Пушкари все рассчитали точно: и длину фитиля, и скорость течения – взрыв прогремел как раз под мостом, и каменный пролет с грохотом обрушился в воду…
   Среди осаждавших послышались торжествующие крики. Рассеялся дым… в городских воротах поспешно подняли решетку, выпуская парламентеров, судя по одежде – представителей самых знатных и богатых семей.
   – Мы согласны, – кланяясь, галдели посланцы. – Согласны на все ваши условия!
   – Десять тысяч флоринов, – напомнил Егор. – А могли б и на трех сойтись – вот что значит упрямство!
* * *
   В Жироне князь задерживаться не стал – арагонское войско еще отнюдь не было разбито и во главе со своим королем ошивалось где-то неподалеку, зализывая раны и в ожидании идущего из Новой Кастилии подкрепления, о чем Егору уже давно доложили соглядатаи из Наварры. Остаться в сдавшемся на милость победителей городе неминуемо означало загнать себя в ловушку, выбраться из которой может оказаться весьма затруднительным делом, а потому Егор предпочел понапрасну не рисковать, хоть и силен был соблазн показать себя да устроить пир по случаю славной и вовсе не кровавой победы.
   Пир устроили, да, но лишь к вечеру следующего дня, уже точно зная, что вражеские войска отошли к Сарагосе. Люди князя встали лагерем на склонах холма, близ реки, пологой излучиной огибающей плоские горные кряжи. На случай внезапного нападения повозки все же поставили поперек дороги, выставили посты, отправили посматривать по холмам конные разъезды. Князь всегда был осторожен и разгильдяйства в вопросах обороны не терпел – заснувшего часового вполне мог повесить, и о том знали все.
   Вот и пир устроили вовсе не со вселенским размахом, как наверняка поступил бы тот же король Альфонсо даже в случае куда менее грандиозной победы. Тихонько так сели, по-домашнему, пушечными салютами окрестности не будоражили и голых девиц в качестве танцовщиц из Жироны не звали, хотя кое-кто и предлагал.
   – А вот шиш вам! – огорошил повес Егор. – Сначала дела сделаем, а уж потом веселиться будем. Сейчас же победу отметим – просто потому, что надо. Ведь, я знаю, есть такое поверье – ежели удачу не отмечать, так она и отвернуться может.
   – Ого! – лично притащив бочонок с вином из захваченных в Жироне запасов, обрадованно потер руки Джон Осборн. – Это вы сейчас все правильно сказали, сэр!
   – А я всегда все говорю правильно, – ухмыльнулся Егор. – Что ж, повелеваю начать пир!
   Пушки, конечно, не пальнули, но рога с трубами затрубили, и даже недолго погрохотал большой барабан. Погрохотал бы еще, да князь приказал не сильно шуметь, потому обошлись трубами, рожками да лютней, весьма кстати нашедшейся у одного молодого рыцаря из нормандского города Кана. Звали рыцаря шевалье Жан-Мари Ле Рой Арман де Сен-Клер, и, несмотря на столь звучный титул, сей славный юноша вовсе не был, как могло показаться, графом – обычный рыцарский род, весьма обедневший за последние годы сражений, Нормандию ведь кто только ни грабил!
   Даже оруженосца и того у парня не было, лишь верный конь, щит с фамильным гербом в виде бегущего по лазоревому полю серебряного единорога, видавшие виды доспехи да лютня. Ну еще, конечно же, в потертых ножнах меч.
   – А ты умеешь ли петь-то, Арман? – на всякий случай спросил князь по-английски – французский он понимал с трудом, а шевалье де Сен-Клер как раз неплохо владел английской речью. – Понимаешь, есть ведь такие люди, что вроде умеют и петь, и играть, да вот только слушать их нет никакой охоты.
   – О, сир, – вступился за Армана Ла Гир, – уверяю вас, сей юный шевалье поет и играет не хуже любых трубадуров!
   – Ну, вот и послушаем! – выпив вина, воскликнул князь.
   Усевшись на ствол поваленной ветром ели, Сен-Клер тронул пальцами струны:
 
Быстро жизнь уносится,
Предана учению!
Молодое просится
Сердце к развлечению!
 
   Кто-то из свиты Ла Гира тут же перевел песнь на немецкий.
   – О, да ты поешь, как школяр, славный Арман! – Егор похлопал в ладоши. – Неужто был когда-то студентом?
   – У меня много знакомых средь них, – встав, учтиво пояснил юный шевалье.
   На вид ему было лет около двадцати, невысокого роста, худ, не сказать, чтоб силен, но какой отвагой пылали синие, как море, глаза, казавшиеся для столь узкого лица слишком уж большими!
   Тряхнув темными локонами, рыцарь де Сен-Клер поставил на ствол затянутую в узкую штанину шоссов ногу в остроносом башмаке из темно-голубой замши. Слева башмак был неумело заштопан белой суровой ниткой, справа же зияла дырка. Что ж, бывает… ничего, в испанском походе столь достойный шевалье, несомненно, добудет себя и кое-что еще, кроме славы, а бился Арман смело. И играть умел – тонкие пальцы так и летали по струнам, еще и ногой притоптывал в лад, да и пел неплохо.
   Весело было пить вино под такую песню, вовсе не рыцарскую – студенческую.
   – Она просто веселая, – прояснил свой репертуар рыцарь. – А вообще, я и «Шансонету тедешу», и «Л’омм армэ» знаю. Только это все хором петь надо.
   – Ну, до хора мы вряд ли сегодня дойдем, – улыбнулся Ла Гир и, нагнувшись, шепотом пояснил Егору, что шевалье Сен-Клер еще и читать и немножко писать умеет.
   – Хотя вы, быть может, этому и не поверите, сир.
   – Почему ж не поверить, коль у вашего шевалье в друзьях студенты? А это народ грамотный… кроме того, еще и наглый.
   Князь хотел сказать «веселый», да перепутал французские слова, вот и вышло «наглый», а все и поддержали: мол, в самую точку попал, эти студиозусы – они такие, палец в рот не клади да береги дочерей и жен!
   Тут же – после очередного кувшина вина – пошли в ход всякие байки про студентов, байки весьма пикантные и сейчас пришедшиеся весьма кстати – скинуть нервное напряжение похода.
   Допев студенческую песнь, Арман поклонился и тут же начал другую – уже более рыцарственную: о любви к прекрасной даме с голубыми сияющими глазами и «шейкой, как гузка утенка», – именно так князю и перевели.
   – Надо же – как гузка, – покачал головой Егор и вдруг замолчал, услыхав явственно раздавшийся где-то на склоне холма звук рога.
   Трубадур тоже замолк и опустил лютню. Звук повторился.
   – Небось наша сторо́жа трубит, – негромко предположил воевода Онисим. – Схватили кого-то.
   – Это боевая труба! – насторожился Ла Гир. – Труба Арагона!
   Пирующие тут же схватились за мечи и кинжалы, впрочем, столь же быстро и успокоились, вполне справедливо предполагая, что вражеское войско часовые уж не прошляпили бы никак.
   Значит, не враги…
   Но Ла Гир сказал – арагонский рог… или труба… а ему в таких делах доверять можно.
   Следующий сигнал послышался уже совсем близко, а вот донесся и стук копыт, словно чей-то небольшой отряд рвался на поляну из лесной чащи.
   Он и рвался. Отряд. Вражеский, судя по алым с золотом полосам Арагона на стягах, щитах и плащах. Да, все это были вооруженные люди в доспехах и со щитами… правда, в окружении русской дружины, отнюдь не склонной шутить. Да и было чужаков от силы полторы дюжины: какие-то воины, барабанщики, знаменосцы, а впереди на белой лошади – невероятно расфранченный тип! Без лат, в шитом арагонскими гербами плаще из алого шелка, в белой пижонской котте, усыпанной жемчугом, с небольшим мечом в сафьяновых ножнах. Белое холеное лицо, золотистые локоны, бархатный голубой берет со страусовыми перьями, ценой по сотне золотых реалов за штуку – примерно столько зарабатывал за год весьма квалифицированный врач, нанятый небедной городской коммуной.
   А штаны… вернее, чулки. Нет, это что-то! Один чулок, левый, – белый, в традиционную красно-желтую полоску, правый же – в бело-зеленую клеточку. Так мог вырядиться только настоящий гранд! Причем гранд-то при ближайшем рассмотрении оказался очень молод, даже моложе достойнейшего шевалье де Сен-Клера, года на два моложе, если не все пять. Какой-то сопленосый юнец. Мальчишка!
   О, как рьяно ему помогли спешиться… как гордо юный щеголь выставил вперед ногу в клетчатом чулке, как вскинул голову:
   – Я – дон Эстебан де Сикейрос-и-Розандо, верный паж его величества славного короля Арагона, графа Барселонского и герцога Жироны Альфонсо, сына великого короля Фернандо, прозванного Антекера в честь славной победы! Я ищу здесь почтенного императора Георга Ливонского, владетеля Германских земель и далекой Руси, верховного сюзерена французов и англичан!
   – Считай, что нашел, – передав допитый кубок слуге, поднялся со своего места Егор. – Я – сюзерен и владетель. Ты понимаешь латынь? Ага… по глазам вижу, что понимаешь. Проходи к костру, славный дон Эстебан, садись, испей вина и поужинай с нами.
   – О нет! – мальчишка опасливо попятился. – Мне только передать.
   – Что тебе передать?
   – Мой сюзерен послал меня… к вам, великий император, вот с этим…
   Не оглядываясь, паж протянул руку назад… в его узенькую ладонь что-то вложили…
   Взмах руки – и наземь перед императором упала латная рыцарская перчатка!
   – Мой сюзерен, король Арагона, герцог Жироны и Барселонский граф дон Альфонсо де Трастамара вызывает вас, славный император и король Германии, Руси и многих прочих земель, на поединок, – раскрасневшись, звонким голосом произнес дон Эстебан. – Вы оба сразитесь, как и положено рыцарям, и пусть победит, кому даст Бог!

Глава II
Король варваров

   Королевский посланец уже засобирался в дорогу, но князь все же проявил гостеприимство, едва ль не силком заставив высокого гостя отведать вина и приготовленных из дичи яств.
   Вечерело, плотный туман и тьма быстро окутывали округу, да так, что совсем скоро стало не видно ни зги. Лишь огоньки костров сверкали за деревьями, тут и там, словно опустившиеся на землю звезды. Паж колебался, то и дело бросая взгляды на небо – отправляться ли в обратный путь немедленно или все же переждать до утра? Что безопаснее?
   Где-то неподалеку, за соседним кряжем, вдруг послышался тоскливый волчий вой, и юный дон Эстебан вздрогнул, а шевалье Арман де Сен-Клер, спрятав презрительную улыбку, еще и подлил масла в огонь.
   – Так воет вурдалак, оборотень, – пояснил молодой рыцарь, коверкая каталонские слова.
   Впрочем, паж, похоже, понимал и по-французски:
   – Оборотень?
   Арман пожал плечами:
   – Ну да, вурдалак. Они в здешних лесах водятся – я слышал от крестьян.
   – Сохрани, Святая Дева! – хлопнув глазами, перекрестился дон Эстебан. – Что же он, этот оборотень, и на добрых христиан нападает?
   Нормандец нехорошо усмехнулся:
   – Да уж нападает, ему все равно.
   – Вот, совсем недавно трех наших загрыз, – как ни в чем не бывало соврал Егор. – Вообще, ночью здесь бродить опасно.
   И, словно в подтверждение его слов, волк снова завыл, только на этот раз не тоскливо, а – как почему-то показалось гостю – зловеще и с какой-то затаенной насмешкой.
   – Могу предложить вам свой шатер, дон Эстебан, – князь гостеприимно развел руками. – Оставайтесь, а завтра с утра поедете…
   – Но мой король говорил мне… – начал было паж, да, замолкнув на полуслове, махнул рукой: – А и правда – останусь.
   И, оглянувшись на свою свиту, добавил:
   – А утром уж поскачем как можно быстрее!
   – Само собой, господин. – Слуги поклонились разом и с видимым облегчением, знать, байка о вурдалаке пришлась не по нутру и им.
   Воины уже разбивали шатер, и пир у костра продолжался недолго – выпили еще по три кубка, отчего юный посланник пришел в совершенно блаженное состояние и даже неожиданно попытался отобрать у Сен-Клера лютню, да тот проявил грубость – не дал. Дон Эстебан обиженно засопел, что-то пробормотал пьяно да тут же и уснул, едва не свалившись в костер. По знаку Егора гостя тут же подхватили заботливые руки, утащили в шатер, уложили спать. Одни сопровождавшие пажа воины улеглись рядом с шатром, другие остались бодрствовать, охраняя своего юного господина.
   Волк, слава богу, больше не выл, видать, убежал куда-то или поймал-таки добычу и сейчас довольно урчал, с аппетитом пожирая какого-нибудь барсука или зайца. Отправился спать и князь, на эту ночь – в фургон, в кибитку, а остававшиеся у костра воины еще долго слушали Армана, неутомимо рассказывавшего разные истории о вурдалаках и святых. Один из святых даже ходил, взявши под мышку голову, только вот Егор так и не понял, как его звали – Святой Дионисий или Святой Клер? Да и не очень-то старался понять, неудержимо проваливаясь в плотный, словно туман, сон.
* * *
   Утром загремели трубы и вся имперская рать во главе со своим повелителем понеслась вслед за юным посланцем. Расцвеченное красно-желтыми флагами арагонское войско уже выстроилось в боевые порядки, перекрыв серо-стальным валом неширокую долину с журчащей рядом рекой. Со спокойной уверенностью имперцы выстроились напротив, и налетевший ветер быстро унес туман, развевая знамена: двуглавый орел и королевская французская лилия против кастильского замка, алых арагонских столбов и вздыбленного льва Леона.
   Молодой король Альфонсо де Трастамара в сверкающих на солнце латах уже дожидался князя, сидя верхом на покрытом длинной красно-желтой накидкой жеребце, нетерпеливо покусывавшем удила. При виде появившегося на поле соперника оруженосцы поспешно поднесли своему господину украшенное лентами копье и шлем – вытянутый французский салад с позолоченным забралом и длинным стальным назатыльником.
   На Егоре тоже были латы дивной новгородской работы, ничуть не хуже миланских, но куда крепче! Вороной княжеский конь бил копытами землю, и черный двуглавый орел на золотом поле хищно клекотал с небольшого треугольного щита.
   – Приветствую тебя, император Востока! – потрясая копьем, прокричал Альфонсо.
   Князь вежливо кивнул:
   – И я рад сразиться с тобой, досточтимый король Арагона и граф Барселонский.
   – Еще и герцог Жироны, – король обидчиво покривил губы.
   – И – герцог Жироны, – согласился Егор, подумав, что Жирона-то уже взята.
   – Не будешь ли ты против, великий государь, если знак к поединку подаст мой герольд? – тронув поводья коня, язвительно осведомился арагонец, кивая на своего юного пажа, дона Эстебана Сикейроса-и-Розандо, на этот раз украшенного многочисленными гербами и ленточками так, что почти невозможно было разглядеть лицо.
   Тоже еще, герольд выискался… Впрочем, какая разница?
   – Пусть подает, – князь милостиво кивнул и надел на голову шлем – бацинет с вытянутым забралом фасона «собачья морда».
   Очень надежный шлем, обычно стоивший пять золотых монет – флоринов, гульденов, дукатов. Но этот Егор купил за десять, о чем пока не жалел.
   Поклонившись друг другу, поединщики, резко повернув коней, поскакали прочь, набирая расстояние, необходимое для копейного удара. Оба войска поддержали своих предводителей криками и радостным гулом.
   Горело на доспехах солнце, стяги гордо реяли на ветру, и даже синее, очистившееся от туч небо, казалось, улыбалось, радуясь предстоящей забаве.
   Егор нехорошо ухмыльнулся, увидев, как ловко молодой король Арагона развернул коня, как перехватил копье – по всему видать, завсегдатай турнирных схваток, опытный боец, несмотря на молодость.
   Князь же, увы, тем же самым похвастать не мог, как-то не довелось еще участвовать в турнирах, все не до того было – то в ватаге промышлял, ордынцев громил, а потом и литовцев, немцев. Какие уж тут турниры! Егор отлично владел мечом, палицей, шестопером, секирой, метко стрелял из аркебуза, арбалета и лука, мог и из пушки пальнуть вполне даже действенно, но вот копье… рыцарский таранный удар, поединок – это все прошло мимо князя… Хотя и тут он, когда мог, наверстывал, тренировался.
   Истошно протрубил рог.
   – Сходитесь! – юный герольд махнул красно-желтым флажком.
   Поглядев друг на друга, соперники одновременно опустили забрала. Упали на упоры копья… Альфонсо, кстати, держал копье в левой руке – нехорошо, непривычно… тем более, если вообще опыта в подобных сватках нет…
   – Хоп! Хоп!
   Хищные жеребцы – боевые драконы войны, – раздувая ноздри, рванулись галопом навстречу смерти.
   Черный двуглавый орел и красные арагонские полосы… они сближались столь быстро, что князь так и не понял, в какой именно момент произошел удар… Только что-то сорвало забрало… и наконечник вражеского копья поразил мозг…
* * *
   – Господи-и-и-и!
   Проснувшись в холодном поту, молодой человек выскочил из фургона. Голова раскалывалась, правый глаз болел так, что казалось, сейчас вот-вот вытечет из глазницы… Князь ухмыльнулся: вроде вчера не дрался, морду никому не бил… соответственно, и в ответ не получал удара – ну, не пропустил бы, даже если б и звезданул кто.
   Уже начинало светать, и плотные облака кое-где прорывались слабой лазурью, чуть тронутой позолотой невидимого пока солнца. Подойдя к догоревшему костру, Егор уселся на притащенный еще вчера еловый ствол, накрытый рогожкой, и какое-то время сидел, приходя в себя и лениво шевеля носком башмака угли. Сидел, сидел, думал… пока не отвлекли крики:
   – Лазутчиков поймали, княже!
   – Лазутчиков?
   Егор тотчас поднялся на ноги, глядя на приземистого Онисима Раскоряку:
   – Что за люди?
   – А вона!
   Маячившие за воеводой дружинники подвели к своему князю трех связанных по рукам парней, очень похожих друга на друга – все трое темноволосые, круглолицые, со вздернутыми носами. Старшему лет двадцать пять, остальные куда моложе.
   – Э, они братья, что ли?
   – Похоже, что так, государь, – махнув рукой, воевода подошел ближе. – За горой, у реки, словили – пробирались к твоему шатру, даже стрелы успели пустить!
   – Что?! – встрепенулся князь. – В мой шатер… Стрелы? А ну-ка, быстро…
   Перепрыгнув через бревно, он бросился к возвышавшемуся невдалеке шатру, который сам же и уступил важному гостю.
   Добежать не успел – из травы, словно призраки, возникли фигуры арагонской стражи. Тоже еще, охраннички – не с той стороны караулили! Увидев Егора, воины неохотно расступились.
   – Дон Эстебан! – откинув полог, князь заглянул в шатер…
   В изголовье походного ложа торчала длинная черная стрела! Как раз бы в шею угодила, прямиком… Однако где же…
   – А где ваш парень? – отбросив приличия, спросил по-французски Егор.
   Его поняли, кто-то из стражников показал на реку, и молодой человек помчался туда, не обращая внимания на хлеставшие по лицу ветки.
   Скинув рубаху, дон Эстебан спокойно умывался, стоя на плоских камнях у самого берега. Кожа его оказалась совсем не загорелой, белой… как, впрочем, и положено аристократам.
   – Эстебан, все в порядке? – Егор перевел дух.
   – Да! – Мальчишка обернулся и, увидав князя, попытался отвесить поклон, едва не свалившись в воду.
   – Давай уж без церемоний, – усевшись на камень, улыбнулся молодой человек. – Ты, я вижу, понимаешь латынь.
   – Ну а как же?! – Карие глаза пажа сверкнули обидой. – Я же не сиволапый эстремадурский мужик!
   – Ладно, ладно, не злись… Так ты не спал в шатре?
   – Там душно. – Дон Эстебан неожиданно замялся и опустил голову. – К тому же вы тут все говорили про оборотней… врали, наверное, но все равно неприятно одному спать. Вот я и и ушел к своим, в палатку. Только не подумайте, что я трус!
   – Что ты, упаси боже!
   – Просто… нечистая сила… У меня ведь даже не было с собой чеснока, а у них, у моих воинов, был – они очень любят чесночную похлебку, знаете ли…
   – А чеснок помогает от оборотней, – пряча улыбку, покивал Егор.
   Паж вскинул глаза:
   – Еще как помогает! У нас в Сарагосе бывали случаи… Я слыхал не раз! Ой…
   Мальчишка вдруг сконфуженно потупился и покраснел – и князь знал почему: молодой дон Эстебан де Сикейрос-и-Розандо только что признался в собственной трусости – именно так и обстояли дела.
   – Я бы не сказал об этом никому, – покусав губы, тихо промолвил паж. – Какому-нибудь барону, графу… но вы – император!
   – Обещаю тебе молчать, – состроив серьезную мину, Егор поднялся на ноги. – Даю честное императорское слово.
   – Спасибо, благороднейший сеньор! – Дон Эстебан сразу же воспрянул духом, поклонился… и свалился-таки в реку, подняв тучи брызг!
   Егор поспешно протянул ему руку:
   – Держи! Давай, выбирайся.
   – О, благороднейший го…
   – Да хватит тебе уже! Скажи-ка лучше: твой почтеннейший сюзерен, славный король Альфонсо де Трастамара, – доблестный рыцарь?
   – Что-о? – мокрый, как курица, паж недоуменно округлил глаза.
   – Я ж из дальних земель, вот и не знаю, – поспешно пояснил князь.
   – Понимаю, – дон Эстебан смахнул со лба капли. – И смею вас уверить: мой король – достойный и благородный соперник, поединок с которым не нанесет никакого урона вашей чести. Дон Альфонсо – доблестный и умелый рыцарь…
   – Он сражается левой рукой?
   – Обеими руками, сеньор! В конных схватках давно нет ему равных, все благородные дамы Арагона и Каталонии… ой…
   Наступив на сучок, мальчишка закусил губу и схватился за ногу.
   – Что случилось? – встревожился князь. – Ты идти-то можешь?
   – Ну конечно могу!
   – Слава богу… А то, может, позвать слуг?
   – Нет-нет! – дон Эстебан с возмущением замахал руками. – Вот видите, я уже иду.
   – Ну, как знаешь.
   Парень заметно прихрамывал, видать, все же поранился достаточно глубоко, однако виду не показывал, даже не морщился, а молча терпел боль. Что ж, благородного кабальеро видно сразу!
   – А у вас в Арагоне в поединках такие же правила, как и везде? – словно бы невзначай поинтересовался Егор.
   – Арагон – не какая-нибудь забытая богом дыра!!!
   Мальчишка снова обиделся, правда ненадолго – понимал, поди, что дуться на императора – это уж ни в какие ворота не лезет!
   – Значит, я, как вызванная сторона, имею право сам выбрать оружие для нашей битвы, так?
   – Ну конечно же так, благороднейший господин! Я передам ваш выбор моему королю.
   Передаст… Егор хмыкнул: а если б ты, парень, не устрашился оборотня да уехал еще вчера? Кто б тогда что передал? Нелогично. Впрочем, средневековые люди часто вели себя вне законов логики.
   – Позвольте спросить, сеньор импе…
   – Спрашивай.
   – И какое же оружие вы…
   – А вот об этом я подумаю. – Князь остановился и, скрестив на груди руки, окинул пажа таким взглядом, от которого тот, вне всяких сомнений, тут же почувствовал себя самой мелкой букашкой. Еще бы… кто император, а кто какой-то там дон Эстебан?!
   – Я подумаю, – сдвинув брови, важно повторил Егор. – А ты подождешь… столько, сколько будет надо. И не вздумай меня торопить!
   – Я… я б никогда не осмелился, господин!
   На пажа было жалко смотреть! И куда только пропал весь его гонор? Что, в самом деле, забыл, с кем разговаривает? Да, властелин Священной Римской империи князь Георг Заозерский-Ливонский, враг короля Альфонсо и этого вот сопляка – дона Эстебана… Враг, но все же император! А благородное сословие – это не какие-нибудь простолюдины – условности здесь просто необходимы и соблюдаются всеми… по мере сил.
   – У меня есть священник, отец Жан-Пьер, он прекрасный лекарь…
   – О, господин, мне не…
   – Он осмотрит твою ногу. И не прекословь!
   Отправив мальчишку в шатер, князь вернулся к своим людям, вознося самые искренние молитвы Господу за дона Эстебана. Убить посланника… а ведь это так и выглядело бы, и вряд ли б император смог оправдаться: мол, какие-то мужики-лазутчики перепутали. Бред! Убить посла означало не только потерять честь, но и вызвать эскалацию конфликта, совсем не нужную императору, желавшему лишь продемонстрировать свою силу и продиктовать условия мира.
   – Так что с лазутчиками, княже?
   – Веди их к моей повозке, верный Онисим.
   Махнув рукой воеводе, Егор окликнул отца Жан-Пьера и, отправив его к шатру, подошел к фургону, где его уже дожидались трое каталонских молодчиков в окружении стражи.
   – Ну? – подозвав толмача, хмуро спросил князь. – И зачем вы хотели меня убить?
   – Мы вовсе не хотели, – нагло ухмыльнулся старший.
   Егор покусал губу:
   – Ах, не хотели… А стрелой – промахнулись! Видать, в перепелку метили?
   – Все так и было, сеньор!
   – Онисим, младших разбойников утопить в реке, – спокойно приказал князь. – Толмач, переведи! Да, а старшего мы отпустим… пусть себе живет, ага.
   – Эй, эй! – уяснив, что к чему, лазутчик явно заволновался. – Почему это вы меня не убьете, ведь я ж среди них за главного?
   – А чтоб ты потом всю жизнь мучился за то, что не уберег своих младших братьев, – охотно пояснил князь. – Ведь вы же братья, так?
   – Да, братья. – Старший тяжело вздохнул и признался: – Мы каталонцы, из Матаро… Я и в самом деле хотел вас убить – я, не они, – но только для того, чтоб вы не убили на поединке нашего славного короля Альфонсо! Тогда власть в Каталонии захватят проклятые кастильские свиньи… а мне б и всем нам очень бы этого не хотелось.
   – И мне б того не хотелось, – искренне промолвил князь. – Совсем-совсем не хотелось бы, поверь… Что, действительно захватят?
   – Ну да, – лазутчик пожал плечами. – Посадят на арагонский трон малолетнего Хуана Кастильского, а править за него будет его мамаша, англичанка, или, того хуже, некий молодчик и интриган по имени Альваро де Луна. Им свободная Каталония не нужна!
   – А мне – нужна. – Князь негромко рассмеялся, глядя на изумленные лица несостоявшихся убийц. – Честное слово, нужна, и я вовсе не собираюсь лишать каталонские и арагонские города каких-либо вольностей.