Посняков Андрей. Крестоносец

Андрей Посняков
Крестоносец

Глава 1
Наши дни. Псковская область
Усадьба

   Вот аллоды, кои состоят в вечном владении аббатов…

Из средневековой грамоты

   Усадьба, она так и называлась «Усадьба», потому как стояла на отшибе, в лесу, на берегу небольшой речки, а даже, лучше сказать – широкого ручья, что впадал в реку Черную, а уж та пополняла своими бурными водами беспредельно-серебристую гладь Псковского озера. До него от Усадьбы было километров десять, а до второго озера, Чудского, чуть побольше – пятнадцать, но это, если напрямик, через леса, ручьи, болотины… Имелись, вились тропки – в сухое лето запросто можно было пройти, даже и проехать – по заброшенной и разбитой лесовозами до полного некуда грунтовке. Не на легковушках, конечно, проехать – на «УАЗике».
   У Миши как раз «УАЗик» и был куплен, почти одновременно с Усадьбой. А что, плохо разве? Рубленый дом – крепкий, на века, только лишь починить крышу – амбары, участок чуть ли не в гектар. Кругом лес, река, озеро вот…
   Вообще, эту Усадьбу Мише приятель, питерский опер Василий Ганзеев по прозвищу «Веселый Ганс», посоветовал. Ты, сказал, хотел ведь чего-то уединенного, да на лоне природы, да подальше от людских глаз? Так вот и покупай – место хорошее: природа, охота, рыбалка, цивилизации почти никакой нет, даже сотовая связь – и та не берет. Покупай, пока просят недорого…
   Миша – Михаил Сергеевич Ратников, молодой человек лет тридцати, высокий синеглазый брюнет с небольшой бородкой, бывший коммерсант, бывший учитель истории (о, это в какие седые времена еще было?!) – подумал-подумал, да и купил. Не для себя уединенья и покоя искал – для Марьюшки: стройненькой, миленькой, зеленоглазой… а как распустит по плечикам сахарным волосы льняные – ну, чисто русалка! Не думал, не гадал прожженный циник Михаил Сергеевич, что вот эдак вот Господь сподобит влюбиться, словно бы броситься с головой в глубокий речной омут! И вот на те ж – бросился…
   Выжав сцепление, Михаил врубил первую передачу и, поднявшись в крутую горку, остановился, заглушив двигатель. Тут – рядом, буквально в двух шагах – щавеля росло немеряно, вот Миша и решил нарвать – на щи, Марьюшка-Маша любила…
   Управился быстро – минут за десять нарвал пакетик, а больше и не надобно было. Хороший щавель – густой, крепкий, забористый, и здесь его прорва, не то, что за Усадьбой. Там, конечно, близко, но все не то – редкий да мелкотравчатый – не то, что вот здесь, тем более и по пути же.
   Разогнувшись, молодой человек потянулся и повернул голову, услыхав надсадный рев мотора. Рев быстро приближался, и вот уже между деревьями, на лесной дорожке показался замызганный по самое некуда «Урал», под завязку груженный лесом. Ну, ясно дело – воры. Миша, конечно, в местные дела не лез, потому что был умный и вовсе не хотел, чтобы кто-то пустил красного петуха в Усадьбу или, пуще того, в магазин, еще по весне открытый им в ближнем, в пяти километрах, поселке. Поселок – а, вернее, два сросшихся – имел двойное название – «Советский номер 3» и «Сяргозеро». Первое досталось от времен колхозов-строек-лесоповалов, второе – от древних финно-угорских племен – «белоглазой» чуди. Проживало в сем довольно красивом местечке, если верить переписи, четыреста двадцать два человека, число которых летом, за счет приезжих дачников, легко переваливало и за тысячу. А магазин до Миши имелся один – бывший «ОРС», да и тот торговал только продуктами.
   Ну, господин Ратников, пообжившись да приглядевшись, это дело быстро поправил – арендовал помещение в добротном кирпичном здании недавно закрытой восьмилетки, завез товар – парфюм, батарейки, шмотки, мелкую электронику и прочее – расторговался… И вот, на следующий год уже подумывал о магазинчике автозапчастей. А что? Дело выгодное – машины у всех не новые, ломаются часто, да еще мотоциклы, да моторные лодки, катера…
   Поэтому ссориться с местными не хотелось. И без того – чужак. Хорошо, хоть жил в отдалении – все ж не так завидовали, как, к примеру, недавним переселенцам из Узбекистана Кумовкиным, этнически русским, которых в поселке, как водится, сразу же прозвали – «узбеки».
   Ох, как их возненавидели!
   Поселковые и так-то промеж собой жили недружно – в свое время в Советский переселили жителей так называемых «неперспективных деревень» – Карякина, Пустыни, Горелухи, издавна враждовавших. Выходцы из каждой поселились отдельными улицами, так сказать «средь своих», исконная вражда никуда не делась, но потихоньку притухла, проявляясь лишь по большим праздникам, когда в местном клубе традиционно устраивались драки. Все, как и положено издревле: карякинские на пустынских, или те и другие – на горелухинских, летом вариант – все вместе – на дачников или стройотрядовских студентов… Все как положено – с пьяными воплями, с кольями, с красной юшкой из носу и сломанными ребрами бузотеров. В общем, весело жили по праздникам, с огоньком, с задором, жаль, времена те давно ушли. Молодых мужиков нынче маловато осталось, да и те большей частью спились, а кто не спился, те, на пилорамах да лесовозах халтурили – после банкротства леспромхоза никакой другой работы в поселке не было. С одной стороны, молодцы – семьи-то кормить-одевать надо… Да и леса, в общем-то, не жалко – вон его сколько кругом, не окинешь взглядом! Леса не жалко, жалко дорог – уж их-то лесовозники-гады разбили, как «юнкерсы» в войну не разбивали.
   Так вот, об «узбеках» Кумовкиных. Приехали они крепкой семьей, сами вдвоем, сын с невесткой, дочери, зятья, внуки. Сразу же взяли ссуду, да и так, верно, накопления были, выстроили просторный двухэтажный дом, с садом-огородом, с теплицею… И конечно же сей особнячок сразу же стал бельмом на глазу для каждого, уважающего себя, сяргозерца. Ходили, мычали – вот, мол, понаехали тут на все готовенькое… Ну и по мелочи пакостили, по крупному пока опасались.
   Отогнав «УАЗик» с дороги в траву – чтоб лесо-возник-гад невзначай не помял, а то ведь они та– кие – Миша с интересом следил, как груженный лесом «Урал» с натугой штурмует горку… Нет, выкатил все же! Молодец! Только вот дорога…
   – Здорово, командир! – лесовозник тоже остановил машину на пригорке, выскочил из кабины, закурил. Кудрявый молодой парень, лет на пять помоложе Ратникова, звали его Николай Карякин… Карякин, да – как и бывшую деревню.
   – Привет, Николай, – Михаил вылез из авто, поздоровался. – Что – на халтурах?
   – А куда ж нам деваться? – Карякин хохотнул. – Не все ж водку жрать.
   И прищурился. Нехорошо так прищурился, не по-доброму… Миша знал, что Карякин-то был судимый, отсидел лет пять за грабеж, недавно вернулся… семью завел – вроде бы совсем стал порядочным человеком, и все же… Все же сквозило в его облике и повадках нечто такое… волчье… И это вот – «командир»… Карякина в поселке побаивались.
   – Слышь, командир, – сплюнув, с ленцой протянул лесовозник. – Там, у повертки, ментов случайно, не видел?
   – Да не видел, – Миша пожал плечами. – Однако ж – менты: они сейчас здесь, а потом – там. Никогда не угадаешь.
   – Это верно. Ну, бывай, командир…
   Карякин выбросил окурок в лужу и полез в кабину. Загудел двигатель, тяжелая машина тронулась, спустилась под горку… Михаил видел, как, выбравшись на шоссе, «Урал» резко прибавил скорость – что и понятно: сделка. Сколько рейсов сделаешь, столько и получишь.
   – Собьют они когда-нить кого-нить! От, Хрис– том-богом клянуся – собьют! Ишь, как носятся – словно черти угорелые.
   – Это точно!
   Ратников обернулся, увидев подошедшего старичка, бывшего лесника, а ныне пенсионера, Пантелеича, сухонького, седого, но еще вполне бодрого – вон, и сейчас шагал с ружьишком, хотя… сезон охоты уже что, открыт? Ах – Миша поморщился – не его это дело!
   Старик проводил удалявшийся лесовоз долгим взглядом:
   – Случай, не Колька Карякин за рулем?
   – Он.
   – Двух горелухинских третьего дня в клубе уделал… На танцах, Генка Горелухин видал – как раз проходил мимо клуба. Он так-то нелюдим, Генка-то… Участковый приезжал – разбираться.
   – Разобрался?
   – А, – Пантелеич махнул рукой. – Никто ничего не видал, никто ничего не хочет. Но колеса ему про– ткнут – вот, Христом-Богом клянуся – проткнут!
   Михаил лишь усмехнулся – кто бы сомневался?
   – Слышь, Миша, а ты не в поселок?
   – Не, на Усадьбу – домой.
   – Жаль, жаль… думал – может, подвез бы? Ну, раз так, пешком доберусь… Хо! Людей седни странных видал… аккурат у Черной, на бережку – в одежке старинной, ну, знаешь, как в кино показывают, некоторые даж – с мечами! Слыхал, в городах-от, клубы такие есть. Как их зовут-то?
   – Реконструкторы, Пантелеич… Тут ведь Чудское рядом… Наверное, чего задумали изобразить, – Миша улыбнулся. – Хотя Ледовое побоище вряд ли у них выйдет. По причине полного отсутствия льда, потому как – лето красное стоит. А где ты, говоришь, их видел?
   – Да у Черной речки. Ну, там недалеко к Красной Горке повертка… где черника… Черт! Аристаршка Брыкин, бригадир бывший, уже, верно, все ягоды там обрал. А не он – так Горелухин, уж тот-то все места знает.
   – А, – Михаил улыбнулся. – И я знаю. Съездить, что ли, проведать? Может, кто знакомый?
   Ратников и сам когда-то, когда еще жил в Питере, занимался исторической реконструкцией и тамошнюю тусовку знал. Впрочем, эти-то вполне могли оказаться и местными…
   А действительно – съездить, что ли? Нет, сначала – домой, Маша, поди, заждалась…
   – Ну, ладно, пойду я, – Пантелеич протянул Ратникову руку. – Слышь, Миша, ты когда за товаром поедешь?
   Михаил пожал плечами:
   – Да ездил уже. Теперь в августе только.
   – Жаль, жаль… Мне б кабель для телевизора, а то старуха совсем заела – сделай да сделай… Мне-то он ни на хрен собачий не нужен, телевизор этот, а вот ей охота – «кармелит» всяких смотреть.
   – Тебе кабеля-то много надо?
   – Да метров пять… А что есть, что ли?
   – Так загляни в магазин, там отрезки должны оставаться. У продавщиц спроси – уж всяко еще не продали.
   – Ладно, – Пантелеич обрадованно затряс головой. – Спрошу! Спасибо, Миша, обнадежил… Ну, пойду…
   – Добрый путь, – Михаил улыбнулся. – Супруге привет.
   – Передам ужо…
 
   Места вокруг расстилались красивейшие – зеленое изумрудье лесов с синими прожилками ручьев и речушек, прозрачные зеркала озер, желто-розовые – от лютиков и клевера – луга, воздух – прозрачный, тянучий, сладкий… И тишина вокруг! Ну, не считая пилорам и лесовозов…
   Миша все же решил навестить реконструкторов, тем более тут и ехать-то всего ничего, а потому остановил машину, не заезжая во двор. Проходя воротами, окинул хозяйским глазом высокий, недавно слаженный забор, огород, сараи…
   – Мисаиле!!! – оторвавшись от грядок, кинулась навстречу Марьюшка – милое зеленоглазое чудо в подоткнутой длинной юбке (коротких, как и, упаси Боже, джинсов или там шортиков, девушка не носила принципиально… может быть, пока?).
   – Мисаил… любый мой… Приехал!
   Михаил обнял девушку, прижал к себе и не говорил покуда ни слова, чувствуя, что соскучился, сильно соскучился, хотя и времени-то прошло мало… день всего, сутки – съездил в поселок, да там и заночевал, решая возникшие проблемы с лицензией.
   Ах, как радовалась Марьюшка!
   Целуя девушку в губы, Миша подхватил ее на руки, закружил… расстегнул блузку… Никакого белья Марьюшка не носила – еще не привыкла – под блузкой и юбкой ничего не было…
   Михаил поцеловал девушку в грудь, поласкал языком, чувствуя, как быстро твердеют соски…
   – Ах… – прикрыв глаза, томно застонала Марьюшка. – Ах, любый…
   Они повалились в траву, и белый пух одуванчиков, сверкая, взлетел к солнцу…
   – Ты такая у меня загорелая! – восхищенно, будто впервые, Миша смотрел на любимую, гладил ее по плечам и бедрам, Марьюшка смущалась, потом вдруг прижалась крепко-крепко, всем телом… – Прямо статуя бронзовая. Небось, на реку купаться бегаешь, когда меня нет?
   – Бегаю, – улыбнулась девушка. – Хорошо ведь!
   – Так вот прямо, голой…
   – Так ведь тут нет никого? Или…
   – Бегай-бегай, душа моя, – Михаил ласково похлопал Машу по ягодицам – тугим и упругим, чувствуя, как вновь нарастает желание… – Бегай!
   Их утехи прервал вдруг треск мотоцикла – та– кой громкий, что слыхать было еще издалека, от повертки.
   Миша поцеловал Марьюшку в губы…
   – Черт, принесло кого-то…
   – Не говори так! – девушка засмеялась. – Гость в дом – счастье в дом, ведь верно?
   – Верно, верно, – Михаил кивал, быстро одеваясь. – А ну-ка, глянем, что там за счастье?
   Темно-голубой «Восход-2М» – насколько помнил Ратников, именно так именовалось сие восстановленное двухколесное чудо – выскочил из-за леса на ведущую к Усадьбе повертку и теперь быстро приближался, грохоча, словно немецкий танк.
   Миша присмотрелся, опершись на ограду.
   За рулем сидел щуплый пацан, то ли поселковый, то ли дачник, черт его знает, с копной светлых, растрепавшихся от ветра – какой, к черту, шлем? – волос и в обрезанных до колен джинсах, за ним виднелся и пассажир – ухмыляющийся и чем-то неуловимо похожий на самого Ратникова – тоже темноволосый, только без бороды, да и глаза не синие, а карие.
   Неужели?
   Господи – вот уж действительно радость, права оказалась Марьюшка!
   Гость в дом – радость в дом!
   – Здорово, лесной житель! – слезая с сиденья, пассажир скинул с плеч рюкзак.
   – Здорово, Веселый Ганс!
   Друзья обнялись.
   – Ну, давай, давай, заходи… – Ратников радостно похлопывал приятеля по плечу – и в самом деле, не так уж и часто на Усадьбе бывали гости. – Сейчас посидим, отдохнешь с дороги, я пока баньку сварганю…
   – Банька – это хорошо! – с чувством промолвил гость. – Однако я ведь того, не устал. Чай не пешком!
   – Ага… Так ты, Василий, хочешь сказать, из Питера сюда на общественном транспорте добирался?
   – Да нет, на своей… В поселке оставил – к тебе же на нормальной машине никак!
   – А то ты не знал?
   – Да знал… Ну, что, может, на рыбалочку сходим?
   – Можно и на рыбалочку… – Михаил хохотнул. – Но сначала – водки!
   – А вот это по-нашему, по-бразильски! – обрадованно подхватив рюкзак, гость вслед за хозяином зашагал по двору к дожидавшейся у крыльца Марьюшке – по обычаю, поклонившейся в пояс.
   – Ну, ну, Маша, – Василий с видимым удовольствием чмокнул девушку в губы. – Зачем уж так-то?
   – Дядя Миша!
   Михаил оглянулся – во двор заглянул тот самый пацан, мотоциклист. Надо бы и его позвать, а то нехорошо как-то…
   – Айда обедать с нами!
   – Не-а… спасибо. Мне б уехать.
   – А!!! – догадался наконец Ратников. – Что, не заводится? Подтолкнуть, что ли?
   – Угу, подтолкните… если, конечно, не трудно.
   – Да не трудно… Тебя как звать-то?
   – Максимом…
   – Ну, давай, Максюта, прыгай в седло… Разбегаемся… Оп-па!
   Немного прокатившись под гору, мотоцикл оглушительно затрещал, и улыбающийся Максим, радостно поддав газку, скрылся за ближним лесом.
   – Ну, вот, – посмотрев ему вслед, Михаил потер руки. – Теперь порядок…
 
   – Порядок, говорю, – войдя в горницу, Ратников заплескался у рукомойника, краем глаза наблюдая, как сноровисто и быстро Марьюшка накрывает на стол.
   Свежий лучок, молодая, только что появившаяся, редиска – краснобокая, крепкая, хрустящая, соленые огурцы, капусточка – в печи поспевало жаркое с гречневой кашей. А вот ни картошки, ни помидоров на столе не было – Марьюшка относилась к ним с недоверием, сии овощи были для нее незнаемыми, непонятными. Хотя, конечно, картошку Михаил выращивал, вон, пол-огорода засеяно. Зря, наверное, – все равно Маша ее не ест.
   – Ну, вы кушайте, – поставив на стол аппетитно нарезанный толстыми хрустящими ломтями хлеб, девушка вновь поклонилась. – А я пока баньку спроворю…
   – Да обожди, никуда не денется твоя банька, – разливая по стаканам водку, с нарочитой сердитостью проговорил Ратников. – Посиди вот лучше с нами, люба. Уваж гостюшку.
   Стесняясь, девушка уселась на лавку… выпила, точней – пригубила. Да и потом не сидела спокойно – все бегала, сновала от печи к столу и обратно, да в сени – за квасцом холодненьким, в конце концов уж так-таки и сбежала в баньку…
   – Хорошая девчонка эта Маша, – смачно хрустнув огурцом, похвалил Веселый Ганс. – Я бы сказал – неиспорченная. И вообще, повезло тебе с ней.
   – Или – ей со мной, – хохотнул Михаил.
   – Нет, – гость со всей серьезностью посмотрел прямо ему в глаза. – Тебе! Это точно.
   Хлопнув пол-литра, друзья по-быстрому накопали червей и спустились вниз, к ручью, порыбачить…
   – Хорошо как! – закидывая удочку, Веселый Ганс посмотрел вокруг с таким видом, словно это он и был истинным хозяином всего вокруг – вот этого вот ручья, того перелеска, луга с ромашками, даже синего, с небольшими белесыми облачками, неба. Всего.
   – Да, сейчас здесь неплохо, – Михаил вытащил из прихваченной с собою сумки сверкнувшие на солнце жестяные банки. – Лови! Оп!
   – Вот это правильно: пиво без водки – деньги на ветер, – одобрительно кивнув, гость откупорил банку «Невского».
   Ратников хохотнул:
   – Или – наоборот – водка без пива.
   – Так я не пойму… Мы в баню-то сегодня идем или как? Ого – холодненькое…
   – Так из холодильничка же!
   – А ты что – уже и электричество провел?
   – Поговорил кое с кем… с просеки фазу бросили. Зимой, правда, плохо… ну так у меня на тот случай и свой дизель имеется.
   – А телевизор чего не заведешь?
   – Да видишь… Ловит здесь плохо…
   Врал Миша, врал. Как ни хотелось самому – не покупал в дом телевизор, боялся за Марьюшку… И так-то, пока в Колпино жили, насмотрелась на улицах всего, бедная… как только с ума не сошла.
   – Эй, эй!
   – Что такое?
   – Клюет у тебя, говорю! Тащи – о чем думаешь? Эх… поздно…
   – Да и черт с ней! Ну что, в баньку?
   – А готова уже?
   – Ну, конечно – сейчас же лето, топить долго не надо.
 
   Всласть напарившись в бане, друзья вновь уселись за стол. Вечерело уже, и черные вершины сосен и елей царапали оранжевый край солнца.
   – Ну, что? – Миша искоса посмотрел на приятеля. – Еще по пять капель?
   Тот молчал, задумчиво устремив взор на литровую бутыль «Путинки».
   – Да настоящая, не переживай, не паленка! – оглянувшись на деловито возившуюся с рыбой Марьюшку, заверил Ратников.
   – Да я не об том, – гость поскреб на подбородке щетину. – Слышь, Миш… Я ж тебе подарок привез – коньячок «Эчмиадзин», вкус – уммм!
   – Так доставай!
   – Да нету… Весь рюкзак обшарил – нет… Видать, в машине оставил.
   – Не переживай, завтра съездим, – Михаил рассмеялся, весело наполняя стаканы, и тут же осекся. – А он, коньяк-то, у тебя там где? В багажнике лежит?
   – В том-то и дело, что нет. В салоне. В пакете на заднем сиденье лежит…
   – Ай-ай-ай, – Ратников с осуждением покачал головой. – Как же ты так неосторожно? А еще опер!
   – Да, понимаешь, торопился… Панельку от магнитолы тоже забыл выдернуть.
   – Э! Растяпа!
   – Так и в вашей глуши тоже по салонам шалят?
   – Эк, сказал – глушь! – ухмыльнулся Миша. – Есть, есть и у нас охотнички, и свои и приезжие… Тем более – суббота сегодня, танцы. Ты где тачку свою бросил, надеюсь, не у клуба?
   – Не. У магазина.
   – Ага. Вот туда-то все перед танцами и пойдут… Да не переживай ты так, дотемна стекла бить не станут…
   – Может, позвонить? – Василий вытащил мобильный. – Ну, продавцам твоим… чтоб присмотрели.
   Михаил саркастически усмехнулся:
   – Ага, позвонить… Связи-то нет!
   – А я, кажется, видел вышку… и не так далеко…
   – Да, поставили… до кризиса еще. С тех пор так и стоит – без всякой нужды, аппаратуру-то когда еще установят? Обещали к зиме.
   – К зиме…
   – В общем, так, – посмотрев на загрустившего дружка, Ратников прихлопнул ладонью по столу. – Сейчас мы к твоей тачке съездим. Туда, обратно – за час и обернемся. А Марьюшка нам пока рыбку пожарит, верно, Марьюшка?
   – Пожарю, милый, – оторвавшись от своего занятия, девушка поклонилась. – Как вернетесь – так и за стол.
   – Вот это девушка! – остановившись на крыльце, восхищенно промолвил Веселый Ганс. – Вот это я понимаю! Другая бы начала ныть – да куда, да зачем, да не езжайте… или сама бы напросилась вместе… А эта – нет! Как ты сказал – так и будет. Ни слова не возразила! Даже поклонилась… слушай, а это она зачем? – гость резко понизил голос. – Издевается?
   – Да нет, – рассмеялся Ратников. – Просто… привычка у нее такая. Она ведь из этой… из старообрядческой семьи, вот!
   – Кержаки? Знаю. Теперь понятно, что повезло тебе. И как же я, дурак, раньше-то не догадался? В прошлом году еще…
   – Ладно, хватит разоряться, поехали.
   – Слушай, а ничего что мы… что ты…
   – Ты еще про ГАИ спроси! На этой дорожке их отродясь не бывало. Ну, разве что – с вертолета.
   Усевшись в верный Мишин «УАЗ», приятели поехали к поселку, понимая за собой тучу светло-оранжевой песчаной пыли, клубящейся в нежных лучах заходящего солнца.
   – Ну и пылища здесь, – поскрипев песком на зубах, вымолвил Веселый Ганс.
   – Так – суглинки! Подожди, сейчас ручей пере– едем, там получше пойдет…
   Весело рычал двигатель, подпрыгивая на ухабах, машина ходко бежала по узкой лесной дорожке.
   – Там, в поселке, заодно пива в магазине купим! – ворочая рулем, громко кричал Ратников. – Чтоб завтра зря не ездить.
   – В твоем магазине?
   – Не. У меня – промтоварный.
   – А чего ж пивом не торгуешь?
   – Так лицензия… да и… тут у нас разделение труда, знаешь ли!
   – А, вот так!
   – А ты думал? Все строго.
   Километров через семь, за лесом, пошел уже более-менее приличный участок дороги, и «УАЗ», если верить спидометру, разогнался аж до восьмиде– сяти.
   – Смотри на скорости не разбейся, Шумахер! – глядя на проезжавших по обочине велосипедистов, пошутил гость. – Ой, смотри-ка… А девочки тут ничего! Может, поедем потише, а?
   – Девочки ему… – сворачивая с грунтовки в поселок, Миша хмыкнул. – Тебе сколько годков-то, черт?
   – Тридцать три… скоро будет.
   – Во! И я говорю – седина в бороду, бес – в ребро.
   – Нет, в самом деле – велосипедистки симпатичные… Особенно во-от та, в желтой юбочке!
   – Это, между прочим, восьмиклассница!
   – Восьмиклассница… ммм… А говорят, что тебя по географии трояк, а мне на это просто…
   – … наплевать! – подхватил Михаил. – У-у-у – восьмиклассница-а-а-а…
   Вот так вот, под старую песенку Цоя и подкатили к площади, на которой располагался старый ОРСовский магазин, ныне гордо именующийся «Немезида», деревянная одноэтажная почта, еще какое-то здание в псевдоклассическом стиле позднего сталинизма, с облупленными колоннами и штукатуркой, и – чуть в стороне, за небольшим сквериком – школа, точнее сказать, уже бывшая школа.
   – Во он, мой магазин, – выходя из «УАЗика», Ратников кивнул на школу.
   – А вон моя машина, – Веселый Ганс радостно улыбнулся, глядя на серую «десятку». – Смотри-ка, еще не вскрыли… Оп!
   Пикнула сигнализация…
   – Ну, вот он, коньяк! А вот – магнитола.
   – Вот что, Вася, – негромко произнес Михаил, задумчиво глядя на тусующуюся у «Немезиды» молодежь, – думаю, мы твою машинку сейчас отгоним… к одному хорошему человеку на двор… Нет, ты не думай, тут тоже безопасно… но… сам видишь – танцы сегодня. Понаедет со всей округи шантрапа, так что уж лучше… Как говорится – береженого Бог бережет.
   – Да-да, – поспешно закивал гость. – Так и нужно сделать.
   – Ну, тогда езжай за мной, да смотри, по пути не потеряйся!
   Объехав толпу азартно пьющих пиво и тоник подростков, Ратников свернул налево, потом – направо, потом – еще раз налево и, миновав приземистое здание клуба, остановился метров через сто от него, напротив зажиточного вида ворот и ограды.
   – Ну, вот, – выйдя из машины, он дождался, когда рядом остановится Веселый Ганс. – Здесь мой знакомый живет, у него тачку твою и оставим… Подожди-ка…
   Михаил что есть силы загрохотал кулаками в ворота. Во дворе злобно залаял пес.
   – Гляди-ка, – Веселый Ганс опасливо попятился. – А ведь не написано «осторожно, злая соба– ка»!
   – Да она не злая, – немного передохнув, Ратников застучал вновь. – Эй, эй, есть кто дома?
   – Ой! Здрасьте, дядя Миша, – в ограде открылась неприметная маленькая калиточка, выпустив со двора девочку лет десяти, веснушчатую, с косичками, в смешном коротеньком платьице, красном в белый горошек. – А я думаю – и кто это там барабанит?
   – Привет, привет, Настюшка, – Михаил ласково потрепал девчонку по голове. – А где твои все?
   – Так в Городище поехали, в гости. Там у них свадьба!
   – Что?! – Миша покачал головой. – У дедушки-бабушки твоих – свадьба?
   – Да не, не у них. У их знакомых.
   – И что же – ты теперь на хозяйстве одна?
   – Не одна – с Пальмой! А бабушка с дедушкой обещали к одиннадцати вернуться.
   – К одиннадцати? – Миша кинул взгляд на часы – едва набежало девять… Ну да – самое начало танцев. – А мы-то хотели машину у вашего дома поставить.
   – Так поставьте! – девчушка улыбнулась. – Только ворота сами откройте – тяжелые!
   – А Пальма твоя нас не разорвет?
   – Не… я ее счас на цепь!
   Настенька скрылась во дворе:
   – Пальма, Пальма… А ну-ка, иди сюда… Вот я тебя, вот! Ты зачем опять в огороде грядки порыла? Ну, ни на минуту нельзя оставить! Не собака, а наказание…
   – Вот что, Настюшка, – косясь на Пальму – здоровенную овчарищу – уши торчком, – Ратников заглянул во двор. – А там, ну, где свадьба… телефон есть?