Страница:
– Хорошо. – Принц улыбнулся. – Вы сделаете это. Более того, я могу разрешить вам навестить ваших близких… Не всем, не в городе. Ты, кажется, говорил, что часть твоих воинов родом из деревень?
– Да, есть такие… – Несауа с волнением посмотрел на своего господина. – Ты и в самом деле хочешь им разрешить…
– Клянусь всеми богами! Правда, нужно будет поторопиться, чтобы к утру быть здесь. Надеюсь, твои воины знают здесь все горные тропы?
– О, еще бы! – В карих глазах юноши сверкнули гордость и надежда. – Благодарю тебя, вождь. Так я могу сказать им?
– Да. Ведь это же твои люди.
С улыбкой на устах Несауа быстро прошел вперед, догоняя своих… Потом так же быстро вернулся – караван еще не успел миновать перевал:
– Я сказал им. Они благодарят тебя, вождь. Трое парней – Тесомок, Каушколаушки, Куаштлак. Они могут сейчас идти?
– Да. Пока не стемнело.
Караван насчитывал человек с полсотни: купцы, приказчики, носильщики, а также, вдобавок к ним, художники и писцы, старшим над которыми как раз и считался Куатемок, пышно именовавшийся «летописцем Белого Тескатлипоки», как иногда называли Кецалькоатля. Все семеро воинов принца также проходили по ведомству писцов, кроме того, в художниках значился юный Сиуатетепек и некая девушка Тескаль – «растирательница красок».
– Она красавица, – как-то, еще в самом начале, одобрительно прищелкнул пальцами добродушный Иштлак. И тут же скривился: – Но уж больно тощая! Скажу прямо, уважаемый летописец, в случае чего такую сложно будет принести в жертву – боги могут и обидеться.
– Ничего, – цинично ухмыльнулся принц. – Зато она знает толк в искусстве обращения с людьми.
– Я почему-то именно так и подумал!
Купец расхохотался, похлопал юношу по плечу и больше уже не докучал расспросами, разве что вечерами, на привалах, любил послушать всякие россказни о древних правителях и богах. О, Куатемок много чего порассказывал ему о великом тлатоани Асотле!
Для привала выбрали местечко на берегу ручья, сразу за горным кряжем. Вьючных животных не было; не нужно было кого-то поить, кормить, пасти – все заботились о себе сами. Пока еще не стемнело, разложили костры, успев наловить в ручье рыбы. Из своих припасов варили бобы и кукурузную кашу-атолли, обильно сдабривая все красным и желтым перцем.
Кто-то из купцов даже угостил Куатемока куском жаренной на углях утки – по пути многие торговцы охотились, насколько позволяло время.
– Хорошая утка, – прожевав, похвалил принц. – Вкусная.
– О, я знаю толк в готовке! – рассмеялся купец. – Ведь моя вторая жена родом из Тепейака, а там любят вкусно поесть.
– А где ж не любят? – Куатемок улыбнулся, увидев, как купец пристально посмотрел на уходящих тлашкаланцев, и тут же пояснил: – Я послал своих слуг поискать охру… Здесь бывает…
– Найдут! – уверенно отозвался собеседник. – Правильно – пускай, пока не стемнело, хоть кто-то займется делом.
Он был хорош собой, этот торговец с приветливым лицом и большими, чуть навыкате глазами и оказался веселым собеседником… И собутыльником, что – тсс!!! – выяснилось чуть позже, когда все уже улеглись.
Вот тогда он и объявился снова у лагеря «художников и летописцев». Пришел не один – его сопровождал Несауа.
Куатемок как раз собирался спать – уже закутался, укрылся циновкой…
– Не помешал?
– О боги, Некок, это ты?
– Да, вот решил тебя навестить… Помнишь, ты говорил, что не прочь бы выпить?
Последнюю фразу Некок – так звали этого навязчивого купца – произнес заговорщическим шепотом и даже подмигнул, что было хорошо видно в мягком свете луны.
– Я говорил?!
– Ну да. А то кто же? Слушай, твой слуга, что, вообще никогда не спит?
– Несауа? Нет… просто он очень ответственный.
– Едва не треснул меня дубиной! – пожаловался Некок. – Ух, вражина!
– Этот купец пробирался к тебе незаметно, словно койот к добыче, – не глядя на торговца, пояснил Несауа. – Вот я и подумал, что враг. С чего б так таиться?
– «С чего б»? – сварливо передразнил купчина. – Видать, ты, парень, из дальней деревни…
– Теперь вижу, что был не прав. – Несауа улыбнулся. – Так я могу идти, господин?
– Да-да. – Куатемок ласково потрепал юношу по плечу. – Иди, мой верный страж, занимайся своим делом.
– Эк ты его! – с удобством располагаясь на циновке, хохотнул торговец.
За спиной его висел небольшой плетеный короб, в который художники обычно складывают краски, а ремесленники – свои инструменты.
– А я тебя не сразу признал, – сняв короб, негромко произнес Некок. – Все поначалу гадал: ты, не ты… Не подходил даже. Вот, сегодня только решился – предложил как бы в шутку выпить… И сразу понял: ты! Догадался по твоим глазам. Помнишь храм Тласольтеотль? Ну, тот, в Ацтакалько?
– Храм богини плотских грехов? – с волнением произнес юноша.
Ха! Еще бы не помнить. Только… Только это все осталось в той, другой жизни, когда он еще был Асотлем и не был тлатоани…
Хм, странно. Купец его явно путает с кем-то другим… или вводит в заблуждение намеренно. Тогда зачем ему это надо?
– Ацтакалько… Квартал цапель.
– Ну да, ну да, западный квартал… Наконец-то ты вспомнил!
Молодой купец радостно ткнул юношу в бок:
– Хха!!! Наконец-то! Ну, давай хоть обнимемся, что ли?
– Д-давай…
Обнялись. Похлопали друг дружку по спинам. Снова уселись. В темном небе ярко светила луна, отбрасывая от валявшихся повсюду камней размытые черные тени. Порывы холодного ветра со скрипом раскачивали пахучие ветви сосен.
Вообще здесь было хорошо – этакий горный оазис, курорт… Вот только холодновато. Да и ситуация, мягко говоря, странная. Чего этому купчине все-таки надобно?
– Давно хотел с тобой познакомиться… Правда, не думал, что ты писец… Ты ж всем говорил, что служишь у ювелира. Теперь понимаю: таился. Да мы все там таились… Ну! Вижу, вижу, давно уж у тебя заблестели глаза… Вот!
С торжествующим видом торговец раскрыл свой короб, вытащив оттуда… большую, тускло блеснувшую серебром флягу и две базальтовые плошки. Вытащил и торопливо разлил:
– Ну, наконец-то… Уж не сомневайся, дружище, сейчас мы с тобой утолим жажду! Ну!
Куатемок едва сдерживал смех. Ну конечно – с кем еще его и спутать, как не с пьяницей? Да, действительно, он поддержал разговор о вине, случайную фразу, оказавшуюся вовсе не случайной. Наверное, он и в самом деле был похож на какого-то ювелира, завсегдатая злачных мест.
Теперь понятна радость Некока – пьяницы, к которым отношение в Теночтитлане было, мягко говоря, не самое терпимое. Нет, разрешалось иногда чуть-чуть, по большим храмовым праздникам, взрослым мужчинам и старикам – старикам, тем даже побольше. Но именно что иногда и очень немного. Вино – «октли» – по сути, бражка из агавы и ягод, но, если хорошая, цепляла неплохо.
Эта была хороша! Очень даже хороша!
– Ммм!!!
– Что? Понравилось? Я так и знал. Ну, ставь чашку.
А он смелый парень, это купец! По законам ацтеков – и не только ацтеков – пьянство каралось немедленной смертью. Только крестьянам дозволялось остаться в живых… до второго случая. Что же касается всех остальных – ремесленников, почтека, свободных художников, даже знати-пилли, – смерть! Только смерть!
Опасное это было занятие – бражничать. Опасное и оттого очень и очень притягательное!
Куатемок-Асотль-Перепелкин невольно вспомнил детство – портвейн в песочнице, картонный стакан на шестерых, торопливый глоток… ириска… И ощущение чего-то такого… что недоступно простым смертным – всяким там отличникам-комсомольцам… хотя, что уж говорить, и они…
Вот как сейчас!
– Кто это там у тебя ходит, дружище Куа?
«Куа» – именно так и назвался Куатемок, опять же простенько и со вкусом.
– Где?
– Да вон там, за камнем. – Некок показал где.
Собутыльники насторожились: все же они сейчас занимались не очень-то хорошим делом, в глазах законопослушных обывателей – так и вовсе страшным, примерно как принимать наркоту. Кстати, наркотики здесь тоже употребляли, даже, пожалуй, куда как чаще бражки: черный древесный гриб и известный многим по книгам Карлоса Кастанеды кактус-пейотль. Правда, делали это в основном жрецы… Но этих жрецов было много, очень много…
Принц вытянул шею:
– Где, ты говоришь, ходят?
– Да вон же, за камнем! Вон-вон… Ха, девчонка! – всмотревшись, облегченно выдохнул купец. – Наверное, пописать пошла – куда же еще-то? Кстати, хорошая у тебя девчонка, дружище Куа! Я давно заметил… только вот слишком уж тощая. Спишь с ней? Тогда правильно, что взял. Ну, давай-ка еще выпьем…
Куатемок и не заметил, как потеплело, нет, не на улице – на сердце, в душе. Славный парень этот Некок… нет, в самом деле славный. Бражки вот принес… Молодец.
– Кстати, у белых людей, ну, к кому мы идем, тоже есть вино, – заглотив очередную чашку, шепотом поведал торговец. – Я пробовал – кислое.
– Так, может, у них и хорошее есть.
– Может… Придем – спросим. Дадут!
– Слышь, дружище… А ты этих белых прямо вот так, как меня, видел?
– Ну да. – Некок хохотнул. – Прямо вот как тебя. В точности!
– И какие они? Страшные?
– Страшные? – Торговец почесал затылок. – Да не сказал бы. Да, есть там и со светлыми волосами, и даже с красными… Но кожа их не намного светлее нашей и, знаешь, темнеет на солнце. Обычаи у них интересные – вино пить не запрещено, наоборот даже. А бог у них один, не как у нас – много. Бог креста. Зовут – Ишуатль Хриштопильцин. Они говорят: очень хороший бог, во всем им помогает и не требует никаких жертв. Только молитвы.
– Так это ведь неплохо.
– Вот и я говорю: странно. Ну что, еще по одной? Долью уж до конца, ладно?
– Давай. Чувствую – уж долго ты терпел, дружище!
Снова выпили. Посидели. Посмотрели на луну. Некок предложил было закурить, да лень было ворошить в костре угли.
Кстати, вернулась ли на свое место Тескаль?
– У меня там есть один друг… ну, у белых, – немного помолчав, похвастал торговец. – Зовут Бернатль. Бернатль Диас. Смешное имечко, правда?
– Да уж, забавное. А кто он?
– Обычный воин. Правда, хорошего рода и очень любознательный. Все выспрашивал меня о наших обычаях – как живем, что едим, как знакомимся с девушками.
– А про наших богов не выспрашивал?
– Не. Они про наших богов уже знают. И отзываются очень даже нехорошо. Прямо так и говорят: кровожадные. Как будто наши боги – Тескатлипока, Уицилопочтли, Тлалок – кровожадные!
– Да уж, да уж. – Куатемок едва сдержал горькую усмешку. – Какие ж они кровожадные? Наоборот совсем… Кровь ведь нужна им не для себя, а для того чтобы не остановилось солнце.
– Ну, это нам с тобой ясно. – Купец убрал опустевшую флягу в короб. – А они, вишь, не понимают.
– Так, может, не хотят понять?
– Может, и так, – согласился торговец. – Я, знаешь, не силен в таких спорах. Вот если там чего продать, обменять – это другое дело.
– А ты видел их главного? Правда, что он похож на Кецалькоатля? Или даже – сам Кецалькоатль, как говорят жрецы?
Некок неожиданно рассмеялся:
– Не знаю, что там говорят жрецы, но на божество белый касик нисколечко не похож. Обычный мужчина.
– А как вы общались?
– Я немного знаю язык южных племен. А там есть один белый, Херонитль его имя, так он провел много лет в рабстве у одного южного касика, пока его не освободили эшпаньйотль.
– Кто?
– Эшпаньйотль. Так себя называют белые люди.
Собутыльники и не заметили, что засиделись далеко за полночь. Да что там за полночь – на западе, за горами, уже занималась заря, а над головой резко светлело небо. Полная луна, словно вдруг застыдившаяся жрица продажной любви, вдруг вспомнила, что нехорошо этак вот бесстыдно маячить на виду у всех. Побледнела, спала с лица, потихоньку закатываясь за скалу и уступая место сонному солнцу, которое уже очень скоро должно было показаться.
Некок вскоре ушел, чуть пошатываясь, и молодой принц остался расслабленно сидеть, привалившись спиной к смолистому стволу сосны. Сидел, наслаждался звуками пробуждающейся природы и думал. Все-таки он хорошо провел эту ночь. Нашел себе приятеля… и много чего узнал.
– Господин! – Взволнованный голос Несауа вывел принца из полузабытья. – Там, внизу, я слышал какой-то крик. Кажется, женский. Прикажешь разбудить всех?
– Нет. Сначала мы посмотрим вдвоем.
Следом за молодым воином Куатемок спустился к ручью по узкой, вьющейся меж деревьями и камнями тропе.
– Кричали оттуда. – Обернувшись, Несауа показал рукой.
Куатемок крепче сжал в руке дубину:
– Идем.
От ручья стелился туман, легкий, невесомый, почти прозрачный, он холодил ноги и не давал в подробностях рассмотреть то, что было там, впереди, куда показывал Несауа, все расплывалось в дымке – камни, деревья, кусты…
Чу! Что-то шевельнулось в кустах…
Несауа схватил дротик…
– Тескаль! Ты как здесь, Зеркальце?
Вот уж кого Куатемок никак не ожидал увидеть. Хотя… да, Зеркальце поднималась ночью… Но ведь не писала же до утра! Или… может, живот схватило?
– Я встала… искупаться, люблю с утра… – Девушка вся дрожала. – Спустилась к ручью, а там… там…
– Да что там-то?
Уже не слушая Тескаль, они рванулись разом, Куатемок и Несауа… и обнаружили за камнями, в зарослях папоротников, лежащее ничком тело.
Молодой парень, юноша, подросток…
– А ну-ка перевернем… О боги!!! Мертв!
Слева, в боку, под сердцем, зияла рана… ударили копьем… или обсидиановым ножом. Хороший удар… профессиональный…
– Каушколаушки… – с горечью произнес Несауа. – Один из наших.
Куатемок это и сам уже видел. Убитый оказался одним из тех троих молодых тлашкаланцев, что были отпущены навестить своих. Каушколаушки… странная смерть.
– Кто бы мог это сделать? Тескаль, не дрожи! Что ты видела?
– Вот его… Вот этого мертвого и видела. Испугалась – думала, сейчас и меня…
– Чего испугалась? Что, было чего бояться?
– Там кусты… они так странно дрожали.
Девушка показала рукой – где.
– Я посмотрю! – Несауа бросился в указанном направлении… за ним и Куатемок, мало ли там что может случиться?
Густые деревья склонялись прямо к ручью – ивы, ракиты, орешник. Внизу, меж стволами, росли колючие кусты и папоротники… И никого!
Впрочем…
Куатемок прислушался и в три прыжка нагнал затаившегося за большим валуном тлашкаланца:
– Там, в орешнике…
– Я вижу…
Обменявшись репликами, оба застыли в ожидании. Несауа приготовил метательное копье, Куатемок крепче сжал дубину. Он бы, конечно, предпочел макуавитль, но зачем меч чиновному бюрократу-писарю?
Крона орешника шевельнулась, не очень сильно, чуть-чуть… а вот дернулся папоротник… Кто-то шел! Нет, даже не шел – пробирался. И очень быстро! Вот он выскочил прямо у камня… Дубиной его в башку!!!
– Стой, вождь! Это же…
Тьфу ты, черт! Чуть не угробил, а ведь так хорошо примерился. Как раз бы угодил между глаз… Своему собственному охраннику – Тесомоку.
– Где Куаштлак? – поднявшись из-за камня, строго поинтересовался Несауа.
– Идет сзади. – Увидев своего командира, молодой воин улыбнулся – очень молодой! мальчик! – и не удержался, похвастался: – Я видел свою родню. Рассказал им… только про себя, конечно. Ведь это не зазорно – служить храброму и могучему вождю.
– Конечно, не зазорно, парень! Ага… кто это там топочет, словно беременный пекари? Куаштлак, не иначе… Да, он. Эй, эй, Куаштлак – мы здесь, не проходи мимо.
– А я и не прохожу. – Юноша улыбнулся. – Давно уже вас приметил. Болтаете на весь лес! Я потому и не таился, шел, как пекари…
– Хм, пекари… Пошли. Взглянете на своего дружка, братцы…
– Его убили ножом, – еще раз внимательно осмотрев тело, авторитетно заявил Несауа. – И бил – жрец. Посмотрите, как поставлен удар – все для того, чтобы удобнее выхватить сердце.
– Жрец? Откуда здесь жрецы, в этих диких и безлюдных горах? – Куатемок обнимал за плечи всхлипывающую Тескаль. – Да не реви ты! Чего уж теперь?
– Стра-ашно…
Страшно ей…
Убили охранника! Теперь вот думай что хочешь. Кто? Зачем? Почему? Разбойники? Какая-нибудь бродячая шайка? Очень может быть. Только что они забыли в этих безлюдных местах? Ха! Так, наверное, их привлек караван – следовало быть осторожными.
– Его надо похоронить, – тихо заметил Несауа. – И похоронить достойно.
– Конечно, похороним, – тут же уверил принц. – А вообще-то, хорошо бы найти убийцу… Не нравятся мне такие странные смерти, не нравятся!
Несауа только хмыкнул:
– А кому нравятся?
Погибшего парня похоронили в земле, забросав могилу камнями, хотя многие тлашкаланцы предпочитали сжигать своих покойников, но в родном селении Каушколаушки так не поступали, а потому все приличия были соблюдены – и это было куда важнее, нежели отомстить убийце. Отомстить можно и после, главное – отыскать кому.
– Отыщем, – в один голос заверили Тесомок с Кауштлаком. – Разреши заглянуть по пути на маисовое поле, господин? Предупредим своих… Они скажут охотникам. От наших охотников еще никто не уходил!
– Да будет так, – с грустью махнул рукой принц. – Все-таки жаль погибшего… Это был хороший воин.
– Он и умер как воин, – улыбнулся Несауа. – Чего жалеть? Нам всем бы такую смерть, верно, парни?!
Парни – все пятеро – разом кивнули. Шестым был Несауа, седьмой лежал сейчас под камнями в могиле.
Славная смерть. Смерть от ножа. От раны. Славная. И – странная. Кто же это мог быть? Разбойники ли?
– Может, и они, – подумав, согласился Некок. – Очень даже запросто.
– Но здесь же безлюдье! А не за нашим ли караваном они следят?
– Не думаю. – Купец покачал головой, и с ним тотчас же согласился и подошедший староста караванщиков Иштлак. – Здесь просто не может быть никаких крупных шаек – не прокормиться. Тотонаки тоже не забредают так далеко. Да, они враги нам, ацтекам, но и тлашкаланцам тоже. Так что вряд ли это тотонаки, скорее просто какие-нибудь беглецы, желающие поживиться. Как вороны – схватить и поскорей убежать. Этот парень, твой слуга, просто случайно увидел их… за что и поплатился. Увы! Одно радует – умер он славно.
Куатемок усмехнулся:
– Вот уж это – да. И все же, я полагаю, нам всем следует быть куда более осторожными. Этак, по одному, они могут перебить всех.
Оба купца засмеялись:
– Ну уж это – вряд ли!
Хорошие попались попутчики Куатемоку. Веселые. А и правда – чего грустить-то? Шли хорошо, быстро, уже завтра к вечеру должна была показаться Халапа, а оттуда до Семпоалы – рукой подать. А Семпоала – это уже совсем рядом от белых. От белых богов? Посланцев Кецалькоатля, вернувшихся отомстить за своего изгнанного когда-то бога? А не сам ли Кецалькоатль с ними?
Пугая потихоньку отбивавшийся от кровавых обрядов народ, именно так и говорили жрецы. Сволочи – и это еще мягко сказано!
Глава 5
Конкистадоры оказались такими, какими их Куатемок и представлял: бородатые, грязные, в смешных узких панталонах с широкими разрезными буфами и потертых камзолах. На болотистом берегу, словно нельзя было найти более подходящее место, испанцы – точнее, работавшие на них индейцы, присланные местным касиком, – строили крепость, закладывая основу города, который назвали Вилья-Рика-де-ла-Вера-Крус – «Богатый город Истинного Креста».
Был ли крест истинным – вопрос спорный, но о богатстве речи пока не шло, самыми богатыми были, конечно, дары Моктекусомы.
Едва передохнув, почтека принялись расстилать на сухом месте циновки, которые покрыли длинными хлопчатыми покрывалами, а уже сверху выложили подарки, и в первую очередь – большой сияющий золотой диск с изображением солнца и многочисленными рисунками самой искусной работы. Диск этот вызвал такое восхищение испанцев, какого многим ацтекам до сих пор и не приходилось видеть. Ну, подумаешь, золото… золото и золото – чего в нем такого? Впрочем, для конкистадоров золото означало все – независимость, власть, богатство. Собственно, именно за этим они сюда и явились.
Кроме вызвавшего всеобщее восхищение солнечного диска, был подарен еще и серебряный, изображавший луну, а кроме того – целый шлем золотого песка, фигурки из золота, золотые и серебряные гребни, головные уборы из драгоценных перьев кецаля, тюки прекрасных тканей из тончайшего хлопка, да много-много всякого разного, от чего у конкистадоров загорелись глаза, да так и сияли – алчностью, серебром, золотом.
Подарки очень понравились, и сам касик Кортес – приятный лицом мужчина (кабальеро, как называли его эшпаньотль) – настойчиво упрашивал Иштлака о встрече с Моктекусомой… О, конкистадорам нужно было попасть в Теночтитлан, который они, со слов живших здесь тотонаков, называли Мехико – «город мешиков»; этот город, столица сказочного Эльдорадо, манил их своим нестерпимым золотым блеском, заставляя алчно чесаться руки и наливаться кровью глаза.
Иштлак, как и положено, на все заманчивые предложения относительно встречи Кортеса с тлатоани отвечал твердым отказом. Куатемок на протяжении всей беседы скромненько стоял в стороне, чутко прислушиваясь. Впрочем, и не только он один – уж больно интересно шел разговор: очень красивая девушка, индеанка, как понял принц, подружка Кортеса, переводила с языка ацтеков науатль на наречие южных племен майя, а уже с их языка на испанский толмачил некий изможденный, заросший кудлатой бородой субъект, тот самый Херонитль, о котором уже говорил Некок, по-настоящему – Херонимо Агилар, так его звали.
Кортес и все его вожди – «капитаны» – живо интересовались образом жизни ацтеков и их правителем, а еще больше – золотыми приисками и крепостными стенами Теночтитлана, куда – это было хорошо видно – им не терпелось поскорее попасть. Для чего? Это тоже было совершенно ясно. Напасть! Захватить! Разграбить! Об этом не говорили, но все читалось в глазах. Затем и явились!
Ушлый Иштлак умело затягивал переговоры, что-то рассказывал о тотонаках и тлашкаланцах, потом попросил разрешения зарисовать весь быт пришельцев. Такое разрешение Кортес милостиво дал и даже приказал одному из своих капитанов – чрезвычайно красивому и приветливому молодому человеку по имени Педро Альварадо – устроить показательные скачки и артиллерийский бой.
Ах как неслись закованные в металлические латы всадники! Хрипели лошади, развевались на сверкающих шлемах страусиные перья, комья грязи летели из-под копыт прямо в лица изумленных зрителей. В глазах индейцев Куатемок заметил ужас – уж больно странными казались им эти существа – лошади. Да, пожалуй, именно кавалерия произвела самое неизгладимое впечатление на всех посланцев, куда большее, чем артиллерийская пальба, стрельба из аркебуз и даже корабли, большие и малые. С собранными парусами, они покачивались на волнах на рейде нового города. Огромные, словно скалы!
– Вот это каноэ! – раскрыв рот, восхищенно произнес Сиуатетепек. – Интересно, сколько людей в них поместится?
– Думаю, что там не только люди, но и лошади – вот эти странные звери, и пу… те устройства, что мечут молнии, – быстро пояснил Куатемок.
И, усмехнувшись, посоветовал приятелю закрыть рот и быстренько зарисовать все.
– О, да, да, – спохватился тот. – Ты видишь – я это и делаю. Вот краски, вот… Только можно я буду рисовать не странных зверей и не молнии, а вот их… – Парнишка кивнул на корабли. – Очень уж красивые! Как мечта.
Куатемок только вздохнул да хлопнул юношу по плечу:
– Рисуй, рисуй, мечтатель.
О, вот когда Куатемок-Перепелкин-Асотль пожалел, что не знал испанского. Да, он неплохо говорил по-французски, хуже – по-английски, по-немецки и фински мог сказать пару фраз, а вот испанского не знал вообще. Увы!
А нужно было обязательно научиться!
Кстати, присланные по совету хитроумных жрецов костюмы – Тескатлипоки и Кецалькоатля – не произвели на Кортеса особого впечатления, и ни один из них надевать он не стал – с чего бы? Куатемоку это было ясно с самого начала, а вот Иштлак остался в задумчивости: что доложить тлатоани?
Испанцы – их было довольно много, человек триста, может, и больше, и это только тех, кто шлялся меж рядов с подарками, меча алчные взгляды, – вели себя довольно непринужденно: смеялись, что-то пытались спрашивать, в основном, конечно же, использовали жесты.
Одного из них, судя по шрамам, бывалого рубаку, с тяжелой шпагой – скорее даже узким мечом в потертых бархатных ножнах – сильно заинтересовало метательное копье Несауа. Испанец протянул руку, потрогал… потом притащил аркебуз – тяжелое ружье с фитильным замком, довольно надежное уже в это время.
Тлашкаланец уважительно погладил ствол аркебузы, что-то спросил. Конкистадор улыбнулся, показал жестом: бах, бах!
– Бах! Бах! – под хохот испанцев повторил Несауа и что-то сказал…
– Он хочет попробовать выстрелить, – через Малинче, или донью Марину, – так звали подружку Кортеса, пользующуюся, судя по всему, нешуточным уважением, – перевел Херонимо Агилар. – Дайте ему, Франческо. Только сперва покажите – как.
Конкистадор показал – и все заинтересованно смотрели, даже Куатемок и оторвавшийся на миг от своих кораблей Сиуа.
– Да, есть такие… – Несауа с волнением посмотрел на своего господина. – Ты и в самом деле хочешь им разрешить…
– Клянусь всеми богами! Правда, нужно будет поторопиться, чтобы к утру быть здесь. Надеюсь, твои воины знают здесь все горные тропы?
– О, еще бы! – В карих глазах юноши сверкнули гордость и надежда. – Благодарю тебя, вождь. Так я могу сказать им?
– Да. Ведь это же твои люди.
С улыбкой на устах Несауа быстро прошел вперед, догоняя своих… Потом так же быстро вернулся – караван еще не успел миновать перевал:
– Я сказал им. Они благодарят тебя, вождь. Трое парней – Тесомок, Каушколаушки, Куаштлак. Они могут сейчас идти?
– Да. Пока не стемнело.
Караван насчитывал человек с полсотни: купцы, приказчики, носильщики, а также, вдобавок к ним, художники и писцы, старшим над которыми как раз и считался Куатемок, пышно именовавшийся «летописцем Белого Тескатлипоки», как иногда называли Кецалькоатля. Все семеро воинов принца также проходили по ведомству писцов, кроме того, в художниках значился юный Сиуатетепек и некая девушка Тескаль – «растирательница красок».
– Она красавица, – как-то, еще в самом начале, одобрительно прищелкнул пальцами добродушный Иштлак. И тут же скривился: – Но уж больно тощая! Скажу прямо, уважаемый летописец, в случае чего такую сложно будет принести в жертву – боги могут и обидеться.
– Ничего, – цинично ухмыльнулся принц. – Зато она знает толк в искусстве обращения с людьми.
– Я почему-то именно так и подумал!
Купец расхохотался, похлопал юношу по плечу и больше уже не докучал расспросами, разве что вечерами, на привалах, любил послушать всякие россказни о древних правителях и богах. О, Куатемок много чего порассказывал ему о великом тлатоани Асотле!
Для привала выбрали местечко на берегу ручья, сразу за горным кряжем. Вьючных животных не было; не нужно было кого-то поить, кормить, пасти – все заботились о себе сами. Пока еще не стемнело, разложили костры, успев наловить в ручье рыбы. Из своих припасов варили бобы и кукурузную кашу-атолли, обильно сдабривая все красным и желтым перцем.
Кто-то из купцов даже угостил Куатемока куском жаренной на углях утки – по пути многие торговцы охотились, насколько позволяло время.
– Хорошая утка, – прожевав, похвалил принц. – Вкусная.
– О, я знаю толк в готовке! – рассмеялся купец. – Ведь моя вторая жена родом из Тепейака, а там любят вкусно поесть.
– А где ж не любят? – Куатемок улыбнулся, увидев, как купец пристально посмотрел на уходящих тлашкаланцев, и тут же пояснил: – Я послал своих слуг поискать охру… Здесь бывает…
– Найдут! – уверенно отозвался собеседник. – Правильно – пускай, пока не стемнело, хоть кто-то займется делом.
Он был хорош собой, этот торговец с приветливым лицом и большими, чуть навыкате глазами и оказался веселым собеседником… И собутыльником, что – тсс!!! – выяснилось чуть позже, когда все уже улеглись.
Вот тогда он и объявился снова у лагеря «художников и летописцев». Пришел не один – его сопровождал Несауа.
Куатемок как раз собирался спать – уже закутался, укрылся циновкой…
– Не помешал?
– О боги, Некок, это ты?
– Да, вот решил тебя навестить… Помнишь, ты говорил, что не прочь бы выпить?
Последнюю фразу Некок – так звали этого навязчивого купца – произнес заговорщическим шепотом и даже подмигнул, что было хорошо видно в мягком свете луны.
– Я говорил?!
– Ну да. А то кто же? Слушай, твой слуга, что, вообще никогда не спит?
– Несауа? Нет… просто он очень ответственный.
– Едва не треснул меня дубиной! – пожаловался Некок. – Ух, вражина!
– Этот купец пробирался к тебе незаметно, словно койот к добыче, – не глядя на торговца, пояснил Несауа. – Вот я и подумал, что враг. С чего б так таиться?
– «С чего б»? – сварливо передразнил купчина. – Видать, ты, парень, из дальней деревни…
– Теперь вижу, что был не прав. – Несауа улыбнулся. – Так я могу идти, господин?
– Да-да. – Куатемок ласково потрепал юношу по плечу. – Иди, мой верный страж, занимайся своим делом.
– Эк ты его! – с удобством располагаясь на циновке, хохотнул торговец.
За спиной его висел небольшой плетеный короб, в который художники обычно складывают краски, а ремесленники – свои инструменты.
– А я тебя не сразу признал, – сняв короб, негромко произнес Некок. – Все поначалу гадал: ты, не ты… Не подходил даже. Вот, сегодня только решился – предложил как бы в шутку выпить… И сразу понял: ты! Догадался по твоим глазам. Помнишь храм Тласольтеотль? Ну, тот, в Ацтакалько?
– Храм богини плотских грехов? – с волнением произнес юноша.
Ха! Еще бы не помнить. Только… Только это все осталось в той, другой жизни, когда он еще был Асотлем и не был тлатоани…
Хм, странно. Купец его явно путает с кем-то другим… или вводит в заблуждение намеренно. Тогда зачем ему это надо?
– Ацтакалько… Квартал цапель.
– Ну да, ну да, западный квартал… Наконец-то ты вспомнил!
Молодой купец радостно ткнул юношу в бок:
– Хха!!! Наконец-то! Ну, давай хоть обнимемся, что ли?
– Д-давай…
Обнялись. Похлопали друг дружку по спинам. Снова уселись. В темном небе ярко светила луна, отбрасывая от валявшихся повсюду камней размытые черные тени. Порывы холодного ветра со скрипом раскачивали пахучие ветви сосен.
Вообще здесь было хорошо – этакий горный оазис, курорт… Вот только холодновато. Да и ситуация, мягко говоря, странная. Чего этому купчине все-таки надобно?
– Давно хотел с тобой познакомиться… Правда, не думал, что ты писец… Ты ж всем говорил, что служишь у ювелира. Теперь понимаю: таился. Да мы все там таились… Ну! Вижу, вижу, давно уж у тебя заблестели глаза… Вот!
С торжествующим видом торговец раскрыл свой короб, вытащив оттуда… большую, тускло блеснувшую серебром флягу и две базальтовые плошки. Вытащил и торопливо разлил:
– Ну, наконец-то… Уж не сомневайся, дружище, сейчас мы с тобой утолим жажду! Ну!
Куатемок едва сдерживал смех. Ну конечно – с кем еще его и спутать, как не с пьяницей? Да, действительно, он поддержал разговор о вине, случайную фразу, оказавшуюся вовсе не случайной. Наверное, он и в самом деле был похож на какого-то ювелира, завсегдатая злачных мест.
Теперь понятна радость Некока – пьяницы, к которым отношение в Теночтитлане было, мягко говоря, не самое терпимое. Нет, разрешалось иногда чуть-чуть, по большим храмовым праздникам, взрослым мужчинам и старикам – старикам, тем даже побольше. Но именно что иногда и очень немного. Вино – «октли» – по сути, бражка из агавы и ягод, но, если хорошая, цепляла неплохо.
Эта была хороша! Очень даже хороша!
– Ммм!!!
– Что? Понравилось? Я так и знал. Ну, ставь чашку.
А он смелый парень, это купец! По законам ацтеков – и не только ацтеков – пьянство каралось немедленной смертью. Только крестьянам дозволялось остаться в живых… до второго случая. Что же касается всех остальных – ремесленников, почтека, свободных художников, даже знати-пилли, – смерть! Только смерть!
Опасное это было занятие – бражничать. Опасное и оттого очень и очень притягательное!
Куатемок-Асотль-Перепелкин невольно вспомнил детство – портвейн в песочнице, картонный стакан на шестерых, торопливый глоток… ириска… И ощущение чего-то такого… что недоступно простым смертным – всяким там отличникам-комсомольцам… хотя, что уж говорить, и они…
Вот как сейчас!
– Кто это там у тебя ходит, дружище Куа?
«Куа» – именно так и назвался Куатемок, опять же простенько и со вкусом.
– Где?
– Да вон там, за камнем. – Некок показал где.
Собутыльники насторожились: все же они сейчас занимались не очень-то хорошим делом, в глазах законопослушных обывателей – так и вовсе страшным, примерно как принимать наркоту. Кстати, наркотики здесь тоже употребляли, даже, пожалуй, куда как чаще бражки: черный древесный гриб и известный многим по книгам Карлоса Кастанеды кактус-пейотль. Правда, делали это в основном жрецы… Но этих жрецов было много, очень много…
Принц вытянул шею:
– Где, ты говоришь, ходят?
– Да вон же, за камнем! Вон-вон… Ха, девчонка! – всмотревшись, облегченно выдохнул купец. – Наверное, пописать пошла – куда же еще-то? Кстати, хорошая у тебя девчонка, дружище Куа! Я давно заметил… только вот слишком уж тощая. Спишь с ней? Тогда правильно, что взял. Ну, давай-ка еще выпьем…
Куатемок и не заметил, как потеплело, нет, не на улице – на сердце, в душе. Славный парень этот Некок… нет, в самом деле славный. Бражки вот принес… Молодец.
– Кстати, у белых людей, ну, к кому мы идем, тоже есть вино, – заглотив очередную чашку, шепотом поведал торговец. – Я пробовал – кислое.
– Так, может, у них и хорошее есть.
– Может… Придем – спросим. Дадут!
– Слышь, дружище… А ты этих белых прямо вот так, как меня, видел?
– Ну да. – Некок хохотнул. – Прямо вот как тебя. В точности!
– И какие они? Страшные?
– Страшные? – Торговец почесал затылок. – Да не сказал бы. Да, есть там и со светлыми волосами, и даже с красными… Но кожа их не намного светлее нашей и, знаешь, темнеет на солнце. Обычаи у них интересные – вино пить не запрещено, наоборот даже. А бог у них один, не как у нас – много. Бог креста. Зовут – Ишуатль Хриштопильцин. Они говорят: очень хороший бог, во всем им помогает и не требует никаких жертв. Только молитвы.
– Так это ведь неплохо.
– Вот и я говорю: странно. Ну что, еще по одной? Долью уж до конца, ладно?
– Давай. Чувствую – уж долго ты терпел, дружище!
Снова выпили. Посидели. Посмотрели на луну. Некок предложил было закурить, да лень было ворошить в костре угли.
Кстати, вернулась ли на свое место Тескаль?
– У меня там есть один друг… ну, у белых, – немного помолчав, похвастал торговец. – Зовут Бернатль. Бернатль Диас. Смешное имечко, правда?
– Да уж, забавное. А кто он?
– Обычный воин. Правда, хорошего рода и очень любознательный. Все выспрашивал меня о наших обычаях – как живем, что едим, как знакомимся с девушками.
– А про наших богов не выспрашивал?
– Не. Они про наших богов уже знают. И отзываются очень даже нехорошо. Прямо так и говорят: кровожадные. Как будто наши боги – Тескатлипока, Уицилопочтли, Тлалок – кровожадные!
– Да уж, да уж. – Куатемок едва сдержал горькую усмешку. – Какие ж они кровожадные? Наоборот совсем… Кровь ведь нужна им не для себя, а для того чтобы не остановилось солнце.
– Ну, это нам с тобой ясно. – Купец убрал опустевшую флягу в короб. – А они, вишь, не понимают.
– Так, может, не хотят понять?
– Может, и так, – согласился торговец. – Я, знаешь, не силен в таких спорах. Вот если там чего продать, обменять – это другое дело.
– А ты видел их главного? Правда, что он похож на Кецалькоатля? Или даже – сам Кецалькоатль, как говорят жрецы?
Некок неожиданно рассмеялся:
– Не знаю, что там говорят жрецы, но на божество белый касик нисколечко не похож. Обычный мужчина.
– А как вы общались?
– Я немного знаю язык южных племен. А там есть один белый, Херонитль его имя, так он провел много лет в рабстве у одного южного касика, пока его не освободили эшпаньйотль.
– Кто?
– Эшпаньйотль. Так себя называют белые люди.
Собутыльники и не заметили, что засиделись далеко за полночь. Да что там за полночь – на западе, за горами, уже занималась заря, а над головой резко светлело небо. Полная луна, словно вдруг застыдившаяся жрица продажной любви, вдруг вспомнила, что нехорошо этак вот бесстыдно маячить на виду у всех. Побледнела, спала с лица, потихоньку закатываясь за скалу и уступая место сонному солнцу, которое уже очень скоро должно было показаться.
Некок вскоре ушел, чуть пошатываясь, и молодой принц остался расслабленно сидеть, привалившись спиной к смолистому стволу сосны. Сидел, наслаждался звуками пробуждающейся природы и думал. Все-таки он хорошо провел эту ночь. Нашел себе приятеля… и много чего узнал.
– Господин! – Взволнованный голос Несауа вывел принца из полузабытья. – Там, внизу, я слышал какой-то крик. Кажется, женский. Прикажешь разбудить всех?
– Нет. Сначала мы посмотрим вдвоем.
Следом за молодым воином Куатемок спустился к ручью по узкой, вьющейся меж деревьями и камнями тропе.
– Кричали оттуда. – Обернувшись, Несауа показал рукой.
Куатемок крепче сжал в руке дубину:
– Идем.
От ручья стелился туман, легкий, невесомый, почти прозрачный, он холодил ноги и не давал в подробностях рассмотреть то, что было там, впереди, куда показывал Несауа, все расплывалось в дымке – камни, деревья, кусты…
Чу! Что-то шевельнулось в кустах…
Несауа схватил дротик…
– Тескаль! Ты как здесь, Зеркальце?
Вот уж кого Куатемок никак не ожидал увидеть. Хотя… да, Зеркальце поднималась ночью… Но ведь не писала же до утра! Или… может, живот схватило?
– Я встала… искупаться, люблю с утра… – Девушка вся дрожала. – Спустилась к ручью, а там… там…
– Да что там-то?
Уже не слушая Тескаль, они рванулись разом, Куатемок и Несауа… и обнаружили за камнями, в зарослях папоротников, лежащее ничком тело.
Молодой парень, юноша, подросток…
– А ну-ка перевернем… О боги!!! Мертв!
Слева, в боку, под сердцем, зияла рана… ударили копьем… или обсидиановым ножом. Хороший удар… профессиональный…
– Каушколаушки… – с горечью произнес Несауа. – Один из наших.
Куатемок это и сам уже видел. Убитый оказался одним из тех троих молодых тлашкаланцев, что были отпущены навестить своих. Каушколаушки… странная смерть.
– Кто бы мог это сделать? Тескаль, не дрожи! Что ты видела?
– Вот его… Вот этого мертвого и видела. Испугалась – думала, сейчас и меня…
– Чего испугалась? Что, было чего бояться?
– Там кусты… они так странно дрожали.
Девушка показала рукой – где.
– Я посмотрю! – Несауа бросился в указанном направлении… за ним и Куатемок, мало ли там что может случиться?
Густые деревья склонялись прямо к ручью – ивы, ракиты, орешник. Внизу, меж стволами, росли колючие кусты и папоротники… И никого!
Впрочем…
Куатемок прислушался и в три прыжка нагнал затаившегося за большим валуном тлашкаланца:
– Там, в орешнике…
– Я вижу…
Обменявшись репликами, оба застыли в ожидании. Несауа приготовил метательное копье, Куатемок крепче сжал дубину. Он бы, конечно, предпочел макуавитль, но зачем меч чиновному бюрократу-писарю?
Крона орешника шевельнулась, не очень сильно, чуть-чуть… а вот дернулся папоротник… Кто-то шел! Нет, даже не шел – пробирался. И очень быстро! Вот он выскочил прямо у камня… Дубиной его в башку!!!
– Стой, вождь! Это же…
Тьфу ты, черт! Чуть не угробил, а ведь так хорошо примерился. Как раз бы угодил между глаз… Своему собственному охраннику – Тесомоку.
– Где Куаштлак? – поднявшись из-за камня, строго поинтересовался Несауа.
– Идет сзади. – Увидев своего командира, молодой воин улыбнулся – очень молодой! мальчик! – и не удержался, похвастался: – Я видел свою родню. Рассказал им… только про себя, конечно. Ведь это не зазорно – служить храброму и могучему вождю.
– Конечно, не зазорно, парень! Ага… кто это там топочет, словно беременный пекари? Куаштлак, не иначе… Да, он. Эй, эй, Куаштлак – мы здесь, не проходи мимо.
– А я и не прохожу. – Юноша улыбнулся. – Давно уже вас приметил. Болтаете на весь лес! Я потому и не таился, шел, как пекари…
– Хм, пекари… Пошли. Взглянете на своего дружка, братцы…
– Его убили ножом, – еще раз внимательно осмотрев тело, авторитетно заявил Несауа. – И бил – жрец. Посмотрите, как поставлен удар – все для того, чтобы удобнее выхватить сердце.
– Жрец? Откуда здесь жрецы, в этих диких и безлюдных горах? – Куатемок обнимал за плечи всхлипывающую Тескаль. – Да не реви ты! Чего уж теперь?
– Стра-ашно…
Страшно ей…
Убили охранника! Теперь вот думай что хочешь. Кто? Зачем? Почему? Разбойники? Какая-нибудь бродячая шайка? Очень может быть. Только что они забыли в этих безлюдных местах? Ха! Так, наверное, их привлек караван – следовало быть осторожными.
– Его надо похоронить, – тихо заметил Несауа. – И похоронить достойно.
– Конечно, похороним, – тут же уверил принц. – А вообще-то, хорошо бы найти убийцу… Не нравятся мне такие странные смерти, не нравятся!
Несауа только хмыкнул:
– А кому нравятся?
Погибшего парня похоронили в земле, забросав могилу камнями, хотя многие тлашкаланцы предпочитали сжигать своих покойников, но в родном селении Каушколаушки так не поступали, а потому все приличия были соблюдены – и это было куда важнее, нежели отомстить убийце. Отомстить можно и после, главное – отыскать кому.
– Отыщем, – в один голос заверили Тесомок с Кауштлаком. – Разреши заглянуть по пути на маисовое поле, господин? Предупредим своих… Они скажут охотникам. От наших охотников еще никто не уходил!
– Да будет так, – с грустью махнул рукой принц. – Все-таки жаль погибшего… Это был хороший воин.
– Он и умер как воин, – улыбнулся Несауа. – Чего жалеть? Нам всем бы такую смерть, верно, парни?!
Парни – все пятеро – разом кивнули. Шестым был Несауа, седьмой лежал сейчас под камнями в могиле.
Славная смерть. Смерть от ножа. От раны. Славная. И – странная. Кто же это мог быть? Разбойники ли?
– Может, и они, – подумав, согласился Некок. – Очень даже запросто.
– Но здесь же безлюдье! А не за нашим ли караваном они следят?
– Не думаю. – Купец покачал головой, и с ним тотчас же согласился и подошедший староста караванщиков Иштлак. – Здесь просто не может быть никаких крупных шаек – не прокормиться. Тотонаки тоже не забредают так далеко. Да, они враги нам, ацтекам, но и тлашкаланцам тоже. Так что вряд ли это тотонаки, скорее просто какие-нибудь беглецы, желающие поживиться. Как вороны – схватить и поскорей убежать. Этот парень, твой слуга, просто случайно увидел их… за что и поплатился. Увы! Одно радует – умер он славно.
Куатемок усмехнулся:
– Вот уж это – да. И все же, я полагаю, нам всем следует быть куда более осторожными. Этак, по одному, они могут перебить всех.
Оба купца засмеялись:
– Ну уж это – вряд ли!
Хорошие попались попутчики Куатемоку. Веселые. А и правда – чего грустить-то? Шли хорошо, быстро, уже завтра к вечеру должна была показаться Халапа, а оттуда до Семпоалы – рукой подать. А Семпоала – это уже совсем рядом от белых. От белых богов? Посланцев Кецалькоатля, вернувшихся отомстить за своего изгнанного когда-то бога? А не сам ли Кецалькоатль с ними?
Пугая потихоньку отбивавшийся от кровавых обрядов народ, именно так и говорили жрецы. Сволочи – и это еще мягко сказано!
Глава 5
Зовите меня просто…
Начало XVI в. Вилья-Рика-де-ла-Вера-Крус
В шестнадцать лет он был уже взрослым мужчиной, и совсем не из мягкосердечных людей…
Франсуа Мориак. «Клубок змей»
Конкистадоры оказались такими, какими их Куатемок и представлял: бородатые, грязные, в смешных узких панталонах с широкими разрезными буфами и потертых камзолах. На болотистом берегу, словно нельзя было найти более подходящее место, испанцы – точнее, работавшие на них индейцы, присланные местным касиком, – строили крепость, закладывая основу города, который назвали Вилья-Рика-де-ла-Вера-Крус – «Богатый город Истинного Креста».
Был ли крест истинным – вопрос спорный, но о богатстве речи пока не шло, самыми богатыми были, конечно, дары Моктекусомы.
Едва передохнув, почтека принялись расстилать на сухом месте циновки, которые покрыли длинными хлопчатыми покрывалами, а уже сверху выложили подарки, и в первую очередь – большой сияющий золотой диск с изображением солнца и многочисленными рисунками самой искусной работы. Диск этот вызвал такое восхищение испанцев, какого многим ацтекам до сих пор и не приходилось видеть. Ну, подумаешь, золото… золото и золото – чего в нем такого? Впрочем, для конкистадоров золото означало все – независимость, власть, богатство. Собственно, именно за этим они сюда и явились.
Кроме вызвавшего всеобщее восхищение солнечного диска, был подарен еще и серебряный, изображавший луну, а кроме того – целый шлем золотого песка, фигурки из золота, золотые и серебряные гребни, головные уборы из драгоценных перьев кецаля, тюки прекрасных тканей из тончайшего хлопка, да много-много всякого разного, от чего у конкистадоров загорелись глаза, да так и сияли – алчностью, серебром, золотом.
Подарки очень понравились, и сам касик Кортес – приятный лицом мужчина (кабальеро, как называли его эшпаньотль) – настойчиво упрашивал Иштлака о встрече с Моктекусомой… О, конкистадорам нужно было попасть в Теночтитлан, который они, со слов живших здесь тотонаков, называли Мехико – «город мешиков»; этот город, столица сказочного Эльдорадо, манил их своим нестерпимым золотым блеском, заставляя алчно чесаться руки и наливаться кровью глаза.
Иштлак, как и положено, на все заманчивые предложения относительно встречи Кортеса с тлатоани отвечал твердым отказом. Куатемок на протяжении всей беседы скромненько стоял в стороне, чутко прислушиваясь. Впрочем, и не только он один – уж больно интересно шел разговор: очень красивая девушка, индеанка, как понял принц, подружка Кортеса, переводила с языка ацтеков науатль на наречие южных племен майя, а уже с их языка на испанский толмачил некий изможденный, заросший кудлатой бородой субъект, тот самый Херонитль, о котором уже говорил Некок, по-настоящему – Херонимо Агилар, так его звали.
Кортес и все его вожди – «капитаны» – живо интересовались образом жизни ацтеков и их правителем, а еще больше – золотыми приисками и крепостными стенами Теночтитлана, куда – это было хорошо видно – им не терпелось поскорее попасть. Для чего? Это тоже было совершенно ясно. Напасть! Захватить! Разграбить! Об этом не говорили, но все читалось в глазах. Затем и явились!
Ушлый Иштлак умело затягивал переговоры, что-то рассказывал о тотонаках и тлашкаланцах, потом попросил разрешения зарисовать весь быт пришельцев. Такое разрешение Кортес милостиво дал и даже приказал одному из своих капитанов – чрезвычайно красивому и приветливому молодому человеку по имени Педро Альварадо – устроить показательные скачки и артиллерийский бой.
Ах как неслись закованные в металлические латы всадники! Хрипели лошади, развевались на сверкающих шлемах страусиные перья, комья грязи летели из-под копыт прямо в лица изумленных зрителей. В глазах индейцев Куатемок заметил ужас – уж больно странными казались им эти существа – лошади. Да, пожалуй, именно кавалерия произвела самое неизгладимое впечатление на всех посланцев, куда большее, чем артиллерийская пальба, стрельба из аркебуз и даже корабли, большие и малые. С собранными парусами, они покачивались на волнах на рейде нового города. Огромные, словно скалы!
– Вот это каноэ! – раскрыв рот, восхищенно произнес Сиуатетепек. – Интересно, сколько людей в них поместится?
– Думаю, что там не только люди, но и лошади – вот эти странные звери, и пу… те устройства, что мечут молнии, – быстро пояснил Куатемок.
И, усмехнувшись, посоветовал приятелю закрыть рот и быстренько зарисовать все.
– О, да, да, – спохватился тот. – Ты видишь – я это и делаю. Вот краски, вот… Только можно я буду рисовать не странных зверей и не молнии, а вот их… – Парнишка кивнул на корабли. – Очень уж красивые! Как мечта.
Куатемок только вздохнул да хлопнул юношу по плечу:
– Рисуй, рисуй, мечтатель.
О, вот когда Куатемок-Перепелкин-Асотль пожалел, что не знал испанского. Да, он неплохо говорил по-французски, хуже – по-английски, по-немецки и фински мог сказать пару фраз, а вот испанского не знал вообще. Увы!
А нужно было обязательно научиться!
Кстати, присланные по совету хитроумных жрецов костюмы – Тескатлипоки и Кецалькоатля – не произвели на Кортеса особого впечатления, и ни один из них надевать он не стал – с чего бы? Куатемоку это было ясно с самого начала, а вот Иштлак остался в задумчивости: что доложить тлатоани?
Испанцы – их было довольно много, человек триста, может, и больше, и это только тех, кто шлялся меж рядов с подарками, меча алчные взгляды, – вели себя довольно непринужденно: смеялись, что-то пытались спрашивать, в основном, конечно же, использовали жесты.
Одного из них, судя по шрамам, бывалого рубаку, с тяжелой шпагой – скорее даже узким мечом в потертых бархатных ножнах – сильно заинтересовало метательное копье Несауа. Испанец протянул руку, потрогал… потом притащил аркебуз – тяжелое ружье с фитильным замком, довольно надежное уже в это время.
Тлашкаланец уважительно погладил ствол аркебузы, что-то спросил. Конкистадор улыбнулся, показал жестом: бах, бах!
– Бах! Бах! – под хохот испанцев повторил Несауа и что-то сказал…
– Он хочет попробовать выстрелить, – через Малинче, или донью Марину, – так звали подружку Кортеса, пользующуюся, судя по всему, нешуточным уважением, – перевел Херонимо Агилар. – Дайте ему, Франческо. Только сперва покажите – как.
Конкистадор показал – и все заинтересованно смотрели, даже Куатемок и оторвавшийся на миг от своих кораблей Сиуа.