Потто Василий. Первые добровольцы Карабах в эпоху водворения

Василий Потто
 
ПЕРВЫЕ ДОБРОВОЛЬЦЫ КАРАБАХА В ЭПОХУ ВОДВОРЕНИЯ РУССКОГО ВЛАДЫЧЕСТВА
 
(мелик Вани и Акоп-юзбаши Атабековы)

ПРЕДИСЛОВИЕ

 
   «Нестором Кавказской истории» (летописец Нестор считается отцом русской истории) называли выдающегося военного историка – генерала русской армии В. А. Потто. Его многотомный труд «Кавказская война в отдельных очерках, эпизодах, легендах и биографиях», изданный еще в восьмидесятых годах минувшего века, оставался в течение долгого времени важнейшим источником для историков. Но только узким специалистам по истории Кавказа было известно исследование В. А. Потто «Первые добровольцы Карабаха», изданное в 1902 году в Тифлисе.
   «Первые добровольцы Карабаха в эпоху водворения русского владычества (мелик Вани и Акоп-юзбаши Атабековы)», таково полное название книги, освещает период вхождения восточноармянских земель в состав России. В. А. Потто использовал разнообразные источники. Это позволило ему не только описать образ отважных армянских добровольцев из старинной семьи Атабекянов, но и объективно отобразить исторические события первой четверти XIX века.
   Книга явно показывает симпатии армянского населения к России. Эти симпатии основывались не только на общности веры. Россия имела особые интересы в Закавказье. Этот край был важным форпостом огромной империи в Передней Азии. Еще в большей мере такую роль, по мнению правителей России того времени, мог выполнить мужественный край – Арцах. В рапорте князя П. А. Потемкина к Екатерине II (1783) прямо говорилось, что «при удобном случае» Карабахскую область, «которая составлена из народов армянских, дать в правление национальному и через то возобновить в Азии христианское государство, сходственное высочайшим в. и. в. обещаниям, данным через меня армянским меликам» (ЦГВИА, ф. 52, on. 2, д. 32, л. 1).
   Но и вхождение в состав России воспринималось армянами Карабаха наилучшим способом ограждения себя от посягательства могучих восточных деспотий. Трактат, заключенный между Россией и Ираном в селении Гюлистан 12 октября 1813г., закреплял Карабах в составе России… Увы, в начале двадцатых годов нынешнего века состоялся болыиевистско-турецкий сговор, результатом которого стало решение Кавказского бюро большевистской партии от 5 июля 1921 года. Неправовой акт, который новая Россия пока не осудила, отдавал Карабах на произвол судьбы страны, которая поставила своей целью любым способом вытеснить коренных жителей из этой исконной армянской земли.
   Народ Арцаха не раз апеллировал ко всем инстанциям с мольбой о спасении. Но все оставалось безрезультатно. Наоборот, после каждого обращения репрессии усиливались. Поэтому, потеряв надежду на кого-либо, арцахский народ поднялся на борьбу за свое освобождение. Важной вехой этой национально-освободительной борьбы стало провозглашение 2 сентября 1991г. Нагорно-Карабахской Республики. Годовщине этого события посвящается настоящее издание. Мы выражаем благодарность Артуру Артоевичу Алексаняну, выходцу из г. Мартуни (НКР), который обеспечил переиздание этой книги. Благодаря его благотворительному почину, читатель, спустя девяносто лет, сможет вновь познакомиться со страницами русско-армянского боевого сотрудничества.
   Содержание книги В. А. Потто должно заинтересовать не только армянского, но и русского читателя, особенно потомков доблестного воинства – донского, кубанского и терского казачества, мало знакомого прошлым Арцаха-Карабаха.
   В настоящем издании устранены архаизмы. В. Потто часто использует топонимику, отражающую время, турецкого засилья. По истории Арцаха сейчас издано немало литературы (Ш. Мкртчян. «Историко-архитектурные памятники Нагорного Карабаха», Ереван, 1988; «Нагорный Карабах. Историческая справка», Ереван, 1988; П. Мурадян. «История – память поколений. Проблемы истории Нагорного Карабаха», Ереван, 1990; Степан Лисицян. «Армяне Нагорного Карабаха», Ереван, 1992 и др.), поэтому мы не берем на себя работу по широкому комментированию текста книги.
   В.З. АКОПЯН канд. ист. наук
 

____________________

 
   Среди обломков некогда великого армянского царства Карабах, принадлежавший персиянам, один сохранил у себя, как памятники минувшего величия, те родовые уделы армянских меликов*, которые занимали собой все пространство от Аракса до реки Курак, верстах в 20-ти от Ганджи, нынешнего Елизаветполя. В Арцахе, или в Нижнем Карабахе, эти родовые уделы были: Дизак, Варанда, Хачен, Чароперт** и Гюлистан, собственно и составлявшие Карабахское владение, как о том упоминают старинные русские акты. Горная часть Карабаха, Сюник или Зангезур, заключала в себе только одно значительное меликство – Каштахское, окруженное землями других более мелких армянских владений, а часть, прилегавшая к самому Араксу, по преимуществу была населена татарскими кочевниками. Среди разрушения и общего погрома армянского царства владетели этих уделов, мелики, одни сумели сохранить за собой старинные наследственные права и даже удержать в стране почти до самого начала XIX века тот политической строй, который сложился здесь со времен персидских царей Сефевидов. Как вассалы Персии, они утверждались в своих наследственных правах персидскими шахами и платили им дань, но зато сохранили политическую самостоятельность во внутреннем управлении своими землями, имели свой суд и расправу, свои укрепленные замки и даже собственные дружины, которые охраняли край от лезгин и турок.
 

____________________

 
   * Мелик – князь, владетель княжества (меликства) в восточных областях исторической Армении (Ред.).
   ** Джраберт (Ред.).
 

____________________

 
   Но как ни сильны были эти меликства, они с течением времени стали клониться к упадку, особенно после того, когда преобладающее значение в крае стали получать то персияне, то турки, оспаривавшие друг у друга владычество над Закавказьем. И все эти народы одинаково оставляли после себя только опустошенные поля и сожженные деревни. Из года в год, целые столетия, тянулась эта несмолкаемая, мучительная борьба, и маленький христианский народ героически держался среди окружавшего его мусульманского мира. Единственным светлым лучом, прорезавшим черные тучи, для этого христианского народа является в половине XVIII века царствование в Персии победоносного Шах-Надира, который, ценя услуги и мужество карабахских меликов, старался поддерживать их всей своей могущественной властью, но зато смерть Шах-Надира, погибшего, как известно, в 1747 году, нанесла окончательный удар самостоятельности меликов.
   После Шах-Надира в Персии начинается ряд междоусобных войн за обладание престолом, а пользуясь этим, возникают смуты и в самом Закавказье, где многие честолюбцы прокладывают себе путь к отличиям и становятся властителями провинций, отторгнутых ими от Персии. Так было в Шеке и Ширвани, и точно такая же судьба постигла Карабах в 1748 году, когда один из старшин Джеванширского племени*, некто Панах, поднял своих кочевых татар и провозгласил себя карабахским ханом. При единодушии армян, коренных аборигенов края, конечно, этого никогда не могло бы случиться, но причиною новых бедствий страны послужили именно их внутренние раздоры.
   История рассказывает, что два арцахских мелика, Адам и Иосиф, владетели Чароперта и Гюлистана, возбудили вражду к себе сильного варандинского мелика Шах-Назара, который, чтобы одолеть своих противников, вошел в тесный союз с Панах-ханом и дал ему право построить в своих владениях грозную крепость Шушу**. Высоко, до самых облаков, говорит летописец, поднималась эта гранитная Шушинская крепость, построенная среди утесистых гор, образующих между собой один только узкий проход, который брать открытой силой было немыслимо. Кто владел этой крепостью, тот господствовал в крае, и арцахские мелики, вынужденные уступить обстоятельствам, признали Панаха владетелем и ханом Карабаха.
 

____________________

 
   * Джеванширское племя – одно из племен, составлявшее конгломерат племен «отуз-ики». Глава этого племени считался главой всего отуз-ики. Надир-шах переселил племя джеваншир и весь конгломерат отуз-ики в Хорасан (Иран), но после смерти его (1747 г.) им удалось огуиь вернуться в Равнинный Карабах, где к ним присоединились другие тюркские племена. Из Равнинного Карабаха предводители племени джеваншир сперва вторглись в предгорные и горные районы Карабаха (собственно Арцах), а затем на короткое время утвердились там в качестве местных правителей (ханов). Последние не смогли до конца сломить сопротивление меликов. В таком состоянии Карабах был в начале XIX века присоединен к России (Ред.).
   ** Потто ошибается по поводу строительства Шуши. Крепость была построена задолго до Панах-хана. В приложении к рапорту А. В. Суворова князю Г. А. Потемкину (1780) говорится: «Мелик Шах-Назар… сей предатель своего отечества призвал Панах-хана, бывшего прежде начальником незнатной части кочующих магометан близ границ карабахских, отдал ему в руки свой крепкий замок Шушикала» (Ред.). (М. Г. Нерсиян. «А. В. Суворов и русско-армянские отношения». Ереван, 1981, с. 136) (Ред.).
 

____________________

 
   В первое время мелики сохраняли еще за собой внутреннее управление, но было очевидно, что при его преемнике Ибрагим-хане самостоятельность эта должна будет рухнуть, потому что Ибрагим принадлежал к числу тех азиатских деспотов, которые не выносят вокруг себя ничьей самостоятельности, а тем более христианских меликов, которым он имел достаточные основания не верить. Окончательный разрыв между ними произошел в 1783 году, когда русская императрица приняла под свое покровительство Грузию. Тогда и все карабахские мелики, составившие между собой тайный договор, присягнули на подданство России. Ибрагим молчал, пока ему грозила близость русских штыков; но едва войска, приходившие в Тифлис, возвратились на линию, как он поторопился наложить на меликов свою тяжелую руку: одни из них были умерщвлены наемными убийцами, другие арестованы, третьи бежали в Грузию или в соседние ханства, а их имущество конфисковалось в пользу ханской казны. В числе последних был и чаропертский мелик Меджлум, сын мелика Адама, перешедший с частью подвластных ему армян во владение Джеват-хана Ганджинского. Так один за другим пали последние остатки древних родовых уделов в Армении. На место бежавших или истребленных меликов Ибрагим назначил новых, но уже из почетных старшин или беков, которых сам народ стал называть меликами ханскими, в отличие от прежних родовых владельцев. В Чароперт на место Меджлума назначен был меликом один из почтенных жителей того же округа Рустам Алахвердов.
   В это время в Чаропертском меликстве, в деревне Касапет, проживало семейство юзбаши Арютина Атабекова, старший сын которого, вошедший впоследствии в историю под именем Вани-юзбаши или мелика Вани, состоял некоторое время при Рустаме в качестве близкого и доверенного лица.
   Доискиваться, кто были предки Атабековых, был бы напрасный труд, потому что в такой стране, как Карабах, где никогда не существовало ни церковных метрических записей, ни родословных книг, где все основывалось только на предании старых людей, да на свидетельствах некоторых летописцев, проследить историю какого-либо рода почти невозможно*. Но относительно семьи Атабековых можно сказать, что, судя по акту, выданному в 1807 году Эчмиадзинским монастырем за подписью католикоса Ефрема, она принадлежала к одной из древнейших фамилий старой Армении, на что указывает, между прочим, также и звание юзбаши, переходившее в этой фамилии наследственно. В позднейших описаниях звание юзбаши обыкновенно приравнивалось у нас к званию сельского старшины или старосты. Но в старом Карабахе звание это означало сотник, и в эпоху сефевидских царей Персии, даже при Шах-Надире и после него, звание юзбаши носили многие лица и высшего сословия. Так, например, один из потомков зангезурских Орбелиан был Шаоан-юзбаши; затем известный герой Карабаха, восемь лет отстаивавший свои родные горы от турок, был Аван-юзбаши, прозванный впоследствии меликом Аван-ханом и возведенный в 1734 г. в чин русского генерала императрицей Анной Иоанновной как лицо, прославившееся военными подвигами в войне против турок. Когда Шах-Надир освободил Армению и Грузию от турецкого владычества, губернатором Ширванской области был назначен некто Ахмет-юзбаши, со званием хана. В 1896 году в свите варандинского владетеля мелика Джемшида, ездившего в Петербург просить о покровительстве императора Павла, находилось весьма влиятельное лицо, потомок мелика Матеоса, некто Петрос-бек, известный под именем Петроса-юзбаши. Наконец, уже в наши дни, во время последней персидской войны, когда Аббас-Мирза осаждал Шушу, два брата Тархановы, Сафар-юзбаши и Рустам-юзбаши, заняв с пятьюстами армян ущелье Ташалты на реке Шушинке, защищали проход от неприятеля к мельницам, где производился помол муки для осажденного гарнизона. (Все эти сведения заимствованы из весьма интересных рукописей, принадлежащих отставному полковнику Я. Д. Лазареву: «Вековые заслуги армянского народа»).
 

____________________

 
   * В. Потто не имел возможности пользоваться многочисленными первоисточниками, недоступными для русского читателя (Ред.).
 

____________________

 
   Таким образом, вопрос о существовании в прежнее время в Карабахе звания юзбаши приводит нас к убеждению, что звание это присваивалось лицам, пользовавшимся известным общественным положением, и служило, так сказать, вывеской для лиц благородного происхождения. Первым несомненно историческим лицом, носившим звание юзбаши в фамилии Атабековых, является в половине XVII столетия некто Атабек второй, оставивший после себя двух сыновей: Вани и Гулия. Потомки Вани, впоследствии переселились в Россию, где живут и поныне; потомки Гулия остались в Карабахе, и внуком его является Арютин-юзбаши, о котором сказано выше, современник Цицианова и отец мелика Вани и Акопа-юзбаши.
   Политические бури, пронесшиеся над Карабахом в конце XVIII столетия, разрушили некогда значительное состояние семьи Атабековых, но, тем не менее, и в ту смутную пору, когда к нашествию Ага-Магомед-хана прибавились еще народные бедствия – голод и чума, нашедшие также свои бесчисленные жертвы, семья эта считалась зажиточной: владела землями, имела мельницы и даже собственных ричпаров. Она по-прежнему жила в Касапете, тогда почти опустевшем, так как жители тысячами бежали в разные стороны, и население Карабаха уменьшилось, как говорят старики, почти на 40000 дымов. Вся страна представляла собой одну громадную развалину, и в равнинах ее, прилегавших к персидским границам, никто не осмеливался даже селиться; там повсюду виднелись только опустевшие села, остатки обширных шелковичных садов, да запущенные и брошенные поля.
   А в судьбах Карабаха готовилась, между тем, уже перемена. И перемена неизбежная, неотразимая с тех пор, как Грузия на заре XIX века, покончив свое самостоятельное существование, слилась с великой Российской державой. Падение затем соседнего с Карабахом ганджинского владения поставило на очередь вопрос о положении и ближайшего к нему хана карабахского. Цицианов, не поддавшийся действию льстивых речей азиатских владетелей, категорически потребовал положительных заявлений о их дальнейших намерениях. «Нимало удивляюсь тому, – писал он карабахскому хану из под Ганджи, – что я здесь нахожусь с непобедимыми российскими войсками более месяца, да и шесть дней уже прошло по взятии крепости штурмом, а вы, будучи в таком близком соседстве, до сих пор не присылаете ко мне с приветствием. Гордость Джеват-хана омылась кровью, и мне его не жаль, понеже гордым Бог противится. Надеюсь, что вы не захотите ему подражать и вспомните, что слабый сильному покоряется, а не мечтает с ним тягаться».
   «Поскольку, – писал он далее, – ганджинское владение вступило в неизмеримое пространство Российской Империи, а жители его сделались любезными детьми России, то я долгом почитаю по званию моему, как главный начальник, края от Каспийского моря до Черного, требовать, чтобы вы возвратили табуны и скот, принадлежавшие как покойному Джеват-хану, так и здешним татарам и армянам, отогнанные в ваши владения для безопасности при моем приближении с войсками». Хан, давно уже считавший себя законным обладателем того, что досталось ему по праву войны таким случайным и неожиданным образом, прислал ответ, который, по выражению Цицианова, не заключал в себе ничего, кроме обычных уверток его коварной персидской души. Тогда Цицианов приказал майору Лисаневичу произвести репрессалии и этим путем вознаградить елизаветпольских жителей за их потерю. Карабахцы* же, однако, были настороже; вовремя заметив приближение небольшого русского отряда, угнали в горы все свои стада и табуны. Тогда предприимчивый Лисаневич обратился к другому способу возмездия. Для увеличения населения Елизаветпольского округа Цицианов всеми мерами привлекал туда земледельцев-армян из Карабаха, достигая в то же время этим способом ослабления производительных сил во владениях Ибрагим-хана. Лисаневич захватил и вывел с собой 250 армянских семей, которые Цицианов приказал поселить в елизаветпольском форштадте.
 

____________________

 

* Имеются в виду кочевники.

 

____________________

 
   В числе этих семей находилась и семья Арютина Атабекова, состоявшая в то время из него самого, его жены и двух женатых сыновей: Вани-юзбаши и Акопа. В Елизаветполе командовал в то время войсками известный в истории Кавказской войны полковник Павел Михайлович Карягин. Он принял живое участие в судьбе переселенцев, но поставить благосостояние их на прочную ногу было невозможно, так как и скот, и табуны, и имущество их – все осталось в руках Ибрагим-хана и поступило в его казну. Между тем события в Закавказье развивались тогда с такой быстротой, что за ними, по справедливому выражению одного современника, трудно было следить. В два года покорены были джарцы, пала Ганджа; мятеж, вызванный в самой Грузии интригами и происками беглых царевичей, был усмирен; Осетия приведена в покорность, и эриванская экспедиция закончилась приобретением нами богатой и плодородной Шурагельской области. Теперь очередь была за Карабахом. Угрожаемый с одной стороны русскими войсками, с другой – персиянами, питавшими к нему непримиримую ненависть со времени Ага-Магомет-шаха, Ибрагим буквально очутился между наковальней и молотом.
   Он понимал, что час его самостоятельности пробил, что ему необходимо искать сюзерена в лице или русского императора, или персидского шаха. Выбор для него не мог подлежать сомнению. Персияне уже стояли на границах его земли и угрожали занять Шушу своим гарнизоном. А случись это, они, конечно, предали бы его за старые грехи или смерти, или, по меньшей мере, лишили бы наследственных владений. Все это заставило хана призадуматься над своим положением и обратиться к Цицианову за помощью, обещая ему усердствовать России и хранить ей верность.
   «Хотя по поведению вашему, – отвечал Цицианов хану, – не следовало бы мне вступаться и брать вас в защиту от персиян, которые по своему обыкновению выкололи бы вам глаза или отрезали бы нос и уши, хотя, повторяю, мне следовало бы, напротив, предать вас им в руки, и потом уже отнять у них Шушу и Карабах, но, подражая неизреченному милосердию моего государя, который, подобно светлому дневному солнцу красному, греет, питает, благотворит и освещает всех желающих наслаждаться им, объявляю вам священным, громким и преславным именем Императора и Самодержца всея России, что Он соизволяет даровать вам прощение, предает все забвению и приемлет вас в блаженное Всероссийской Империи подданство с тем, чтобы вы соблюли верность непоколебимую, утвердив то своей присягой, отдали бы крепость русскому войску, дали бы в аманаты старшего вашего сына, и для оказания подданства платили бы дани 8 тысяч червонцев ежегодно».
   Хан должен был принять эти условия, и трактатом 14-го мая 1805 года Карабах на вечные времена вступил в русское подданство. Князь Цицианов именем государя поручился за сохранение целости владений Ибрагим-хана и за преемство ханской власти наследственно в его нисходящем потомстве. Жители Карабаха признавались во всех правах равными с прочими верноподданными, населяющими обширную Российскую Империю, а для обороны ханства батальон егерей под командованием майора Лисаневича занял Шушу и расположился в ней гарнизоном. Карягин воспользовался этим обстоятельством, чтобы облегчить положение армянских семей, переселившихся в Елизаветполь, и часть из них отправил обратно в Карабах, на их родные пепелища. В их числе вернулась в Касапет и вся семья Арютина Атабекова. Но в Касапете она не нашла уже ничего: все было расхищено, разграблено, все говорило о неисходной бедности, которою судьба грозила этому семейству в будущем. Карягин же, однако, был на страже интересов наших новых подданных, и не дал дойти им до разорения. По его настоянию хан должен был возвратить им все, что было у них отобрано, и семья Арютина, получившая во владение свои прежние земли, зажила спокойно и в полном довольствии, благословляя великодушную защиту русского правительства. Но спокойствие в те времена не могло продолжаться долго, и над Карабахом уже собирались новые черные тучи.
   Персияне не могли простить измены Ибрагима, и передовой отряд их армии в числе десяти тысяч под начальством Пир-Кули-хана перешел Аракс, миновав Худаферинский мост, где стоял батальон Лисаневича, и потянулся к Шуше. Лисаневич отступил и заперся в крепости. Он правильно оценил в этом случае важное значение для нас Шуши, где начались уже беспорядки, вспыхнувшие, конечно, не без участия персидской политики, и ясно видел, что при отсутствии войск измена легко могла отворить ворота крепости и впустить персиян. Цицианов одобрил это распоряжение, но, не надеясь, чтобы Ибрагим-хан среди всеобщего волнения мог выставить в помощь Лисаневичу конное татарское ополчение, обратился с воззванием к карабахским армянам: «Неужели вы, армяне Карабаха, доселе славившиеся своею храбростью, сделались женоподобными… Воспримите прежнюю свою храбрость, будьте готовы к победам и покажите, что вы и теперь те же храбрые карабахские армяне, как были прежде страхом для персидской конницы…» Но в опустошенной стране не было теперь ни старых бойцов, ни отважных предводителей – меликов: одни лежали в могилах, другие были разорены самим Ибрагим-ханом, а большинство и совсем покинуло родину, разбредясь по соседним владениям.
   Таким образом, наши войска предоставлены были одним своим собственным силам.
   Все, что мог послать Цицианов на помощь Лисаневичу, – это был батальон в 400 штыков, при двух орудиях, который под командованием полковника Карягина и выступил из Елизаветполя 18-го июня 1805 года. До Шуши считалось 133 версты. Дорога шла через большое селение Агдам и затем вступала в тесное ущелье реки Аскаран. Здесь, в верстах 25, не доходя Шуши, путь по ущелью переграждается стенами Аскаранского замка, укрепления которого расположены по обеим сторонам реки и состоят из башен, связанных между собой высокими стенами. Скалистые берега реки Аскаран так круты и обрывисты, что обойти укрепление невозможно: даже в русле реки стояли две башни.
   Отправляя Карягина на подкрепление шушинского гарнизона, Цицианов предвидел, что персияне могут захватить Аскаранский замок и таким образом остановить движение отряда. Поэтому Лисаневич получил приказание заблаговременно занять Аскаран, чтобы предупредить неприятеля, и затем ударить в тыл Пир-Кули-хану в то время, когда Карягин атакует его с фронта. «Вот все, что можете сделать, – писал ему главнокомандующий, – только соберите конницу». Но конницу собрать было уже невозможно. Сам Лисаневич, осажденный в Шуше, не мог из нее выйти без того, чтобы не предать крепость во власть неприятеля, а этим уничтожились бы плоды всех предшествовавших лет.
   Между тем Карягин утром 24-го июня переправился через реку Шах-Булах, но здесь его окружили передовые персидские войска. Свернувшись в каре, отбиваясь от наседавшей на него персидской конницы, отряд продолжал продвигаться вперед и уже приближался ко входу в ущелье Аскарана, когда перед ним вдруг показались передовые силы Пир-Кули-хана. Было очевидно, что персияне утвердились уже в Аскаранском замке, и что путь в Шушу был отрезан. Положение Карягина сделалось опасным. Продолжать движение в глубь ущелья значило добровольно идти в ловушку, так как неприятель не замедлил бы занять выход из теснины и тем преградить возможность отступления.
   Оставалось одно – искать на месте наиболее удобный пункт для обороны. К счастью, над русским отрядом бодрствовало святое провидение. В отряде Карягина находился один молодой армянин по имени Вани-юзбаши. Этот человек один принес Карягину пользы больше, чем принесло бы ему несколько сот всадников, если бы их и удалось собрать тогда в Карабахе. Исполнилась русская пословица: кинь хлеб и соль назад, а они очутятся впереди. Мы уже знаем, что он в свое время спас семью армянина Арютина-юзбаши Атабекова от разорения. И вот теперь сын этого Арютина, молодой Вани-юзбаши, движимый чувством беспредельной благодарности Карягину, покинул свою семью, явился к нему волонтером, и с этой минуты в полном смысле слова становится спасителем отряда. С этих пор наступает деятельная роль Вани. Зная всю окрестную местность, он первый указал Карягину на высокий холм, видневшийся неподалеку, с растянутым на нем обширным мусульманским кладбищем, известным под именем Кара-Гаджи-Баба, и предложил на нем защищаться. Место, действительно, было крепкое. Карягин быстро свернул на это кладбище и на нем укрепился. Персияне, ободренные малочисленностью отряда, не замедлили броситься в атаку. Ожесточенные приступы их следовали один за другим до наступления ночи. Карягин удержал за собою кладбище, но это стоило ему почти половины отряда. Надо думать, что и персиянам попытка взять русский отряд открытой силой обошлась недешево. По крайней мере, на следующий день, 25 июня, Пир-Кули-хан ограничился одной канонадой, а между тем, желая ускорить развязку, задумал лишить осажденных воды и с этой целью поставил над рекой четыре фальконетные батареи. «Мы очутились точно в осажденной крепости, – пишет один очевидец. Нестерпимый зной истощал наши силы, жажда и голод нас мучили, а выстрелы из батарей не умолкали. С этой минуты потери отряда стали быстро расти. Сам Карягин, контуженный три раза в грудь и в голову, был, наконец, ранен пулею в бок; командир батальона, майор Котляревский, будущий герой Асландуза и Ленкорани, получил также ранение в ногу, а большинство офицеров выбыло из строя еще в первый день битвы. В таком положении прошел еще день, но далее держаться без воды было невозможно. Тогда Карягин решился на отчаянный подвиг: он вызвал сто егерей и приказал поручику Ладынскому быстрой атакой завладеть персидскими батареями или, по крайней мере, согнать неприятеля с занятой им позиции. «Не могу без душевного умиления вспомнить, – рассказывал впоследствии Ладынский, – что за чудесные молодцы были у нас солдаты: поощрять и возбуждать их храбрость не было нужды, а потому и речь моя к ним состояла в нескольких словах: «Пойдем, ребята, с Богом и вспомним пословицу: двух смертей не бывать, а одной – не миновать; умереть же, вы сами знаете, лучше в бою, чем в госпитале. И церковь святая за нас помолится, и родные скажут, что мы умерли, как должно православным». Все перекрестились. Мы с быстротою молнии перебежали расстояние от лагеря до речки и, как львы, бросились вброд прямо на неприятельские батареи. Первая из них в несколько мгновений была наша; все бывшие на ней переколоты штыками. Тотчас после того, не дав образумиться бывшим на второй батарее, я скомандовал: «Вперед!» Никто не успел спастись: все пали под нашими штыками. С третьей батареей недолго нам было расправиться, а четвертая досталась даже без всяких хлопот: персияне бежали и бросили свои орудия. Таким образом, 15 фальконетов, делавших нам большой вред, менее чем в полчаса достались нам без всякого урона. Разорив батарею, я со взятыми мною орудиями возвратился к отряду. Карягин и Котляревский были в восторге, благодарили меня и храбрых моих сподвижников, и все кричали нам: «ура!».