Малой скоростью мы проехали еще немного, дорога уперлась в ворота. Деревянные, резные, запертые на здоровенный замок. Рядом была калитка, ее изрядно перекосило, и закрывалась она неплотно. Я остановила машину возле ворот и повернулась к Женьке.
– Ну что, идем?
– А вдруг это вовсе не мои владения? – забеспокоилась она.
– Сейчас выясним, – сказала я и направилась к калитке.
Женька трусила рядом, оглядываясь с беспокойством. Калитка со скрипом открылась, когда я потянула ее на себя, в тишине звук этот вышел громким и почему-то пугающим. Я подумала, что тишина здесь стоит совершенно невероятная, ни шороха, ни звука, как будто все вокруг замерло в напряжении. Я сделала шаг вперед, а Женька схватила меня за руку.
– Ты чего? – удивилась я.
– Знаешь, Анфиса, мне все-таки кажется, это не тот дом.
– Так давай спросим у хозяев.
Я пошла по тропинке, Женька следовала за мной, чуть поотстав. От ворот до строения было метров сто, тропинка вела к высокому крыльцу. Я огляделась, все вокруг выглядело заброшенным, точно люди давно покинули это место. Дом был огромным, то есть поначалу я решила, что не такой уж он и большой. Двухэтажный, обшит досками, которые лет тридцать не красили, они успели почернеть от времени. На фасаде пять окон на первом этаже, и столько же на втором. Над крыльцом тоже окошко, но гораздо меньше остальных. Вокруг заросли крапивы, чуть в стороне скамейка, рядом с которой стоит ржавое ведро. Номер на фасаде отсутствует. Окна закрыты ставнями. Ступени крыльца подгнили, сквозь них пробивалась крапива. Когда-то дом выглядел величественно, но теперь от былого великолепия мало что осталось. Железную крышу давно следовало покрасить, как и сам дом. В двустворчатой двери, выкрашенной коричневой краской, которая успела облупиться, было небольшое окошко, его заделали фанерой.
– Давай ключи, – сказала я Женьке. Та с неохотой полезла в сумку, достала связку и протянула ее мне.
– Задорнов прав, – вздохнула она. – Здесь на ремонт уйдет куча денег.
– Ты же дом продавать собираешься, – ответила я. – Следовательно, ремонт не твоя забота.
Я вставила ключ, он легко повернулся в замке, и я толкнула дверь.
– Подошел, – со вздохом заметила Женька, как будто это обстоятельство сильно ее опечалило.
Мы сделали пару шагов и остановились. Откуда-то пробивался слабый свет. Я вспомнила, что ставни закрыты, распахнула дверь пошире и стала оглядываться в поисках выключателя. Женька заметила его первой, раздался щелчок, и вспыхнул свет. Мы стояли в просторном холле, впереди была лестница на второй этаж, на площадке между пролетами круглое окно, оттуда свет и пробивался. Слева открытая дверь вела в кухню. Мы шагнули туда и присвистнули. Чувство было такое, будто мы мгновенно перенеслись лет на шестьдесят назад. Кухня-столовая оказалась не меньше тридцати метров. Справа резной буфет, газовая плита, еще один буфет, в простенке между окон комод. Слева круглый стол, покрытый скатертью с кистями, поверх нее постелена клеенка. Над столом абажур. Женька прошла к окну, открыла его и распахнула ставни. Только когда в кухню ворвался свежий воздух, я поняла, какая духота царит в доме. Немудрено, что мне было трудно дышать. Женька открыла второе окно, теперь мы могли рассмотреть помещение во всех деталях.
Массивные стулья с потертыми сиденьями из синего бархата, шторы с кистями на окнах, побитые молью, громоздкая мебель, в буфете два сервиза, безусловно, антиквариат, многочисленные вязаные салфеточки, вазочки. Странная смесь заброшенности и уюта. Трудно было представить, что еще совсем недавно кто-то здесь жил, пользовался этими вещами. Я обратила внимание на линолеум под ногами, постеленный не так давно, он диссонировал с общим видом столовой, словно попал сюда из другого мира. Впрочем, так оно и было.
– Продолжим осмотр? – усмехнулась Женька.
– А мне здесь нравится, – оглядываясь в который раз, сказала я. – А тебе?
– Не уверена. Вряд ли вся эта рухлядь чего-то стоит.
– Попробуй отвлечься от своих корыстных мыслей, – посоветовала я. – И получай удовольствие.
– Удовольствие – это вряд ли. Тебе все это, может, и интересно как декорация к ретродетективу… – Женька хихикнула и махнула рукой: – Ладно, идем дальше. Первым делом надо открыть все окна, иначе мы здесь попросту задохнемся.
Предложение показалось мне разумным. Мы прошлись по первому этажу, вот тогда и стало ясно: дом гораздо больше, чем я решила поначалу. Напротив кухни была гостиная, с камином, что меня приятно удивило. Камин был выложен бело-голубой плиткой с рисунком: пузатые ангелочки, фрукты. На кожаном диване, которому было, по меньшей мере, лет сто, подушки с вышивкой, все те же ангелочки, только теперь розовые, цветом и упитанностью больше напоминавшие поросят. Ангелочков вообще было в избытке: на картине, что висела над камином, они держали гирлянды цветов, фигурки ангелов стояли на комоде, украшали основание торшера, часы на консоли у противоположной стены и напольную вазу возле окна.
– Слушай, а что ты знаешь о своих родственниках? – обратилась я к Женьке. – Чем твоя тетка занималась, к примеру? Откуда этот дом и вообще…
– Понятия не имею. Мамуля, по-моему, тоже не в курсе, а больше, как ты понимаешь, спросить не у кого.
– На дворянскую усадьбу не похоже, – развивала я свою мысль. – А на крестьянский дом тем более.
– Да уж… мебели, по-моему, с избытком, и все какой-то хлам.
– Ты опять за свое? – возмутилась я.
– Прикажешь восхищаться этой рухлядью? Нет уж… ничего хорошего я здесь не нахожу.
За гостиной шли две комнаты, первая, судя по всему, спальня хозяйки. На окнах тюлевые занавески, узкая кровать, застеленная синим покрывалом, прикроватный столик, на нем лежала Библия и очки. У стены стоял большой шкаф, открыв дверцу, я увидела одежду на плечиках, все сильно поношенное. На полу ковер, в двух местах вытертый до дыр.
– Пойдем отсюда, – позвала Женька. Я поторопилась покинуть комнату, чувствуя себя так, будто вломилась сюда без ведома хозяйки. Рядом с этой комнатой была еще одна, там тоже стояла кровать, но не застеленная, матрас был свернут и лежал в изголовье. Дальше шла ванная, то есть ванной как таковой не было, только душ, комната оказалась облицована белой плиткой, сам душ больше напоминал садовую лейку, торчал почти под самым потолком. Рядом стояла газовая колонка. Я подошла и повернула кран под душем, что-то зашипело сначала громко, потом тише, но вода не полилась.
– Ну вот, и воды нет, – вздохнула Женька.
– Может, где-то кран перекрыли? – предположила я.
– Может. Ты что-нибудь понимаешь в кранах? Я – нет. Сомневаюсь, что у меня возникнет желание остаться здесь до утра.
– Не бурчи. Ты что, забыла, зачем мы сюда приехали?
– Зачем? – хмыкнула Женька. – Восхищаться всем этим хламом?
– За этот хлам кто-то собирается заплатить хорошие деньги.
– Весной, как известно, у психов обострение.
Женька толкнула дверь в соседнюю комнату. Там был туалет. Она сморщила нос и отправилась дальше. Еще одна комната: шкаф и диван, которые были в ходу лет сорок назад, и телевизор на тумбочке. Здесь мы не задержались. Застекленная дверь выходила на веранду. Овальный стол, выкрашенный белой краской, шесть стульев и шкаф с посудой. С веранды можно было попасть в сад, дверь была заперта на ключ, открыв ее, я увидела куст сирени рядом со ступенями. Ветви прогнулись под тяжестью цветов, а запах стоял такой, что захотелось вдохнуть полной грудью, а потом заорать что-нибудь глупое, например, как прекрасна жизнь. Я бы непременно заорала, если бы не унылая Женькина физиономия. Подруга могла воспринять мой порыв как издевательство.
Я схватила Женьку за руку и потянула в сад: с десяток яблонь, чуть в стороне от них грядки, которые поросли сорной травой, и кусты сирени. Там стояла садовая скамейка, которую не так давно покрасили. Женька прошлась по тропинке до забора, в котором зияла внушительного вида дыра, и вернулась назад.
– Забор того гляди рухнет, – недовольно сообщила она.
– Посмотри, какая красота, – разозлилась я. Женька плюхнулась на скамейку, посмотрела на дом с печалью и сказала:
– По-моему, Задорнов прав, больше двухсот пятидесяти тысяч это счастье не стоит. Земли, конечно, полно, и вид из окон красивый, речка, лес, рай для дачников. А что касается дома, по-моему, легче его снести и построить новый, чем этот ремонтировать.
– Возможно, – не стала я спорить. – Но мы сюда приехали узнать, почему дом пользуется такой популярностью.
– Глупости все это, Анфиса, – поморщилась подруга. – Ты же слышала, москвичей здесь полно, а для них десять тысяч долларов не такая уж большая сумма.
– Давай продолжим осмотр, – предложила я. Женька с неохотой последовала за мной.
За следующей дверью оказалась кладовка, доверху забитая всякой рухлядью, рядом была еще одна дверь. Женька подергала за ручку, но дверь не подалась.
– Заперто, – решила я, Женька отрицательно покачала головой.
– Ничего подобного. Если и заперта, то изнутри.
– С чего ты взяла?
– С того, что замок отсутствует. Видишь, ручка есть, а личины нет. Значит, комнату заперли изнутри.
– А сами что, в окно вылезли? – насмешливо спросила я.
– Наверное, так. По-другому не получается.
– Глупость какая-то, – возмутилась я.
– Давай со стороны улицы посмотрим, – предложила подруга.
– Что посмотрим?
– Окно, естественно. Я не знаю другого способа, как, закрыв дверь изнутри, выбраться из комнаты. Хотя окно открытым оставлять еще большая глупость.
– Мы про ставни забыли, – озарило меня. – Конечно, вылезли в окно, а потом заперли ставни со стороны улицы.
– Как заперли?
– На замок, наверное.
Мы вернулись на веранду и оттуда вышли в сад.
– Далась нам эта комната, – ворчала я.
– Ага, – хмыкнула Женька. – Еще бы понять, с какой стати покойная тетушка лазила в окно.
Мы свернули за угол дома, где начинались крапивные заросли. Сюда выходили два окна, одно на первом этаже, другое – на втором. То, что на первом, было не только закрыто ставнями, но и заколочено. Доски, успевшие потемнеть, были плотно подогнаны друг к другу.
– И чем тетушке не полюбилась эта комната? – почесав нос, вопросила Женька, хмуро разглядывая окно, которое теперь таковым назвать было никак нельзя. Усмотрев в лице подруги некую маету, я настоятельно посоветовала себе найти разумное объяснение феномену и принялась вдохновенно фантазировать.
– Окно на первом этаже и расположено неудобно, то есть, я хотела сказать, очень удобно для воров. Эта часть сада совершенно запущенная, рядом забор, а перелезть через него проще простого. Тетка жила одна в огромном доме, естественно, боялась грабителей, вот окно и заколотили.
Женька кивнула, судя по всему, мое объяснение ее удовлетворило.
– Ладно, идем отсюда. – Она повернулась, угодила в крапиву и в досаде чертыхнулась. – Знаешь, Анфиса, жизнь на природе не кажется мне особенно привлекательной.
– Завтра сходим на речку, позагораем, прогуляемся по лесу… А какой прекрасный вид открывается из окна…
– Жаль, что за вид много не платят, когда дом дрянь дрянью.
– Не преувеличивай. Нормальный дом. Конечно, требует ремонта, но в целом…
Я-то думала, мы поднимемся на второй этаж, чтобы продолжить осмотр, но Женька направилась к двери, той, что была заперта, и стала разглядывать ее с таким усердием, словно надеялась обнаружить за ней карту сокровищ. Я вздохнула, но решила, что лучше подождать, когда ей надоест заниматься ерундой.
– А дверь-то заколотили, – присвистнув, заявила она и посмотрела на меня с особым выражением, что намекало на грядущие испытания.
– Заколотили? – переспросила я, приближаясь.
– Видишь гвозди? Вот здесь, и здесь, и здесь… – Женька водила рукой, указывая мне на шляпки гвоздей, я насчитала восемь штук. – С гвоздями у тетки, по крайней мере, проблем не было, она их не жалела, – вздохнула подруга, а я поспешно сказала:
– Это только подтверждает мои слова, что она боялась воров и для верности заколотила не только окно, но и дверь.
– Ага, – вяло согласилась Женька.
По скрипучей лестнице мы поднялись на второй этаж, его вид вогнал подругу в депрессию: длинный коридор, по обе стороны которого шли комнаты. За ближайшей дверью оказалась кладовка, как и та, что внизу, забитая разным хламом. Две комнаты были совершенно пусты, если не считать кровати с металлической сеткой, одиноко стоявшей возле окна в первой комнате. Дальше следовали две спальни, на полу половики в полоску, кровати застелены покрывалами, но вид и у той, и у другой был совершенно нежилой. Не удивлюсь, если тетушка месяцами сюда не заглядывала. Мы распахнули ставни и оставили окна открытыми, чтобы проветрить помещение. Впереди была последняя дверь, я толкнула ее, быстро прошла к окну, открыла обе створки и только потом огляделась. Это оказался кабинет. Причем, вне всякого сомнения, хозяином его был мужчина.
– У твоей тетки, кажется, был брат? – спросила я Женьку.
– Был. Ты же видела его могилу. Вот здесь он, выходит, и жил.
Возле окна стоял письменный стол с зеленым сукном, рядом кресло с резной спинкой. На столе, точно музейные экспонаты, были расставлены письменный прибор, пресс-папье из бронзы, колокольчик и две фигурки собак, кажется, из серебра. Ящики стола были заперты, но ключи лежали тут же. Кожаный диван с полками, на которых стояли фигурки животных, и шкафы с книгами. Бегло просмотрев корешки, я убедилась, что большинство книг издано еще до революции.
– Да здесь целое состояние, – сказала я, желая придать Женьке оптимизма. Она тут же материализовалась рядом.
– Где?
– Книги видишь? – некоторое поглупение подруги было вполне извинительно.
– Что, есть редкие издания? – воодушевилась она.
– Надо будет хорошенько все осмотреть. Возможно, найдется что-нибудь по-настоящему ценное. Но даже то, что я сейчас вижу…
– Слушай, может, покупатели клюнули на дом как раз из-за этих книг? – высказала предположение Женька.
– Довольно наивно ожидать, что ты продашь библиотеку вместе с домом.
– Почему же наивно? Допустим, я дурочка, которая считает старые книги просто ненужным хламом?
– Знаешь, дорогая, сейчас даже бабулькам в глухих деревнях прекрасно известно значение слова «антиквариат». Все старое стоит денег. Можешь мне поверить, тебе даже сломанную прялку за здорово живешь не отдадут.
– Да, прогресс достиг самых отдаленных уголков, – кивнула Женька, вроде бы опечаленная данным обстоятельством. – А там что? – указала она на дверь рядом с книжным шкафом. – У меня от этих дверей уже в глазах рябит.
– Думаю, там спальня, – пожала я плечами.
Комната оказалась узкой, как пенал, и без окна. Возле стены стояла кровать, застеленная одеялом, над кроватью свисала лампочка на длинном шнуре. Вдоль противоположной стены шли стеллажи, буквально заваленные книгами и папками с какими-то бумагами.
– Чем твой дядя занимался? – спросила я Женьку.
– Господи, откуда же мне знать?
– А надо бы. Вдруг он какой-нибудь изобретатель, сконструировал вечный двигатель, над ним все смеялись, а теперь…
– Смеяться перестали, – подсказала Женька ехидно. – И решили изобретение себе присвоить. Вот за что я люблю тебя, Анфиса, так это за способность сочинить детектив на ровном месте.
– Кто бы говорил, – хмыкнула я. – Ладно, с бумагами позже разберемся. Ну, что? Вроде бы все осмотрели…
– Как все? Ты что, не видишь очередную дверь?
В самом деле, странно, что я ее не заметила. Наверное, потому, что украшала ее картина в рамке. На картине изображена обнаженная толстуха на леопардовой шкуре. Дверь находилась прямо напротив изголовья кровати и, должно быть, скрашивала одинокие ночи дядюшки.
– Он, кстати, был женат?
– Мамуля говорит, нет. Он вроде бы считался недалеким, с придурью, проще говоря, хотя мама могла напутать, и это кто-нибудь другой дураком был.
Женька распахнула дверь, картина при этом едва не слетела, пришлось поддерживать ее рукой. За дверью оказался туалет и душ. Ну, вот и все. Осмотр закончен.
– На первом этаже под лестницей еще дверь была, – вздохнула Женька, которой наследство упорно не нравилось.
– Хорошо, проверим дверь и начнем выгружаться.
Покидая спальню, я обратила внимание на то, что в двери торчит ключ, и подумала: брат с сестрой, скорее всего, не особо ладили, хотя, может быть, просто предпочитали иметь личную территорию, не досаждая друг другу. Спустившись по лестнице, мы увидели еще дверь, запертую, но с ключом в замке. И через мгновение оказались в подвале. Двигаться здесь можно было в полный рост, что существенно облегчало осмотр, но ничего заслуживающего внимания мы не обнаружили: полки для хранения банок, контейнеры и несколько пчелиных ульев, разумеется, пустых.
– Надо подогнать машину к дому и перенести вещи, – сказала я, когда мы выбрались из подвала. – А знаешь, по-моему, все не так уж плохо. Перед домом хоть и маленький и весьма запущенный, но самый настоящий парк. Кстати, надо привести его в порядок. Наймем кого-нибудь скосить траву, избавимся от крапивы, дорожки расчистим…
Женька едва заметно поморщилась.
– Это ж сколько времени займет… Не представляю, что мы будем здесь делать.
– Я же сказала – крапиву дергать. Если мы сможем привести участок в приличное состояние, твоя собственность сразу же поднимется в цене, – добавила я, решив направить Женькины мысли к позитиву. Она опять поморщилась.
– Крапиву дергать я не против, но… может, нам сегодня переночевать у соседки? Этой, как ее…
– Надежды Николаевны, – подсказала я.
– Точно. Она приглашала.
– На всякий случай напоминаю, – начала я сурово. – Твоя тетка умерла не здесь, а в больнице, так что если в твоей голове бродят всякие глупые мысли…
– Ты лучше скажи, ну на фига нормальному человеку дверь в комнату гвоздями заколачивать?
– О господи, – простонала я. – Мы же все решили…
– Это ты решила. Вот что хочешь говори, а дом мне не нравится. И ночевать я здесь ни за что не останусь. Да я здесь не усну, а если усну, непременно какая-нибудь гадость приснится. Уж я-то знаю.
– Я не собираюсь жить у соседки. Если ты намерена валять дурака – пожалуйста, но только без меня. Утром я уеду, мне роман писать надо. Так что вещи можно не распаковывать.
– Ты в самом деле хочешь здесь ночевать? – чуть не плача спросила Женька.
– Конечно. Надо выбрать комнаты для жилья, навести там порядок. Здесь пыли скопилось – не продохнуть. На кухне тоже следует убраться. Сейчас приготовим ужин, поедим и приступим к уборке, как раз до темноты успеем.
– Хорошо, – кивнула Женька. – Только если… – Договорить она не успела, входная дверь скрипнула, мы, как по команде, замерли и испуганно переглянулись. Только я в досаде хотела отругать Женьку: мол, она и себя, и меня запугала так, что от скрипа мы в столбняк впадаем, как услышала женский голос. Кто-то звал от двери:
– Хозяева…
Вздохнув с облегчением, я поспешила на зов.
В дом осторожно вошла женщина лет шестидесяти, в синей юбке и кофточке с пестрым рисунком, на голове косынка, из-под которой выбивались седые волосы.
– Здравствуйте, – сказала она, увидев меня, и улыбнулась: – Приехали?
Подошла Женька, и теперь гостья переводила взгляд с нее на меня, продолжая улыбаться. Мы дружно поздоровались.
– Вы, стало быть, Женя, племянница Дарьи Кузьминичны? – ни к кому в отдельности не обращаясь, спросила женщина.
– Да, – кивнула подружка.
– А я соседка ваша, Кириллова Ольга Степановна, вам Игорь Павлович, адвокат, должно быть, про меня говорил.
– Да-да…
– Ну, вот, будем знакомы. – Ольга Степановна протянула руку, и мы по очереди ее пожали, представившись.
– Значит, приехали? Мы с Кузьминичной много лет дружили, вот я пока за домом и приглядывала. Окна, смотрю, настежь, и машина стоит… Ставни я закрыла на всякий случай, хотя у нас не шалят. Если честно, в дом проще через дверь войти, замок на веранде хлипкий, да и дверь-то стеклянная. У нас, слава богу, все тихо, воровства давно не было. Но дом-то на отшибе, я уж так, для порядка.
– Вы проходите, пожалуйста, – опомнилась я. – Вот сюда, в столовую. Может быть, чаю? Я сейчас в машину сбегаю…
– Не беспокойтесь, – замахала руками Ольга Степановна. – Я на минуточку. Вам сейчас не до гостей. Надолго приехали?
– Пока до выходных.
– Ага. Вот и славно. И мне спокойней, под присмотром дом. Продавать будете?
– Да, наверное, – наконец-то обрела Женька голос.
– Дом-то больно большой да ветхий, но, может, кто и купит, среди московских дачников поспрашивать надо. Значит, до выходных? Я вот по поводу денег сказать хотела, тех, что Кузьминична на похороны оставила. У меня на все бумаги есть, и на гроб, и на венки… поминали ее в столовой, в городе, десять человек было, чек я тоже сохранила. Осталось у меня три тысячи, я и бумаги, и деньги принесу. Вы уж извините, что я тут хозяйничала, но адреса вашего отыскать не могла, а Задорнова на ту пору не оказалось…
– Спасибо вам огромное, – сказала Женька и заверила, что чеки ей ни к чему, она очень благодарна Ольге Степановне за участие и так далее… – Честно говоря, я о тете даже не знала, – раз пять повторив «спасибо» и выслушав рассказ соседки о похоронах и поминках, поведала Женька. – Дед умер, и связь между нами оборвалась.
– Да-да, Кузьминична рассказывала. У нее, кроме вас да мамы вашей, никакой родни не осталось. А на вашу маму она за что-то обижена была. Вы уж простите, что я говорю об этом… Когда брат помер, я ей все твердила, сыщи племянницу, помирать будешь, кому дом оставишь, кто тебе глаза закроет да похоронит по-людски? А она мне «ты и похоронишь», но все-таки за ум взялась и завещание написала. Когда она в больнице была, я хотела вас сыскать, но она ни в какую, говорит, почто я ей, чужой, считай, человек? Возле меня сидеть, тоску гонять да ждать, когда помру? Она упрямая была, страсть. Так я ее и не уговорила. Вот помру, твердит, получит она дом в наследство, может, и вспомнит тетку добрым словом. Мать ее покойная очень не хотела, чтоб дом в чужие руки попал. Дому-то, почитай, сто пятьдесят лет. И бабка Дарьина здесь жила, жалко в чужие руки отдавать. Уж я, говорит, родной душе оставлю, а там как хочет, пусть продает. А может, говорит, сама ездить будет на лето, деток вырастит, и дом еще постоит.
Женька при этих словах едва не прослезилась, должно быть, представив себя здесь с детками и устыдившись, что собиралась сбыть с рук родовое гнездо подороже.
– Далековато сюда на выходные ездить, – влезла я, желая привести Женьку в чувство. Дом мне нравился, но ремонт влетит подруге в приличную сумму, которой у нее нет, опять же, пока детки не появятся, ездить с ней сюда придется мне, а у меня есть своя дача и Ромка, которому эта идея совсем не придется по вкусу.
– Оно понятно, – кивнула Ольга Степановна. – Хотя москвичи ездят… Дело хозяйское, продавать или нет. Я уж так, к слову. Привыкла Кузьминична к дому-то, я сколько раз ей говорила, почто тебе такая махина, продай, купи поменьше, забот никаких, и самой-то спокойнее, а она твердит: здесь родилась, здесь и помру.
– Ну что, идем?
– А вдруг это вовсе не мои владения? – забеспокоилась она.
– Сейчас выясним, – сказала я и направилась к калитке.
Женька трусила рядом, оглядываясь с беспокойством. Калитка со скрипом открылась, когда я потянула ее на себя, в тишине звук этот вышел громким и почему-то пугающим. Я подумала, что тишина здесь стоит совершенно невероятная, ни шороха, ни звука, как будто все вокруг замерло в напряжении. Я сделала шаг вперед, а Женька схватила меня за руку.
– Ты чего? – удивилась я.
– Знаешь, Анфиса, мне все-таки кажется, это не тот дом.
– Так давай спросим у хозяев.
Я пошла по тропинке, Женька следовала за мной, чуть поотстав. От ворот до строения было метров сто, тропинка вела к высокому крыльцу. Я огляделась, все вокруг выглядело заброшенным, точно люди давно покинули это место. Дом был огромным, то есть поначалу я решила, что не такой уж он и большой. Двухэтажный, обшит досками, которые лет тридцать не красили, они успели почернеть от времени. На фасаде пять окон на первом этаже, и столько же на втором. Над крыльцом тоже окошко, но гораздо меньше остальных. Вокруг заросли крапивы, чуть в стороне скамейка, рядом с которой стоит ржавое ведро. Номер на фасаде отсутствует. Окна закрыты ставнями. Ступени крыльца подгнили, сквозь них пробивалась крапива. Когда-то дом выглядел величественно, но теперь от былого великолепия мало что осталось. Железную крышу давно следовало покрасить, как и сам дом. В двустворчатой двери, выкрашенной коричневой краской, которая успела облупиться, было небольшое окошко, его заделали фанерой.
– Давай ключи, – сказала я Женьке. Та с неохотой полезла в сумку, достала связку и протянула ее мне.
– Задорнов прав, – вздохнула она. – Здесь на ремонт уйдет куча денег.
– Ты же дом продавать собираешься, – ответила я. – Следовательно, ремонт не твоя забота.
Я вставила ключ, он легко повернулся в замке, и я толкнула дверь.
– Подошел, – со вздохом заметила Женька, как будто это обстоятельство сильно ее опечалило.
Мы сделали пару шагов и остановились. Откуда-то пробивался слабый свет. Я вспомнила, что ставни закрыты, распахнула дверь пошире и стала оглядываться в поисках выключателя. Женька заметила его первой, раздался щелчок, и вспыхнул свет. Мы стояли в просторном холле, впереди была лестница на второй этаж, на площадке между пролетами круглое окно, оттуда свет и пробивался. Слева открытая дверь вела в кухню. Мы шагнули туда и присвистнули. Чувство было такое, будто мы мгновенно перенеслись лет на шестьдесят назад. Кухня-столовая оказалась не меньше тридцати метров. Справа резной буфет, газовая плита, еще один буфет, в простенке между окон комод. Слева круглый стол, покрытый скатертью с кистями, поверх нее постелена клеенка. Над столом абажур. Женька прошла к окну, открыла его и распахнула ставни. Только когда в кухню ворвался свежий воздух, я поняла, какая духота царит в доме. Немудрено, что мне было трудно дышать. Женька открыла второе окно, теперь мы могли рассмотреть помещение во всех деталях.
Массивные стулья с потертыми сиденьями из синего бархата, шторы с кистями на окнах, побитые молью, громоздкая мебель, в буфете два сервиза, безусловно, антиквариат, многочисленные вязаные салфеточки, вазочки. Странная смесь заброшенности и уюта. Трудно было представить, что еще совсем недавно кто-то здесь жил, пользовался этими вещами. Я обратила внимание на линолеум под ногами, постеленный не так давно, он диссонировал с общим видом столовой, словно попал сюда из другого мира. Впрочем, так оно и было.
– Продолжим осмотр? – усмехнулась Женька.
– А мне здесь нравится, – оглядываясь в который раз, сказала я. – А тебе?
– Не уверена. Вряд ли вся эта рухлядь чего-то стоит.
– Попробуй отвлечься от своих корыстных мыслей, – посоветовала я. – И получай удовольствие.
– Удовольствие – это вряд ли. Тебе все это, может, и интересно как декорация к ретродетективу… – Женька хихикнула и махнула рукой: – Ладно, идем дальше. Первым делом надо открыть все окна, иначе мы здесь попросту задохнемся.
Предложение показалось мне разумным. Мы прошлись по первому этажу, вот тогда и стало ясно: дом гораздо больше, чем я решила поначалу. Напротив кухни была гостиная, с камином, что меня приятно удивило. Камин был выложен бело-голубой плиткой с рисунком: пузатые ангелочки, фрукты. На кожаном диване, которому было, по меньшей мере, лет сто, подушки с вышивкой, все те же ангелочки, только теперь розовые, цветом и упитанностью больше напоминавшие поросят. Ангелочков вообще было в избытке: на картине, что висела над камином, они держали гирлянды цветов, фигурки ангелов стояли на комоде, украшали основание торшера, часы на консоли у противоположной стены и напольную вазу возле окна.
– Слушай, а что ты знаешь о своих родственниках? – обратилась я к Женьке. – Чем твоя тетка занималась, к примеру? Откуда этот дом и вообще…
– Понятия не имею. Мамуля, по-моему, тоже не в курсе, а больше, как ты понимаешь, спросить не у кого.
– На дворянскую усадьбу не похоже, – развивала я свою мысль. – А на крестьянский дом тем более.
– Да уж… мебели, по-моему, с избытком, и все какой-то хлам.
– Ты опять за свое? – возмутилась я.
– Прикажешь восхищаться этой рухлядью? Нет уж… ничего хорошего я здесь не нахожу.
За гостиной шли две комнаты, первая, судя по всему, спальня хозяйки. На окнах тюлевые занавески, узкая кровать, застеленная синим покрывалом, прикроватный столик, на нем лежала Библия и очки. У стены стоял большой шкаф, открыв дверцу, я увидела одежду на плечиках, все сильно поношенное. На полу ковер, в двух местах вытертый до дыр.
– Пойдем отсюда, – позвала Женька. Я поторопилась покинуть комнату, чувствуя себя так, будто вломилась сюда без ведома хозяйки. Рядом с этой комнатой была еще одна, там тоже стояла кровать, но не застеленная, матрас был свернут и лежал в изголовье. Дальше шла ванная, то есть ванной как таковой не было, только душ, комната оказалась облицована белой плиткой, сам душ больше напоминал садовую лейку, торчал почти под самым потолком. Рядом стояла газовая колонка. Я подошла и повернула кран под душем, что-то зашипело сначала громко, потом тише, но вода не полилась.
– Ну вот, и воды нет, – вздохнула Женька.
– Может, где-то кран перекрыли? – предположила я.
– Может. Ты что-нибудь понимаешь в кранах? Я – нет. Сомневаюсь, что у меня возникнет желание остаться здесь до утра.
– Не бурчи. Ты что, забыла, зачем мы сюда приехали?
– Зачем? – хмыкнула Женька. – Восхищаться всем этим хламом?
– За этот хлам кто-то собирается заплатить хорошие деньги.
– Весной, как известно, у психов обострение.
Женька толкнула дверь в соседнюю комнату. Там был туалет. Она сморщила нос и отправилась дальше. Еще одна комната: шкаф и диван, которые были в ходу лет сорок назад, и телевизор на тумбочке. Здесь мы не задержались. Застекленная дверь выходила на веранду. Овальный стол, выкрашенный белой краской, шесть стульев и шкаф с посудой. С веранды можно было попасть в сад, дверь была заперта на ключ, открыв ее, я увидела куст сирени рядом со ступенями. Ветви прогнулись под тяжестью цветов, а запах стоял такой, что захотелось вдохнуть полной грудью, а потом заорать что-нибудь глупое, например, как прекрасна жизнь. Я бы непременно заорала, если бы не унылая Женькина физиономия. Подруга могла воспринять мой порыв как издевательство.
Я схватила Женьку за руку и потянула в сад: с десяток яблонь, чуть в стороне от них грядки, которые поросли сорной травой, и кусты сирени. Там стояла садовая скамейка, которую не так давно покрасили. Женька прошлась по тропинке до забора, в котором зияла внушительного вида дыра, и вернулась назад.
– Забор того гляди рухнет, – недовольно сообщила она.
– Посмотри, какая красота, – разозлилась я. Женька плюхнулась на скамейку, посмотрела на дом с печалью и сказала:
– По-моему, Задорнов прав, больше двухсот пятидесяти тысяч это счастье не стоит. Земли, конечно, полно, и вид из окон красивый, речка, лес, рай для дачников. А что касается дома, по-моему, легче его снести и построить новый, чем этот ремонтировать.
– Возможно, – не стала я спорить. – Но мы сюда приехали узнать, почему дом пользуется такой популярностью.
– Глупости все это, Анфиса, – поморщилась подруга. – Ты же слышала, москвичей здесь полно, а для них десять тысяч долларов не такая уж большая сумма.
– Давай продолжим осмотр, – предложила я. Женька с неохотой последовала за мной.
За следующей дверью оказалась кладовка, доверху забитая всякой рухлядью, рядом была еще одна дверь. Женька подергала за ручку, но дверь не подалась.
– Заперто, – решила я, Женька отрицательно покачала головой.
– Ничего подобного. Если и заперта, то изнутри.
– С чего ты взяла?
– С того, что замок отсутствует. Видишь, ручка есть, а личины нет. Значит, комнату заперли изнутри.
– А сами что, в окно вылезли? – насмешливо спросила я.
– Наверное, так. По-другому не получается.
– Глупость какая-то, – возмутилась я.
– Давай со стороны улицы посмотрим, – предложила подруга.
– Что посмотрим?
– Окно, естественно. Я не знаю другого способа, как, закрыв дверь изнутри, выбраться из комнаты. Хотя окно открытым оставлять еще большая глупость.
– Мы про ставни забыли, – озарило меня. – Конечно, вылезли в окно, а потом заперли ставни со стороны улицы.
– Как заперли?
– На замок, наверное.
Мы вернулись на веранду и оттуда вышли в сад.
– Далась нам эта комната, – ворчала я.
– Ага, – хмыкнула Женька. – Еще бы понять, с какой стати покойная тетушка лазила в окно.
Мы свернули за угол дома, где начинались крапивные заросли. Сюда выходили два окна, одно на первом этаже, другое – на втором. То, что на первом, было не только закрыто ставнями, но и заколочено. Доски, успевшие потемнеть, были плотно подогнаны друг к другу.
– И чем тетушке не полюбилась эта комната? – почесав нос, вопросила Женька, хмуро разглядывая окно, которое теперь таковым назвать было никак нельзя. Усмотрев в лице подруги некую маету, я настоятельно посоветовала себе найти разумное объяснение феномену и принялась вдохновенно фантазировать.
– Окно на первом этаже и расположено неудобно, то есть, я хотела сказать, очень удобно для воров. Эта часть сада совершенно запущенная, рядом забор, а перелезть через него проще простого. Тетка жила одна в огромном доме, естественно, боялась грабителей, вот окно и заколотили.
Женька кивнула, судя по всему, мое объяснение ее удовлетворило.
– Ладно, идем отсюда. – Она повернулась, угодила в крапиву и в досаде чертыхнулась. – Знаешь, Анфиса, жизнь на природе не кажется мне особенно привлекательной.
– Завтра сходим на речку, позагораем, прогуляемся по лесу… А какой прекрасный вид открывается из окна…
– Жаль, что за вид много не платят, когда дом дрянь дрянью.
– Не преувеличивай. Нормальный дом. Конечно, требует ремонта, но в целом…
Я-то думала, мы поднимемся на второй этаж, чтобы продолжить осмотр, но Женька направилась к двери, той, что была заперта, и стала разглядывать ее с таким усердием, словно надеялась обнаружить за ней карту сокровищ. Я вздохнула, но решила, что лучше подождать, когда ей надоест заниматься ерундой.
– А дверь-то заколотили, – присвистнув, заявила она и посмотрела на меня с особым выражением, что намекало на грядущие испытания.
– Заколотили? – переспросила я, приближаясь.
– Видишь гвозди? Вот здесь, и здесь, и здесь… – Женька водила рукой, указывая мне на шляпки гвоздей, я насчитала восемь штук. – С гвоздями у тетки, по крайней мере, проблем не было, она их не жалела, – вздохнула подруга, а я поспешно сказала:
– Это только подтверждает мои слова, что она боялась воров и для верности заколотила не только окно, но и дверь.
– Ага, – вяло согласилась Женька.
По скрипучей лестнице мы поднялись на второй этаж, его вид вогнал подругу в депрессию: длинный коридор, по обе стороны которого шли комнаты. За ближайшей дверью оказалась кладовка, как и та, что внизу, забитая разным хламом. Две комнаты были совершенно пусты, если не считать кровати с металлической сеткой, одиноко стоявшей возле окна в первой комнате. Дальше следовали две спальни, на полу половики в полоску, кровати застелены покрывалами, но вид и у той, и у другой был совершенно нежилой. Не удивлюсь, если тетушка месяцами сюда не заглядывала. Мы распахнули ставни и оставили окна открытыми, чтобы проветрить помещение. Впереди была последняя дверь, я толкнула ее, быстро прошла к окну, открыла обе створки и только потом огляделась. Это оказался кабинет. Причем, вне всякого сомнения, хозяином его был мужчина.
– У твоей тетки, кажется, был брат? – спросила я Женьку.
– Был. Ты же видела его могилу. Вот здесь он, выходит, и жил.
Возле окна стоял письменный стол с зеленым сукном, рядом кресло с резной спинкой. На столе, точно музейные экспонаты, были расставлены письменный прибор, пресс-папье из бронзы, колокольчик и две фигурки собак, кажется, из серебра. Ящики стола были заперты, но ключи лежали тут же. Кожаный диван с полками, на которых стояли фигурки животных, и шкафы с книгами. Бегло просмотрев корешки, я убедилась, что большинство книг издано еще до революции.
– Да здесь целое состояние, – сказала я, желая придать Женьке оптимизма. Она тут же материализовалась рядом.
– Где?
– Книги видишь? – некоторое поглупение подруги было вполне извинительно.
– Что, есть редкие издания? – воодушевилась она.
– Надо будет хорошенько все осмотреть. Возможно, найдется что-нибудь по-настоящему ценное. Но даже то, что я сейчас вижу…
– Слушай, может, покупатели клюнули на дом как раз из-за этих книг? – высказала предположение Женька.
– Довольно наивно ожидать, что ты продашь библиотеку вместе с домом.
– Почему же наивно? Допустим, я дурочка, которая считает старые книги просто ненужным хламом?
– Знаешь, дорогая, сейчас даже бабулькам в глухих деревнях прекрасно известно значение слова «антиквариат». Все старое стоит денег. Можешь мне поверить, тебе даже сломанную прялку за здорово живешь не отдадут.
– Да, прогресс достиг самых отдаленных уголков, – кивнула Женька, вроде бы опечаленная данным обстоятельством. – А там что? – указала она на дверь рядом с книжным шкафом. – У меня от этих дверей уже в глазах рябит.
– Думаю, там спальня, – пожала я плечами.
Комната оказалась узкой, как пенал, и без окна. Возле стены стояла кровать, застеленная одеялом, над кроватью свисала лампочка на длинном шнуре. Вдоль противоположной стены шли стеллажи, буквально заваленные книгами и папками с какими-то бумагами.
– Чем твой дядя занимался? – спросила я Женьку.
– Господи, откуда же мне знать?
– А надо бы. Вдруг он какой-нибудь изобретатель, сконструировал вечный двигатель, над ним все смеялись, а теперь…
– Смеяться перестали, – подсказала Женька ехидно. – И решили изобретение себе присвоить. Вот за что я люблю тебя, Анфиса, так это за способность сочинить детектив на ровном месте.
– Кто бы говорил, – хмыкнула я. – Ладно, с бумагами позже разберемся. Ну, что? Вроде бы все осмотрели…
– Как все? Ты что, не видишь очередную дверь?
В самом деле, странно, что я ее не заметила. Наверное, потому, что украшала ее картина в рамке. На картине изображена обнаженная толстуха на леопардовой шкуре. Дверь находилась прямо напротив изголовья кровати и, должно быть, скрашивала одинокие ночи дядюшки.
– Он, кстати, был женат?
– Мамуля говорит, нет. Он вроде бы считался недалеким, с придурью, проще говоря, хотя мама могла напутать, и это кто-нибудь другой дураком был.
Женька распахнула дверь, картина при этом едва не слетела, пришлось поддерживать ее рукой. За дверью оказался туалет и душ. Ну, вот и все. Осмотр закончен.
– На первом этаже под лестницей еще дверь была, – вздохнула Женька, которой наследство упорно не нравилось.
– Хорошо, проверим дверь и начнем выгружаться.
Покидая спальню, я обратила внимание на то, что в двери торчит ключ, и подумала: брат с сестрой, скорее всего, не особо ладили, хотя, может быть, просто предпочитали иметь личную территорию, не досаждая друг другу. Спустившись по лестнице, мы увидели еще дверь, запертую, но с ключом в замке. И через мгновение оказались в подвале. Двигаться здесь можно было в полный рост, что существенно облегчало осмотр, но ничего заслуживающего внимания мы не обнаружили: полки для хранения банок, контейнеры и несколько пчелиных ульев, разумеется, пустых.
– Надо подогнать машину к дому и перенести вещи, – сказала я, когда мы выбрались из подвала. – А знаешь, по-моему, все не так уж плохо. Перед домом хоть и маленький и весьма запущенный, но самый настоящий парк. Кстати, надо привести его в порядок. Наймем кого-нибудь скосить траву, избавимся от крапивы, дорожки расчистим…
Женька едва заметно поморщилась.
– Это ж сколько времени займет… Не представляю, что мы будем здесь делать.
– Я же сказала – крапиву дергать. Если мы сможем привести участок в приличное состояние, твоя собственность сразу же поднимется в цене, – добавила я, решив направить Женькины мысли к позитиву. Она опять поморщилась.
– Крапиву дергать я не против, но… может, нам сегодня переночевать у соседки? Этой, как ее…
– Надежды Николаевны, – подсказала я.
– Точно. Она приглашала.
– На всякий случай напоминаю, – начала я сурово. – Твоя тетка умерла не здесь, а в больнице, так что если в твоей голове бродят всякие глупые мысли…
– Ты лучше скажи, ну на фига нормальному человеку дверь в комнату гвоздями заколачивать?
– О господи, – простонала я. – Мы же все решили…
– Это ты решила. Вот что хочешь говори, а дом мне не нравится. И ночевать я здесь ни за что не останусь. Да я здесь не усну, а если усну, непременно какая-нибудь гадость приснится. Уж я-то знаю.
– Я не собираюсь жить у соседки. Если ты намерена валять дурака – пожалуйста, но только без меня. Утром я уеду, мне роман писать надо. Так что вещи можно не распаковывать.
– Ты в самом деле хочешь здесь ночевать? – чуть не плача спросила Женька.
– Конечно. Надо выбрать комнаты для жилья, навести там порядок. Здесь пыли скопилось – не продохнуть. На кухне тоже следует убраться. Сейчас приготовим ужин, поедим и приступим к уборке, как раз до темноты успеем.
– Хорошо, – кивнула Женька. – Только если… – Договорить она не успела, входная дверь скрипнула, мы, как по команде, замерли и испуганно переглянулись. Только я в досаде хотела отругать Женьку: мол, она и себя, и меня запугала так, что от скрипа мы в столбняк впадаем, как услышала женский голос. Кто-то звал от двери:
– Хозяева…
Вздохнув с облегчением, я поспешила на зов.
В дом осторожно вошла женщина лет шестидесяти, в синей юбке и кофточке с пестрым рисунком, на голове косынка, из-под которой выбивались седые волосы.
– Здравствуйте, – сказала она, увидев меня, и улыбнулась: – Приехали?
Подошла Женька, и теперь гостья переводила взгляд с нее на меня, продолжая улыбаться. Мы дружно поздоровались.
– Вы, стало быть, Женя, племянница Дарьи Кузьминичны? – ни к кому в отдельности не обращаясь, спросила женщина.
– Да, – кивнула подружка.
– А я соседка ваша, Кириллова Ольга Степановна, вам Игорь Павлович, адвокат, должно быть, про меня говорил.
– Да-да…
– Ну, вот, будем знакомы. – Ольга Степановна протянула руку, и мы по очереди ее пожали, представившись.
– Значит, приехали? Мы с Кузьминичной много лет дружили, вот я пока за домом и приглядывала. Окна, смотрю, настежь, и машина стоит… Ставни я закрыла на всякий случай, хотя у нас не шалят. Если честно, в дом проще через дверь войти, замок на веранде хлипкий, да и дверь-то стеклянная. У нас, слава богу, все тихо, воровства давно не было. Но дом-то на отшибе, я уж так, для порядка.
– Вы проходите, пожалуйста, – опомнилась я. – Вот сюда, в столовую. Может быть, чаю? Я сейчас в машину сбегаю…
– Не беспокойтесь, – замахала руками Ольга Степановна. – Я на минуточку. Вам сейчас не до гостей. Надолго приехали?
– Пока до выходных.
– Ага. Вот и славно. И мне спокойней, под присмотром дом. Продавать будете?
– Да, наверное, – наконец-то обрела Женька голос.
– Дом-то больно большой да ветхий, но, может, кто и купит, среди московских дачников поспрашивать надо. Значит, до выходных? Я вот по поводу денег сказать хотела, тех, что Кузьминична на похороны оставила. У меня на все бумаги есть, и на гроб, и на венки… поминали ее в столовой, в городе, десять человек было, чек я тоже сохранила. Осталось у меня три тысячи, я и бумаги, и деньги принесу. Вы уж извините, что я тут хозяйничала, но адреса вашего отыскать не могла, а Задорнова на ту пору не оказалось…
– Спасибо вам огромное, – сказала Женька и заверила, что чеки ей ни к чему, она очень благодарна Ольге Степановне за участие и так далее… – Честно говоря, я о тете даже не знала, – раз пять повторив «спасибо» и выслушав рассказ соседки о похоронах и поминках, поведала Женька. – Дед умер, и связь между нами оборвалась.
– Да-да, Кузьминична рассказывала. У нее, кроме вас да мамы вашей, никакой родни не осталось. А на вашу маму она за что-то обижена была. Вы уж простите, что я говорю об этом… Когда брат помер, я ей все твердила, сыщи племянницу, помирать будешь, кому дом оставишь, кто тебе глаза закроет да похоронит по-людски? А она мне «ты и похоронишь», но все-таки за ум взялась и завещание написала. Когда она в больнице была, я хотела вас сыскать, но она ни в какую, говорит, почто я ей, чужой, считай, человек? Возле меня сидеть, тоску гонять да ждать, когда помру? Она упрямая была, страсть. Так я ее и не уговорила. Вот помру, твердит, получит она дом в наследство, может, и вспомнит тетку добрым словом. Мать ее покойная очень не хотела, чтоб дом в чужие руки попал. Дому-то, почитай, сто пятьдесят лет. И бабка Дарьина здесь жила, жалко в чужие руки отдавать. Уж я, говорит, родной душе оставлю, а там как хочет, пусть продает. А может, говорит, сама ездить будет на лето, деток вырастит, и дом еще постоит.
Женька при этих словах едва не прослезилась, должно быть, представив себя здесь с детками и устыдившись, что собиралась сбыть с рук родовое гнездо подороже.
– Далековато сюда на выходные ездить, – влезла я, желая привести Женьку в чувство. Дом мне нравился, но ремонт влетит подруге в приличную сумму, которой у нее нет, опять же, пока детки не появятся, ездить с ней сюда придется мне, а у меня есть своя дача и Ромка, которому эта идея совсем не придется по вкусу.
– Оно понятно, – кивнула Ольга Степановна. – Хотя москвичи ездят… Дело хозяйское, продавать или нет. Я уж так, к слову. Привыкла Кузьминична к дому-то, я сколько раз ей говорила, почто тебе такая махина, продай, купи поменьше, забот никаких, и самой-то спокойнее, а она твердит: здесь родилась, здесь и помру.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента