Одни молодые девушки мечтают о муже красивом, молодом, с закрученными усиками, шпагой на боку, но бедном, как многие молодые люди хорошего происхождения.
   Другие, и Маргарита в их числе, думают иначе. Старый или молодой, красивый или некрасивый, безразлично, но муж должен носить громкое имя, иметь старинный отель с массивной позолотой, карету с гербами и пользоваться уважением в свете.
   Маргарита никогда не встречала человека, который заставил бы забиться ее сердце, она даже чувствовала презрение к молодым светским фатам, увивавшимся вокруг нее в салонах, тип которых олицетворял собою шевалье д'Асти.
   Быть может, в честолюбии молодой девушки было отчасти стремление, свойственное женщинам, обладающим более утонченной натурой, властвовать безраздельно. Маргарита мечтала встретить одного из тех сильных людей, перед волей которых склоняется все, чтобы, в свою очередь, покорить его и, противопоставив его железной воле волю ребенка, согнуть эту силу и могущество улыбкой и взглядом своих чудных глаз.
   Мадемуазель де Пон еще не встречала такого человека, но ждала терпеливо и в описываемый нами день, в десять часов утра, стояла перед зеркалом в своем будуаре, любуясь собою и примеряя полученную из Парижа новую амазонку. Будуар Маргариты был верхом вкуса и изящества; никогда еще белая голубка не обладала подобным гнездышком, и ни один возлюбленный поэт не мог бы мечтать для своей возлюбленной о лучшем уголке. Стены будуара были обиты бледно-голубой материей, с нежным золотистым отливом, на складках которой играли первые лучи солнца. Белый мраморный камин был украшен прекрасным зеркалом, отражавшим деревья парка, колеблемые ветром. Утро было очаровательное и светлое, какие обыкновенно бывают весной в центре Франции. Голубоватый прозрачный туман, предвестник жарких дней, поднимался уже по склонам отдаленных холмов. Деревья уже опушились, а солнечные лучи освещали и листву и пока еще желтую траву парка. Капли росы, сверкая, как бриллианты, висели на полураспустившихся листочках деревьев. Птички распевали веселые песенки. Маргарита была так счастлива в это утро, точно у нее явилось смутное предчувствие, что муж, о котором она мечтала, явится наконец богатый и сильный, который, как ребенок, будет исполнять малейшие ее капризы. Два удара в дверь будуара заставили ее вздрогнуть.
   – Войдите, – сказала она.
   Дверь отворилась, и удивленная Маргарита увидала улыбающегося и разодетого маркиза де Монгори.
   Де Монгори подрезал свою длинную бороду и помолодел благодаря этому, по крайней мере, лет на пятнадцать, до того стан его был прям, а лицо цветуще и моложаво; костюм его был изящен и как нельзя более шел к его зрелому возрасту. На нем были светло-серые панталоны, запрятанные в высокие сапоги с шелковой кисточкой, в петлицах голубого камзола были розетки от множества полученных им орденов. Де Монгори был генералом от кавалерии и когда-то послом.
   Маркиз взял Маргариту за руку, подвел ее к кушетке и сел рядом с нею.
   – Дорогая моя, – сказал маркиз, решив не называть ее на ты, – я хочу посоветоваться с вами.
   – Со мною! – удивилась Маргарита, пристально посмотрев на старика.
   – Да, с вами, моя дорогая.
   Маргарита не удивилась, услышав «вы» в устах маркиза. Положив подбородок на свою прекрасную ручку, она приготовилась внимательно слушать де Монгори.
   – Вы находите меня очень старым? – спросил маркиз, любезно улыбаясь молодой девушке.
   – Конечно нет, – с наивным видом ответила Маргарита.
   – Я хочу жениться…
   – Вот как!
   Это восклицание было так искренне, что Монгори поверил.
   «Она ничего не подозревает», – подумал он.
   – Вы хотите жениться, – продолжала она, – отчего бы и нет?
   Маркиз вздрогнул от удовольствия и нашел мадемуазель де Пон прекраснее, чем когда-либо.
   – Вы должны сильно скучать, – продолжала Маргарита, – один в своем старом замке.
   – Страшно! – сказал старик. – Но мне пошел шестьдесят пятый год, дорогая моя, и, несмотря на то, что у меня триста тысяч ливров годового дохода, что мое имя одно из самых знатных в предместье Сен-Жермен и я занимал почетные места… согласится ли молодая женщина…
   Старик остановился, мадемуазель де Пон молчала.
   Маргарита сразу угадала, что если де Монгори серьезно задумал жениться, то он женится только на ней. А потому, быстро взвесив все, белокурая и наивная девятнадцатилетняя девушка спросила себя: согласится она выйти за маркиза или нет? – и сразу решила.
   – Кого искала я? Мужа богатого, с громким именем, сильным характером, с высоким общественным положением, которое дало бы мне высокое положение в обществе. У Монгори триста тысяч ливров годового дохода; он – маркиз, был посланником, а если будет политический переворот, то сделается министром. О таком муже я мечтала всегда… зрелый возраст, большое состояние, это не то, что молодые люди, которые будут играть в клубах и развлекаться за спиною своей жены.
   – Ну что же, моя милая? – спросил маркиз, видя, что Маргарита молчит.
   Она взглянула на него с самым невинным видом.
   – Я думаю, – сказала она, – что избираемая вами женщина будет требовательна.
   – Вы думаете?
   Маргарита продолжала делать вид, что она думает, будто Монгори спрашивает только ее совета.
   – Значит, вы не находите меня старым? Вы думаете, что молодая женщина не соскучится в Монгори?
   – Летом – нет, – решительно ответила Маргарита. Таким образом, мадемуазель де Пон ставила первое условие своего вступления в брак.
   – Я не буду держать свою молодую жену всю зиму в Монгори, – сказал маркиз.
   – Позвольте, – спросила его с самым невинным видом Маргарита, – может маркиза де Монгори рассчитывать открыть зимою свой салон, иметь ложу в Опере и в Comedie Francaise, быть патронессой в нескольких филантропических обществах и показываться иногда на Лоншане?
   Маргарита де Пон сказала это с такою обольстительной улыбкой, что у Монгори потемнело в глазах. Он понял, что ему придется отдать скипетр повелителя на первых же порах в эти прекрасные ручки.
   – Значит, вы мне советуете жениться? – спросил он.
   – Почему бы и нет?
   – Ваш отец разделяет ваше мнение.
   – Мой отец?..
   – Я только что от него.
   – Разве вы не охотились вместе с ним сегодня утром?
   – Нет.
   Лицо мадемуазель де Пон все еще сохраняло выражение искреннего удивления.
   – А! Вы только что видели моего отца.
   – Да, моя дорогая, и он сообщил мне кое-что.
   – В самом деле? – спросила она, притворяясь удивленной.
   – Он думает выдать вас замуж.
   – Меня? Вот странная мысль!
   – А что, разве время уже прошло? – спросил де Монгори, улыбаясь.
   – О! – вздохнула она, – я уже старуха… Мне скоро минет двадцать лет!
   Улыбка и взгляд, сопровождавшие эти слова, были бы достойны Селимены. Де Монгори галантно склонился на колени перед Маргаритой, взял ее руку и поднес ее к губам. Маргарита не отняла руки.
   – Согласны ли вы, – спросил он ее, – сделаться маркизой де Монгори?
   – Может быть, – ответила она, скромно опустив глаза.
   У мадемуазель де Пон два месяца тому назад умерла дальняя родственница, по которой она носила траур, а потому решено было сыграть свадьбу, когда окончится срок траура, то есть через три месяца.
   Это решение было принято по совету шевалье д'Асти, большого поборника приличий.
   Накануне приезда Гонтрана де Ласи, вызванного в качестве помощника, шевалье д'Асти сказал кузине:
   – Маркиз Флар прекрасно сохранился.
   – Вы находите? – спросила она.
   – Ему шестьдесят пять лет, но с виду ему с трудом можно дать пятьдесят.
   – Да, это правда.
   Говоря это, мадемуазель де Пон взглянула на кузена, стараясь угадать его мысли.
   – Человек его комплекции или умирает сразу от удара, или живет до ста лет.
   Маргарита вздрогнула.
   – Если вы выйдете за него замуж…
   – Это решено уже окончательно, – заметила она.
   – Ну, положим, брак может считаться заключенным только после брачной церемонии.
   – Так, если я выйду за него?..
   – Вы рискуете состариться вместе с ним, и он умрет, убаюкивая своих внуков.
   Мадемуазель де Пон закусила губу и украдкой бросила на кузена взгляд, полный ненависти. Шевалье намекнул ей, что она рассчитывала на преклонный возраст маркиза.
   – Однако, – поспешил он прибавить, – почем знаем? Никому неизвестно будущее… человеческая мудрость заключается в этих словах, дорогая кузина.
   Шевалье улыбнулся так насмешливо, что Маргарита де Пон внутренне содрогнулась.
   Вернемся теперь к тому времени, когда мадемуазель де Пон возвратилась в замок в сопровождении де Ласи, которого мы оставили в парке беседующим с шевалье д'Асти, чтобы получить инструкции относительно услуг, которых ожидало от него общество «Друзей шпаги».

XXVI

   Шевалье д'Асти полковнику Леону.
   В Париж.
   «Дорогой полковник!
   Вот уже неделя, как Гонтран здесь; благодарю вас, что прислали его сюда, а особенно за то, что хотя вы и могли отчасти угадать мой план из моего первого письма, вы все-таки ничего не сообщили ему. Гонтран, дорогой полковник, обманет наши надежды: из него никогда не выработается хорошего товарища в нашем деле; он всегда будет колебаться и отступать, а в конце концов встанет под ферулу долга.
   Когда-то он был блестящим офицером, львом, не отступавшим ни перед чем, готов был подраться на дуэли при всяком случае, – безумцем, готовым задушить весь мир, чтобы понравиться женщине.
   Такое прошлое давало нам право возлагать большие надежды на маркиза. Однако, друг мой, мы ошиблись: Гонтран, убивавший людей из-за одного слова, изменявший женщинам, будет призывать на помощь и рассыпаться в громких словах, когда дело будет идти о том, чтобы погубить кого-нибудь.
   У Гонтрана нет чувства товарищества – вот и все. Но как бы то ни было, я должен пользоваться его услугами. Он узнает первый акт драмы только тогда, когда она будет уже сыграна. Таким образом, я обеспечу себя от его слабохарактерности и способности отступить при первом же случае.
   Как я предполагал, так и случилось: Гонтран влюбился в мою кузину, мадемуазель де Пон. Он встретился с нею ночью, спас ее, хотя не знаю, от какой опасности, но сердце молодой девушки забилось от признательности.
   Однако до сих пор беда еще не велика. Маргарита женщина умная, и разум у нее всегда берет верх над сердцем. Она честолюбива и решила быть маркизой де Флар-Монгори. Если бы у меня было триста тысяч ливров годового дохода, и я был бы посланником, то она так же, не любя меня, как маркиза, вышла бы за меня замуж, не обращая внимания на любовь Гонтрана.
   Маргарита – умная девушка, и эта зарождающаяся любовь еще не вполне разделяется ею. Гонтран же в любви, как и во всем остальном, человек нерешительный. Маргарита нравится ему, и он сразу же не на шутку влюбился в нее, но я сказал ему, что она выходит замуж за маркиза, и вот наш маркиз Гонтран начал играть роль холодного и самоотверженного человека.
   Но это не беспокоит меня. Маргарита слишком хороша, чтобы Гонтран долго мог устоять против нее и напрасно будет искать опору в воспоминании о Леоне.
   Кстати о Леоне, дорогой полковник: очень возможно, что она понадобится мне; в таком случае я напишу вам об этом.
   Жму вашу руку. До свидания!
Шевалье д'Асти».
   Маргарита де Пон госпоже де Лерм.
   «Дорогая Октавия! Ты теперь замужем за бароном и во многих вещах опытнее меня, а потому я и хочу посоветоваться с тобою.
   Помнишь ли ты наш пансион, помещавшийся в улице Клиши, окруженный большим садом, с огромными деревьями, под которыми мы летними вечерами мечтали о будущем?
   Для женщин, оказывается, все будущее в замужестве. Рано или поздно, против воли или по собственному желанию, но девушка должна выйти замуж, то есть сама выбрать или взять выбранного ей спутника, друга, повелителя, имя которого она будет носить и который даст ей положение в обществе. Очень печально! Учреждая брак, мужчина навсегда предназначил жене занимать второстепенное место. Милая Октавия, вспомни, как каждая из нас смотрела по-своему на эту жертву.
   Ты была всегда немного романтична, мечтала о красавце со смуглым лицом, стройной фигурой, одним словом, ты мечтала о герое испанских романов и придавала мало значения деньгам, говоря даже мне по этому поводу: истинная любовь лучше всего чувствует себя в шалаше. Твоя мечта, исключая последнего, осуществилась: господину де Лерму тридцать лет, он очень красив, любит тебя, как говорят, до сумасшествия, но он богат, и это должно лишать его в твоих глазах ореола поэзии. Что ты скажешь на это?
   Ты, быть может, вообразишь, что я смеюсь, моя милая, но ты ошибешься: письмо мое очень серьезно, и я пишу тебе, чтобы узнать, как лучше поступить. Возможна ли любовь в браке? Необходима ли она?
   И вообще, существует ли любовь?
   Ты назовешь меня скептиком, но что же делать? Насмешливость – главная черта моего характера, и, не будь этого, я никогда не осмелилась бы сделать тебе двойное признание: во-первых, у меня есть муж на примете; во-вторых, привести доводы в защиту его возраста: он красивый старик, аристократ, с громким именем, с маркизской короной, украшен военными орденами, человек, сражавшийся на дуэлях, испытавший приключения; из-за него две женщины стрелялись в Булонском лесу на пистолетах, и он влюблен в меня.
   Теперь позволь рассказать тебе о моем поклоннике. Он таков, каким ты мечтала бы иметь мужа, если бы не встретился господин де Лерм; ему двадцать семь – двадцать восемь лет, он строен, среднего роста, с мягкими чертами лица, быть может, несколько женственными, до того они правильны и нежны, с черными усами, о которых мечтают все пансионерки; глаза у него грустные и кроткие, хотя по временам могут метать молнии.
   Мой поклонник – офицер, маркиз, в настоящее время у него каких-то несчастных двадцать ливров годового дохода, но он ждет наследства. Он друг Ипполита, моего кузена, шевалье д'Асти – фата, имевшего дерзость просить моей руки; теперь шевалье в замке и представил нам господина де Ласи – так зовут моего поклонника, и де Ласи ухаживает за мною уже неделю, с тех пор, как успел сделаться моим спасителем.
   Ей-богу, я не могу удержаться, чтобы не рассказать тебе этого приключения; быть может, ты тогда лучше поймешь, что происходит в моем сердечке».
   Мадемуазель де Пон рассказала госпоже Лерм происшествия бурной ночи, когда Гонтран спас ее от идиота; затем молодая девушка продолжала:
   «Пойми, моя милая! Как бы ни была положительна женщина, собирающаяся выйти замуж за шестидесятипятилетнего старика, однако она не может провести ночь в пещере на берегу бунтующей реки, при шуме бури и свете молнии, с молодым красивым человеком, спасшим ее от верной гибели и державшим себя в строгих границах почтительности, не почувствовав себя отчасти взволнованной.
   Мне кажется, что мое чувство разделено после нашего ночного путешествия, и я нередко думала даже, что он упадет предо мною на колени и сделает мне признание. Хмурь брови, если это тебе не нравится! Но я бы не рассердилась! Ничего подобного, однако, не случилось. Мой поклонник продолжает оставаться почтительным. Однако глаза его более выразительны, и мне показалось, что он очень обрадовался, когда узнал мое имя, и что ему придется жить под одной кровлей со мною.
   Ипполит задыхается от досады… а я в восхищении!
   Теперь, дорогая Октавия, ты, как замужняя женщина, скажи мне, хорошо ли я делаю, ободряя взглядом своего поклонника. Мне кажется, что я люблю его немножко. Но никогда не будет поздно покончить с этим ребячеством. Однако вот что меня сильно тревожит: а вдруг, сделавшись маркизою, я раскаюсь? Что если я вспомню тогда о своем поклоннике? Дай мне совет, что делать.
Твоя Маргарита».
   Это письмо было написано госпоже де Лерм за три дня до того, как шевалье д'Асти писал полковнику.
   Три дня спустя мадемуазель де Пон снова написала своей подруге:
   «Дорогая Октавия!
   Невыносимо, что почта идет так медленно. Если бы я получила от тебя ответ, то была бы спокойнее и менее бы сердилась.
   Да, дорогая моя, я сердита, я бешусь. Я умираю от досады, я взбешена, и мне кажется, что если это продолжится так, то я сделаюсь злой!
   Де Ласи не человек, а чудовище! Это не дворянин, а лицемер, варвар, человек без сердца и без чувства деликатности.
   Вообрази… Ах, я так раздосадована, что не знаю даже, с чего начать. Однако попробую. Вообрази, сначала он ухаживал за мною. Я думала, что он сразу влюбился в меня. Он с украдкой смотрел на меня, вздыхал… а когда я взглядывала на него, мне казалось, что он вздрагивал… Я вообразила, что он любит меня.
   Женщины глупы, дорогая Октавия, они верят в любовь мужчин. Видя его грустным, задумчивым, я чувствовала сострадание к нему. «Бедный юноша, – говорила я себе. – Он любит меня… Он грустит о том, что я выхожу замуж за маркиза». И я серьезно жалела его, моя дорогая, мне становилось больно, и я нежно смотрела на него…
   Какая я была глупая! Он спокойно покорился своей судьбе; хотя готов был полюбить меня, но удержался и геройски отказался от меня. Он сделался холоднее со мною, узнав, что я выхожу замуж.
   Теперь, видишь ли, я хочу отомстить! Хочу унизить его, замучить… Сыграть свадьбу как можно скорее, чтобы он присутствовал на ней. О, как я посмеюсь над ним!
   Де Монгори приглашает нас всех к обеду в будущий четверг в свой замок, я бы сказала в «наш замок», если бы была менее сердита. Де Ласи поедет тоже.
   Я буду кокетничать со своим будущим мужем. Де Ласи взбесится. Теперь более, чем когда-либо, моя милая Октавия, я нуждаюсь в твоих советах, и если ты не поможешь мне, то я способна потерять голову. Отвечай мне скорее, как можно скорее.
Маргарита».
   В тот самый день, когда это письмо было отправлено в Париж, шевалье получил от полковника Леона следующие строки:
   «Дорогой шевалье!
   Леона наша, и она будет служить нам преданно и от всей души. Известно ли вам, что Гонтран уехал из Парижа, не простившись с нею? Он написал две строчки, предупреждая Леону, что уезжает на две недели; вот все, на что он получил от меня разрешение. Получив ваше письмо, я отправился к Леоне. Она была в отчаянии.
   «Гонтран уехал», – сказала она мне.
   «Знаю».
   «Вы, может быть, знаете, где он теперь?» – спросила она меня.
   «Да».
   Она на коленях молила меня сказать ей, где он.
   «Моя крошка, – сказал я ей. – Гонтран разлюбил вас».
   Когда я сказал это, мне показалось, что предо мною стоит фурия.
   «Вы лжете!» – закричала она вне себя.
   «Клянусь вам, это верно».
   «О, если только вы говорите правду!»
   «Я могу представить вам доказательства»
   «Когда?»
   «Через неделю».
   «Отчего же не сейчас».
   «Это невозможно».
   «Значит, он меня обманывает?» – прохрипела она.
   «Да».
   «Он любит другую?»
   «Может быть».
   Эта женщина, дорогой мой, по всей вероятности, гений зла.
   «А! – кричала она, меняясь в лице, диким голосом. – Он изменил мне, когда я так люблю его!»
   «Ну, дитя мое, надо примириться».
   «Вы думаете?»
   И, сказав это, она захохотала.
   «Нужно отказаться от него».
   «Никогда!»
   Я пожал плечами и сказал:
   «Вы не жена ему».
   «Ну, так я сделаюсь прежней Леоной, если понадобится! – вскричала она вне себя. – Гонтран не уйдет от меня… Он не будет любить другую… Я лучше убью его!»
   Я был в восторге и сразу понял, что Леона при случае может быть очень полезна нам.
   «Неужели, – спросил я ее, – вы способны мстить?»
   Вместо ответа она сверкнула глазами.
   «Слушайте, я скажу вам всю правду. Гонтран собирается жениться, – продолжал я. – Он хочет вступить в глупый брак, и это печалит всех его друзей; если вы хотите заслужить нашу благодарность, то есть людей, любящих его, то не допустите, чтобы эта свадьба состоялась».
   «О, клянусь вам… Но где же он?»
   «Я еще не могу вам этого сказать».
   «Почему?»
   «Это моя тайна».
   «А вы не обманываете меня?» – спросила она с недоверием.
   «Я вернусь сюда с доказательствами, – ответил я ей, – зато тогда…»
   «Тогда?» – спросила она, пристально посмотрев на меня.
   «Тогда вы будете повиноваться мне, не правда ли? И чего бы я ни потребовал от вас, вы исполните?»
   «Разумеется».
   «В таком случае прощайте или, лучше, до скорого свидания…»
   Она протянула мне руку, и я прочел в ее глазах, что она сделается моею рабою, если понадобится, а Гонтран будет наградой за ее покорность. Когда женщины теряют голову от любви, друг мой, они походят на львиц пустыни. Итак, Леона наша вполне, и я жду от вас сведений, чтобы сообщить ей план действий. В ожидании, дорогой лейтенант, не дремлите и помните, что члены общества «Друзей шпаги» преданы вам так же, как и вы им.
   Жму вашу руку.
Полковник Леон».
   Шевалье внимательно прочел письмо, и улыбка промелькнула у него на губах.
   – Пока нам еще не нужна Леона, – пробормотал он, – но она понадобится. Теперь поборемся, прекрасная Маргарита!
   Если бы мадемуазель де Пон могла видеть своего кузена в то время, когда он сказал это, она пришла бы в ужас.

XXVII

   Как мы видели из писем, де Ласи встретил самый любезный прием со стороны барона в Порте. Шевалье ничего не говорил с ним о своих планах, и Гонтран на свободе любил и любовался прекрасной Маргаритой де Пон. Но раз вечером д'Асти взял маркиза де Ласи под руку и сказал ему:
   – Пойдемте в вашу комнату и выкурим по сигаре, мне нужно поговорить с вами.
   В этом приглашении звучало приказание – приказание от лица общества, в котором полковник был головою, душою же – шевалье, а Гонтран только орудием; поняв это, он повиновался беспрекословно.
   – Дорогой друг, – сказал шевалье, – вы ведете ваши дела хорошо… даже превосходно…
   – Что вы хотите этим сказать?
   – Я наблюдаю за вами вот уже несколько дней и в восторге от вас…
   И шевалье коварно улыбнулся.
   – Объяснитесь… – пробормотал Гонтран.
   – Это не трудно. Вы любите мою кузину. Гонтран покраснел, как школьник.
   – Я не вижу в этом ничего предосудительного, – продолжал шевалье, – тем более, что вы приехали из Парижа именно только для этого, но я хочу обратить ваше внимание на то, что, кто желает достичь цели, не должен пренебрегать средствами.
   – Что означают ваши слова?
   – О! Друг мой, – сказал шевалье, – вы меня скоро поймете. Самый лучший способ увлечь женщину – это не выказывать своего чувства и как можно меньше обращать на нее внимания.
   Гонтран смутился.
   – Если вы, полюбив женщину, – продолжал шевалье, – будете становиться перед нею на колени и окружать ее заботами, то добьетесь только равнодушия с ее стороны, а подчас даже презрения.
   – Я не состою в числе поклонников мадемуазель де Пон, – сказал Гонтран.
   – Положим, это правда, но ваши глаза говорят красноречивее всяких слов. Вы вздыхаете, когда она берет вас под руку, и краснеете от каждого ее взгляда. Ясно, что вы серьезно влюблены.
   Гонтран молчал.
   – Во всяком случае, друг мой, – продолжал шевалье, – любите, сколько угодно, мою кузину, но если она вас не полюбит, то сделается скоро маркизой де Монгори, это ясно, как день.
   – Что же я должен делать, чтобы она полюбила меня?
   – Делайте противоположное тому, как вы поступали до сих пор… Если вы хотите, чтобы Маргарита полюбила вас, притворитесь, что не любите ее; охотьтесь с утра до вечера, поменьше разговаривайте, ложитесь пораньше спать, не аккомпанируйте ей на пианино, если она будет вас об этом просить, с самым простодушным видом хвалите ее старого жениха, и через неделю она влюбится в вас.
   – И тогда? – спросил Гонтран.
   – Тогда, – сказал шевалье, – меня не удивит, если она отдаст вам свою руку.
   – В самом деле? – удивился де Ласи.
   – Но если отдаст она, то отец ее откажет вам.
   – Почему же, если она меня полюбит?
   – Неужели вы воображаете, что такой человек, как мой дядя, понимает, что означает любовь? Он дал слово маркизу и сдержит его.
   – Тогда, – перебил Гонтран, – для чего же добиваться любви.
   – О, вы замечательно наивны! Де Пон, мой дядя, будет настаивать на том, чтобы сдержать слово, но если его дочь убежит со своим возлюбленным…
   – В таком случае, – перебил Гонтран, – я должен буду жениться на ней.
   – Ничуть не бывало.
   – Ах, шевалье… вы забываете, что дело идет о вашей родственнице.
   – Друг мой, – возразил шевалье с замечательным хладнокровием, – я знаю, как обязан поступить относительно моей семьи в подобном случае. Если моя кузина, мадемуазель де Пон, позволит увезти себя, то я буду преследовать похитителя.
   – Вы шутите?
   – Нет. Догнав похитителя, я отниму от него мою кузину.
   – И что же тогда? – спросил удивленный Гонтран.
   – Чтобы восстановить честь нашего дома, я женюсь на ней; она принесет мне в приданое пятьдесят тысяч ливров годового дохода, и мой дядя сочтет за счастие иметь меня своим зятем.
   Шевалье повернулся на каблуках и вышел, оставив совершенно ошеломленного Гонтрана.