Страница:
– То есть похитил женщину с намерением провести допрос с пристрастием? – весело предположила Женька. Тут мы уставились друг на друга, и улыбки сползли с наших физиономий.
– Черт, – прошептала я. – Из дома она ушла в субботу, а в понедельник в ее квартире появился некий молодой человек. Соседки решили, что это дружок Юльки, но сама Юлька с этим категорически не согласна.
– И Кошкина до сих пор не вернулась. Выходит, что отпускать ее после допроса никто не собирался. Анфиса, не хочу каркать, но боюсь, что мы опоздали.
– Будем надеяться, что это наши фантазии и Кошкина кайфует у друзей на даче, – поспешно сказала я, но, если честно, очень в этом сомневалась. В груди вдруг стало холодно, и веселиться желания больше не возникало. Если в наших догадках есть доля правды, то женщина уже мертва. Женька взглянула на часы:
– С утра в милицию пойдем?
Я вздохнула:
– Будет ли толк? Хорошо, если выслушают. Надо подключать Кошкина, пусть заявление напишет.
Мужа подключать не пришлось. Утром мы отправились в отделение милиции Первомайского района, где проживала Кошкина, и, едва войдя в здание, услышали гневный голос Ольги:
– Лодыри окаянные, человек пропал, а им и горя мало.
Пройдя по коридору, мы обнаружили Ольгу у окошка, за которым укрылся дежурный, еще два «лодыря» по соседству с ним с интересом разглядывали стены, делая вид, что происходящее их не касается. Увидев нас, Ольга, которая уже начала выдыхаться, приободрилась и с новыми силами принялась взывать к гражданской совести. Если честно, их стойкое нежелание приобщиться к чужому горю было мне понятно. Я вчера тоже не хотела. Опять же, история в ее, так сказать, первозданном виде душевного трепета не вызывала и даже выглядела дурацкой, но за ночь я так уверилась в наших с Женькой фантазиях, что теперь не сомневалась: с Кошкиной случилась беда, потому присоединила свой голос к Ольгиному. Женька извлекла журналистское удостоверение и умудрилась переорать нас обеих. Милиционеры каменели лицом, пока один из них вдруг не спросил меня:
– Вас Анфисой зовут?
– Да, – растерялась я, подумав: «Неужто благодарный читатель?» Ольга с Женькой тоже присмирели, ожидая, что последует за этим.
– А муж ваш полковник Громов?
– Так точно, – ответила за меня Женька.
– Володя, прими у них заявление, – устало обратился он к товарищу. Только я хотела возмутиться: это что же выходит, если муж полковник, то заявление примут, а если нет, то… как он огорошил нас вторично: – Все равно не отстанут. От них уже в городе все менты стонут. Сыщицы-любительницы.
Женька набрала в грудь воздуха, желая возразить, но тут Володя протянул руку и обреченно сказал:
– Давайте заявление.
И весь Женькин пыл внезапно угас под его взглядом мученика.
– И что теперь? – чуть ли не шепотом спросила Ольга, когда мы вышли из отделения.
– Дело заведут, – буркнула Женька. – Они лучшие умельцы по заведению дел.
– А Машка?
– Будем надеяться, что с ней все в порядке.
Прошло два дня, Кошкина так и не появилась. В то, что с ней все в порядке, верилось с большим трудом. Наше расследование пришлось временно прекратить, потому что нагрянул Ромка, а при нем даже упоминать о нашем расследовании не стоило. Он считал, что раскрывать преступления должны профессионалы, а мы только портим жизнь себе и людям. К тому моменту уже все мои мысли были о Кошкиной, и приезду мужа я не то чтобы не обрадовалась, просто вздохнула с облегчением, когда проводила его на вокзал.
Два дня Женька у меня не показывалась, и это тоже беспокоило. Потому я сразу же ей позвонила.
– Это ты? – спросила она без намека на теплоту и большое счастье. – Любимого проводила?
– Только что. Как дела?
– Чьи?
– Не вредничай. Есть новости?
– Менты вроде бы прониклись и робко начали поиски. Только ни фига они не найдут. А если найдут, то сама знаешь что. Один умник вчера заявил: вся надежда на грибников.
– Это в каком же смысле? – удивилась я.
– В том смысле, что, шляясь по лесу, они набредут на труп, если его закопать не потрудились.
– Давай будем оптимистами, – вздохнула я.
– Давай. Они его найдут. Сгодится?
– У тебя скверное настроение, – констатировала я.
– Неудивительно. Ладно, подъезжай на Чехова, я в кофейне, жду Петечку.
Я поспешила на улицу Чехова, чувствуя себя предательницей. Подруга права, нельзя думать только о личном счастье. «Женьке просто делать нечего», – шептал кто-то очень сердитый внутри меня, но я мысленно попросила его заткнуться.
Женьку я узнала не сразу: стрижка каре, цвет волос определить затрудняюсь, немного похоже на ржавчину. Подружка взглянула на меня и нахмурилась:
– Как тебе?
– Восхитительно.
– Мне тоже нравится, – кивнула она, а я понадеялась, что это правда.
Не успела я заказать себе кофе, как появился Петечка. Женька боялась, что он припрется в форме. Обошлось. Рост метр девяносто семь, пятьдесят четвертый размер, обувь шьет на заказ, коротко стриженный, подбородок лопатой, смотрит исподлобья. Немногочисленные посетители поглядывали в его сторону настороженно. Оно и понятно. Я к внешности своего мужа тоже долго привыкала, пока не поняла главное: если человек выглядит как мой Ромка или тот же Петечка, это вовсе не значит, что он тупой или злобный придурок, который ненароком пришибить может. Как правило, здоровяки добродушны и с мозгами у них все в порядке. А у Петечки улыбка потрясающая, он улыбнулся и стал почти красивым.
– Привет, – сказал он, приглядываясь к стулу, и все-таки сел на диван. – А я-то думал, что у нас любовное свидание.
– Перебьешься, – фыркнула Женька, а я недовольно покосилась в ее сторону. – Дело у нас, – заявила подружка.
– Это я уже понял.
– Важное. Надо получить распечатку телефонных звонков.
– Ты опять с этой Кошкиной? – удивился Петечка. – Так вроде ее менты ищут.
– Не зли меня. Известно, как они ищут… Короче, сделаешь?
– А куда мне деваться? У меня только один вопрос, – сказал он, поворачиваясь ко мне. – Ромка знает, что вы тут опять расследование замутили?
– Петечка, я подумала, что Роме сейчас ни к чему отвлекаться на разные пустяки и…
– Ага, – кивнул Петечка с таким видом, точно поймал меня на воровстве в супермаркете.
– «Ага», – передразнила его Женька. – И ты ему ничего говорить не смей.
– На это я пойти не могу, – отчаянно замотал головой Петюня. – Он мой друг, к тому же начальник. От начальства ничего утаивать нельзя. Грех большой.
– Прекрати кривляться, – посуровела Женька.
– Вот если бы ты…
– Я буду любить тебя всю твою оставшуюся жизнь, – не дожидаясь, когда он договорит, предложила подруга, а я, подумав, что этот срок будет очень недолгим, тоже нахмурилась и сказала:
– Вот только посмей Ромке сказать.
– Ох, горе горькое, – заныл он. – На что вы меня толкаете? Ладно, так и быть. Значит, распечатка разговоров Кошкиной? За какой срок?
– За два месяца, – поспешно сказала я.
– Что вы надеетесь узнать?
– Кто ей звонил, естественно.
– Это я понял, хотя кое-кто здесь меня и считает тугодумом. Но что вам это даст?
– Вот узнаем, кто ей звонил, и все станет ясно. Так, производственное совещание закончено. Иди работай, – кивнула она Пете.
– Здрасьте, а любовь? Ну, ладно, если не любовь, то хоть чаем напоите.
Женька несколько смягчилась, и чаю он выпил. Уходить не спешил, но Женька вскоре подняла меня из-за стола, не дав доесть пирожное.
– Куда ты несешься? – рассердилась я.
– У меня назначена встреча. Через двадцать минут мы должны быть на Воровского.
– Тогда об этом стоило подумать раньше, туда минимум полчаса езды.
– У тебя на спидометре двести с лишним километров, не понимаю, зачем при этом ползти со скоростью восемьдесят?
– С этим вопросом не ко мне. Ладно, попробуем доехать за двадцать минут, – сказала я, устраиваясь за рулем. – А зачем нам на Воровского?
– Там находится фирма, в которой трудится Петренко Павел Ильич.
– Племянник Кошкиной? Как ты его нашла?
Женька поморщилась.
– Не я, Петюня. Я бы, конечно, тоже нашла, но угробила бы на это кучу времени. А его надо экономить.
– И что Петренко? Кто он такой вообще?
– А вот сейчас и узнаем. Петька сказал, что Павел работает в фирме «Арена». Телефон дал, я позвонила – господин Петренко очень занят, но готов уделить нам несколько минут, если мы заедем в офис. Его голос просто потрясал самодовольством, не удивлюсь, если он там служит курьером. Или охранником.
– Если верить Ольге, Кошкина с ним не общалась.
– Ольга могла и не знать. Она несколько раз повторила, что Кошкина человек скрытный, – это во-первых, а во-вторых, мы решили, что, если Кошкина получила в наследство нечто ценное, в ее исчезновении прежде всего следует подозревать родственников.
– В понедельник Ольга видела молодого человека…
– Вот-вот. С мужем Кошкиной я вчера встречалась.
– Ты мне ничего не говорила.
– Так говорю.
– Что он сказал?
– Петечка узнал, где он работает, я позвонила ему на работу. Когда рядом нет супруги, он более разговорчив. Но он ничем меня не порадовал. С Кошкиной они видятся редко, за последние полгода встречались всего раза три. Один раз, сразу после смерти отца, он заезжал узнать, не нужна ли ей какая-нибудь помощь. Говорит, что Кошкина выглядела очень расстроенной, «места себе не находила», как он выразился, что было довольно странно, если учесть, что своего отца она никогда не жаловала, по крайней мере не раз отзывалась о нем как о человеке, которого она вычеркнула из своей жизни. Разумеется, смерть всех примиряет и все такое прочее…
– И он не пытался с ней поговорить?
– Утешал: мол, старикан пожил достаточно, и кончины его следовало ожидать. Но она будто его не слышала.
– Занятно, – пробормотала я.
– Еще как, – кивнула Женька. – Дураку ясно, что-то она в чулане нашла и это что-то не давало ей покоя. Я поинтересовалась, был ли кто из родни на похоронах.
– И что?
– Он не знает. Мария ничего ему не рассказывала. Племянника ее он не видел много лет. – Женька скривилась. – Меня не это беспокоит. Если племянник ни при чем, у нас подозреваемого нет.
– Мы еще ничего толком не узнали, – начала я утешать Женьку. – Взять хоть отца Кошкиной. Чем он занимался и откуда у него могли появиться некие ценности?
– Тут тоже беда, – вздохнула подружка. – Петюня им интересовался. – Я невольно вздохнула, сообразив, что подружка без меня зря времени не теряла. – Ничегошеньки стоящего. Биография совершенно не впечатляет. После армии поступил в техникум, всю жизнь работал на стройке, бригадиром, потом прорабом. Двадцать лет на пенсии. Жил скромно, дом, садовый участок, пчел разводил. Супруга на семнадцать лет моложе.
– Дети у нее есть? – спросила я.
– Нет. Только племянник. И, похоже, она его не жалует. Говорят, тетка на редкость скверного нрава.
– Да-а, не густо, – вынуждена была признать я и саму себя утешила: – Но это еще ни о чем не говорит.
– Конечно, – согласилась Женька. – Кошкина исчезла, и все указывает на то, что это как-то связано со смертью отца, не зря она тебе о родовом проклятье писала.
– Бывшему мужу известно, куда она уезжала на три дня?
– Нет. Говорю, они виделись не часто. Хотя не отметаю мысль о том, что она хотела скрыть свой вояж неизвестно куда и сознательно о нем умолчала. Ни подруга, ни соседи ничего о нем не знают, так что не удивительно, что и бывший муж не в курсе.
– Как он вообще? Какое впечатление на тебя произвел?
– Нормальный дядька. Даже симпатичный. По-моему, к бывшей жене хорошо относится. По крайней мере здорово переживал, что она куда-то исчезла.
– Мог притворяться.
– Само собой, – не стала спорить Женька. – Только смысла не вижу.
– А у племянника какой смысл?
Женька сокрушенно кивнула:
– Я тут напрягла одного человечка, подумала, может, Кошкина завещание оставила. Так вот, комнату она приватизировала и завещала… отгадай, кому?
– Ольгиному сыну.
– Точно.
– Он в армии. Ольга живет одна в двушке, так что не нуждается.
– Ой, не скажи, мы ведь не знаем, что у нее на уме.
– Так кого хочешь подозревать начнешь, – отмахнулась я. – Они с Ольгой подруги, Кошкина ей ключи от квартиры доверила, опять же, детей у Кошкиной нет, а Ольгиного сына она, считай, вырастила.
– Это Ольга так сказала. Но о завещании, заметь, промолчала.
– Так, может, сама не знает.
Женька нахмурилась, собираясь что-то ответить, но тут я, свернув в очередной раз, притормозила. Перед нами был офис, где трудился племянник. Обычное здание, каких в городе сотни. Козырек над входом и табличка. Стоянка забита машинами, пришлось проехать дальше и припарковаться в переулке.
Мы вошли в небольшой холл и увидели охранника. Он сидел за столом и читал детектив, пристроив его на коленях, пребывая в убеждении, что никто его хитрости не заметит. Когда мы подошли, он поднял голову и вежливо спросил:
– Вы к кому?
– К Петренко, – ответила Женька.
Мужчина поспешно сунул книгу в ящик стола и потянулся к телефону.
– Оля, тут Павла Ильича спрашивают, – сказал он. – Да, две девушки. Как ваши фамилии? – обратился он к нам. Женька назвала фамилии, он кивнул и попросил: – Подождите две минуты, сейчас за вами придут.
Мы пристроились на диванчике у окна, но почти в тот же миг появилась девушка, окинула нас быстрым взглядом и с улыбкой сказала:
– Прошу.
Мы отправились за ней узким коридором. Женька не отрываясь смотрела девице в спину и хмурилась. Девушка была хороша: высокая, длинноногая блондинка. Деловой костюм подчеркивал достоинства фигуры. Белая блузка на груди расстегнута чуть ниже, чем следовало, так что виден красный бюстгальтер. Шла она плавно, точно плыла по коридору, и это несмотря на высоченные каблуки.
– Секретутка, – буркнула Женька.
Я скроила сердитую физиономию:
– Надо быть добрее.
– С конкурентками не церемонятся, их уничтожают.
– Это ты о чем?
– Все о том же. Тебе хорошо, ты замужем, а у меня вот такие олигархов уводят. Впрочем, этой слабо.
Почему «слабо», я так и не узнала, девушка распахнула перед нами дверь, и мы оказались в роскошной приемной, где за столом сидела точно такая же блондинка, единственное отличие от первой – очки на кончике носа, которые ей наверняка были без надобности. Она кивнула нам и дежурно улыбнулась, после чего поднялась и распахнула дверь, что находилась рядом, и мы вошли в просторный кабинет, где в глубоком белом кресле сидел мужчина лет тридцати и пил кофе, глядя в окно. Заметив нас, он отставил чашку, поднялся и шагнул нам навстречу.
– Добрый день! – Приветствуя нас, он чуть прищурился и протянул руку. Я намеревалась ее пожать, но он запечатлел на моей руке поцелуй, то же самое проделал с рукой подруги, после чего она стала смотреть на него как на рождественский подарок, то есть по упаковке пытаясь оценить, чего от него ждать, и очень надеясь, что на сей раз ей повезет.
Надо сказать, Павел Ильич способен был составить счастье любой особы. Высокий, с отличной фигурой, стильной стрижкой и мягкой улыбкой. Английский костюм и часы, которые стоили примерно столько, сколько Женькина тачка. Я некстати подумала, что, возможно, это судьба и подружка наконец найдет свое счастье, потом вспомнила, что мужчины с отличной фигурой, часами и прочим в ее жизни уже были, но обходилась с ними Женька ничуть не лучше, чем с Петечкой. Две блондинки мне тоже не очень понравились, вернее, они точно не понравились Женьке. Тут мне в голову пришла вот какая мысль: если перед нами племянник Кошкиной, то заподозрить его в том, что он желал ее гибели, чтобы заполучить комнату в коммуналке, просто нелепо. Обстановка кабинета стоила больше, чем можно было бы выручить за комнату. В общем, я мысленно вздохнула: ищем не там. Однако Женька явно не считала визит сюда зряшным. Глаза ее сияли, рот был раздвинут до ушей, я даже испугалась, что она, чего доброго, начнет облизываться, но обошлось.
Между тем хозяин кабинета, покончив с поцелуями, надумал представиться:
– Петренко Павел Ильич.
Женька назвала себя и родную газету, затем указала на меня и, не дав мне рта открыть, возвестила:
– Анна Асадова, – с таким видом, что становилось ясно: в этом месте должны раздаться бурные и продолжительные аплодисменты.
Бьюсь об заклад, мое имя, точнее, псевдоним ничегошеньки Петренко не сказал, но он улыбнулся еще шире и посмотрел на меня оценивающе, должно быть, гадая, кого черт принес.
– Спасибо, что согласились встретиться с нами, – ласково пропела Женька. Павел Ильич проводил нас к столу и усадил в мягкие кресла.
– Кофе, чай?
Женька решила выпить кофе, я чай. Пока одна из блондинок сервировала стол, Петренко с удобствами устроился между нами, как видно, еще не решив, на кого стоит излить свое обаяние. Я напустила в глаза дурнинки, и он переместился ближе к подруге, которая отчаянно скалила зубы. Он опять взглянул на меня, а я подумала: когда рядом сидит такой парень и смотрит на тебя со значением, поневоле начнешь самой себе завидовать. Тут я вспомнила о Ромке и уставилась в пол. Женька закинула ногу на ногу (своими ногами она очень гордилась), и с этого момента Петренко только на них и пялился. Если учесть, что в приемной у него были две пары ног ничуть не хуже, следовало сделать вывод, что он активно включился в игру. Минут пятнадцать Павел Ильич потчевал нас печеньем и конфетами, вскользь упомянул, что фирма под его руководством активно развивается, назвал годовой оборот, после чего мы уже не сомневались: перед нами отечественный олигарх, знакомством с которым мы должны гордиться. Наконец он выдохся и, ласково глядя на Женьку, предложил:
– Что ж, давайте обсудим наши дела.
На лице подруги появилось непонимание. Павел Ильич кашлянул и спросил:
– Вас ведь Альберт Иванович прислал?
Альберт Иванович – Женькин босс, но услышать родное имя в этот момент она явно не ожидала. Непонимание на ее физиономии читалось все отчетливее.
– Извините, – вновь кашлянул Павел Ильич, теперь и он пребывал в растерянности, пытаясь понять, зачем мы пожаловали.
– Альберт Иванович? – нахмурилась Женька. – Собственно, мы совершенно по другому делу, то есть к газете это не имеет отношения.
– Да?
– Мы хотели бы поговорить с вами о вашей тете, – влезла я. Петренко моргнул, должно быть, пытался вспомнить, есть ли у него тетя. – О Кошкиной Марии Степановне, – напомнила я.
– А-а… – Он вроде бы обрадовался, кивнул и опять уставился на Женькины ноги, но радость его длилась недолго, он вдруг нахмурился и спросил: – А при чем здесь тетя?
Только я хотела спросить «где?», как заговорила Женька.
– Дело в том, что ваша тетя прислала письмо моей подруге. – Она кивнула на меня. – Странное письмо. Анна решила с ней встретиться, и тут выяснилось, что ваша тетя исчезла. Она не появлялась дома уже более недели, и никто не знает, где она может быть.
– Ах, вот в чем дело… К сожалению, я тоже не знаю, – улыбнулся Павел Ильич. – Если честно, я о тете успел забыть. Мои родители развелись, и с родственниками по отцовской линии я не имел никакой связи. Кошкина – сестра моего отца, – счел нужным пояснить он. – Могу я взглянуть на письмо? – спросил он.
Женька мне кивнула, я достала письмо и протянула ему.
– Действительно странное послание, – пожал он плечами. – А почему она обратилась к вам?
– Она читала мои книги. Я пишу детективы.
– А-а-а… – вряд ли это что-то ему объяснило.
– Когда вы видели ее в последний раз?
– На похоронах деда, – ответил он.
– Вы ездили на похороны?
– Что в этом удивительного?
– Ничего, конечно. Но вы сказали, что после развода родителей…
– Пожалуй, я действительно должен кое-что объяснить, – улыбнулся Петренко. – Своего деда я не видел много лет. Родители развелись, вскоре отец погиб, а моя мать со свекром не ладила. Не знаю, в чем причина, она мне никогда об этом не говорила. В детстве я с отцом часто ездил к деду. С моей точки зрения, он был прекрасный человек. Последний раз я был у него после окончания института. Его супруга… в общем, я понял, что мне там совсем не рады. Дед испытывал неловкость, что неудивительно, а я… я решил, что больше к нему не поеду. Глупость, конечно. Но в юности многого не понимаешь. Все последующие годы мы довольствовались звонками. Сначала созванивались на каждый праздник, потом все реже и реже. К сожалению, так часто бывает. Я собирался к нему съездить, но… дела, – развел он руками. – И вдруг пришла телеграмма: дед умер. Разумеется, я поехал на похороны, горько сожалея, что так и не успел повидать его. – Петренко подошел к полке, где стояло несколько фотографий, и повертел одну из них в руках. – Это все, что осталось у меня на память о нем, – вздохнул он.
Мы с Женькой поднялись и подошли ближе. На полке стояла фотография президента и портрет женщины в черном платье с ниткой жемчуга.
– Моя мать, – пояснил Петренко. – Умерла год назад. А вот это мой дед. – Он протянул фотографию мне.
На фото солдатик лет двадцати в шинели и шапке-ушанке улыбался, глядя в объектив камеры. Снят он был на фоне какой-то церкви.
– Ваш дед воевал? – спросила я.
– Да. Это единственная фотография тех лет. Он рассказывал, что к ним в часть приезжали газетчики… Я нашел снимок в бумагах отца после его смерти.
– А с Кошкиной на похоронах вы разговаривали?
– Разумеется.
– О чем?
– О чем в таких случаях принято говорить? Народу было мало, его жена, соседи… жена, по-моему, очень переживала из-за наследства. Тетю это раздражало. Если честно, я ее даже не узнал, и она меня тоже, что неудивительно. Я уехал сразу после похорон, а она отправилась на поминки, сказала, что останется на пару дней.
– И вы больше не встречались?
– Нет.
– И не заходили к ней домой?
Мой вопрос его вроде бы удивил.
– Заходил ли я к ней? Признаться, я даже не уверен, что точно помню, где она живет. До похорон мы виделись лет двадцать назад. По-моему, она тогда жила где-то в Гончарном переулке.
– Вы знали, что она развелась с мужем?
– Кажется, мама что-то говорила об этом.
– Они общались?
– Нет. Но какие-то сведения до нее доходили, через общих знакомых, наверное. На похоронах у нас не было возможности побеседовать, какие-то общие фразы… в общем, я понятия не имею, как жила тетя все эти годы. И ее письмо для меня загадка.
– Но в детстве вы часто бывали у деда, по вашим собственным словам, – не унималась я, хотя было ясно: ничего ценного от Петренко мы не узнаем. – Может быть, вы слышали какие-то рассказы… или ваша мама что-то вам говорила.
– О чем? – вроде бы удивился Павел Ильич.
– О чем-то, что можно было бы счесть родовым проклятием?
Павел Ильич серьезно посмотрел на меня, потом как-то нерешительно улыбнулся, а в следующее мгновение уже тихо смеялся.
– Боюсь, что из истории моей семьи романа не получится. Понять не могу, что имела в виду тетя… Знаете, если честно, мне она показалась… немного… не в себе, одним словом.
– Чокнутой, что ли? – хмыкнула Женька.
Павел Ильич нахмурился.
– Я не стал бы называть это именно так, но… иногда одинокие женщины в ее возрасте очень увлекаются своими фантазиями. Возможно, она что-то вообразила… развод, смерть отца, ее собственное здоровье. Она сказала мне, что живет на пенсию по инвалидности. Я еще подумал, что надо бы ей помочь. Собирался позвонить, но все руки не доходили.
– Номер телефона она вам оставила?
– Да, мы обменялись телефонами. Но она мне тоже не звонила.
Я точно помнила, что в записной книжке номера телефона племянника не было. Или она не успела занести его в записную книжку, или вовсе не собиралась звонить.
– А почему вы спросили, не был ли я у нее?
– Из ее квартиры выходил мужчина, – вздохнула Женька. Кажется, разговор ее начал утомлять.
– И что? – не понял Петренко.
– Мы пытаемся установить, кто это был.
– Собственно, я с трудом представляю, чего вы хотите? – задал он вопрос, а я подумала: «Странно, что он не задал его раньше».
– Пытаемся найти вашу тетю, – вторично вздохнула подружка.
– Возможно, она не заинтересована в том, чтобы вы ее нашли.
– Возможно, – согласилась я. – Тогда письмо писать не следовало. Вы же должны понимать, что ситуация странная: это письмо и ее внезапное исчезновение.
– Ах, ну да, вы же пишете детективы, – усмехнулся он, но тут же посерьезнел. – Конечно, то, что ее нет уже… неделю, вы сказали? В самом деле странно. Но… она могла уехать куда-то, а соседи и знакомые не в курсе, потому что она просто забыла им сказать. Или не захотела.
– Однажды она уже отлучалась на три дня, – кивнула Женька. – Как раз после похорон.
– Вот видите. А куда отлучалась?
– Понятия не имеем.
– Жаль, – вздохнул он. – Будем надеяться, что с тетей все в порядке и она вскоре появится.
Эту фразу я сочла сигналом, что разговор окончен. Однако Петренко вроде бы никуда не спешил, предложил еще чаю, но я от чая отказалась, поднялась и кивнула Женьке.
– Павел Ильич, извините, что отняли у вас время.
– Что вы, речь идет о моей тете. Кстати, как вы считаете, может, мне следует обратиться в милицию? В конце концов, человек не показывается дома… Хотя не знаю, что скажу им…
– Не беспокойтесь, в милиции мы уже были, – ответила Женька. Он чуть приподнял брови и изрек: «Н-да?», после чего кивнул. – Соседка заявление написала.
– Черт, – прошептала я. – Из дома она ушла в субботу, а в понедельник в ее квартире появился некий молодой человек. Соседки решили, что это дружок Юльки, но сама Юлька с этим категорически не согласна.
– И Кошкина до сих пор не вернулась. Выходит, что отпускать ее после допроса никто не собирался. Анфиса, не хочу каркать, но боюсь, что мы опоздали.
– Будем надеяться, что это наши фантазии и Кошкина кайфует у друзей на даче, – поспешно сказала я, но, если честно, очень в этом сомневалась. В груди вдруг стало холодно, и веселиться желания больше не возникало. Если в наших догадках есть доля правды, то женщина уже мертва. Женька взглянула на часы:
– С утра в милицию пойдем?
Я вздохнула:
– Будет ли толк? Хорошо, если выслушают. Надо подключать Кошкина, пусть заявление напишет.
Мужа подключать не пришлось. Утром мы отправились в отделение милиции Первомайского района, где проживала Кошкина, и, едва войдя в здание, услышали гневный голос Ольги:
– Лодыри окаянные, человек пропал, а им и горя мало.
Пройдя по коридору, мы обнаружили Ольгу у окошка, за которым укрылся дежурный, еще два «лодыря» по соседству с ним с интересом разглядывали стены, делая вид, что происходящее их не касается. Увидев нас, Ольга, которая уже начала выдыхаться, приободрилась и с новыми силами принялась взывать к гражданской совести. Если честно, их стойкое нежелание приобщиться к чужому горю было мне понятно. Я вчера тоже не хотела. Опять же, история в ее, так сказать, первозданном виде душевного трепета не вызывала и даже выглядела дурацкой, но за ночь я так уверилась в наших с Женькой фантазиях, что теперь не сомневалась: с Кошкиной случилась беда, потому присоединила свой голос к Ольгиному. Женька извлекла журналистское удостоверение и умудрилась переорать нас обеих. Милиционеры каменели лицом, пока один из них вдруг не спросил меня:
– Вас Анфисой зовут?
– Да, – растерялась я, подумав: «Неужто благодарный читатель?» Ольга с Женькой тоже присмирели, ожидая, что последует за этим.
– А муж ваш полковник Громов?
– Так точно, – ответила за меня Женька.
– Володя, прими у них заявление, – устало обратился он к товарищу. Только я хотела возмутиться: это что же выходит, если муж полковник, то заявление примут, а если нет, то… как он огорошил нас вторично: – Все равно не отстанут. От них уже в городе все менты стонут. Сыщицы-любительницы.
Женька набрала в грудь воздуха, желая возразить, но тут Володя протянул руку и обреченно сказал:
– Давайте заявление.
И весь Женькин пыл внезапно угас под его взглядом мученика.
– И что теперь? – чуть ли не шепотом спросила Ольга, когда мы вышли из отделения.
– Дело заведут, – буркнула Женька. – Они лучшие умельцы по заведению дел.
– А Машка?
– Будем надеяться, что с ней все в порядке.
Прошло два дня, Кошкина так и не появилась. В то, что с ней все в порядке, верилось с большим трудом. Наше расследование пришлось временно прекратить, потому что нагрянул Ромка, а при нем даже упоминать о нашем расследовании не стоило. Он считал, что раскрывать преступления должны профессионалы, а мы только портим жизнь себе и людям. К тому моменту уже все мои мысли были о Кошкиной, и приезду мужа я не то чтобы не обрадовалась, просто вздохнула с облегчением, когда проводила его на вокзал.
Два дня Женька у меня не показывалась, и это тоже беспокоило. Потому я сразу же ей позвонила.
– Это ты? – спросила она без намека на теплоту и большое счастье. – Любимого проводила?
– Только что. Как дела?
– Чьи?
– Не вредничай. Есть новости?
– Менты вроде бы прониклись и робко начали поиски. Только ни фига они не найдут. А если найдут, то сама знаешь что. Один умник вчера заявил: вся надежда на грибников.
– Это в каком же смысле? – удивилась я.
– В том смысле, что, шляясь по лесу, они набредут на труп, если его закопать не потрудились.
– Давай будем оптимистами, – вздохнула я.
– Давай. Они его найдут. Сгодится?
– У тебя скверное настроение, – констатировала я.
– Неудивительно. Ладно, подъезжай на Чехова, я в кофейне, жду Петечку.
Я поспешила на улицу Чехова, чувствуя себя предательницей. Подруга права, нельзя думать только о личном счастье. «Женьке просто делать нечего», – шептал кто-то очень сердитый внутри меня, но я мысленно попросила его заткнуться.
Женьку я узнала не сразу: стрижка каре, цвет волос определить затрудняюсь, немного похоже на ржавчину. Подружка взглянула на меня и нахмурилась:
– Как тебе?
– Восхитительно.
– Мне тоже нравится, – кивнула она, а я понадеялась, что это правда.
Не успела я заказать себе кофе, как появился Петечка. Женька боялась, что он припрется в форме. Обошлось. Рост метр девяносто семь, пятьдесят четвертый размер, обувь шьет на заказ, коротко стриженный, подбородок лопатой, смотрит исподлобья. Немногочисленные посетители поглядывали в его сторону настороженно. Оно и понятно. Я к внешности своего мужа тоже долго привыкала, пока не поняла главное: если человек выглядит как мой Ромка или тот же Петечка, это вовсе не значит, что он тупой или злобный придурок, который ненароком пришибить может. Как правило, здоровяки добродушны и с мозгами у них все в порядке. А у Петечки улыбка потрясающая, он улыбнулся и стал почти красивым.
– Привет, – сказал он, приглядываясь к стулу, и все-таки сел на диван. – А я-то думал, что у нас любовное свидание.
– Перебьешься, – фыркнула Женька, а я недовольно покосилась в ее сторону. – Дело у нас, – заявила подружка.
– Это я уже понял.
– Важное. Надо получить распечатку телефонных звонков.
– Ты опять с этой Кошкиной? – удивился Петечка. – Так вроде ее менты ищут.
– Не зли меня. Известно, как они ищут… Короче, сделаешь?
– А куда мне деваться? У меня только один вопрос, – сказал он, поворачиваясь ко мне. – Ромка знает, что вы тут опять расследование замутили?
– Петечка, я подумала, что Роме сейчас ни к чему отвлекаться на разные пустяки и…
– Ага, – кивнул Петечка с таким видом, точно поймал меня на воровстве в супермаркете.
– «Ага», – передразнила его Женька. – И ты ему ничего говорить не смей.
– На это я пойти не могу, – отчаянно замотал головой Петюня. – Он мой друг, к тому же начальник. От начальства ничего утаивать нельзя. Грех большой.
– Прекрати кривляться, – посуровела Женька.
– Вот если бы ты…
– Я буду любить тебя всю твою оставшуюся жизнь, – не дожидаясь, когда он договорит, предложила подруга, а я, подумав, что этот срок будет очень недолгим, тоже нахмурилась и сказала:
– Вот только посмей Ромке сказать.
– Ох, горе горькое, – заныл он. – На что вы меня толкаете? Ладно, так и быть. Значит, распечатка разговоров Кошкиной? За какой срок?
– За два месяца, – поспешно сказала я.
– Что вы надеетесь узнать?
– Кто ей звонил, естественно.
– Это я понял, хотя кое-кто здесь меня и считает тугодумом. Но что вам это даст?
– Вот узнаем, кто ей звонил, и все станет ясно. Так, производственное совещание закончено. Иди работай, – кивнула она Пете.
– Здрасьте, а любовь? Ну, ладно, если не любовь, то хоть чаем напоите.
Женька несколько смягчилась, и чаю он выпил. Уходить не спешил, но Женька вскоре подняла меня из-за стола, не дав доесть пирожное.
– Куда ты несешься? – рассердилась я.
– У меня назначена встреча. Через двадцать минут мы должны быть на Воровского.
– Тогда об этом стоило подумать раньше, туда минимум полчаса езды.
– У тебя на спидометре двести с лишним километров, не понимаю, зачем при этом ползти со скоростью восемьдесят?
– С этим вопросом не ко мне. Ладно, попробуем доехать за двадцать минут, – сказала я, устраиваясь за рулем. – А зачем нам на Воровского?
– Там находится фирма, в которой трудится Петренко Павел Ильич.
– Племянник Кошкиной? Как ты его нашла?
Женька поморщилась.
– Не я, Петюня. Я бы, конечно, тоже нашла, но угробила бы на это кучу времени. А его надо экономить.
– И что Петренко? Кто он такой вообще?
– А вот сейчас и узнаем. Петька сказал, что Павел работает в фирме «Арена». Телефон дал, я позвонила – господин Петренко очень занят, но готов уделить нам несколько минут, если мы заедем в офис. Его голос просто потрясал самодовольством, не удивлюсь, если он там служит курьером. Или охранником.
– Если верить Ольге, Кошкина с ним не общалась.
– Ольга могла и не знать. Она несколько раз повторила, что Кошкина человек скрытный, – это во-первых, а во-вторых, мы решили, что, если Кошкина получила в наследство нечто ценное, в ее исчезновении прежде всего следует подозревать родственников.
– В понедельник Ольга видела молодого человека…
– Вот-вот. С мужем Кошкиной я вчера встречалась.
– Ты мне ничего не говорила.
– Так говорю.
– Что он сказал?
– Петечка узнал, где он работает, я позвонила ему на работу. Когда рядом нет супруги, он более разговорчив. Но он ничем меня не порадовал. С Кошкиной они видятся редко, за последние полгода встречались всего раза три. Один раз, сразу после смерти отца, он заезжал узнать, не нужна ли ей какая-нибудь помощь. Говорит, что Кошкина выглядела очень расстроенной, «места себе не находила», как он выразился, что было довольно странно, если учесть, что своего отца она никогда не жаловала, по крайней мере не раз отзывалась о нем как о человеке, которого она вычеркнула из своей жизни. Разумеется, смерть всех примиряет и все такое прочее…
– И он не пытался с ней поговорить?
– Утешал: мол, старикан пожил достаточно, и кончины его следовало ожидать. Но она будто его не слышала.
– Занятно, – пробормотала я.
– Еще как, – кивнула Женька. – Дураку ясно, что-то она в чулане нашла и это что-то не давало ей покоя. Я поинтересовалась, был ли кто из родни на похоронах.
– И что?
– Он не знает. Мария ничего ему не рассказывала. Племянника ее он не видел много лет. – Женька скривилась. – Меня не это беспокоит. Если племянник ни при чем, у нас подозреваемого нет.
– Мы еще ничего толком не узнали, – начала я утешать Женьку. – Взять хоть отца Кошкиной. Чем он занимался и откуда у него могли появиться некие ценности?
– Тут тоже беда, – вздохнула подружка. – Петюня им интересовался. – Я невольно вздохнула, сообразив, что подружка без меня зря времени не теряла. – Ничегошеньки стоящего. Биография совершенно не впечатляет. После армии поступил в техникум, всю жизнь работал на стройке, бригадиром, потом прорабом. Двадцать лет на пенсии. Жил скромно, дом, садовый участок, пчел разводил. Супруга на семнадцать лет моложе.
– Дети у нее есть? – спросила я.
– Нет. Только племянник. И, похоже, она его не жалует. Говорят, тетка на редкость скверного нрава.
– Да-а, не густо, – вынуждена была признать я и саму себя утешила: – Но это еще ни о чем не говорит.
– Конечно, – согласилась Женька. – Кошкина исчезла, и все указывает на то, что это как-то связано со смертью отца, не зря она тебе о родовом проклятье писала.
– Бывшему мужу известно, куда она уезжала на три дня?
– Нет. Говорю, они виделись не часто. Хотя не отметаю мысль о том, что она хотела скрыть свой вояж неизвестно куда и сознательно о нем умолчала. Ни подруга, ни соседи ничего о нем не знают, так что не удивительно, что и бывший муж не в курсе.
– Как он вообще? Какое впечатление на тебя произвел?
– Нормальный дядька. Даже симпатичный. По-моему, к бывшей жене хорошо относится. По крайней мере здорово переживал, что она куда-то исчезла.
– Мог притворяться.
– Само собой, – не стала спорить Женька. – Только смысла не вижу.
– А у племянника какой смысл?
Женька сокрушенно кивнула:
– Я тут напрягла одного человечка, подумала, может, Кошкина завещание оставила. Так вот, комнату она приватизировала и завещала… отгадай, кому?
– Ольгиному сыну.
– Точно.
– Он в армии. Ольга живет одна в двушке, так что не нуждается.
– Ой, не скажи, мы ведь не знаем, что у нее на уме.
– Так кого хочешь подозревать начнешь, – отмахнулась я. – Они с Ольгой подруги, Кошкина ей ключи от квартиры доверила, опять же, детей у Кошкиной нет, а Ольгиного сына она, считай, вырастила.
– Это Ольга так сказала. Но о завещании, заметь, промолчала.
– Так, может, сама не знает.
Женька нахмурилась, собираясь что-то ответить, но тут я, свернув в очередной раз, притормозила. Перед нами был офис, где трудился племянник. Обычное здание, каких в городе сотни. Козырек над входом и табличка. Стоянка забита машинами, пришлось проехать дальше и припарковаться в переулке.
Мы вошли в небольшой холл и увидели охранника. Он сидел за столом и читал детектив, пристроив его на коленях, пребывая в убеждении, что никто его хитрости не заметит. Когда мы подошли, он поднял голову и вежливо спросил:
– Вы к кому?
– К Петренко, – ответила Женька.
Мужчина поспешно сунул книгу в ящик стола и потянулся к телефону.
– Оля, тут Павла Ильича спрашивают, – сказал он. – Да, две девушки. Как ваши фамилии? – обратился он к нам. Женька назвала фамилии, он кивнул и попросил: – Подождите две минуты, сейчас за вами придут.
Мы пристроились на диванчике у окна, но почти в тот же миг появилась девушка, окинула нас быстрым взглядом и с улыбкой сказала:
– Прошу.
Мы отправились за ней узким коридором. Женька не отрываясь смотрела девице в спину и хмурилась. Девушка была хороша: высокая, длинноногая блондинка. Деловой костюм подчеркивал достоинства фигуры. Белая блузка на груди расстегнута чуть ниже, чем следовало, так что виден красный бюстгальтер. Шла она плавно, точно плыла по коридору, и это несмотря на высоченные каблуки.
– Секретутка, – буркнула Женька.
Я скроила сердитую физиономию:
– Надо быть добрее.
– С конкурентками не церемонятся, их уничтожают.
– Это ты о чем?
– Все о том же. Тебе хорошо, ты замужем, а у меня вот такие олигархов уводят. Впрочем, этой слабо.
Почему «слабо», я так и не узнала, девушка распахнула перед нами дверь, и мы оказались в роскошной приемной, где за столом сидела точно такая же блондинка, единственное отличие от первой – очки на кончике носа, которые ей наверняка были без надобности. Она кивнула нам и дежурно улыбнулась, после чего поднялась и распахнула дверь, что находилась рядом, и мы вошли в просторный кабинет, где в глубоком белом кресле сидел мужчина лет тридцати и пил кофе, глядя в окно. Заметив нас, он отставил чашку, поднялся и шагнул нам навстречу.
– Добрый день! – Приветствуя нас, он чуть прищурился и протянул руку. Я намеревалась ее пожать, но он запечатлел на моей руке поцелуй, то же самое проделал с рукой подруги, после чего она стала смотреть на него как на рождественский подарок, то есть по упаковке пытаясь оценить, чего от него ждать, и очень надеясь, что на сей раз ей повезет.
Надо сказать, Павел Ильич способен был составить счастье любой особы. Высокий, с отличной фигурой, стильной стрижкой и мягкой улыбкой. Английский костюм и часы, которые стоили примерно столько, сколько Женькина тачка. Я некстати подумала, что, возможно, это судьба и подружка наконец найдет свое счастье, потом вспомнила, что мужчины с отличной фигурой, часами и прочим в ее жизни уже были, но обходилась с ними Женька ничуть не лучше, чем с Петечкой. Две блондинки мне тоже не очень понравились, вернее, они точно не понравились Женьке. Тут мне в голову пришла вот какая мысль: если перед нами племянник Кошкиной, то заподозрить его в том, что он желал ее гибели, чтобы заполучить комнату в коммуналке, просто нелепо. Обстановка кабинета стоила больше, чем можно было бы выручить за комнату. В общем, я мысленно вздохнула: ищем не там. Однако Женька явно не считала визит сюда зряшным. Глаза ее сияли, рот был раздвинут до ушей, я даже испугалась, что она, чего доброго, начнет облизываться, но обошлось.
Между тем хозяин кабинета, покончив с поцелуями, надумал представиться:
– Петренко Павел Ильич.
Женька назвала себя и родную газету, затем указала на меня и, не дав мне рта открыть, возвестила:
– Анна Асадова, – с таким видом, что становилось ясно: в этом месте должны раздаться бурные и продолжительные аплодисменты.
Бьюсь об заклад, мое имя, точнее, псевдоним ничегошеньки Петренко не сказал, но он улыбнулся еще шире и посмотрел на меня оценивающе, должно быть, гадая, кого черт принес.
– Спасибо, что согласились встретиться с нами, – ласково пропела Женька. Павел Ильич проводил нас к столу и усадил в мягкие кресла.
– Кофе, чай?
Женька решила выпить кофе, я чай. Пока одна из блондинок сервировала стол, Петренко с удобствами устроился между нами, как видно, еще не решив, на кого стоит излить свое обаяние. Я напустила в глаза дурнинки, и он переместился ближе к подруге, которая отчаянно скалила зубы. Он опять взглянул на меня, а я подумала: когда рядом сидит такой парень и смотрит на тебя со значением, поневоле начнешь самой себе завидовать. Тут я вспомнила о Ромке и уставилась в пол. Женька закинула ногу на ногу (своими ногами она очень гордилась), и с этого момента Петренко только на них и пялился. Если учесть, что в приемной у него были две пары ног ничуть не хуже, следовало сделать вывод, что он активно включился в игру. Минут пятнадцать Павел Ильич потчевал нас печеньем и конфетами, вскользь упомянул, что фирма под его руководством активно развивается, назвал годовой оборот, после чего мы уже не сомневались: перед нами отечественный олигарх, знакомством с которым мы должны гордиться. Наконец он выдохся и, ласково глядя на Женьку, предложил:
– Что ж, давайте обсудим наши дела.
На лице подруги появилось непонимание. Павел Ильич кашлянул и спросил:
– Вас ведь Альберт Иванович прислал?
Альберт Иванович – Женькин босс, но услышать родное имя в этот момент она явно не ожидала. Непонимание на ее физиономии читалось все отчетливее.
– Извините, – вновь кашлянул Павел Ильич, теперь и он пребывал в растерянности, пытаясь понять, зачем мы пожаловали.
– Альберт Иванович? – нахмурилась Женька. – Собственно, мы совершенно по другому делу, то есть к газете это не имеет отношения.
– Да?
– Мы хотели бы поговорить с вами о вашей тете, – влезла я. Петренко моргнул, должно быть, пытался вспомнить, есть ли у него тетя. – О Кошкиной Марии Степановне, – напомнила я.
– А-а… – Он вроде бы обрадовался, кивнул и опять уставился на Женькины ноги, но радость его длилась недолго, он вдруг нахмурился и спросил: – А при чем здесь тетя?
Только я хотела спросить «где?», как заговорила Женька.
– Дело в том, что ваша тетя прислала письмо моей подруге. – Она кивнула на меня. – Странное письмо. Анна решила с ней встретиться, и тут выяснилось, что ваша тетя исчезла. Она не появлялась дома уже более недели, и никто не знает, где она может быть.
– Ах, вот в чем дело… К сожалению, я тоже не знаю, – улыбнулся Павел Ильич. – Если честно, я о тете успел забыть. Мои родители развелись, и с родственниками по отцовской линии я не имел никакой связи. Кошкина – сестра моего отца, – счел нужным пояснить он. – Могу я взглянуть на письмо? – спросил он.
Женька мне кивнула, я достала письмо и протянула ему.
– Действительно странное послание, – пожал он плечами. – А почему она обратилась к вам?
– Она читала мои книги. Я пишу детективы.
– А-а-а… – вряд ли это что-то ему объяснило.
– Когда вы видели ее в последний раз?
– На похоронах деда, – ответил он.
– Вы ездили на похороны?
– Что в этом удивительного?
– Ничего, конечно. Но вы сказали, что после развода родителей…
– Пожалуй, я действительно должен кое-что объяснить, – улыбнулся Петренко. – Своего деда я не видел много лет. Родители развелись, вскоре отец погиб, а моя мать со свекром не ладила. Не знаю, в чем причина, она мне никогда об этом не говорила. В детстве я с отцом часто ездил к деду. С моей точки зрения, он был прекрасный человек. Последний раз я был у него после окончания института. Его супруга… в общем, я понял, что мне там совсем не рады. Дед испытывал неловкость, что неудивительно, а я… я решил, что больше к нему не поеду. Глупость, конечно. Но в юности многого не понимаешь. Все последующие годы мы довольствовались звонками. Сначала созванивались на каждый праздник, потом все реже и реже. К сожалению, так часто бывает. Я собирался к нему съездить, но… дела, – развел он руками. – И вдруг пришла телеграмма: дед умер. Разумеется, я поехал на похороны, горько сожалея, что так и не успел повидать его. – Петренко подошел к полке, где стояло несколько фотографий, и повертел одну из них в руках. – Это все, что осталось у меня на память о нем, – вздохнул он.
Мы с Женькой поднялись и подошли ближе. На полке стояла фотография президента и портрет женщины в черном платье с ниткой жемчуга.
– Моя мать, – пояснил Петренко. – Умерла год назад. А вот это мой дед. – Он протянул фотографию мне.
На фото солдатик лет двадцати в шинели и шапке-ушанке улыбался, глядя в объектив камеры. Снят он был на фоне какой-то церкви.
– Ваш дед воевал? – спросила я.
– Да. Это единственная фотография тех лет. Он рассказывал, что к ним в часть приезжали газетчики… Я нашел снимок в бумагах отца после его смерти.
– А с Кошкиной на похоронах вы разговаривали?
– Разумеется.
– О чем?
– О чем в таких случаях принято говорить? Народу было мало, его жена, соседи… жена, по-моему, очень переживала из-за наследства. Тетю это раздражало. Если честно, я ее даже не узнал, и она меня тоже, что неудивительно. Я уехал сразу после похорон, а она отправилась на поминки, сказала, что останется на пару дней.
– И вы больше не встречались?
– Нет.
– И не заходили к ней домой?
Мой вопрос его вроде бы удивил.
– Заходил ли я к ней? Признаться, я даже не уверен, что точно помню, где она живет. До похорон мы виделись лет двадцать назад. По-моему, она тогда жила где-то в Гончарном переулке.
– Вы знали, что она развелась с мужем?
– Кажется, мама что-то говорила об этом.
– Они общались?
– Нет. Но какие-то сведения до нее доходили, через общих знакомых, наверное. На похоронах у нас не было возможности побеседовать, какие-то общие фразы… в общем, я понятия не имею, как жила тетя все эти годы. И ее письмо для меня загадка.
– Но в детстве вы часто бывали у деда, по вашим собственным словам, – не унималась я, хотя было ясно: ничего ценного от Петренко мы не узнаем. – Может быть, вы слышали какие-то рассказы… или ваша мама что-то вам говорила.
– О чем? – вроде бы удивился Павел Ильич.
– О чем-то, что можно было бы счесть родовым проклятием?
Павел Ильич серьезно посмотрел на меня, потом как-то нерешительно улыбнулся, а в следующее мгновение уже тихо смеялся.
– Боюсь, что из истории моей семьи романа не получится. Понять не могу, что имела в виду тетя… Знаете, если честно, мне она показалась… немного… не в себе, одним словом.
– Чокнутой, что ли? – хмыкнула Женька.
Павел Ильич нахмурился.
– Я не стал бы называть это именно так, но… иногда одинокие женщины в ее возрасте очень увлекаются своими фантазиями. Возможно, она что-то вообразила… развод, смерть отца, ее собственное здоровье. Она сказала мне, что живет на пенсию по инвалидности. Я еще подумал, что надо бы ей помочь. Собирался позвонить, но все руки не доходили.
– Номер телефона она вам оставила?
– Да, мы обменялись телефонами. Но она мне тоже не звонила.
Я точно помнила, что в записной книжке номера телефона племянника не было. Или она не успела занести его в записную книжку, или вовсе не собиралась звонить.
– А почему вы спросили, не был ли я у нее?
– Из ее квартиры выходил мужчина, – вздохнула Женька. Кажется, разговор ее начал утомлять.
– И что? – не понял Петренко.
– Мы пытаемся установить, кто это был.
– Собственно, я с трудом представляю, чего вы хотите? – задал он вопрос, а я подумала: «Странно, что он не задал его раньше».
– Пытаемся найти вашу тетю, – вторично вздохнула подружка.
– Возможно, она не заинтересована в том, чтобы вы ее нашли.
– Возможно, – согласилась я. – Тогда письмо писать не следовало. Вы же должны понимать, что ситуация странная: это письмо и ее внезапное исчезновение.
– Ах, ну да, вы же пишете детективы, – усмехнулся он, но тут же посерьезнел. – Конечно, то, что ее нет уже… неделю, вы сказали? В самом деле странно. Но… она могла уехать куда-то, а соседи и знакомые не в курсе, потому что она просто забыла им сказать. Или не захотела.
– Однажды она уже отлучалась на три дня, – кивнула Женька. – Как раз после похорон.
– Вот видите. А куда отлучалась?
– Понятия не имеем.
– Жаль, – вздохнул он. – Будем надеяться, что с тетей все в порядке и она вскоре появится.
Эту фразу я сочла сигналом, что разговор окончен. Однако Петренко вроде бы никуда не спешил, предложил еще чаю, но я от чая отказалась, поднялась и кивнула Женьке.
– Павел Ильич, извините, что отняли у вас время.
– Что вы, речь идет о моей тете. Кстати, как вы считаете, может, мне следует обратиться в милицию? В конце концов, человек не показывается дома… Хотя не знаю, что скажу им…
– Не беспокойтесь, в милиции мы уже были, – ответила Женька. Он чуть приподнял брови и изрек: «Н-да?», после чего кивнул. – Соседка заявление написала.