Страница:
Он медленно процитировал:
– «И те первые люди преуспевали в знании всего, что есть на свете. Когда они смотрели вокруг, сразу же видели и созерцали от верха до низа свод небес и внутренности земли. Они видели даже вещи, скрытые в глубокой темноте. Не делая далее попыток двигаться, они сразу видели весь мир с того места, где находились…» Я цитирую древний текст «Пополь-Вух» – название этого свода тебе должно быть известно… Я убежден, есть скрытые знания, хранящиеся в руках немногих людей, пекущихся о судьбе человечества… Величественный противник, не правда ли? Разве ты не хотел бы схватиться с ним?.. В конце концов, таинственный камень Чинтамани, он же философский камень, мог попасть на Землю естественным путем – в виде метеорита… А если это так, то почему им владеет не Консультация?
Вопрос был сильный. Я пробормотал:
– Вы узнаете истину, и она сделает вас свободными…
Доктор Хэссоп кивнул. Он был очень серьезен.
– Теперь о главном.
Мы с шефом переглянулись.
Золото, более чистое, чем природное; антивещество, способное сохраняться в земных условиях; порошки для получения наследства; порошки Нострадамуса; напиток забвения; греческий огонь; герметичная закупорка; холодные лампы, светящие вечно, – все это еще не главное?
Я был восхищен.
Ну да, я понял доктора Хэссопа. Если существуют камень Чинтамани, тайны алхимиков, значит, должна существовать и некая каста, хранящая столь важные знания. Возможно, эта каста считает, что все перечисленное вовсе не пойдет на пользу человечества, как, скажем, не пошло ему на пользу ядерное оружие. Есть много вещей, весьма привлекательных для человечества, но столь же для него опасных. Почему кому-то не взять на себя миссию охранителей, раз уж человечество обожает играть в войны? К слову, великий Ньютон нисколько не сомневался в существовании тайных, скрытых от нас знаний и, естественно, неких обществ, охраняющих эти знания.
Доктор Хэссоп процитировал:
– «Существуют к другие великие тайны, помимо преобразования металлов, о которых не хвастают посвященные. Если правда то, о чем пишет Гермес, эти тайны нельзя постичь без того, чтобы мир не оказался в огромной опасности…»
Доктор Хэссоп внимательно взглянул на меня.
Известно множество сохранившихся с древних времен рукописей алхимиков. Тысячи их спешили изложить на пергаменте, а затем и на бумаге сведения, которые казались им чрезвычайно важными и которые не должны были исчезнуть вместе с ними. А с некоторого времени работы их стали попадать под некий тайный контроль… Чей?.. Точного ответа нет, можно только догадываться… Еще в третьем веке до нашей эры индийский император Ашока, потрясенный видом поля боя, усыпанного истерзанными окровавленными трупами, навсегда отказался от войн, от любого насилия, и посвятил свою жизнь наукам, основав, возможно, одну из таких вот тайных каст хранителей и сберегателей опасных знаний. Общество это, или каста, вошло в историю под названием Девяти Неизвестных, а разве оно было одно?
– Вы думаете, такие общества существуют и сегодня?
– А что может им мешать? Деятельность подобных обществ не может быть прерывистой.
– Они могут хранить тайны неизвестного оружия?
– Разумеется.
– А доказательства? Следы?
Доктор Хэссоп неторопливо откинулся на спинку удобного кожаного кресла:
– Доказательства? Ты же листал досье, Эл… А этот перстень с огнем в гнезде… Разве этого мало?
Мы помолчали. Потом шеф сказал:
– Конечно, мы рискуем. Но чем? Средствами.
– Не только, – усмехнулся я. – Кое-кто рискует и жизнью.
– Это так. Но риск – это твоя работы. А любая находка, связанная с алхимиками, может подарить Консультации невероятные возможности, Эл…
– И вы знаете, где искать? Нашли выход на алхимиков?
– Не знаем, Эл, выход ли это, но кое-что мы нащупали. Это очень тонкая ниточка. С такими умеешь работать только ты. Мы предлагаем тебе отправиться на станцию Спрингз-6 – крошечную станцию в бобровом штате. Все, что от тебя требуется, это терпение. Ты будешь гулять по улицам, заходить в аптеки, лавки, бродить по перрону, думать о вечности. Потом к тебе подойдет человек.
– Думать о вечности обязательно?
– Можешь думать о бабах, Эл, это неважно.
– А потом ко мне подойдет человек… Как я его узнаю?
– Тебе не надо его узнавать, он узнает тебя. Мне не нравится такой подход, но мы были вынуждены согласиться. Никаких других условий у нас не приняли. Человек, который к тебе подойдет, возможно, выведет нас на алхимиков.
– И что он мне передаст? Золото, более чистое, чем природное? Порошки Нострадамуса? Философский камень?
– Не шути так, Эл. Он назовет тебе адрес. Я не знаю, что это будет за адрес. Может, предместье Каира или катакомбы Александрии. А может, это будет мадрасский или афинский адрес, здесь трудно даже предположить. Но если, Эл, мы получим адрес, нас ничто уже не остановит.
– А если он раздумает или не назовет адреса?
– Именно поэтому мы посылаем тебя, – шеф наклонил голову и смотрел на меня холодно, с полным пониманием ситуации. – Главное, чтобы этот человек подошел к тебе. Если он подойдет, мы уверены в успехе. Если он подойдет, ты обязан вырвать у него адрес. Как — это уже твое дело. Я знаю, Эл, ты умеешь все. В данном случае ты абсолютно свободен в действиях, и пусть тебя ничто не смущает.
Доктор Хэссоп согласно кивнул. Было видно, что они думали об этом много и долго. Есть много вещей, которые развязывают язык даже самого сдержанного, молчаливого человека. Чтобы кого-то разговорить, совсем не нужен испанский сапог.
– Спрингз-6 – убогое, заброшенное местечко, Эл.
Я кивнул. Информацию я уже проглотил. Ничего больше они мне не обещали, но дело выглядело достаточно ясным. Я уже собирался встать, когда шеф, будто вспомнив что-то, сунул руку в карман и извлек из него фотографию.
– Вот, кстати, – заметил он, – ты помнишь этого человека?
Я засмеялся:
– Надеюсь, в Спрингз-6 ко мне подойдет не он?
Шеф строго наклонил голову:
– Разумеется. Но этот человек, Эл, нас тоже интересует. Уверен, что при встрече ему надо помочь.
Человека, изображенного на фотографии, я, конечно, узнал.
Бобровый штат не случайно называют еще штатом тертых людей. В свое время они долго шли с востока и прочно осели в этих краях. Их скрипучие фургоны, длинноствольные ружья вселяли ужас в индейцев. Но человек с фотографии попал в бобровый штат не на фургоне. Он попал туда с воздуха.
– Внимательно приглядывайся к людям, Эл, ты это умеешь. Внимательно приглядывайся к каждому человеку…
В Спрингз-6 я приглядывался к каждому, и не моя вина, что нужный человек так и не подошел ко мне… Я вздрогнул.
Где-то в голове поезда щелкнуло несколько выстрелов (похожих на автоматные), поезд дернулся и, кажется, начал сбавлять ход. Не знаю почему, но я вдруг вспомнил о маленьком малайце, которого его приятели назвали Паулем. Он мне не понравился при нашей стычке на перроне, и сейчас, услышав выстрелы, я почему-то вспомнил о нем.
Хлопнула дверь тамбура. Я оглянулся.
Мои предчувствия меня не обманули: это были малайцы. Их было двое, и один из них ткнул меня в бок стволом короткого армейского автомата. Теперь я понял, чем были заполнены их тяжелые саквояжи… Понял я и то, что сопротивляться бессмысленно.
3
Оказалось, малайцы знают не только свой пронзительный носовой язык. Обыскав меня, внятно и ясно, далее не прибегнув к помощи прикладов, они объяснили мне, куда я должен пройти и где сесть. Я не возражал.
Они теперь не казались мне шумливыми, как полчаса назад на перроне, зато я никак не мог подсчитать – сколько их? Они входили, выходили, и все были похожи друг на друга. То я убеждал себя, что их не более семи, то мне вдруг начинало казаться, что их не менее дюжины. Впрочем, благодаря натренированной памяти, троих из них, и прежде всего, конечно, Пауля, я все же смог выделить сразу. Он тоже не забыл о нашем столкновении, и остро, нехорошо косился в мою сторону. Чем-то я его, видно, здорово задел. Второй, похожий на обезьяну, обряженную в спортивный костюмчик и мягкий тонкий берет, некто Йооп, так запомнилось мне его имя, сразу присел в углу вагона и, зажав автомат между ног, тихо сидел там. Третьего из тех, кого я выделил, звали Роджер. Похоже, малайцы его слушались. По крайней мере, именно к нему они бежали с вопросами. А запомнить его было легче всех – левую его щеку пересекал короткий, грубо залеченный шрам. Как ни странно, Роджера это нисколько не портило, и со шрамом на щеке он выглядел привлекательнее своих приятелей.
Что касается пассажиров, которых согнали в вагон со всего поезда, их оказалось меньше, чем я думал, – человек тридцать, от силы тридцать пять. Они даже не заполнили вагона. Среди них я, естественно, увидел усатого франта в отличном темном костюме из тонкой шерсти (плащ он держал в руке) и с резной костью. Он явно был с юга, от него так и несло магнолиями.
Здесь же сидел мамалыжник из Теннеси (он сам так представился), который ехал в гости к сестре и экономил на ночном поезде. Совершенно растерянный, он успел рассказать это за считанные минуты. Казалось, он ждал утешения, но ему понимающе кивнули лишь фермеры, постаравшиеся как можно поглубже заткнуть под сиденья свои большие плетеные корзины. Потомки мормонов и сами мормоны – они были плотными, белобрысыми, нравственными, трудолюбивыми. Не знаю, почему я так подумал, скорее всего по ассоциации все с той же «Книгой Мормона».
Остальные, похоже, были местными – пожилые люди, смирные, как бобры. Никто из них ни в чем не перечил малайцам, впрочем, и малайцы вели себя не грубо. Бросив на пол пару пластиковых мешков, они подняли на ноги меня и мормонов:
– Быстро! Заклеить окна!
В мешках оказались старые газеты и клейкая лента.
Мормоны и я, потом еще два бивера-добровольца взялись за дело. Поезд к этому времени остановился, похоже, посреди большой лесной поляны, но, может быть, я просто не видел в темноте деревьев. Малайцы сосредоточились у входов, среди них стоял и Пауль. Я старался не поворачиваться в его сторону. Но даже Пауль забыл про меня, так малайцев заворожили мормоны. Они действительно умели трудиться – аккуратно, споро. Они трудились, как пчелы, и скоро окна были заклеены газетами.
Я воспользовался моментом.
– Кажется, там стреляли… – я кивнул в сторону, где должен был находиться локомотив. – Надеюсь, никто не пострадал?
Роджер усмехнулся:
– Машинист корчил из себя героя. Его подстрелили. – И пояснил: – Нам нужны не герои, а заложники.
– Где мы остановились?
Роджер счел меня слишком назойливым:
– Сядь на свое место и помолчи.
Он был чуть ли не вдвое ниже меня, но оружие давало ему абсолютное преимущество. Я пожал плечами:
– Может, машинисту нужна помощь? Я умею перевязывать раны.
– Помощь? Машинисту она уже не нужна.
Двери со стороны локомотива вдруг раздвинулись, вошли еще два малайца с автоматами. Они удовлетворенно взглянули на заклеенные окна, а потом рассадили пассажиров парами, заодно связав створки раздвижной двери крепкой тяжелой цепью, извлеченной из кожаного саквояжа. На эту же цепь, работая осторожно, вдумчиво, они подвесили на растяжках три рубчатых медных цилиндра, видимо, начиненных взрывчаткой. Я поежился, – заряд был немалым. Подтверждая мои подозрения, Роджер беззлобно объяснил: сунетесь к двери, попытаетесь их открыть, весь вагон разнесет в щепы.
Сказанное не дошло только до очнувшегося наконец усатого франта. Полусонный, он вдруг заговорил, не теряя своего высокомерного вида.
– Спрингз-9? – спросил он у мормонов.
– Нет, – смиренно ответил один из них. Его круглые щеки были залиты бледным румянцем.
– Спрингз-8? – удивился франт, стараясь не терять своего высокомерия.
– Эй, ты! – крикнул кто-то из малайцев. – Заткнись! Никто еще никуда не приехал!
– Как так? – по-настоящему удивился усатый франт. – Почему же мы стоим? Где мы стоим?
Все тот же мормон смиренно пожал плечами.
– Мы ведь стоим? – франт тяжело приподнялся, опираясь на свою резную трость. – Я, пожалуй, прогуляюсь.
Он ничего не понимал.
– Сядьте, – негромко подсказал я франту. – Вы ведете себя неправильно.
– Эй, ты! – малайцы уже не шутили. – Сядь и заткнись! Вы – заложники. Если наши требования будут приняты, мы вас отпустим. Если этого не случится, мы всех расстреляем.
– Расстреляете?
– Не задумываясь, – твердо ответил Роджер. Ни один мускул не дрогнул на его коричневом лице. – Мы просто вынуждены будем это сделать.
– Но кто вы? – спросил я.
Роджер взглянул на меня без улыбки, его английская речь была правильной.
– Южные Молукки. Приходилось слышать?
Я наморщил лоб. Ну да… Фикусы, мимозы, дуриан, древовидные папоротники… Еще обезьяны, похожие на собак, жемчуг и пряности… Наверное, вулканы… Впрочем, в последнем я не был уверен.
– Южные Молукки? Но это же Индонезия!
– Вот именно – Индонезия, – с отвращением произнес Роджер. – А Южные Молукки должны быть Южными Молукками. Республика Южных Молукк – независимая и свободная, – произнес он горделиво. – Мы требуем только своего, не покушаясь на чужое. Индонезия Индонезией, а Южные Молукки – это Южные Молукки!
– Но почему вы ищете свободу так далеко от своей страны?
– Мы ищем ее не только здесь, но и в Индонезии, и в Голландии. В конце концов, – усмехнулся Роджер, – все началось с Голландии, это она владела нашими островами. Пора пришла – Южные Молукки должны стать свободными. Сейчас, в это время, – он глянул на наручные часы, – наши люди в Амстердаме штурмуют представительство Индонезии. Мы хотим, чтобы весь мир узнал о наших проблемах. И ваша страна тоже.
– Поэтому вы застрелили машиниста? Он же, наверное, и не слыхал никогда о ваших Молукках.
– Мы ни перед чем не остановимся.
– Я вижу… – пробормотал я.
– Заткнись! – это крикнул Пауль. Он издали смотрел на меня, его маленькие кривые зубы были крепко стиснуты. Я невольно вспомнил слова шефа: «Все, что от тебя потребуется, – это терпение. Ты будешь гулять по улицам, заходить в аптеки и лавки, бродить по перрону, думать о вечности…» Кажется, он так и сказал. Самое время подумать о вечности.
– Послушайте, – спросил я малайца со шрамом на щеке, Роджера, – вы христианин?
– Да, – ответил он, – я католик. Мормоны неодобрительно переглянулись.
– И вы аккуратно посещаете воскресные обедни?
– Конечно.
– И искренне верите в рай и ад?
Роджер выглядел озадаченным:
– Я верю всему, чему учит святая церковь.
– И любите ближних своих, как нам завещал Иисус?
Вытянув шеи, пассажиры и малайцы внимательно прислушивались к нашей беседе.
– Ну да, – озадаченно подтвердил Роджер.
– Но вы же преступаете сейчас все христианские заповеди.
Малаец возразил:
– Нас вынудили. Нашу страну угнетают.
– Разве это делаем мы?
Малаец промолчал. Зато из-за стены вагона где-то невдалеке послышался рев мотора, потом истошно взвыла сирена.
– Это солдаты, – сказал я. – Они окружают поезд.
Теперь все смотрели на малайцев. Надо отдать им должное, услышав про солдат, они чуть ли не повеселели.
– Прекрасно, – сказал Роджер, и впервые за это время неровный шрам на его щеке дрогнул. – Этого мы и хотели.
Он добавил что-то еще, что звучало как тодъю, но этого слова я не понял.
– Иди сюда, – Роджер поманил меня к двери маленькой коричневой рукой, которую я, без сомнения, мог перебить одним ударом ладони, но в другой-то руке Роджера находился автомат – поэтому я послушно приблизился.
– Пауль, привяжи его.
Пауль незамедлительно тщательно выполнил приказ. Он привязал меня капроновым шнуром прямо к цепям, на которых висели цилиндры со взрывчаткой. Попробуй я подняться, от нас ничего бы не осталось. Хорошо еще, что я мог сидеть. Не самое лучшее быть привязанным к взрывному устройству, но я мог сидеть, а это уже утешало.
– Ослабьте узлы, – попросил я.
Пауль нехорошо взглянул на меня, но Роджер кивнул, и узлы были немного ослаблены.
– Пауль! Йооп! – приказал Роджер. – Вы останетесь в вагоне. Если кто-то захочет уйти или хотя бы сорвать газету с окна, стреляйте без предупреждения.
Торопясь, он повел своих людей в тамбур. И только сейчас я увидел напротив себя еще одного человека. Раньше его скрывала от меня высокая спинка кресла.
Этот человек был тощ и нескладен. Толстый плащ, точнее, пальто, он, свернув, держал на коленях, – больше при нем ничего не было – ни сумки, ни чемодана. На бивера он не был похож, был явно приезжим – невыразительный, серый, медлительный, казалось, ни на что не обращавший внимания.
Где-то за вагоном прогремели выстрелы. Стреляли, наверное, поверх вагона, ни одна пуля не ударила в стенку или стекло. Дальняя дверь раздвинулась. Кто-то из малайцев крикнул:
– Пауль, солдаты хотят штурмовать поезд! Возьми того, что с усами!
Пауль незамедлительно сдернул с сиденья усатого франта. Тот чуть не упал, но все же удержался на ногах. Вид у него теперь был униженный и больной – он расплачивался за пьянство. Опасливо прислушиваясь к длинной пулеметной очереди, франт впереди Пауля прошел к выходу и исчез за сомкнувшимися за ним дверями. Йооп из угла настороженно следил за нами, но никто не шелохнулся. В соседнем вагоне один за другим гулко ударили три выстрела.
«Это первый!.. – мрачно подумал я. – Они держат слово… – И подумал: – Кто будет следующим?..»
Кисти рук были связаны, но я свободно мог шевелить пальцами и шевелил – чем еще мне было заняться? На сиденье рядом со мной валялась дешевая авторучка – из тех, что заправляется баллончиками. Наверное, ее оставил кто-то из малайцев. Я дотянулся до нее и взял в руки.
Зачем она мне? Я и сам не знал.
Но чем-то надо было заняться. Ждать – занятие не из самых приятных, а нам, судя по всему, предстояло долгое ожидание. Нам…
Я не смотрел на своего соседа – опора малая, ненадежная; столь же ненадежной опорой казались и все остальные. Я машинально вертел в руках ручку: все, что я мог – это дотянуться ею до светлой кожи кресла.
«Ну да, – хмыкнул я. – Оставлю на коже свои инициалы. Джек Берримен ничего не пропустит, он поймет, что здесь происходило».
«Прогулка!..» – фыркнул я не без презрения, будто шеф был в чем-то виноват.
Думая так, успокаивая себя, обдумывая дальнейшие действия, я машинально вывел на светлой коже кресла довольно правильный круг, а подумав, снабдил его мелкими лучиками.
Солнце – золото… Тело пурпурное, зрелый муж, отчий огонь, свет горний…
В центре круга можно было поставить жирную точку, и я поставил ее.
Солнце… Золото… Утешил бы меня блеск золота, дотянись я до него сейчас?
Я усмехнулся. Дотянуться до золота я не мог. Возможно, его запасы велики у алхимиков, но надо знать, где они таят его. У меня золота не было.
Думаю, никакого золота не было и у малайцев. Конечно, они должны были на что-то покупать оружие, не возили же они его с собой.
Я усмехнулся. Совсем недавно Консультация выгодно сбыла запас устаревшего оружия… Кому?.. Этого я не знал… Не исключено, что оно было приобретено патриотами Южных Молукк… Почему бы и нет?
Ладно. Придется ждать.
Надо настраиваться на долгое ожидание.
Я хмурился, терпеливо прикидывая варианты. Их было немного. Причем количество уменьшилось еще и оттого, что у меня не было оружия, и оттого, что вряд ли кто-нибудь в вагоне мог меня поддержать.
Думая обо всем этом, я продолжал разрисовывать светлую кожу кресла. Она была упругой.
Кольцо… Я сделал его отчетливым… сверху снабдил маленьким полумесяцем – рогами вверх, снизу – прямой ручкой, отчего он стало похожим на ручное зеркальце, ручку превратил в крест, пририсовав короткую прямую перекладину.
Алхимический символ ртути…
Я ухмыльнулся. Ехать к алхимикам, ожидать неизвестного человека, надеяться на встречу, а попасть к малайцам! «Прогулка!..»
Бродить по пустынным улочкам самого что ни на есть бобрового городка, а попасть в лапы патриотов каких-то там Южных Молукк!
Я с отвращением бросил ручку.
Упав на кресло, она медленно покатилась, пока не завалилась в щели между спинкой и сиденьем.
Мормоны, флегматичные, внешне спокойные, но, конечно, трясущиеся не только за себя, но и за свои плетеные корзины; мамалыжник из Теннеси; этот недоношенный медлительный сукин кот напротив; послушные перепуганные биверы – угораздило меня попасть в столь странную компанию! Начнись драка, мне попросту не на кого будет опереться.
Подняв голову, я еще раз осмотрел согнанных в вагон пассажиров. Они боялись поднять глаза, боялись малайцев, на корточках устроившихся в углу вагона. Я перевел взгляд на своего соседа. Он мирно дремал. Казалось, ничто его не трогает: голова была откинута на спинку кресла, глаза закрыты. В этой позе, расслабленный, вдруг постаревший, он казался мне странно знакомым.
Знакомым?
Где я мог его видеть?
Я мучительно вспоминал, перебирая в памяти самые вздорные ситуации, но, как чаще всего и бывает, вспомнил его сразу, вдруг.
Шеббс!
Ну да, прощаясь, уже встав на ноги, шеф сунул руку в карман и извлек из него фотографию. «Ты помнишь этого человека?»
Конечно, я его помнил. С Джеком Беррименом мы тщательно изучили всю его биографию. Чтобы окончательно убедиться, что это он, следовало бы взглянуть на его ноги – от ступней до коленей они должны были выглядеть фиолетовыми от вздувшихся поврежденных кровеносных сосудов, – думаю, не самое привлекательное зрелище.
«Похоже, – понял я, – не выйдя на алхимиков, никого не встретив в Спирнгз-6, попав в руки малайцев, я по чистой случайности наткнулся на Шеббса».
4
Герберт Шеббс. Именно так писалось его настоящее имя, хотя псевдонимов у него было более чем достаточно – Сэм Поффит, Олл Смит, Роджер Флаерти… Профессиональный взломщик и вор, он прошел хорошую школу в различных исправительных заведениях и, прежде всего, в мрачных стенах Ливенуорта. Что, впрочем, не сделало его честнее.
Привязанный к взрывному устройству, я старался занять себя, вспоминая все с ним связанное.
Бессмысленное занятие? Не думаю. Бессмысленной информации вообще не существует, любой информацией можно воспользоваться, а значит, нет и бессмысленных занятий. Если вам привычно и буднично говорят: «С добрым утром!» – и если вы умный человек, вы используете эту ничтожную информацию с пользой для себя. Если совершенно случайный человек вдруг намекает вам на то, что знает участок дунайского дна, где захоронен Атилла, или кусочек бескрайней степи, где бесчисленная конница монголов затоптала могилу Чингисхана, не надо отмахиваться от такого человека – есть шанс, пусть ничтожный, что он и правда что-то такое знает.
Шеббс…
Несколько лет назад, накануне Дня благодарения, Герберт Шеббс приобрел за наличные билет на самолет компании «Нортуэст эрлайнз». Рейс 305: Портленд (Орегон) – Сиэтл, обычный рейс из города роз и коричневых песчаников. Рейс этот действительно начинался как самый обычный. Правда, сам Шеббс поднялся в самолет последним и устроился в хвосте в пустом ряду под иллюминатором. На пустое кресло рядом он положил довольно тяжелый кожаный чемоданчик. Разумеется, он успел пересчитать пассажиров – сорок три человека, и он знал, что экипаж «Боинга-727» состоит из шести человек.
Сразу после взлета Шеббс подозвал стюардессу. Ее звали Флоранс – белокурая, длинноногая, и память у нее оказалась отменной. Позже она подробно описала аккуратный, но уже поношенный костюм Шеббса, его высокие шнурованные ботинки, какую-то внешнюю незамысловатость. Она так и подумала: недотепа и неудачник, а он вдруг поманил Флоранс к себе и, невыразительно улыбнувшись, сунул ей в руку тонкий длинный конверт.
Флоранс улыбнулась в ответ. Она давно привыкла к поклонникам и знала, как много желающих испытать это на большой высоте. Она улыбнулась Шеббсу несколько даже снисходительно, но он вдруг крепко взял ее руку. «Мисс, – сказал он негромко, но убедительно. – Прочтите мою записку и сейчас же отнесите ее пилотам».
– «И те первые люди преуспевали в знании всего, что есть на свете. Когда они смотрели вокруг, сразу же видели и созерцали от верха до низа свод небес и внутренности земли. Они видели даже вещи, скрытые в глубокой темноте. Не делая далее попыток двигаться, они сразу видели весь мир с того места, где находились…» Я цитирую древний текст «Пополь-Вух» – название этого свода тебе должно быть известно… Я убежден, есть скрытые знания, хранящиеся в руках немногих людей, пекущихся о судьбе человечества… Величественный противник, не правда ли? Разве ты не хотел бы схватиться с ним?.. В конце концов, таинственный камень Чинтамани, он же философский камень, мог попасть на Землю естественным путем – в виде метеорита… А если это так, то почему им владеет не Консультация?
Вопрос был сильный. Я пробормотал:
– Вы узнаете истину, и она сделает вас свободными…
Доктор Хэссоп кивнул. Он был очень серьезен.
– Теперь о главном.
Мы с шефом переглянулись.
Золото, более чистое, чем природное; антивещество, способное сохраняться в земных условиях; порошки для получения наследства; порошки Нострадамуса; напиток забвения; греческий огонь; герметичная закупорка; холодные лампы, светящие вечно, – все это еще не главное?
Я был восхищен.
Ну да, я понял доктора Хэссопа. Если существуют камень Чинтамани, тайны алхимиков, значит, должна существовать и некая каста, хранящая столь важные знания. Возможно, эта каста считает, что все перечисленное вовсе не пойдет на пользу человечества, как, скажем, не пошло ему на пользу ядерное оружие. Есть много вещей, весьма привлекательных для человечества, но столь же для него опасных. Почему кому-то не взять на себя миссию охранителей, раз уж человечество обожает играть в войны? К слову, великий Ньютон нисколько не сомневался в существовании тайных, скрытых от нас знаний и, естественно, неких обществ, охраняющих эти знания.
Доктор Хэссоп процитировал:
– «Существуют к другие великие тайны, помимо преобразования металлов, о которых не хвастают посвященные. Если правда то, о чем пишет Гермес, эти тайны нельзя постичь без того, чтобы мир не оказался в огромной опасности…»
Доктор Хэссоп внимательно взглянул на меня.
Известно множество сохранившихся с древних времен рукописей алхимиков. Тысячи их спешили изложить на пергаменте, а затем и на бумаге сведения, которые казались им чрезвычайно важными и которые не должны были исчезнуть вместе с ними. А с некоторого времени работы их стали попадать под некий тайный контроль… Чей?.. Точного ответа нет, можно только догадываться… Еще в третьем веке до нашей эры индийский император Ашока, потрясенный видом поля боя, усыпанного истерзанными окровавленными трупами, навсегда отказался от войн, от любого насилия, и посвятил свою жизнь наукам, основав, возможно, одну из таких вот тайных каст хранителей и сберегателей опасных знаний. Общество это, или каста, вошло в историю под названием Девяти Неизвестных, а разве оно было одно?
– Вы думаете, такие общества существуют и сегодня?
– А что может им мешать? Деятельность подобных обществ не может быть прерывистой.
– Они могут хранить тайны неизвестного оружия?
– Разумеется.
– А доказательства? Следы?
Доктор Хэссоп неторопливо откинулся на спинку удобного кожаного кресла:
– Доказательства? Ты же листал досье, Эл… А этот перстень с огнем в гнезде… Разве этого мало?
Мы помолчали. Потом шеф сказал:
– Конечно, мы рискуем. Но чем? Средствами.
– Не только, – усмехнулся я. – Кое-кто рискует и жизнью.
– Это так. Но риск – это твоя работы. А любая находка, связанная с алхимиками, может подарить Консультации невероятные возможности, Эл…
– И вы знаете, где искать? Нашли выход на алхимиков?
– Не знаем, Эл, выход ли это, но кое-что мы нащупали. Это очень тонкая ниточка. С такими умеешь работать только ты. Мы предлагаем тебе отправиться на станцию Спрингз-6 – крошечную станцию в бобровом штате. Все, что от тебя требуется, это терпение. Ты будешь гулять по улицам, заходить в аптеки, лавки, бродить по перрону, думать о вечности. Потом к тебе подойдет человек.
– Думать о вечности обязательно?
– Можешь думать о бабах, Эл, это неважно.
– А потом ко мне подойдет человек… Как я его узнаю?
– Тебе не надо его узнавать, он узнает тебя. Мне не нравится такой подход, но мы были вынуждены согласиться. Никаких других условий у нас не приняли. Человек, который к тебе подойдет, возможно, выведет нас на алхимиков.
– И что он мне передаст? Золото, более чистое, чем природное? Порошки Нострадамуса? Философский камень?
– Не шути так, Эл. Он назовет тебе адрес. Я не знаю, что это будет за адрес. Может, предместье Каира или катакомбы Александрии. А может, это будет мадрасский или афинский адрес, здесь трудно даже предположить. Но если, Эл, мы получим адрес, нас ничто уже не остановит.
– А если он раздумает или не назовет адреса?
– Именно поэтому мы посылаем тебя, – шеф наклонил голову и смотрел на меня холодно, с полным пониманием ситуации. – Главное, чтобы этот человек подошел к тебе. Если он подойдет, мы уверены в успехе. Если он подойдет, ты обязан вырвать у него адрес. Как — это уже твое дело. Я знаю, Эл, ты умеешь все. В данном случае ты абсолютно свободен в действиях, и пусть тебя ничто не смущает.
Доктор Хэссоп согласно кивнул. Было видно, что они думали об этом много и долго. Есть много вещей, которые развязывают язык даже самого сдержанного, молчаливого человека. Чтобы кого-то разговорить, совсем не нужен испанский сапог.
– Спрингз-6 – убогое, заброшенное местечко, Эл.
Я кивнул. Информацию я уже проглотил. Ничего больше они мне не обещали, но дело выглядело достаточно ясным. Я уже собирался встать, когда шеф, будто вспомнив что-то, сунул руку в карман и извлек из него фотографию.
– Вот, кстати, – заметил он, – ты помнишь этого человека?
Я засмеялся:
– Надеюсь, в Спрингз-6 ко мне подойдет не он?
Шеф строго наклонил голову:
– Разумеется. Но этот человек, Эл, нас тоже интересует. Уверен, что при встрече ему надо помочь.
Человека, изображенного на фотографии, я, конечно, узнал.
Бобровый штат не случайно называют еще штатом тертых людей. В свое время они долго шли с востока и прочно осели в этих краях. Их скрипучие фургоны, длинноствольные ружья вселяли ужас в индейцев. Но человек с фотографии попал в бобровый штат не на фургоне. Он попал туда с воздуха.
– Внимательно приглядывайся к людям, Эл, ты это умеешь. Внимательно приглядывайся к каждому человеку…
В Спрингз-6 я приглядывался к каждому, и не моя вина, что нужный человек так и не подошел ко мне… Я вздрогнул.
Где-то в голове поезда щелкнуло несколько выстрелов (похожих на автоматные), поезд дернулся и, кажется, начал сбавлять ход. Не знаю почему, но я вдруг вспомнил о маленьком малайце, которого его приятели назвали Паулем. Он мне не понравился при нашей стычке на перроне, и сейчас, услышав выстрелы, я почему-то вспомнил о нем.
Хлопнула дверь тамбура. Я оглянулся.
Мои предчувствия меня не обманули: это были малайцы. Их было двое, и один из них ткнул меня в бок стволом короткого армейского автомата. Теперь я понял, чем были заполнены их тяжелые саквояжи… Понял я и то, что сопротивляться бессмысленно.
3
Начни свое дело в срок и вовремя его закончи. Совсем не слеши, не надо спешить, зачем нам спешить, Эл? Но никогда не медли, медлят проигрывающие.Альберт Великий («Таинство Великого деяния») в устном пересказе доктора Хэссопа.
Оказалось, малайцы знают не только свой пронзительный носовой язык. Обыскав меня, внятно и ясно, далее не прибегнув к помощи прикладов, они объяснили мне, куда я должен пройти и где сесть. Я не возражал.
Они теперь не казались мне шумливыми, как полчаса назад на перроне, зато я никак не мог подсчитать – сколько их? Они входили, выходили, и все были похожи друг на друга. То я убеждал себя, что их не более семи, то мне вдруг начинало казаться, что их не менее дюжины. Впрочем, благодаря натренированной памяти, троих из них, и прежде всего, конечно, Пауля, я все же смог выделить сразу. Он тоже не забыл о нашем столкновении, и остро, нехорошо косился в мою сторону. Чем-то я его, видно, здорово задел. Второй, похожий на обезьяну, обряженную в спортивный костюмчик и мягкий тонкий берет, некто Йооп, так запомнилось мне его имя, сразу присел в углу вагона и, зажав автомат между ног, тихо сидел там. Третьего из тех, кого я выделил, звали Роджер. Похоже, малайцы его слушались. По крайней мере, именно к нему они бежали с вопросами. А запомнить его было легче всех – левую его щеку пересекал короткий, грубо залеченный шрам. Как ни странно, Роджера это нисколько не портило, и со шрамом на щеке он выглядел привлекательнее своих приятелей.
Что касается пассажиров, которых согнали в вагон со всего поезда, их оказалось меньше, чем я думал, – человек тридцать, от силы тридцать пять. Они даже не заполнили вагона. Среди них я, естественно, увидел усатого франта в отличном темном костюме из тонкой шерсти (плащ он держал в руке) и с резной костью. Он явно был с юга, от него так и несло магнолиями.
Здесь же сидел мамалыжник из Теннеси (он сам так представился), который ехал в гости к сестре и экономил на ночном поезде. Совершенно растерянный, он успел рассказать это за считанные минуты. Казалось, он ждал утешения, но ему понимающе кивнули лишь фермеры, постаравшиеся как можно поглубже заткнуть под сиденья свои большие плетеные корзины. Потомки мормонов и сами мормоны – они были плотными, белобрысыми, нравственными, трудолюбивыми. Не знаю, почему я так подумал, скорее всего по ассоциации все с той же «Книгой Мормона».
Остальные, похоже, были местными – пожилые люди, смирные, как бобры. Никто из них ни в чем не перечил малайцам, впрочем, и малайцы вели себя не грубо. Бросив на пол пару пластиковых мешков, они подняли на ноги меня и мормонов:
– Быстро! Заклеить окна!
В мешках оказались старые газеты и клейкая лента.
Мормоны и я, потом еще два бивера-добровольца взялись за дело. Поезд к этому времени остановился, похоже, посреди большой лесной поляны, но, может быть, я просто не видел в темноте деревьев. Малайцы сосредоточились у входов, среди них стоял и Пауль. Я старался не поворачиваться в его сторону. Но даже Пауль забыл про меня, так малайцев заворожили мормоны. Они действительно умели трудиться – аккуратно, споро. Они трудились, как пчелы, и скоро окна были заклеены газетами.
Я воспользовался моментом.
– Кажется, там стреляли… – я кивнул в сторону, где должен был находиться локомотив. – Надеюсь, никто не пострадал?
Роджер усмехнулся:
– Машинист корчил из себя героя. Его подстрелили. – И пояснил: – Нам нужны не герои, а заложники.
– Где мы остановились?
Роджер счел меня слишком назойливым:
– Сядь на свое место и помолчи.
Он был чуть ли не вдвое ниже меня, но оружие давало ему абсолютное преимущество. Я пожал плечами:
– Может, машинисту нужна помощь? Я умею перевязывать раны.
– Помощь? Машинисту она уже не нужна.
Двери со стороны локомотива вдруг раздвинулись, вошли еще два малайца с автоматами. Они удовлетворенно взглянули на заклеенные окна, а потом рассадили пассажиров парами, заодно связав створки раздвижной двери крепкой тяжелой цепью, извлеченной из кожаного саквояжа. На эту же цепь, работая осторожно, вдумчиво, они подвесили на растяжках три рубчатых медных цилиндра, видимо, начиненных взрывчаткой. Я поежился, – заряд был немалым. Подтверждая мои подозрения, Роджер беззлобно объяснил: сунетесь к двери, попытаетесь их открыть, весь вагон разнесет в щепы.
Сказанное не дошло только до очнувшегося наконец усатого франта. Полусонный, он вдруг заговорил, не теряя своего высокомерного вида.
– Спрингз-9? – спросил он у мормонов.
– Нет, – смиренно ответил один из них. Его круглые щеки были залиты бледным румянцем.
– Спрингз-8? – удивился франт, стараясь не терять своего высокомерия.
– Эй, ты! – крикнул кто-то из малайцев. – Заткнись! Никто еще никуда не приехал!
– Как так? – по-настоящему удивился усатый франт. – Почему же мы стоим? Где мы стоим?
Все тот же мормон смиренно пожал плечами.
– Мы ведь стоим? – франт тяжело приподнялся, опираясь на свою резную трость. – Я, пожалуй, прогуляюсь.
Он ничего не понимал.
– Сядьте, – негромко подсказал я франту. – Вы ведете себя неправильно.
– Эй, ты! – малайцы уже не шутили. – Сядь и заткнись! Вы – заложники. Если наши требования будут приняты, мы вас отпустим. Если этого не случится, мы всех расстреляем.
– Расстреляете?
– Не задумываясь, – твердо ответил Роджер. Ни один мускул не дрогнул на его коричневом лице. – Мы просто вынуждены будем это сделать.
– Но кто вы? – спросил я.
Роджер взглянул на меня без улыбки, его английская речь была правильной.
– Южные Молукки. Приходилось слышать?
Я наморщил лоб. Ну да… Фикусы, мимозы, дуриан, древовидные папоротники… Еще обезьяны, похожие на собак, жемчуг и пряности… Наверное, вулканы… Впрочем, в последнем я не был уверен.
– Южные Молукки? Но это же Индонезия!
– Вот именно – Индонезия, – с отвращением произнес Роджер. – А Южные Молукки должны быть Южными Молукками. Республика Южных Молукк – независимая и свободная, – произнес он горделиво. – Мы требуем только своего, не покушаясь на чужое. Индонезия Индонезией, а Южные Молукки – это Южные Молукки!
– Но почему вы ищете свободу так далеко от своей страны?
– Мы ищем ее не только здесь, но и в Индонезии, и в Голландии. В конце концов, – усмехнулся Роджер, – все началось с Голландии, это она владела нашими островами. Пора пришла – Южные Молукки должны стать свободными. Сейчас, в это время, – он глянул на наручные часы, – наши люди в Амстердаме штурмуют представительство Индонезии. Мы хотим, чтобы весь мир узнал о наших проблемах. И ваша страна тоже.
– Поэтому вы застрелили машиниста? Он же, наверное, и не слыхал никогда о ваших Молукках.
– Мы ни перед чем не остановимся.
– Я вижу… – пробормотал я.
– Заткнись! – это крикнул Пауль. Он издали смотрел на меня, его маленькие кривые зубы были крепко стиснуты. Я невольно вспомнил слова шефа: «Все, что от тебя потребуется, – это терпение. Ты будешь гулять по улицам, заходить в аптеки и лавки, бродить по перрону, думать о вечности…» Кажется, он так и сказал. Самое время подумать о вечности.
– Послушайте, – спросил я малайца со шрамом на щеке, Роджера, – вы христианин?
– Да, – ответил он, – я католик. Мормоны неодобрительно переглянулись.
– И вы аккуратно посещаете воскресные обедни?
– Конечно.
– И искренне верите в рай и ад?
Роджер выглядел озадаченным:
– Я верю всему, чему учит святая церковь.
– И любите ближних своих, как нам завещал Иисус?
Вытянув шеи, пассажиры и малайцы внимательно прислушивались к нашей беседе.
– Ну да, – озадаченно подтвердил Роджер.
– Но вы же преступаете сейчас все христианские заповеди.
Малаец возразил:
– Нас вынудили. Нашу страну угнетают.
– Разве это делаем мы?
Малаец промолчал. Зато из-за стены вагона где-то невдалеке послышался рев мотора, потом истошно взвыла сирена.
– Это солдаты, – сказал я. – Они окружают поезд.
Теперь все смотрели на малайцев. Надо отдать им должное, услышав про солдат, они чуть ли не повеселели.
– Прекрасно, – сказал Роджер, и впервые за это время неровный шрам на его щеке дрогнул. – Этого мы и хотели.
Он добавил что-то еще, что звучало как тодъю, но этого слова я не понял.
– Иди сюда, – Роджер поманил меня к двери маленькой коричневой рукой, которую я, без сомнения, мог перебить одним ударом ладони, но в другой-то руке Роджера находился автомат – поэтому я послушно приблизился.
– Пауль, привяжи его.
Пауль незамедлительно тщательно выполнил приказ. Он привязал меня капроновым шнуром прямо к цепям, на которых висели цилиндры со взрывчаткой. Попробуй я подняться, от нас ничего бы не осталось. Хорошо еще, что я мог сидеть. Не самое лучшее быть привязанным к взрывному устройству, но я мог сидеть, а это уже утешало.
– Ослабьте узлы, – попросил я.
Пауль нехорошо взглянул на меня, но Роджер кивнул, и узлы были немного ослаблены.
– Пауль! Йооп! – приказал Роджер. – Вы останетесь в вагоне. Если кто-то захочет уйти или хотя бы сорвать газету с окна, стреляйте без предупреждения.
Торопясь, он повел своих людей в тамбур. И только сейчас я увидел напротив себя еще одного человека. Раньше его скрывала от меня высокая спинка кресла.
Этот человек был тощ и нескладен. Толстый плащ, точнее, пальто, он, свернув, держал на коленях, – больше при нем ничего не было – ни сумки, ни чемодана. На бивера он не был похож, был явно приезжим – невыразительный, серый, медлительный, казалось, ни на что не обращавший внимания.
Где-то за вагоном прогремели выстрелы. Стреляли, наверное, поверх вагона, ни одна пуля не ударила в стенку или стекло. Дальняя дверь раздвинулась. Кто-то из малайцев крикнул:
– Пауль, солдаты хотят штурмовать поезд! Возьми того, что с усами!
Пауль незамедлительно сдернул с сиденья усатого франта. Тот чуть не упал, но все же удержался на ногах. Вид у него теперь был униженный и больной – он расплачивался за пьянство. Опасливо прислушиваясь к длинной пулеметной очереди, франт впереди Пауля прошел к выходу и исчез за сомкнувшимися за ним дверями. Йооп из угла настороженно следил за нами, но никто не шелохнулся. В соседнем вагоне один за другим гулко ударили три выстрела.
«Это первый!.. – мрачно подумал я. – Они держат слово… – И подумал: – Кто будет следующим?..»
Кисти рук были связаны, но я свободно мог шевелить пальцами и шевелил – чем еще мне было заняться? На сиденье рядом со мной валялась дешевая авторучка – из тех, что заправляется баллончиками. Наверное, ее оставил кто-то из малайцев. Я дотянулся до нее и взял в руки.
Зачем она мне? Я и сам не знал.
Но чем-то надо было заняться. Ждать – занятие не из самых приятных, а нам, судя по всему, предстояло долгое ожидание. Нам…
Я не смотрел на своего соседа – опора малая, ненадежная; столь же ненадежной опорой казались и все остальные. Я машинально вертел в руках ручку: все, что я мог – это дотянуться ею до светлой кожи кресла.
«Ну да, – хмыкнул я. – Оставлю на коже свои инициалы. Джек Берримен ничего не пропустит, он поймет, что здесь происходило».
«Прогулка!..» – фыркнул я не без презрения, будто шеф был в чем-то виноват.
Думая так, успокаивая себя, обдумывая дальнейшие действия, я машинально вывел на светлой коже кресла довольно правильный круг, а подумав, снабдил его мелкими лучиками.
Солнце – золото… Тело пурпурное, зрелый муж, отчий огонь, свет горний…
В центре круга можно было поставить жирную точку, и я поставил ее.
Солнце… Золото… Утешил бы меня блеск золота, дотянись я до него сейчас?
Я усмехнулся. Дотянуться до золота я не мог. Возможно, его запасы велики у алхимиков, но надо знать, где они таят его. У меня золота не было.
Думаю, никакого золота не было и у малайцев. Конечно, они должны были на что-то покупать оружие, не возили же они его с собой.
Я усмехнулся. Совсем недавно Консультация выгодно сбыла запас устаревшего оружия… Кому?.. Этого я не знал… Не исключено, что оно было приобретено патриотами Южных Молукк… Почему бы и нет?
Ладно. Придется ждать.
Надо настраиваться на долгое ожидание.
Я хмурился, терпеливо прикидывая варианты. Их было немного. Причем количество уменьшилось еще и оттого, что у меня не было оружия, и оттого, что вряд ли кто-нибудь в вагоне мог меня поддержать.
Думая обо всем этом, я продолжал разрисовывать светлую кожу кресла. Она была упругой.
Кольцо… Я сделал его отчетливым… сверху снабдил маленьким полумесяцем – рогами вверх, снизу – прямой ручкой, отчего он стало похожим на ручное зеркальце, ручку превратил в крест, пририсовав короткую прямую перекладину.
Алхимический символ ртути…
Я ухмыльнулся. Ехать к алхимикам, ожидать неизвестного человека, надеяться на встречу, а попасть к малайцам! «Прогулка!..»
Бродить по пустынным улочкам самого что ни на есть бобрового городка, а попасть в лапы патриотов каких-то там Южных Молукк!
Я с отвращением бросил ручку.
Упав на кресло, она медленно покатилась, пока не завалилась в щели между спинкой и сиденьем.
Мормоны, флегматичные, внешне спокойные, но, конечно, трясущиеся не только за себя, но и за свои плетеные корзины; мамалыжник из Теннеси; этот недоношенный медлительный сукин кот напротив; послушные перепуганные биверы – угораздило меня попасть в столь странную компанию! Начнись драка, мне попросту не на кого будет опереться.
Подняв голову, я еще раз осмотрел согнанных в вагон пассажиров. Они боялись поднять глаза, боялись малайцев, на корточках устроившихся в углу вагона. Я перевел взгляд на своего соседа. Он мирно дремал. Казалось, ничто его не трогает: голова была откинута на спинку кресла, глаза закрыты. В этой позе, расслабленный, вдруг постаревший, он казался мне странно знакомым.
Знакомым?
Где я мог его видеть?
Я мучительно вспоминал, перебирая в памяти самые вздорные ситуации, но, как чаще всего и бывает, вспомнил его сразу, вдруг.
Шеббс!
Ну да, прощаясь, уже встав на ноги, шеф сунул руку в карман и извлек из него фотографию. «Ты помнишь этого человека?»
Конечно, я его помнил. С Джеком Беррименом мы тщательно изучили всю его биографию. Чтобы окончательно убедиться, что это он, следовало бы взглянуть на его ноги – от ступней до коленей они должны были выглядеть фиолетовыми от вздувшихся поврежденных кровеносных сосудов, – думаю, не самое привлекательное зрелище.
«Похоже, – понял я, – не выйдя на алхимиков, никого не встретив в Спирнгз-6, попав в руки малайцев, я по чистой случайности наткнулся на Шеббса».
4
Усердие, ничего не дается без усердия, Эл! С усердием начинай, с усердием продолжай дело. Желание отдохнуть – первый признак возможного поражения.Альберт Великий («Таинство Великого деяния») в устном пересказе доктора Хэссопа.
Герберт Шеббс. Именно так писалось его настоящее имя, хотя псевдонимов у него было более чем достаточно – Сэм Поффит, Олл Смит, Роджер Флаерти… Профессиональный взломщик и вор, он прошел хорошую школу в различных исправительных заведениях и, прежде всего, в мрачных стенах Ливенуорта. Что, впрочем, не сделало его честнее.
Привязанный к взрывному устройству, я старался занять себя, вспоминая все с ним связанное.
Бессмысленное занятие? Не думаю. Бессмысленной информации вообще не существует, любой информацией можно воспользоваться, а значит, нет и бессмысленных занятий. Если вам привычно и буднично говорят: «С добрым утром!» – и если вы умный человек, вы используете эту ничтожную информацию с пользой для себя. Если совершенно случайный человек вдруг намекает вам на то, что знает участок дунайского дна, где захоронен Атилла, или кусочек бескрайней степи, где бесчисленная конница монголов затоптала могилу Чингисхана, не надо отмахиваться от такого человека – есть шанс, пусть ничтожный, что он и правда что-то такое знает.
Шеббс…
Несколько лет назад, накануне Дня благодарения, Герберт Шеббс приобрел за наличные билет на самолет компании «Нортуэст эрлайнз». Рейс 305: Портленд (Орегон) – Сиэтл, обычный рейс из города роз и коричневых песчаников. Рейс этот действительно начинался как самый обычный. Правда, сам Шеббс поднялся в самолет последним и устроился в хвосте в пустом ряду под иллюминатором. На пустое кресло рядом он положил довольно тяжелый кожаный чемоданчик. Разумеется, он успел пересчитать пассажиров – сорок три человека, и он знал, что экипаж «Боинга-727» состоит из шести человек.
Сразу после взлета Шеббс подозвал стюардессу. Ее звали Флоранс – белокурая, длинноногая, и память у нее оказалась отменной. Позже она подробно описала аккуратный, но уже поношенный костюм Шеббса, его высокие шнурованные ботинки, какую-то внешнюю незамысловатость. Она так и подумала: недотепа и неудачник, а он вдруг поманил Флоранс к себе и, невыразительно улыбнувшись, сунул ей в руку тонкий длинный конверт.
Флоранс улыбнулась в ответ. Она давно привыкла к поклонникам и знала, как много желающих испытать это на большой высоте. Она улыбнулась Шеббсу несколько даже снисходительно, но он вдруг крепко взял ее руку. «Мисс, – сказал он негромко, но убедительно. – Прочтите мою записку и сейчас же отнесите ее пилотам».