остальное приложится!
Перед тем как уехать, гостеприимные Вестберги еще раз пригласили Маргрит к себе, если ей уж очень надоест первобытная жизнь в старом деревенском доме… Или она просто соскучится по настоящему гороховому супу с соленой свининой – фирменному блюду тети Биргитты.
Маргрит смотрела не отрываясь на озеро, за которое только что опустилось солнце, разлив по небу ясный аметистовый свет. Затем, запрокинув голову, стала наблюдать за легкими облачками, беззвучно парящими на головокружительной высоте. Внезапно резкий крик чайки, упавшей с высоты за рыбкой, ворвался в ее сознание, и молодая женщина почувствовала, что мышцы шеи снова напряглись, а затылок пронзила острая боль.
В последнее время с ней это часто случалось. Вытянув тонкую шею, Маргрит принялась массировать ее. У нее все-таки хватило здравого смысла последовать совету психоаналитика и сделать перерыв в работе. Озеро на Зюдерхольме было воплощением беззаботно-счастливого прошлого, и ее потянуло именно сюда, словно здесь можно было забыть о всяческих бедах и исцелиться от всех болезней. Неужели старики ошибаются и путешествия во времени вполне возможны?
Как ни странно, но ей до сих пор не приходило в голову, что все эти годы жизнь на острове не стояла на месте. Пока из провинциальной, совсем зеленой, но крайне самоуверенной девчонки вырастала преуспевающая деловая женщина с одним замужеством за спиной и перспективой другого плюс абсолютно неожиданным да и ненужным наследством, деревенская семья, которая казалась такой крепкой и несокрушимой, внезапно распалась. Оставшихся на острове можно было пересчитать по пальцам: дядя Мартин, тетя Биргитта, старый священник. Но они выглядели такими счастливыми! А разлетевшиеся по всей Швеции отпрыски не в счет – наверняка их жизни тоже не удались, как и ее собственная.
Мы, островитяне, чужие в мире ресторанов, ночных клубов и казино, порой мелькала в мозгу странная мысль. Надо беречь нервы, не вспоминать о неудачах. Нужно как можно больше спать и забыть все печали.
И Маргрит обычно засыпала, едва коснувшись головой подушки. Но однажды она увидела загадочный, бередящий душу сон. Будто она наблюдает, стоя у крыльца дома около огромного розового куста, за медленно плывущим по зеркальной воде канала пароходиком.
Рядом с ней никого нет, но в доме… в доме раздается смех детей, лай собаки. Что это за дом, ее собственный или чужой?..
Была середина августа, и к вечеру посвежело – так всегда бывает в этих краях. С северной части острова даже донесся звук морского прибоя. Глухой рокот волн у прибрежных скал, как когда-то в детстве, напоминал дыхание могучего великана из древней сказки.
Маргрит неторопливо повернулась и побрела к дому.
Боже, в нем она выросла! Здесь были счастливы ее родители! Светлая комнатка еще хранила солнечное тепло. Она довольно уютная, хотя мебели в ней было совсем немного: две деревянные кровати, три стула работы местных мастеров-лодочников, столик и несколько низких резных скамеек. Резной дубовый буфет выглядел неказисто, но был очень удобный. В одном из его ящиков до сих пор лежали игрушки Маргрит – куклы, шкатулка с бисером, разноцветные стеклянные шары. На стенах видели выцветшие от времени фотографии в палисандровых рамках и небольшое овальное зеркало, запомнившее лица родителей и родственников. Справа от двери располагалась плита и ящик с углем. Распахнутые окна выходили на озеро. В кустах перед ними пели малиновки, не опасаясь дикого кота. Какая же вокруг глушь!
Неудивительно, что дядя Мартин не сразу решился отдать ей ключ от дома. Сначала нашел электрика, который починил проводку и ввернул лампочки. Увы, от цивилизации никуда не деться. Правда, вскоре забарахлил выключатель и лампы упорно не желали гореть.
Впрочем, можно было прекрасно обойтись свечами или керосиновым фонарем из жести, которым пользовались еще ее отец и мать. Ведь она, Маргрит, к тому и стремилась, чтобы ее с головой завалили бытовые проблемы, но такие, которые можно решить самостоятельно.
Получилось что-то вроде школы физической и волевой закалки. Быть может, это освежит ее голову и она наконец-то решит, как быть с Александром. Удивительное дело, этому доброму, всесторонне образованному человеку она всегда была чем-нибудь да обязана!
Известного музейного деятеля и коллекционера Карла Сертеля она встретила как раз благодаря Александру. Когда закрылся маленький выставочный зал на Уппландс-гатан в Стокгольме, где Маргрит работала первое время после окончания университета, она надела свой единственный хороший костюм и приличные туфли, положила в сумку свое резюме, рекомендательные письма… и отправилась обивать пороги.
Куда только она не ходила, к кому только не обращалась! Да, молодость вовсе не самая выигрышная карта в музейном бизнесе, как, впрочем, и в любом другом тоже. Отсутствие опыта, связей, знакомств, определенного нюха на художественные новинки отпугивало работодателей, и девушка была близка к отчаянию.
Полтора года опыта им, видите ли, мало! Где же взять больший, если ее не берут на работу!
Средств на жизнь не было никаких, у родителей, безумно переживавших за дочь, денег Маргрит не спрашивала никогда. Короче, пришлось потуже затянуть пояс… и отказаться от пирожных…
В крупной частной галерее, расположенной в чудесном дворце, некогда принадлежавшем одному из приближенных короля Карла XIV, требовался смотритель выставочных залов. И хотя она вовсе не для того жила в Стокгольме, это была удача: ее приняли на работу и сразу же выдали приличных размеров аванс.
Александр потом с улыбкой говорил, что все равно взял бы ее, будь она по специальности хоть парикмахером. Тогда Маргрит понравилась ему чисто внешне, и лишь позже он смог оценить ее незаурядные деловые качества.
Плененный ее внешностью – высокие скулы, полные губы, чуть вздернутый нос в сочетании с золотыми волосами и большими голубыми глазами, – коварный Карл Сергель решил пополнить ею свою коллекцию жен. Ухаживал он умело, постоянные знаки неподдельного внимания льстили самолюбию молодой девушки. Тогда она еще не понимала, что любвеобильному Карлу нужна лишь ее оболочка, а потом стало уже слишком поздно. В чувственном взоре юной Маргрит поселилась грусть.
Что поделаешь, она допустила роковую ошибку. Галантный, неотразимый мужчина, который не интересовался ничем, кроме своего собрания красивых редкостей, был ей вовсе не пара. Она стала для него живым воплощением женщин с длинной шеей и печальными глазами с рисунков раннего Модильяни. Карлу нравилось приводить в восторг своих эстетствующих друзей, украшая ее лучшими образцами из своей бесценной коллекции ювелирного искусства эпохи короля Густава V.
Серебряные браслеты, филигранной работы старинные серьги с изумрудами, броши и перстни стоили огромных денег, и на званых вечерах Маргрит всегда сопровождали телохранители, вернее сторожа, не сводившие глаз с драгоценностей. Она соперничала с витриной ювелирного магазина на Дроттнинг-гатан, в котором всегда можно купить все самое лучшее в мире! Молодая женщина чувствовала себя манекеном, куклой, которую наряжают забавы ради. Может быть, подобный образ жизни и нравится кому-нибудь, но только не ей, выросшей в скромной и добропорядочной семье.
В конце концов Маргрит все это надоело, и тогда ее обитание в роскошной, обставленной антикварной мебелью квартире Карла Сергеля превратилось в сущий ад. Подумаешь, его наследство! Деньги не приносят счастья, если в основе семейного благополучия лежат такие муки. Мысль о бывшем муже только тогда перестанет вызывать у нее горечь, когда она сумеет переоценить свой печальный опыт и извлечь из него что-нибудь хорошее.
В дальнем лесу заухала сова, желтая полоска на западе померкла, небо над островом украсили крупные августовские звезды. Прежде чем лечь спать, Маргрит подошла к ветхим воротам – проверить, не забыл ли дядя запереть их за собой, и заодно закрыла на ключ взятую напрокат машину. Она поставила ее за сараем: нечего афишировать свое присутствие в таком уединенном месте. Тут не только дикий кот бродит. Изредка появляются и непрошеные гости, намеревающиеся половить рыбу или искупаться. Такое ей ни к чему. Жизнь в Стокгольме быстро научила Маргрит, что лишний раз рисковать не стоит. Туристы на катерах и рыбаки давно облюбовали уединенные островки и частенько проявляли самые отвратительные черты своего характера. Что им стоит забраться в старый дом? Принципы частной собственности никогда не разделяются вандалами и хулиганами…