Полторак Егор. Звезды для нас

Полторак Егор
Звезды для нас

   Егор Полторак
   Звезды для нас
   В августе, когда ночи становятся такими черными, что кажутся синими, а утром туман из плотной ваты покрывает поля и озера, наступает пора падающих звезд.
   И, глядя на прочерк в небе, загадывают бессонные влюбленные свои желания. Какие? Ну, какие могут быть желания у влюбленных! Солдаты, стоящие на посту, думают о доме и маме. Рыбаки, сидящие у костров у воды, мечтают о самой большой рыбе, - как они ее поймают.
   Бабушки и дедушки, которых мучает в их постелях бессоница... Бессоница, бессоница. В общем, те бабушки и дедушки, которые не спят, увидев падающую звезду, вспоминают о своей юности или даже о своем детстве.
   Милиционеры, обходящие пустые улицы с бормочущими рациями на боках, думают. Нет, врать не стану - кто знает, о чем думают и мечтают милиционеры, когда падают звезды, которые бесстрашно и немедленно бросились бы тушить пожарные, если б не спали или не играли в шашки.
   А все остальные спят; спят. Инженеры и рабочие, журналисты и ночные сторожа, директоры толстые и директоры худые, подчиненные и руководители, мамы и папы, школьники и студенты - экзамены-то еще не скоро. Спят все, все. Кроме...
   Не спят безнадежные мечтатели, немногие дети и ты. Не по долгу службы и не потому что влюблены, а просто. Совершенно бескорыстно. Потому что ночь, падают звезды, и кто-то только что пролетел мимо окна, прошуршав шерстяными крыльями.
   Феи прилетают ночью. Падают звездами, рассыпаются разноцветным огнем и превращаются в маленьких девочек с большими глазами и с косичками, как у первоклассниц, только без глупых бантов... Что? Ты не любишь про девчонок? Ну, потерпи, - ведь в нашем мире феи обычно девочки или женщины, но об этом потом, и не только про девочек, а... Прилетают феи снов.
   Маленькие феи, только превратившись, тут же начинают трещать языками - да, девчонки - что с них возмешь! Они обсуждают свое замечательное приключение свой полет. Привирают местами, - как без этого. А еще: кто их увидел. И это самое важное - ведь фея снов может придумывать свои сказки только тому, кто первым увидел ее падение, ему и никому больше.
   И, конечно, - девчонки ведь - феи мечтают, чтоб увидели их принцы, и чтобы целый год рассказывать им сказки по ночам. Про разбойников и волшебников, про путешествия и принцессу, самую красивую и удивительную... девочку (что тут сделаешь), которую надо освободить из-под власти здоровенного дракона, на худой случай из-под злых чар. Про принцессу, очень похожую на саму фею.
   А в последний день июля, когда феи улетают... Улетают... В общем, покидают Землю навсегда, случайно - совсем-совсем - встретиться с принцем днем, и чтобы принц узнал фею и... обрадовался ей, хотя бы.
   Но в наши дни принцы вместо нормального принцевского дела - путешествий и сражений со злыми волшебниками, людоедами, драконами и Бабами-Егами и со всеми сразу - учатся в престижных университетах и участвуют в демонстрациях протеста или танцуют на дискотеках, или сами поют; и это не плохо - но это так.
   Алика прилетела последней в этом году. На самом исходе ночи.
   Под ногами у девочки мягко шуршали желтые, и красные, и зеленые опавшие листья, и был туман между деревьями леса, по которому шла Алика. Глаза у нее были грустные, и косички печально висели, а не торчали вверх и вбок, до того ей было грустно. Хрустальную палочку - у всех фей такие есть: чтобы насылать сны; и у всех разного цвета - она держала зеленым огоньком вниз - уж совсем грустно.
   Алику не увидел ни принц, ни мальчик, ни даже девочка. Лишь маленькая рыжая собака с туловищем, похожим на длинную вареную колбасу, роясь на городской свалке, подняла мохнатую морду к небу и увидела зеленую звезду уже над самой кромкой леса и, посмотрев, как она упала, снова принялась искать хоть что-нибудь поесть: ведь таким рыжим собакам всегда хочется есть. Алика шла по лесу, и луна, бледнея в предвкушении рассвета, перебирала ее волосы теплым светом.
   Давно, когда Алика со своими подругами сидела за партами, и очень красивая и строгая Королева фей учила их придумывать сны, уже тогда она мечтала, как ее увидит принц. Лутьюфо - так будут звать принца, думала она. Лутьюфо на языке феи означает рыжий и печальный. И вот! Собака.
   Вдали показался город. Огромные серые и желтые дома и длинные прямые улицы. Серая река, обвязанная мостами, и золотые шпили и купола. Алика вздохнула. Вздохнете и вы при виде этого города.
   Вставало солнце. От самого высокого шпиля в городе отразился его первый луч и ласково погладил лицо девочки. Алика подняла руки ему навстречу, и вошла в луч, и отразилась солнечным зайчиком от осколка зеркала, лежащего среди листьев... Ведь феи снов только ночью бывают девочками, а днем они превращаются в отражения солнца - в солнечных зайчиков. Им, пришедшим ночью, и судьба - ночь. Так они устроены. Так и все дети звезд.
   Время шло. Маленький рыжий человек с родниковой пустотой в глазах - так всплывет что-нибудь и унесется водой, - с мешком за плечами ходил по городу и собирал пустые бутылки.
   Как его звали, я не знаю. Может быть, этого никто не знал. Но это, наверное, и не важно - знать имя человека, собирающего пустые бутылки. Вася, Петя или Джордж Гордон Ноэль - какая разница.
   Ему говорили: "Эй!", когда он делал что-нибудь не так или начинал кому-нибудь мешать. Ему говорили: "Мужик!" в приемном пункте стеклотары. А милиционеры называли его: "Гражданин, пройдемте!" Однажды я собственными глазами видел мальчика, который сказал ему: "Дяденька" и попросил достать мяч, улетевший на середину глубокой лужи. Но мальчик убежал к маме, как только ему достали мяч, и ничего больше не сказал.
   Маленький рыжий человек собирал пустые бутылки. Его встречали на улицах, в скверах, в подъездах или в приемном пункте. Где он жил, тоже никто не знал.
   Его пиджак блестел на спине пятнами; если были пуговицы, то пришитые криво, низ пиджака переломился в нескольких местах, и ткань загнулась внутрь. Брюки - что-то на месте штанов - короткие, широкие, и... Рубашки почти не было. А черные, то есть теперь рыжие ботинки были на три размера больше, носки их загнулись вверх, и подметки подволакивались сзади, перевязанные веревочками, когда-то белыми.
   Иногда маленький рыжий человек улыбался, если выпрыгивал из бутылки в траве солнечный зайчик и отскакивал на несколько шагов, размахивая ушами...
   Был вечер с осенним дождем. Маленький рыжий человек вошел во двор-колодец и свернул к помойке искать бутылки. Здесь он был в первый раз.
   - Лутьюфо! - услышал он.
   Он обернулся - никого?
   - Лутьюфо! - он поднял голову и увидел в открытом окне четвертого этажа пожилую женщину с такими черными волосами, что казались синими.
   - Поднимись ко мне, Лутьюфо, - сказала женщина, и звук ее голоса был все таким же гулким - от слепых стен, от черных прочих окон, - Я тебя жду.
   Тот, кого назвали Лутьюфо, вошел в подъезд. В тяжелые двери подъезда были вставлены очень маленькие цветные стеклышки, составлявшие рисунок. Многих стеклышек не было, а на остальных проступали трещинки-морщинки. Тот, кого назвали Лутьюфо, поднялся по ступеням, ставшим полукруглыми от шагов тех, кто очень быстро бежит вниз, когда не скатывается по перилам.
   - Входи, Лутьюфо, - сказала та пожилая женщина.
   Лутьюфо шел по узкому коридору, по обеим сторонам которого стояли пыльные и высокие двери, за которыми слышались разговоры, или музыка, или хихиканье, или ласковый шепот, или вздохи. Он шел и знал, что с ботинок отстает липкая уличная грязь, и боялся оглянуться, чтобы не увидеть эти следы. Еще он боялся оглянуться, чтобы не увидеть женщину. И с каждым шагом он ждал окрика: "направо" или "налево".
   Но вот они вошли в комнату у поворота на кухню. Лутьюфо остановился у двери: огромное зеркало - прямоугольник, чуть больше оконного проема, у которого оно стояло, - смотрело в окно. И он увидел, какое оно прозрачное и настороженно-глубокое, по тому, какое оно внутри - черное с обратной стороны. Стол, круглый, посреди комнаты. Три желтых стула вокруг него - один отодвинутый, а два плотно прижатые к краю стола. Шкаф в углу и книги стопками на шкафу, на полках, на полу. Узкая кровать и лампочка над ней в стене, окрашенной в бледно-зеленый цвет. Больше ничего не было в этой узкой комнате с одним окном.
   - Будем пить чай, - сказала женщина, - только пойду закрою окно в кухне. А ты садись, - женщина указала на один из стульев.
   Лутьюфо, не снимая из-за плеч мешка, попробовал отодвинуть стул, чтобы сесть, - не получилось. Женщина внимательно смотрела.
   - Нет?.. - сказала она, - Попробуй еще. Постарайся вспомнить... ну...
   Но стул невозможно было оторвать от пола. Тогда женщина повела рукой - и стало возможно...
   - Ну как живешь, Лутьюфо? - спросила она, наливая чай из приземистого и широкого стеклянного чайника.
   Лутьюфо не ответил. Он смотрел на нее спокойно, без удивления. И тогда она заглянула ему в глаза, рассмотрела и дальнее, а рассмотрев, вздохнула.
   - Значит, самое страшное... Бедняга. Впрочем, что ж я ведь, а? - и она положила ему вишневое варенье на блюдечко. - Оно с косточками, кушай.
   Женщина выглядела красивой. Ее лицо казалось молодым, но вблизи кожа была как ткань давно опавших листьев. Тело по усталой привычке стройно изгибалось под вязаным черным платьем с редкими седыми нитками, как и в волосах, черных, словно синих. И она куталась в черный плед, зябко и привычно.
   - Давным-давно... - сказала женщина, - Это было так давно, что старые люди рассказывали об этом, как о давно минувшем... - она посмотрела на Лутьюфо и вновь отвела взгляд, - Значит, и это тоже... и это, - и на мгновение из ее лица выглянуло ее лицо, но совсем дряхлое, совсем старухи.
   Они пили чай, и женщина еще раз положила Лутьюфо варенье. А к окну прилипал серый вечер. Лутьюфо начал беспокоиться, ерзать на стуле. И встал.
   - Пора? - встала и женщина.
   Они вышли на площадку, пройдя мимо закрытых и пыльных дверей, за которыми слышались вздохи, или ласковый шепот, или хихиканье, или музыка, или разговоры.
   Лампочки на стене не горели, но и темно не было - свет пробивался из стен - не из окон, вечерних и тусклых. Женщина внимательно оглядела лестницу, даже заглянула вниз, и в глазах ее запрыгала подозрительность. Но было тихо, и она сказала:
   - Приходи... - повелительным тоном.
   И закрыла за собой дверь.
   Свет на лестнице усилился - стал еще более бледным - когда Лутьюфо немного спустился, перебирая в кармане прилипающие вишневые косточки, тринадцать круглых косточек.
   - А-а-а-ах-х-х! - пронеслось снизу вверх и, отразившись шипением, пошло вниз, и вновь, - А-а-а-ах-х-х!..
   Из ведер для отходов начал подниматься и струиться вниз серенький дымок, натекая на ступени.
   - А-а-а-ах-х-х!..
   Лутьюфо оглянулся, а рука его, которой он опирался о перила, промахнулась, и это движение в пустоту отдалось в животе провисающим еканьем. Он едва удержался на ногах.
   Мимо его поползла струйка бледно-синего, с трудом взбираясь на ступени, натужно вздыхая и рассыпая гаснущие в сереньком дымке цветы. Лутьюфо вздрогнул; слабое воспоминание коснулось его волосы. И волосы шевельнулись. Кровь толкнула в лицо и прошла под кожей головы, облив изнутри горячим. Воспоминание о страшном, которое так часто происходит с другими, но не должно случиться с тобой, и вот...
   Пальцы ног судорожно цеплялись за кожу ботинок, но все скользило и расплывалось, и Лутьюфо упал, и стал падать, падать. Во вспыхивающее, вздыхающее, булькающее, зовущее. С открытыми глазами, с ужасом от невозможности катиться туда по все более стремящимся к кругу ступенькам. Потом он потерял сознание.
   А когда очнулся в неровной темноте, прикасавшейся к лицу мягкими светлыми пальцами, увидел огромного белого кота. А кот, вцепившись широкой лапой в полу его пиджака и вонзая когти остальных лап в кафель, подтаскивал Лутьюфо к выломанному провалу со свисающими кусками бетона. И тяжело раскрывал пасть с черным небом и коротким раздвоенным языком.
   Когда кот увидел открытые глаза Лутьюфо, зрачки его сжались вспыхнувшими злыми треугольниками, и он напряг все в последнем движении. Но уже на ребре провала Лутьюфо рванулся в сторону и откатился на несколько шагов. И поднялся.
   Кот, с разгона перелетевший через провал, сел на хвост и мявкнул. Лутьюфо нащупал в мешке бутылку и, охватив горлышко короткими пальцами, потянул вверх плечо. Кот увидел, что будет сейчас, и прыгнул в провал. Оттуда заклубился удушливый дым, и Лутьюфо выбежал из подъезда.
   Проходило время. Ночь. И дождь, и ветер утихли. Но ветер принес серые тучи и оставил их над городом.
   Алика посмотрела на небо - звезд видно не было. Хрустальная палочка в руке вспыхивала желто-белым, а на конце зеленым. Стало пора.
   Чего хочется собаке, Алика не знала. Во сне?.. Разным большим собакам, наверное, и во сне хочется догонять и загрызать. А другим? Может, придумать сон про доброго хозяина - какой он большой и добрый, и как чешет за ушами, и как ему можно положить голову на колени и лизнуть в нос. Или в руку.
   Как будто хозяин - принц? Алика подумала, что голодной собаке все равно, принц ее хозяин или свинопас. Или просто девочка? Или придумать нос хозяина, в который можно лизнуть, и руку, которая чешет за ушами и живот так приятно, что даже дергается лапа. Или еду, которую дает хозяин? Или что?.. Ах, если бы насылать сны принцу. Алика сама себе грустно покачала головой...
   Рыжая дворняга легла и положила усталую морду на уставшие лапы, и ей приснилось, что она бегает по сосновому лесу, пружинит хвоя под сильными лапами, взрываются запахи настоящего, и она повизгивает от удовольствия.
   А потом, набегавшись и напившись из речки темной прозрачной воды, шлепает по воде, задевая ее неостановимую текучесть изнанкой ушей. И, когда от наслаждения прикосновения к животу прохлады и речных трав сводит челюсти, подходит она к сидящей на берегу русоволосой зеленоглазой девочке и улыбается. Просовывает девочке в руки мокрую усатую морду с добрыми смешливыми глазами и виляет хвостом так, что получаются крошечные радуги. И смеется девочка. Сон.
   Алика шла по городу, и ночь продолжалась. Рыжая дворняга спала, но снов больше не видела.
   Алика шла по набережной канала Грибоедова и смотрела на дома. Иногда она поднимала камешек и бросала в воду. Камешек в темноте летел вверх, затем вниз и падал на освещенную поверхность канала. Тогда Алика смотрела на круги. И шла дальше.
   По-моему, в такую ночь на набережной канала Грибоедова, подальше от Невского проспекта, здорово страшно - пусто, и шаги твои слышны далеко. И часто у полуразрушенных старых домов кажется, что вон там не изогнутая сложно тень, а кто-то стоит и жутко-терпеливо ждет, когда ты подойдешь. А окна домов такие темные внутри - гораздо темнее ночи - и кто там?!
   Алика шла и вела пальцами по влажному парапету - так обычно касаются пальцами воды, если плывут в лодке, - когда увидела этот дом. Все окна были из пустой темноты, лишь в одном - на четвертом этаже - вспыхнуло зеленое. И Алика увидела, что это звезда.
   В подворотне дома стукнуло, просыпались легкие шаги, неторопливые, словно усталые. Алика все смотрела на звезду. Шаги приближались, став тише, когда отзвучали в подворотне. Алика повернула голову. Перед ней стояла горбатая старушонка в потрепанном черном или синем плаще, с дряхлой сумкой на руке. Глаза ее были спрятаны под дымчатыми очками, перевязанными темной резинкой.
   - Девочка, - голос у старушонки ласково заторопился, - Ты что же одна? Ночь. Ты заблудилась.
   Алика удивленно молчала.
   - Пойдем, девочка, со мной... Как тебя зовут? Кто твои родители? Как тебя зовут?
   - Алика...
   - Алика... Ну, пойдем, я тебя чаем угощу. С вареньем вишневым.
   Алика медленно сделала шаг, перестав оглядываться на звезду. Старушка приглашающе отодвинулась с дороги к подворотне и протянула ей руку.
   Алика почувствовала сухие крепкие пальцы, охватившие ее ладонь. И очень захотелось чая. Ей представилось, как пар поднимается из тонкого стакана, и запотевают края, как бугорками выступают вишни из варенья. И эта постель гладкие простыни и легкое теплое одеяло вместо промозглого конца ночи. И все же она успела подумать: какая постель; зачем это! Что это! Ведь феи не спят в постелях, а тем более феи снов! Почему постель...
   - Пойдем, Алика, пойдем. Горячий чай, вишни в варенье, ароматная пена в ванне, гладкие простыни и легкое теплое одеяло. И свернуться клубочком под одеялом, а потом вытянуться - что бывает лучше. Ведь так? Пойдем, Алика!
   Да и вправду Алике очень хотелось чая и потом свернуться клубочком под одеялом - она видела это, когда старушонка смотрела на нее. Когда она смотрела на нее. И ладонь Алики совсем расслабилась в сухом и надежном кольце пальцев старушонки.
   - Пойдем, пойдем! - уж совсем нетерпеливо требовала та и обеспокоенно оглядывала небо.
   - А это. Бабушка? - Алика показала на звезду в окне, - Мы туда?
   - Конечно, конечно, Алика! - Они вошли в подворотню, затем из нее во двор-колодец и подошли к дверям подъезда, блестевшим цветными стеклышками. Лампочка над дверьми светила вниз бледно-белым. - Конечно, конечно... Ведь зеленое - цвет удачи. Знаешь ведь эту задачу, да? - Старушонка остановилась, чтобы поправить очки, - " К тому, кто увидел зеленый луч на закате, придет удача. А что будет, если увидеть зеленую звезду на восходе? " Помнишь, Алика? Прилетевшая на восходе - ведь так это на языке фей?..
   Вот это она сказала зря! Алика помнила задачу Белого кота. И откуда ей известен язык фей?! Кто это!
   А старушонка вновь потянула ее за собой, а почувствовав, что она не идет, обеспокоенно обернулась. Но сделала это слишком резко. Очки слетели, зазвенев тонко где-то внизу, и Алика увидела ее глаза - расширенные черные зрачки, в которых ничего не отражалось, лишь в глубине вспыхивало зеленое.
   - Колдунья!!! - Алика выдернула руку и бросилась в подворотню. Выбежав на набережную, она прижалась к влажной стене за выступом, платье на худых лопатках сразу зябко промокло. А мимо нее с мягким шорохом, появляясь в свете фонарей, пронеслась старушонка, пальцы и нос ее удлинялись. Она стелилась над землей. Черный плащ развевался, и даже не плащ уже, а тяжелые шерстяные крылья с заостренными и загнутыми вниз концами перьев. Алика побежала в другую сторону.
   А ночь уползла в те тени, которые остаются тенями и в любое время дня, и в которых живет лихорадка, и трясется в ознобе тощая лихоманка. Серело и утихало все. Перед восходом.
   Проходило время. И прошла ночь. Стало видно, что уже день. В окнах домов зажглись лампы, потом погасли. Улицы перестали быть пустыми. Встало солнце.
   Солнечный зайчик - спящая Алика - мчался по улицам города в зеркалах машин, отпрыгивал от зеркалец женщин, осматривавших свои носы и глаза, кружился в осколках стекол, рассыпанных по асфальту, скользил вприпрыжку по мелкой ряби на поверхности воды.
   Серьезный мужчина открыл на Аничковом мосту портсигар, в нем отразился солнечный зайчик, и Алика чихнула во сне от едкого запаха табака, похожего на запах вишни. А мужчина совсем ненамного перестал быть серьезным, когда в ладонях у него чихнуло девочкиным голосом. И второй раз. Он чуть даже не пошел в другую сторону от своего серьезного направления. Но, впрочем, опомнился, к сожалению.
   Да. Вот когда спишь, то, что бывает потом, наступает незаметно. Особенно если устал. Поэтому наступил вечер.
   Странный начался вечер. Или, может, жители города привыкли к серым дням, и поэтому казался им странным мягкий и теплый свет. И отвесно падающие листья на крыши, влетающие в окна, на асфальт, на землю, на течение рек.
   Мальчишка - или ты - лет пятнадцати шел по Университетской набережной, толкая перед собой футбольный мяч. Он шел и посмотрел на противоположную сторону Невы. Там самые разные дома, освещенные заходящим солнцем, стояли и глядели на него. Откатился и остановился мяч. Мальчишка стоял и смотрел. И еще долго стоял.
   Редкая встреча, но. Алика и Юнки - улыбка слезы - увидели друг друга одновременно. И во всем мире это известно: когда маленькие девочки, хорошо выспавшись, открывают глаза, они улыбаются. Просто так, от настроения. А феи тоже девочки. Девочки... Ладно. Ну так, в общем, когда Алика и Юнки увидели друг друга, они улыбнулись - от настроения и такая встреча.
   - Алика! - и косички Юнки едва не оторвались от радостных взмахов головы вверх, вниз, влево, вправо, вниз.
   - Юнки! - Алика улыбалась, но ее радостная улыбка сдвинулась в печальную, - Как ты?
   - Я. - Юнки задумалась, - Я? - и она начала усердно себя обнюхивать, - Ты не чувствуешь?
   - Что?
   - Р-рыба. Воняет р-рыбой. Нет?
   Алика два раза старательно шмыгнула носом - зажмурилась, так старалась.
   - Не-ет. Этими... Духами от тебя воняет. Ты что купалась в духах?
   - Это французские! И ничего не купалась. А надушилась - вот! - Юнки гордо задрала нос.
   - Да ладно! - засмеялась Алика, - Лучше рассказывай давай, как ты... кто?
   И нос Юнки опустился. Совсем печальный нос. - Кто... - она вздохнула, Ры... Р-ры... Хи-хи... Продавщица в одном р-рыбном магазине. Большущая и толстенная. И постоянно, пр-росто постоянно от нее пахнет р-рыбой!
   - А... Иногда ведь, наверное, и французскими духами?
   Но Юнки взмахнула рукой:
   - Минтай! А тут вода французская! Королева и яичница, хи... А... у тебя, Алика? У тебя!
   - Нет! Не принц! В этом городе их вообще нет, не волнуйся!
   - Что ты, Алика! Белый кот, помнишь, говорил, что пр-ринцы есть везде, только их глазами не увидеть. Он говорил, что их... говор-рил... Не помнишь?
   - Ничем! - Алика совсем разозлилась, - Глупости это все! Это... - и вдруг она вспомнила: Белый кот, Колдунья, - Ой!
   - Чего?!
   - Нет. Это я просто. Так... А что ты придумала для своей принцессы рыбной?
   - Да. - Юнки почесала нос. Очень задумчивый нос, - Про море... ну, и пляж, все купаются, никто никого не обманывает, не ругается. Замки из песка строят... Так... Я не знаю, может, интер-ре-сно. Нет? Плохо!
   - Почему? Хорошо. А приключения, волшебство?
   - Да что там, какое там! Разве она поверит!.. - нос стал еще более задумчивым, - Я, знаешь чего... Я ей решила р-рыбку золотую подослать. Тогда сразу узнаю, чего ей хочется! Вот!
   - Минтая...
   - Я сер-рьезно! - Юнки обиделась.
   А вечер продолжался, чтобы закончить день ночью. Алика и Юнки отправились придумывать сны.
   Продавщица рыбного магазина, толстая скандальная тетка, плакала утром на кухне. Она вспомнила, что ей приснился сон, как будто она в своем магазине, ходит одна и видит в аквариуме "для живой рыбы" золотую рыбку. А плакала она потому, что рыбка спросила у нее, что она хочет, а она не знала, что попросить. Она не знала, что попросить. Она не верила, что можно и что исполнится. Она не знала и не верила.
   Но это уже было следующим утром, а пока ночь изменялась для рассвета. Сейчас - безветренная и лунная.
   Рыжая собака бежала по улицам. По Литейному проспекту, а потом по улице Жуковского. По улице Маяковского и по улице Некрасова. И снова по Литейному.
   В некоторых окнах горели лампы, но собака не видела и не знала, что там кто-то есть. Вообще-то, она знала, что в домах живут люди и даже собаки, не говоря о разных кошках, но сейчас дворняжка обнюхивала мостовую, стены, ловила носом ветер и, конечно, не знала, что и за освещенными и за темными окнами живут. Собака хотела есть.
   И не помнила она уже сон, который видела прошлой ночью - сны забывают даже самые несчастные собаки, когда им хочется есть. А она искала запахи еды и была несчастной.
   Шло время. А Белый кот смотрел на Королеву, которая была в очень плохом настроении.
   - Милый, - говорила Королева, словно стройный фужер, отворачивая бледное лицо, окаймленное белыми крашеными волосами (лишь у самых корней ее волосы были иссиня черными), - Как же так?!
   Белый кот поднял лопатки: действительно, как же так?
   - Ну. Так а что. - недовольно спросил Белый кот, - Я что ли виноват?
   - Что!!! - Королева так и не села на диван, - Сколько можно-то уже!.. Он еще спрашивает! Кто придумал ей это идиотское имя? Нельзя это было - ты же не идиот сам-то! А ведь ты еще и задержал ее из-за ее же бестолковости... или из-за своей. Задачу она не решила! А сам-то ты ответ знаешь?! Ты же ее сам к судьбе и предназначил, собственными лапами! Теперь-то как?.. А шута этого рыжего, что? Силенок не хватило?! - Королева щелкнула пальцами, в руке у нее появился высокий стакан с бледной жидкостью. Она выпила и отбросила его, с прилипшими к стенкам пузырьками. Стакан вылетел в форточку. Внизу жалобно звякнуло, да еще почему-то оскорбленно мяукнуло.
   - Стакан хрустальный... - мрачно просипел Белый кот и прокашлялся, - Из набора.
   - Ты, - зловеще прищурилась Королева, и светлые глаза ее, в которых ничего не отражалось, вспыхнули в Белого кота, - Понимаешь ли ты, что они уже встретились. Ты понимаешь, что теперь может произойти. Ты думаешь хоть немного своей круглой башкой?! Все было так хорошо...
   - Я - учитель, - с угрюмым достоинством произнес Белый кот, покачав круглой головой, - Я учу девочек придумывать сны! Я учу их летать и основам математики снов. Я!..
   - Ты! - Королева села, - Ты пойдешь и найдешь Бородула. И вместе с ним ты сделаешь то, что один не можешь... или не хочешь. Ты.
   - Я не террорист! - Белый кот возмущенно дернул усами, - С этим бандитом я не хочу иметь ничего общего! Вообще!..
   - Ты слышал...
   Королева опустила руку в вазу с голубым песком, захватила горсть, и ногти ее сверкнули белым. Песок тонко сыпался из ее тонких пальцев. Тонко, только, ясно.
   Белый кот понял, что он слышал. Тут уж делать нечего. Не услышать Королеву он не мог. У него не было на это сил. И кот склонил свою круглую голову в поклоне повиновения, и Королева почесала его за ухом.