Попов Евгений
Мастер Хаос
Евгений Попов
Мастер Хаос
Открытая мультиагентная литературная система
с послесловием ученого человека
ОГЛАВЛЕНИЕ
ГЛАВА I. ВЕТЕР ПЕРЕМЕН
ГЛАВА II. КАК ХОРОНИЛИ ТЕТКУ ПИСАТЕЛЯ С.
ГЛАВА III. ВОЛШЕБНОЕ Г-НО
ГЛАВА IV. ВЛЮБЛЕННЫЙ АГРОНОМ
ГЛАВА V. КУЛЬТПОХОД В КРЕМЛЬ
ГЛАВА VI. STINK
ГЛАВА VII. ПРИЗНАНИЕ КОЗЛОВА (И БАРАНОВА)
ГЛАВА VIII. ГДЕ ТОЛЬКО ЛЮДИ НЕ ЖИВУТ
ГЛАВА IX. НОВЫЕ ШТАНЫ АНДРЕЯ ПОЗДЕЕВА
ГЛАВА X. СЧАСТЛИВЫЕ ГЛАЗА
ГЛАВА XI. ИСЧЕЗНУВШИЙ КРЕСТ
ГЛАВА XII. ИСТОРИЯ С ФИНЛЯНДИЕЙ, КАК...
ГЛАВА XIII. КЛАДБИЩЕ ГОРОДА ВИСБЮ
ГЛАВА XIV. ЧУЖИЕ ДЕНЬГИ
ГЛАВА XV. КАКОЙ БОЛЬШОЙ ВЕТЕР НА ОСТРОВЕ
ГОТЛАНД (ШВЕЦИЯ)
ГЛАВА XVI. СТАЛИН И ДР. НА СТРАСТНОМ БУЛЬВАРЕ
ГЛАВА XVII. ЛАГЕРЬ
ГЛАВА XVIII. РОДОСЛОВНОЕ ДРЕВО
ПОСЛЕСЛОВИЕ. ВЛАДИМИР А. ВИТТИХ, д. т. н., профессор, директор Института проблем управления сложными системами (ИПУСС) РАН. ЦЕЛОЕ
БОЛЬШЕ СУММЫ СВОИХ ЧАСТЕЙ
Всем претерпевшим от Хаоса
Хорошо, когда хотя бы одна человеческая мечта рано или поздно сбывается. А вот если сбываются сразу две, три мечты, то это может оказаться даже очень и очень плохо. Случай с одиноким господином Безобразовым, скорбная весть о полном исчезновении которого докатилась до Москвы незадолго до начала Третьей мировой войны, является наглядным подтверждением этой тривиальной истины.
А ведь начиналось все так хорошо, так хорошо...
Глава I. ВЕТЕР ПЕРЕМЕН
1.1. Господин Безобразов, этот стареющий российский подданный, родившийся сразу же после прошлой (Второй) мировой войны в городе К., стоящем на великой сибирской реке Е., впадающей в Ледовитый океан, до 7-го класса средней школы был круглым отличником, далее стал получать четверки, тройки, двойки и единицы, пить водку и курить. После чего поступил в Московский геолого-разведочный институт им. С. Орджоникидзе на отделение разведки урановых месторождений, но по специальности практически не работал, счастливо избежав распределения в те потаенные военизированные места Империи, где молодым специалистам платили тогда кучу денег за секретность и грядущую потерю здоровья, связанную с обвальной глобализацией научно-технического прогресса, хаотические результаты которого многократно превзошли самые смелые ожидания...
1.2. Эта нижеприведенная быль приключилась в самом начале конца перестройки, когда россияне и другие советские люди еще не расползлись по всему миру, как раки из произведений писателя Гоголя, и их поэтому все охотно приглашали, чтобы послушать всякие эти взволнованные свидетельства о том, как ветер перемен выдувает вонь и озонирует воздух в огромном треснувшем железобетонном лагерном бараке под названием СССР.
Не был исключением и я. Отпущенный еле тлевшей тогда советской властью на временную побывку в Германию, я был немедленно приглашен лично бундесканцлером ФРГ Гельмутом Колем на съезд его реакционной правящей партии CDU, известной у меня на родине под названием ХДС. Съезд вследствие все тех же перемен должен был состояться не в каком-нибудь там пивном Мюнхене или воздушном Кельне, а на новых немецких землях, в бывшем гэдээровском городе Франкфурт-на-Одере, расположенном непосредственно на границе Германии и Польши.
Где мне и предстояло сделать длинный доклад все о том же. Кроме того, мне предлагалось поучаствовать в дискуссии с красавицей-антисоветчицей Ангелой Меркель, которая в дальнейшем занимала какой-то важный пост в правительстве, а чем занимается сейчас, когда Коля заменили на социалиста, я решительно не знаю.
Поселенный в гэдээровской гостинице, которая своим облезлым видом, текущими в никуда унитазами, некогда проблеванными, но химически вычищенными "паласами" живо напомнила мне аналогичную восьмиэтажную гостиницу в бывшем городе Калинин (Тверь), я весь вечер готовился к докладу - волновался, курил, писал тезисы, а наутро вышел прогуляться, чтобы понять, где я все-таки нахожусь.
Пройдя по пустым рассветным улочкам древнего города, сильно пострадавшего во время прошлой (Второй) мировой войны, и обнаружив, что именно здесь, оказывается, родился и жил знаменитый драматург Клейст (о чем свидетельствовала мемориальная доска), я вдруг понял, что уже стою на границе: широкий мост через Одер манил меня прогуляться пешком в Польшу, что я немедленно и сделал, вовсе не задумываясь о последствиях своего легкомысленного поступка.
Было, повторяю, раннее утро. Немецкий солдат мною совершенно не заинтересовался, скрытый в будке с немецким нарисованным орлом, и вот я уже и в Польше, где на славянской окраине моста сидел небритый и, очевидно, польский гражданин, с ходу предложивший мне купить у него по спекулятивной цене выцветший блок сигарет "Мальборо", от чего я, естественно, отказался и тут же зашагал обратно в Германию.
Однако на самой середине моста (тут начинаются странности) отчего-то остановился, почему-то вынул свою "краснокожую паспортину" с золотым тиснением "СССР" и зачем-то принялся все это внимательно разглядывать.
Все дальнейшее помню, как сейчас! Вот этот бетонный мост, где всякая дрянь, состоящая из прутьев, досок, автомобильных шин и песка, намыла маленький островок вокруг мостового центрального "быка"... вот ветер веет, воет и свистит вокруг меня и подо мной, вдоль широкой мутной белесой слепящей польско-немецкой реки... вот восходит солнце, резче становятся тени, колеблется рябь, и я держу в руках свой паспорт, основной документ гражданина СССР, страны, которой больше нет.
СССР, значит... Ослабела, что ль, моя рука или еще что, но ветер вдруг вырвал мой документ, понес его над водами. Паспорт, раскрытый на всех страницах, взмыл вдруг в невидимом и неведомом турбулентном потоке и воспарил над мутной белесой слепящей бездной.
Ледяной ужас охватил все мое существо. И вовсе не потому, что я струсил грядущих объяснений с СОВЕТСКИМИ, которые скажут мне, что раз я потерял такую священную вещь, как советский паспорт, то никуда я до конца дней своих больше не поеду, как, кстати, никуда практически не ездил и до этой странной поездки. Чего бояться? Темные дни миновали, товарищи! Час, знаете ли, искупленья пробил... Но! Я вдруг живо представил другое: как меня, беспаспортного, гонит тычками обратно в Польшу проснувшийся немецкий солдат, а польский спекулянт оказывается не простым гражданином, и в Польшу меня тоже не пускают.
Я поселяюсь на мосту. Обживаю слабый остров, намытый дрянью. Варю суп в консервной банке. Устанавливаю дипломатические отношения сначала с Польшей и Германией, а потом и с любимой Россией. Обо мне пишут в газетах. Богатею. Строю вертикальный дом, где на первом этаже расположится оффшорный банк, а на втором - сами знаете что. Помогаю родной сторонушке с ее "неокрепшей демократией". И так далее...
Ветер трепал меня, крутил, забивал воздухом легкие, и со мной вдруг на секунду случилось то, чего не бывало со мной доселе и не будет больше нигде и никогда. Понимаете, мне трудно это объяснять... Не хочу, да и время еще не пристало... Но мне внезапно все стало ясно, как выражался упомянутый писатель Гоголь, "во все концы света". В частности, я вдруг понял, что в 1991 году в Москве будет коммунистический путч, потом коммунисты будут судить коммунистов, но коммунисты же коммунистов оправдают, вследствие чего в 1993 году будет путч другой, который закончится перманентной бессмыслицей; что в перспективе пульсирует Чечня, в августе 1998-го в России непременно случится финансовый кризис, а в 1999-м обязательно заполыхает на Балканах, после чего китайцы высадятся на Луне, Финляндия проголосует за монархию, по Москве-реке будет ездить на велосипеде человек, похожий на Маркса, вздрогнет Америка. Понимал я, что счастье мое на острове если и состоится, то будет совершенно недолгим: в 1997 году придет обширное наводнение, и остров этот снесет осенней ночкой вместе со мной неизвестно куда. Мне и еще кой-что стало в ту минуту ясно, да говорю же, что не пришло еще время обо всем рассказывать и никогда, по-видимому, не придет.
Зато на смену ледяному ужасу пришло отчаянное отупение, и я, раз уже все так сложилось, решил сигануть с этого моста вниз головой враз и навсегда.
Как вдруг (да, именно, опять "вдруг", а не постепенно) я увидел, что нечто красное, шелестя крыльями, приближается ко мне. И, больно ударив меня острым коленкоровым уголком в нос, под ноги мне, как битая птица, вновь падает утраченный, казалось бы, навсегда советский паспорт. (Что такое турбулентные вихри, я, кстати, слабо представляю, потому что невнимательно учился в школе, до 7-го класса был круглым отличником, а потом стал получать тройки, двойки, единицы, пить водку и курить.)
Я этот паспорт сразу же - хвать, дрожа от радости! Ибо все проблемы были, таким образом, мгновенно решены. Я мгновенно и уверенно зашагал в сторону неметчины, куда и был пропущен после небольших формальностей.
Вскоре я уверенно выступил со своим докладом, и мне пожал руку сам канцлер Коль, а господин Фолькер Руэ, про которого я узнал (на мосту, в период озарения), что он скоро станет министром обороны, сказал мне ободряющие, ласковые, интеллигентные слова. Я хотел предупредить Коля, что в 1999 году Германии придется бомбить Сербию, но вовремя сообразил, что Коль к этому уже не будет иметь никакого отношения. С Ангелой Меркель нам дискутировать было не о чем, красавица она и есть красавица, хоть и антисоветчица, да к тому же мы думали с ней обо всем совершенно одинаково, потому что она родилась в ГДР. Тем не менее мы все же блестяще провели дискуссию, и все ХДСники, а их было там немало, из разных стран, остались нами очень довольны.
После чего я и покинул город Франкфурт-на-Одере, где родился и жил драматург Клейст. Перед отлетом на родину из берлинского аэропорта Тегель я смеху ради обмотал кисть правой руки носовым платком. И сказал провожавшим меня немецким друзьям-славистам, что хочу показать малолетнему сыну Васе эту принадлежащую мне человеческую конечность, которую пожимал сам бундесканцлер Гельмут Коль.
- Ты бы лучше вымыл руки,- брезгливо сказали мне немецкие друзья-слависты, все сплошь бывшие левые, разочаровавшиеся в коммунизме, но не утратившие боевого духа студенческих волнений 1968 года, когда они жгли чужие машины и трахались на баррикадах, составленных из школьных парт и все тех же чужих машин.
Помнится, шутка эта мне в тот раз не понравилась. Не нравится и теперь. Начальников не любит никто, нигде и никогда. Нет в мире порядка и никогда не будет. Но и это важное обстоятельство отнюдь не повод для вселенской грусти, о которой писал еще писатель Гоголь, чей 200-летний юбилей в 2009 году закончится только я один знаю чем.
1.3. Австралия, Австрия, Азербайджан, Албания, Алжир, Англия, Ангола, Андорра, Армения, Афганистан, Бангладеш, Барбадос, Басутоленд, Беларусь, Бельгия, Бирма, Болгария, Ботсвана, Бразилия, Бруней, Буркина-Фасо, Бурунди, Бутан, Ватикан, Венгрия, Венесуэла, Вьетнам, Габон, Гаити, Гайана, Гамбия, Гана, Гваделупа, Гватемала, Гвиана, Гвинея, Гвинея-Бисау, ГДР (была да вся вышла), Голландия, Гренада, Греция, Грузия, Дания, Доминиканская Республика, Египет, Заир, Занзибар, Западная Сахара, Израиль, Индия, Индонезия, Иордания, Ирак, Иран, Ирландия, Исландия, Италия, Йемен, Казахстан, Камерун, Кампучия, Канада, Кения, Кипр, Кирибати, Китай, Колумбия, Конго, Корея Северная, Корея Южная, Коста-Рика, Куба, Кувейт, Кыргызстан, Лаос, Латвия, Либерия, Ливан, Литва, Лихтенштейн, Люксембург, Маврикий, Мавритания, Мадагаскар, Малави, Малайская Федерация, Мали, Мальдивы, Мальта, Марокко, Мартиника, Мексика, Мозамбик, Молдова, Монако, Монголия, Нагорный Карабах, Намибия, Науру, Непал, Нечерноземная зона, Нигер, Нигерия, Никарагуа, Новая Зеландия, Новые Гебриды, Норвегия, Оман, Пакистан, Палестина, Панама, Папуа Новая Гвинея, Парагвай, Перу, Поволжье, Польша, Португалия, Пуэрто-Рико, Родезия, Россия, Румыния, Сальвадор, Сан-Марино, Сан-Томе и Принсипи, Саудовская Аравия, Свазиленд, Сейшельские острова, Сенегал, Сент-Винсент и Гренадины, Сент-Люсия, Сибирь, Сикким, Сингапур, Сирия, Соломоновы острова, Сомали, Судан, Суринам, США, Сьерра-Леоне, Таджикистан, Тайвань, Тибет, Того, Тонга, Тувалу, Тунис, Туркменистан, Турция, Уганда, Узбекистан, Украина, Уругвай, Фиджи, Филиппины, Финляндия, Франция, ФРГ, Центральноафриканская
Республика, Чад, Чехословакия, Чили, Швейцария, Швеция, Шри Ланка, Эквадор, Экваториальная Гвинея, Эстония, Эфиопия, Югославия, Южно-Африканская Республика, Ямайка, Япония.
Глава II. КАК ХОРОНИЛИ ТЕТКУ ПИСАТЕЛЯ С.
2.1. ...Однако перед тем, как пуститься в свободное плавание, то есть делать всю жизнь то, что ему заблагорассудится, Безобразов все же вынужден был несколько лет потрудиться на коммунистов в тяжелых природных условиях северо-востока нашей родины. В частности, будучи инженером, много бродил в резиновых сапогах по ледяной воде и хрустящему снегу, отчего, как это выяснилось через много лет, заработал себе на ноги болезнь артрит, слегка досаждавшую ему, отчего и возникла еще до "перестройки" его относительно главная мечта о черных мягких башмаках на "липучках", в которых он чувствовал бы себя как в домашних тапочках. А еще он мечтал когда-нибудь побывать на шведском острове Готланд. И еще у него была одна мечта - о том, о чем не должен знать никто...
2.2. Мне, родные, становится совершенно смешно, когда я слышу от дураков, что в конце XX века и второго тысячелетия от Рождества Христова сильно упала нравственность. С чего бы это она, спрашивается, упала, когда, с одной стороны, существовал писатель Петроний, который зарезался в ванне, но перед этим, на самой, можно сказать, заре цивилизации описал различные древнеримские безобразия, связанные с сексом, пьянством и влечением к смерти, а с другой стороны - мне ль не знать, что творилось в наших домах и постелях, когда страною Россией правили коммунисты?
И вот я, когда вижу случайно по телевизору, как снова хорошо вещает о нравственности писатель С., как-то незаметно вернувшийся из эмиграции и поселившийся в глухой, но богатой избушке на самом краю Московской области, плавно переходящей в муромские леса, то мне сразу же вспоминается жаркий, застойный день лета 198... года, когда мы с товарищами хоронили его тетку.
А дело было так. Подлецы-большевики ненавидели писателя С. за его открытый нрав, любовь к России, мастерство и нравственность. Поэтому они организовали травлю его имени и произведений в печати, по радио, телевизору, а после и вообще докатились до того, что посадили его на самолет и выслали в Калифорнию, которой правил тогда будущий, а теперь бывший президент США Рональд Рейган, который тогда еще не был президентом США, а являлся всего лишь простым губернатором. Там писатель С., подобно Солженицыну и Сахарову, развернул знамя борьбы за демократию и нравственность в Советском Союзе, который тогда еще был, а сейчас которого уже нету, зато есть Россия и еще множество более мелких стран вроде Белоруссии, которой правит теперь какой-то лысый колхозник. Писатель С. убедительно, с присущими лишь ему волей, талантом и энергией доказывал по радио "Свобода", "Немецкая волна" и другим радиостанциям, что советский режим обречен, скоро коммунякам крышка и они обделаются жидким говном в самое ближайшее время.
И хотя ему никто не верил, большевики нервничали, злобствовали и надумали использовать против него самую подлую вещь, какую только может придумать нечестный человек, невзирая на обвальную глобализацию научно-технического прогресса.
А именно - они где-то откопали его тетку, больную сахарным диабетом, и под угрозой лишения ее жизненно важного инсулина заставили старуху написать на племянника в газетах всякую ерунду. Типа того, что он сам с женою-еврейкой, объедаясь продуктами из специального магазина для иностранцев и других шпионов, морил тетку голодом, а когда напивался пьян джином, виски и коктейлями, то даже стегал тетку плеткой-треххвосткой, вывезенной им из Северного Казахстана, где она носит название "камча".
Всякому, кто обладал в Советском Союзе хотя бы минимумом информации, было понятно, что это очередная злобная ложь, имеющая целью в очередной раз очернить великого человека, но такова была безнравственная сила советской пропаганды, что отдельные недалекие умы стали пережевывать эту "утку" в курильных помещениях советских контор, на стадионах, в пивных, где порой можно было услышать от нетрезвых людей, что "все они - одна лавочка, а ТВОЙ писатель С. поди и сам нерусский".
Все это, родные, сильно мучило меня, тайно, но резко настроенного против советской власти, поэтому я с громадным энтузиазмом воспринял телефонный звонок моего знакомого, а может быть, даже и друга Владимира К., вычищенного к тому времени из журнала "Вопросы философии" за публикацию своих идейно-ущербных сочинений на Западе, который сообщил мне, что с ним только что говорил другой наш знакомый, Вадим Б., выгнанный отовсюду примерно за то же, за что и Владимир К., тот самый Вадим, которому, в свою очередь, позвонил из Калифорнии сам писатель С. с просьбой похоронить его только что преставившуюся тетку, несмотря на то, что она оклеветала его, потому что больше хоронить ее в Советском Союзе некому.
Сказано - сделано. И вот мы уже в Заречье города Д. Московской области, хорошо известного мне, потому что я там когда-то жил, а также потому, что в городе этом, который всего лишь на восемь лет моложе Москвы, задолго до тетки помер князь-анархист Петр Кропоткин, разочаровавшийся в коммунизме, но прощенный большевиками, в чем каждый может убедиться, посетив отдельный закуток Красной площади, где имя князя выгравировано на высокой стеле вместе с именами других коммунистических предтеч и жертв.
Вступив под своды небогатой комнаты, мы с товарищами были поражены тем, что теткин гроб уже имелся там, обвитый искусственными цветами, а вокруг него сидели, пригорюнившись, на сосновых табуретках три пожилые женщины, которых язык не поворачивался назвать старухами. И правильно, что не поворачивался, как это выяснилось в дальнейшем.
Пожилые женщины, соседки и подруги, одна из которых, как это выяснилось в дальнейшем, была русской, другая - армянкой, а третья - ингерманландской финкой, встрепенулись в нашем присутствии, и похоронный механизм сразу же пришел в движение. Нам было объяснено, что тех жалких денег, которые мы собрали, вовсе не требуется, за все тайно УПЛОЧЕНО ПЛЕМЯННИКОМ, а требуется лишь МУЖСКАЯ СИЛА, чтобы сопроводить гроб до места его конечного назначения. Что мы и сделали, когда пришла черная машина похоронного бюро "Ритуал"... Немного постояли около разверстой могилы. Ветер трепал кудри Вадима Б., а наши с Владимиром К. кудри он не трепал, потому что я к тому времени уже изрядно облысел (скорей всего от временной работы на урановых месторождениях), а Володя почему-то был стрижен наголо, если мне не изменяет слабеющая не по дням, а по часам память.
- Ну, мы пошли,- сказали мы, когда окончательно закончилась скорбная работа ловких могильных лопат, и нанятый могильщик виртуозно придал земле, покрывшей тетку, известную всем кладбищенскую форму округлого, удлиненного прямоугольника, не забыв установить временную табличку с ее инициалами, фамилией, датой явления в этот мир и ухода из него, а также поломать свежие розы, купленные нами в процессе похорон. (Дабы их тут же не украли кладбищенские воры, воров развелось несчетно по стране, а может, это и всегда так было?)
- Как пошли? А помянуть? - сказали нам армянка, ингерманландская финка и наша соотечественница.- Все уже приготовлено, а иначе получится не по-русски,- подытожили они.
Так мы и оказались вновь в этом маленьком домике, где вскоре заблестели бутылки с водкой, перемежаемые обильной закуской, включающей в себя высокую стопку исходящих паром блинов.
Дело молодое - мы, надо признаться, изрядно переволновались тогда, проголодались и с аппетитом уплетали все те куски, которые подкладывали нам на тарелки заботливые женщины, и сами не чуравшиеся спиртного. В разговоре о жизненном пути покойной выяснилось, что она сильно переживала содеянную ею клевету, перед смертью целовала портрет племянника и злобно ругала большевиков за то, что они принудили ее сделать ЭТО, а она тем не менее все равно умирает. Общественно-политическую обстановку в стране наши сотрапезницы оценивали критически, с использованием ненормативной лексики, но о деятельности писателя С. тоже отзывались неодобрительно, именуя его "хорошим гусем".
- Ну, мы пошли,- наконец-то решились мы, когда погребальный стол был наконец опустошен, наши аргументы в защиту писателя С. иссякли, да к тому же и обстановка становилась странноватой, если не сказать грубее. Лица пьяных баб заалели от выпитой водки, одна из них затянула матерную частушку, другая все курила да курила, пуская дым красивыми кольцами, а третья публично сняла лифчик, на секунду продемонстрировав его содержимое и объяснив свой поступок тем, что он ей сегодня ЧЕГОЙ-ТО СИЛЬНО ТРЕТ.
- Как пошли? А кисельку? А сладенького кисельку, милые мальчики? захихикали и забормотали они, приближаясь к каждому из нас на опасное расстояние.
Мы и выскочили на улицу, где уже была ночь, но светила светлая луна, сопровождаемая мерцанием тоже довольно ярких звезд. Лаяли собаки. Старухи гнались за нами среди деревянных домов полтора квартала с развевающимися волосами, трясущимися частями тел и хриплыми зазывными воплями, как в аналогичном романе древнеримского писателя Петрония. Но молодость, как всегда, взяла свое, и мы, избыв погоню, счастливо попали на последнюю электричку до Москвы, радостно обсуждая случившееся под стук железных колес.
Владимир К. в 1987 году умер в казенной больнице от затяжной болезни, чуть-чуть не дожив до своей посмертной славы, Вадим Б. погиб у так называемого Белого дома в дни так называемого Второго коммунистического путча 1993 года. Я, родные, как видите, пока еще временно живой, как и все остальные жители планеты. Как и все вы, родные.
2.3. Автомобили, авторское право, агитпроп, азартные игры, алкоголизм, амнистия, антисоветские выступления, балет, бытовое обслуживание, видео, восстания, генералы и маршалы, госпремии, гомосексуализм, деньги, дети, джинсы, жевательная резинка, женщины, жилищный вопрос, злоупотребление служебным положением, золото, инакомыслие, КГБ, кладбища, комендантский час, комсомол, контрабанда, кофе, культура, курение, ленинские премии, массовая информация, милиция, МРОТ, награждения, наказание, налоги, наркотики, НЛО, Нобелевские премии, новый класс - советская элита, обыски, общество "Родина", озера, очковтирательство, паразиты, патриотизм, пацифизм, переброска вод северных рек, пережитки прошлого, перестройка, переворот, план "Коломбо", побеги из СССР, подпольная литература, порнография, поэзия, права человека, продукты питания, прокуратура, промискуитет, проституция, пыльные бури, пьянство и самогоноварение, репетиторство, самиздат, сексопатология, село, сионизм, славянское движение, снежный человек, советский человек, соревнование двух систем, Сталин и сталинизм, старики, тюрьмы и заключенные, троцкизм, угрозы советские, философия, физика, фото, футурология, химия, "холодная война", художники, хулиганство и пьянство, цветомузыка, цензура, цены, черный рынок, элеваторно-складское хозяйство, эмблемы и символы, эмиграция, энциклопедии, эротика, юмор, ЮНЕСКО, ядерное, ярмарки (базары, рынки), я (Евгений Попов).
Глава III. ВОЛШЕБНОЕ Г-НО
3.1. ...И вот Безобразов покупает в компании "Аэрофлот" экономичный апексный билет "туда-обратно", приземляется в аэропорту города Стокгольм (Швеция), едет в автобусе, садится на паром и прибывает в морской порт Висбю, расположенный на острове Готланд, про который (остров) он всегда знал следующее:
- что остров этот, самый большой в Швеции, зелен и живописен чрезвычайно;
- и, омываемый прохладными даже в июле водами Балтийского моря, возвращает, если повезет, добрым людям молодость или, на худой конец, уменьшает содержащееся в них количество зла, прогрессирующего по мере движения человека от родильного дома к погосту и являющегося основной причиной человеческой смертности;
- а кроме того, на этом острове бывший советский человек может культурно отдохнуть и временно обогатить себя беспорядочными знаниями и бесполезными практическими сведениями о чужой жизни, которой никогда не было и не будет в Советском Союзе, но которую планируют ввести в действие на территории нашей страны России некоторые ее новые правители, всерьез и надолго очарованные социализмом, пускай даже и шведским...
3.2. Как известно, советские люди были очень тароваты на простые искрометные экзистенциальные шутки, и не было им равных в мире по части, например, чтобы прибить галоши в раздевалке гвоздями к полу или помочиться с целью веселого обмана в порожнюю пивную бутылку. Старый рабочий с искривленным позвоночником рассказывал мне в 1974 году в бане города Д. Московской области, что он служил мальчонкой на Морозовском мануфактурном производстве, где прошел путь от неграмотного пастуха-подпаска до мастера-наладчика электрических станков. Что у них там была футбольная команда с тренером-англичанином во главе, а также общеобразовательная школа. Тем не менее, когда грянула революция 1917 года, они все же не удержались и, посадив управляющего мануфактурой в двуручную одноосную тачку, под смех и улюлюканье других пролетариев выкатили прислужника эксплуататоров за ворота, наказав никогда сюда больше носу не совать, если он, конечно, не хочет, чтобы ему этот длинный нос прищемили.
Пораженный его рассказом, я указал ему на другого банного человека, чей позвоночник был искривлен настолько, что в профиль этот голый человек слегка напоминал небрежно написанную русскую букву "Э", и тут же поинтересовался: кто есть этот человек, чья голова постоянно заглядывала в собственную промежность? Любопытство мое было удовлетворено рассказом о том, что это не кто иной, как бывший вертухай из местных, служивший в далекие 30-е годы на строящемся большевиками канале Москва - Волга и там изрядно зверствовавший. Его бывшие подопечные, дождавшись очистительного XX съезда, развенчавшего ошибки коммунистического тирана Сталина и определившего новый правильный путь к коммунизму, взяли темной ночкой бывшего вохровца за руки, за ноги и сильно трахнули задом о выступающий на поверхность земли мощный сосновый корень, отчего горбатый навечно сделался инвалидом и теперь получает неплохую пенсию. Рассказчик добавил, что канал этот построен "на костях" и все старожилы здешних мест прекрасно помнят, как по ночам чекистские грузовики сгружали в глухих этих местах северо-востока Московской области горы трупов бывших людей, погибших от дизентерии и пеллагры, закапывая их "под бульдозер" в неверном свете временных прожекторов. Увлекшись, он обещал мне показать один из этих случайно оставшихся и ныне проржавелых прожекторов, но я вскоре покинул город Д. и старого рабочего с тех пор больше не встречал на планете, отчего не могу сообщить, вследствие каких причин был искривлен и его собственный позвоночник. Замечу лишь, что через некоторое время до Москвы доехала книга "Архипелаг ГУЛАГ", и реалистический рассказ рабочего стал мне окончательно близок.
Мастер Хаос
Открытая мультиагентная литературная система
с послесловием ученого человека
ОГЛАВЛЕНИЕ
ГЛАВА I. ВЕТЕР ПЕРЕМЕН
ГЛАВА II. КАК ХОРОНИЛИ ТЕТКУ ПИСАТЕЛЯ С.
ГЛАВА III. ВОЛШЕБНОЕ Г-НО
ГЛАВА IV. ВЛЮБЛЕННЫЙ АГРОНОМ
ГЛАВА V. КУЛЬТПОХОД В КРЕМЛЬ
ГЛАВА VI. STINK
ГЛАВА VII. ПРИЗНАНИЕ КОЗЛОВА (И БАРАНОВА)
ГЛАВА VIII. ГДЕ ТОЛЬКО ЛЮДИ НЕ ЖИВУТ
ГЛАВА IX. НОВЫЕ ШТАНЫ АНДРЕЯ ПОЗДЕЕВА
ГЛАВА X. СЧАСТЛИВЫЕ ГЛАЗА
ГЛАВА XI. ИСЧЕЗНУВШИЙ КРЕСТ
ГЛАВА XII. ИСТОРИЯ С ФИНЛЯНДИЕЙ, КАК...
ГЛАВА XIII. КЛАДБИЩЕ ГОРОДА ВИСБЮ
ГЛАВА XIV. ЧУЖИЕ ДЕНЬГИ
ГЛАВА XV. КАКОЙ БОЛЬШОЙ ВЕТЕР НА ОСТРОВЕ
ГОТЛАНД (ШВЕЦИЯ)
ГЛАВА XVI. СТАЛИН И ДР. НА СТРАСТНОМ БУЛЬВАРЕ
ГЛАВА XVII. ЛАГЕРЬ
ГЛАВА XVIII. РОДОСЛОВНОЕ ДРЕВО
ПОСЛЕСЛОВИЕ. ВЛАДИМИР А. ВИТТИХ, д. т. н., профессор, директор Института проблем управления сложными системами (ИПУСС) РАН. ЦЕЛОЕ
БОЛЬШЕ СУММЫ СВОИХ ЧАСТЕЙ
Всем претерпевшим от Хаоса
Хорошо, когда хотя бы одна человеческая мечта рано или поздно сбывается. А вот если сбываются сразу две, три мечты, то это может оказаться даже очень и очень плохо. Случай с одиноким господином Безобразовым, скорбная весть о полном исчезновении которого докатилась до Москвы незадолго до начала Третьей мировой войны, является наглядным подтверждением этой тривиальной истины.
А ведь начиналось все так хорошо, так хорошо...
Глава I. ВЕТЕР ПЕРЕМЕН
1.1. Господин Безобразов, этот стареющий российский подданный, родившийся сразу же после прошлой (Второй) мировой войны в городе К., стоящем на великой сибирской реке Е., впадающей в Ледовитый океан, до 7-го класса средней школы был круглым отличником, далее стал получать четверки, тройки, двойки и единицы, пить водку и курить. После чего поступил в Московский геолого-разведочный институт им. С. Орджоникидзе на отделение разведки урановых месторождений, но по специальности практически не работал, счастливо избежав распределения в те потаенные военизированные места Империи, где молодым специалистам платили тогда кучу денег за секретность и грядущую потерю здоровья, связанную с обвальной глобализацией научно-технического прогресса, хаотические результаты которого многократно превзошли самые смелые ожидания...
1.2. Эта нижеприведенная быль приключилась в самом начале конца перестройки, когда россияне и другие советские люди еще не расползлись по всему миру, как раки из произведений писателя Гоголя, и их поэтому все охотно приглашали, чтобы послушать всякие эти взволнованные свидетельства о том, как ветер перемен выдувает вонь и озонирует воздух в огромном треснувшем железобетонном лагерном бараке под названием СССР.
Не был исключением и я. Отпущенный еле тлевшей тогда советской властью на временную побывку в Германию, я был немедленно приглашен лично бундесканцлером ФРГ Гельмутом Колем на съезд его реакционной правящей партии CDU, известной у меня на родине под названием ХДС. Съезд вследствие все тех же перемен должен был состояться не в каком-нибудь там пивном Мюнхене или воздушном Кельне, а на новых немецких землях, в бывшем гэдээровском городе Франкфурт-на-Одере, расположенном непосредственно на границе Германии и Польши.
Где мне и предстояло сделать длинный доклад все о том же. Кроме того, мне предлагалось поучаствовать в дискуссии с красавицей-антисоветчицей Ангелой Меркель, которая в дальнейшем занимала какой-то важный пост в правительстве, а чем занимается сейчас, когда Коля заменили на социалиста, я решительно не знаю.
Поселенный в гэдээровской гостинице, которая своим облезлым видом, текущими в никуда унитазами, некогда проблеванными, но химически вычищенными "паласами" живо напомнила мне аналогичную восьмиэтажную гостиницу в бывшем городе Калинин (Тверь), я весь вечер готовился к докладу - волновался, курил, писал тезисы, а наутро вышел прогуляться, чтобы понять, где я все-таки нахожусь.
Пройдя по пустым рассветным улочкам древнего города, сильно пострадавшего во время прошлой (Второй) мировой войны, и обнаружив, что именно здесь, оказывается, родился и жил знаменитый драматург Клейст (о чем свидетельствовала мемориальная доска), я вдруг понял, что уже стою на границе: широкий мост через Одер манил меня прогуляться пешком в Польшу, что я немедленно и сделал, вовсе не задумываясь о последствиях своего легкомысленного поступка.
Было, повторяю, раннее утро. Немецкий солдат мною совершенно не заинтересовался, скрытый в будке с немецким нарисованным орлом, и вот я уже и в Польше, где на славянской окраине моста сидел небритый и, очевидно, польский гражданин, с ходу предложивший мне купить у него по спекулятивной цене выцветший блок сигарет "Мальборо", от чего я, естественно, отказался и тут же зашагал обратно в Германию.
Однако на самой середине моста (тут начинаются странности) отчего-то остановился, почему-то вынул свою "краснокожую паспортину" с золотым тиснением "СССР" и зачем-то принялся все это внимательно разглядывать.
Все дальнейшее помню, как сейчас! Вот этот бетонный мост, где всякая дрянь, состоящая из прутьев, досок, автомобильных шин и песка, намыла маленький островок вокруг мостового центрального "быка"... вот ветер веет, воет и свистит вокруг меня и подо мной, вдоль широкой мутной белесой слепящей польско-немецкой реки... вот восходит солнце, резче становятся тени, колеблется рябь, и я держу в руках свой паспорт, основной документ гражданина СССР, страны, которой больше нет.
СССР, значит... Ослабела, что ль, моя рука или еще что, но ветер вдруг вырвал мой документ, понес его над водами. Паспорт, раскрытый на всех страницах, взмыл вдруг в невидимом и неведомом турбулентном потоке и воспарил над мутной белесой слепящей бездной.
Ледяной ужас охватил все мое существо. И вовсе не потому, что я струсил грядущих объяснений с СОВЕТСКИМИ, которые скажут мне, что раз я потерял такую священную вещь, как советский паспорт, то никуда я до конца дней своих больше не поеду, как, кстати, никуда практически не ездил и до этой странной поездки. Чего бояться? Темные дни миновали, товарищи! Час, знаете ли, искупленья пробил... Но! Я вдруг живо представил другое: как меня, беспаспортного, гонит тычками обратно в Польшу проснувшийся немецкий солдат, а польский спекулянт оказывается не простым гражданином, и в Польшу меня тоже не пускают.
Я поселяюсь на мосту. Обживаю слабый остров, намытый дрянью. Варю суп в консервной банке. Устанавливаю дипломатические отношения сначала с Польшей и Германией, а потом и с любимой Россией. Обо мне пишут в газетах. Богатею. Строю вертикальный дом, где на первом этаже расположится оффшорный банк, а на втором - сами знаете что. Помогаю родной сторонушке с ее "неокрепшей демократией". И так далее...
Ветер трепал меня, крутил, забивал воздухом легкие, и со мной вдруг на секунду случилось то, чего не бывало со мной доселе и не будет больше нигде и никогда. Понимаете, мне трудно это объяснять... Не хочу, да и время еще не пристало... Но мне внезапно все стало ясно, как выражался упомянутый писатель Гоголь, "во все концы света". В частности, я вдруг понял, что в 1991 году в Москве будет коммунистический путч, потом коммунисты будут судить коммунистов, но коммунисты же коммунистов оправдают, вследствие чего в 1993 году будет путч другой, который закончится перманентной бессмыслицей; что в перспективе пульсирует Чечня, в августе 1998-го в России непременно случится финансовый кризис, а в 1999-м обязательно заполыхает на Балканах, после чего китайцы высадятся на Луне, Финляндия проголосует за монархию, по Москве-реке будет ездить на велосипеде человек, похожий на Маркса, вздрогнет Америка. Понимал я, что счастье мое на острове если и состоится, то будет совершенно недолгим: в 1997 году придет обширное наводнение, и остров этот снесет осенней ночкой вместе со мной неизвестно куда. Мне и еще кой-что стало в ту минуту ясно, да говорю же, что не пришло еще время обо всем рассказывать и никогда, по-видимому, не придет.
Зато на смену ледяному ужасу пришло отчаянное отупение, и я, раз уже все так сложилось, решил сигануть с этого моста вниз головой враз и навсегда.
Как вдруг (да, именно, опять "вдруг", а не постепенно) я увидел, что нечто красное, шелестя крыльями, приближается ко мне. И, больно ударив меня острым коленкоровым уголком в нос, под ноги мне, как битая птица, вновь падает утраченный, казалось бы, навсегда советский паспорт. (Что такое турбулентные вихри, я, кстати, слабо представляю, потому что невнимательно учился в школе, до 7-го класса был круглым отличником, а потом стал получать тройки, двойки, единицы, пить водку и курить.)
Я этот паспорт сразу же - хвать, дрожа от радости! Ибо все проблемы были, таким образом, мгновенно решены. Я мгновенно и уверенно зашагал в сторону неметчины, куда и был пропущен после небольших формальностей.
Вскоре я уверенно выступил со своим докладом, и мне пожал руку сам канцлер Коль, а господин Фолькер Руэ, про которого я узнал (на мосту, в период озарения), что он скоро станет министром обороны, сказал мне ободряющие, ласковые, интеллигентные слова. Я хотел предупредить Коля, что в 1999 году Германии придется бомбить Сербию, но вовремя сообразил, что Коль к этому уже не будет иметь никакого отношения. С Ангелой Меркель нам дискутировать было не о чем, красавица она и есть красавица, хоть и антисоветчица, да к тому же мы думали с ней обо всем совершенно одинаково, потому что она родилась в ГДР. Тем не менее мы все же блестяще провели дискуссию, и все ХДСники, а их было там немало, из разных стран, остались нами очень довольны.
После чего я и покинул город Франкфурт-на-Одере, где родился и жил драматург Клейст. Перед отлетом на родину из берлинского аэропорта Тегель я смеху ради обмотал кисть правой руки носовым платком. И сказал провожавшим меня немецким друзьям-славистам, что хочу показать малолетнему сыну Васе эту принадлежащую мне человеческую конечность, которую пожимал сам бундесканцлер Гельмут Коль.
- Ты бы лучше вымыл руки,- брезгливо сказали мне немецкие друзья-слависты, все сплошь бывшие левые, разочаровавшиеся в коммунизме, но не утратившие боевого духа студенческих волнений 1968 года, когда они жгли чужие машины и трахались на баррикадах, составленных из школьных парт и все тех же чужих машин.
Помнится, шутка эта мне в тот раз не понравилась. Не нравится и теперь. Начальников не любит никто, нигде и никогда. Нет в мире порядка и никогда не будет. Но и это важное обстоятельство отнюдь не повод для вселенской грусти, о которой писал еще писатель Гоголь, чей 200-летний юбилей в 2009 году закончится только я один знаю чем.
1.3. Австралия, Австрия, Азербайджан, Албания, Алжир, Англия, Ангола, Андорра, Армения, Афганистан, Бангладеш, Барбадос, Басутоленд, Беларусь, Бельгия, Бирма, Болгария, Ботсвана, Бразилия, Бруней, Буркина-Фасо, Бурунди, Бутан, Ватикан, Венгрия, Венесуэла, Вьетнам, Габон, Гаити, Гайана, Гамбия, Гана, Гваделупа, Гватемала, Гвиана, Гвинея, Гвинея-Бисау, ГДР (была да вся вышла), Голландия, Гренада, Греция, Грузия, Дания, Доминиканская Республика, Египет, Заир, Занзибар, Западная Сахара, Израиль, Индия, Индонезия, Иордания, Ирак, Иран, Ирландия, Исландия, Италия, Йемен, Казахстан, Камерун, Кампучия, Канада, Кения, Кипр, Кирибати, Китай, Колумбия, Конго, Корея Северная, Корея Южная, Коста-Рика, Куба, Кувейт, Кыргызстан, Лаос, Латвия, Либерия, Ливан, Литва, Лихтенштейн, Люксембург, Маврикий, Мавритания, Мадагаскар, Малави, Малайская Федерация, Мали, Мальдивы, Мальта, Марокко, Мартиника, Мексика, Мозамбик, Молдова, Монако, Монголия, Нагорный Карабах, Намибия, Науру, Непал, Нечерноземная зона, Нигер, Нигерия, Никарагуа, Новая Зеландия, Новые Гебриды, Норвегия, Оман, Пакистан, Палестина, Панама, Папуа Новая Гвинея, Парагвай, Перу, Поволжье, Польша, Португалия, Пуэрто-Рико, Родезия, Россия, Румыния, Сальвадор, Сан-Марино, Сан-Томе и Принсипи, Саудовская Аравия, Свазиленд, Сейшельские острова, Сенегал, Сент-Винсент и Гренадины, Сент-Люсия, Сибирь, Сикким, Сингапур, Сирия, Соломоновы острова, Сомали, Судан, Суринам, США, Сьерра-Леоне, Таджикистан, Тайвань, Тибет, Того, Тонга, Тувалу, Тунис, Туркменистан, Турция, Уганда, Узбекистан, Украина, Уругвай, Фиджи, Филиппины, Финляндия, Франция, ФРГ, Центральноафриканская
Республика, Чад, Чехословакия, Чили, Швейцария, Швеция, Шри Ланка, Эквадор, Экваториальная Гвинея, Эстония, Эфиопия, Югославия, Южно-Африканская Республика, Ямайка, Япония.
Глава II. КАК ХОРОНИЛИ ТЕТКУ ПИСАТЕЛЯ С.
2.1. ...Однако перед тем, как пуститься в свободное плавание, то есть делать всю жизнь то, что ему заблагорассудится, Безобразов все же вынужден был несколько лет потрудиться на коммунистов в тяжелых природных условиях северо-востока нашей родины. В частности, будучи инженером, много бродил в резиновых сапогах по ледяной воде и хрустящему снегу, отчего, как это выяснилось через много лет, заработал себе на ноги болезнь артрит, слегка досаждавшую ему, отчего и возникла еще до "перестройки" его относительно главная мечта о черных мягких башмаках на "липучках", в которых он чувствовал бы себя как в домашних тапочках. А еще он мечтал когда-нибудь побывать на шведском острове Готланд. И еще у него была одна мечта - о том, о чем не должен знать никто...
2.2. Мне, родные, становится совершенно смешно, когда я слышу от дураков, что в конце XX века и второго тысячелетия от Рождества Христова сильно упала нравственность. С чего бы это она, спрашивается, упала, когда, с одной стороны, существовал писатель Петроний, который зарезался в ванне, но перед этим, на самой, можно сказать, заре цивилизации описал различные древнеримские безобразия, связанные с сексом, пьянством и влечением к смерти, а с другой стороны - мне ль не знать, что творилось в наших домах и постелях, когда страною Россией правили коммунисты?
И вот я, когда вижу случайно по телевизору, как снова хорошо вещает о нравственности писатель С., как-то незаметно вернувшийся из эмиграции и поселившийся в глухой, но богатой избушке на самом краю Московской области, плавно переходящей в муромские леса, то мне сразу же вспоминается жаркий, застойный день лета 198... года, когда мы с товарищами хоронили его тетку.
А дело было так. Подлецы-большевики ненавидели писателя С. за его открытый нрав, любовь к России, мастерство и нравственность. Поэтому они организовали травлю его имени и произведений в печати, по радио, телевизору, а после и вообще докатились до того, что посадили его на самолет и выслали в Калифорнию, которой правил тогда будущий, а теперь бывший президент США Рональд Рейган, который тогда еще не был президентом США, а являлся всего лишь простым губернатором. Там писатель С., подобно Солженицыну и Сахарову, развернул знамя борьбы за демократию и нравственность в Советском Союзе, который тогда еще был, а сейчас которого уже нету, зато есть Россия и еще множество более мелких стран вроде Белоруссии, которой правит теперь какой-то лысый колхозник. Писатель С. убедительно, с присущими лишь ему волей, талантом и энергией доказывал по радио "Свобода", "Немецкая волна" и другим радиостанциям, что советский режим обречен, скоро коммунякам крышка и они обделаются жидким говном в самое ближайшее время.
И хотя ему никто не верил, большевики нервничали, злобствовали и надумали использовать против него самую подлую вещь, какую только может придумать нечестный человек, невзирая на обвальную глобализацию научно-технического прогресса.
А именно - они где-то откопали его тетку, больную сахарным диабетом, и под угрозой лишения ее жизненно важного инсулина заставили старуху написать на племянника в газетах всякую ерунду. Типа того, что он сам с женою-еврейкой, объедаясь продуктами из специального магазина для иностранцев и других шпионов, морил тетку голодом, а когда напивался пьян джином, виски и коктейлями, то даже стегал тетку плеткой-треххвосткой, вывезенной им из Северного Казахстана, где она носит название "камча".
Всякому, кто обладал в Советском Союзе хотя бы минимумом информации, было понятно, что это очередная злобная ложь, имеющая целью в очередной раз очернить великого человека, но такова была безнравственная сила советской пропаганды, что отдельные недалекие умы стали пережевывать эту "утку" в курильных помещениях советских контор, на стадионах, в пивных, где порой можно было услышать от нетрезвых людей, что "все они - одна лавочка, а ТВОЙ писатель С. поди и сам нерусский".
Все это, родные, сильно мучило меня, тайно, но резко настроенного против советской власти, поэтому я с громадным энтузиазмом воспринял телефонный звонок моего знакомого, а может быть, даже и друга Владимира К., вычищенного к тому времени из журнала "Вопросы философии" за публикацию своих идейно-ущербных сочинений на Западе, который сообщил мне, что с ним только что говорил другой наш знакомый, Вадим Б., выгнанный отовсюду примерно за то же, за что и Владимир К., тот самый Вадим, которому, в свою очередь, позвонил из Калифорнии сам писатель С. с просьбой похоронить его только что преставившуюся тетку, несмотря на то, что она оклеветала его, потому что больше хоронить ее в Советском Союзе некому.
Сказано - сделано. И вот мы уже в Заречье города Д. Московской области, хорошо известного мне, потому что я там когда-то жил, а также потому, что в городе этом, который всего лишь на восемь лет моложе Москвы, задолго до тетки помер князь-анархист Петр Кропоткин, разочаровавшийся в коммунизме, но прощенный большевиками, в чем каждый может убедиться, посетив отдельный закуток Красной площади, где имя князя выгравировано на высокой стеле вместе с именами других коммунистических предтеч и жертв.
Вступив под своды небогатой комнаты, мы с товарищами были поражены тем, что теткин гроб уже имелся там, обвитый искусственными цветами, а вокруг него сидели, пригорюнившись, на сосновых табуретках три пожилые женщины, которых язык не поворачивался назвать старухами. И правильно, что не поворачивался, как это выяснилось в дальнейшем.
Пожилые женщины, соседки и подруги, одна из которых, как это выяснилось в дальнейшем, была русской, другая - армянкой, а третья - ингерманландской финкой, встрепенулись в нашем присутствии, и похоронный механизм сразу же пришел в движение. Нам было объяснено, что тех жалких денег, которые мы собрали, вовсе не требуется, за все тайно УПЛОЧЕНО ПЛЕМЯННИКОМ, а требуется лишь МУЖСКАЯ СИЛА, чтобы сопроводить гроб до места его конечного назначения. Что мы и сделали, когда пришла черная машина похоронного бюро "Ритуал"... Немного постояли около разверстой могилы. Ветер трепал кудри Вадима Б., а наши с Владимиром К. кудри он не трепал, потому что я к тому времени уже изрядно облысел (скорей всего от временной работы на урановых месторождениях), а Володя почему-то был стрижен наголо, если мне не изменяет слабеющая не по дням, а по часам память.
- Ну, мы пошли,- сказали мы, когда окончательно закончилась скорбная работа ловких могильных лопат, и нанятый могильщик виртуозно придал земле, покрывшей тетку, известную всем кладбищенскую форму округлого, удлиненного прямоугольника, не забыв установить временную табличку с ее инициалами, фамилией, датой явления в этот мир и ухода из него, а также поломать свежие розы, купленные нами в процессе похорон. (Дабы их тут же не украли кладбищенские воры, воров развелось несчетно по стране, а может, это и всегда так было?)
- Как пошли? А помянуть? - сказали нам армянка, ингерманландская финка и наша соотечественница.- Все уже приготовлено, а иначе получится не по-русски,- подытожили они.
Так мы и оказались вновь в этом маленьком домике, где вскоре заблестели бутылки с водкой, перемежаемые обильной закуской, включающей в себя высокую стопку исходящих паром блинов.
Дело молодое - мы, надо признаться, изрядно переволновались тогда, проголодались и с аппетитом уплетали все те куски, которые подкладывали нам на тарелки заботливые женщины, и сами не чуравшиеся спиртного. В разговоре о жизненном пути покойной выяснилось, что она сильно переживала содеянную ею клевету, перед смертью целовала портрет племянника и злобно ругала большевиков за то, что они принудили ее сделать ЭТО, а она тем не менее все равно умирает. Общественно-политическую обстановку в стране наши сотрапезницы оценивали критически, с использованием ненормативной лексики, но о деятельности писателя С. тоже отзывались неодобрительно, именуя его "хорошим гусем".
- Ну, мы пошли,- наконец-то решились мы, когда погребальный стол был наконец опустошен, наши аргументы в защиту писателя С. иссякли, да к тому же и обстановка становилась странноватой, если не сказать грубее. Лица пьяных баб заалели от выпитой водки, одна из них затянула матерную частушку, другая все курила да курила, пуская дым красивыми кольцами, а третья публично сняла лифчик, на секунду продемонстрировав его содержимое и объяснив свой поступок тем, что он ей сегодня ЧЕГОЙ-ТО СИЛЬНО ТРЕТ.
- Как пошли? А кисельку? А сладенького кисельку, милые мальчики? захихикали и забормотали они, приближаясь к каждому из нас на опасное расстояние.
Мы и выскочили на улицу, где уже была ночь, но светила светлая луна, сопровождаемая мерцанием тоже довольно ярких звезд. Лаяли собаки. Старухи гнались за нами среди деревянных домов полтора квартала с развевающимися волосами, трясущимися частями тел и хриплыми зазывными воплями, как в аналогичном романе древнеримского писателя Петрония. Но молодость, как всегда, взяла свое, и мы, избыв погоню, счастливо попали на последнюю электричку до Москвы, радостно обсуждая случившееся под стук железных колес.
Владимир К. в 1987 году умер в казенной больнице от затяжной болезни, чуть-чуть не дожив до своей посмертной славы, Вадим Б. погиб у так называемого Белого дома в дни так называемого Второго коммунистического путча 1993 года. Я, родные, как видите, пока еще временно живой, как и все остальные жители планеты. Как и все вы, родные.
2.3. Автомобили, авторское право, агитпроп, азартные игры, алкоголизм, амнистия, антисоветские выступления, балет, бытовое обслуживание, видео, восстания, генералы и маршалы, госпремии, гомосексуализм, деньги, дети, джинсы, жевательная резинка, женщины, жилищный вопрос, злоупотребление служебным положением, золото, инакомыслие, КГБ, кладбища, комендантский час, комсомол, контрабанда, кофе, культура, курение, ленинские премии, массовая информация, милиция, МРОТ, награждения, наказание, налоги, наркотики, НЛО, Нобелевские премии, новый класс - советская элита, обыски, общество "Родина", озера, очковтирательство, паразиты, патриотизм, пацифизм, переброска вод северных рек, пережитки прошлого, перестройка, переворот, план "Коломбо", побеги из СССР, подпольная литература, порнография, поэзия, права человека, продукты питания, прокуратура, промискуитет, проституция, пыльные бури, пьянство и самогоноварение, репетиторство, самиздат, сексопатология, село, сионизм, славянское движение, снежный человек, советский человек, соревнование двух систем, Сталин и сталинизм, старики, тюрьмы и заключенные, троцкизм, угрозы советские, философия, физика, фото, футурология, химия, "холодная война", художники, хулиганство и пьянство, цветомузыка, цензура, цены, черный рынок, элеваторно-складское хозяйство, эмблемы и символы, эмиграция, энциклопедии, эротика, юмор, ЮНЕСКО, ядерное, ярмарки (базары, рынки), я (Евгений Попов).
Глава III. ВОЛШЕБНОЕ Г-НО
3.1. ...И вот Безобразов покупает в компании "Аэрофлот" экономичный апексный билет "туда-обратно", приземляется в аэропорту города Стокгольм (Швеция), едет в автобусе, садится на паром и прибывает в морской порт Висбю, расположенный на острове Готланд, про который (остров) он всегда знал следующее:
- что остров этот, самый большой в Швеции, зелен и живописен чрезвычайно;
- и, омываемый прохладными даже в июле водами Балтийского моря, возвращает, если повезет, добрым людям молодость или, на худой конец, уменьшает содержащееся в них количество зла, прогрессирующего по мере движения человека от родильного дома к погосту и являющегося основной причиной человеческой смертности;
- а кроме того, на этом острове бывший советский человек может культурно отдохнуть и временно обогатить себя беспорядочными знаниями и бесполезными практическими сведениями о чужой жизни, которой никогда не было и не будет в Советском Союзе, но которую планируют ввести в действие на территории нашей страны России некоторые ее новые правители, всерьез и надолго очарованные социализмом, пускай даже и шведским...
3.2. Как известно, советские люди были очень тароваты на простые искрометные экзистенциальные шутки, и не было им равных в мире по части, например, чтобы прибить галоши в раздевалке гвоздями к полу или помочиться с целью веселого обмана в порожнюю пивную бутылку. Старый рабочий с искривленным позвоночником рассказывал мне в 1974 году в бане города Д. Московской области, что он служил мальчонкой на Морозовском мануфактурном производстве, где прошел путь от неграмотного пастуха-подпаска до мастера-наладчика электрических станков. Что у них там была футбольная команда с тренером-англичанином во главе, а также общеобразовательная школа. Тем не менее, когда грянула революция 1917 года, они все же не удержались и, посадив управляющего мануфактурой в двуручную одноосную тачку, под смех и улюлюканье других пролетариев выкатили прислужника эксплуататоров за ворота, наказав никогда сюда больше носу не совать, если он, конечно, не хочет, чтобы ему этот длинный нос прищемили.
Пораженный его рассказом, я указал ему на другого банного человека, чей позвоночник был искривлен настолько, что в профиль этот голый человек слегка напоминал небрежно написанную русскую букву "Э", и тут же поинтересовался: кто есть этот человек, чья голова постоянно заглядывала в собственную промежность? Любопытство мое было удовлетворено рассказом о том, что это не кто иной, как бывший вертухай из местных, служивший в далекие 30-е годы на строящемся большевиками канале Москва - Волга и там изрядно зверствовавший. Его бывшие подопечные, дождавшись очистительного XX съезда, развенчавшего ошибки коммунистического тирана Сталина и определившего новый правильный путь к коммунизму, взяли темной ночкой бывшего вохровца за руки, за ноги и сильно трахнули задом о выступающий на поверхность земли мощный сосновый корень, отчего горбатый навечно сделался инвалидом и теперь получает неплохую пенсию. Рассказчик добавил, что канал этот построен "на костях" и все старожилы здешних мест прекрасно помнят, как по ночам чекистские грузовики сгружали в глухих этих местах северо-востока Московской области горы трупов бывших людей, погибших от дизентерии и пеллагры, закапывая их "под бульдозер" в неверном свете временных прожекторов. Увлекшись, он обещал мне показать один из этих случайно оставшихся и ныне проржавелых прожекторов, но я вскоре покинул город Д. и старого рабочего с тех пор больше не встречал на планете, отчего не могу сообщить, вследствие каких причин был искривлен и его собственный позвоночник. Замечу лишь, что через некоторое время до Москвы доехала книга "Архипелаг ГУЛАГ", и реалистический рассказ рабочего стал мне окончательно близок.