- Привезли на экзамен свое первое детище.- Владимир подвел меня к новенькому истребителю: - Вот наш "лагг".
- Значит, одна из этих букв - твоя?
- Моя. Знакомься с обладателями других букв. Семен Алексеевич Лавочкин, наш руководитель. Михаил Иванович Гудков.
Все трое молодые, веселые и откровенно довольные - их машина победила в трудном конкурсе, в котором участвовали многие конструкторы. О Лавочкине я уже слышал. Родом он был из Смоленска, оттуда добровольцем ушел в Красную Армию. После гражданской войны окончил Московское высшее техническое училище и некоторое время работал в конструкторском бюро француза Ришара. Потом трудился с конструкторами В. А. Чижевским, Д. П. Григоровичем, в 1936 году вместе с конструктором С. Н. Люшиным спроектировал истребитель, но машина эта в серию не пошла. За создание нового истребителя Лавочкин принялся уже в Главном управлении авиационной промышленности. Главный инженер управления А. Н. Туполев подсказал тогда мысль включиться в конкурс, и вот удача - "лагг" запускался в серийное производство еще до окончания государственных испытаний.
Осматриваю самолет. Небольшой моноплан с низко расположенным крылом. Фонарь кабины летчика слит воедино с узким фюзеляжем. Плавные обтекаемые формы от капота двигателя до хвостового оперения. Постучав по фюзеляжу, я откровенно удивился: дерево!
Да, - ответил Горбунов. - С легкими сплавами у нас туго. Вот и решили использовать дельта-древесину.
Дельта-древесина - слоистый материал из дерева, попросту говоря, фанера, пропитанная особыми смолами и склеенная под высоким давлением.
- Хорошая вещь,- пояснял Владимир. - Легкая, а по прочности металлу не уступит. И шлифуется превосходно. Гляди, блестит, как зеркало. Ну а о боевых качествах "лагга" рассказывать не буду. Сейчас Семен Алексеевич будет об этом докладывать командованию.
К самолетной стоянке подходила группа генералов во главе с моим знакомым по Парижу П. В. Рычаговым. После Испании он успел побывать в Китае, где тоже сражался геройски. Позже его назначили начальником ВВС.
Слегка волнуясь, Лавочкин докладывал о самолете. Истребитель был вооружен пушкой, двумя пулеметами. Скорость его превышала 600 километров в час. На высотах до 6100 метров он превосходил в скорости лучшие немецкие истребители, хотя несколько уступал им в скороподъемности.
- Так "мессера" одолеет? - спросил Рычагов.
- Одолеет,- заверил Лавочкин. - Тем более если мотор получим более мощный.
Опережая события, напомню: ЛаГГ-3, на которых был поставлен двигатель М-82 с впрыском топлива непосредственно в цилиндры (что увеличило его мощность с 1330 до 1550 лошадиных сил), отлично показали себя уже в начале Великой Отечественной войны. Таких самолетов было выпущено 6528. Затем на базе "лагга" был создан Ла-5. Эти истребители появились в небе Сталинграда в сентябре 1942 года, а в середине 1943 года промышленность освоила Ла-5ФН. Снабженные еще более мощным мотором (АШ-82ФН, 1700 лошадиных сил), они достигали скорости 650 километров в час и потолка 11 000 метров. Истребители Лавочкина летчики полюбили за высокие маневренные качества, надежность. В войну их было выпущено около 10 000.
В тот же день демонстрировали свои новые самолеты конструкторы Александр Сергеевич Яковлев и Артем Иванович Микоян. Конструкторское бюро Яковлева, в 1935 году создавшее замечательные учебно-тренировочные самолеты УТ-1 и УТ-2, представило на конкурс истребитель И-26 (в серию он пошел под маркой Як-1). Этот истребитель по всему комплексу летно-технических характеристик превосходил модернизированные "мессершмитты". В годы Великой Отечественной войны самолеты Яковлева (Як-1, Як-3, Як-9) оказались лучшими в мире. Их было выпущено более 36 000.
Группа молодых инженеров под руководством А. И. Микояна и М. И. Гуревича тогда представила на конкурс истребитель "миг". Скорость "мигов" достигала 540 километров в час, дальность полета 1250 километров. Вооружение - три пулемета, из них один крупнокалиберный (12,7 мм). В последующих модификациях на истребитель устанавливались две 20-миллиметровые автоматические пушки. Самолеты конструкторского бюро А. И. Микояна были одними из самых высотных истребителей периода Великой Отечественной войны. Не случайно они использовались главным образом в частях противовоздушной обороны.
Тогда же, летом 1939 года, в серийное производство были запущены знаменитый штурмовик Сергея Владимировича Ильюшина Ил-2, дальний бомбардировщик Ил-4 и пикирующий бомбардировщик Владимира Михайловича Петлякова Пе-2.
Партия и правительство приняли все меры, чтобы как можно быстрее оснастить нашу военную авиацию новыми самолетами. К сожалению, не хватило времени - к моменту нападения Германии на нашу страну новых самолетов в строю было еще мало, а эвакуация авиационной промышленности почти на целый год задержала их массовый выпуск.
Новейшая техника ставила сложные задачи перед учебными заведениями, готовившими кадры для авиации. Мы пересматривали учебные планы, заново оснащали лаборатории. По итогам учебного 1939/40 года наш факультет занял первое место в академии. Полный радужных планов, я намечал, как еще лучше строить учебный процесс и научные работы, когда меня вызвали к начальнику ВВС. Рычагов принял радушно, расспросил, как идут дела, потом вдруг сказал:
- Вот что. Побыстрее сдавайте свой факультет. Поедете в Ленинград.
И объяснил, что правительство приняло решение о создании новой военно-воздушной академии на базе Ленинградского института инженеров Гражданского воздушного флота. Академия будет готовить военных авиационных инженеров по нескольким специальностям.
- В том числе и такой, о которой вы, наверное, и представления не имеете.
Разговор был коротким, закончился словами:
- Вы назначаетесь заместителем начальника новой академии по научной и учебной работе. Сами понимаете, львиная доля ответственности за подготовку инженеров ляжет на вас. Да что я объясняю, вы лучше меня знаете, кто и за что отвечает.
- Но без опытных преподавательских кадров новой академии не создать.
- Это ясно. У вас есть предложения?
- Я попросил бы откомандировать часть таких кадров из академии имени Жуковского.
- Можете назвать фамилии?
- Могу.
Тут же мы стали составлять список. Рычагов то и дело сдерживал меня:
- Погодите, погодите. Слишком широко размахиваетесь.
Спорим по каждой кандидатуре. Наконец список составлен, и Рычагов решительно наложил резолюцию. Совсем еще молодой генерал в душе оставался летчиком-истребителем, привыкшим действовать обдуманно, но быстро.
- Эти товарищи будут направлены в ваше распоряжение. Вам в Москве делать больше нечего. Завтра же отправляйтесь в Ленинград.
Глава шестая.
Кадры фронту
И снова я в Ленинграде. Чистый, ухоженный, он гляделся своими дворцами и ажурными мостами в широкое зеркало Невы. Проспекты и улицы его были заполнены народом. Все хорошо, со вкусом одеты - в этом тоже любовь к городу: ленинградец не выйдет из дому в чем попало. С вокзала я намеренно пошел пешком, чтобы окунуться в веселую и сдержанную сутолоку Невского, полюбоваться Зимним, Петропавловкой.
Институт инженеров ГВФ разыскал на окраине. Здания его новые, но ленинградские архитекторы умеют и современные, строгие по своим формам постройки так искусно вписать в общий ансамбль, что они не выделяются, кажутся родными братьями старинных дворцов.
Коридоры института оглушили оживленным шумом. Обычная студенческая молодежь, говорливая, голосистая. В военной академии такого на переменах не бывает. В пестрой толпе изредка попадаются люди в голубых костюмах гражданских летчиков. Непривычно: в академии, завидя командира с петлицами бригинженера (я только что получил это звание), все стали бы по струнке. А тут никто не замечает. Зато перед каким-то седым сутуловатым интеллигентом студенты уважительно расступаются, кланяются. Вглядываюсь. Да это же Рынин! Наш добрый профессор, еще на курсах учивший нас азам теории авиации. Вытягиваюсь перед ним, отдаю честь.
- Здравствуйте, Николай Алексеевич!
Он удивленно щурится, губы под коротенькими усиками растягиваются в улыбке. Профессор хватает мою руку.
- Александр Пономарев! Гляньте, каким стал! Генерал! - Он обнял меня. Какими судьбами?
- Да вот вместе работать будем.
- Здесь? Но вы же военный?
- Скоро в этом доме все военными будут, Николай Алексеевич.
Прозвенел звонок.
- Простите, у меня лекция. Но мы еще увидимся?
- Увидимся, увидимся, дорогой профессор!
Встреча с Рыниным обрадовала, а еще больше я обрадовался, когда узнал, что он - проректор института. Знакомлюсь с другими моими коллегами - Н. М. Кадушкиным, М. И. Марусенко, И. И. Кулагиным. С тревогой слушали они о предстоящих переменах. Я понимал их: меняется весь уклад жизни, новые порядки, новые программы, новые требования и к преподавателям и к студентам.
Это только несведущему может показаться, что все просто - переименовать институт в военную академию, ввести порядки, приличествующие армейскому учреждению, А в остальном по-прежнему: готовили инженеров авиации - их же и будем готовить.
На самом же деле предстояла коренная перестройка. В военной авиации многое иначе. И самолеты другие, и обслуживаются они иначе, чем в гражданской авиации. Взять хотя бы факультет аэродромного строительства. Студенты его учились строить стационарные аэродромы, аэропорты. Не случайно важнейшей дисциплиной здесь была архитектура. А теперь выпускники этого факультета будут оборудовать полевые аэродромы, которые часто возникают на пустом месте, строятся не годами, а в считанные сутки и все же должны быть настоящими аэродромами - надежными, оснащенными всем необходимым для обслуживания десятков и сотен боевых самолетов. Появятся и новые учебные дисциплины, которых не могло быть в гражданском институте, - авиационное вооружение, баллистика, авиационные прицелы, да не перечислить всех.
Так что работы много. К тому же перестройку надо провести быстро, ни на день не прерывая занятий. На Западе уже полыхала война, приближалась к нашим границам...
Прибывают товарищи из Москвы. Я обрадовался полковнику И. Л. Абрамову. Он был назначен начальником строевой части академии и к делу приступил решительно, твердо. Подтягивает преподавателей, потом берется за слушателей. С утра на широком дворе звучат команды - строевая подготовка ведется самыми усиленными темпами.
Вчерашние студенты перемену в своей судьбе восприняли с энтузиазмом - в те годы молодежь рвалась на военную службу. С готовностью и удовольствием облачились все в новенькие гимнастерки, шаровары-галифе, сапоги. Присваиваются воинские звания преподавателям. Правда, кадровики наркомата скупятся - звания выше инженера 2 ранга (подполковника) никому не дают. Но люди не обижаются, понимают - все впереди.
Начальником академии назначен генерал-майор авиации Андрей Родионович Шарапов. Мы с ним немного знакомы. Старый, опытный авиатор, один из лучших летчиков-испытателей, он воевал в Испании советником республиканской авиации. Человек широкой, открытой души, Андрей Родионович сразу сказал мне:
- Слушай, в ваших инженерных премудростях я смыслю мало. Бери это все на себя. Да и вообще мне вряд ли дадут здесь засиживаться. Так что действуй!
Его и в самом деле постоянно отзывали то на испытания, то на приемку новой техники, потом направили в длительные командировки в Англию, в Америку. Частые отлучки не мешали генералу многое делать для академии. Был он настойчивым, упорным, благодаря его стараниям академия быстро оснащалась новыми лабораториями, техникой, оборудованием. Сработались мы с ним отлично.
К лету все преобразования были закончены. Жизнь новой академии вошла в нормальную колею. Успешно прошла первая экзаменационная сессия, и слушатели уже собирались выехать в войска на учебную практику, но звонок из Москвы в ночь на 22 июня опрокинул все планы.
Фашистская Германия вероломно напала на нашу страну.
А еще через несколько дней на нас посыпались бомбы. Гитлеровские летчики атаковали городской аэропорт, но часть бомб попала на расположенную неподалеку от него академию. Первая же бомбежка разрушила некоторые здания. Мы понесли первые потери в людях.
Гитлеровцы приближались к Ленинграду. Город опоясывался оборонительными сооружениями. В их строительстве вместе со всеми ленинградцами участвовали преподаватели и слушатели академии. Когда выдавалось свободное время, занимались, но не учебными дисциплинами, а солдатской наукой. Учились окапываться, стрелять, бросать гранаты. Слушателей свели в роты и батальоны, по первому сигналу готовые занять окопы на окраине города.
Надо признать, солдатами вчерашние студенты становились быстро. К тому же многие из них уже получили боевое крещение в составе лыжных батальонов, которые Ленинград посылал на фронт во время финского конфликта.
Но воевать на этот раз нам не довелось. Москва распорядилась срочно эвакуировать академию в тыл, в Марийскую автономную республику. Спешно грузим в вагоны самое ценное из учебного оборудования, станки из мастерских, испытательные стенды и приборы из лабораторий, размещаем в теплушках людей. Основные дороги уже перерезаны врагом. Остается единственная дорога северная, через Мгу, Кириши. Вражеская авиация без конца бомбит наши эшелоны, хотя дорога пролегает в густых лесах. Проскакиваем под огнем.
Путь до Йошкар-Олы, столицы Марийской республики, преодолели за две недели. Усталые, измотанные трудной дорогой, не решаемся разгружать эшелоны вдруг переменят дислокацию. Но нас уже встречают представители правительства республики. Приятно изумлены их распорядительностью. Для нас приготовлены помещения, остается только разместиться в них. И люди забывают про усталость. Машин не хватает, грузы полегче перетаскиваем на себе. Через несколько часов командиры батальонов (в пути мы сохраняли эту организацию) докладывают: все в порядке.
Разместились в зданиях бывшего педагогического техникума и соседних с ним школ. Штаб академии занял бывший Дом колхозника - небольшое деревянное двухэтажное строение. Слушатели поселились в общежитиях техникума, педучилища, школьных классах, постоянный состав - на частных квартирах.
Йошкар-Ола в то время был совсем маленьким городом. А военная судьба привела сюда кроме нашей академии множество других эвакуированных учреждений. Надо отдать должное местным руководителям, жителям города - они радушно приняли тысячи неожиданных постояльцев, мирясь с теснотой, неудобствами и неизбежными хлопотами. Такое мыслимо только в Советской стране, где каждый сознает себя членом единой семьи.
Радио доносит тревожные вести. Наши войска ведут упорные бои. Сдержать врага не хватает сил. Вражеские войска заняли Белоруссию, значительную часть Украины, осадили Ленинград, приближаются к Москве. Вся страна живет фронтом, трудится на фронт, и наша академия живет и трудится по-фронтовому.
Только выгрузились из эшелонов, начались занятия. С утра до позднего вечера. Мы перешли на ускоренный курс обучения. Выпуски будут следовать через каждые шесть месяцев. И за это время каждый слушатель должен получить знания и навыки, необходимые инженеру эскадрильи, командиру батальона аэродромного обслуживания, командирам подразделений других специальных служб. Заболоченные поляны за городом огласились ревом моторов. С помощью несложной техники слушатели и преподаватели расчищали и выравнивали площадки для учебных аэродромов, утрамбовывали их механическими катками. Время было тяжелое, на фронте не хватало боевых машин, но к нам прямо с заводов поступали новейшие истребители, бомбардировщики, штурмовики. Это были наши, если можно так сказать, главные учебные пособия. В наспех возведенных ангарах развертывались стенды с двигателями, электро- и радиоаппаратурой. Одновременно в академическом здании оборудовались лаборатории и учебные кабинеты.
На тщательно охраняемом поле учебного аэродрома выросли башенки с вращающимися изогнутыми антеннами. Сейчас без этих вращающихся антенн трудно представить командный пункт. А в то время о их назначении знали очень немногие. На нашем ФЭСО (факультете электроспециального оборудования) мы создали особую кафедру, кафедру радиолокации. Это о ней предупреждал Рычагов, направляя меня в академию.
Да, в те годы мало кто знал, что еще задолго до войны наши ученые работали над созданием прибора, который мог бы обнаруживать на большом расстоянии, в темноте и ночью различные объекты - самолеты, корабли - с помощью отраженных от них радиоволн. Сначала появились стационарные радиолокаторы - довольно громоздкие сооружения с высокими башнями-мачтами. Это были первые радиолокационные станции дальнего обнаружения и перехвата воздушных целей. Потом - компактные радиолокаторы, которые стали устанавливаться на самолетах. Наша академия первой в стране приступила к подготовке инженеров радиолокации. Мы получили для этого все необходимое - опытных преподавателей, аппаратуру, тренажеры.
Энтузиастами радиолокационной техники выступали Л. Д. Гольштейн, Г. Н. Храмов, Ф. А. Пигулевский, другие выдающиеся специалисты во главе с начальником факультета Н. М. Кадушкиным. Они смогли увлечь своим делом многих слушателей академии, и те избрали темой своих дипломных проектов вопросы использования радиолокации. Проекты защитили блестяще, затем успешно работали в боевых частях и научных учреждениях.
Меня вызвали в Москву. Заместитель командующего ВВС генерал-полковник авиации А. В. Никитин, ведавший вопросами формирований, интересовался работой нашего ФЭСО. Узнав, что мы собираемся выпустить 166 слушателей этого факультета, он поинтересовался, сколько из них будут специалистами по радио. Я ответил - сто десять.
- Хорошо. Следите за тем, чтобы число их в каждом выпуске увеличивалось. Они должны быть специалистами широкого профиля, в равной мере сильные в эксплуатации и радиосредств и радиолокаторных установок.
И вот осенью 1941 года в Йошкар-Оле состоялся первый выпуск факультета электроспециального оборудования. В Государственную комиссию, принимавшую защиту проектов, входили академик В. С. Кулебакин, член-корреспондент Академии наук В. И. Сифоров. Они высоко оценили подготовку наших выпускников, и молодые инженеры получили назначения в действующую армию.
Постепенно все наладилось. По строгому расписанию шли лекции, лабораторные занятия, занятия на аэродроме и в воздухе. На учете каждая минута. А нас, руководителей, уже многое не удовлетворяло. Хотелось дать слушателям как можно больше знаний. В Ленинграде все оказалось проще. Под рукой были разнообразные институты Академии наук, в городе на Неве трудились в своих лабораториях известнейшие ученые. Оставалось только уговорить их и привести в аудиторию. А сюда, в далекий таежный городок, о существовании которого мы сами узнали, лишь став его жителями, откуда и как привлечь ученых?
И вдруг узнаю, что неподалеку от нас разместился тоже эвакуированный из Ленинграда ГОИ - Государственный оптический институт. Забросив все дела, бегу туда, и вот уже обнимаемся с директором института Сергеем Ивановичем Вавиловым. Сергей Иванович - академик, но очень простой, общительный человек. Оба мы рады нежданной встрече. В Ленинграде Вавилов и его коллеги (среди них десять действительных членов Академии наук) были частыми гостями в наших аудиториях, охотно принимали наших слушателей в своих лабораториях, делились своими успехами, планами. И здесь, в Йошкар-Оле, как хорошие знакомые встретили меня академики В. П. Линник, А. А. Лебедев, Т. П. Кравец. Сразу договариваемся о лекциях. А Сергей Иванович тянет меня за рукав.
- Идемте-ка, что я вам покажу.- Он открывает дверь в темную комнату, зажигает свет, показывает на стену. На ней - циферблаты и шкалы разной формы, большие и маленькие.
- Разглядели? - спрашивает Сергей Иванович.
- Пока не пойму, что к чему.
Он гасит свет. И тогда на стене высвечиваются ярким голубоватым светом циферблаты и шкалы. Даже издали видны все цифры, деления.
- Ну как? - спрашивает Вавилов.
- Фантастика! Летчики ночных бомбардировщиков будут вам очень благодарны. Да не только они, а и танкисты, артиллеристы, пехотинцы, все, кому приходится работать в темноте.
- Вы знаете,- говорит Вавилов,- ученые сотни лет утверждали, что при люминесценции только тысячные, в лучшем случае сотые доли энергии падающего света превращаются в холодное свечение. А мы вот нашли способ использовать четыре пятых этой энергии. Уверен, скоро наши люминофоры найдут применение повсюду. Появятся новые экономичные светильники, мы им и название уже придумали - лампы дневного света. О телевидении слышали? Оно тоже не обойдется без люминофоров. Ну, а сейчас наши люминофоры работают на войну. Кстати, ваши радиолокаторы без них не обходятся.
Побывал я у Сергея Ивановича дома. Жил он более чем скромно. Сам разогрел воду на керосинке, и мы пили жидкий чаек в холодной полутемной комнате.
- Да,- вздохнул академик,- снова война. Только мне стало на двадцать семь лет больше и я не на фронте, а в глубоком тылу.
Сергей Иванович вспомнил, как в 1914 году он, студент университета, был призван в армию, служил вольноопределяющимся в саперном батальоне, затем офицером радиоподразделения.
- Сейчас вы для фронта делаете в тысячу раз больше, чем тогда. Так что не сетуйте на свой непризывной возраст,- заметил я.
А Сергей Иванович уже мечтал о будущем. Он был выдающимся теоретиком, хотя все планы его были "земные", тесно связанные с практикой. В разгар тяжелой войны он думал о новом институте - экспериментальной и теоретической физики, в котором решались бы задачи ядерной физики, физики колебаний, оптики, люминесценции, спектрального анализа, акустики.
- Такой институт будет!
И действительно, ФИАН - физический институт Академии наук по инициативе Вавилова, ставшего президентом Академии наук, был создан и очень быстро завоевал всемирную славу.
Наш рабочий день чаще всего начинался с того, что мы с Шараповым выезжали на учебные аэродромы и площадки. Наступили заморозки, но под снегом грунт раскисал, сколько его ни укатывали. На опытных полосах мы часто заставали наших крупнейших знатоков в строительстве аэродромов - академика Ребиндера и профессора Сахновского. С группами слушателей они снова и снова засыпали полосу песком, шлаком, гравием, устилали фашинами из хвороста, соломенными матами. Чего только не пробовали!
Мы все-таки научимся строить полевые аэродромы, строить быстро, надежно, научимся устранять повреждения взлетных полос в результате бомбежек и артобстрелов. Наш опыт сразу же станет достоянием авиационных частей, будет широко использоваться на фронте. Но уже тогда, в годы войны, когда фронтовые аэродромы, как правило, были грунтовыми, профессор К. В. Сахновский работал над проблемами строительства капитальных, долговечных сооружений для нужд авиации и народного хозяйства. Так появился его учебник "Железобетонные конструкции" - верный спутник каждого строителя, выдержавший девять изданий и переведенный на многие иностранные языки.
В декабре над нашим северным городком завыли вьюги. Жгучие морозы леденят дыхание. Площадки с учебной техникой заносятся сугробами - не успеваем расчищать их, но люди не обращают внимания ни на мороз, ни на бураны. У всех праздничное настроение: Красная Армия разгромила гитлеровцев под Москвой! В учебных корпусах, в ангарах появились самодельные карты с алыми флажками. Флажки показывают продвижение наших войск, и споры доморощенных стратегов возле них прерывают лишь звонки, зовущие на занятия.
Находясь в отдалении от крупных промышленных центров, мы все же сумели установить тесную связь с многими авиационными предприятиями и конструкторскими бюро. Они присылают к нам своих инженеров, которые своевременно разъясняют преподавателям и слушателям изменения, вносимые в модернизированные машины и приборы, совершенствования в обслуживании самолетов. Эти сведения очень важны для будущих авиационных инженеров. А гости наши, любуясь красочными плакатами, которыми увешаны стены наших лабораторий, загорелись идеей:
- Не смогли бы вы и для нас изготовить такие? Только нам их много надо по тысяче экземпляров каждого плаката.
- Зачем вам столько?
- Не нам, а войскам. Плакаты помогут летчикам и техникам при изучении отдельных узлов и агрегатов.
С помощью своей типографии и республиканского издательства выпускаем множество многоцветных плакатов и схем, которые подчас сразу же на самолетах доставляются на прифронтовые аэродромы.
Академия располагала новейшей техникой. Слушатели досконально знакомились на самолетах с электро- и радиооборудованием, наблюдения, выполненные на земле и в воздухе, скрупулезно фиксировали и проводили тщательный анализ их. Представителей заводов, конструкторских бюро заинтересовала эта работа. Мы стали получать от промышленности официальные заявки на испытание оборудования. А весной многие наши выпускники были направлены на авиазаводы, в НИИ, конструкторские бюро и внесли большой вклад в успехи советской авиации.
Систематическую стажировку в частях проходили преподаватели академии. Там они назначались дублерами командиров, принимали участие в боевых операциях, оказывали помощь авиационным инженерам в обеспечении боевых действий, в эксплуатации техники, организации аэродромной службы. Все они успешно справлялись со своими обязанностями. Об этом свидетельствовали не только отзывы командования, но и награды. Преподаватели В. Е. Дулевич, И, В. Педий, Ф. Я. Спасский, многие другие вернулись с фронта с орденами и умело применяли боевой опыт в учебной и научной работе.
- Значит, одна из этих букв - твоя?
- Моя. Знакомься с обладателями других букв. Семен Алексеевич Лавочкин, наш руководитель. Михаил Иванович Гудков.
Все трое молодые, веселые и откровенно довольные - их машина победила в трудном конкурсе, в котором участвовали многие конструкторы. О Лавочкине я уже слышал. Родом он был из Смоленска, оттуда добровольцем ушел в Красную Армию. После гражданской войны окончил Московское высшее техническое училище и некоторое время работал в конструкторском бюро француза Ришара. Потом трудился с конструкторами В. А. Чижевским, Д. П. Григоровичем, в 1936 году вместе с конструктором С. Н. Люшиным спроектировал истребитель, но машина эта в серию не пошла. За создание нового истребителя Лавочкин принялся уже в Главном управлении авиационной промышленности. Главный инженер управления А. Н. Туполев подсказал тогда мысль включиться в конкурс, и вот удача - "лагг" запускался в серийное производство еще до окончания государственных испытаний.
Осматриваю самолет. Небольшой моноплан с низко расположенным крылом. Фонарь кабины летчика слит воедино с узким фюзеляжем. Плавные обтекаемые формы от капота двигателя до хвостового оперения. Постучав по фюзеляжу, я откровенно удивился: дерево!
Да, - ответил Горбунов. - С легкими сплавами у нас туго. Вот и решили использовать дельта-древесину.
Дельта-древесина - слоистый материал из дерева, попросту говоря, фанера, пропитанная особыми смолами и склеенная под высоким давлением.
- Хорошая вещь,- пояснял Владимир. - Легкая, а по прочности металлу не уступит. И шлифуется превосходно. Гляди, блестит, как зеркало. Ну а о боевых качествах "лагга" рассказывать не буду. Сейчас Семен Алексеевич будет об этом докладывать командованию.
К самолетной стоянке подходила группа генералов во главе с моим знакомым по Парижу П. В. Рычаговым. После Испании он успел побывать в Китае, где тоже сражался геройски. Позже его назначили начальником ВВС.
Слегка волнуясь, Лавочкин докладывал о самолете. Истребитель был вооружен пушкой, двумя пулеметами. Скорость его превышала 600 километров в час. На высотах до 6100 метров он превосходил в скорости лучшие немецкие истребители, хотя несколько уступал им в скороподъемности.
- Так "мессера" одолеет? - спросил Рычагов.
- Одолеет,- заверил Лавочкин. - Тем более если мотор получим более мощный.
Опережая события, напомню: ЛаГГ-3, на которых был поставлен двигатель М-82 с впрыском топлива непосредственно в цилиндры (что увеличило его мощность с 1330 до 1550 лошадиных сил), отлично показали себя уже в начале Великой Отечественной войны. Таких самолетов было выпущено 6528. Затем на базе "лагга" был создан Ла-5. Эти истребители появились в небе Сталинграда в сентябре 1942 года, а в середине 1943 года промышленность освоила Ла-5ФН. Снабженные еще более мощным мотором (АШ-82ФН, 1700 лошадиных сил), они достигали скорости 650 километров в час и потолка 11 000 метров. Истребители Лавочкина летчики полюбили за высокие маневренные качества, надежность. В войну их было выпущено около 10 000.
В тот же день демонстрировали свои новые самолеты конструкторы Александр Сергеевич Яковлев и Артем Иванович Микоян. Конструкторское бюро Яковлева, в 1935 году создавшее замечательные учебно-тренировочные самолеты УТ-1 и УТ-2, представило на конкурс истребитель И-26 (в серию он пошел под маркой Як-1). Этот истребитель по всему комплексу летно-технических характеристик превосходил модернизированные "мессершмитты". В годы Великой Отечественной войны самолеты Яковлева (Як-1, Як-3, Як-9) оказались лучшими в мире. Их было выпущено более 36 000.
Группа молодых инженеров под руководством А. И. Микояна и М. И. Гуревича тогда представила на конкурс истребитель "миг". Скорость "мигов" достигала 540 километров в час, дальность полета 1250 километров. Вооружение - три пулемета, из них один крупнокалиберный (12,7 мм). В последующих модификациях на истребитель устанавливались две 20-миллиметровые автоматические пушки. Самолеты конструкторского бюро А. И. Микояна были одними из самых высотных истребителей периода Великой Отечественной войны. Не случайно они использовались главным образом в частях противовоздушной обороны.
Тогда же, летом 1939 года, в серийное производство были запущены знаменитый штурмовик Сергея Владимировича Ильюшина Ил-2, дальний бомбардировщик Ил-4 и пикирующий бомбардировщик Владимира Михайловича Петлякова Пе-2.
Партия и правительство приняли все меры, чтобы как можно быстрее оснастить нашу военную авиацию новыми самолетами. К сожалению, не хватило времени - к моменту нападения Германии на нашу страну новых самолетов в строю было еще мало, а эвакуация авиационной промышленности почти на целый год задержала их массовый выпуск.
Новейшая техника ставила сложные задачи перед учебными заведениями, готовившими кадры для авиации. Мы пересматривали учебные планы, заново оснащали лаборатории. По итогам учебного 1939/40 года наш факультет занял первое место в академии. Полный радужных планов, я намечал, как еще лучше строить учебный процесс и научные работы, когда меня вызвали к начальнику ВВС. Рычагов принял радушно, расспросил, как идут дела, потом вдруг сказал:
- Вот что. Побыстрее сдавайте свой факультет. Поедете в Ленинград.
И объяснил, что правительство приняло решение о создании новой военно-воздушной академии на базе Ленинградского института инженеров Гражданского воздушного флота. Академия будет готовить военных авиационных инженеров по нескольким специальностям.
- В том числе и такой, о которой вы, наверное, и представления не имеете.
Разговор был коротким, закончился словами:
- Вы назначаетесь заместителем начальника новой академии по научной и учебной работе. Сами понимаете, львиная доля ответственности за подготовку инженеров ляжет на вас. Да что я объясняю, вы лучше меня знаете, кто и за что отвечает.
- Но без опытных преподавательских кадров новой академии не создать.
- Это ясно. У вас есть предложения?
- Я попросил бы откомандировать часть таких кадров из академии имени Жуковского.
- Можете назвать фамилии?
- Могу.
Тут же мы стали составлять список. Рычагов то и дело сдерживал меня:
- Погодите, погодите. Слишком широко размахиваетесь.
Спорим по каждой кандидатуре. Наконец список составлен, и Рычагов решительно наложил резолюцию. Совсем еще молодой генерал в душе оставался летчиком-истребителем, привыкшим действовать обдуманно, но быстро.
- Эти товарищи будут направлены в ваше распоряжение. Вам в Москве делать больше нечего. Завтра же отправляйтесь в Ленинград.
Глава шестая.
Кадры фронту
И снова я в Ленинграде. Чистый, ухоженный, он гляделся своими дворцами и ажурными мостами в широкое зеркало Невы. Проспекты и улицы его были заполнены народом. Все хорошо, со вкусом одеты - в этом тоже любовь к городу: ленинградец не выйдет из дому в чем попало. С вокзала я намеренно пошел пешком, чтобы окунуться в веселую и сдержанную сутолоку Невского, полюбоваться Зимним, Петропавловкой.
Институт инженеров ГВФ разыскал на окраине. Здания его новые, но ленинградские архитекторы умеют и современные, строгие по своим формам постройки так искусно вписать в общий ансамбль, что они не выделяются, кажутся родными братьями старинных дворцов.
Коридоры института оглушили оживленным шумом. Обычная студенческая молодежь, говорливая, голосистая. В военной академии такого на переменах не бывает. В пестрой толпе изредка попадаются люди в голубых костюмах гражданских летчиков. Непривычно: в академии, завидя командира с петлицами бригинженера (я только что получил это звание), все стали бы по струнке. А тут никто не замечает. Зато перед каким-то седым сутуловатым интеллигентом студенты уважительно расступаются, кланяются. Вглядываюсь. Да это же Рынин! Наш добрый профессор, еще на курсах учивший нас азам теории авиации. Вытягиваюсь перед ним, отдаю честь.
- Здравствуйте, Николай Алексеевич!
Он удивленно щурится, губы под коротенькими усиками растягиваются в улыбке. Профессор хватает мою руку.
- Александр Пономарев! Гляньте, каким стал! Генерал! - Он обнял меня. Какими судьбами?
- Да вот вместе работать будем.
- Здесь? Но вы же военный?
- Скоро в этом доме все военными будут, Николай Алексеевич.
Прозвенел звонок.
- Простите, у меня лекция. Но мы еще увидимся?
- Увидимся, увидимся, дорогой профессор!
Встреча с Рыниным обрадовала, а еще больше я обрадовался, когда узнал, что он - проректор института. Знакомлюсь с другими моими коллегами - Н. М. Кадушкиным, М. И. Марусенко, И. И. Кулагиным. С тревогой слушали они о предстоящих переменах. Я понимал их: меняется весь уклад жизни, новые порядки, новые программы, новые требования и к преподавателям и к студентам.
Это только несведущему может показаться, что все просто - переименовать институт в военную академию, ввести порядки, приличествующие армейскому учреждению, А в остальном по-прежнему: готовили инженеров авиации - их же и будем готовить.
На самом же деле предстояла коренная перестройка. В военной авиации многое иначе. И самолеты другие, и обслуживаются они иначе, чем в гражданской авиации. Взять хотя бы факультет аэродромного строительства. Студенты его учились строить стационарные аэродромы, аэропорты. Не случайно важнейшей дисциплиной здесь была архитектура. А теперь выпускники этого факультета будут оборудовать полевые аэродромы, которые часто возникают на пустом месте, строятся не годами, а в считанные сутки и все же должны быть настоящими аэродромами - надежными, оснащенными всем необходимым для обслуживания десятков и сотен боевых самолетов. Появятся и новые учебные дисциплины, которых не могло быть в гражданском институте, - авиационное вооружение, баллистика, авиационные прицелы, да не перечислить всех.
Так что работы много. К тому же перестройку надо провести быстро, ни на день не прерывая занятий. На Западе уже полыхала война, приближалась к нашим границам...
Прибывают товарищи из Москвы. Я обрадовался полковнику И. Л. Абрамову. Он был назначен начальником строевой части академии и к делу приступил решительно, твердо. Подтягивает преподавателей, потом берется за слушателей. С утра на широком дворе звучат команды - строевая подготовка ведется самыми усиленными темпами.
Вчерашние студенты перемену в своей судьбе восприняли с энтузиазмом - в те годы молодежь рвалась на военную службу. С готовностью и удовольствием облачились все в новенькие гимнастерки, шаровары-галифе, сапоги. Присваиваются воинские звания преподавателям. Правда, кадровики наркомата скупятся - звания выше инженера 2 ранга (подполковника) никому не дают. Но люди не обижаются, понимают - все впереди.
Начальником академии назначен генерал-майор авиации Андрей Родионович Шарапов. Мы с ним немного знакомы. Старый, опытный авиатор, один из лучших летчиков-испытателей, он воевал в Испании советником республиканской авиации. Человек широкой, открытой души, Андрей Родионович сразу сказал мне:
- Слушай, в ваших инженерных премудростях я смыслю мало. Бери это все на себя. Да и вообще мне вряд ли дадут здесь засиживаться. Так что действуй!
Его и в самом деле постоянно отзывали то на испытания, то на приемку новой техники, потом направили в длительные командировки в Англию, в Америку. Частые отлучки не мешали генералу многое делать для академии. Был он настойчивым, упорным, благодаря его стараниям академия быстро оснащалась новыми лабораториями, техникой, оборудованием. Сработались мы с ним отлично.
К лету все преобразования были закончены. Жизнь новой академии вошла в нормальную колею. Успешно прошла первая экзаменационная сессия, и слушатели уже собирались выехать в войска на учебную практику, но звонок из Москвы в ночь на 22 июня опрокинул все планы.
Фашистская Германия вероломно напала на нашу страну.
А еще через несколько дней на нас посыпались бомбы. Гитлеровские летчики атаковали городской аэропорт, но часть бомб попала на расположенную неподалеку от него академию. Первая же бомбежка разрушила некоторые здания. Мы понесли первые потери в людях.
Гитлеровцы приближались к Ленинграду. Город опоясывался оборонительными сооружениями. В их строительстве вместе со всеми ленинградцами участвовали преподаватели и слушатели академии. Когда выдавалось свободное время, занимались, но не учебными дисциплинами, а солдатской наукой. Учились окапываться, стрелять, бросать гранаты. Слушателей свели в роты и батальоны, по первому сигналу готовые занять окопы на окраине города.
Надо признать, солдатами вчерашние студенты становились быстро. К тому же многие из них уже получили боевое крещение в составе лыжных батальонов, которые Ленинград посылал на фронт во время финского конфликта.
Но воевать на этот раз нам не довелось. Москва распорядилась срочно эвакуировать академию в тыл, в Марийскую автономную республику. Спешно грузим в вагоны самое ценное из учебного оборудования, станки из мастерских, испытательные стенды и приборы из лабораторий, размещаем в теплушках людей. Основные дороги уже перерезаны врагом. Остается единственная дорога северная, через Мгу, Кириши. Вражеская авиация без конца бомбит наши эшелоны, хотя дорога пролегает в густых лесах. Проскакиваем под огнем.
Путь до Йошкар-Олы, столицы Марийской республики, преодолели за две недели. Усталые, измотанные трудной дорогой, не решаемся разгружать эшелоны вдруг переменят дислокацию. Но нас уже встречают представители правительства республики. Приятно изумлены их распорядительностью. Для нас приготовлены помещения, остается только разместиться в них. И люди забывают про усталость. Машин не хватает, грузы полегче перетаскиваем на себе. Через несколько часов командиры батальонов (в пути мы сохраняли эту организацию) докладывают: все в порядке.
Разместились в зданиях бывшего педагогического техникума и соседних с ним школ. Штаб академии занял бывший Дом колхозника - небольшое деревянное двухэтажное строение. Слушатели поселились в общежитиях техникума, педучилища, школьных классах, постоянный состав - на частных квартирах.
Йошкар-Ола в то время был совсем маленьким городом. А военная судьба привела сюда кроме нашей академии множество других эвакуированных учреждений. Надо отдать должное местным руководителям, жителям города - они радушно приняли тысячи неожиданных постояльцев, мирясь с теснотой, неудобствами и неизбежными хлопотами. Такое мыслимо только в Советской стране, где каждый сознает себя членом единой семьи.
Радио доносит тревожные вести. Наши войска ведут упорные бои. Сдержать врага не хватает сил. Вражеские войска заняли Белоруссию, значительную часть Украины, осадили Ленинград, приближаются к Москве. Вся страна живет фронтом, трудится на фронт, и наша академия живет и трудится по-фронтовому.
Только выгрузились из эшелонов, начались занятия. С утра до позднего вечера. Мы перешли на ускоренный курс обучения. Выпуски будут следовать через каждые шесть месяцев. И за это время каждый слушатель должен получить знания и навыки, необходимые инженеру эскадрильи, командиру батальона аэродромного обслуживания, командирам подразделений других специальных служб. Заболоченные поляны за городом огласились ревом моторов. С помощью несложной техники слушатели и преподаватели расчищали и выравнивали площадки для учебных аэродромов, утрамбовывали их механическими катками. Время было тяжелое, на фронте не хватало боевых машин, но к нам прямо с заводов поступали новейшие истребители, бомбардировщики, штурмовики. Это были наши, если можно так сказать, главные учебные пособия. В наспех возведенных ангарах развертывались стенды с двигателями, электро- и радиоаппаратурой. Одновременно в академическом здании оборудовались лаборатории и учебные кабинеты.
На тщательно охраняемом поле учебного аэродрома выросли башенки с вращающимися изогнутыми антеннами. Сейчас без этих вращающихся антенн трудно представить командный пункт. А в то время о их назначении знали очень немногие. На нашем ФЭСО (факультете электроспециального оборудования) мы создали особую кафедру, кафедру радиолокации. Это о ней предупреждал Рычагов, направляя меня в академию.
Да, в те годы мало кто знал, что еще задолго до войны наши ученые работали над созданием прибора, который мог бы обнаруживать на большом расстоянии, в темноте и ночью различные объекты - самолеты, корабли - с помощью отраженных от них радиоволн. Сначала появились стационарные радиолокаторы - довольно громоздкие сооружения с высокими башнями-мачтами. Это были первые радиолокационные станции дальнего обнаружения и перехвата воздушных целей. Потом - компактные радиолокаторы, которые стали устанавливаться на самолетах. Наша академия первой в стране приступила к подготовке инженеров радиолокации. Мы получили для этого все необходимое - опытных преподавателей, аппаратуру, тренажеры.
Энтузиастами радиолокационной техники выступали Л. Д. Гольштейн, Г. Н. Храмов, Ф. А. Пигулевский, другие выдающиеся специалисты во главе с начальником факультета Н. М. Кадушкиным. Они смогли увлечь своим делом многих слушателей академии, и те избрали темой своих дипломных проектов вопросы использования радиолокации. Проекты защитили блестяще, затем успешно работали в боевых частях и научных учреждениях.
Меня вызвали в Москву. Заместитель командующего ВВС генерал-полковник авиации А. В. Никитин, ведавший вопросами формирований, интересовался работой нашего ФЭСО. Узнав, что мы собираемся выпустить 166 слушателей этого факультета, он поинтересовался, сколько из них будут специалистами по радио. Я ответил - сто десять.
- Хорошо. Следите за тем, чтобы число их в каждом выпуске увеличивалось. Они должны быть специалистами широкого профиля, в равной мере сильные в эксплуатации и радиосредств и радиолокаторных установок.
И вот осенью 1941 года в Йошкар-Оле состоялся первый выпуск факультета электроспециального оборудования. В Государственную комиссию, принимавшую защиту проектов, входили академик В. С. Кулебакин, член-корреспондент Академии наук В. И. Сифоров. Они высоко оценили подготовку наших выпускников, и молодые инженеры получили назначения в действующую армию.
Постепенно все наладилось. По строгому расписанию шли лекции, лабораторные занятия, занятия на аэродроме и в воздухе. На учете каждая минута. А нас, руководителей, уже многое не удовлетворяло. Хотелось дать слушателям как можно больше знаний. В Ленинграде все оказалось проще. Под рукой были разнообразные институты Академии наук, в городе на Неве трудились в своих лабораториях известнейшие ученые. Оставалось только уговорить их и привести в аудиторию. А сюда, в далекий таежный городок, о существовании которого мы сами узнали, лишь став его жителями, откуда и как привлечь ученых?
И вдруг узнаю, что неподалеку от нас разместился тоже эвакуированный из Ленинграда ГОИ - Государственный оптический институт. Забросив все дела, бегу туда, и вот уже обнимаемся с директором института Сергеем Ивановичем Вавиловым. Сергей Иванович - академик, но очень простой, общительный человек. Оба мы рады нежданной встрече. В Ленинграде Вавилов и его коллеги (среди них десять действительных членов Академии наук) были частыми гостями в наших аудиториях, охотно принимали наших слушателей в своих лабораториях, делились своими успехами, планами. И здесь, в Йошкар-Оле, как хорошие знакомые встретили меня академики В. П. Линник, А. А. Лебедев, Т. П. Кравец. Сразу договариваемся о лекциях. А Сергей Иванович тянет меня за рукав.
- Идемте-ка, что я вам покажу.- Он открывает дверь в темную комнату, зажигает свет, показывает на стену. На ней - циферблаты и шкалы разной формы, большие и маленькие.
- Разглядели? - спрашивает Сергей Иванович.
- Пока не пойму, что к чему.
Он гасит свет. И тогда на стене высвечиваются ярким голубоватым светом циферблаты и шкалы. Даже издали видны все цифры, деления.
- Ну как? - спрашивает Вавилов.
- Фантастика! Летчики ночных бомбардировщиков будут вам очень благодарны. Да не только они, а и танкисты, артиллеристы, пехотинцы, все, кому приходится работать в темноте.
- Вы знаете,- говорит Вавилов,- ученые сотни лет утверждали, что при люминесценции только тысячные, в лучшем случае сотые доли энергии падающего света превращаются в холодное свечение. А мы вот нашли способ использовать четыре пятых этой энергии. Уверен, скоро наши люминофоры найдут применение повсюду. Появятся новые экономичные светильники, мы им и название уже придумали - лампы дневного света. О телевидении слышали? Оно тоже не обойдется без люминофоров. Ну, а сейчас наши люминофоры работают на войну. Кстати, ваши радиолокаторы без них не обходятся.
Побывал я у Сергея Ивановича дома. Жил он более чем скромно. Сам разогрел воду на керосинке, и мы пили жидкий чаек в холодной полутемной комнате.
- Да,- вздохнул академик,- снова война. Только мне стало на двадцать семь лет больше и я не на фронте, а в глубоком тылу.
Сергей Иванович вспомнил, как в 1914 году он, студент университета, был призван в армию, служил вольноопределяющимся в саперном батальоне, затем офицером радиоподразделения.
- Сейчас вы для фронта делаете в тысячу раз больше, чем тогда. Так что не сетуйте на свой непризывной возраст,- заметил я.
А Сергей Иванович уже мечтал о будущем. Он был выдающимся теоретиком, хотя все планы его были "земные", тесно связанные с практикой. В разгар тяжелой войны он думал о новом институте - экспериментальной и теоретической физики, в котором решались бы задачи ядерной физики, физики колебаний, оптики, люминесценции, спектрального анализа, акустики.
- Такой институт будет!
И действительно, ФИАН - физический институт Академии наук по инициативе Вавилова, ставшего президентом Академии наук, был создан и очень быстро завоевал всемирную славу.
Наш рабочий день чаще всего начинался с того, что мы с Шараповым выезжали на учебные аэродромы и площадки. Наступили заморозки, но под снегом грунт раскисал, сколько его ни укатывали. На опытных полосах мы часто заставали наших крупнейших знатоков в строительстве аэродромов - академика Ребиндера и профессора Сахновского. С группами слушателей они снова и снова засыпали полосу песком, шлаком, гравием, устилали фашинами из хвороста, соломенными матами. Чего только не пробовали!
Мы все-таки научимся строить полевые аэродромы, строить быстро, надежно, научимся устранять повреждения взлетных полос в результате бомбежек и артобстрелов. Наш опыт сразу же станет достоянием авиационных частей, будет широко использоваться на фронте. Но уже тогда, в годы войны, когда фронтовые аэродромы, как правило, были грунтовыми, профессор К. В. Сахновский работал над проблемами строительства капитальных, долговечных сооружений для нужд авиации и народного хозяйства. Так появился его учебник "Железобетонные конструкции" - верный спутник каждого строителя, выдержавший девять изданий и переведенный на многие иностранные языки.
В декабре над нашим северным городком завыли вьюги. Жгучие морозы леденят дыхание. Площадки с учебной техникой заносятся сугробами - не успеваем расчищать их, но люди не обращают внимания ни на мороз, ни на бураны. У всех праздничное настроение: Красная Армия разгромила гитлеровцев под Москвой! В учебных корпусах, в ангарах появились самодельные карты с алыми флажками. Флажки показывают продвижение наших войск, и споры доморощенных стратегов возле них прерывают лишь звонки, зовущие на занятия.
Находясь в отдалении от крупных промышленных центров, мы все же сумели установить тесную связь с многими авиационными предприятиями и конструкторскими бюро. Они присылают к нам своих инженеров, которые своевременно разъясняют преподавателям и слушателям изменения, вносимые в модернизированные машины и приборы, совершенствования в обслуживании самолетов. Эти сведения очень важны для будущих авиационных инженеров. А гости наши, любуясь красочными плакатами, которыми увешаны стены наших лабораторий, загорелись идеей:
- Не смогли бы вы и для нас изготовить такие? Только нам их много надо по тысяче экземпляров каждого плаката.
- Зачем вам столько?
- Не нам, а войскам. Плакаты помогут летчикам и техникам при изучении отдельных узлов и агрегатов.
С помощью своей типографии и республиканского издательства выпускаем множество многоцветных плакатов и схем, которые подчас сразу же на самолетах доставляются на прифронтовые аэродромы.
Академия располагала новейшей техникой. Слушатели досконально знакомились на самолетах с электро- и радиооборудованием, наблюдения, выполненные на земле и в воздухе, скрупулезно фиксировали и проводили тщательный анализ их. Представителей заводов, конструкторских бюро заинтересовала эта работа. Мы стали получать от промышленности официальные заявки на испытание оборудования. А весной многие наши выпускники были направлены на авиазаводы, в НИИ, конструкторские бюро и внесли большой вклад в успехи советской авиации.
Систематическую стажировку в частях проходили преподаватели академии. Там они назначались дублерами командиров, принимали участие в боевых операциях, оказывали помощь авиационным инженерам в обеспечении боевых действий, в эксплуатации техники, организации аэродромной службы. Все они успешно справлялись со своими обязанностями. Об этом свидетельствовали не только отзывы командования, но и награды. Преподаватели В. Е. Дулевич, И, В. Педий, Ф. Я. Спасский, многие другие вернулись с фронта с орденами и умело применяли боевой опыт в учебной и научной работе.