– А как бы ты, если все-таки предок?
   – Взял бы деньгами, наверное. Правда, если бы муру какую-нибудь иностранцу втюхать за кругленькую сумму – это можно не сомневаться, а здесь, если посмотреть... Продал бы.
   – Но ведь навсегда дорога закроется на второй этаж!
   – Чего?.. Думаешь, выше нас кто-то живет? Дитенок – веришь в побасенки. Выкинь из головы.
   ...Вспоминал Мастера, изготовившего печать; гравера, написавшего «письмо патриарха» золотыми буковками-картинками. «Неужели нет лучшей жизни? Разве мы обречены умереть, так и не увидев ничего хорошего?» – думал он...
   – Выйдешь за меня? – спросил он, глядя на нее выжидающе.
   – Чтобы ты меня потом проклял?
   – Но почему именно ты должна родить недоразвитого ребенка? Комплексуешь, подруга. Продам «Георгия» – заплатим доктору, чтоб без осечки. Мы найдем лучшего доктора.
   – Я десять лет прожила в Саржале... Обе мои сестры, сам знаешь, родили уродов. Странно... Что-то я не совсем понимаю. Может, тебе плохо со мной? Зачем завел этот разговор?
   – Ты хотела бы жить там? – Он поднял глаза к потолку.
   – Что я – муха?
   – Но ведь должна же быть надежда... Верить надо!
   – Лечиться тебе пора. Чего глаза-то выпучил?
   ...Вглядываясь в электрический полумрак вестибюля. На скамейке под фонарным столбом кто-то спал, натянув на голову пиджак и поджав ноги к подбородку.
   – Что бы ты сделал, имея много денег? – спросил он.
   Бомж хлопал глазами, почесывая небритую щеку. Сказал:
   – Вступил бы в кооператив, машину взял бы, дачу. Долги раздал... У тебя сигаретки не будет?
   – А если останется еще на сто машин и дач?
   – Да... Понимаю. – Бомж, наморщив лоб, вздохнул, достал папиросы, закурил... – Сдавайся. Все равно посадят. Уж лучше самому, добровольно. Правильно я рассуждаю?
   – Пошли ко мне. Чего ты будешь на лавке маяться? У меня щи есть, разогреем.
   Бомж усмехнулся и отрицательно покачал головой:
   – Сам... Сам расхлебывай. Мне больше пятнадцати суток не дадут, если что. По мелочам работаю. А ты, видать, еще тот гусь. Вышака схлопотать можешь.
   – Ошибаешься, друг. – Он вытянул из кармана кредитку: – Бери. Позавтракаешь утром.
   Бомж отвел протянутые деньги:
   – Не надо. Хотя... Пусть будет так, будто ты покупаешь у меня книгу. – Он расстегнул рубаху и достал из-за пазухи...
   Шекспир, пятый том.
   – Берешь?.. Да ты не думай – в трамвае нашел. Забыл кто-то. Вот... Титульный лист без штампа. Я бы вернул хозяину, да где его искать?
   – Тогда возьми. – Он протянул бомжу еще одну кредитку... Скажи, а ты веришь, что там кто-то живет? – Он показал пальцем на потолок.
   – Не знаю. Один мой знакомый говорил, что двадцать годов там обретался. А я? Думаешь, у меня всегда была такая помятая морда?
   Он опять стоял у окна.
   Утром запаковал «Георгия» в плотную бумагу и отнес на почту. Отправив посылку, решил зайти к Антиквару, чтобы подарить ему купленный у бомжа том Шекспира.
   Антиквар напоил гостя вкусным кофе и предложил для храма все свои иконы:
   – Зачем они мне? Пусть и другие любуются.
   Он, странное дело, не удивился решению Антиквара и сказал:
   – Пошлите почтой. Патриарх будет рад подарку.
   – Что вы! Почту за честь лично вручить. Очень, знаете ли, хочется увидеть его, поговорить, порадоваться вместе. У меня неплохая подборка икон мастеров Новгорода. Да вы извольте сами взглянуть...
   – Прямо не верится, что это пришло почтой. Не ошибаетесь? Может, другой кто писал?
   – Симон это, и разговора нет. Всадник, обратите внимание, на Алексея Михайловича похож, если верить рисунку из Титулярника 1672 года. Симон... Он и рисунки для шитых образов на знамена царских полков делал.
   – Хоть бы одним глазом на дарителя посмотреть!
   – Ноги, смотрите, как палочки. Вспоминаю его Марию Египетскую... Это олифа черноту дает, а краски под ней светлые по тону, нежные. Стыдно сказать, если бы я имел эту икону, не отдал бы в храм – любовался бы один. Он ведь, Ушаков, слово знал. И в остроге сидел... Кстати, мы и сейчас на его узоры серебряные в ювелирных магазинах смотрим.
   Выйдя от Антиквара, ощутил чувство удовлетворения. Шел по коридору и насвистывал себе под нос веселый мотивчик. В одной из ниш, освещенной ярким светом прожектора, стояли добротные леса, на которых два дюжих мужика, устроившись на ящиках из-под импортных консервов, пили кефир.
   Он прошел бы мимо, но что-то остановило.
   – Кто старается? – спросил, поздоровавшись. Работяга назвал известную фамилию.
   – Так бесполезно же. Только время тратите. Работяги закончили перерыв и включили компрессор.
   – А ты иди, парень, не зашибить бы.
   Отбойные молотки ударили в потолок. Затянувшаяся за время распития кефира выемка в потолке вновь начала увеличиваться. Посыпалась штукатурка.
   – А вы хоть верите? – во всю глотку крикнул он.
   – Иди, дорогой, иди, – попросил подошедший сзади мужчина с пронзительными глазами под козырьком норковой фуражки. – Они деньги за это получают. Не мешай им.
   – Ухожу, ухожу.
   Он свернул к фонтану. Несколько минут с удивлением и любопытством наблюдал, как на его глазах гипсовая женщина с веслом превращается в стройную мраморную гречанку. Оглянулся, потому что перестал работать компрессор. Да и сам компрессор исчез. И ниша пуста. Вроде и людей в коридоре меньше.
   – Это хорошо, что вы еще здесь! – крикнул, подбегая к фонтану, Антиквар. – Шекспир-то, знаете ли, не мой. Взял, перелистнул и увидел библиотечный штамп. Смотрите...
   – И верно – штамп. Странно.
   – Вот именно! Ведь я, прежде чем взять у вас... Но не это главное: где находится библиотека – на втором этаже?
   Он соображал медленно, как обычно. Эта мраморная гречанка, вылупившаяся из женщины с веслом, исчезновение компрессора и работяг, штурмующих потолок... Опять же и стены вокруг: нет облупившейся краски, дурацких надписей.
   – А я в книжный магазин забежал и обалдел: Цветаевой двухтомник лежит. Пастернак... Покупай все, что хочешь! И очереди нет. Идемте ко мне, прошу вас. Боюсь, что я схожу с ума.
   И он сделал вывод:
   – Наверное, кто-то из высокого начальства сюда едет.
   Они пили кофе в квартире Антиквара.
   Хозяин хотел задернуть штору, но замер, потому что за стеклом не увидел вестибюля с его вечным дневным гомоном спешащих по делам людей.
   – И все же я схожу с ума, – прошептал Антиквар. – Идите сюда. Посмотрите.
   Они увидели чистое поле, усыпанное васильками. С высоты второго этажа цветы казались голубым ковром.
   Прошло время, и он опять проснулся среди ночи и долго смотрел в потолок. Он вдруг уверовал, что есть и третий, и...