– Вера Андреевна? – переспросил он. – Так и написано?
– Да.
– Чудеса…
– Почему чудеса? – насторожилась я.
– Потому что у девочки еще отец есть, отчего бы не написать: Вера Андреевна и Игорь Васильевич или граждане родители, а если они силы экономили, то ни к кому конкретно не обращаться…
– Что ты имеешь в виду? – удивилась я.
– Ничего. Чудеса, говорю, да и только.
– А твой муж прав, – садясь в машину, заметила Женька. – В самом деле чудеса, ведь получается вот что: вы, мол, Вера Андреевна, не беспокойтесь, а об Игоре Васильевиче речи нет. Что-то тут не то…
– Надоела ты мне с этими семейными тайнами, – отмахнулась я.
– Бог с ними, семейными тайнами, скажи-ка мне лучше: ты Верку сколько лет знаешь?
– Ну, года четыре, наверное.
– Наверное… – передразнила подружка. – А поточнее?
– Поточнее тебе лучше знать: ты нас и познакомила.
– Не буду спорить… Она в «Вечерку» пришла сразу после декретного отпуска, а до этого работала в районной администрации.
– И что?
– Пока ничего. Давай ко мне заедем, надо позвонить в несколько мест.
– Давай лучше ко мне, – жалобно попросила я. – Пока ты звонишь, я обед приготовлю.
– Боишься, что наш бравый подполковник похудеет?
– Конечно, боюсь.
– Тады ладно, – кивнула Женька.
Обед я приготовила, а Женька все еще сидела возле телефона. Закончила говорить с кем-то и посмотрела на меня.
– Ну что?
– Вроде всех обзвонила, – почесав нос, сказала она. – Интересная штука получается…
– Какая еще штука?
– Никто из общих знакомых не видел нашу Верку беременной.
Честно говоря, соображать я начала не сразу. Постояла, открыв рот, и по прошествии нескольких минут охнула:
– Вот это да… Ты думаешь?..
– Думаю, – кивнула Женька.
– Похоже на правду, – вынуждена была я согласиться. – Тогда реакция родителей на появление тети Люды понятна, да и ясно становится, кто и по какой причине умыкнул ребенка. Наша Лелька – приемная дочь Дунаевых, а настоящая мамаша вдруг объявилась после шести лет отсутствия и решила вернуть ребенка.
– Ага, причем Игорь с Веркой, скорее всего, знают, кто она такая, и Игоря мы не застали дома, потому что он ищет эту самую мамашу.
– А почему не заявили в милицию?
– Ну, это совсем просто: они не хотят, чтобы кто-то узнал, что Лелька – их приемная дочь.
– Вот мы тут напридумывали черт-те чего, а может, все это ломаного гроша не стоит. То, что Верку не видели беременной…
– Лично я предпочитаю, чтобы Лелька сейчас была со своей матерью, хоть и чокнутой. Мать – это мать, и ребенок с ней в безопасности. А догадки можно проверить. Поехали к Дунаевым.
– Ты что, у Верки спросить хочешь? – вытаращила я глаза. – Ей и так здорово досталось.
– Я хочу у Наташки спросить, она должна знать. Поехали.
Однако Натальи мы у Дунаевых не застали. Из района приехала мать Веры и сейчас находилась с ней, а Наталья отправилась домой проведать своих мальчишек, которых воспитывала без отца, невесть куда испарившегося года два назад после очередного отчаянного запоя. Был слух, что при желании его можно обнаружить на колхозном рынке в компании безногого индивида и третий год подряд беременной леди неопределенного возраста, но Наталья слух этот близко к сердцу не принимала и о бывшем говорила лаконично: «Смылся». Мальчишки ее отдыхали в лагере, но вдруг заскучали и заявились домой, поэтому Наталья и вынуждена была покинуть сестру. Мать ее, женщина в возрасте, сидела на диване и тихо плакала. Вера, очумевшая от таблеток и уколов, молча пялилась в угол, а вернувшийся Игорь метался по квартире.
– Ничего нового? – спросила Женька.
Он покачал головой и вдруг рявкнул:
– Черт!..
Понять, к чему этот «черт» относится, мы не могли, да и неважно это было, важно то, что, судя по поведению Игоря, его утреннее путешествие ощутимых результатов не принесло.
– Ты письмо видел? – не без робости спросила я.
– Видел, – кивнул он.
– А в милицию сообщили?
– Сообщили.
– И что они?
– А что они вообще могут? Уже три дня прошло… О господи! – Он отшвырнул стул, я вздрогнула от неожиданности, а Женька спросила:
– Их не удивило, что в письме обращаются к Вере?
– Чему тут удивляться?
– Ну… у девочки есть отец и мать, а обращаются только к матери.
Игорь замер, хмуро глядя в лицо Женьки, потом спросил:
– Что еще за чушь?
– Я бы так не сказала…
– Чушь! – отрезал он. – И письмо это, и твои дурацкие намеки… – Он выскочил из комнаты и хлопнул дверью.
– Ты не в курсе, – повернулась ко мне Женька, – на что я намекала?
Через полчаса мы покинули квартиру Дунаевых.
– Сил моих нет здесь находиться, – созналась Женька, спускаясь по лестнице.
– Моих тоже, – вынуждена была согласиться и я.
– Вот-вот. Лучше нам попытаться сделать что-нибудь полезное, а не сидеть на чужом диване, наживая инфаркт.
– Насчет инфаркта ты права, а вот пользы от нашего копания в чужой жизни я не вижу.
Женька присвистнула и заявила:
– Мы пока и не копнули как следует. И можешь называть меня какой угодно дурой, но одно ясно: Игорь злится не зря, что-то тут есть.
– Конечно, – скривилась я. – У человека ребенка украли, даже представлять не хочется, каково это.
– Ладно, Наташка у себя, а в ее квартире разговор вести гораздо легче. Поехали.
Поднимаясь к квартире Натальи, мы услышали ее голос. Говорила она на повышенных тонах. Я позвонила, дверь открыл младший сын Натальи Вовка и нам с Женькой невыразимо обрадовался:
– Мама, Анфиса с тетей Женей пришли.