– А больше здесь никого нет? – спросила на всякий случай.
– Есть, – обрадовался Юрик.
– Где?
– Здесь… – Он широко улыбнулся, а бабка принялась голосить:
– Вы долго мне нервы трепать будете? Ладно, этот поганец, а ты что делаешь? – сурово спросила она, а я погрозила пальцем.
– Тихо. Я вспоминаю.
– Чего ты вспоминаешь?
– Откуда он взялся, разумеется.
– О, господи… – Варвара воздела руки к потолку и коленом двинула Юрику по спине, тот охнул и попросил:
– Васька, вспоминай быстрее…
Однако к этому моменту путеводная нить, то есть мысль, была мною полностью утрачена, и парень в шляпе не вызывал у меня ничего, кроме недоумения.
– Ты мне скажешь или нет? Он с тобой пришел? – не унималась бабка.
– Не знаю, – вздохнула я. – Я пришла с Сашкой.
– С каким Сашкой? – насторожилась она.
– С соседом, естественно.
– А этот?
– Да чего вы ко мне пристали? Я хотела с Володей прийти, а это Коля. С ним я не приходила. Он мне даром не нужен, я даже не помню… – Тут в голову мне неожиданно пришла мысль, что и Володю я помню крайне смутно, то есть, сиди он сейчас передо мной, и вот так, с налета, я и не скажу, он это или нет. А может, я все путаю, и парень в шляпе никакой не Коля, а самый что ни на есть Володя… – Пусть до утра сидит, – решила я. – Утро вечера мудренее.
И тут наш гость совершенно неожиданно рухнул на пол, причем с таким громким стуком, что мы разом вздрогнули.
– Я его только за плечо дернула, – испугалась бабка, а мы кивнули, таращась на лежащего парня, ожидая, что последует за этим. Но ничего не последовало. Любой другой на его месте непременно бы заорал или хотя бы слабо пискнул, но парень в шляпе, тюкнувшись носом в пол, замер в этой неудобной позе, не издав ни звука и не шевелясь. – Помер, – охнула бабка, а Юрик, напряженно вглядываясь куда-то в угол, мрачно заявил:
– Конечно. Разве можно человека башкой со всего маха…
И тут Варвара нас просто потрясла, хотя я-то всегда считала, что наша бабка на многое способна, однако вынуждена была признать, что такого от нее и я не ожидала. Ухватив парня за ворот плаща, она поволокла его к входной двери, причем развила такую скорость, что мы с Юриком при всем желании догнать ее не могли. Варвара, достигнув двери, распахнула ее, выволокла бесчувственное тело на лестничную клетку и захлопнула дверь, после чего навесила на дверь цепочку, о существовании которой я успела забыть, так как никогда ею не пользовались. Совершив этот подвиг, бабка повернулась к нам и грозно сказала:
– Всем спать. Вот только трупов мне в квартире не хватало.
– И правильно, – согласно кивнул Юрик и тут же шмыгнул в свою комнату, должно быть опасаясь, что станет следующей жертвой, а я побрела к себе, злясь, что меня не только разбудили, но и озадачили, теперь лежи и думай: парень в шляпе труп или не труп, и кто он такой вообще. Коля, Володя… Что он делал на кухне, а главное, когда подавился, то есть когда лишился чувств, и какое я могу иметь ко всему этому отношение.
Однако я здорово переоценила свои силы. Думать мне в ту ночь вовсе ни о чем не пришлось, не успела моя голова коснуться подушки, как я мгновенно потеряла сознание. Когда я вновь обрела его, в комнате вовсю жарило солнце. Не помогали даже плотные шторы на окнах, в настоящий момент задернутые (не мною). С ними было даже хуже, духота в комнате стояла страшная, хотя окно и было распахнуто настежь (тоже не мною), и в комнату долетал веселый визг ребятни и грохот трамвая на соседней улице.
– Ох, как мне плохо, – простонала я, переворачиваясь на спину, и в тот же миг увидела Варвару. Она стояла возле кровати с литровой банкой в руках, наполненной какой-то мутной жидкостью.
– На, – сказала бабка, протягивая мне банку.
– Это что? – испугалась я.
– Рассол. Покойный Петр Алексеевич всегда им похмелялся…
Покойный Петр Алексеевич был бабкиным мужем и являлся выдающимся алкоголиком. О нем ходили легенды, например, как он однажды на спор выпил ведро самогона или как свалился с пожарной каланчи, причем головой вниз, и ничегошеньки себе не повредил. Смерть его тоже была героической: загорелся винный склад, и Петр Алексеевич бросился его тушить, бутылки начали взрываться, граждане покинули опасное место, а Петр Алексеевич остался. Когда пожарные выволокли его, оказалось, что герой не дышит. Впоследствии выяснилось, что он вовсе не задохнулся в дыму, как предполагали многие, а захлебнулся, отчаянно пытаясь спасти государственное добро. Бабка о покойнике говорила с неохотой. Думаю, не без его стараний Варвара стала столь нетерпимой к пьянству вообще и отдельным представителям этого порока в частности. Характер ее закалился в долгой позиционной войне, пока не приобрел вид железобетонной конструкции, способной выдержать удар танковой армии.
Однако сейчас физиономия Варвары имела скорее смущенное выражение. В открытых дверях маялся взлохмаченный Юрик. Видя, как я припала к банке, он с тяжким вздохом заметил:
– Разве рассолом-то похмелишься…
– Исчезни, – рявкнула бабка, и он исчез, но очень быстро появился вновь, теперь уже непосредственно в комнате.
– Пустое это дело, рассолом-то, – зашептал Юрик тихо, но убежденно, стараясь держаться от бабки на расстоянии. Она метнула в его сторону гневный взгляд, но, как-то вдруг сникнув, опустилась на мою постель и позвала со слезой:
– Васька…
– У-у, – промычала я, допила рассол и вернула Варваре банку, посидела немного, зажмурившись, и выдохнула: – Хорошо…
– Хорошо-то хорошо, да ничего хорошего, – пробормотала бабка. Вела она себя немного странно, то есть непривычно. Чувствовалась в ней, как и в Юрике, какая-то маета. С чего мается Юрик, было более-менее ясно, а вот с какой радости нашу бабку ломает? Может, она вчера тоже… того? От этой мысли мне сделалось значительно легче, я уже не чувствовала себя бесполезным членом общества, который пал столь низко, что умудрился напиться до бесчувствия. Но все мои сомнения в отношении бабкиной трезвости развеялись как дым, потому что она сказала: – С ума сойдешь с вами, без вина сопьешься.
– Это в каком смысле? – подала я голос. Юрик вдруг возник с другой стороны постели и деловито сообщил:
– Мужик-то – тю-тю, а мы даже не знаем, наш ли, нет ли, и куда он делся. А ну как он того? Или вовсе…
Тут надо пояснить, что Юрик обычно изъяснялся многословно, но при этом не всегда понятно. Мне и в нормальные-то дни нелегко было общаться с ним, а с перепоя и вовсе не по силам. По этой причине я махнула рукой и произнесла по слогам:
– Не мельтеши.
– Ни-ни, – замотал головой Юрик и тоже пристроился на моей постели, но бабка гневно сверкнула глазами, и он сполз на пол.
– Васька, – кашлянув, начала бабка, глядя на меня с томлением. – Я ведь ночью-то не поняла… Этот дурень заорал блажью: «степь да степь…» – и ладно бы пел, а то в первом куплете все слова переврал. И чего тогда горло драть, если слов не знаешь? Уж коль не знаешь, сиди молча, а он опять… Ну, я и рассерчала. С вечера Машка Громова нервную систему подняла со своей собакой, тявкает и тявкает, я таблетку выпила и только-только заснула, а тут этот…
– Я его развеселить хотел, – кашлянул Юрик. – Не пьет, молчит, как такое вытерпеть можно? Вот я и запел. Хотел как лучше…
– Ага, он хотел как лучше, а я в сердцах… может, чего лишнее сказала, так ты того, не сердись…
– Ой, – простонала я, опустив голову на подушку и пытаясь понять, что им от меня надо.
– Плохо тебе? – обрадовался Юрик, приподнимаясь с пола. – Может, пивка? Или водочки? Я махом, одна нога здесь, другая там…
– Не надо водочки, – испугалась я.
– А пиво?
– И пиво не надо.
– Правильно, – кивнула Варвара. – В этом деле рассол лучше всего. Ты полежи, полежи, сейчас полегчает…
– У меня выходной, – пробормотала я. – Можно спать сколько душе угодно.
– Вот-вот, – кивнула Варвара. Выглядела она подозрительно покладистой, и это насторожило меня, так что и спать расхотелось. – Васька, ты не думай, не со зла я, и гнать его не хотела, ни в жизнь бы я не стала его с кухни гнать, если б знала, что жених. Я ведь добра тебе желаю, может, я когда чего лишнее крикну, так ведь дело житейское, но чтоб навредить… Знать бы такое дело… Я б ни в жизнь… И пусть бы сидел хоть целые сутки…
– Как же, пусть, – проворчал Юрик с пола. – Это ты сейчас «пусть», а чуть что, сразу орать и милицией грозиться…
– Слушайте, вы чего ко мне пристали? – не выдержала я.
– Как же, – развел руками Юрик, – жених-то твой, а кухня общая. А Варвара его, не разобравшись, с кухни, да еще за шиворот. Я утром-то выглянул, его в подъезде нет. А куда ему деться, если он ни рукой, ни ногой? А бабка вообще утверждает, что мертвый…
– Типун тебе на язык, – испугалась Варвара. – Какой мертвый? Живой он был, живой, и одет прилично, а когда я его на лестницу-то выдвинула, он даже крякнул, своими ушами слышала. Живой, – с сомнением протянула Варвара, глядя куда-то выше моего плеча.
– Конечно, живой, – удивилась я. – Просто так люди не умирают, а этот совсем молодой…
– Вот-вот, – кивнул Юрик. – Я и говорю Варваре Васильевне, что мужик был вполне самостоятельный. Ну не пил, ну молчал, однако живого от мертвого я отличу, и если он впоследствии стал мертвым, то уж тут… Не иначе как Варвара Васильевна его неловко темечком или еще каким местом зашибла…
– Я тебя сейчас неловко зашибу, – рявкнула бабка. Но тут же сникла и со слезой в глазах попросила меня: – Васька, мужик-то твой жив ли? Позвони, хоть знать буду.
– Какой мужик? – в очередной раз потеряв интерес к разговору, спросила я.
– Ну этот, вчерашний…
– Куда ж я звонить буду, если я этого мужика знать не знаю?
– Как не знаешь? Ты сказала, что его зовут Коля.
– Я сказала? – Тут что-то ненадолго мелькнуло в моем сознании, и я согласно кивнула: – Ну, Коля… только я его не знаю. А как он на кухне оказался? – Вопрос поверг обоих моих соседей в недоумение. Они переглянулись и уставились на меня, а я, естественно, на них.
– Так он же с тобой пришел, – подал голос Юрик.
– Нет, я с Сашкой, соседом, пришла, – покачала я головой. – В подъезде встретились, и он мне помог подняться. А этот уже сидел… и бутылка на столе стояла… вроде бы… – Тут я нахмурилась, потому что и утверждать, что в какой последовательности я видела, не могла.
– Как же так? – разволновался Юрик. – Если он не с тобой, то с кем?
Мы с Варварой взглянули на него весьма выразительно, а он начал беспокойно ерзать.
– Я-то думал – жених твой, ведь за твоим столом сидел… и водка… выпьем, познакомимся…
– Вот ты его и того, – ядовито заметила бабка, – а потом с больной головы на здоровую.
– Я «того»? – заорал Юрик. – Да как я его «того», если я сам…
– Вы чего с утра блажите? – зевнула я. – Где мужик?
– Какой?
– Вчерашний?
– Так нет нигде.
– Значит, ушел.
– Как ушел? А вдруг…
– Вот будет «вдруг», тогда и думать будем, – проворчала я, поднялась с постели, тряся головой, и направилась к окну, с намерением раздвинуть шторы. Меня слегка покачивало, но после банки рассола я чувствовала себя намного лучше. Я выглянула на улицу и тут прямо под своими окнами увидела «Жигули» белого цвета, довольно ветхие, но смутно знакомые. Немного попялив на них глаза, я вспомнила, что вчера мой друг Володя доставил меня на точно такой же задрипанной «копейке», и задумалась: а ну как я ночью не одна вернулась, и парень на кухне был все-таки Володя, а не Коля.
– Этот, вчерашний, он во что был одет? – хмуро поинтересовалась я.
– Светлый плащ и шляпа. Шляпа такая… черная, с лентой, – засуетилась бабка. – Я еще подумала: одет прилично, не похож на алкаша…
– Это не он, – вслух подумала я, имея в виду Володю. Во что он был одет, я не вспомнила бы ни за какие коврижки, но точно не в плащ. И шляпы на нем не было… Но машина внизу продолжала смущать меня, и после недолгой борьбы с самой собой я отправилась на улицу. Вышла из подъезда и огляделась. В трех шагах от меня стояла машина, причем левая передняя дверь ее была закрыта неплотно, но ни Володи, ни тем более Коли в шляпе там не наблюдалось. Я даже не могла сказать вот так, сразу, хорошо ли это или плохо.
Постояв, поглазев по сторонам и ничего не придумав, я собралась возвращаться в квартиру, и тут взгляд мой вновь задержался на неплотно прикрытой двери. По натуре я человек, тяготеющий к вселенскому порядку, только этим я могу объяснить свой поступок. Я подошла к машине, распахнула дверь, с намерением закрыть ее как следует, и тут увидела ключи, обыкновенные ключи, которые и мешали двери закрыться.
Ключи были на металлическом брелоке, на котором было написано: «Смотри веселей». Губы мои непроизвольно раздвинулись, выдав что-то вроде улыбки, и я подумала, что ключи от замка зажигания оставлять вот так довольно глупо. Хоть машина и выглядела ровесницей моей бабушки, но и на нее могли найтись охотники. В общем, я заперла все двери, повертела ключи в руках и, не придумав ничего лучшего, сунула их в карман, после чего поднялась в квартиру.
– Он в машине? – вопросом встретила меня бабка.
– Нет, – покачала я головой.
– А машина его?
– Машина Володи, – сочла нужным пояснить я. – Мы вчера познакомились на вечеринке, потом мне стал являться папа, и я с перепугу выпила водки, потому что он только мне являлся. А тут этот Вова. Он решил зайти ко мне в гости, но не смог. И мы потерялись.
– А как же тот, в шляпе? – присев на подоконник, спросил Юрик.
– Никого в шляпе я не помню, – твердо заявила я. – Вы меня не путайте.
– Как же не помнишь, если он здесь с Юркой сидел? – рявкнула бабка, хоть с утра она и силилась быть терпеливой, но было ясно, что надолго ее вряд ли хватит, оттого я ничуть не удивилась грозному рыку.
– Вот у Юрки и спрашивай, – нахмурилась я. – А я никаких шляп не видела и знать ничего не знаю.
– А Колю?
– И Колю не знаю. Отвяжитесь от меня, и без того башка болит.
– Так-то, Варвара Васильевна, – пригорюнился Юрик, – видишь, что получается. Васька ни сном ни духом, а мы вроде того… И если окажется, что мужик и вправду не совсем живой… был, то и выйдет, что его мы… то есть ты…
– Чего болтаешь? – зарычала Варвара. – Какой мужик, что ты воду мутишь? Где ты этого мужика видишь?
– Правильно, – с умным видом покивал Юрик, – этой линии и надо придерживаться.
– Спятили вы, что ли, совсем, – заметила я укоризненно, не в силах понять причину их утренней маеты, и тут зазвонил телефон.
– Милиция, – ахнула Варвара, прижав руку к сердцу. Юрик вроде бы полез в форточку, но, вспомнив, что у нас второй этаж, замер, а я пошла в прихожую, где на стене висел аппарат образца тридцать второго года, сняла трубку и бодро гаркнула:
– Слушаю…
– Василиса, это ты? – поинтересовался пьяный женский голос, и я со второй попытки узнала Людку. – Ты как… вообще? – спросила она.
– Отлично, – ответила я.
– Почему? – удивилась Людка.
Пришла моя очередь удивляться.
– Что почему?
– Почему отлично?
– Потому что я себя так чувствую.
– Так ты ж вчера пьяная была?
– Ну…
– А сегодня отлично? А еще всегда твердишь, что похмеляться вредно.
– Людка, тебе чего надо? – додумалась спросить я.
– Как чего, узнать хотела, как ты добралась, ну и о самочувствии тоже… А ты говоришь «отлично», это ненормально, и я начинаю думать, что с тобой что-то случилось.
– У нас мужик пропал в шляпе, – сообщила я, чтобы утешить Людку. – Ты никого из наших в шляпе не помнишь?
– Папуля был в шляпе, – тут же ответила подружка.
– Какой? – не сразу поняла я.
– Наш, то есть твой, конечно.
– А где он был? – теряясь в догадках, спросила я.
– На вечеринке, естественно.
– Вчера?
– Василиса, ты что, головой ударилась? Ты прямо чудо в пушистых перьях. Конечно, вчера. Каждый день вас поить у меня денег нет.
– Так папуля был вчера на дне рождения? – стараясь как можно яснее формулировать вопрос, спросила я.
– Конечно. Ты ж его видела.
– Я видела, только ты сказала, что папы нет.
– Ну… Анатолий Васильевич сказал, что на дне рождения будет инкогнито, чтоб не смущать гостей и все такое… Ты ж знаешь, великому человеку нет прохода от всяких олухов, ну я и предупредила, чтоб никто ни-ни…
– Меня ты не предупредила, – вздохнула я.
– У гениев свои слабости, – сообщила Людка, непонятно кого имея в виду. – Мы должны с этим считаться. А кто у вас там пропал?
– Мужик в шляпе. Варвара утверждает, что он помер.
– Откуда ж она знает, что помер, раз он пропал?
– Так он сначала помер, а уж потом…
– Здорово. Может, вам тогда не стоит его искать? Одно беспокойство… – С последним замечанием я не могла не согласиться, а Людка продолжила: – Я тебе чего звоню, меня сейчас твой парень разбудил, забыла, как его зовут… ну, ты с ним вчера весь вечер обнималась…
– Володя?
– Точно. Телефон твой просил. Дать?
– Конечно.
– А почему он мой телефон знает, а твой нет? Ведь это же твой парень? – Мы ненадолго задумались, но ответа не нашли. – Ладно, – вздохнула Людка, – он перезвонить хотел. Пока.
Я ответила: «Пока» – и повесила трубку.
Посмотрела на телефон, немного потопталась рядом и, ничего не дождавшись, вернулась в кухню, где продолжали страдать Юрик с Варварой. Бабка выглядела утомленной и даже растерянной. Причину их беспокойства я не очень понимала, прежде всего потому, что после крепких ночных возлияний я хоть и смогла подняться с постели, но соображала все равно не очень. Допустим, Шляпа в самом деле умер (хотя с какой стати молодому мужчине умирать?), но допустим, все же умер, и что? Куда он делся из подъезда? Мертвые, как известно, по улицам не бегают, а поверить в то, что кто-то на него позарился и прибрал к рукам, я все-таки не могла. Чепуха получается. Значит, Шляпа живой, очухался малость и убрался восвояси.
Юрик с бабкой, точно по команде, уставились на меня, а я сообразила, что последнюю фразу произнесла вслух, причем довольно громко.
– Все вам привиделось, – кашлянув, добавила я. Бабка только-только собралась ответить, как опять зазвонил телефон, и я бросилась в прихожую.
– Мне бы это… Василису, – сказал мужской голос, звучал он с такой мукой, что мне сразу захотелось рассола.
– Это я, – отозвалась я тоже не очень весело.
– Здорово. Узнала? Это Володя.
– Привет. Как дела?
– Нормально, – ответил он неуверенно, помолчал немного и спросил: – Ты чего-нибудь помнишь?
– Про тебя или про себя?
– Про меня.
– Нет, – вздохнула я. – Помню, как ты из машины вышел и упал.
– Значит, была машина? – насторожился он.
– Была. Она и сейчас есть. Под окнами стоит.
– Вот здорово, – повеселел Володя. – А я, поверишь ли, ну ничего не помню. Должно быть, здорово башкой тюкнулся. Шишка выперла с кулак величиной… А как я домой попал? – поинтересовался он через некоторое время, закончив восторгаться своим увечьем.
– Не знаю, – честно ответила я. – Я к себе поднялась и отключилась. А утром вспомнила, что ты меня домой привозил, ну и машину увидела. Я ключи нашла, – решила я его порадовать.
– Здорово, – опять сказал он и хихикнул. – Значит, машина заперта, а ключи у тебя. Слушай, может, махнем на речку? Ты как?
– Махнем, – ответила я, все еще туго соображая.
– Вот и ладненько. Я зайду после обеда. Только оклемаюсь немножко.
– Адрес помнишь? – на всякий случай спросила я.
– На Малой Никитской дом пятиэтажный, с аркой? – порадовал меня Володя.
– Точно, – согласилась я. – Тридцать пятая квартира, второй этаж.
Мы тепло простились, и я вновь потопала в кухню. Бабка и Юрасик смотрели на меня не мигая.
– Это он звонил? – первым не выдержал сосед.
– Кто? – гневно спросила я.
– Ну, этот, в шляпе.
– Надоели вы мне, – грохнув по столу подвернувшимся под руку половником, ответила я. – Не знаю я никакой шляпы, и с кем вы здесь по ночам пьете, и кого на лестницу выбрасываете…
– Не он, значит, – вздохнула Варвара. Могу поклясться, на ее глазах выступили слезы. От такого зрелища я на миг остолбенела, а потом поторопилась укрыться в собственной комнате.
Своего соседи добились: мысль о Шляпе прочно угнездилась в моем мозгу. Я прилегла, закрыла глаза и по возможности попыталась вспомнить, как он выглядел. С этим сразу же начались проблемы – вместо лица я видела шляпу, причем не черную, как утверждала Варвара, а ядовито-зеленого цвета. Через пять минут стало ясно: мои усилия ни к чему не приведут, и я решила отвлечься от внешности и сосредоточиться на имени. Взглянув на парня ночью, я почему-то решила, что он Коля. Конечно, я была в таком состоянии, что полагаться на все мною сказанное было бы довольно глупо, и все же… Я попыталась вспомнить всех знакомых по имени Коля. Первым моему мысленному взору явился главврач нашей поликлиники Николай Эрастович, но мужчина он выдающейся комплекции, весом в полтора центнера, так что даже наша бабка выволочь его на лестничную клетку не могла.
Вторым был дядя Коля, брат моей материи, отважный морской офицер, чью фуражку мне в детстве иногда давали выносить во двор, когда дядя Коля навещал нас. Фуражка была предметом черной зависти всех моих друзей-мальчишек, дотрагиваться до нее руками я не давала и, водрузив ее себе на голову, гордо вышагивала по двору. Фуражка съезжала с одного уха на другое, ее приходилось поддерживать руками, но даже это настроения мне не портило.
Дядя Коля звонил мне в прошлый четверг из Сиднея, так что появиться на моей кухне тоже не мог. В общем, его кандидатуру на роль сидельца на нашей кухне я смело вычеркнула и загрустила. Ни один человек с именем Коля больше на ум не приходил.
– Коля, – бормотала я, разглядывая потолок в мелких трещинках. – Коля… – И тут моему мысленному взору явился бультерьер, белорозовый, с большим серым пятном на затылке. Конечно, вот он, Коля… То есть бультерьера звали Киллер, а вот его хозяина – Николай, отчество не помню, ну и черт с ним, с отчеством. Я даже приподнялась от возбуждения, глядя безумными глазами куда-то в угол.
Познакомились мы с Колей два месяца назад. Он позвонил в поликлинику, так как псу надо было сделать плановую прививку, и я отправилась по вызову на улицу Первомайскую, где в шикарном доме, насчитывающем всего десять квартир, и проживал этот самый Коля вместе со своим бультерьером. Встретили меня чрезвычайно радушно, я имею в виду хозяина, щуплого мужчину неопределенного возраста с реденькими волосами подозрительно зеленоватого оттенка. Николай задал мне десяток вопросов, касающихся здоровья бультерьера, поил меня чаем и предлагал перейти на водку. Когда от водки я отказалась, речь зашла о шампанском, потом о мартини, в конце концов остановились на кофе, и я выпила чашку. Николай этот мне совсем не нравился, и его бультерьер, кстати, тоже, потому что смотрел на меня не по-доброму, а я этого не люблю.
Получив причитающиеся мне деньги (тут тоже вышла история, Николай пытался всучить мне сумму вдвое большую, чем требовалось, но я категорически отказалась от щедрых даров, опять-таки по ранее указанной причине: пес и его хозяин были мне малосимпатичны), я покинула квартиру на Первомайской. А уже на следующий день Николай позвонил мне на работу и заявил, что его пес плохо себя чувствует, и я, как ошпаренная, понеслась спасать собачку. А через полчаса выяснилось, что песик жив-здоров, это хозяин у нас так шутит. Хозяина я попросила больше не шутить, но он не угомонился и встретил меня после работы. Явился он на «Ленд-Круизере», да к тому же без Киллера, и смог произвести впечатление на моих коллег. Те принялись коситься и поджимать губы, а я бубнила: «Да это клиент, собачка у него, бультерьерчик…» Короче, жизнь он мне попортил и на этом не успокоился, звонил почти каждый день и звал то в ресторан, то в казино. Я, утомившись от долгих бесед на неинтересные для меня темы, совсем было собралась отвадить его от звонков, втолковав грубо, но доходчиво, что он зря время тратит, но Николай Эрастович, присутствовавший при очередном нашем телефонном разговоре и ранее меня сообразивший, чем он закончится, вдруг трагически зашептал: «Василиса, ты того… поаккуратней, такие как этот – ого-го. Так что подумай».
К тому времени сосед Юрик уже успел приучить меня к разным «того» и «ого-го», и мысль я уловила сразу, после чего сделалась с Николаем чрезвычайно любезной и закончила разговор не так, как собиралась, после чего принялась скрываться от него. С работы уходила партизанскими тропами, а на телефонные звонки отвечала только после того, как могла удостовериться, что это вовсе не Коля.
Пару раз он все-таки смог меня отловить, и мы даже заглянули в кафе напротив, где я съела мороженое, а он выпил водки и стал звать меня на Канары. Я не возражала, предложив перенести поездку на зимний период. На Канарах и зимой лето, а у меня работы поменьше. Коля остался моим ответом доволен, а я Колей, потому что неделю после этого он не показывался.
Углубившись в воспоминания, я воочию увидела Колино лицо, темно-зеленую шляпу, печатку на пальце и массу других мелочей, но все это не позволило ответить на вопрос, что Коля делал на моей кухне. Появиться он мог здесь лишь со мной, так как адреса я ему не давала, а со мной он появиться не мог, раз домой я вернулась с Володей, а с Колей неделю даже не встречалась. Все эти размышления здорово меня утомили, а еще и разозлили. Я поднялась с постели, отыскала в записной книжке Колин домашний телефон и направилась в прихожую. Мне ответил автоответчик. Я понятия не имела, что скажу Коле, а беседовать с автоответчиком и вовсе представлялось мне глупым, но беспокойство меня не отпускало, потому я скороговоркой выпалила: