От неожиданности я растерялась, отошла к машине и в самом деле вцепилась в зеркало. Только после этого я сообразила, что чертенок просто смеется надо мной, и разозлилась.
– Я тебя поймаю и надеру уши, – пообещала я.
– Ты зачем приехала? – зашипел он из кустов.
– По делу, – пожала я плечами.
– Не таскайся сюда больше. Про тебя и так спрашивали.
– Кто? – Бог знает почему испугалась я.
– Кто, кто… а то сама не знаешь. Взрослая, а дура.
– Будешь грубить, я с тобой не стану разговаривать.
– Больно надо. Я бы мог тебя вообще не предупреждать, и выкручивайся как хочешь. По номеру машины они тебя в два счета найдут.
– Кто они?
Мальчишка зло хмыкнул.
– Слушай, а ты Андрея давно не видел? – сообразила спросить я.
– А ты? – разозлился мальчишка.
– Со вчерашнего дня.
– Вот и хорошо: больше не увидишь.
– Почему это?
– Кончай дурочкой прикидываться, – он вроде бы рассвирепел и заворочался в кустах. – Его убили.
Я замерла с открытым ртом и смогла прийти в себя только через пару минут.
– Как тебе не стыдно, – сказала я укоризненно. – Разве можно так шутить?
– Хороши шутки, – сплюнул мальчишка. – Может, кому смешно, но не мне… – Он вздохнул и добавил: – Свидетели долго не живут, это и дураки знают. Так что мотай побыстрее и вообще… забудь о своем Андрее.
– Эй, подожди… – всполошилась я, но мой собеседник исчез в палисаднике.
Я села в машину и торопливо выехала со двора. Минут через десять мне стало смешно: вот ведь чертенок, какого страха нагнал. Поймать бы его да уши надрать как следует…
«Как же, поймаешь такого», – съязвил внутренний голос.
– Все-таки странная манера шутить… И ребенок действительно был испуган… насмотрелся дурацких фильмов… А куда делся Андрей?
Следующие два дня я была так занята работой, что мысль об Андрее просто не приходила в голову. В четверг утром, когда я завтракала, зазвонил телефон. Незнакомый мужской голос, поздоровавшись, спросил:
– Вы Максимова Александра Сергеевна?
– Да. А в чем дело?
– Вас беспокоят из милиции. Не могли бы вы подъехать к нам…
скажем, часам к одиннадцати?
– Могла бы, – ответила я и почему-то испугалась.
– Вот и отлично. Фамилия моя Степаненко, Николай Петрович.
Он объяснил, куда мне следует подъехать, и, вежливо поблагодарив, повесил трубку. А я разволновалась. Что от меня понадобилось милиции? Прошлась по квартире, пытаясь успокоиться. Кончай дергаться, ты даже не знаешь, почему тебя вызывают. А что, если Андрей заявил в милицию, что я украла у него пленку? Зачем ему было заявлять в милицию? Не проще ли сначала позвонить мне? В общем, я бродила по квартире и терялась в догадках. Опомнившись, взглянула на часы и стала торопливо собираться.
Ровно в одиннадцать я входила в серое здание. Дежурный строго посмотрел на меня, и я, слегка заикаясь, объяснила, к кому пожаловала.
– По коридору, третья дверь налево, – махнул рукой он, и я пошла на негнущихся ногах, продолжая гадать, кому и зачем я здесь понадобилась.
Стены коридора были выкрашены темно-зеленой краской, поэтому выглядели особенно уныло, на двери нужного мне кабинета висела табличка. Из нее я узнала, что хозяин кабинета Степаненко Николай Петрович. Следовательно, я ничего не напутала и пришла туда, куда надо. Я нерешительно постучала и, услышав «да», вошла, почему-то ступая на носках. Разозлилась на себя, распрямила плечи и попробовала выглядеть независимой. За столом сидел мужчина лет сорока пяти, лысоватый и крупный. Скучный темный костюм, темная рубашка, манжеты заметно обтрепаны. Лицо утомленное, но глаза смотрели с любопытством.
– Здравствуйте, – проронила я, кашлянув. – Я Максимова Александра Сергеевна. Вы мне звонили.
– Да-да, садитесь, пожалуйста. – Он приподнялся и даже улыбнулся мне, в общем, старался быть вежливым.
Я устроилась на видавшем виды стуле и стала тревожно смотреть на Николая Петровича, потом решилась спросить:
– Что случилось?
– Видите ли, – со вздохом сказал он, – в лесополосе на двадцатом километре объездной дороги обнаружен труп мужчины 25–30 лет. Никаких документов при нем не было, но в кармане пиджака лежал кусочек бумаги, скатанный в шарик, на нем ваш телефон. Не могли бы вы взглянуть…
– На покойника? – растерялась я.
– В общем, да, – невесело улыбнулся Николай Петрович.
– А… а это обязательно?
Он вздохнул:
– Я вас понимаю. Но, возможно, это ваш близкий друг или родственник. Вы ведь не хотите, чтобы…
Я не могла сказать, чего я хочу, но смотреть на труп у меня точно желания не было. «Могут они меня заставить? – с тоской подумала я. – А вдруг по закону я обязана это сделать… О Господи!»
– Хорошо, – промямлила я и с надеждой добавила: – А у вас нет его фотографии?
– Нам надо установить личность убитого, – словно извиняясь, сказал Николай Петрович, а я испугалась:
– Убитого?
– Да, – слегка удивился он, – здоровый, молодой мужчина вот так просто ни с того ни с сего не умирает.
Николай Петрович поднялся, и мы вместе покинули кабинет.
– Здесь недалеко, – заверил он, направляясь к машине, а я стала лихорадочно перебирать в уме всех молодых мужчин, у которых мог быть мой телефон. Все близкие мне люди вчера вечером точно были живы, я виделась с ними у Кости, на импровизированном творческом вечере, как любил он называть наши посиделки. Номер моего телефона мог быть у антенщика, которого я просила прийти на днях, у слесаря нашего кооператива, который уже неделю обещал заменить кран в ванной, у мастера, обивавшего мне входную дверь, и еще у огромного количества совершенно незнакомых мне людей. И все-таки я очень боялась.
Место, куда мы явились, само по себе к веселью не располагало, а на меня и вовсе подействовало угнетающе. Мне захотелось побыстрее выполнить свой гражданский долг и сбежать отсюда. Наша прогулка и Николаю Петровичу удовольствия не доставила, он хмурился и молчал. Навстречу нам вышла женщина, поздоровалась, и они пару минут о чем-то тихо поговорили, женщина скрылась за дверью, потом появилась и пригласила войти меня. С сильно бьющимся сердцем я толкнула дверь с надписью «Посторонним вход воспрещен», стараясь смотреть куда-то вверх и при этом ни на что не натолкнуться.
– Взгляните, – сказала женщина.
Я взглянула и едва не вскрикнула: передо мной был Андрей. Сделала шаг в сторону, слабо простонала и подумала, что не мешало бы мне присесть.
– Вот сюда, пожалуйста, – торопливо предложила мне женщина и вывела меня в коридор.
– Вы его знаете? – спросил Николай Петрович. Особого интереса в его голосе вроде бы не слышалось. Я кивнула.
– Да. Это Андрей Суворин.
– Хотите, выйдем на улицу? – чуть помедлив, предложил Степаненко.
– Да… пожалуйста, если можно.
На улице мне стало легче. Я немного посидела на скамейке и вроде бы смогла прийти в себя.
В тот день мне пришлось ответить на множество вопросов, Николай Петрович оказался человеком дотошным и, как видно, никуда не спешащим.
– Когда вы видели Суворина в последний раз? – задал он обычный для всех детективных фильмов вопрос. Я стала высчитывать, в какой день Андрей вернул мне деньги.
– Три дня назад. В кафе на Литейной в старом городе. Мы по телефону договорились встретиться, я приехала, он уже ждал меня. Вечером я заезжала к нему домой, но не застала. Больше мы не виделись.
– Вы часто бывали у него дома?
– Один раз. Видите ли, мы познакомились недавно, я хотела сменить квартиру, и он вызвался помочь.
Вдаваться в детали и объяснять вещи малоприятные мне не хотелось: о покойниках, как известно, плохо не говорят.
– Кого-нибудь из его знакомых вы знаете? Общие друзья и так далее…
– Нас познакомила моя подруга, он подвозил ее с вечеринки, заговорили о квартирах, и он сказал, что как раз этим занимается. Лариса дала ему мой телефон, он позвонил, и мы встретились.
– Ясно. Фамилия вашей подруги и домашний адрес…
Я назвала и торопливо добавила:
– Вряд ли она сможет рассказать об Андрее больше, чем я.
– Никогда не знаешь заранее, – усмехнулся Николай Петрович, потер переносицу и спросил: – В котором часу вы заезжали к нему домой?
– Около пяти, – подумав, ответила я.
– И не застали?
– Нет.
– И больше не заезжали?
– Заезжала. Я попросила передать ему, чтобы он позвонил, и несколько раз звонила сама, два дня назад проезжала мимо и решила зайти, но дома его опять не оказалось.
«Мальчишка, – неожиданно выплыло из глубин моего сознания. – Мальчишка…»
– Вы сказали, что просили передать Суворину, чтобы он вам позвонил. Так?
– Да, – кивнула я.
– Кого просили?
– Его друзей.
– Где вы с ними встретились?
– Они были в квартире, когда я зашла в первый раз.
Николай Петрович нахмурился.
– Вы сказали, что, приехав к Суворину около пяти, дома его не застали…
– Да. Я хотела написать записку, но тут дверь открылась, в квартире было двое молодых людей. Они предложили мне подождать Андрея, но… у меня не было времени, я попросила их передать ему, чтобы он мне позвонил, и ушла.
– Вы входили в квартиру?
– Нет. Разговаривали на лестничной клетке.
– А почему вы не вошли в квартиру?
– Зачем? Мы сказали друг другу несколько слов, для этого не надо входить в квартиру. – «Почему я на самом деле не вошла в квартиру? Почему? Потому что испугалась. Да так, что до сих пор при воспоминании об этой минуте в животе у меня что-то сворачивается…»
– Вам ничего не показалось странным?
– Странным? – удивилась я. – Нет… – «Странным и страшным… А что было странным? Да все, только объяснить свои чувства словами я не сумею».
– Вы не удивились, что хозяина дома нет, а дверь вам открывают незнакомые люди?
– Нет, это для меня они незнакомые, но вполне могли быть близкими друзьями Андрея. Возможно, он куда-то ушел, а они его ждали. Что в этом странного?
– Конечно, конечно… Они оба вышли на лестничную площадку?
– Это я была на лестничной площадке, один из них стоял в дверях, а другой вышел в прихожую чуть позднее, услышав, что мы разговариваем.
– Вы хорошо их видели?
– Да, конечно.
– А смогли бы описать?
– Наверное.
– Пожалуйста, отнеситесь к этому очень серьезно.
– Один высокий такой, шатен, короткая стрижка, глаза, по-моему, светлые, нос длинный, острый, лицо широкое с тяжелым подбородком. Рот занятный: нижняя губа очень пухлая, а верхняя вытянута ниточкой. Какое-то нелепое впечатление производит. Возраст около тридцати лет, может, чуть больше…
– Как долго вы с ним разговаривали? – спросил Николай Петрович.
– Минуту, может, полторы.
– И смогли так хорошо рассмотреть человека, чтобы через несколько дней дать его точное описание?
– Я художница. И лица людей мне интересны.
– Хорошо, – кивнул Николай Петрович. – Еще что-нибудь можете вспомнить?
– Одет был в джинсы, ботинки на высокой подошве и футболку, серую, без рисунка. Второго я не так хорошо запомнила, он стоял в тени. Тоже молодой, волосы темные, короткая стрижка, лицо приятное… Если хотите, я их нарисую.
– Да? – Он вроде бы удивился. Я торопливо достала из сумки блокнот и карандаши и набросала два портрета по памяти.
– Вот, – сказала я, протягивая листы Николаю Петровичу. – По-моему, похожи. Только… они ведь друзья Андрея, и найти их не составит труда…
– Вы так думаете? – с легким сомнением спросил Николай Петрович. – Александра Сергеевна, вскрытие показало, что Суворин был убит примерно в то время, когда вы разговаривали с этими людьми. Вы понимаете?
Я тяжело вздохнула, закрыла глаза, поежилась, но… не удивилась.
– Вы сказали, что Андрея нашли на объездной дороге, – тихо начала я. – Разве его не сбила машина?
– Нет. Смерть наступила от удара тупым предметом в основание черепа. На теле многочисленные кровоподтеки.
Я вцепилась в свою сумку, пальцы побелели от напряжения.
– Труп вывезли и оставили на объездной дороге…
«Мальчишка… он знал, что Андрей убит… он не шутил. Мальчишка что-то видел…»
– Что? – спросил Николай Петрович, а я поняла, что говорю вслух. «Что я сказала? О Господи!..»
– Какой мальчишка? – спросил он. Я тяжело вздохнула и прикрыла веки.
– Мальчишка во дворе, лет одиннадцати, похожий на бродяжку. Он выпросил у меня пятерку, обещал присмотреть за машиной. А еще он сказал: «У Андрея менты»… Он так сказал… Почему менты? Оба в гражданской одежде. Мальчишка выдумывал… Господи Боже, что он там видел?
– По-вашему, ребенок может что-то знать? – вроде бы равнодушно спросил Николай Петрович.
– Когда я заехала к Андрею во второй раз… мальчик был явно напуган, сказал: «Не мотайся сюда, тобой уже интересовались». – Я зябко поежилась, чудовищный смысл его слов наконец дошел до меня. – И еще он сказал, что Андрей убит…
Николай Петрович смотрел на меня в упор и хмурился.
– Как вы отнеслись к его словам? – сделав длинную паузу, спросил он.
– Хотела надрать ему уши… думала, он разыгрывает меня… Понимаете, все выглядело как-то… глупо…
Николай Петрович кивнул, но понял он меня или нет, оставалось тайной.
– Послушайте, если мальчик что-то видел… – испугалась я.
Николай Петрович опять кивнул, потом стал расспрашивать о моей работе, я отвечала, хотя и не могла уразуметь, какое отношение моя работа имеет к убийству. Скоро у меня разболелась голова, я стала непроизвольно морщиться и делать паузы между словами, Николай Петрович заметил это и участливо спросил:
– Как вы себя чувствуете?
– Не очень хорошо, – ответила я, он дал мне подписать какую-то бумагу и, кашлянув, сказал:
– Александра Сергеевна, вот мой телефон, если вы вдруг вспомните что-то, непременно позвоните. И еще, о нашем разговоре лучше никому не рассказывать. Извините, но нам придется побеспокоить вас еще.
– Я понимаю, – уныло заявила я, мы простились, и я побрела к своей машине, нашла в сумке таблетки от головной боли, проглотила сразу две и посидела немного, положив руки на руль, ожидая, когда лекарство подействует.
Господи, как я могла влезть во все это? Убийство, эти двое… И мальчишка… Должна я была рассказать о нем? Конечно, должна: убит человек, и мальчишка что-то видел… «Он видел убийцу так же, как ты… вряд ли бандитам это понравится. Нельзя было говорить о ребенке. Это опасно. Он ребенок, он всего лишь ребенок… к тому же языкастый, мог похвастать тем, что видел. Я поступила правильно. Милиция его быстро найдет и сумеет защитить». Утешив себя таким образом, я поехала домой. На душе было тяжело и тоскливо, я смотрела вперед и не очень хорошо понимала, куда еду. Потому не удивилась через некоторое время, обнаружив себя неподалеку от дома, где жил Андрей. Однако въезжать в его двор не стала. Пристроила машину возле магазина и дальше отправилась пешком.
Двор был пуст. Я забралась в кусты сирени, но и там никого не обнаружила, зато обнаружили меня. Окно первого этажа распахнулось, и женский голос сурово спросил:
– Что вам здесь нужно?
– Извините, – вздрогнув, пролепетала я. – Я ищу мальчика, лет одиннадцати, темные волосы, такая забавная стрижка…
– Он что, украл у вас что-нибудь?
– Украл? Нет, почему?
– А чего ж вы его ищете?
Интересный вопрос, и что я должна ответить? Отвечать я не стала, спросила сама:
– Он живет в вашем доме?
– Если вы ищете Дениса Голубева, то в нашем. Не семейка, а Божье наказание. Тринадцатая квартира. Только если вы собрались жаловаться на него родителям, затея пустая. Отец сидит в тюрьме, а матери до мальчишки нет никакого дела. Пьяница она. Мальчишка предоставлен сам себе. В школу не ходит, болтается целыми днями на улице… В общем, хорошего не жди… Беда с такими соседями. Денисом уже не раз милиция интересовалась, таскается с компанией, все такие же непутевые, то стекло выбьют, то из машины что-нибудь стащат. – Женщина, вздохнув, махнула рукой.
Не зная, что ответить на ее причитания, я постояла, переминаясь с ноги на ногу, брякнула «спасибо» и стала выбираться из кустов.
Тринадцатая квартира располагалась во втором подъезде, я направилась туда, косясь на окна Андрея. По спине прошел холодок, казалось, оттуда за мной кто-то наблюдает.
– Чепуха, – одернула я себя и твердой походкой вошла в подъезд.
Квартира была на первом этаже, звонок не работал, я громко постучала и стала ждать. Тишина. Я постучала еще раз, где-то в глубине квартиры раздались шаги, дверь открылась, и я увидела женщину. Стало ясно: она спала, и я ее разбудила.
– Чего? – спросила женщина хмуро.
– Вы мама Дениса? – испытывая неловкость за вторжение, поинтересовалась я, голос против воли звучал заискивающе.
– Ну? – стоять ей было трудно, и она облокотилась на дверной косяк.
– Извините, он дома?
– Нет его. – Женщина нахмурилась еще больше и спросила громче: – Вам чего надо? Жаловаться пришли? Жалуйтесь. Сына нет, и, где он болтается, я не знаю.
– Мне он очень нужен. Можно я оставлю свой телефон? Пусть позвонит…
Женщина открыла рот, потом закрыла и посмотрела на меня с большим сомнением.
– Чего он опять натворил?
– Ничего. Просто… просто он обещал мне позировать… Я художница и… – Я торопливо сунула ей листок бумаги со своим телефоном и бросилась из подъезда. Женщина высунула голову, глядя мне вслед с заметным недоумением. Надо было ей все рассказать. Ага, она пьяна в стельку и вряд ли способна хоть что-то соображать. Только бы не забыла отдать телефон мальчишке…
Я шла к машине, пребывая в каком-то странном состоянии: мне казалось, что все совершается помимо моей воли, все идет наперекосяк.
Занимаясь самобичеванием, я направилась к проспекту, домой мне не хотелось, вряд ли я смогу работать в таком состоянии. Я совершенно не знала, что мне с самой собой делать. Свернула к рынку и тут увидела Дениса в компании четырех таких же оборвышей, увлеченно намывающего шикарный «Фольксваген». Точнее, увлеченно намывал именно Денис, остальные сидели на корточках и брызгали водой в лицо друг другу из пластмассовых ведер, впрочем, без особого энтузиазма. Я подъехала ближе и посигналила. Один из ребят вскочил и рванул ко мне. Я открыла окно и сказала:
– Мне нужен Денис.
Тот успел меня заметить, посмотрел неодобрительно, подошел вразвалку и заявил:
– Подожди.
Я заглушила мотор и стала ждать. Он закончил работу, получил деньги от вернувшегося с рынка хозяина «Фольксвагена» и только после этого направился ко мне. Я распахнула правую дверь, он сел, посмотрел сердито и сплюнул в окно, а я размышляла, с чего начать разговор.
– Ну чего? – спросил он через минуту.
– Я была в милиции, – сказала я.
– Вот дура, – всплеснул руками Денис. – Ведь говорил же тебе.
– Что ты мне говорил? – не поняла я.
– Говорил: не мельтеши и не суйся…
– Я и не совалась, – с обидой заметила я. – Меня вызвали.
– Как это? – проявил Денис заинтересованность. – Неужто сами нашли? Тачку-то они не видели, у меня же про номера спрашивали, а я сказал, что ты не на «жигулевине», а на «Москвиче», а номер, мол, не запомнил. Как же они, а? Не на твоем же лбу они прочитали… или ты им в тот раз чего брякнуть успела?
– В какой раз? – растерялась я.
– Ты чего такая глупая? Ты ведь их видела?
– Кого? Приятелей Андрея?
– Хороши приятели, – презрительно фыркнул мальчишка и опять сплюнул. – Они же его укокошили..
– Откуда ты знаешь? – радуясь, что он сам заговорил об этом, спросила я.
– Знаю. Видел. – Тут он посмотрел испуганно. – Ты ведь ментам про меня не сказала?
– Сказала, – тоже испугалась я.
– Вот дура, – он вновь всплеснул руками и покачал головой, чуть не плача. – Вот и делай людям добро после этого…
Он достал сигарету из мятой пачки, прикурил, руки у него дрожали.
– Что ты делаешь? – растерялась я. – Выбрось сейчас же.
– Ты мне что, мать? Или родная тетя? Сама-то небось куришь.
– Ты еще маленький, – не нашла я достойного аргумента.
– Ага. А ты большая… и умная. Чего ты им про меня наплела?
– Я… извини, я сказала, ты знал, что Андрей убит. То есть знал еще тогда, когда его труп не нашли.
– А его нашли?
– Конечно. Потому меня и вызвали.
– Ясно. Опознать то есть… ты его подружка?
– И вовсе нет.
– А почему ж тогда тебя?
– Потому что в его кармане была бумажка с моим телефоном.
– Это в ментовке сказали?
– Конечно.
– Врут. Тот мужик все проверил. Мент сказал: «Карманы еще раз проверь», и он в карманах шарил… Соврали тебе, вот что… все повязаны, сволочи.
– Ты чего болтаешь? – окончательно растерялась я. – Бумажка была свернута в плотный шарик. Его развернули и смогли разобрать цифры.
– Да? – Денис задумался. – Если так, может, он его и не заметил… хотя мне кажется, врут менты, своих покрывают. А тебя вызвали, чтоб прощупать: чего ты видела, вот. – Он с гордостью посмотрел на меня и был таким невыносимо довольным, что, несмотря на трагизм ситуации, я не выдержала и фыркнула. – И чего ты смеешься? – презрительно спросил Денис.
– Извини, это нервное.
– В голове у тебя не все дома, – проворчал он и отвернулся, потом проронил, пытаясь выглядеть равнодушным: – Теперь они меня, конечно, найдут. Ладно… не страшно… от меня они ничего не узнают.
– Послушай, Денис, – начала я, вышло как-то неуверенно, я разозлилась и брякнула: – Нам с тобой в милицию надо. Мы видели убийц. Наши показания очень важны. Понимаешь? Ты должен рассказать обо всем, что знаешь.
– Ага. Прям счас и побежал. Нашла дурака. Они меня шлепнут…
– Господи Боже! – развела я руками. – Кто тебя шлепнет? Что ты болтаешь? Ты понимаешь, что человека убили? По-правдашнему. И ты видел убийц. Ты обязательно должен рассказать…
– Да заткнись ты. Никого я не видел, я все выдумал. Тебя пугал. А ты, дура, сунулась с длинным языком, теперь хлебнешь лиха…
– Да почему хлебну-то… – Своей цели мальчишка достиг: я испугалась.
– Потому что все менты повязаны, это каждый придурок знает.
– Хорошо, хорошо… допустим. Только я не понимаю, при чем здесь убийство Андрея, чего ты без конца долдонишь: повязаны, повязаны…
Он наклонился ко мне и зловеще прошептал:
– Андрея менты кокнули…
Я вытаращила глаза и тоже зашептала:
– С чего ты взял? Я видела двоих в его квартире. Оба в джинсах и футболках, формы на них не было. Или ты видел других?
– Этих. Подумаешь, форма. Что ж им, всегда форму носить…
– Тогда я ничего не понимаю, – огрызнулась я. – Они что, тебе документы показывали?
– Дура ты… Я одного из них знаю. Видел два раза на вокзале. Зовут Вася. Его пацаны дразнили, он идет, а они: «В-а-ся, Вася», – очень он злился. Я сам его в форме видел. А пацаны про него рассказывали – сука, а не мужик, ко всем цепляется… Он живет рядом с вокзалом.
– А что ты потерял на вокзале? – спросила я. Видно, с головой сделалось неладное.
– Тебе какое дело? – Денис прикурил еще сигарету и огляделся: – Зачем притащилась? Еще увидит кто, место людное.
– Денис, – стараясь обнаружить в себе хоть какие-то педагогические способности, начала я решительно: – То, что ты говоришь, очень важно для следствия. Ты должен все рассказать Степаненко, это он меня вызывал. Мы ему позвоним и поедем в милицию. По-моему, он хороший человек и сможет во всем разобраться. Кто-то должен разобраться. Пойми, для нас лучше, если убийц арестуют, в противном случае…
– Вот-вот, – обрадовался Денис, – они и нас замочат. Тебя и меня, а все из-за твоего длинного языка. Одно слово – баба. Этот Вася от своих дружков в ментовке про нас узнает и сразу кокнет.
– Если мы дадим показания, как положено, и их опознаем, они нас не кокнут, а в тюрьму пойдут…
– Счас, мент мента всегда отмажет…
– Слушай, сколько тебе лет? – нахмурилась я.
– Тринадцать, – насторожился Денис.
– Врешь.
– Ну, одиннадцать. И что?
– Почему у тебя такое мнение о милиции? Что ты вообще можешь знать о ней?
– Уж побольше, чем ты, – презрительно бросил он и отвернулся к окну, и тут до меня дошло, что мальчишка храбрится из последних сил: он был страшно напуган.
– Денис, – позвала я. – Они тебя не найдут, то есть, если даже найдут, я скажу, что не с тобой в тот раз разговаривала. Извини, что так вышло.
– Да ладно, – спустя минуту сказал он, махнув рукой. – Давай отъедем куда-нибудь. Нечего людям глаза мозолить.
Я потихоньку тронулась с места и через пару кварталов свернула во двор, здесь, в тенечке, мы и устроились.
– Ты кому-нибудь еще рассказывал? – робко спросила я.
– Мамке… только она не поняла спьяну, ругаться стала.
– А друзьям?
– Я ж не дурак, понятие имею.
– Если ты прав и они действительно…
– Действительно, – кивнул мальчишка и уставился на меня. – Я видел, как эти двое его вытаскивали, вот что…
– Андрея? – опять перешла я на шепот.
– Конечно.
– Как вытаскивали? Из квартиры? Ведь светло было…
– Это днем, а они его вытащили ночью. – Он подумал немного, я сидела не шевелясь, боялась неловким словом спугнуть мальчишку. – Я ведь их тачку еще днем приметил. Шикарная. И на панели антирадар. Его за сто штук продать можно, раз плюнуть.
– Ты хотел его украсть? – растерялась я и тут же на себя разозлилась.
– Ну и хотел… Мамка, когда в запое, себя не помнит, а мне жрать надо. Ты-то небось каждый день суп трескаешь?
– Ладно, чего ты, – пожала я плечами. – Не злись. Рассказывай дальше.
– Дальше так… Присмотрел я тачку, она в соседнем дворе стояла. Стоит себе и стоит, я подошел и дверь проверил, на всякий случай. Заперто. Я повертелся немного рядышком, потом пацаны меня купаться позвали, и я пошел. Только мы с речки вернулись и сели в картишки перекинуться, смотрю, опять эта тачка. А пацан один, Борька, говорит, к Андрею, наверное, приехали. Андрей крутой, значит, к нему, больше не к кому на такой-то тачке. А я говорю, если к Андрею, чего ж тогда не в нашем дворе ставят? Ну, мы и поспорили, и пошли смотреть. Тачку они за сараями пристроили, смотрю, этот самый Вася из машины выходит, мент то есть, и еще один, и в наш двор, а мы с Борькой за ними, они вошли в первый подъезд, Борька говорит: «Ты проспорил», я ему отдал десятку, и он ушел, а я на скамейке устроился, очень мне интересно было, зачем к Андрею мент приехал. Я посидел, посидел, а они так и не вышли, потом ты приехала, потом меня мамка позвала, и я ушел. Через полчасика сбегал, тачку проверил, но они уже смылись.